Текст книги "Незнакомая Шанель. «В постели с врагом»"

РОМАН С ИГОРЕМ СТРАВИНСКИМ – БЫЛО ИЛИ НЕ БЫЛО?
Любовь за содержание или содержание за любовь

Был ли у Шанель роман с Игорем Стравинским?

О, да! – ответят одни. Ведь даже фильм такой есть, в котором Коко настоящая стервочка, Стравинский влюбленный идиот, готовый ползать у ее ног, весьма, кстати, симпатичный, в отличие от настоящего, а его жена Екатерина сущая амеба, обреченно наблюдающая за изменой мужа.

Ну уж нет! – возразят другие. Отбивать Стравинского у умирающей жены и четверых детей... это слишком!

Кто прав? Попробуем понять.

И верно, ради чего предоставлять свою виллу «Бель Респиро» в распоряжение семьи Стравинских и практически содержать их целых два года, а потом еще много лет помогать деньгами, если с супругой не дружила, детьми не интересовалась? Только роман, не иначе. Но...

Чтобы понять, было – не было, нужно попытаться сравнить этих двоих. Конечно, в сказках бывает всякое, но жизнь тем и отличается от сказки, что хоть и интереснее, но суровее.

Композитор Игорь Федорович Стравинский и его двоюродная сестра Екатерина Гавриловна Носенко обвенчались в 1906 году, это был брак по любви горячей и взаимной, причем с первого взгляда. Несмотря на очень слабое здоровье жены (Екатерина Гавриловна много лет страдала чахоткой), у них родились четверо детей – Федор, Людмила, Святослав и Милена.

Из-за болезни легких Екатерина не могла переносить сырые петербургские зимы, и с осени до весны семья уезжала в Швейцарию, в Кларан. В 1914 году Стравинские были вынуждены провести в Швейцарии и лето тоже, а вернуться не смогли, разразилась Первая мировая война, следом революция. В результате они потеряли все свое имущество в России и все русские деньги. Это не просто существенная, а катастрофическая потеря, потому что кормить нужно большую семью – кроме жены и четверых детей в Швейцарии собрались сестра Екатерины со своей семьей и мать самого Игоря, которую тот очень не любил.

Сам он поссорился с Дягилевым, потому что импресарио не платил за исполнение произведений Стравинского. Это стало возможным, когда советское правительство отказалось подписывать международные законы об авторском праве, нарождающейся новой России было пока не до них. В результате все опубликованные в России произведения, включая его знаменитую «Жар-птицу», оказалось возможно исполнять где угодно, ничего не платя автору. Вечно безденежный Дягилев этим немедленно воспользовался. Стравинский вынужден был сделать новые редакции произведений и обеспечить их авторским правом, но все равно потерял за это время очень много денег.

Когда отношения с Дягилевым были восстановлены и семья Стравинских перебралась в Париж, оказалось, что жить им практически не на что.

Вот тогда на помощь и пришла Шанель. Она пригласила Стравинских на свою виллу «Бель Респиро» в Гарше, где сама, имея хорошую квартиру и множество дел в Париже, появлялась далеко не каждый день. Два года семья жила на вилле на всем готовом, а самому композитору при этом выделялись деньги на организацию концертов.

В 1920 году Шанель исполнилось тридцать семь лет. Все, знавшие ее в тот период, вспоминали, что это была настоящая красавица, элегантная, умеющая подчеркнуть свою необычную внешность. Ее бизнес шел вполне успешно, Париж принял модный диктат Коко Шанель, правда, «Шанель № 5» еще не существовало, но вслед за королевой моды дамы постриглись, признали черный цвет самым элегантным, открыли икры ног и сделали еще многое.

А вот в личной жизни у Шанель был мрак. Бой Кейпел погиб, она осталась одна. Конечно, Серты, особенно Мися, не давали скучать, к тому же Коко окунулась в богемную жизнь и познакомилась с замечательным Сергеем Дягилевым и его труппой, став для «Русского балета» тайным спонсором, но от одиночества это не спасало. Шанель не из тех женщин, кто может годами спокойно жить без мужчины, она не одиночка по природе, хотя очень замкнутая.

Возможно, поэтому приглашение на свою виллу Стравинских многими друзьями и знакомыми с обеих сторон было воспринято как свидетельство вспыхнувшей страсти.

