Текст книги "Роман для нежных женских душ"

Всегда ценивший шутку Сергей довольно легкомысленно отнесся к этим предупреждениям, расценив их как неудачный розыгрыш. Но привыкшая к полной безнаказанности Кристина обожала наказывать непослушных: она не только не появилась перед шумной студенческой компанией, которую вскоре привел домой Сергей, но и нажаловалась обожавшему ее «папунчику», что муж ее ни в грош не ставит. Местный министр по начальственной привычке собрался устроить разнос «этому молокососу», и был немало удивлен, когда молокосос спокойно сказал, что никому не позволял и не позволит разговаривать с собой в таком тоне и не торопясь вышел из просторного кабинета министра, аккуратно притворив за собой дверь.

Конфликты шли по нарастающей, зефирные прелести выдавались только «за хорошее поведение» и в зависимости от настроения их обладательницы, общих интересов не возникало, и вскоре даже Кристина поняла, что, кроме одинаковых колец и печатей в паспорте, их ничто не связывает. Со временем и скоропалительный брак и развод как-то стерлись из памяти Сергея, хотя осталась стойкая неприязнь к натуральным блондинкам с постоянно влажной кожей, к словам «папунчик» и «денюжка», а также к универсальному восклицанию «вау». Не говоря уже о решимости не попадаться впредь на ту же удочку и никогда больше не жениться. На неизбежный вопрос о женитьбе (и почему люди так озабочены чужим семейным положением?), Сергей неизменно отшучивался, ссылаясь либо на нехватку времени, либо на роковую страсть к красавице БВ (буровой вышке).

Казалось, что с Лизой все было по-другому, и главное отличие заключалось в той легкости, с которой они общались. Лиза развлекала его новостями столичной жизни, превращала в забавные истории случаи из своей галерейной практики, но все как-то ерничая, как-то вскользь. Были ли у нее друзья, Сергей не знал. Если и были, то знакомить его с ними Лиза не спешила. Подхватив Сергея под руку, она словно скользила с ним по льду катка, где царит атмосфера отдыха, и слов не разобрать из-за музыки, смеха, скрежета рассекаемого льда. Сложностей ему хватает и на работе… Может, в отношениях с женщинами так и лучше – по поверхности, на грани фола, в жанре анекдота.

Впрочем, светскую москвичку вряд ли можно было бы назвать несерьезной. У нее была черта, которую особенно ценил Сергей – Лиза всегда держала данное слово и свято соблюдала договоренности , прямо как идеальный партнер по бизнесу. Да и не так много их и было, этих договоренностей. Так что вперед они не заглядывали и планов особых не строили. Так, по крайней мере, ему казалось. Созвонились, встретились, пообщались (нередко весьма тесно), а бывает, и слетают куда-нибудь на три-четыре дня, но потом опять разбегутся до его следующего приезда в столицу

Правда, кой-какие планы имелись. На днях Лизе удалось вынудить его пообещать отправиться с ней в Турцию. Впервые со своими друзьями хотела познакомить. У ее подруги дом на берегу Босфора, красота просто византийская, а по случаю годовщины свадьбы подруга устраивает трехдневный праздник: пикники, маскарады, морские прогулки и вечерние посиделки. Приглашенным предлагалось внести некий вступительный взнос и прибыть точно в назначенное время, облаченными в костюмы середины XVIII века. Желания особого ехать у Сергея не было, да и маскарады он не особо жаловал, но пообещал ведь! Работы, правда, непочатый край, но обстановку сменить не мешало бы.

