Текст книги "Леди Титаник"

– Сейчас переоденусь! – встрепенулась тетя Каля. – А то неудобно являться к незнакомым людям в простом летнем платье.

И она скрылась в комнате Лолы.

– Слушай, а у этого Дубова, оказывается, еще мать жива! – сказала Лола, заслышав за спиной звук открываемой двери. – Только ей сейчас восемьдесят четыре года. Однако такие старушки бывают достаточно бодрые…

Она повернулась – и слова застряли в горле. Тетя Каля переоделась. Теперь на ней было шелковое парадное платье, на лиловом фоне располагались крупные пунцовые соцветия непонятного вида. Не то это были розы, не то тюльпаны. Такие стилизованные цветы раньше любили изображать на обоях и на плохо отпечатанных открытках, поздравляющих гражданок с Международным женским днем Восьмое марта. Лола прикинула, что при теткиных габаритах шелку на платье пошло немерено.

– Ну как, нравится? – Тетка горделиво повернулась. – Перед самой поездкой пошила. Думаю, первый раз в ваш город еду, нельзя же в рванье каком-нибудь появиться.

– Н-нравится, – Лола сглотнула слюну, – только ты знаешь, сегодня на улице прохладно, нужно бы пиджачок какой-нибудь, а то простудишься.

– Кто – я? – с негодованием завопила тетка. – Да я в жизни не простужалась.

«И ведь есть же у нее деньги, – подумала Лола, – вполне может одеться прилично. Хотя при таких габаритах все нужно шить на заказ…»

Если и блуждала в душе у Лолы надежда, что тетка прикроет пунцовые цветы обширным темным пиджаком, то они скоро испарились: пиджак оказался бархатным, темно-красным. Впрочем, Лола в глубине души нечто подобное и ожидала. Судя по всему, тетя Каля использовала для пошива парадное знамя того самого полка, в котором служил некогда ее третий муж, Степан Тимофеевич Свириденко.

Лола лишь покрутила головой и дала себе слово, что как только они разберутся с этой ужасной историей, она сводит тетку в магазин «Великие люди», где продается одежда самых больших размеров, и подберет ей там приличную одежду по ее габаритам.

Сама Лола собралась быстро, правильно рассудив, что как бы она ни оделась, все равно за теткиной мощной фигурой ее никто не заметит.

Мать покойного Анатолия Петровича Дубова проживала в центре, на Литейном проспекте, в доме номер тридцать семь рядом с магазином элитного дамского белья под названием «Дикая орхидея».

Пока они медленно шли по Литейному, разыскивая нужный дом, тетя Каля глазела на богато оформленные витрины. Теперь же она просто застыла на месте.

– Это же надо такое людям показывать! Это что – белье? Что ж за белье – и ничего не прикрывает, и не греет, опять же кружева небось натирают.

– Не натирают, – усмехнулась Лола, – женщины в таком белье траншею не копают и марш-бросок не делают.

– Да уж, – вздохнула тетя Каля, – представляю, что сказал бы Степан Тимофеевич, если бы увидел меня в таком белье.

И она трубно захохотала. Лола представила кокетливые трусики и лифчик, только размером раз в десять больше, чтобы налезли на тетку, и закатилась хохотом, так что даже прохожие оборачивались.

Они смело вошли в подъезд, не отягощенный домофоном, и поднялись на второй этаж. Лестница когда-то была очень красива – с витыми чугунными перилами и богатой лепниной на потолке. Сейчас все выглядело довольно запущенным, но грязи на полу не было, и пахло не то чтобы приятно, но и не помойкой.

Лола не придумала еще, что они скажут старухе Дубовой, и станет ли она вообще с ними разговаривать. Тетя Каля склонялась к тому, что следует говорить правду, и только правду – люди, мол, поймут. Лола никак не могла тетку разубедить.

– Ну ты пойми, тетя Каля, – говорила она на ходу, – ведь дело наше не совсем обычное. Ведь уже два покойника в это дело замешалось, стало быть, очень опасное оно. А ты хочешь первому встречному человеку все выболтать! Ну разве так можно…

Не успели они подойти к двери, как она распахнулась, и вышла женщина лет пятидесяти, одетая скромно и даже слегка неряшливо. Лола тотчас подхватила тетю Калю под руку и увлекла вверх по лестнице. Женщина мазнула по ним равнодушным взглядом и отправилась по своим делам.

