Текст книги "Ярослав Мудрый – великий правитель, просветитель и воин"

Наталья Иртенина
Ярослав Мудрый – великий правитель, просветитель и воин

Сидень

В сельце Предславине под боком у самого́ стольного града Киева жила княгиня Рогнеда. Была она матерью княжича Ярослава, двух его братьев и двух сестёр. Когда-то их отец, великий князь киевский Владимир, в гневе прогнал Рогнеду с глаз долой. Сослал подальше от себя и от сыновей, от киевского княжьего двора. А всё потому, что она не уступала мужу ни гордым нравом, ни гневливостью. Но потом отмяк князь, чуть подобрел к жене и поселил её в Предславине, где Ярослав – второй по старшинству сын Рогнеды – мог чаще видеть матушку.

Вот и теперь он гостил у родительницы. Вёл в её покоях битву между двумя воинами-всадниками, искусно вырезанными из дерева. Один был степняк-печенег с маленьким кривым луком и копьём, другой – русский дружинник в кольчуге, с мечом в руке, с подвешенной к седлу палицей.

– Руби его! Секи! – кричал мальчик в горячке боя. – Так его, разбойника степного!

Воины налетали друг на друга, крепко бились и отскакивали обратно. Ни один пока не мог победить. Но одолеть врага, конечно, должен был русич.

Ярославу исполнилось уже десять. В этих летах княжичу давно полагалось упражняться с мечом и щитом, постигать приёмы ратного боя. Но он был увечен от рождения. Вывихнутая нога отдавала сильной болью, если пытаться встать на неё. Вот и проводил второй сын Рогнеды свою жизнь сиднем, боясь ходить. Только на коне мог скакать, а в терему передвигался на закорках у своего дядьки-воспитателя. Старшие братья его так и звали – Сидень. Особенно зло насмехался Святополк, чьей матерью была не Рогнеда, а другая жена князя Владимира. Но Святополк среди всех сыновей киевского князя был волчонок, который со временем вырастет в волка и покажет клыки. Так говорили о нём отцовы бояре, старые дружинники.

В горницу стремительно вошла мать. Ярослав почувствовал её сильное волнение. За Рогнедой чрез дверь протиснулся княжий посланник, боярин Миронег Твердиславич.

– Так значит, супруг мой и отец моих детей хочет отпустить меня, чтобы я выбрала себе другого мужа из княжьих бояр?! И даст за мною богатое приданое? – В голосе матери Ярослав услышал знакомые нотки гнева. Но Рогнеда сдерживала себя.

– Сама ты ведаешь, княгиня, – развёл руками боярин. – Князь теперь принял веру Христову. И сама ты крещена в новую веру, и дети твои. А по христианскому закону положено мужу одну жену иметь, а не многих. Взял себе князь жену из греков, царского рода, и венчан с нею в церкви. А вам, бывшим жёнам своим, даёт волю и богатство. Сыновья все, от вас рождённые, останутся при нём законными наследниками. Соглашайся, Рогнеда! Не силу же к тебе опять применять…

Эти слова напомнили княгине о прошлом, о том, как была она пленницей, военной добычей и как князь Владимир насильно взял её в жёны. Рогнеда вспыхнула:

– Коли искренно принял он в сердце новую веру, то исполнит заповедь: блаженны милостивые. Я же, побыв женой князя, не хочу женой боярина стать. Передай Владимиру: пускай велит священникам постричь меня в монахини. Буду невестой Христовой и ангелам уподоблюсь!

Изумлённый таким ответом дружинник с поклоном удалился. Ярослав же внезапно встал на ноги, бросив свои игрушки:

– О матушка! Ты лучшая из жён во всём свете и сделала достойный выбор! Я так рад, что ты моя мать!