* * *

Мучительная для любого водителя пробка постепенно сменилась движением. Сергей отложил папку и вызвал по телефону секретаря. – Вера Сергеевна, я буду на месте через четверть часа. Пригласите ко мне юриста. Да-да, Романа Борисовича. Спасибо». – Он с хрустом потянулся и расправил плечи. Вот и задержка на пользу пошла. Обдуманная в пробке формулировка ему показалась удачной. Посмотрим, что скажет наш многоопытный Роман Борисович…

* * *

Двери бесшумного лифта открылись, выпустив в коридор сотрудников Международного центра коммуникаций, направляющихся на обед. Люди спешили, стараясь избежать очередей или занять те немногочисленные столики, которые выставляли в теплое время года на открытой террасе ведомственного кафетерия. Спроектированное известным архитектором 12‑этажное прозрачное здание центра отличалось не только внешней элегантностью, но и высоким уровнем комфорта для работающих там людей: звуконепроницаемые перегородки, прохладный увлажненный воздух, огромные, во всю стену окна, из которых никогда не дуло. Но комфорт комфортом, а что может сравниться с запахом молодой травы, с чириканьем подлетающих к столикам попрошаек-воробьев, с шумом падающей воды из старого фонтанчика в соседнем сквере. Поэтому и Ольга, и ее приятельницы – переводчица Режин и выпускающий редактор Мануэла всегда обедали рано, чтобы подышать воздухом и избежать толкучки, которая приобретала массовый характер при наплыве делегатов многочисленных конференций, регулярно проводимых в помещении Центра.

– Ну что, сегодня мы, кажется, оправдали надежды? – хорошенькая, никогда не унывающая Режин легонько толкнула локтем шедшую рядом Ольгу. – Конечно, шеф не удостоился похвалить нас, ведь в таком случае его восточное сиятельство лицо потеряет! Но – ни слова упрека, ни напоминания о сроках! Сдвинув брови, она состроила гримасу и назидательно проговорила, имитируя безупречный французский выговор шефа лингвистической службы, алжирца по происхождению: – Позволю себе напомнить вам о необходимости неукоснительно соблюдать те сроки, которые…

– Ой, да хватит тебе придираться! – воскликнула Мануэла, напрасно пытаясь вернуть на место поясок, постоянно ползущий вверх на ее весьма приблизительной талии. Образцовая мать семейства, она не могла избавиться от известной назидательности в отношении своих младших приятельниц, невольно перенося на них манеру общения со своими детьми-подростками. – У нас сейчас обеденный перерыв, давайте расслабимся, поговорим о приятно-гастрономическом. Вот я, например, проголодалась, – она вытянула шею и снова потянула поясок вниз, вдохнув носом воздух – Чем это так вкусно пахнет?..

Длинный стеклянный переход из основного здания в кафетерий наконец закончился и подруги вошли в просторный зал, где у прилавков раздачи пищи уже скопились небольшие очереди. С подносами в руках, быстро оплатив свои незамысловатые салатики и оставив Мануэлу дожидаться заказанного хорошо прожаренного стейка, девушки вышли на свежий воздух. Им повезло – на террасе белели незанятые столики. Они расположились на самом краю террасы, поставили сумки на дощатый пол, бросив Ольгин шарф и вязаный жакет мерзлячки Режин на свободные стулья.

– Обожаю тепло! – Режин раскинула руки, сладостно потянулась и обняла спинку пластмассового стульчика. – Как подумаешь, сколько приятных вещей ожидает тебя летом – море, водные лыжи, послеобеденная сиеста. А вечерами… —Она ловко подхватила балансирующий на краю вилки листик салата, тщательно прожевала его и, нацелившись на сочную блестящую маслину, продолжила: —Что может сравниться с летними вечеринками в южном саду? Цветы благоухают, сквозь густую зелень пробивается мягкий свет садовых фонариков, смех, гомон голосов и около тебя Он, с бокалом шампанского в руке, отводит ветку от твоего лица и говорит, говорит… что ты так прекрасна, что именно тебя он искал всю жизнь, что за твою любовь он готов отдать все на свете…

Режин вздохнула, повертела перед собой пойманную маслину и скучным голосом добавила: – А встретившись после отпуска видишь, что он плешив, женат, гасит запах изо рта ментоловыми пастилками и максимум, что он может отдать за тебя – три евро за чашечку кофе или кружку пива в ближайшем кафе. Увы, такова жизнь. – Поправив перевернувшееся в другую сторону колечко с радужным опалом, она отодвинула от себя пустую тарелку, подняла упавшую на пол бумажную салфетку. – Кстати о кофе. Чья сегодня очередь идти за ним?

