Текст книги "Волшебный компас Колумба. Неизвестный шедевр Рембрандта"

– Так, может, позвать лекаря Соломона? – предложил Кристофоро. – Он опытен, знает всякие травы и припарки…

– Пустое! – повторил больной. – Откуда ему знать об этой гвинейской лихорадке? Лучше послушай меня, Кристофоро! Я хочу рассказать тебе нечто очень важное и передать тебе одну вещь…

– Слушаю вас, дорогой друг, слушаю вас со всем моим вниманием!

Синьор Паоло Кастельнуово в свое время немало постранствовал. Он жил в Португалии во времена достославного принца Энрике Мореплавателя и на португальских кораблях плавал к берегам Африки и на Канарские острова. В этих путешествиях синьор Кастельнуово заработал немалые деньги, торгуя с местными жителями. Впрочем, все эти деньги он потратил на новые путешествия и к старости почти ни с чем вернулся в родную Геную. Кристофоро не раз в волнении слушал его рассказы о дальних странах, о населяющих их удивительных народах и о сказочных богатствах заморских земель. Поэтому сейчас он и впрямь с волнением ждал, что расскажет ему старый путешественник.

Тот, однако, не спешил начинать свой рассказ.

Сперва он нашел глазами свою служанку и едва слышно прошелестел губами:

– Бьянка, открой кассоне, что стоит возле двери.

– Что это вам в нем понадобилось? – осведомилась своевольная служанка. – Вам о душе пора подумать… Позвольте мне послать за священником!

– Делай, что я велю! – приказал хозяин, сурово сдвинув брови.

Служанка еще что-то невнятно пробормотала, но открыла резной сундук.

– Видишь там черную шкатулку? Принеси ее сюда и поставь на стол возле моей постели!

Служанка подчинилась. Она поставила на стол шкатулку черного дерева, украшенную богатой инкрустацией.

– А теперь оставь нас, Бьянка! – приказал господин Кастельнуово, повернувшись к служанке. – Выйди из комнаты и не вздумай подслушивать!

– Больно надо! – фыркнула служанка, неторопливо выплывая из опочивальни. – Никогда за мной такого не водилось, чтобы подслушивать да подсматривать!

– Знаю я тебя! – проговорил ей вслед хозяин и обратился к Кристофоро: – Возьми в руки эту шкатулку!

Кристофоро подчинился, взял шкатулку двумя руками.

Ему показалось, что от нее исходит живое тепло, как от человеческой руки. Он внимательно осмотрел шкатулку – и усомнился в том, шкатулка ли это: у нее не было ни крышки, которую можно открыть, ни замочной скважины, в которую можно вставить ключ.

– Эта шкатулка с секретом, – тихо проговорил синьор Кастельнуово. – Ее нельзя открыть, если не знаешь этого секрета. Но я расскажу его тебе…

– А что в ней хранится?

– В ней хранится самое большое сокровище, какое только можно себе представить!

Кристофоро с сомнением взглянул на шкатулку, затем перевел взгляд на больного друга.

Уж не бредит ли он?

Если в этой шкатулке заключено столь ценное сокровище – почему же синьор Паоло держит ее в простом сундуке? И почему он живет в скромном доме, а не в роскошном палаццо?

– Это не золото и не драгоценные камни, – продолжал между тем умирающий. – Это нечто гораздо большее: ключ к исполнению желаний. То, что хранится в этой шкатулке, может привести тебя к тому, что для тебя важнее всего.

«Точно, он бредит! – подумал Кристофоро. – Служанка права, нужно бы и впрямь вызвать священника, чтобы тот соборовал синьора Паоло перед смертью!»

Больной между тем продолжал:

– Помнишь ли ты, как мы говорили с тобой о морском пути в Индию?

– Еще бы не помнить!

– Путь этот долог, он сопряжен со многими опасностями…

– Но зато Индия полна несметных сокровищ, и тот государь, который владеет Индией – владеет всем миром!

– Это правда. – Больной опустил веки. – Но помнишь ли ты, как мы говорили о том, что должен существовать еще и короткий путь в Индию? Что туда можно доплыть, двигаясь не на восток, а на запад?

– Еще бы!