– Ты чего, Ольга? – загудела Калерия, как только женщина скрылась за дверью подъезда. – Как раз из нужной квартиры женщина, может, разузнали бы чего…

Но Лолина интуиция подсказала ей действовать иначе. На двери висела табличка: «Дубовой – 1 зв. Мигунец – 2 зв.»

Лола нажала на кнопку. Послышались старческие неуверенные шаги, и дверь тут же открыли, ничего не спрашивая. Даже тетя Каля удивленно покачала головой.

На пороге стояла невысокого роста, весьма полная старушка, глядя на широкую улыбку которой, Лола сразу же заподозрила, что с бабусей не все ладно. Жидкие седые волосы были завязаны розовой ленточкой, на руке на каждом пальце поблескивали дешевенькие колечки с разноцветными стекляшками вместо камней.

– Здравствуйте! – воскликнула старушка громким жизнерадостным голосом, как актриса на детском утреннике. – Гости! Очень люблю гостей! А что вы мне принесли?

Лола с тетей Калей переглянулись.

– Ленты, кружева, ботинки, – пропела старуха, – что угодно для души! Фик-фок на один бок! – Она расхохоталась. – Ну если нет ничего, то так проходите, посидим, чаю попьем…

– Это хорошо, – тетя Каля вдруг вытащила из своей необъятной сумки коробку конфет, – как раз к чаю будут…

Старушка по-детски захлопала в ладоши от радости, и Лола полностью утвердилась в диагнозе: бабка в глубоком маразме. Она подумала, что зря они сюда пришли, вряд ли удастся что-нибудь узнать, но тетя Каля уже дала себя увлечь в комнату.

Против обыкновения, в квартире наблюдался порядок и относительная чистота. В прихожей был явно не так давно сделан ремонт, то есть, конечно, обои были наклеены самые простенькие и дешевые, белорусского производства, и линолеум старый, времен развитого социализма, но не валялось никаких бебех, как обычно в коммунальной прихожей, не стояли бабушкины пыльные сундуки и бельевые корзины с довоенными газетами. В комнате у старухи тоже оказалось вполне уютно. На широком подоконнике вольготно расположились комнатные цветы, кровать была прикрыта ярким покрывалом, стоял не новый, но вполне приличный телевизор корейского производства. Старушка уселась в кресло и вопросительно посмотрела на гостей.

– Мы к вам, Галина Павловна, из районной социальной службы, – затараторила Лола, – вот, ходим, проверяем, в каких условиях живут пенсионеры нашего района… А конфеты – это от вашего депутата подарок к трехсотлетию города…

Старушка снова радостно рассмеялась, при этом на губах у нее лопались пузыри, как у младенца. Тетя Каля вызвалась поставить чайник, Лола осторожно приступила к расспросам. Галина Павловна вдруг вскочила с места и подбежала к старому трельяжу. Зеркало на нем потрескалось, но пыли, как отметила Лола, не было. Стояли там разные баночки с кремами и валялись тюбики с губной помадой. Старушка придирчиво оглядела себя в зеркало, взялась было за гребень, но потом оглянулась на ожидавшую Лолу и решила, видно, не отвлекаться надолго. Она только наскоро накрасила губы, причем по причине плохого зрения накрашенный рот получился чуть сбоку от настоящего. Но старушку это ничуть не смутило. Она еще раз оглядела себя в зеркало и осталась удовлетворена, после чего села в кресло и довольно внятно рассказала, что живет она одна, родственников никаких нету. Но они прекрасно ладят с соседкой Верой Мигунец. Вера – женщина самостоятельная, к ней хорошо относится. Дальше пошла какая-то галиматья, старуха стала повторять, что плохо выглядит, потому что давно не была у своего парикмахера. Лола, боясь, что так ничего и не узнает, прямо спросила, всегда ли старушка жила одна. Та сразу же пригорюнилась и сообщила, что был у нее муж, и сын, и невестка даже была. Муж ее был знаменитым артистом, ее, Галину, носил на руках, совершенно ничего не позволял делать. Сынок Толя рос очень почтительным и славным мальчиком, маму любил. Но муж умер – скоропостижно, от обширного инфаркта. Он очень волновался, переживал, потому что ему как раз должны были присудить Госпремию, вот сердце и не выдержало. А сын вскорости женился. Она, Галина Павловна, встретила невестку как родную, но та сразу же ее невзлюбила.