Желая развеселить поскучневшую подругу, Ольга надула щеки и застучала кулачками по груди, изображая персонаж популярного мультфильма.

– Да иди уж – вяло улыбнулась француженка.

Поставив на поднос тарелки, Ольга направилась вглубь кафетерия. Режин машинально поправила ровно подстриженную челку и увидев Мануэлу, высматривающую девушек в толпе обедающих, призывно помахала ей рукой. Искусно лавируя между столиками, Мануэла приблизилась к подругам. – А что, Ольга уже пообедала? Опять ничего не ела, только салатик поклевала? – забеспокоилась она.

– Ой, перестань! Сколько хочет, столько ест. Я вообще не понимаю, почему такая забота об Ольге? Ну да, моложе тебя, хорошо, и меня тоже, и что из этого? Почему ты ее стараешься опекать? Она твердо стоит на ногах, и друг у нее есть, такой англичанин симпатичный, они уже второй год вместе. – Мануэла понимающе промолчала.

Не надо быть провидцем, чтобы догадаться о причине раздражения Режин, которая искренне считала Ольгу своей хорошей подругой. Вряд ли можно сказать, что мужчины обходили изящную живую француженку своим вниманием, однако как-то так получалось так, что инициатива знакомства обычно исходила от нее, а тонкие (иногда, впрочем, довольно откровенные) намеки на его завершение принадлежали ее приятелям. Правда, случались и исключения. Прошлой весной щеголеватый Анри, оператор из телестудии, настойчиво предлагал Режин попробовать «жить как семейная пара»: вместо двух холостяцких вигвамов снять приличную большую квартиру. «Нашел дурочку!"– так прокомментировала Режин это предложение. «У него деньги «бывают временами», а у меня постоянный контракт. Нет, вы все поняли?» Словом, в остатке опять получился ноль.

– И не начинай, пожалуйста, свои жалостливые речи о ее сиротстве. – Обеим женщинам была известна история Ольги, но, зная ее замкнутую натуру, делали вид, что они в неведении). Чужая душа – потемки. Зачем грузить себя чужими переживаниями, сочувствием, когда все уже в прошлом? Своих проблем хватает. Ведь есть о чем поговорить, тем для обсуждения предостаточно. Конечно, если Ольга сама заговорит об этом, то почему бы и не поговорить, поинтересоваться, как да что, но все же спокойнее делать вид, что никто ничего не знает.

– Не знаю – задумчиво проговорила Мануэла – мне только кажется, что ее что-то тревожит, и хотелось бы ей помочь.

– Ну ты прямо мать Тереза – ее собеседница выразительно покрутила рукой в воздухе. – Вообще, мне непонятно, у кого здесь русские корни: у тебя или у Ольги? Откуда это стремление помощь свою навязывать? Тебя об этом не просили».

– Корни у меня португальские, и ты это прекрасно знаешь. – прожившая всю свою сознательную жизнь во Франции Мануэла искренне считала себя француженкой, что совершенно не мешало ей говорить «у нас в Португалии» и болеть на всех чемпионатах за сборную Португалии. – Но Ольге все-таки…

– Тсс – Режин склонилась над тарелкой – она приближается…

– А мы как раз говорили об отпуске, – поблагодарив Ольгу кивком головы Режин выразительно взглянула на Мануэлу – я тут переписываюсь с одним. Приглашает приехать. Он мне на днях такие фото прислал… Город Ушуайя. Да-да, тот самый край света на юге Аргентины. Представляете, можно взять напрокат яхту и доплыть почти до Антарктиды».

– Так уж и до Антарктиды, – усомнилась рассудительная Мануэла – и потом, там всегда холодно, купаться нельзя, а долететь до этого края света сколько времени, да и денег надо. Взглянув на часы, она вскочила на ноги. – Простите девочки, в другой раз отпуск обсудим. Мне надо срочно домой позвонить – муж младшую из школы забрать должен, надо проверить, все ли у них в порядке.