Кристофоро прекрасно помнил, как они говорили об этом. Несколько лет назад они прочли письмо астронома и географа Паоло Тосканелли, в котором тот излагал эту идею. И правда, если земля круглая, как давно уже доказали астрономические исследования, то в любую ее точку можно попасть двумя путями.

Правда, новый, западный, путь в Индию может быть сложен и полон всевозможных опасностей, поэтому крайне трудно уговорить богатого судовладельца или кого-то из христианских государей рискнуть несколькими кораблями ради такой рискованной затеи.

– Я хорошо помню это, – проговорил Кристофоро. – Только при чем здесь ваша шкатулка?

– Скоро ты это узнаешь… – прошелестел слабый голос синьора Кастельнуово. – Но сначала я хочу рассказать тебе, как она попала ко мне в руки…

Десять лет назад я плыл на португальской каравелле вдоль западного берега Африки. Вдруг мы увидели на горизонте мавританский корабль. Наш капитан, дон Барталемеу Солер, посчитал этот корабль пиратским и бросился его преследовать. Наша каравелла была лучше оснащена и куда быстроходнее, так что к полудню мы догнали мавров. Сперва мы дали по кораблю залп, а потом пошли на абордаж…

Голос синьора Кастельнуово стал еще тише, но Кристофоро отчетливо слышал каждое слово. Постепенно он словно перенесся в тот жаркий день возле берегов Африки, словно сам оказался на борту португальской каравеллы.

Мавры сопротивлялись отчаянно, но португальцев было вдвое больше, и они были лучше вооружены, так что через час схватка была закончена. Палуба мавританского корабля была усеяна трупами, несколько пленных, связанных по рукам и ногам, перевели на португальскую каравеллу.

Обшарив трюм захваченного корабля, португальцы нашли немало золота, серебра и несколько мешков пряностей. Однако капитан подозревал, что это еще не все: мавры где-то прячут самое ценное.

Пленных стали пытать, чтобы найти спрятанное. Синьор Кастельнуово, хорошо знавший язык мавров, выступал в качестве переводчика. Однако мавры держались твердо и повторяли, что на корабле больше ничего нет. Тогда их одного за другим сбросили в воду.

В последний момент старик купец, захваченный вместе с командой, взмолился о пощаде. Он сказал, что и впрямь спрятал нечто ценное на корабле, и привел португальцев к тайнику. Под обшивкой в его каюте была спрятана шкатулка черного дерева.

Шкатулка была с секретом – у нее не было крышки, но старый мавр нажал на несколько особых планок, повернул стенку – и шкатулка открылась.

Португальцы были разочарованы: в шкатулке не было ни драгоценных камней, ни золотых украшений. В ней был всего лишь компас – старинный, сделанный из необычного сплава.

– Это не простой компас! – говорил старый мавр, выпучив глаза от страха. – Он указывает направление не на север, а на то место, которого ты желаешь достичь больше всего на свете!

– Что говорит этот старик? – спросил португальский капитан у переводчика.

– Он говорит, что этот компас испорчен и больше не показывает на север, – солгал синьор Кастельнуово. – И он просит, чтобы его окрестили, прежде чем предать смерти.

– Нет проблем, – усмехнулся португалец. – Пусть умрет крещеным. А компас этот и правда неисправен – его стрелка показывает куда угодно, только не на север!

– Позвольте, дон Бартолемеу, я возьму его себе, – попросил Кастельнуово. – У меня будет память об этом славном дне.

– Бери, ты неплохо сражался. Тем более от этого компаса все равно нет никакого прока!

Старого мавра окрестили (при этом он верещал как свинья перед закланием) и сбросили в воду, как и остальных его соплеменников.

А синьор Паоло Кастельнуово стал обладателем удивительного компаса.

– Удалось ли вам проверить его чудесные свойства? – недоверчиво спросил Кристофоро, когда больной закончил свой рассказ.

– Да, удалось! – отвечал тот. – Вскоре после того случая с маврами мы попали в шторм, который повредил оснастку нашей каравеллы и пригнал нас к берегам, где обитали мавры. Иноверцы преследовали нашу каравеллу и на этот раз догнали ее. Корабль взяли в плен и привели в порт, весь экипаж продали в рабство.

