Текст книги "Cоветская повседневность: нормы и аномалии от военного коммунизма к большому стилю"

Даже после формального перехода к новой экономической политике вещевые выдачи продолжались. Так, летом 1921 года на фабриках и заводах Петрограда бесплатно распределили более 5000 пальто, 1500 курток, около 12 000 трикотажных костюмов, 19 500 блузок, 6000 пар брюк. Это, конечно, не могло коренным образом улучшить состояние гардероба рабочих. Если сравнить количество распределяемой одежды с численностью питерского пролетариата, получается, что одно пальто приходилось на 16 человек. Даже в январе 1922 года натуральная часть заработной платы – вещи и иные предметы быта – в полтора раза превышала денежную314314
  Хозяйственный обзор Северо-Западной области за 1921/1922 гг. Пг., 1922. С. 120.


[Закрыть]. Как и во времена военного коммунизма, в 1921–1922 годах жители городов обменивали одежду и обувь на продукты питания на толкучках и рынках. Неудивительно, что большинство детей школьного возраста, по свидетельству К.И. Чуковского, еще осенью 1922 года считали основным место работы своих родителей рынок – место, где взрослые проводили немало времени, пытаясь обменять остатки своего гардероба на еду.

В условиях разрухи и нищеты никакая система распределения не могла обеспечить нормального существования даже «классово полноценным элементам». Ощущение неравенства в обществе усиливалось. Ведь наряду с обшарпанной массой, на улицах во всяком случае Москвы и Петрограда встречались и относительно прилично одетые люди. Это были представители новой партийно-государственной элиты. Прекрасно одетой и ухоженной выглядела М.Ф. Андреева – комиссар театров и зрелищ Союза коммун Северной области. З.Н. Гиппиус летом 1919 года записала в дневнике поразивший ее факт. В приемной Андреевой – кстати, гражданской жены М. Горького, – часами томились люди, ожидавшие аудиенции, в то время как комиссар по театрам беседовала с личным сапожником о форме каблука на будущих новых ботинках315315
  Гиппиус З.Н. Указ. соч. С. 193.


[Закрыть]. Эпатажной роскошью отличались туалеты Л.М. Рейснер – известной журналистки, прообраза комиссара в «Оптимистической трагедии» Вс. Вишневского.

Люди, приближенные к власти, могли пользоваться услугами особых портных. К.И. Чуковский во время своего очередного визита за пайками в Петросовет в начале зимы 1920 года заметил, что секретарша одного из большевистских чиновников – «типичная комиссариатская тварь: тупая, самомнительная, но под стать принципалу: с тем же тяготением к барству, шику, high life’у. Ногти у нее лощеные, на столе цветы, шубка с мягким ласковым большим воротником и говорит она так: – Представляете, какой ужас, – моя портниха…»316316
  Чуковский К.И. Указ. соч. С. 136.


[Закрыть].

«Разнаряженность» представителей новой власти не осталась незамеченной. Уже летом 1920 года рядовые коммунисты из разных городов стали обращаться с письмами в ЦК РКП(б), требуя прекратить развитие системы материальных привилегий для должностных лиц. Речь шла не только о продовольственном снабжении, но и о распределении одежды. Так, в сентябре 1920 года, выступая на заседании Петросовета, рабочий Обуховского завода заявил: «Товарищи, при буржуазном строе я ходил в грязной блузе, а паразит, тот, который избивал нашего брата и кровь его пил, носил галстуки и крахмалы, а теперь и наши товарищи и члены нашей организации унаследовали эти галстуки и крахмалы и сами начали чище буржуазии наряжаться»317317
  Петроградский совет рабочих и красноармейских депутатов. Заседание пятое. Пг., 1920. Стлб. 251.


[Закрыть]. На одной из челябинских шахт в 1922 году администрация отняла выданные ранее забойщикам сапоги и обменяла их на лапти. В сапоги же обулись сами работники администрации. Своим женам они раздали предназначенные для работниц платья318318
  Нарский И.В. Указ. соч. С. 471–472.


[Закрыть]. Жена известного экономиста Б.Д. Бруцкуса, высланного из России в 1922 году, в начале 1921-го с отчаянием записала в своем дневнике: «Устала я страшно от недоедания и нищенской жизни. Рыскаю по городу от знакомых к знакомым в поисках какой-нибудь старой пары обуви для сына. О новой паре и думать нашему брату нельзя. Обувь раздается только коммунистам и матросам»319319
  Отечественная история. 1997. № 3. C. 95.