Режин снисходительно посмотрела ей вслед. Вот они, вечные будни семейной женщины. Ну никакой свободы, одни обязательства – то у детей проблемы в школе, то свекровь капризничает, то гости, то болеет кто-то. Нет, если трезво рассудить, все-таки холостяцкая жизнь не так уж и плоха. Одиночество имеет массу преимуществ и при наличии здоровья и денег, им можно просто наслаждаться. «Кроме свободных вечеров, выходных и праздников» – внятно подправил ее внутренний голос. Она потерла виски, стараясь избавиться от непрошенного собеседника, и обратилась к Ольге – А ты что решила с отпуском? С Джеймсом куда отправитесь?

– Тут вот какое дело – Ольга отодвинула успевший остыть кофе и посмотрела подруге в глаза. Придется все-таки сказать. Вообще говоря, она не привыкла одалживаться. Твердо стоящий на ногах человек – а именно к этой категории как в глазах окружающих, так и по собственному мнению, относилась Ольга – не должен просить для себя поблажек. Так ее воспитывали и дома, и в школе.

Помнится, во время летней подработки (в кантональном бюро туризма охотно брали на работу студенток, говорящих на 3–4 языках) ее, по-швейцарски чтящую закон, поражали частые просьбы туристов из России: «сделайте для меня исключение», «сделайте мне одолжение». Где логика? Если делать исключение для одного, то такое же право на уступку имеет каждый. Для чего тогда существуют правила, если возможны исключения? А теперь ей самой приходится просить об одолжении… Ольга поводила пальцем по краю чашки.

– Я знаю, что в сентябре ты должна идти в отпуск, но… не могли бы мы с тобой в этот раз поменяться?

– Поменяться? С тобой? С сентября на март? Почему? И куда я в этот полу-зимний месяц поеду? В чем причина такой странной просьбы? Такого посягательства на самое святое (отпуск в бархатный сезон!) Режин от подруги не ожидала. – Джеймса в сентябре не отпускают?

– Джеймс здесь совершенно не причем – Ольга снова пристально посмотрела на Режин. «Дался ей Джеймс! Что за странная манера постоянно на него ссылаться?» – Просто я должна съездить в Россию, вернее в Сибирь. И мне надо быть там в сентябре. Боюсь, что за несколько дней отгула я не обернусь, поэтому хотела бы взять отпуск.

–В Сибирь? – тщательно татуированные брови Режин поползли вверх. – Ты с ума сошла! Как можно туда ехать? Я сама обожаю экзотику, но это уже слишком… Конечно, ты говоришь по-русски, это помогает. Но, Сибирь! Холодное огромное пространство, на дорогах постоянные аварии. Не спорю, может люди там и хорошие, но зубы у всех железные, лица неприветливые, просто так не улыбнутся, водку пьют из стаканов и даже с утра. – Живо представив себе такую ужасающую картину, впечатлительная Режин даже вздрогнула.

– Почему из стаканов? Прямо из самоваров дуют, гранеными стаканами закусывают, а недоеденные на пол швыряют! А по улицам бродят медведи в шапках со звездами, давят скованных цепью прохожих танками и, насытившись, играют на балалайках! – поддразнила подругу Ольга. – Ты поменьше злобных мультиков смотри, и почаще серое вещество заставляй работать. Господи, когда уже неглупые, образованные люди перестанут повторять эти замшелые голливудские пошлости, – с досадой проговорила она. – Зубы у них, видите ли, плохие… Видимо, остальной мир только откалиброванными красавцами и заселен! Аварии… А что, в других странах они не происходят? Аварии вообще бич современной цивилизации, бич общий, неизбирательный – посмотри хотя бы статистику по Франции.

– Не понимаю твой назидательный тон. – Режин почувствовала себя задетой. – И могу я спросить, в чем причина такой неожиданной просьбы?