Я сказал, что хорошо разбираюсь в картографии и мореплавании, и меня купил владелец нескольких кораблей. Шкатулку с компасом мне удалось сохранить, поскольку я сказал, что это мой профессиональный инструмент, без которого я как без рук.

Вскоре мой новый хозяин отправился в плавание.

Он плыл вдоль берегов Африки в поисках знаменитого Золотого Города. Мавры слышали, что там, во владениях какого-то негритянского царька, золото стоит не дороже простого песка.

У моего хозяина были старинные карты, на которых был отмечен Золотой Город, и он хотел, чтобы я прочитал эти карты и привел его к тому богатому месту. В случае если мне это удастся, мавр обещал отпустить меня на свободу.

Я долго разбирался в старых мавританских картах, но никак не мог проложить по ним курс. Тогда я попытал счастья и повел корабль по направлению, которое указывал компас старого мавра.

Стрелка компаса четко указывала направление.

Мы плыли по новому курсу несколько дней и наконец подошли к заливу, который далеко вдавался в африканский берег.

Стрелка компаса указывала прямо в этот залив – я направил в него корабль, несмотря на то, что глубины залива едва хватало для маневра.

Мой хозяин волновался, но моя уверенность вселила в него надежду, и мы поплыли в глубину залива.

Залив был извилистым, мы то и дело меняли направление и наконец на второй день увидели впереди стены города.

– Это он, это Золотой Город! – повторял мавр, расхаживая на носу корабля. – Я богат, богат как халиф!

Я сказал ему, что ближе подходить опасно, залив слишком мелок – но он и слушать меня не захотел. Близкое богатство застилало ему глаза, и он повторял только одно: «Вперед! Вперед!»

Наконец наш корабль сел на мель в трех фарлангах от берега.

Мавр опомнился и приказал своим матросам спускать шлюпки.

– Постойте, господин! – сказал я ему, глядя на стены города. – Здесь что-то не так. Я не вижу людей на стенах, не вижу кораблей в гавани.

Мавр, однако, не слушал меня.

Он вместе со своими людьми сел в шлюпки и поплыл к берегу. Я тоже был в одной из шлюпок.

Мы подплыли к стенам города – и тут страшная правда открылась перед нами. Компас не подвел, мы и впрямь нашли Золотой Город – но он был много лет назад разграблен и разрушен дикарями, и в нем не было ни души. Мавр как безумный ходил по опустевшим улицам, надеясь найти там золото.

В конце концов мне удалось уговорить его вернуться на корабль. Тем временем начался отлив, и наш корабль, который и до того сидел на мели, оказался на голых камнях. Днище его было повреждено, он завалился на бок и пришел в полную негодность.

Нам нужно было думать уже не о золоте, а о своем собственном спасении.

Мавры сняли со своего корабля все, что могли унести, в первую очередь оружие и припасы, и мы отправились в пеший поход, чтобы добраться до населенных мест. Хозяин корабля приказал мне определить направление. У меня не было карты тех берегов, и прежде нас никто там не бывал, но я воспользовался своим компасом и повел отряд на северо-восток.

Мы долго шли через джунгли, пробивая себе дорогу саблями и топорами. На нас нападали дикие звери и еще более опасные дикие люди, нас мучил голод и страшные болезни, мы потеряли половину своего экипажа, но стрелка компаса показывала прежнее направление.

Через неделю мавр сказал, что больше не верит мне и моему компасу, что он с оставшимися людьми вернется к Золотому Городу и будет ждать там, пока его не спасет какой-нибудь корабль.

– Вы не дождетесь помощи, добрый господин, – возразил я. – Поверьте мне, еще немного – и мы придем в населенные места!

– Еще немного – и мы все умрем! – ответил мне мавр.

– Позвольте мне только подняться на этот холм! – проговорил я, указывая на заросшую лесом возвышенность.

– Так и быть…

С того холма я увидел стоянку белых людей. Это были испанцы, искавшие в тех местах слоновую кость и золото. Они накормили нас и вывели к берегу, там посадили на свой корабль и привезли нас в Кадис. Там меня освободили, а мавров отпустили на родину после того, как за них заплатили выкуп.

Из Кадиса я вернулся в родную Геную.

