Текст книги "Горькая полынь моей памяти"

Глава 12
Дамир. Наши дни. Южное побережье

Дамир приехал к сестре один. Он был настолько сбит с толку, что не придал значения растерянному виду Лали, смотрящей на него в недоумении. Не обратил внимания на странную просьбу своей женщины оставить её, ехать к Кариме одному, она приедет чуть позже, ей нужно собраться.

В любое другое время он бы не оставил её в одиночестве, доверив какому-то таксисту – как минимум, исполнил бы каприз своей женщины, вызвав водителя компании. Сейчас он машинально собрался, позволив Лали выбрать рубашку, вставить запонки, оставил дежурный поцелуй и покорно отправился к Кариме…

Карима открыла входную дверь ещё до того, как Дамир позвонил в звонок. У него был брелок от автоматических ворот, звонить в домофон на входе не пришлось.

– Что с тобой? Лали? – вместо приветствия вскрикнула сестра, в ужасе прижимая руки к мгновенно побледневшим щекам, даже сквозь косметику проступил нездоровый, зеленоватый оттенок кожи. Карима всегда была белокожая, правда, после рождения второго ребёнка румянец стал появляться на её щеках, как и небольшой жирок по бокам, но сейчас, в мгновение, сестра побледнела до зелёного, вглядываясь в лицо брата. – Равиль! – пропищала она, хватаясь за стену, смотря растерянно по сторонам.

– О, вот и гости доро… гие… И? – друг остановился рядом с женой и впился пытливым взглядом в Дамира, давая ему прийти в себя, одновременно сжимая ладонью плечо Каримы и останавливая её от причитаний и судорожных хватаний ртом воздуха и руками брата, чтобы добиться, что случилось, отчего на нём нет лица.

– Чего замерли? – наконец проговорил Дамир. – У меня, что, потёки крови на рубашке или ухо оторвано? В чём дело? И тебе привет, Карима, – он заставил себя улыбнуться, даже подмигнуть и щёлкнуть по носу младшую сестру.

– Ты? Ты… – лепетала Карима.

– Устроила панику, – улыбнулся Равиль. – Мужчина волнуется, не каждый день, знаешь, мы делаем предложения любимым женщинам, – он тепло прижал к себе жену, поцеловал в макушку. – Иди, маленькая, проверь мальчиков. Посиди с ними, убедись, что они крепко уснули.

– Но?

– Иди, – якобы строго шепнул Равиль. – У меня планы, не позволь нашим сыновьям их нарушить, – он ещё раз поцеловал Кариму и подтолкнул в сторону лестницы на второй этаж. – Извини, – бросил он Дамиру, за то, что тот стал невольным свидетелем интимной сцены. Двое детей – достаточное доказательство близости между супругами, тем не менее, внешняя сдержанность редко изменяла Равилю. Свои отношения с женой он не демонстрировал миру, тем более мужчинам, будь это брат, отец, кто угодно.

– Выпьем? – предложил Равиль, заходя в столовую, где всё уже было готово к празднованию. Из кухни доносился аромат горячего, Дамир невольно вспомнил родительский дом. Карима готовила по рецептам мамы и эби, редко привнося что-то своё. – Что случилось?

– Ничего, – Дамир равнодушно пожал плечами. – Не пойму, откуда такая паника?

– Ну, на тебе нет лица, и ты без Лали. А у нас стоит огромный букет роз для твоей невесты. Наводит на мысли, знаешь ли.

– О, пф-ф-ф-ф, – рассмеялся через силу Дамир. – Лали осталась дома, хочет поразить меня в самое сердце. Заказала платье из Милана, привезла чемодан вещей на четыре дня, сегодня переделывала маникюр, потому что тон не подошёл платью, так что я предпочёл смыться, пока не явился парикмахер, – на этих словах Дамир мысленно покрыл себя отборным матом и таким же концентрированным дерьмом. Оставить Лали один на один с каким-то парикмахером… В чужом городе… Но он заставил себя улыбнуться и беззаботно взмахнуть рукой.