– Конечно, я тебе сейчас все объясню. – Ольга старалась говорить спокойно, хотя затянувшаяся пауза не смогла скрыть внезапную нехватку дыхания, словно у выброшенной на берег рыбы.

Режин, откинувшись на спинку стула, с выжиданием смотрела на подругу. Ольга провела рукой по лбу, поманила корочкой прыгающего по соседнему столику воробья. Ну что ж, Режин права, сказав «А», надо говорить и «Б». Стало быть пришла пора объясниться и рассказать не только о планах поездки в Россию, но и о своем происхождении…

* * *

…Вряд ли Ольга когда-нибудь сможет забыть тот пасмурный февральский день, когда, разбирая бумаги покойной матери, она нашла письмо Пилар в российское консульство, отправить которое помешала непредвиденная срочная госпитализация. Пилар Руис Прадо просила помочь разыскать родственников геологов Капустиных, погибших во время землетрясения в Завире.

Значит, у нее могут быть родственники в России? Не выпуская из рук письмо, Ольга вышла в прихожую, включила верхний свет и замерла у огромного зеркала, почти прижавшись к нему лицом. Чье отражение видела она, кто эта молодая курносая женщина, которая растеряно смотрела на нее из зеркала? Приемная дочь испанской матери, гражданка Швейцарии Ольга Руис Прадо, или русская Ольга Александровна Капустина? Она перевела взгляд на фотографию, провела рукой по лицу Пилар. «Почему ты молчала, мама? Моя единственная, дорогая, лучшая на свете мама… Разве я вправе судить тебя? Но почему ты сама не сказала мне, что у меня могут быть родные в России?» – мысленно спрашивала Ольга, хотя прекрасно догадывалась о причине молчания Пилар.

Официально удочерив Ольгу, испанка со временем рассказала ей о том, что ее русские родители погибли, что девочка чудом спаслась под развалинами дома, и ее – маленькую, дрожащую, в разорванной рубашечке – спасатели принесли в больницу. Там ее и увидела Пилар, которая вместе с другими добровольцами помогала врачам. Но она никогда не говорила, что на рубашечке была пришита метка «Оля Капустина», что она знает настоящую фамилию своей приемной дочери. Страх потерять дочь совершенно парализовал Пилар, она боялась, что у нее могут отобрать ребенка или – мысль об этом была совершенно непереносимой – что девочка сама захочет перебраться к родственникам.

* * *

Ольга не сразу приняла решение продолжить поиски. Потрясение от узнанного казалось слишком сильным, ее душевное равновесие было нарушено, она уже не могла справиться с мучительными раздумьями, а делиться ими ей не хотелось. И почему-то совершенно не хотелось искать совета у Джеймса. Он, конечно, не чужой, знакомые его вообще женихом считают, но она-то его лучше знает, что он не терпит выяснения родственных отношений. Для него отношения с родственниками, а также любые «ностальгические настроения» обсуждению не подлежат. «Это же частная жизнь, она неприкосновенна, у каждого свои переживания…». Ламентаций Джеймс не выносил, жестко, но логично рассуждая, что «жилеток на всех не хватит». Словом, свои проблемы нужно решать самостоятельно.

А может он и прав.... Но разве можно преодолеть желание узнать свое происхождение? Разыскать своих? И Ольга решилась. Волнения, тревожные мысли и переживания как-то растворились в бдениях за компьютером, в бесконечной бумажной волоките, переписке, визитах в консульство и в прочих бюрократических похождениях. Ольга поставила перед собой цель – добиться необходимой информации, – и она ее получила. После многих месяцев ожидания из России был получен официальный ответ: да, у нее есть двоюродный (по отцу) дядя, его фамилия Капустин и он проживает в городе Домске по указанному адресу. Сколько раз Ольга перечитывала драгоценную страничку с ответом, гладила пальцем печать и даже заковыристую подпись под текстом. Распечатанную карту города прикрепила к стене над компьютероми садясь к экрану, улыбалась ей. И все же твердое решение ехать в Россию на встречу с родственниками пришло далеко не сразу…