Позабыв о своём увечье, мальчик кинулся к Рогнеде, обнял обеими руками за пояс. Он переживал за мать, жалел её. И без того жизнь у неё была не сладкая. Обзаведясь некогда другими жёнами, князь Владимир забыл о ней, пренебрегал ею. Однажды княгиня решила отомстить мужу за это и едва не зарезала его, спящего, ножом. Но князь проснулся и остановил её руку. В наказание хотел сам пронзить её мечом, и только бояре его отговорили. Теперь же, выданная за какого-нибудь дружинника, Рогнеда вновь чувствовала бы себя униженной. Хвала небесам, этому не бывать!

Княгиня меж тем стояла, поражённая: сын-калека исцелился у неё на глазах! И сам Ярослав вдруг осознал, что хворая нога вовсе не мешает ему стоять и ходить, и боль совсем не чувствуется.

– Матушка?! – удивлённо смотрел он на Рогнеду, словно вопрошая: я больше не сидень?

В горнице на полке стояла икона Богородицы. Княгиня обернулась к ней и горячо произнесла:

– Благодарю тебя, Матерь Божия, за это чудо, за исцеление сына!..

В тот же день, не медля ни часа, Ярослав вернулся в Киев. Ему не терпелось, чтобы и все прочие узнали, что он больше не сидень, не убогий калека. Во дворе княжьего терема он сам, без помощи дядьки, соскочил с коня и бросил поводья слугам. Шёл по двору медленно, с гордо поднятой головой, с княжьим достоинством. Слышал, как удивлённо переговаривались меж собой старшие братья, Вышеслав и Святополк:

– Смотри-ка, Сидень своими ногами ходит! Вот невидаль!

Отца он нашёл в хоромах. Тот был со своим воеводой Добрыней. Дважды в месяц князь Владимир творил правый княжий суд: рассуживал тяжбы и споры горожан, выносил приговоры разбойникам, выслушивал обиженных и наказывал провинившихся. Сейчас суд был кончен. Ярослав поймал конец их разговора:

– …Если б был у нас, как у греков, закон, закреплённый письменами, у меня не болела бы так голова от этих споров и криков. Один за выдранную в драке бороду требует расправы для обидчика. Другой за похищенную девку норовит отделаться парой медных монет. Всяк в свою пользу тянет, всяк свою правоту глоткой доказывает.

– Были бы у нас книги, как у греков… – согласно скрёб в обширной бороде Добрыня.

– В книгах великая сила содержится. Надо нам училища на Руси заводить…

– Я завладею этой силой, отец, – прервал их беседу звонкий, взволнованный голос Ярослава. – Она будет служить мне!

– Ты? – Князь Владимир наконец заметил сына. Ещё пребывая умом в своих державных мыслях, он задумчиво и как-то недоверчиво смотрел на мальчика. – Ты что же, сам ходишь? А ну-ка, пройдись! – повелел отец.

И когда увидел, как легко ступает отрок, лишь чуть-чуть, едва заметно прихрамывая, взгляд у него прояснился, посветлел.

– Бог над тобою смиловался, сын! – воскликнул князь Владимир. – В память об этом я построю церковь во имя святого Георгия Победоносца, в честь которого ты крещён.

– Ну, теперь надо пристраивать княжича на княженье, – радостно ухмылялся Добрыня. – Старшие-то скоро разъедутся по своим городам. И ему, вишь, не сидится.

И впрямь! Вышеславу уже был назначен Новгород на далёком севере. Святополку обещан Туров возле западного порубежья. А Изяслав давно сидит-княжит в Полоцке, родовом граде своей матери, княгини Рогнеды. Все земли Руси, все племена, её населяющие, должны быть прочно скреплены. А что для этого лучше подходит, как не один княжий род, сыновья хоть и разных матерей, но одного отца, великого князя киевского?

– Хотел отправить в Ростов Всеволода, – сказал князь Владимир, весело поглядывая на Ярослава. – Но теперь в Ростовскую землю поедешь ты.