– Понимаю, женщины иногда невыносимы, – Равиль облегчённо вздохнул. Было видно, что не поверил ни единому слову друга, но основное оставалось неизменно, и это успокаивало: сегодня Дамир Файзулин сделает предложение Алии Долматовой, сделав её частью семьи. Клана.

Разлив по бокалам виски, друзья молчаливо выпили, думая каждый о своём. В столовую вошла Карима, всё ещё в домашней одежде. При полном макияже, с высокой причёской, но пока в халатике. Девятимесячный Ирек был на грудном вскармливании, в халате молодой мамочке было удобней.

– Так что случилась? – опустилась она на стул рядом с мужем.

– Твой брат собрался делать предложение самой прекрасной женщине в его жизни, как ты думаешь, что случилось? – с улыбкой ответил Равиль за Дамира.

– И что? – Карима нахмурила идеальные брови.

– Он волнуется, маленькая, просто, волнуется.

– О, – Карима перевела взгляд на брата.

– А ты как думала, – ответил ей Дамир. – Ты думаешь, твой муж не волновался перед тем, как сделать тебе предложение?

– Волновался? – она лукаво улыбнулась, совсем как мама.

– Его чуть паралич не хватил!

– Не пали меня! – одновременно воскликнули друзья, уводя внимание дорогой им женщины. Никогда в жизни, ни один из них не скажет, где, с кем и как провёл время Равиль последнюю ночь перед свадьбой. Прямо сейчас у Равиля Юнусова были жена и двое сыновей, не существовало силы в этом мире, способной заставить его усомниться в безусловной константе своей жизни.

Раздался звонок домофона. Лали. Дамир посмотрел на часы, из его жизни пропала пара часов – где он был, что делал, пока добрался до гостеприимного дома сестры и друга?.. Карима убежала надевать заранее приготовленное платье, Равиль поспешил открыть дверь, Дамир неспешно допивал свой виски.

Равиль женился на Кариме почти сразу после её совершеннолетия, была пышная свадьба, длившаяся не один день, с соблюдением традиций и обрядов, как серьёзных, так и шуточных. Щёки юной невесты полыхали каждый раз, когда новоиспечённый муж прикасался своими губами к её губам. Карима – юная, стройная, в традиционном свадебном наряде – светилась счастьем, предвкушением неизведанного, желанием удачи, счастья, любви.

И именно так всё должно было произойти в её жизни, для этого постарались все. Отец, устроивший безбедную жизнь для дочери. Старший брат, к тому времени принявший на себя часть обязанностей отца. Мать, научившая основам счастливой, стабильной семьи. И главное – сам муж, Равиль Юнусов, сделавший всё, чтобы его семья не нуждалась ни в материальном плане, ни во внимании.

Сейчас, спустя четыре года, три из которых чета Юнусовых провела в приморском южном городе, семья жила в частном доме, больше похожем на небольшой особняк, обставленный полностью по вкусу Каримы, схожему с представлением о красивом мамы. Равиль более чем обеспечивал свою семью, вложившись не только в семейный бизнес Файзулиных, что, несомненно, принесёт дивиденды, но и работая на себя, открыв сеть автомастерских для квардроциклов – дорогое удовольствие для людей обеспеченных и не жалеющих денег на собственные радости.

Кариме лишь оставалось вести дом – при этом Равиль никогда не отказывал ей в помощи, как личной, так и наёмных работников, – и следить за благополучием сыновей. Дети стояли особняком и были краеугольным камнем для Равиля. Своих детей он любил самозабвенно, причём не только уже рождённых, но и будущих.

Алия вплыла в дом, остановившись ровно посредине холла, позволяя хозяину дома снять с себя неизвестно откуда взявшуюся шубку, смотря ровно на Дамира, отправив ему мягкую, призывную улыбку. Посмотри на меня, разве я не хороша? И пока Дамир приходил в себя от увиденного, а время ему понадобилось, несмотря на то, что он трахал эту женщину несколько часов назад, оплачивал её обед и посещение косметолога, она сумела поразить его до самых печёнок.

