Текст книги "Портниха. Серия «Серебряная мечта. Ювелирная лавка»"

Портниха
Серия «Серебряная мечта. Ювелирная лавка»
Наталья Лучникова

© Наталья Лучникова, 2016

ISBN 978-5-4483-0764-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я долго не решался написать об этой истории по той причине, что не мог решить для себя, имею ли я на это право. Причина моих сомнений в том, что история эта не моя, и узнал я о ней случайно. Больше года назад, я останавливался в крохотном отеле «Steps», что находиться весьма далеко от транспортных развязок. Отель этот каким-то невероятным образом или встроен в скалу или пристроен к ней так, что невозможно различить, где ещё стены здания, а где уже склон горы.

В этом отеле, спрятанном в Альпах, на первом этаже, есть удивительная комната, назначение которой, непонятно даже самой хозяйке: пожилой, стройной, небольшого роста фрау Нине. Комната совершенно необычной формы: она клином выходит в самые Альпы. Стороны этого «клина» – окна, которые начинаются от потолка и заканчиваются у самого пола, являя великолепную панораму альпийских лугов. Когда подходишь к стеклу, чувствуешь, как захватывает дух, а в животе перестают работать все системы и становишься единым с этой незыблемой красотой. Другая часть комнаты заставлена старинной мебелью, среди которой есть два больших шкафа. В них много разных фарфоровых безделиц и посуды, когда-то и кому-то подаренной, некоторая, ещё хранит упаковку. А в углу, словно в наказание за громоздкость, стоит огромный книжный шкаф. Вот он и стал предметом моего изучения в те несколько дней пока я жил там. Фрау Нина, как добрая хозяйка, позволила мне перебрать столько книг, сколько я пожелаю. Своих постояльцев, а на тот момент нас было пятеро: я, и две семейные пары юных лет, фрау Нина приглашала на завтрак в эту удивительную комнату. Зимой её отапливает камин, и утром, когда солнце только-только выглядывает из-за гор, особенно приятно сидеть в кресле, пить кофе, слушать треск дров в камине и наслаждаться великолепным обзором одного из самых красивых мест, где мне доводилось бывать.

Изучение книг, собранных в шкафу, Бог знает за сколько лет, было похоже на приключение во времени. Книги словно открывали завесу между временем, в котором я их обнаружил, и временем когда они появились. Среди книг было много сказок – притчей, начала прошлого века. Как и положено притчам, они были многослойны и некоторые я перечитывал по многу раз. Шкаф хранил множество удивительных книг, в которых авторы довольно логично и обоснованно давали объяснение окружающему их миру. Так, например, я узнал, что некто Вилфрид Кольбе живший в 1805 году, был уверен, что молнии это не молнии вовсе, а некая сила направленная с земли на небо. Керт Охман, весьма увлекательно в 1742 году, описал круговорот воды в природе. Были книги, где вместо имени автора красовалась лишь аббревиатура. И таких книг было не мало. Так, В.А.Г. видимо, был увлечён изучением пчел, и его книга «Пчелиное жало», вышедшая в свет в 1861 году, помимо подробного описания лечения укусом пчёл, была щедро снабжена рисунками этих удивительных насекомых и их отдельных частей. Некий Гоц Ланге, посвятил много лет изучению горных пород, и в возрасте шестидесяти семи лет написал о своих изысканиях довольно внушительную работу, это произошло в 1697 году.

Листая книги, меня поражала пытливость ума авторов, и их огромное желание познавать и объяснять мир не только себе, но и бумаге, чтобы она передала эти знания читателям. Впрочем, я отвлёкся, история книг в старинном шкафу достойна отдельного повествования и я, возможно, займусь этим позже, а сейчас о другом.

На одной из полок, поверх аккуратно стоящего ряда книг лежала тетрадь. Коричневая, тёмная от времени обложка была перевязана голубой лентой и этим привлекла моё внимание. Но открывая её, я и предположить, не мог, какое удивительное путешествие длинной всего в несколько дней, было спрятано внутри! Несколько дней, по сравнению с годами мелочь, но иногда именно они меняют привычный ход до неузнаваемости. Нескольких слов порой достаточно, для начала поступков, которые меняют жизнь.