Не беда, что княжичу мало лет! Ещё есть время подрасти и окрепнуть под приглядом отца – года два. Тогда и поедет на княженье. С ним будет дядька-воспитатель, будет своя малая дружина. Да ещё отправится с ним учёный человек, епископ Феодор, чтобы просвещать тамошних людей Христовой верой, крестить их и приучать к христианскому закону. Справится! Оплошать отроку не дадут – где надо, подскажут, когда надо, за него всё сделают, пока не возмужает. Оружием научится владеть и с людьми управляться – всему, что князю знать и уметь надобно. Мальчишка с головой, с соображением. Вон как помышляет о приручении незримой силы, что в книгах обретается. А ведь читать ещё не обучен!

– Храни тебя Бог и святой Георгий! – Отец крепко обнял сына, а потом ласково потрепал его по волосам.

Ярослав, ещё не привыкший к своему крестильному имени, уткнулся лицом в живот князя. В этот миг он был счастлив, впервые за свои десять лет почувствовав и увидев любовь отца. А ведь думал, что тот равнодушен к нему. Видно, христианская вера и впрямь сильно изменила князя Владимира, сделала его добрее. Так говорили многие в Киеве.

А было это в 988 году. В том самом, когда князь Владимир крестил Русь, дал ей новую, небесную веру взамен поклонения страшным деревянным идолам.

Новгородский мятеж

«Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссияет…»

Взгляд Ярослава оторвался от письмён в толстой книге и устремился в воображаемую светлую даль. Как велика мудрость, черпаемая из книг! Как таинственно из маленьких буковок слагаются мысли и целые истории! Являются пред глазами красота и величие сотворённого Богом мира. Эта загадочная глубина, бездна премудрости, открывавшаяся в письменах, поражала Ярослава ещё в далёком детстве – и восторженно изумляла доныне, когда он давно уже не отрок, а зрелый муж.

– Словеса книжные – будто реки, наполняющие землю, питающие её живительной влагой, – такой речью встретил Ярослав епископа Иоакима, вошедшего в его покои. Князь покачал головой: – Если б ростовские язычники-нехристи знали грамоту и читали бы книги, никогда б они не прогнали из своего града владыку Фёдора, а слушали бы его с открытыми ртами.

Та досадная история из времён ростовского княжения Ярослава случилась лет уже двадцать назад, а всё ещё занозой сидела в памяти. Как ростовские жители, вооружась дубьём, принудили епископа Фёдора уехать из Ростова прочь, не мешать им поклоняться огромному деревянному чудищу – истукану подземного бога Велеса. Малая дружина Ярослава ничего не могла поделать против той злой шумящей толпы.

Но теперь он правит не Ростовом, а княжит после смерти старшего брата в Новгороде. Здешний народ тоже не мирный, много буянит по поводу или вовсе даже без повода. Но хотя бы они христиане, в церкви ходят и священников чтут.

Владыка Иоаким со вздохом опустился на лавку.

– Дурные вести из Киева прислал твой брат Глеб, князь. Против отца вашего, князя Владимира, мятеж замышляли. Другой твой брат Святополк сговорился с польским правителем Болеславом, чтобы отнять у нашего князя престол киевский. Слава Богу, открылся заговор. Ныне Святополк в темницу посажен, а князь Владимир готовится к войне с Польшей.

– Веришь ли, владыко, – помрачнел Ярослав, – с младых лет чудилась мне угроза от Святополка. Не даст он нам спокойно княжить на земле Русской, потому что ненавидит всех нас: и отца, и братьев своих!

– Это зло издавна на Руси поселилось, – печально кивнул епископ. – Когда князь Владимир убил своего брата Ярополка, взял себе его жену и сел княжить в Киеве. Рождённое той женою дитя было сыном Ярополка, но твой отец, княже, принял младенца как родного. Крещение во Христову веру смыло кровавые грехи князя Владимира… но душа Святополка всё равно жаждет мести за родного отца.