Я подорвал свое здоровье в африканских джунглях и поэтому больше не выходил в море, но я не сомневаюсь, что именно этому компасу обязан своим спасением, и верю, что мой компас приведет тебя к новым, удивительным берегам…

Проговорив последние слова, синьор Кастельнуово без сил опустился на подушку и едва слышно пролепетал:

– Забирай компас и уходи… Для меня настало время предстать перед Создателем…

Сон не шел. Тоня ощутила вдруг такое одиночество, как будто кроме нее нет никого не то что в этом поселке, а во всей Вселенной. Наверно, все же начала она засыпать, потому что показалось вдруг, что лежит она на чем-то твердом, а над ней раскинулось огромное небо с мириадами звезд. Тоня хочет найти на небе ковш Большой Медведицы, но его нет, и Полярной звезды тоже нет. И Тоня понимает, что звезды такие крупные и яркие, какие не могут быть на северном небе. Пахнет свежестью, и ее ложе тихонько покачивается.

Да ведь она же на корабле, поняла она, а вокруг открытое море. Или даже океан.

Тоня вздрогнула от свежего ветерка и очнулась на самой обычной кровати в самой обычной комнате. Что это был за сон? Во всяком случае, он куда приятнее яви. И вообще, лучше быть одной, чем с такими родственничками, как у нее. Мать бросила в младенчестве, тетка… Пожалуй, тетка относилась к ней неплохо, и она, Тоня, могла бы быть к ней повнимательнее.

Тетя Лина умерла, когда Тоня жила еще с Викой. Оказывается, она болела уже давно. Онкология. Но она никому не говорила, даже мужу своему. Ему-то уж всяко не нужно было говорить – все равно помощи никакой не было бы.

Но вот что к Тоне тетка не обратилась – это уж, конечно, Тонина вина. Она когда замуж выходила, то думала, что уходит из той квартиры навсегда, что дядьку-то уж, во всяком случае, больше никогда не увидит. Думала, что закрыла эту страницу своей жизни.

Ошиблась, конечно, как и всегда. Не получилось у нее счастливого замужества. Но про это лучше не вспоминать сейчас, а то вообще до утра не заснешь.

Тетка в больнице не лежала, дома и то недолго на больничном была. Дядька позвонил – умерла, говорит, вчера вечером, уже увезли ее. Деньги нужны на похороны.

А если бы не деньги, то и не позвонил бы. Тоня прибежала – как, что, отчего умерла-то? Тут и выяснилось все про теткину болезнь. В участковой поликлинике так и сказали – лечение ничего не дало, она все про себя знала и родственникам говорить запретила.

Ну, похоронили, поминки справили, народу было прилично – соседи, учителя из колледжа.

А через несколько дней звонит ей дядька – и ну по телефону матом крыть.

Тоня тогда отвыкла от его криков, так просто бросила трубку. Так дня два продолжалось. Наконец сообразил он, что криками ничего не добьется, и объяснил суть.

Оказалось, тетя Лина оставила свою долю квартиры Тоне. Специально нотариально все оформила. А дядьке ничего не сказала. И после смерти никакого ему письма с объяснениями – того, мол, с тебя хватит, что есть. Ужас, как дядька рассвирепел, никогда Тоня его таким не видела. Судом грозил, адвоката нанял, я, орет, тебя, такую-сякую, вообще без площади оставлю!

Справки принес, что он пенсионер и инвалид труда. Откуда уж взял, купил, наверное, инвалидность, он всегда был здоров как бык, на нем стадион вспахать можно.

Нотариусу, видно, слушать все это надоело, он и спрашивает строго: чего конкретно от племянницы хотите? Чтобы она вам квартиру отдала? В честь чего? Дядька так оторопел и снова начал про больного пенсионера, которого все обижают. Ну, нотариус его из кабинета выгнал и говорит Тоне вполголоса, что закон, конечно, на ее стороне, но дядька может судиться, ему спешить некуда и заняться нечем. Втянет Тоню в тяжбу, а ей это надо? Лучше договориться по-хорошему, чтобы квартира была у них пополам. А он уж дядькино согласие обеспечит.