[Закрыть].

Конечно, хорошая одежда и обувь не были нормой для основной массы партийно-советской номенклатуры. Но все же она внешне резко отличалась от рядовых горожан – благодаря кожанкам. Так в годы Гражданской войны стали именовать кожаные куртки. Эта форменная одежда летчиков и шоферов времен Первой мировой войны превратилась в символ революционной моды, что сразу отразила художественная литература. Б.А. Пильняк в романе «Голый год» (1920) писал:

«В монастыре утром, в исполкоме… собирались – знамение времени – кожаные люди в кожаных куртках (большевики!) – каждый в стать, кожаный красавец, каждый крепок, и кудри кольцами под фуражкой на затылок, у каждого больше всего воли в обтянутых скулах, в складках у губ, в движениях утюжных, – и дерзании. Из русской рыхлой, корявой народности – лучший отбор. И то, что в кожаных куртках, – тоже хорошо: не подмочишь этих лимонадом психологии, так вот поставили, так вот знаем, так вот хотим, и – баста!»320320
  Пильняк Б.А. Голый год // Пильняк Б.А. Повесть непогашенной луны. Рассказы, повести, роман. М., 1990. С. 344.


[Закрыть]

Кожанка имела ярко выраженное знаковое содержание. Она отмечала принадлежность личности к высшим слоям советского общества эпохи военного коммунизма, подчеркивала причастность человека к социальным переменам, произошедшим в России в 1917 году. Куртка из кожи ассоциировалась с привилегиями элит нового общества, что тоже ярко отразил литературно-художественный нарратив. Классический пример – эпизод из романа Н.А. Островского «Как закалялась сталь». Павел Корчагин и Рита Устинович отправляются на уездную конференцию комсомола:

«Сегодня им необходимо сесть в поезд, что было далеко не легкой задачей. Вокзал в часы отхода редких поездов находился во власти всемогущей посадочной пятерки, без пропуска посадкома никто не имел права выйти на перрон. <…>

Павел видел, что сесть обычным порядком на этот поезд не удастся, но ехать было необходимо, иначе срывалась конференция.

Отозвав Риту в сторону, посвятил ее в свой план действий: он проберется в вагон, откроет окно и втянет в него Риту. Иначе ничего не выйдет.

– Дай мне свою куртку, она лучше любого мандата»321321
  Островский Н.А. Указ. соч. С. 199–200.


[Закрыть].

Социальную значимость одежды из кожи хорошо улавливали рядовые горожане. Например, на заседании Петросовета в сентябре 1920 года звучали требования «все кожаные тужурки, галифе и фуражки отдать на фронт, в Красную армию»322322
  Петроградский совет рабочих и красноармейских депутатов. Заседание пятое. Стлб. 251.


[Закрыть]. Достать кожанку – предмет вожделения многих – было нелегко.

Распределительные нормы эпохи военного коммунизма начертали свой «закон» на коллективном теле жителей городов Советской России. И след этого закона был заметен и после перехода к новой экономической политике. Организованное распределение обуви и одежды, а по сути дела, прямое нормирование внешнего облика городского населения продолжалось до осени 1922 года. Окончание вещевых выдач можно считать реальным переходом к нормам нэпа в повседневной жизни. Однако на ментальном уровне усвоение бытовых практик новой экономической политики пока еще не произошло. Материальное положение основной части городского население улучшалось медленно. Более того, после отмены бесплатных выдач вещей степень оборванства явно возросла. Теперь оно вплотную коснулось и рабочих. Многие из них, судя, например, по воспоминаниям наборщика одной из питерских типографий, и в начале 1923 года «ходили в гимнастерках с “разговорами” (так называли в шутку красные поперечные клапаны), носили ботинки с обмотками, а на голове – буденовки-шлемы»323323
  Вечтомова Е.А. Здесь печаталась «Правда». Л., 1969. С. 147.