– Надо и нам готовиться к войне, владыко! – твёрдо сказал Ярослав. – Отец уже стар, а Святополк прыток. Не ровён час, затеет на Руси кровавую свару, как было и при отце, когда воевали его братья. Новгороду нужно большое войско!

Новгород некогда был городом, откуда русские князья ушли в южные земли и стали из Киева править Русью. Стольный Киев сделался матерью городов русских, а Новгород ушёл в тень его, стал второю столицей Руси. И платил Киеву две трети от того серебра, что собиралось со всей новгородской земли. Вот это-то серебро и надумал князь Ярослав не отсылать в Киев, а пустить на собирание войска. Помышлял о том, как обезопасить свой город, а вышло, что затеял мятеж против отца, князя киевского!

Князь Владимир в Киеве так и истолковал этот поступок Ярослава: сын нарушил обычай, не отправил положенную дань – значит, взбунтовался! Значит, хочет оторвать от Руси огромный кусок, богатую и обширную Новгородчину. Значит, вслед за Святополком ополчился на собственного отца!

– Готовьте пути для войска на север, мостите мосты через реки! – повелел князь Владимир своим воеводам.

И быть бы кровопролитной войне между отцом и сыном. Горькой горечи исполнилась бы тогда земля Русская, когда против всех законов, людских и божеских, христианских, подняли бы они друг против друга меч. Но Бог не дал случиться такому злу. Князь Владимир тяжело заболел и слёг в постель. Войско на север не отправилось.

Меж тем Ярослав нанял за морем отряды норвежских воинов-викингов, варягов, как их называли на Руси. Они заполонили Новгород. А война всё не начиналась… И тогда варяги, напрасно ждавшие военной славы и добычи, принялись безобразить в городе. Грабили, распутничали. Новгородцы обиды не стерпели и однажды ночью, собравшись тысячной ватагой, перерезали варягов на постоялом дворе, где те ночевали.

Всколыхнулся гнев в груди князя Ярослава! Никогда раньше, никогда позже не действовал он с таким мстительным коварством, как в тот раз. Созвал всех славных мужей новгородских на свой двор, как будто для примирения.

– Варягов мне уж не воскресить, – кротко говорил он им. – Что сделано, то сделано.

Но едва собралась тысяча новгородцев перед княжьими хоромами, Ярослав дал знак дружинникам. И пала бо́льшая часть той тысячи под ударами мечей.

А в ночь после того кровавого дня прискакал к Ярославу гонец из Киева с письмом от сестры: «Отец наш умер. Святополк вышел из заточения, сел княжить в Киеве и убивает братьев. Убил Бориса и за Глебом послал убийц. Берегись его».

Схватился за голову Ярослав.

– Что же я наделал! Остался без варягов, перебил новгородцев. Дружина своя мала, не выставить её против киевского войска окаянного Святополка! Горе мне!

Война с Окаянным

– Перебью всех моих братьев и один возьму власть над Русью! – вот что задумал волк Святополк, новоиспечённый киевский князь.

Из всех сыновей Владимира старшим остался он. Но любимым сыном умершего великого князя был Борис, и многие в киевской дружине думали, что он станет наследником отца, взойдёт на киевский престол. Под рукой у Бориса в то время было большой войско, и воины говорили ему:

– Пойди, княже, на Киев, прогони Святополка и сядь на место отца своего.

Но Борис, как и его младший брат Глеб, слишком глубоко в сердце принял христианскую веру. А Христос учил любить даже своих врагов.

– Если кто говорит, что Бога любит, а брата своего ненавидит, тот лжец, – ответил Борис дружине. – Не подниму руку на брата моего, к тому же старшего. Отец умер, так брат мне будет вместо отца.

Немного нашлось в дружине людей, которым по душе был такой ответ. Закалённым в боях воинам, хотя и носившим крест на груди, такое христианское смирение казалось трусостью. Едва ли не с презрением дружина покинула Бориса и ушла к Святополку в Киев. У того смирения не было ни капли – наоборот, его манил запах крови. Подосланные им убийцы зарезали князя Бориса прямо в его походном шатре, когда он молился Богу.