Выскочила Карима, захватывая в плен подругу и будущую родственницу.

Удивительное чувство родства, привязанности, какой-то правильности витало в атмосфере дома Юнусовых. Как это удалось Равилю?.. Дамир хотел знать ответ на этот вопрос, даже зная его наперёд.

Стол ломился от яств на любой вкус, гостеприимные хозяева развлекали разговорами и шутками, мужчины почти не употребляли алкоголь, женщины и вовсе избегали горячительного. Карима – кормящая мамочка, да и Равиль не одобрял алкоголь в руках жены, а всё, что позволила себе Лали – глоток вина.

Женщины щебетали о чём-то своём, делясь секретами ведения хозяйства и красоты, время от времени жалуясь на своих мужчин, укоризненно покачивая головой. Как же сложно порой угодить этим капризным существам – мужчинам. То суп пересолен, то мясо жёсткое, а то уедут мужской компанией в неизвестном направлении, и нет их три дня к ряду. Карима хвасталась подарком мужа – массивным золотым браслетом с причудливым плетением в виде листьев лавра – как раз после такой вот вылазки. Это ж надо было укатить на раздолбанном УАЗике на перевал, где и связи-то нет. А если бы что-то случилось? У машины только что колёса не отваливаются на ходу! И, вообще, что это за развлечение – носиться по грязи по труднодоступной местности… Хорошо, что Дамир знал, куда отправился Равиль, а то бы она точно сошла с ума. И вот, пожалуйста, «извинения» мужа теперь красуются на запястье.

– Я вас покину, – Дамир встал и отправился в одну из дальних комнат на первом этаже за букетом высоких, благоухающих роз.

Вернулся с цветами, неся их головками вниз, покосился на Равиля, включившего торжественную музыку, что-то из классики, явно подшучивая над другом. Впрочем, женщинам не было смешно: Карима обхватила лицо ладонями, пряча слёзы умиления, а Лали смотрела во все глаза на будущего мужа, ни на минуту не забывая, что она должна изобразить удивление. Персиковый цвет струящегося в пол платья неимоверно шёл ей, делая едва ли не семнадцатилетней. Распущенные волосы, уложенные крупными локонами, безупречный макияж, припухлые губы. Красавица.

– Лали, – произнёс Дамир, стоя над сидевшей на стуле невестой, не отмечая в себе ни трепета, ни волнения, ни сбившегося дыхания. Ничего, что было когда-то. Почти при таких же обстоятельствах. Девушка. Букет. Он. – Дорогая моя Лали, ты – лучшее, что случилось со мной, и я очень надеюсь, что ты согласишься стать смыслом моей жизни. Навсегда. В присутствии своей семьи, я прошу тебя стать моей женой.

Он, наконец, потянул букет Лали, она приняла, в восхищении переводя взгляд с роз на Дамира, и обратно. Тихой рыбкой подскочила Карима, забрала тяжёлый букет и поставила в откуда-то взявшуюся вазу, точно заранее приготовленную.

Дамир не собирался вставать на одно колено, он, улыбаясь, смотрел на Лали, смаргивающую слёзы, облизывающую губы, нервно потряхивающую ладонями.

– Ты станешь моей женой, Лали? – как можно мягче спросил Дамир, протягивая кожаную красную коробочку, с говорящей надписью «Картье». Кольцо стоимостью в полмиллиона рублей – белое золото, жёлтое, розовое, бриллианты. Он не чувствовал ничего, даже досады за потраченные деньги на пустой символ, не значащий в их культуре ровным счётом ничего. Кольцо до свадьбы… Равиль тоже преподнёс Кариме кольцо, теперь она постоянно носит два – обручальное и помолвочное. Дамир сделал всё, что от него требовалось. В кругу семьи, под грёбаную романтичную музыку он сделал предложение лучшей женщине, которую только мог встретить в своей жизни.