[Закрыть]. Нередко на заседаниях фабрично-заводских комитетов обсуждались ходатайства о выдачи материальной помощи для покупки платья и обуви. Типичным можно считать заявление, поступившее в 1923 году в заводской комитет Обуховского завода. В документе отмечалось: «Из одежи у него (у рабочего. – Н.Л.) ничего нет, кроме того в чем ходит на работу, а на работу ходит в рваном. То, что есть, порвано и поношено»324324
  ЦГА ИПД СПб. Ф. К-601. Оп. 1. Д. 1127. Л. 3.


[Закрыть].

Плохо была одета и основная масса вузовской молодежи. В.К. Кетлинская вспоминала о своей студенческой молодости: «В обиходе у меня были одна юбочка и две фланелевые блузки – по очереди стираешь, отглаживаешь и надеваешь в институт и на вечеринку, дома и в театр»325325
  Кетлинская В.К. Здравствуй, молодость! С. 53.


[Закрыть]. Заметные трудности продолжала испытывать интеллигенция, ученые, писатели. Н.Я. Мандельштам совершенно серьезно писала: «Женщины, замужние и секретарши, все мы бредили чулками»326326
  Мандельштам Н.Я. Вторая книга. М., 1990. С. 102–103.


[Закрыть]. Сама она к моменту переезда в Ленинград в середине 1920-х годов имела «одно пальто на все сезоны и туфли с проношенной подошвой, подшитые куском шелка от юбки»327327
  Там же.


[Закрыть].

О плохом состоянии гардероба горожан в первые годы нэпа свидетельствует и то, что они практически каждый день занимались починкой обуви и одежды. По данным С.Г. Струмилина, в декабре 1923 года по будним дням служащие занимались латанием дыр на своих вещах в течение 0,9 часа, а рабочие – 0,7 часа328328
  Струмилин С.Г. Бюджет времени рабочих 1923–1924 гг. // Струмилин С.Г. Избранные сочинения: В 5 т. М., 1963. Т. 3. С. 203, 232.


[Закрыть]. На различного рода развлечения они отводили значительно меньше времени. Много сил занимала и такая бытовая практика, как переделка одежды. Именно эту стратегию выживания в годы нэпа вынуждена была использовать Антонина, юная героиня романа Ю.П. Германа «Наши знакомые»:

«Ей долго не спалось. Стараясь надышать под одеяло, чтобы скорей согреться, она думала о том, как привести в порядок свое выцветшее, короткое и вытертое пальто… Вата в пальто сбилась, подкладка протерлась, какие-то дрянные лошадиные волосы то и дело вылезали наружу.

“Если кожей обшить по краям, – думала Антонина, – такой не очень толстой или даже тоненькой кожей…

А что, если не кожей? – внезапно подумала она. – А что, если воротник сделать ну хоть бы из барашка, тогда ту материю, что на воротнике, можно на обшлага пустить и так придумать обшлага, чтобы они клапанами заходили на локти, получится красиво, пожалуй…”»329329
  Герман Ю.П. Наши знакомые. С. 55.


[Закрыть].

Вообще типичной чертой внешнего облика жителей городов было ношение перешитых вещей, чаще всего одежды дореволюционного образца. Д.А. Гранин писал о временах своего детства: «Вещи в ту пору жили долго, многие дремали в сундуках, пересыпанные нафталином. В начале лета их вынимали, вывешивали во двор проветриваться. Мы, дети, сидели возле них, стерегли. Чего там только не висело: тулупы, шали, шелковые платья, френчи, будто мода ничего не могла сделать с этими прочными сукнами, бостонами, плюшами, чесучовыми пиджаками, габардиновыми плащами»330330
  Гранин Д.А. Указ. соч. С. 32.


[Закрыть]. В первоначальном виде носить эти вещи было уже невозможно, они не соответствовали новому жизненному темпу города. Морально устаревшие туалеты часто перешивались на новый лад, а то, что было уже непригодно к переделке, горожане отдавали старьевщикам.

Эта профессия возродилась после того, как прекратился прямой обмен вещей на продукты и началась купля-продажа. Петербуржец П.П. Бондаренко вспоминал: «После полудня и ближе к вечеру во дворах появлялись новые люди: неторопливо заглядывая в окна, как бы прохаживаются татары, одетые в длиннополые одежды и небольшие круглые черные шапочки. Слышится привычное: “Халат, халат”, – после продолжительной паузы “позывные” повторяются… Иногда из окна кивают, и старьевщики заходят в квартиру, а выходят оттуда, неся в руках старый сюртук, поношенный фрак, шляпу-котелок, цилиндр и тому подобное… Старой одежды хватало, и ее охотно брали старьевщики»331331
  Бондаренко П.П. Дети Кирпичного переулка // Невский архив. СПб.; М., 1993. С. 91–92.