Затем головорезы отправились по приказу Святополка к юному муромскому князю Глебу. Настигли его на реке недалеко от Смоленска. Глеба уже предупредили об опасности, он знал о гибели Бориса. Но по примеру брата не стал обнажать оружие против слуг Святополка. Только воскликнул горестно:

– Лучше бы мне умереть вместе с братом, чем жить на этом свете и проливать напрасно чужую кровь!

Тело его душегубы бросили на берегу реки между древесными колодами.

А в Новгороде тем временем Ярослав предстал перед жителями на вече – на общем собрании горожан. Новгородцы смотрели на князя сурово и с опаской. Кто знает, какой ещё хитрости и лютости ждать от него?! Но увидели раскаявшегося в своём злодеянии человека, который смиренно просил их о помощи:

– Вас я иссёк вчера в безумии моём, честные мужи новгородцы, а теперь мне не купить воинов серебром! Святополк княжит в Киеве и истребляет братьев своих. Хочу на него пойти войною в отмщение. Потрудитесь со мною в этом деле.

И умягчились сердца новгородцев. Да к тому же никто из них не захотел, чтобы Русью правил злодей.

– Мы, княже, за тобою пойдём. Поборемся за тебя!

Не хуже прежнего собрал Новгород войско. Ярославу удалось вновь залучить и варяжские отряды наёмников. Рать вышла в поход и встретилась с воинством Святополка у города Любеча, что на Днепре. Ярослав призвал самого́ Бога рассудить их распрю:

– Не я начал избивать братьев, а он. Суди меня, Господи, по правде и будь мстителем за кровь братьев моих. Да прекратится злоба окаянного безумца!

В битве у Любеча пало множество воинов с обеих сторон. Святополк был разбит и бежал. Позже он нашёл приют у польского князя Болеслава, своего союзника. А Ярослав сел княжить в Киеве.

Только история на этом вовсе не кончилась. Не утвердился мир на Руси. Злоба Святополка Окаянного, как его прозвали, открыла дорогу на Русскую землю врагу гораздо сильнейшему. За спиной Святополка стоял воинственный правитель Польши, который с чёрной завистью смотрел на Русь и на то, как она собирает воедино славянские и балтийские племена, превращается в могущественную державу. Болеслав сам мечтал создать такую державу, только польскую. Русь ему мешала, русские земли надо было присоединить к Польше. Когда-то князь Владимир уже спорил с поляками за земли и грады Червонной Руси, что возле Карпатских гор, отвоевал их у тогдашнего польского правителя. Теперь Болеслав был намерен вернуть те земли и приобрести ещё больше.

Польский князь набрал огромную армию. Кроме поляков, в ней были отряды и немцев, и венгров, и даже степняки-печенеги. С войском Болеслава возвращался на Русь и Святополк Окаянный. Князь Ярослав со своей ратью, такой же могучей, встретил врага у западных рубежей, возле города Волынь. Он отправил Болеславу письмо с предупреждением: «Знай, что ты, подобно вепрю в луже, окружён моими собаками и охотниками».

Польский правитель прислал горделиво-презрительный ответ: «Если я в луже, то это потому, что омочу ноги моих коней в крови твоих охотников и собак. А землю твою и города́ уничтожу, словно дикий зверь».

Увы! Удача отвернулась в той жестокой сече от Ярослава. Тысячи его воинов погибли. Вся земля была усеяна телами убитых и раненых. Протекавшая рядом река сделалась красной от крови. Ярослав сам бился в гуще боя и едва спасся, покинув поле сражения всего лишь с четырьмя дружинниками.