Тоня-то на все была согласна, она, как обычно, от крика в ступор впала, ничего не соображает. На том и порешили. А только пользы от такого соглашения Тоне мало было. Сначала-то она у мужа жила. А потом, когда от Вики ушла и домой заявилась, на свою законную жилплощадь, такое там застала…

Оказывается, дядька женился. Вот так вот, все законно, в ЗАГСе расписался, жена его Тоне документ показала. Официальный, с печатью. Но это потом, а поначалу Тоня обалдела прямо, когда увидела, что в квартире творится.

Тетя Лина-то квартиру в порядке содержала. Ремонта дорогого, конечно, не было – откуда денег взять? – но все аккуратно, обои подклеены, нигде ничего не валяется. А тут в прихожей тюки какие-то, чемоданы, сумки, коробки, музыка играет, из кухни чад, как будто там целого барана жарят. Тоня о тюки споткнулась, свой чемодан уронила. Выходит из дальней комнаты какой-то тип – черный, с усами. Посмотрел так, ты кто, спрашивает?

«А тебе-то что, – Тоня отвечает, – хозяин где?»

«Хозяин? – протянул так, а сам глазами засверкал. – Ну, я хозяин, а что?»

Тоня аж поперхнулась, сумку выронила, куда, спрашивает, дядьку девали? Хочет крикнуть, а в горле ком. И не то чтобы дядьку она так пожалела, просто уж больно противно все. Ну, тот крикнул что-то на своем языке, похоже на «Мириам», что ли, и тут же выбежала из кухни женщина. Вроде молодая, только лицо какое-то несвежее, как будто молью траченное. Зуб золотой торчит, улыбка от этого неприятная, фальшивая. Руками всплеснула, якобы обрадовалась, а как заметила Тонин чемодан, так посмурнела лицом. В комнате скрылась, и тотчас оттуда дядька вышел. Небритый какой-то, неаккуратный, потертый. Лицо помятое, желтое, одет неряшливо. У тети Лины не такой был – сытый, гладкий, чистый весь, аж лоснился.

Ни «здрассти» не сказал, ни еще какого привета. Только уставился на чемодан и сумку как баран на новые ворота.

– Эт-та чего? – наконец спросил и пальцем ткнул, а голос хриплый, как будто с похмелья.

Да это так и есть, поняла Тоня, когда дядька подошел ближе, он же с жуткого похмелья. И вообще он пьет. Вот уж чего не водилось раньше, при тете Лине.

– Эт-та чего? – повторил дядька и пнул Тонин чемодан.

– Вещи мои, – Тоня решила держаться тверже, – а это кто такие? – Она махнула рукой в сторону коридора, где стояли теперь трое – женщина и двое мужчин, один тот, усатый, другой худой, небритый, щеки впалые, глаза ввалились.

– Эт-та? Жена моя, Мариночка… – сказал дядька, – и братья ее Аслан и Махмуд.

– Ты женился? – удивилась Тоня. – Еще со смерти тетки года не прошло!

– А твое какое дело? – вызверился на нее дядька. – Ты мне будешь указывать?

Тут эта его женушка всплеснула руками и скрылась на минуту в комнате, а после принесла корочки. И показала их Тоне из своих рук. Все правда, свидетельство о браке, дядькина фамилия черным по белому, и эта Мириам, что ли, или Малика, на «М» в общем.

– Да мне, в общем, все равно, – Тоня отступила, поскольку от дядьки жутко разило перегаром, а от его женушки – бараньим салом, – у тебя своя жизнь, у меня – своя.

И подхватила чемодан, намереваясь войти в дальнюю комнату, которая раньше была ее.

– Куда это? – прошипел дядька. – Там занято!

А тот, усатый, широко распахнул перед Тоней дверь. Она хотела войти, но встала на пороге как вкопанная. Ее комната под завязку была набита мешками, тюками и коробками. Еще какие-то вещи лежали просто так, на полу.

– Видала? – злорадно усмехнулся дядька. – Нет у тебя здесь комнаты, я ее сдал. Ты меня, инвалида-пенсионера, бросила без средств к существованию, должен я на что-то жить? Пенсии-то на лекарства не хватает.

– Ага, и на выпивку тоже, – разозлилась Тоня.

– Ты меня не трогай! – заорал дядька дурным голосом. – Чужие люди приласкали, накормили, обогрели! А племянница родная бросила как собаку бездомную!