[Закрыть].

Примерно до 1924 года на вещевых рынках советских городов можно было найти одежду, носившую на себе еще отпечатки социальных приоритетов эпохи военного коммунизма, – в частности, кожанки. В первой половине 1920-х годов этот вид одежды был ходовым товаром. В первую очередь эти вещи даже после введения нэпа стремились приобрести начинающие партийные работники и особенно комсомольские активисты из рабочей среды. Бывшая фрезеровщица московского завода «Динамо» Е. Пылаева вспоминала, что в 1923 году «самой модной одеждой для комсомолки была черная юбка в складку, белая блузка, красный платок и кожаная тужурка»332332
  Всегда в борьбе. М., 1978. С. 105.


[Закрыть]. Знаковый контекст такой одежды очевиден и заметно усилен красным платочком, в культурной среде вызывавшим ассоциации с фригийским красным колпаком эпохи Великой французской революции. В.В. Вересаев в романе «Сестры» так писал о туалете юной работницы с резинового завода «Красный витязь»: «Бася после работы поспала и сейчас одевалась. Не по-всегдашнему одевалась, а очень старательно, внимательно гляделась в зеркало. Черные кудри красиво выбивались из-под алой косынки, повязанной на голове, как фригийский колпак»333333
  Вересаев В.В. Сестры. С. 198.


[Закрыть].

Тянулись к внешней революционной атрибутике и представители средних городских слоев, желавшие таким образом приобщиться к «пролетарской культуре», и в первую очередь молодежь. Надеть кожанку для многих означало зафиксировать факт изменения своей социальной ориентации. Писательница В.Ф. Панова вспоминала некую Лялю Орлову, дочь известного в Ростове профессора-офтальмолога: «Она была настоящая тонная “барышня”, но, подросши, вступила в комсомол, стала носить кожаную куртку, и буденовку с красной звездой, и кобуру с револьвером у пояса. Куртку и буденовку она купила на толкучке, там можно было купить все – от самодельных папирос до именного оружия»334334
  Панова В.Ф. О моей жизни, книгах и читателях. С. 87.


[Закрыть]. Любопытное свидетельство восприятия кожаной куртки даже в годы нэпа как некоего мандата на привилегии встречается в дневнике молодой москвички, дочери мелких служащих. В 1924 году она писала: «Я видела одну девушку, стриженую, в кожаной куртке, от нее веяло молодостью, верой, она готова к борьбе и лишениям. Таким, как она, принадлежит жизнь. А нам ничего»335335
  Рубинштейн М.М. Юность по дневникам и автобиографическим записям. М., 1928. С. 234.


[Закрыть]. Феномен кожанки демонстрирует определенную инертность ментальных норм в условиях отсутствия прямого нормирования и жесткого распределения одежды.

Со второй половины 1920-х годов ситуация поменялась – кожанка перестала считаться модной и престижной, как и вся милитари-мода. Бывший член Государственной думы, ярый монархист В.В. Шульгин тайно посетил в 1925 году СССР. Он не хотел выделяться из толпы советских граждан и заранее продумал детали своего туалета – высокие сапоги, штаны-галифе, синяя фуражка с желтым верхом. Но каково же было его удивление, когда он заметил, что пассажиры трамвая с нескрываемым любопытством поглядывают на «комиссарского вида человека»: «Этот вышедший из моды тип, еще хранивший облинявшие заветы коммунизма, был я. О ирония судьбы»336336
  Шульгин В.В. Указ. соч. С. 305.


[Закрыть]. В 1926–1927 годах кожанка утратила популярность даже в среде молодежи, о чем свидетельствуют данные комсомольской печати. Работница московской типографии «Красный пролетарий» писала в журнал «Смена»: «Теперь, если ходить в кожаной куртке, девчата фыркают»337337
  Смена. 1926. № 7. С. 14.


[Закрыть]. А молодые текстильщицы Иваново-Вознесенска, развивая эту тему на страницах «Комсомольской правды», сообщали: «Что иногда говорит комсомолец? Если ты в кожанке, какой к тебе интерес!»338338
  Комсомольская правда. 1927. 12 янв.