Эта тетрадь оказалась дневником некой мадемуазель Клэр-Марин Лоне. Под обложкой, стянутой лентой помимо тетради пряталось множество газетных вырезок, и фотографий. Все они были аккуратно, в какой-то определённой последовательности сложены.

Все записи начинались с даты и дня недели, но думаю их с лёгкостью можно заменить на любые другие. Прошло больше ста лет, изменились до неузнаваемости облики городов, но суть, то о чём пишут в Дневниках, осталась прежней. Впрочем, судите сами.

На первой странице тетради была такая запись: «12 января 1905 год. Ужасно холодно». А дальше, незнакомая мадемуазель, увлекла меня за собой, в свой Париж, на более, чем сто лет назад. На несколько дней я был погружён в незнакомый мне мир. Это было похоже на наслаждение чем-то абсолютно новым и потому неизвестным, когда понимая вкус, не торопишься проглотить всё сразу, и подолгу смакуешь каждый кусочек. Моё погружение в тот Париж и это мимолётное прикосновение к чьей-то жизни, кардинально изменило мою дальнейшую биографию. Если бы было возможно, думаю я попытался бы найти родных мадемуазель Клэр-Марин Лоне или какой-то её след, но увы…

Хозяйка отеля, фрау Нина, ничего не знала о дневнике, и тем более о его авторе. Но видя мой интерес к нему, она без колебаний подарила его мне. Так, являясь его владельцем, я всё же решился записать эту историю. Историю мадемуазель Клэр-Марин Лоне.

12 января 1905 года.

Ужасно холодно.

Всё ещё 12 января 1905 года.

Я не помню, чтобы когда-то так замерзала, холод проникает в меня и выходит наружу сквозняком. Ещё вчера было тепло, и я вновь долго стояла на rue du Faubourg Saint-Antoine (улица Фобур-Сент-Антуан) и смотрела в окна мастерской. Сейчас у мадам Жеральдин немного заказов, поэтому она особенно подолгу снимает мерки и беседует с каждой клиенткой. Я была почти готова зайти, но было уже поздно, когда последняя заказчица ушла из мастерской. И я решила сходить сегодня. Кто же знал, что будет так холодно?

13 января 1905 года.

Я всё-таки заболела. В горло как будто вставили тысячу игл. Иглы! Забавно, что, даже описывая болезнь, я пишу, об иглах. Теперь я не скоро буду на rue du Faubourg Saint-Antoine (улица Фобур-Сент-Антуан).

16 января 1905 года.

Стало теплее. Сижу с больным горлом и смотрю в окно. Два года назад, когда я нашла эту комнату, я даже не представляла, что наблюдение из окна так увлекает! Мое окно выходит на boulevard Diderot (бульвар Дидро). Рано утром, в лавку, как раз напротив моего окна, привозят свежую рыбу, вскоре к платану рядом с лавкой, приходит молочница, чуть позже появляются несколько торговцев овощами, и открывается булочная с утренней, самой вкусной в мире выпечкой! За то время, пока я наблюдаю из окна за продавцами и их клиентами, я заметила, что те, кто приходит за молоком и выпечкой редко разговаривают с продавцами и между собой. А вот те, кто приходит за рыбой и овощами, могут подолгу задерживаться в лавке. Иногда мне кажется, что они приходят не столько для того, чтобы купить свежую рыбу, сколько для того, чтобы пообщаться с соседями, узнать от продавца новости, а некоторые и вовсе, чтобы поковыряться в рыбе, и поскандалить. Я уже знаю в лицо тех скандалистов, которые крайне редко делают покупки, хотя в лавку наведываются регулярно. Почти каждый их визит заканчивается скандалом.

Некоторых покупателей я уже успела запомнить. Так, например, мадам, которая постоянно ходит в синей шляпе, приходит в лавку каждую среду и пятницу, она покупает багет и молоко, и никогда ни с кем не разговаривает. А есть месьё почтенного возраста, который приходит ровно через день, по нескольку часов беседует с продавцами, но так ничего и не купив уходит. Другой покупатель, месьё средних лет, приходит примерно раз в неделю, тоже никогда ничего не покупает, но его визиты всегда заканчиваются громкими криками и руганью. Иногда, торговцы, увидев его, закрывают свои лавки и молочница становиться единственной его жертвой. Наверное он одинокий, его некому пожалеть и он ругается для того чтобы потом самому себя стало жалко. А может, чтобы самому себе доказать, что его голос может быть громким и совсем не важна правота?