Тут он икнул и закашлялся. Если бы дядька был в голосе, то Тоня бы отступила, потому что на его крик она реагировала всегда одинаково – застывала в полном ступоре и не могла ничего с собой сделать. Но сегодня дядька был не в лучшей форме, а у Тони просто не было выхода – жить-то негде.

– Половина квартиры моя по закону, – сказала она, – так что освобождайте комнату. Или я пока в другой поживу.

– В другой мы живем, – с ужасным акцентом сказал усатый, – тут тебе места нету…

– Вот так вот прямо? – Тоня очень рассердилась. – А если я в полицию пойду? У вас документы в порядке?

– Какая полиция, какая полиция? – затараторила бабенка визгливым ненатуральным голосом. – У нас документы в порядке, у нас с полицией никаких конфликтов нету, в нашем отделении брат мой двоюродный работает.

– Ты туда и не суйся, – прохрипел дядька, – у них там все схвачено. Уходи по-хорошему, если неприятностей не хочешь. А то напишу на тебя заявление, что ты наркоманка, так еще и загребут.

– Ах ты, скотина! И так столько крови мне попортил! – Тоня была на грани отчаяния. – Думаете, в вашем паршивом отделении вся власть? Ишь что выдумал – всю квартиру захапать! Тебе это так просто не сойдет, и этим тоже!

Тут вперед выскочил тот худой со впалыми щеками. Неожиданно сильной жилистой рукой он толкнул Тоню в узкий тупичок перед ванной и прижал к стене. Тоня содрогнулась, увидев совсем рядом его глубоко посаженные глаза, желтые, как у кошки, которые горели сейчас диким безумным огнем.

– Никуда не ходи, – прошипел он, и она с ужасом почувствовала прикосновение чего-то страшного и холодного к своей шее, – пойдешь – прирежу, как куренка. Тогда вся квартира наша будет. А тебя кто хватится, кому ты нужна?

Тоня почувствовала, что ноги стали ватными и сползла бы по стенке вниз, если бы страшный тип не держал ее.

– Поняла? – прошипел он. – Вали отсюда и сиди тихо, тогда будешь жива!

Еще раз тряхнул ее и ушел. Тут прибежала Мириам или как там ее, снова всплеснула руками, залопотала по-своему, затормошила Тоню, протащила по длинному пустому коридору и вытолкала на лестницу, выбросив следом ее вещи.

Опомнилась Тоня уже на улице и заторопилась уйти как можно дальше от этого дома, уж очень страшным было лицо одного из братьев, Махмуда кажется, и жутким прикосновение ножа к ее шее.

Она сняла комнату у тетки на вокзале, думала, что временно, а осталась там надолго. Сунулась было к юристу насчет квартиры, но тот ничем ее не обнадежил. В суд, конечно, подать можно, сказал он, но дело это долгое, муторное, дядька не будет на заседания являться, отговариваясь болезнью, кучу справок принесет. А этих его новых родственников выкурить из квартиры никак не получится, раз у них вся местная полиция подмазана.

Так и бросила Тоня это дело – против лома, как известно, нет приема. Не очень даже она и удивилась такому повороту событий – ясно же, что полная она неудачница, раз уж с замужеством не получилось, то и квартиру оттяпали. Насчет дядьки она никогда не сомневалась, что сволочь он первостатейная.

Понемногу отходила она от своей, с позволения сказать, семейной жизни. Выбросила Вику из головы, такое лучше вообще забыть навсегда. Что она и сделала. Поменяла в очередной раз работу, купила кое-какие вещи в хозяйство. Тетка, что квартиру сдавала, оказалась редкостная выжига, у нее на кухне мебель вся ломаная да пара кастрюль закопченных и вилки гнутые.

Подала Тоня на развод с Викой, чтобы уж совсем мосты за собой сжечь. Он, правда, звонил пару раз, предлагал помириться, да Тоня послала его подальше, вспомнив кое-какие слова из дядькиного лексикона. Не знаешь, когда пригодится!

Развели их без проволочек – ни детей нет, ни имущества общего. А через некоторое время звонит та самая соседка да и рассказывает, что попал Вика в аварию на новой своей машине, ударился головой, кости кое-какие переломал.