Пришла тетя Каля с горячим чайником и стала доставать из буфета чашки. Они с Лолой переглянулись поверх старухиной головы: надо же, вроде в маразме, а про прошлое говорит как складно! Только непонятно, где тут правда, а где бабуля сочиняет.

А бабулю несло: как видно, соскучившись по слушателям, она норовила побыстрее вывалить все, что наболело.

Невестка оказалась очень плохой женщиной, она делала всяческие гадости Галине Павловне и настраивала сына против нее.

Лола подумала, что если бы ей пришлось жить в одной комнате со свекровью, то вряд ли она относилась бы к той с любовью.

Они ссорились, продолжала старуха, и она, Галина Павловна, всегда заступалась за сына.

Все ясно, подумала Лола, она бесконечна вклинивалась между молодыми, не давала ни слова сказать, ни одним побыть.

И однажды невестка ушла, продолжала старуха, а сын так переживал, что у него случился инфаркт. Оказалось, это наследственное.

Тетя Каля сочувственно поцокала языком. Старуха сорвалась с места и стремительно метнулась к шкафу. Вообще, для женщины такого преклонного возраста она была удивительно подвижна, вот только с головой явно не все в порядке. Старуха вытащила старый альбом для фотографий, в потертом плюшевом переплете когда-то малинового цвета. В первую же страницу оказался вложен довольно большой портрет мужчины в траурной рамке. Тетя Каля схватила фото и впилась в него взором, потом оглянулась на Лолу и покачала головой: не тот, мол. Лола и сама понимала, что старухин сын совершенно не тот Дубов, который был им нужен.

Тетя Каля машинально рассматривала снимки, старушка, не умолкая, вещала что-то свое.

– Скажите, – внезапно изменившимся голосом спросила Калерия, – а это кто?

На снимке была большая группа молодых людей в летней одежде.

– А это они Толино двадцатилетие справляли на даче, – толково ответила старуха, – вот Толик, а это друг его, самый близкий, со школы они еще дружили, тоже Толя, Сомов…

Лола взглянула на тетку, та подмигнула в ответ: тот самый, ее второй муж, который представлялся Анатолием Дубовым! Они на верном пути.

– Так расстроился, когда Толя умер, помог мне с похоронами… – вспоминала старушка, – невестка-то, злодейка, даже на кладбище не явилась, совесть, видно, мучила… И потом Толик не забывал меня, заезжал…

– Точно его Анатолием звали? – настойчиво спрашивала Лола.

– Конечно, вот между ними Ирочка стоит, так она все смеялась, что желание загадывать нужно…

Старуха тут же принялась петь дифирамбы неизвестной Ирочке и сетовать, что не она стала ее невесткой, как вдруг открылась дверь, и на пороге появилась соседка. Выглядела она еще более неряшливо, в зубах дымилась сигарета, и попахивало от нее спиртным. Лицо ее, и до этого нездорового цвета и слегка одутловатое, от злости покрылось багровым румянцем.

– Это кто ж такие! – закричала она. – Галина Паллна, ну сколько ж раз вам говорить, чтобы двери никому не открывали? Ведь всякую шваль пускаете, обнесут ведь квартиру на фиг!

Старушка тут же вздрогнула и поглядела виновато.

– Но-но, – тетя Каля обиделась и начала было приподниматься, – ты не очень-то насчет швали…

Но Лола тут же подхватилась и увлекла соседку на кухню.

– Мы из социальной службы! – сообщила она.

– Ха! – отреагировала соседка. – Сроду к ней из этой службы никто не ходит! Я за старухой и убираю, и еду готовлю. Ей дай волю – одними конфетами питаться будет! Никого мы не приглашали, не знаю, что вам от старухи надо, так что мотайте отсюда, да глядите не прихватите у бабки кой-чего! А то милицию вызову!

– Ну-ну, – медленно протянула Лола, – станет милиция с тобой, с пьяницей, разговаривать.