Интересно, что чувствовал Цепеш, когда впивался в шеи юных красавиц… Как жаль, что Дамир не Влад – его чувства неизменны, их попросту нет. Море и море. Вода.

– Да, да, да, – тихо шептала Лали, кивая, соглашаясь, протягивая руку, чтобы Дамир лично надел на изящный пальчик с безупречным маникюром кольцо. Так он и сделал. Не этого ли от него ждали? Запечатлел на губах невесты поцелуй, чуть больше, чем целомудренный – Лали приоткрыла рот, пуская на мгновение, для короткой и острой ласки, пробудившей мгновенно животные инстинкты Дамира.

Они ещё немного посидели, отметили радостное событие. Карима разглядывала колечко, бросая укоризненные взгляды на мужа. Ей нужно было такое же. Судя по виду Равиля, оно у неё будет. Попрощались ещё в этих сутках, полуночи не было. Карима льнула к мужу, его рука напряглась, притянув к себе женщину чуть более властно, чем стоит демонстрировать. Дверь ещё закрывалась, а Карима уже висела на Равиле, ловя жадные поцелуи мужа.

Глава 13
Дамир. Наши дни. Южное побережье

Она лежала рядом, отвечала на поцелуи, потом обводила кончиком языка его губы и смотрела, смотрела в его глаза. В темноте радужка её глаз казалась то серой, то тёмной, но Дамир знал – там синева, густая, насыщенная, разбегающаяся яркими васильковыми лучиками, заканчивающаяся ободком цвета индиго. Он знал её глаза, все нюансы цвета и выражений.

Одним движением подмял под себя, распластывая, слизывая со сладких губ стон, провоцирующий, дразнящий, провёл рукой по гладкой коже, утопая в тихих стонах, запахе ответной любви, спутывая дыхание, руки, губы, слёзы, невозможно горькие, как хина.

Двигался, словно от этого зависит жизнь, не мог унять себя, остановить, даже услышав протест. Даже поняв, что она отталкивает – не мог. Только зажал её руки, закинув над головой, зафиксировал ладонью тонкие запястья, вдавил в пружинистый матрас и двигался, двигался, двигался, обезумевший, одурманенный её откуда-то взявшимся криком наслаждения, такого острого, настоящего и отчего-то жалобного, прощающегося и прощающего, и двигался, двигался, двигался, вколачивался, пока не открыл глаза прямо в солнечный свет.

Дамира подорвало на собственной кровати. Сон, просто сон.

– Отпусти, – жалобно пищала Лали, распластанная под ним, обнажённая, прекрасная.

В нём ещё билось накалившееся до предела возбуждение, желание, неясное, неестественной силы.

Сон, просто сон. Сраный сон, из-за которого он едва не изнасиловал Лали.

– Прости, – он откинулся на подушки. – Прости меня, – он всё ещё тяжело дышал, не веря себе, что его мёртвый организм способен на такие острые чувства. – Вчера был насыщенный день.

– Мой мужчина чувствует возбуждение? – промурлыкала Лали, гладя по стоявшему колом члену. Да ни черта он не чувствует, лишь желает забыть и этот сраный сон, и те васильковые всполохи глаз, и солнечный свет, бьющий в лицо так рано, так некстати.

– А ты как думаешь? – Дамир перекатился, подмяв под себя Лали.

Провёл рукой между её ног. Уже готова, удивительно темпераментная кошечка. Подготовил ещё немного, не уделяя обычное время, закинул стройные ноги на плечи и вколачивал себя в податливое, идеальное тело. Вколачивал, пока пот не начал катиться по спине и лбу, белый шёлк простыней – качаться в глазах, наряду с чёрными точками, пока не вымотался вконец, всё-таки кончив.