Торжествующий Святополк снова вокняжился в Киеве. Но хорошо ему от этого не стало! Потому что Болеслав тоже вошёл в столицу Руси – как завоеватель. Со Святополком он вовсе не церемонился и всем распоряжался по-хозяйски. Первым делом запустил жадные руки в киевскую казну и обильно черпал из неё, раздавая своим воинам и наёмникам. Русское серебро потекло рекой в Польшу. Киев наводнили поляки.

– Разведите мою дружину по русским городам на прокорм, – приказал Болеслав своим воеводам.

А это значило, что грабить и бесчинствовать поляки будут не только в богатом Киеве, но и в прочих землях и городах на юге Руси.

Север же во главе с Новгородом оставался для них недоступен. Там князь Ярослав вновь, в который раз, собирал войско для отпора.

Возмездие

Но изгнал иноплеменников-захватчиков из пределов Руси не Ярослав, а сам Святополк! Терпеть унижения и грабёж от собственного союзника ему стало уже невмочь. Князь тайком разослал гонцов по русским городам с призывом:

– Сколько есть у вас поляков, всех избивайте и гоните!

Люди в городах тотчас поднялись с оружием в руках и быстро разобрались с непрошеными гостями. Польские отряды были истреблены. Болеслав остался почти без войска и понял, что лучше ему убраться с Руси восвояси. Так он и сделал. Но с собой прихватил остатки киевской казны и нагрузил обозы княжьим имуществом. Мало того! Он силой увёз заложниц – двух княжон, младших сестёр Ярослава. И угнал в Польшу целые толпы русских пленников: некоторых бояр, воинов-дружинников, тысячи простых киевлян. Многих заковали при том в цепи. Всех пленников ждала тяжёлая жизнь в польском рабстве. Но и это не всё, что присвоил алчный Болеслав. Земли и города Червонной Руси он всё-таки прибрал к рукам, а в придачу ещё и город Берестье (нынешний Брест в Белоруссии). Такой союзник хуже любого врага!

– Я обобран до нитки! – жаловался Святополк, лишившийся к тому же военной подмоги.

Безумием было наводить поляков на Русь. Но для Окаянного гораздо большее безумие было – избавляться от них. Ведь из Новгорода уже выступил со своей огромной ратью князь Ярослав. Ему удалось заключить выгодный союз со Швецией, и теперь с ним шёл крупный отряд воинов-варягов. А скрепила этот военный союз прекрасная Ингигерд, дочь шведского правителя-конунга. Она приплыла морем на Русь, в крещении приняла христианское имя Ирина и стала женой Ярослава. Умная, ослепительно красивая, обходительная, она стала своему мужу и помощницей, и советницей, и матерью восьмерых его детей.

Ну а тех, кто согласен был сражаться за Святополка, набралась всего-то горстка. Новгородско-шведское войско с лёгкостью их разбило. Окаянный князь бежал в степь к печенегам – за подмогой. Два года назад, когда Ярослав сидел в Киеве, воинственная печенежская орда уже наведывалась под стены стольного града. Тогда степняков науськал на него польский правитель, а Ярослав в кровавой битве победил их. Теперь же печенегов подзуживал будто сбесившийся Святополк.

– Идите и отомстите Ярославу за своё поражение! – звал он их на Киев.

Неистовая жажда власти сделала его слепым и глухим к страданиям Русской земли и народа. Степняки во время своих нашествий разоряли, жгли, убивали, угоняли в плен русских людей.