– Чего? Да я пива выпила всего бутылку! – возмутилась соседка.

– Ну-ну, значит, пиво-то на вчерашние дрожжи упало, так?

– А тебе какое дело? – угрюмо буркнула соседка.

– Работаешь где, Вера? – спросила Лола, доставая сигареты.

– И опять не твое дело! – рассердилась Верка, жадно глядя на красивую пачку. – Ты мне документ предъявила, чтобы вопросы задавать?

И Лола достала самый действенный документ – стодолларовую бумажку.

– Видела такие деньги? – спросила она.

– Уж как-нибудь, – обиделась Верка, – не нищие…

– Ну тогда давай колись, с какой такой радости ты за старухой ухаживаешь. И не говори, что по доброте душевной – ни в жизнь не поверю!

– Ага, нашли дуру, задаром все делать! – разозлилась Верка. – Да за бабкой если не смотреть, она всю квартиру поджечь может. Это у нее сейчас просветление, а иногда вообще ничего не соображает! А стирки сколько, и ест бабка тоже порядочно! Да все просит повкуснее… Полы, опять же…

– И кто тебе за все это платит? Пенсию старухину забираешь? – прямо спросила Лола.

– Да на ее пенсию кошку бездомную не прокормишь! – закричала Вера. – Она ж, почитай, всю жизнь не работала, за мужем была как за каменной стеной! Вот у нее теперь пенсия – с гулькин нос!

– Что, и вправду муж был у нее народный артист? – удивилась Лола.

– Ой, я тебя умоляю! – отмахнулась Верка. – Бухгалтер он у нее был на Третьей макаронной фабрике! Это она теперь врет, что артист заслуженный! Сегодня он у нее народный артист, а завтра знаменитый художник! Или крупный начальник! Однако сидела на шее у своего бухгалтера всю жизнь, пока он не умер. Тогда попыталась к сыну пересесть, а сын женился. Ну и началось у них веселье! Потом и сын тапки отбросил.

– Ближе к делу, – сказала Лола, угощая Веру сигаретой, – время дорого. Кто тебе платит за то, чтобы за старухой приглядывала?

Она уже примерно знала ответ, хотелось удостовериться.

– Был тут один… – неохотно заговорила Вера, – приятель бывший сына старухиного, Толи.

– Сомов Анатолий? – прямо спросила Лола.

– Зачем тогда спрашивать, если сама все знаешь, – неприязненно сказала Вера.

– Давай отрабатывай денежки.

И Вера рассказала, что после смерти старухиного сына в этой квартире жили они с матерью, и Галина Павловна, которая тогда была еще бодрой женщиной, и устроилась работать в районный Дом пионеров – вести кружок мягкой игрушки и макраме. Время шло, Вера по молодости не слишком интересовалась жизнью соседки, а году этак в девяностом, когда стало совсем плохо с продуктами и остальными товарами, возник вдруг в квартире Анатолий Евгеньевич Сомов. Поглядел он на старуху, покрутил головой, глядя как они бедно живут, и занялся ремонтом. Водогрей новый поставил, не сам, конечно, – рабочих прислал, плиту газовую поменял. И денег старухе подбросил. Так и появлялся изредка, раз в полгода. А уж потом, лет пять назад, когда у старухи явления разные начались – ну, кран она в ванной забыла закрыть, цыганку в дверь запустила… Тогда Анатолий Евгеньевич и предложил Вере за старухой присматривать, и деньги ей платил. Деньги положил на сберкнижку и так устроил, что каждый месяц Вера может снять только определенную сумму, которой с лихвой хватает им со старухой.

– Площадь у нас не приватизирована, комнату старухину мне вряд ли отдадут, если что, – закончила Вера, – так что мне прямая выгода, чтобы бабка как можно дольше жила, а то денег больше не получу. Вот как все Анатолий Евгеньевич устроил.

– Кто он такой, где живет?

– Где живет, понятия не имею, он меня в гости не приглашал, – ответила Верка, – а что человек небедный, так это точно. Приезжал раньше на такой машине шикарной, с шофером, одет прилично…

– Ну хоть какие-то его координаты у тебя есть, чтобы связаться в случае, если, к примеру, старуха помрет? – не отставала Лола.