* * *

– Ты знаешь, что я приемная дочь Пилар, и что я русская по происхождению? – Режин попыталась изобразить удивление, но, Ольга остановила ее. – Не надо притворяться, что вам об этом неизвестно. Поверь, что я очень ценю твою и Мануэлы деликатность, и я благодарна вам за то, что вы никогда не говорили со мной о моем происхождении. Но сейчас будем откровенны. Пилар, моя мать, не скрывала это от меня, но ей причиняло боль напоминание о том, что меня родила не она. Родители мои погибли, и мне не хотелось бы сейчас говорить об этом. – Ольга резко дернула запутавшуюся нитку бахромы. – Речь о другом. Мне удалось узнать, что в России живут мои родственники. Кажется, у меня в Сибири есть дядя.

– О! Супер! Вот это новость! – не удержавшись, воскликнула Режин. – И ты молчала! – Она энергично потрясла поднятыми кулачками. – Рассказывай скорее! Ты собираешься с ним встретиться? – Возбужденная речь Режин привлекла внимание. С соседних столиков с любопытством посмотрели на девушек. – Правда, не родной, двоюродный. Но ты понимаешь… – К горлу внезапно подступил комок и, чтобы скрыть судорожный всхлип, Ольга залпом проглотила остывший кофе. Поставить чашечку на блюдце удалось не сразу, рука предательски дрожала. Она глубоко вздохнула, и стараясь успокоиться, просчитала про себя до десяти.

Режин быстро налила в стакан воды, пододвинула его к Ольге. Приблизив к подруге лицо, она замерла, ожидая продолжения. – Я должна его разыскать. У него, наверное, есть жена, дети – они ведь мне родня? – сбивчиво продолжала Ольга – Всю жизнь я думала, что, кроме матери, у меня никого нет. А оказывается, что есть родные. Родственники… До марта так далеко, я просто не могу ждать до весны. Ольга подняла на подругу предательски заблестевшие глаза. – Извини, у меня что-то нервы сдают, – она отпила воды, промокнула салфеткой глаза. Любопытство за соседним столиком становилось все более очевидным. Банальный обеденный перерыв в кафетерии – и тут такие волнующие сцены! Просто сериал! Хоть на мобильник снимай!

– Ольга, дорогая, я так рада за тебя! – Режин крепко сжала лежавшую на столе руку Ольги. У нее невольно защекотало в носу, но она смогла сдержаться, хотя ее переполняло сочувствие к Ольге. «Нелегко ей, хотя виду не подает!» Несмотря на свое холостяцкое житье, Режин всегда ощущала себя частью огромной семьи, даже клана: замужние сестры, племянники и племянницы, бесчисленные тетушки и немногие дядюшки всегда собирались на праздники и семейные торжества и не пропускали ни одной возможности повидаться, потрепать по щечке подросших со времени последней встречи детей, порадоваться добрым новостям и попереживать из-за утрат. Регулярные телефонные разговоры, поздравительные открытки у старших и эсэмески у молодых, поездки на два-три дня к родственникам вошли в привычку и никого не удивляли. Карта Франции была для Режин маршрутами семейных встреч: свадьба в Страсбурге, Рождество в Париже, крестины или (упаси Бог!) похороны в Тулузе или где-нибудь под Лионом. Она никогда особо не задумывалась об этом – семья, она у всех семья. А тут вот как…

Взглянув на настенные часы, Ольга встала из-за стола. Обед закончился, пора было возвращаться в бюро. Поставив подносы на конвейерную ленту, девушки заспешили к выходу. Дойдя до лифта, Режин повернула вправо. – Ты куда? – удивленно окликнула ее Ольга. – Шеф может зайти в любую минуту. Ты же знаешь, как он не любит, когда задерживаются после обеда». – Мне плевать! – пропела француженка. – Должна же я оповестить отдел кадров, что меняю время отпуска! Ольга молча обняла подругу, поцеловала в щеку. – Ну-ну, что за нежности? Смотри, нас не за тех примут, – она улыбнулась, погладила Ольгу по щеке и легонько подтолкнула к лифту. – Да, и не забудь, медвежонка пока не надо, а вот меховую шапку из России привези обязательно! Можно даже со звездой!