[Закрыть] Действительно, кожанка была символом моды в условиях неустроенности быта, вынужденного аскетизма. Падение престижа кожаной куртки как модного атрибута было признаком демилитаризации жизни.

Отказ от старых военизированных атрибутов одежды демонстрировал не только усталость от психологического напряжения военного коммунизма, но и повышение уровня жизни рядовых горожан. Одновременно хорошая цивильная одежда постепенно превращалась в норму. В. Беньямин записал в своем дневнике 7 января 1926 года: «Правда, похоже, что безразличие к одежде начинает отступать. Из униформы господствующего класса оно превращается в признак слабого в борьбе за существование. В театрах робко появляются… первые туалеты»339339
  Беньямин В. Указ. соч. С. 104.


[Закрыть]. Люди начали приобретать и шить себе новые вещи с новым знаковым содержанием.

В середине 1920-х часть горожан стала вновь прибегать к услугам портных. Пошивочные услуги довольно смело предлагали частники, нередко пользовавшиеся известностью еще до революции. Следует заметить, что практику обращения к бывшим модным столичным портным ввели в повседневную жизнь представители большевистской верхушки. Художник Ю.П. Анненков вспоминал: «Известный московский портной… одевавший до революции московских богачей и франтов, был поставлен во главе “народной портняжной мастерской”, доступной, конечно, только членам советского правительства и партийным верхам»340340
  Анненков Ю.П. Указ. соч. Т. 2. С. 271.


[Закрыть]. В этой мастерской был сшит знаменитый фрак для Г.В. Чичерина, в котором нарком иностранных дел выступал на Генуэзской конференции в 1922 году. Здесь же по эскизам Анненкова изготовили специальную амуницию для Л.Д. Троцкого. В ней он запечатлен художником на огромном портрете. Самым активным образом начали пользоваться услугами портных и модельеров жены представителей высшей советской номенклатуры. В середине 1920-х годов среди кремлевских дам особым шиком считалось иметь туалет «от Ламановой». Эта художница по костюмам в 1925 году получила Гран-при на Всемирной выставке декоративного и индустриального искусства в Париже за модель платья, где сочетались модный силуэт и национальный русский стиль – домотканый материал с вологодским кружевом. Модель демонстрировала писательница Эльза Триоле, сестра Лили Брик341341
  Подробнее см.: Журавлев С.В., Гронов Ю. Указ. соч. С. 69.


[Закрыть].

Известные дореволюционные портные возобновили свою деятельность и в Ленинграде. Писатель Н.К. Чуковский вспоминал о питерском «кутюрье» Иосифе Наумовиче Слонимском – покровителе художников, возобновившем свою деятельность в годы нэпа342342
  Чуковский Н.К. Литературные воспоминания. М., 1989. С. 103.


[Закрыть]. Существовали, конечно, и мастера, предлагавшие услуги по доступным ценам. Многие женщины из «бывших», получившие навыки шитья при обучении в пансионах, гимназиях, а нередко и Институте благородных девиц, часто зарабатывали изготовлением одежды. С большим удовольствием брала заказы на вышивку шелковой гладью вдова генерала А.Д. Свиньина. Е.А. Свиньина мужественно боролась с нуждой. «Рукоделие, – писала она своим близким в Париж, – все время меня выручает, я вышиваю по заказу священные принадлежности: орари для диаконов, ленты, пелены, воздухи и т.д.» Этот приработок был и до начала нэпа. С возрождением мирной жизни, в конце 1922 года, Е.А. Свиньина стала получать вполне светские заказы: вышивка на платьях, шапочках, блузках343343
  Свиньина Е.А. Указ. соч. С. 44.