Ярослав стремительно вышел с войском навстречу хищной орде. Грозная печенежская сила чёрной полосой закрыла весь степной горизонт! И так случилось, что встретились противники на реке Альте, прямо в том месте, где несколько лет назад подосланные Святополком душегубы убили князя Бориса. А сама битва на Альте произошла за два дня до Пасхи, в пятницу, когда христиане вспоминают страдания Иисуса Христа. Сын Божий добровольно, во искупление людских грехов отдал Себя в руки своих врагов, и те распяли Его на кресте. Так и русские князья Борис и Глеб совершили христианский подвиг самопожертвования – чтобы не участвовать в братоубийственной междоусобице. Князь Ярослав был уверен, что своим мученичеством они обрели у Бога, в Царстве Небесном, венцы святости. Поэтому перед сражением он обратился к Борису и Глебу как к святым заступникам:

– Братья мои! Хоть и отошли вы из этого мира, и тела ваши мертвы, но души ваши благодатью Божьей живы. Вы ныне Господу предстоите. Помогите мне молитвами вашими одолеть моего противника, окаянного Святополка, убийцу гордого и безумного!

Битва зашумела с восходом солнца. «Была сеча злая, какой не бывало ещё на Руси», – с горечью и изумлением написал позднее летописец. Всё пространство, насколько хватало глаз, кипело массой сражающихся воинов, конных и пеших. Кровь лилась рекой. Люди так уставали, что обе стороны дважды расходились на передышку, а потом снова сходились в бою. И было в той битве чудо: многие христиане из русского войска видели ангелов, которые с небес поражали печенегов копьями.

К вечеру поле сражения осталось за князем Ярославом. Разбитые степняки убежали. Унёс ноги и Святополк с несколькими своими дружинниками. На него напал такой страх, что он мчался, не останавливаясь и не разбирая дороги, прямиком на запад. Окаянному чудилось, что сзади его настигает погоня, посланная Ярославом.

– Скорей! Бежим! Дальше! – кричал он спутникам и бился в припадке на каждой остановке. – Гонятся за нами! Ой гонятся!

Но никто за ними не скакал. Это собственное безумие навлекало на Святополка ужасный морок, заставляло нестись на коне без оглядки. Так он пробежал насквозь всю Русь до западных рубежей и всю Польшу. Где-то в пустынном месте на границе чешских земель его и настигла погибель. Никакие кони, даже самые быстрые, не смогли бы спасти злодея от возмездия, от наказания за лютые преступления. А летописец, записывавший годы спустя все события на Руси, дополнил свой рассказ об этом: «Есть могила его доныне, исходит от неё смрад ужасный».

Ярослав снова стал князем киевским. Теперь уже окончательно утвердился на отцовом престоле. И первым его государственным деянием было прославление братьев Бориса и Глеба как святых мучеников, небесных защитников Руси.

– Найдите останки моих братьев, чтобы нам с почестями положить их в церкви! – велел князь.

Тело Бориса обнаружили быстро, ведь убийцы закопали его в Вышгороде, недалеко от Киева. А вот Глеба искали в окрестностях Смоленска целый год! Никто не знал, где спрятали его тело головорезы. Пока наконец не достигли Киева слухи: в безлюдном месте у речки Смедыни рыбаки, охотники и проезжие купцы часто видят столб яркого света и слышат чудесное пение, как будто ангельское.

– Это брат мой! – сразу смекнул Ярослав.

И в самом деле: посланные туда дружинники и священники увидели между корягами на берегу реки тело юного князя. За пять лет оно совершенно не истлело, не было поедено дикими зверями. Торжественно его перевезли в Вышгород и положили рядом с Борисом. Глава Русской Церкви, митрополит Иоанн сказал Ярославу:

– Хорошо бы, княже, построить во имя святых братьев храм и установить день, в который праздновать их память.

– Благ твой совет, отче! – обрадовался Ярослав. – Так и сотворим!

Он повелел возвести в Вышгороде большую церковь с пятью куполами. Богато украсили её красочными росписями, иконами. Раки с мощами Бориса и Глеба были поставлены в ней. И как прежде совершались от их гробов чудеса – то свет над ними необычный воссияет, то запоют ангельские голоса, то исцелится от увечья калека, – так и отныне в вышгородскую церковь потекли потоком богомольцы, чтобы попросить помощи, исцелиться от болезней, избавиться от бед. Слава о святых Борисе и Глебе мигом разлетелась по необъятной Руси!