– А зачем с ним связываться? – удивилась Вера. – Все распоряжения он отдал, деньги есть, что я, бабку, что ли, сама не похороню? Только она еще всех нас переживет!

Потом она призналась, что на крайний случай был у нее номер телефона, но когда Вера позвонила как-то, потому что старуха отравилась – съела что-то не то в приступе затмения – ей ответили, что Сомов по этому телефону никогда не жил и передать ему они ничего не могут. И что звонить сюда больше не нужно, потому что Анатолий Евгеньевич Сомов умер.

– Когда это было? – вскинулась Лола.

– Месяца два назад. Старуху в больницу увезли, но через три дня выпустили, свеженькую как огурчик.

– Ясно, ну, будьте здоровы с бабушкой…

– Прибавить бы, – вздохнула Вера, потрясая бумажкой.

– Ладно уж, держи, пока я добрая, – сказала Лола, добавляя еще одну такую же.

Тетя Каля появилась на пороге комнаты, утирая пот.

– Ох и сильна бабулька в разговорах! – сказала она. – Уж на что я поговорить люблю, но против нее никак не устою… И конфеты все приговорила, за интересной беседой…

– Ей плохо не станет? – опасливо спросила Лола, вспомнив о размерах конфетной коробки.

– Какое там! – Соседка махнула рукой. – Аппетит у нее волчий! А сладкого вообще сколько угодно съесть может…

– Вот что, тетя Каля, дуем быстрее домой, – озабоченно говорила Лола, оглядываясь в поисках подходящей машины.

– Будем по твоей базе данных Сомова искать?

– Это, во-первых, а во-вторых, теперь, я думаю, самое время в нотариальную контору смотаться. И прижать там девчонку-секретаршу по горячим следам.

– Только я туда – ни-ни! – испугалась тетка.

– И не нужно, сама справлюсь. Приду к ней под видом сотрудника милиции, живо все выболтает!

Дома, как ни странно, было тихо. Звери, обкормленные тетей Калей, спокойно спали, сытые желудки тянули их на теплую кровать, никакие зловредные мысли не приходили в их сонные головы.

Они быстро выяснили по базе данных адрес Анатолия Евгеньевича Сомова, точнее, его семьи, потому что в самой последней версии самого Сомова в базе не было, но по тому же адресу проживали Сомова Алла Константиновна и еще какие-то посторонние люди с другими фамилиями.

– Вот и, поди, угадай, кто есть кто, – вздохнула тетя Каля.

– А все просто, – уверила ее Лола, – значит, эта самая Сомова – его бывшая жена, то есть вдова, по возрасту подходит, она пятьдесят третьего года рождения. Моложе Сомова, но не так чтобы намного. А вот эти, смотри, Мухин Кирилл Алексеевич и Мухина Алена Алексеевна – это брат и сестра, ее дети от первого брака. Иначе с чего бы им всем в одной квартире жить? И по возрасту совпадают: парню сейчас двадцать семь лет, а девице двадцать четыре. Верно ты сказала, тетка, не было у твоего второго мужа детей, все чужих воспитывал.

– Да как он их воспитывал? – фыркнула Калерия. – Во всяком случае, моим Ильей он не больно интересовался.

– Ладно, не будем терять времени. – И Лола раскрыла дверцы платяного шкафа. Она плохо представляла себе, как выглядят в наши дни обыкновенные сотрудницы милиции. Все ее познания в этой области ограничивались телевизионным сериалом «Каменская». Однако она быстро сообразила, что ни один из ее именных костюмов от хороших французских и итальянских модельеров для этой роли не подойдет. А по своему опыту работы в театре Лола знала, как важно для успешного создания образа правильно подобрать сценический костюм и грим.

– Эх, мне бы сейчас Нельку Баранову! – с грустью проговорила она, разглядывая очередной жакет от Гуччи.

– То кто ж такая? – поинтересовалась тетя Каля, с живейшим интересом наблюдавшая за приготовлениями племянницы.