Глава 14
Карима. Прошлое. Поволжье

За два месяца до приезда Дамира

Равиля Юнусова Карима знала всю жизнь. Он был лучшим другом старшего брата, и ещё школьником частенько бывал в их доме. К Кариме он относился с теплотой, но не с большей, чем к остальным членам семьи Файзулиных. Кажется, он не делал разницы между шестнадцатилетней Каримой и десятилетней Алсу. Кидал при встрече: «Привет», иногда угощал конфетами или ягодами из своего огорода: «Жуй, жуй крыжовник, ещё ни у кого не созрел, а у нас уже сладкий» или: «Держи шоколадку», а следом другой сестре: «И ты держи».

И всё-таки Карима отлично понимала, что Равиль – мужчина, а она – девушка. В последнее время старалась меньше попадаться ему на глаза, когда он приходил, отводила взгляд, пыталась улизнуть под благовидным предлогом из комнаты, где он находился. Равиль смущал Кариму, наверное, как и любой мужчина, об этом она не задумывалась. Да и где бы она встречалась с мужчинами, вот так, нос к носу? Родственники, друзья семьи – не в счёт, учителя или односельчане тем более.

А прямо сейчас он стоял на дорожке парка и буравил взглядом Кариму, да каким взглядом! Провалилась бы сквозь землю, не испугалась лавы, сгорела быстро. Это лучше, чем так… как сейчас, от невыносимого стыда и ещё большего страха.

– Эй, дядя, ты чего, – простонал Горшков, потирая ободранный бок и голову, заваливаясь на бок.

Равиль не смотрел на парня, он буравил глазами Кариму. Так буравил, что она не могла дышать, не могла отвести глаз от твёрдого, карего взгляда, какого-то уничтожающего, честное слово.

– Он навредил тебе? – ровным, глухим тоном Равиль обратился к Кариме.

Что ответить? Навредил? Конечно, он навредил, теперь с неё шкуру спустят, хоть из дома убегай, отец места живого не оставит за такие выкрутасы. Но, по правде говоря, вот она, Карима – цела-здорова, Горшков бы вряд ли дальше объятий зашёл, может быть, даже извинился потом.

Скажешь: «Навредил», и Юнусов уроет несчастного Горшкова. Не сейчас, так чуть позже, но наверняка «поговорит» с ним. Дамир бы точно оторвал голову обидчику младшей сестры Равиля, вот и он оторвёт. Горшков, хоть и напросился, но жалко его…

А ответишь: «Нет, не навредил», – выйдет, что она не была против, когда её мужчина лапал. Конечно, Горшкову шестнадцать, вроде и не мужчина, но и не подружка-одноклассница.

Так Карима и молчала, боясь пошевелиться, проронить хоть слово, наблюдая за ещё сильнее обозлённым её молчанием Равилем. Мамочки, мамочки, мамочки, что делать? Что теперь будет? Она сделала пару шагов от в сторону, сжалась, как пружина, не осознавая, что готова дать стрекача в любой момент.

– Стоять! – рыкнул Равиль, скользя по ней внимательным взглядом, от которого не то что провалиться, сгинуть захотелось. – Стой здесь, – Юнусов сделал шаг на газон, где Ленка продолжала пускать жизнерадостные пузыри из слюней.

Он присел на корточки рядом, нагнулся, понюхал у лица, сморщился, кинул ещё один взгляд на Кариму, будто это она напилась водки среди белого дня и валяется тут пьяная. Прощупал пульс на шее Лены, закатил глаза в раздражении и достал телефон.

– Привет, – сказал он в трубку. – Слушай, у меня тут один пьяный ребёнок и один, возможно, с сотрясением. Куда их? А без скорой? – он какое-то время слушал, потом глухо засмеялся, перевёл взгляд на Кариму, прищурив глаза, и снова вернулся к разговору. – Ладно, понял.

– Сюда подойди, – Равиль показал рукой, куда Карима должна подойти, её, кажется, парализовало. – Подошла сюда, живо!

Пришлось идти, ноги онемели, кончики пальцев покалывало, голова кружилась от недостатка кислорода – дышала Карима от страха через раз. Нет, она отлично понимала, ничего ей Юнусов не сделает, пальцем не притронется, слова плохого не скажет. Вслух. А про себя подумает. И от понимания, что именно он подумает, вернее, уже подумал, становилось почти до икоты страшно.