[Закрыть]. Портновским делом зарабатывала на жизнь и мать будущей эмигрантки, позднее профессора русского языка и литературы в Университете Айовы Е.А. Скрябиной. В первой половине 1920-х годов семья депутата Государственной думы, проживая в Нижнем Новгороде, пыталась как-то приспособиться к условиям новой жизни. Именно тогда знакомые и посоветовали заняться шитьем на заказ. «До сего времени мама, – вспоминала Елена Александровна, – шила только на меня, но мои туалеты в детстве славились своим изяществом. Теперь был большой недостаток в хороших портнихах. Женщины опять начали хорошо одеваться». Особенно запомнилась всей семье первая заказчица, получившая прозвище «каменная баба». Мемуаристка пишет: «Пришла она в первый раз с просьбой сшить ей платье. Мать огорчилась, что первая ее клиентка такого нерасполагающего вида. Какое платье могло хорошо сидеть на совершенно квадратной, толстой и очень некрасивой женщине? Но что делать? Нельзя было сразу отказать, когда еще другой клиентуры не было. Мать принялась за работу, и, к всеобщему удивлению, на толстой Агафье платье выглядело даже довольно прилично»344344
  Скрябина Е.А. Указ. соч. С. 84, 85.


[Закрыть].

Начинающие портные, сапожные мастера, шляпницы старались всячески завлечь заказчиков. Питерский старожил П.П. Бондаренко вспоминал: «На углах многих зданий на уровне глаз были помещены небольшие витрины, где демонстрировалась продукция мелких предпринимателей. В витрине дома № 16 по улице Герцена помещена изодранная кепка, а под ней – совсем новая. Около верхней подпись – “до ремонта”, у нижней – “после ремонта” и адрес портного. Наивно, трогательно. Но действовала. Витрина на улице Софьи Перовской: пара разноцветных дамских сапожек и приглашение: “Кавказская обувь. Мастер на улице Перовской”»345345
  Бондаренко П.П. Указ. соч. С. 106.


[Закрыть].

К середине 1920-х годов новая экономическая политика дала первые результаты: в стране заработали текстильные, швейные и обувные фабрики. В 1925 году в Ленинграде, например, уже изготавливали столько же обуви, сколько в 1913 году. Горожане вновь обрели не только возможность, но и вкус к покупке одежды и обуви. 1 апреля 1925 года К.И. Чуковский, два года назад вынужденный в мороз «прыгать» по улице в летнем пальто, так как зимнее требовало серьезного ремонта, записал в своем дневнике: «Этот год – год новых вещей. Я новую ручку макаю в новую чернильницу. Передо мной тикают новые часики. В шкафу у меня новый костюм, а на вешалке новое пальто…»346346
  Чуковский К.И. Указ. соч. С. 335.


[Закрыть]. Такие приобретения писатель смог позволить себе впервые после 1917 года.

Покупать горожане стали уже не только на толкучках, но и в магазинах, которые за короткое время появились прежде всего на улицах городов. М.Б. Рабинович вспоминал: «И всюду вывески новых магазинов, ларьков, мастерских обувных, портняжных, слесарных, перчаточных, – они заполняли собой все углы, все подъезды, все бывшие швейцарские… Это распластался НЭП, это следы его недолговечного торжества»347347
  Рабинович М.Б. Указ. соч. 70.


[Закрыть]. В 1926 году только в Ленинграде функционировало 50 бельевых и 220 обувных лавок, а также 144 заведения по продаже готового платья. Одежду можно было приобрести как у частника, так и в системе рабочей кооперации, где действовал «рабочий кредит». Об этой форме обеспечения населения обувью и одеждой также информирует художественная литература, написанная в 1920-х годах, в частности «Собачье сердце» М.А. Булгакова:

«Филипп Филиппович во всё время насилия над Шариковым хранил молчание. Как-то жалко он съёжился у притолоки и грыз ноготь, потупив глаза в паркет. Потом вдруг поднял их на Шарикова и спросил, глухо и автоматически:

– Что же вы делаете с этими… С убитыми котами?

– На польты пойдут, – ответил Шариков, – из них белок будут делать на рабочий кредит»348348
  Юмор серьезных писателей. С. 298.


[Закрыть].

Эллочка-людоедка, персонаж романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», приобретает через систему рабочего кредита собачью шкуру, которая «была употреблена на отделку вечернего туалета»349349
  Ильф И., Петров Е. Двенадцать стульев // Ильф И., Петров Е. Собрание сочинений. Т. 1. С. 216.


[Закрыть]. Распространение в городах Советской России в середине 1920-х пошивочных услуг, появление магазинов готовой одежды и обуви, официальной системы «рассрочки» – признаки возвращения к традиционным нормам городской повседневности и сближения с бытом стран Запада, где уже господствовала новая мода.