В общем, прогноз неблагоприятный, если и не останется инвалидом, то долго будет в себя приходить. Удивилась тогда Тоня – неужели это Лиза ему отомстила? Да нет, скорее судьба вмешалась, чтобы этот маньяк следующую дурочку не охмурил и мучить не начал. Так или иначе, к Тоне у полиции претензий не было – они к тому времени в разводе с Викой были.

Понемногу жизнь налаживалась. Тоня хоть успокоилась, спать стала лучше. Квартира съемная была двухкомнатная, и во вторую комнату привела как-то хозяйка жильца. Там комнатка была крошечная, мебели вообще никакой, только раскладушка да стол кухонный, с помойки хозяйкой принесенный. Никто там жить не хотел за ту цену, что тетка требовала, она жадная была до неприличия.

А тут один согласился. Как посмотрела на него Тоня, так сразу все поняла: алкаш самый настоящий, такому уже ничего не поможет, сопьется вскорости совсем, дело решенное. А пока Мишка этот, женой давно выгнанный, пристроился где-то дежурить два через два дня.

Пока нет его, Тоня старалась все дела хозяйственные переделать, чтобы на кухне не сталкиваться. Хотя мужик оказался не вредный, после работы напьется да и спит до полудня. Как глаза продерет, так, конечно, смотреть на него страшно – глаза мутные, рожа синяя, грязный весь, перегаром несет. Говорить даже не может, только подбородком трясет и заикается. Тоня поначалу боялась и на кухню выйти, потом привыкла, даже пива бутылку в холодильнике держала. Мишка пива выпьет, глаза продерет, а потом снова спать. А на следующий день уж только поест. Только Тоня его не кормила, еще чего не хватало.

Продержался Мишка так несколько месяцев, а потом его с работы уволили. Говорит, ни с чего, на работе он не пил, а Тоня подумала, что у него на роже все написано, вот начальство и распорядилось такого алкаша убрать с глаз долой. Запил тогда Мишка по-черному, с Тоней они поругались. И как-то не заметила она, что перестал он из комнаты своей выходить. Ну, ей еще и лучше. Вот приходит как-то она с работы, а он стучит в стенку. Тоня зашла – чуть не задохнулась, до того вонь в комнате стоит. Видит – совсем плохо Мишке, бледный весь, стонет тихо, голоса нет.

Вызвала «Скорую», увезли Мишку, две недели он в больнице провалялся, операцию какую-то сделали. Тоня в больницу не ходила, а тут врач звонит – так и так, выписываем его, так хоть заберите, а то он слабый совсем. Ну, жалко Тоне стало Мишку, все-таки не скотина, забрала она его, привезла на машине домой. Прибралась в комнате, еды какой-то купила, суп сварила. Все выходные с ним провозилась, лекарство по часам давала, чаем поила, воспитательную беседу проводила. В понедельник пошла на работу, а Мишка каждый час ей звонит. Где то, да где это, да когда придешь, да я есть хочу. Разозлилась Тоня да и высказала ему все как есть. Что ты себе выдумал? Я тебя не нянька, сам все найдешь, не младенец грудной! И не смей звонить на работу, еще не хватало, чтобы меня уволили!

Ну, Мишка и отстал. Приходит вечером Тоня, в квартире тихо. Она еще обрадовалась, помылась, ужин приготовила. А потом зашла к Мишке – а он уже холодный. Ремень привязал к трубе да и удавился. И записку оставил: «Совсем один, все плохо, все равно умру, так лучше сразу».

Тоня тогда от стресса сама чуть рядом не свалилась. Но опомнилась, вызвала медиков да полицию. Участковый приличный попался – не кори, говорит, себя, это он, видно, «белочку» поймал. Алкаши часто вешаются. Не переживай, никто его силой не тянул.

Ну, увезли его, Тоня сначала-то вздохнула с облегчением – одной заботой меньше. Хозяйка, выжига, едва начерно прибралась в комнате, даже раскладушку Мишкину выбрасывать не стала. Судачили бабки во дворе, что надо бы батюшку в квартиру пригласить, чтобы он что-то там сделал, покадил, освятил, молитвы прочитал, святой водой окропил. А иначе жить в той комнате нельзя. Ну, дождешься от жадины, как же! Хотела Тоня съехать, да деньги у нее вперед заплачены были за два месяца, а выжига ни за что не отдаст. А у Тони что – деньги лишние, что ли? Тем более что драла баба за комнату непомерно.