– Костюмер, несколько лет в нашем театре работала, потом в кино ушла, на «Ленфильм», делала костюмы для сериала «Ментовский Петербург». Вот она умела костюм буквально из ничего сотворить! Ей режиссер только намекнет, что ему нужно, а Нелька уже за ножницы хватается! Помню, ей Семихвостов – такой режиссер у нас был – задачу поставил: это ж умереть! «Мне, – говорит, – Нелли Виленовна, нужна фирма, самопал, но не дерибас!» Это ведь вообще черт знает что, невозможно понять, чего человек хочет, а Нелька все поняла и через день ему готовые костюмы предоставила!

– Дерибас – то ж я знаю, – вставила реплику тетя Каля, – то ж знаменитый человек, у нас в Черноморске градоначальник такой был, даже улица в его честь названа!

Лола недоуменно посмотрела на тетю и отложила жакет:

– Нет, все не то! Придется в магазин идти, тут неподалеку новый открыли, от швейного объединения «Марина».

Новый магазин вызвал у тети Кали ностальгические чувства.

– Ой, да я ж в такой точно кофточке с Изей познакомилась, со своим первым мужем! – воскликнула она, уставившись на батистовую блузку с рукавами-фонариками, – аккурат такие рукавчики, только цветочки помельче были! А в таком платье я на привозе стояла!

Вокруг поодиночке и небольшими группами бродили малоимущие покупательницы и тяжело вздыхали. Лола услышала, как одна из них вполголоса говорила подруге:

– Нет, лучше уж на рынке… уж больно все уныло! А вроде и недешево!

У Лолы была своя собственная цель, отличная от остальных покупательниц, и она решительно потянула к себе тоскливый официальный костюм цвета «несбывшиеся надежды».

Продавщица с удивлением посмотрела, как хорошо одетая и явно обеспеченная молодая женщина примеряет это чудо отечественного дизайна, и приблизилась, чтобы посмотреть на чудачку.

– Ничего костюмчик, – заявила она с фальшивым энтузиазмом, – и сидит отлично! Как на вас шили! А цвет – ну до чего вам к лицу! Надо брать, и не задумывайтесь!

– Девушка, не надрывайтесь! У нас в банке маскарад, – пояснила Лола, поворачиваясь боком к большому зеркалу и придирчиво разглядывая себя в профиль, – я оденусь школьной учительницей младших классов, точно ни одна собака не узнает!

– Тогда вам еще очки нужны, – предложила продавщица, – какие попроще, из аптеки.

– Молодец, – Лола с интересом взглянула на продавщицу, – соображаешь! Костюмчик-то заверни, возьму!

В соседней аптеке она действительно подобрала невзрачные, давно вышедшие из моды очки с простыми стеклами и через полчаса, оглядев в зеркале результаты своего труда, осталась довольна. Макияж она радикально изменила, надела туфли на низком каблуке (немецкие, некрасивые, буро-коричневого цвета, но довольно удобные). Теперь из зеркала на нее глядело унылое создание неопределенного возраста с печатью неудавшейся жизни на лице.

– Одно плохо – по улице идти в таком виде! Прохожие шарахаться будут! Ну да ладно – роль есть роль!

Тетя Каля мужественно предложила проводить племянницу, хотя не могла без внутреннего содрогания вспоминать контору нотариуса Штокенвассера и вообще всю девятую Красноармейскую улицу. Однако Лола категорически запретила ей это:

– Тетя Каля, ты что, на нары хочешь угодить? Да они ж тебя с собаками разыскивают!

– С собаками? Да разве ж у вас в Питере собаки? Вот у нас в городе Черноморске собаки – так то ж собаки… – завела Калерия Ивановна свою обычную песню, но Лола, не дослушав ее, махнула рукой и улетучилась.

На улице она действительно пережила пару неприятных моментов, когда юная особа в очень недурном красном платье от Донны Каран окинула ее презрительным взглядом, а бежавшая рядом крошечная левретка испуганно тявкнула и спряталась за хозяйку. Кроме того, никто из водителей, кому она махала рукой, не хотел останавливаться, видимо, сомневаясь в ее платежеспособности.

Наконец, когда Лола уже отчаялась поймать машину и направилась в сторону станции метро, возле нее остановилась ржавая, видавшая виды «копейка». Водитель, занудный дедок с недовольно поджатыми губами, почувствовав родственную душу, всю дорогу пытался разговорить пассажирку на тему политики и в итоге взял с нее совершенно смешные деньги.