* * *

…Казавшаяся поначалу естественной легкость отношений между Лизой и Сергеем (как волшебный полет балерины) требовала постоянных усилий для поддержания этой самой легкости (как изматывающие упражнения у балетного станка). За кажущейся беззаботностью Лизы скрывалась тяга к железной дисциплине, благодаря которой она контролировала свои сердечные дела. Действовала жесткая система запретов и табуированных тем. Предполагалось, что настрой таких отношений будет постоянно веселым, разговоры не будут касаться драматических или скучных тем, к которым прежде всего относилась политика и работа Сергея, а единственное взаимное обязательство заключалось в том, чтобы доставлять друг другу удовольствие. Верность партнеру подразумевалась (иначе возможны осложнения, да и отношения придется выяснять).

Легкость и приятная необременительность их отношений поначалу вполне устраивала занятого, напряженного, живущего своей работой Сергея, но во временем у него появилось и начало крепнуть ощущение, – поначалу неясное, просто какое-то чувство внутренней разлаженности, – что ему отведена четко прописанная роль в забавном водевильчике, написанном с целью развлечь пресыщенную и скучающую публику. Неясное ощущение прояснилось на вчерашней вечеринке, куда Лиза уговорила его зайти после ресторана. – Милый, мы совсем ненадолго, – растягивая гласные, она ласкалась к нему кошечкой, – неудобно не заскочить, Нора обидится. —Сытость сделала Сергея сговорчивым и великодушным, и ему совсем не хотелось обижать незнакомую Нору.

Обнявшись, добрались до превращенного в псевдоготического монстра старого доходного дома, поднялись на бесшумном сверкающем лифте на последний этаж и очутились в декорированной под пещеру полутемной мансарде. Вокруг огромного каменного стола толпился народ, на полу в опасной близости от набросанных медвежьих и волчьих шкур кувшинками плыли белые плоские свечи. Собравшиеся явно находились в состоянии эйфории, в помещении стоял гул от возбужденных разговоров, когда каждый, не слушая другого, старался высказаться сам.

На пришедших обернулись многие, но заинтересованными взглядами дело не ограничилось. Высокая голенастая особа, издалека казавшаяся молодой, но вблизи – не очень, вплотную подойдя к Сергею и оглядев его, неожиданно скинула туфлю и отлакированным пальчиком ноги призывно постучала по ближайшей шкуре. Столь откровенное предложение неожиданно отрезвило Сергея. «Батюшки-светы, да ведь его привезли на показ, на презентацию, его присутствие должно было оживить пресытившуюся тусовку. Для полноты картины не хватало только кольца в носу, а то просто явление ручного косолапого на ярмарке! Так, где там наш поводырь?»

Он поискал глазами Лизу. Мило улыбаясь и покачивая головой, словно соглашаясь с говорливым собеседником, она с любопытством наблюдала за происходящим. Эффект явно удался – они с Сергеем оказались в центре внимания, действо обещало быть забавным… Но, увы! Оно закончилось, даже не успев толком развернуться. И почему он всегда так быстр в решениях? Хмельная покладистость ее спутника улетучилась, и, осмотревшись, он направился к выходу с той решительностью, которую ей никогда не удавалось пересилить и которой она, честно говоря, немного опасалась. Хорошо еще, что он не слышал, как вытянувшись для имитации приветственного поцелуя стриженная под «ноль» Нора прошептала Лизе: «Умничка, что пупса своего брутального привела. А то все как-то приелись».

Чтобы не потерять лицо, догоняя Сергея, пришлось достать якобы зазвонивший мобильник и изобразить куда-то опаздывающих. Памятуя о своем обещании не обижать Лизину подругу, Сергей поднял в приветственном жесте руку, как бы прощаясь и одновременно выражая признательность собравшейся компании. И что самое нелепое – его воспринимали лишь как спутника Лизы, своего рода реквизитное приложение к обворожительной, суперсовременной деловой леди. Будем однако справедливы, Лиза была слишком хорошо образованна, чтобы довольствоваться этим дешевым англицизмом, предпочитая более статусную и точную формулировку «у меня своя художественная галерея».