Правду люди говорили – не зря батюшку в таких случаях зовут. Потому что Тоня спать вообще перестала. Лежит до утра, прислушивается, все ей кажется, что Мишка в той комнате ходит. Ночью в туалет выйти боится – а вдруг Мишка выскочит. А если увидит она его лицо синее да язык вываленный, так сразу на месте умрет.

Стала Тоня нервная, вздрагивает, вещи роняет. На работе перепутала пару раз документы, заказы не туда послала. Начальник наорал, она, как обычно, в ступор впала. Он ее и уволил по-быстрому. Тоня спорить не стала, собрала вещички, расчет получила да и пошла. А охранник внизу пожалел ее, дал телефон Владимира Борисовича, там, сказал, работа есть с проживанием. Тоня и согласилась. И первый день думала, что ей повезло. Ага, как же, похоже, что и тут все закончится плохо. Такая уж у нее судьба, что ничего хорошего в жизни ей не отпущено.

Тоню разбудил телефонный звонок. Спросонья она долго искала мобильник, а он все заливался и заливался не умолкая. Наконец телефон нашелся под кроватью, бог знает, как он туда завалился, ни кошек в доме нет, ни детей.

– Да! – сказала Тоня. – Слушаю!

В трубке долго молчали, потом послышался какой-то скрип. Номер на дисплее был незнакомый, Тоня недоуменно пожала плечами и хотела уже нажать кнопку отбоя. Ясно же, что не туда попали, как тут прорезался женский голос.

– Это Антонина?

– Ну да…

Голос слышался издалека, как будто с другого конца земли, да еще все время прерывался.

– Это говорит хозяйка дома, я ваш номер у Владимира узнала.

– Татьяна? – Тоня вспомнила рассказ ушлой Анфисы Павловны. – Но ведь вы…

– Не говорите ничего по телефону! – испуганно забормотала женщина. – Ну да, это я. Понимаете, я хочу забрать собаку, Рика, мы не можем его бросить. Так вот не могли бы вы привезти его ко мне? Я сама не могу появляться дома…

Тоня изумленно молчала. Кто это звонит? Ведь хозяева дома сбежали всей семьей. Анфиса рассказывала, как жена хозяина с детьми уехала, как будто за ней черти гонятся, и этот водитель, что с Соколовой приехал, говорил, что сам Самохин в розыске, а семья его улетела в Германию.

– Вы меня слышите? – взывал женский голос в мобильном.

А с чего Тоня решила верить посторонней тетке и водителю? То есть Анфиса-то, может, и видела, как те уезжали, но вот водитель про Германию спокойно мог наврать, чтобы перед Тоней хвост распустить, будто он все знает, во все посвящен. Да кто ему расскажет такие подробности, его дело – только баранку крутить.

– Так вы мне поможете? – спрашивал голос. – Нужно только привезти собаку сюда, я заплачу вам за услуги, не сомневайтесь!

– Да, – наконец решилась Тоня, – да, конечно, я привезу его, говорите адрес.

– Кузнецовская улица, дом шесть, корпус три! – выпалила женщина. – Это недалеко от платформы «Паровозный музей»!

«Даль-то какая, – недовольно подумала Тоня, – что она, поближе подъехать не может? У нее самой машина».

– Знаю, что далеко, – женщина как будто подслушала ее мысли, – но вы ведь на автомобиле…

– Ну да, – неохотно согласилась Тоня, – хорошо, я успею за полтора… Нет, за два часа.

– Буду ждать!

Тоня с недоумением смотрела на мобильник. Что-то не понравилось ей в разговоре, голос у женщины был какой-то ненатуральный. Но, возможно, все дело в плохой связи. Так или иначе, для нее это какой-то выход. Вчерашний день показал, что находиться в этом доме небезопасно. Она решила остаться здесь только ради собаки. Невозможно бросить Рика на произвол судьбы. А так все устроится, она отдаст собаку хозяйке и может ехать на все четыре стороны.