До того как я начала наблюдать из окна, я думала, что женщины более словоохотливы, чем мужчины. Но теперь я знаю, что любителей поговорить, среди мужчин гораздо больше. Часто можно видеть детей, которых отправили купить что-либо. Дети тоже ведут себя по-разному. Некоторые неторопливо подходят, пологу смотрят на выпечку, овощи, рыбу, только потом покупают что-то и так же не торопясь уходят. Я есть, такие, которые подбегают, высыпают в горсть продавцу монеты, берут привычные продукты и быстро убегают. Так, уже сейчас можно догадаться, кто, каким стает взрослым – медлительным и размеренным, как хозяйка моей комнаты или быстрым и шустрым как мой брат, которого его стремительность и решительность привела в Америку.

Или такими как я, которые наблюдая за чужой жизнью, никак не могут решиться на собственную.

19 января 1905 года.

Проснулась от того, что солнце ярко светило через окно. Моё горло уже не болит, погода прекрасная, я съела свой завтрак и думаю, что теперь мне ничего не мешает идти в мастерскую мадам Жеральдин.

Страшно! Как же мне страшно решиться на этот шаг! Я действительно боюсь! Сколько дней я провела под окнами этой мастерской! И чем больше я наблюдаю за тем, как работает мадам Жеральдин, тем страшнее мне решиться зайти внутрь. Но ведь она не кусается, в конце концов! Что меня останавливает? Ведь со мной ничего не случится, я останусь жива и здорова. Так что же не даёт мне зайти?

Вот что! Пока я не зашла, я живу с надеждой, что могу придти к ней. Если же я решусь, и получу отказ, то я потеряю эту надежду. И я не знаю, чем смогу заменить её.

20 января 1905 год.

Вновь вчера нашла повод остаться дома. Я отмыла каждый уголок своей комнаты, сходила хозяйке за её приправами на Place de la Nation (Площадь Нации). Вечером читала Жюля Верна и мучилась со своей совестью: ещё один день я прожила, находя себе оправдания не пойти в мастерскую. Сколько ещё оправданий я смогу себе найти? Я понимаю, что будущее зависит от меня и именно это меня пугает, вдруг я сделаю что-то не так? Куда как было бы проще, если бы у меня были обеспеченные родители, и не нужно было бы думать, как устроить свою жизнь. Не нужно объяснять: что имя моё Клэр-Марин Лоне (назову себя так), что мне сейчас двадцать один год и всё что я умею, это ремонтировать старую одежду, шить игрушки хозяйским детям и делать из ленточек розы.

Но, не могу я же вечно перешивать старое, разрывать ненужные платья, чтобы создавать такое же убожество, но иного размера.

Здесь в дневнике нарисован узор, даже скорее вязь, такая плотная и витиеватая, что я так и не смог разобрать всех букв. Две буквы N и L были в центре, а вот остальные так и остались загадкой.

Впервые я встретила мадам Жеральдин в магазине на rue du Faubourg Saint-Antoine (улица Фобур-Сент-Антуан). Я пришла туда купить ленты для своих розочек и увидела её! Она была обворожительна! Стройное, подтянутое тело, элегантность и изящество от верхнего края шляпки до кончиков туфель. Она была словно из воздуха: неземная красота и очарование. Но её чёткие движения и острый взгляд придавали ей вполне земной образ: весьма практичный и деловой. Она посмотрела несколько тканей, но ничего не купила.

В другой раз я увидела её через несколько дней, когда относила шитые розы своей клиентке. Мы столкнулись у входа в её мастерскую. Она была так же элегантна, с гордо поднятой головой, но в её лице было такое напряжение, что казалось, от малейшего дуновения ветерка оно может лопнуть. Я отнесла свой заказ, а когда возвращалась поздно вечером, увидела мадам в окне и остановилась напротив мастерской. Она шла по большой комнате первого этажа и была похожа на тень от старой кошки – маленькая, убогая, согбённая. Что-то произошло с ней: от той красавицы, которую я видела всего несколько

...

конец ознакомительного фрагмента