Нотариальная контора на девятой Красноармейской оказалась закрыта, но изнутри доносились какие-то звуки, и Лола требовательно надавила на кнопку звонка.

– Написано же – контора закрыта! – раздался за дверью страдальческий девичий голосок.

– Милиция! – рявкнула Лола.

Дверь открылась. На пороге стояла бледная девица в круглых очках, сползающих на кончик носа, – судя по тетиному описанию, секретарша покойного нотариуса.

– Я ведь вчера вашему сослуживцу все уже рассказала, – протянула девица, тем не менее отступила и пропустила Лолу в приемную.

– Тогда был предварительный опрос, – строго заявила Лола, – а теперь будет снятие показаний в рамках следствия. Кроме того, тот сотрудник был из другого отдела.

Она говорила какую-то ерунду с важным и уверенным видом. Как бывшая актриса, она прекрасно знала, что зрители никогда не вслушиваются в текст роли, обращая внимание в основном на интонацию и эмоции актера. Правда, сейчас перед ней был один-единственный зритель, но незыблемые принципы театрального искусства от этого нисколько не менялись.

И действительно, Лолин уверенный вид произвел на секретаршу сильное впечатление.

– Что вы здесь делаете, если контора закрыта? – поинтересовалась Лола, буравя девушку подозрительным взглядом.

– Да вот… порядок навожу, а то завтра приедет Эльвира Фараоновна и недовольна будет…

– Кто? – удивленно переспросила Лола.

– Эльвира Фараоновна, – повторила секретарша, – это помощник нотариуса… она в отпуске была, а теперь вернется и все дела примет, теперь она здесь станет главной…

– Ага! – кивнула Лола и неожиданно спросила, прокурорским взглядом уставившись на девицу: – А почему это вы ничего не сказали моему коллеге о визите господина Сомова?

– Кого? – испуганно переспросила секретарша, от неожиданности отскочив и чуть не свалившись.

– Сомова, Анатолия Евгеньевича Сомова! – повторила Лола, надвигаясь на секретаршу с угрожающим видом.

– Ка… какого Сомова?

– Вы что же – будете все отрицать? Нам достоверно известно, что господин Сомов посещал вашу контору и составил здесь завещание! А его посещение непосредственно связано с убийством!

Лола, конечно, блефовала, но ее уверенный и грозный вид очень сильно подействовал на девушку.

– Я… я не помню… – пропищала та, забившись в угол, – я не могу запомнить всех посетителей… Но у нас есть книга регистрации, куда всех заносят… там клиенты расписываются за суммы пошлин и за оплату услуг нотариуса… Я могу там посмотреть…

– Так посмотрите! – рявкнула Лола голосом, который слышала в одном из бесчисленных милицейских сериалов и который, по ее мнению, очень подходил к данному моменту. – И не задерживайте меня, мне еще после вас в тюрьму ехать к подследственному!

Упоминание о тюрьме и о подследственном окончательно сломило несчастную секретаршу. Явно в нарушение всех должностных инструкций она трясущимися руками достала ключи от сейфа, открыла его и вынула большую прошнурованную книгу.

– Вот, одну минуточку, здесь у нас все клиенты записаны… – бормотала девушка, переворачивая страницы, – если он приходил, должен быть записан… как, вы сказали, его фамилия?

– Сомов, – повторила Лола, – Анатолий Евгеньевич Сомов.

– Книга большая, – испуганно шептала секретарша, – пока ее всю пересмотришь… а когда он у нас был? Вы дату посещения не знаете? Хотя бы в каком месяце?

– Не знаю! – строго отрезала Лола. – И именно это я и хочу у вас узнать! Может быть, он и не в этом году был.

– Не в этом? – секретарша охнула. – Так эта книга – только за этот год, а тогда придется и другие поднимать! Ой, да что же я говорю! – спохватилась она. – У меня же есть база по всем клиентам в компьютере, я там узнаю, когда он приходил, и тогда уже найду нужную книгу!

Девушка включила компьютер, защелкала клавишами. Лола смотрела на экран через ее плечо.