Для объективности отметим, что хороший вкус, который, скрепя сердце, признавали даже ее недоброжелатели, отличал хозяйку галереи не только в плане профессиональном, но и в плане личном. Самые стильные вещи (только дорогое и модное для себя, любимой) самые изысканные драгоценности сами по себе для Лизы мало что значили. Они ценились (разумеется, никто не собирался игнорировать их рыночную цену!) именно как аксессуары ее личности, вернее того образа, в котором Лиза желала себя видеть.

«Прекрасный принцип!» – воскликнул бы любой стилист, и с ним нельзя не согласиться – если только не применять его по отношению к людям. Сибирский «брутальный пупс» как спутник и партнер по сексу вполне устраивал Лизу, но отведенная ему роль вряд ли устраивала самого Сергея. В московской жизни, в их ресторанно-тусовочном совместном времяпровождении его амплуа оставалось таким же «спутниковым» – спутник, спутник-шалопутник, ты летаешь до небес… В постели, правда, все было так, как и положено между мужчиной и женщиной. Но днем атмосфера менялась.

К примеру, намечающаяся поездка в Турцию. С самого начала он был против этой затеи. Ну где он, и где это псевдо-мушкетерское действо, которое устраивала дальняя приятельница Лизы, ставшая в одночасье богатой иностранкой? Откровенно говоря, все эти исторические реконструкции, переодевание в костюмы прошлого, имитация придворных или разбойных деяний напоминали ему школьную самодеятельность, в которой так любили участвовать девочки и куда было не затащить нормальных мальчишек.

Ладно, с прекрасным полом все понятно – их хлебом не корми, дай только возможность представить себя актрисами. Но взрослые, прямо скажем пожилые мужики в макияже нарочито ломают речь, позы принимают, собой любуясь! Ну хорошо, шляпу с пером можно надеть и мундир гвардейца по фигуре подогнать, но взгляд, осанка, жесты не изменились, для создания образа какое-никакое актерское мастерство требуется. Вот если бы с юмором воспринимали происходящее, тогда понятно. А то ведь от самодовольства чуть не лопаются.

– Серж, перестань быть Сергеем Николаевичем, – с улыбкой парировала его доводы Лиза, когда он пытался объяснить ей свое нежелание ехать. – Это же просто театральная фантасмагория! Игровой момент раскрепощает, перевоплощение будит творческое начало. Расслабься, дай унести себя в мир фантазий – она развела руки, словно отвечая на овацию зрительного зала. – И тебе так идет мушкетерская рубашка! От этих рукавов, собранных на плече и в запястье я просто улетаю.  А мое платье лилового атласа, каким мощным аккордом прозвучит оно рядом с этими пенными кружевами!

Она присела в шуточном реверансе, приподняв подол воображаемого платья. Впрочем, платье уже материализовалось, так как еще вчера было доставлено из столичного ателье, где «состоявшиеся» люди заказывали одежду для костюмированных мероприятий. Рядом с платьем на стол была небрежно брошена белоснежная мушкетерская рубашка, которая и в самом деле была очень красива. – Милый, поверь мне," – Лиза сняла воображаемую ворсинку с плеча Сергея и на мгновение плотно прижалась к нему грудью…

Галерея была закрыта для смены экспозиции и их голоса гулко звучали в опустевшем, слабо освещенном зале. – Каждый продвинутый человек носит маску для общения с другими людьми. Он может вести двойную, тройную, если хочешь, даже четвертную жизнь. Он легко меняет маски – в зависимости от обстоятельств, даже от одежды, и может вести себя по-разному. Брутальность сменяется слабостью, простодушие–коварством. Вчера – невинный ангел, сегодня – изощренный хитрован… Забавно, правда? Почему бы и нам не попробовать?»