Она подошла вплотную к Равилю, тот ещё раз окинул её взглядом с головы до ног. Мысленно Карима провела инспекцию своего внешнего вида: волосы собраны французской косой, мама научила. Блузка белая, рубашечного покроя, юбка с крупными складками, длиной по колено, балетки. Колготки порваны, дырень на всю коленку.

– Дыхни, – спокойно проговорил Юнусов.

– Ч-ч-что?

– Дыхни, – он нагнулся над Каримой. – Сюда, – показал пальцем себе на нос.

– Я не пила, – пропищала Карима.

– Дыхни, – пришлось дыхнуть. – Сильнее, – он повёл носом, принюхался, Карима силилась перестать так отчаянно краснеть. Равиль нагнулся близко, как для поцелуя, и это жутко смутило.

– Хорошо, – всё, чем прокомментировал мужчина дыхание Каримы. – Тебя водитель забирает?

– Да, от школы, после седьмого урока, – пришлось отчитаться, именно так себя чувствовала Карима.

– Иди к школе, – она развернулась и сделала пару шагов в сторону. – Колготки сними, – таким же глухим, ничего не выражающим тоном заметил Юнусов. – И коленки отмой.

– А? – Карима вздрогнула от того, как прозвучало «Коленки отмой».

Неужели Равиль подумал… Да какая разница, что он подумал, важнее, что он скажет отцу, и то, что будет потом. Несколькими ударами шнура она в этот раз не отделается. Хорошо, если через месяц сможет на задницу сесть. Прогул, пьянство, Горшков этот, дурацкий!

– Я позабочусь о твоих друзьях, – спокойно сказал Юнусов. – Иди, не заставляй водителя ждать.

Как Карима доехала домой, не помнила, силилась не разреветься от страха, ещё и коленку саднило. Была уверена, что Юнусов уже всё рассказал, заходила в дом, не дыша, удары сердца отдавались в висках, колотило, как при лихорадке. Дома уже были Алсу и Назар, носились по комнате – снова дрались, как ненормальные. Мама поехала с Динаром к ортодонту, а отца не было.

Отец пришёл вечером, весёлый, ходил на кухне вокруг мамы, шутил, потом повёз Назара и Динара кататься на мотоцикле. Алсу осталась дома, нужно было помочь маме, пока Карима изображала бурную деятельность выполнения домашнего задания. Алсу насупилась, ей тоже хотелось покататься с папой на мотоцикле, только кто её возьмёт, когда нужна её помощь. Вечером отец заметил ссадину Каримы, она соврала, что упала на физкультуре. Папа посетовал на косолапость дочери, осмотрел внимательно колено и резюмировал, что до свадьбы заживёт. Ещё бы самой Кариме дожить до этой свадьбы…

Поздно вечером позвонила стонущая и причитающая Ленка, сказала, что лежит в больнице. Что Каримин «родственничек» отвёз её и Горшкова в детскую больницу. У Горшкова ничего не нашли и отправили домой, а Ленке делали промывание, потом две капельницы подряд, теперь будут делать третью, вызвали родителей, ещё и в лицей сообщат… Обязаны. Что теперь будет, Ленка понятия не имела, как и о том, что её больные почки так среагируют на водку. А может, это и не почки, просто жарко было, и Ленка голодная, а ей специально так сказали, напугать хотели.

В итоге Карима не спала всю ночь, ворочалась, было жарко, а потом холодно, безостановочно хотела плакать, утром даже заплетать косу не стала, собрала волосы в низкий хвост. Завтрак тоже не лез в горло, мама, конечно, заметила, спросила, в чём дело, пришлось соврать про критические дни, тем более не такая это была и ложь. ПМС, Карима слышала, действительно существует.

В лицее было тихо, никаких разборок, Горшков только смотрел странно, но не подходил. Ленка позвонила на большой перемене и сказала, что ещё в больнице, и что, кажется, её исключают, а физруку вкатили выговор.