– Вот у нас буква «С»… – бормотала секретарша, – Садовский, Сапожников, Серов, Сигизмундер, Синичкин, Собакин, Соболев, Солянкин… вот он, есть, Сомов А. Е.!

– Точно, Анатолий Евгеньевич! – прочитала Лола, радуясь тому, что их с тетей Калей догадка блестяще подтвердилась.

– Он у нас был дважды, – сообщила секретарша, – в позапрошлом году и второй раз – три месяца назад…

– А какая причина посещения?

– В компьютере мы это не указываем, поскольку информация конфиденциальная, но я теперь знаю даты его посещений и легко найду записи в книгах.

Девица снова зашуршала страницами и очень скоро показала Лоле нужную запись:

– Вот он, Сомов Анатолий Евгеньевич, вот его подпись… судя по сумме, которую он заплатил, он действительно оформлял завещание.

– Это – последний раз, а вы сказали, что он был у вас в конторе два раза…

– Сейчас я посмотрю это в другой книге…

Секретарша снова полезла в сейф, достала еще одну прошнурованную книгу и углубилась в ее изучение.

– Ну вот, я его нашла, – вскоре сообщила она, – вот, опять его подпись и точно такая же сумма.

– То есть что это значит?

– Это значит, что тогда он тоже оформлял завещание.

– Два разных завещания? – заинтересовалась Лола.

– Так очень часто бывает, – девушка пожала плечами, – бывает, и по десять раз клиент завещание переделывает… Допустим, поссорится человек с наследниками – и отпишет все кому-нибудь другому, а потом снова помирится с родственниками – и опять к нам… Или вдруг женится старичок и перепишет все имущество на свою новую жену…

– Старичок – женится?

– Да сколько угодно! – секретарша посмотрела на Лолу, поражаясь ее наивности. – Что вы как с Луны свалились! Если старичок богатый, то невесты его прямо обхаживают!

– Вы мне зубы не заговаривайте! – опомнилась Лола. – Никакие старички тут ни при чем! Вы вот что скажите: где находится завещание Сомова?

– Здесь! – испуганно заговорила секретарша. – Оно находилось здесь, у нотариуса. Потому что когда Сомов составлял то, первое, то один экземпляр забрал себе, а у нас хранился второй. А вот три месяца назад он переписал завещание и оставил у Михаила Рудольфовича его в единственном экземпляре. И не спрашивайте меня, что там было, в этом завещании! – вдруг закричала девушка на Лолу. – Я понятия не имею! Потому что готовила его Эльвира Фараоновна, мне такой важный документ не доверили. Этот клиент, Сомов, очень просил, чтобы все было сделано в большой секретности: наверное, боялся, что семья узнает о новом завещании.

– А почему вы так думаете? – Лола впилась в девицу суровым прокурорским взглядом.

– Потому что то, первое, завещание готовила я. Три месяца назад Михаил Рудольфович документ уничтожил, но у меня в компьютере есть черновик. Он не имеет юридической силы, вот все руки и не доходили стереть.

– Показывайте! – распорядилась Лола.

Секретарша торопливо защелкала пальцами по клавиатуре, перелистывая файлы.

– Вот оно, – проговорила она наконец, – среди других старых черновиков…

Лола наклонилась через ее плечо и начала читать.

«Я, Сомов Анатолий Евгеньевич, – начинался документ, – проживающий там-то, паспорт такой-то…»

Лола пропустила паспортные данные и традиционные юридические обороты и перешла к самому интересному:

«…завещаю своей жене, Сомовой Алле Константиновне, паспорт такой-то, проживающей по адресу: Санкт-Петербург, Большая Пушкарская улица, дом четырнадцать, квартира восемнадцать, принадлежащий мне на правах собственности загородный дом в поселке Комарово, а также денежные средства на моем счету в банке «Балтийский». Кроме того, я завещаю детям моей жены от первого брака: Мухиной Алене Алексеевне, паспорт такой-то, проживает по тому же адресу, квартиру на Большой Пушкарской улице и денежную сумму десять тысяч долларов с моего валютного счета в «Альфа-Банке», и Мухину Кириллу Алексеевичу – тридцать тысяч долларов с валютного счета в «Альфа-Банке». Остальные средства со счета в «Альфа-Банке» завещаю фонду детей-инвалидов».