Надо ли говорить, что к семи вечера Карима, сидевшая на заднем дворе и угрюмо высаживающая цветы для беседок в подвесные горшки, была близка к нервному истощению. За целый день, со вчерашнего обеда, она не смогла проглотить и кусочка, пила только воду, и ту негазированную. Вот тогда-то и появился Равиль Юнусов. Карима его даже не видела, только слышала, как залаял соседский пёс, и остановилась машина у их дома. Пронырливая Алсу прибежала доложить, что приехал Юнусов и сейчас сидит с отцом в кабинете, а мама сказала, ставить на ужин на одну тарелку больше, значит, он останется. Карима поджала губы, силясь не зареветь.

Останется, чтобы посмотреть, как отец будет орать на Кариму, достанет ремень, а то и за волосы оттаскает, как в тринадцать лет? Тогда она без спросу отправилась на день рождения подруги, в город. Встала утром и поехала. А что? Все её подружки так делают, и она сделала… Оказалось, всем можно, а ей нельзя.

Карима на негнущихся ногах пошла в дом, надо маме помочь, только до кухни не дошла, ноги сами свернули в коридор, ведущий в отцовский кабинет – он располагался в стороне от жилых комнат, чтобы детские крики не мешали работать. Она замерла напротив кабинета, прислушиваясь к тому, о чём говорили за дверью. Был слышен какой-то бубнёж, больше ничего. Дверь кабинета резко открылась, кровь схлынула от лица Каримы, даже не видя себя со стороны, она была уверена, что стала зелёного цвета, руки и ноги поледенели, глаза расширились от ужаса. Она приоткрыла рот в немом крике и сжалась в ожидании хлёсткого удара.

– Карима? – отец выглядел удивлённым, но не злым. – Ты чего здесь?

– Мама-ма, – «мамочки» хотела пропищать она, но от страха не могла произнести ни звука, кроме бессмысленных: «ма», «ма», «ма».

– Мама зовёт? – отец покосился на Равиля, потом на дочь, снова на Равиля, качнул головой, как бы соглашаясь с чем-то, и отступил в сторону, пропуская вперёд Кариму, давая понять, чтобы шла на кухню. – Передай маме – мы сейчас.

Карима сделала два шага, запнулась, её швырнуло об стену, поймал её отец, поднял на руки и быстро усадил на скамью в конце коридора.

– Сейчас маму позову, – обеспокоенно проговорил он и быстрым шагом отправился к жене, а Карима сжалась то ли от ставшего привычным за сутки страха, то ли от жёсткого взгляда Юнусова, то ли от всего и сразу.

– Я ничего не рассказал твоему отцу, – спокойно сказал Равиль, садясь рядом, на мгновение Кариме показалось, что он хотел сесть на корточки, как с Леной, но голые ноги девушки остановили его. Он бы просто уставился на них, а ещё на грудь. Она тут же отмахнулась от этой мысли. – И не расскажу, – добавил он твёрдо.

– Почему? – пискнула Карима.

– Потому что, нечего рассказывать. Но за это ты ответишь мне на один вопрос.

– Какой? – вскинулась Карима.

– Потом, – быстро проговорил Юнусов, в проёме появилась обеспокоенная мама. – Ничего страшного, не трясись, – он улыбнулся и сжал ладонью девичье предплечье, чуть выше запястья. Жест вовсе не интимный, но помимо воли Карима вспыхнула.

Ужинала Карима в своей комнате, позже услышала, как мама выговаривала отцу в спальне, что зря он отдал дочерей в лицей, да ещё физико-математический. Что надо Кариму забирать, пусть идёт в кулинарный колледж, хоть польза будет. А так – света белого не видит девочка, совсем доканала эта зубрёжка, а сейчас самое формирование женского организма. Вон, уже и дни женские стали болезненные, в обмороки падает! Алгебра за неё рожать будет или физика спасёт, когда муж бездетную из дома выгонит? Да и самой ей, каково будет?