Был ли влюблен Игорь Стравинский в блестящую красавицу, какой тогда являлась Шанель? Вполне возможно. Но отвечала ли взаимностью сама Коко? Что представлял Стравинский не столько как композитор (что для Шанель едва ли было определяющим, ее любовь к музыке осталась на уровне оперетты), сколько как человек и мужчина? К сожалению, гении далеко не всегда бывают приятными в повседневном общении и внешне тоже, чаще наоборот – гениальность компенсируется примечательно пакостным нравом. Яркий пример сама Шанель: она никогда не была легкой в общении, а со временем стала трудновыносимой, от Коко страдали все, кто работал со знаменитой кутюрье. Страдали, но прощали за гениальность.

У Стравинского приоритеты распределялись строго, он любил прежде всего свою музыку. Во-вторых, самого себя (свое здоровье). В-третьих, деньги. В-четвертых, выпивку. Причем все это гипертрофированно. И только потом располагались все остальные: жены (Екатерина и вторая – Вера), дети, родители, любовницы... часто вперемешку, меняясь местами.

Смыслом жизни Стравинского была музыка, но не вся вообще, а только его собственная, другой, во всяком случае современной, он просто не признавал! Если человек желал с ним дружить, то был обязан превратить музыку Стравинского в смысл своей жизни, иначе из списка друзей безжалостно вычеркивался. Когда у композитора спрашивали, какое свое произведение он рекомендовал бы, Стравинский коротко отвечал:

– Все!

Едва ли Шанель была готова принести такую жертву, стань Стравинский ее возлюбленным. Екатерина принесла, для нее существовали дети и Игорь с его музыкой, даже когда супруг откровенно забывал о больной жене и четверых детях. Например, когда Игорь уезжал на гастроли с Верой, ставшей его любовницей, жене приходилось писать любовнице письма с мольбой прислать денег для содержания семьи.

Но странностей хватало и без жертв. Ни приятным собеседником, ни галантным кавалером Стравинский не был, просто потому что для него существовал прежде всего (и много раз прежде!) он сам. Остальные прилагались только в степени полезности для его музыки и его здоровья. Или не существовали вовсе, если их не интересовало ни то, ни другое.

Сам композитор не напоминал ни стройного, спортивного Боя Кейпела, ни крепкого, несмотря на тяжелую болезнь, Дягилева, ни уж конечно красавца великого князя Дмитрия Павловича. Стравинский был невысокого роста, весьма тщедушен и вечно укутан в свитера, пальто, шарфы, поскольку страшно боялся простуды. Гениальные люди далеко не всегда отличаются приятной внешностью.

Собственное здоровье занимало его чуть меньше музыки, но даже больше денег. Безобидный прыщик на носу мог сорвать все, что угодно, вплоть до важнейшей встречи. Если в компании раздавался чей-то нечаянный чих, Стравинского словно ветром сдувало, позволить себе подхватить микроб он не мог. Игорь Федорович вел подробные медицинские дневники, записывая туда все лекарства, которые регулярно принимал, все симптомы нездоровья, если таковое случалось, а оно бывало постоянно.

Даже когда первая жена и мать его четверых детей Екатерина лежала при смерти, Стравинский писал ей длиннющие письма с... жалобами на свое здоровье!

Кроме простуды Стравинский боялся громкоголосых людей, любой неловкости и беспорядка. О! Порядок должен присутствовать во всем: все добро до самой мелочи обязано быть рассортировано и разложено по раз и навсегда определенным местам, все под контролем!

Добавьте жутчайшие приступы ипохондрии, и получится совсем непривлекательный портрет.

Рассердить Стравинского ничего не стоило, достаточно не вполне внимательно отнестись к любому его слову и тем более к его замечанию по поводу музыки. Это приводило композитора просто в бешенство, когда забывались все границы приличия.

В не меньшее неистовство Стравинского приводила даже простая мысль, что он может потерять хоть малую толику своих денег! Упоминание налогов вызывало приступ ярости. Что именно – вынужденное безденежье после Первой мировой войны и революции или собственный характер – породило откровенное скупердяйство, неизвестно, но, заметив, что марка на присланном письме случайно не задета почтовым штемпелем, он эту марку отклеивал и использовал заново на своем письме. Тяжелобольная Екатерина переписывала ноты его произведений, да и сам композитор тратил на это немало времени, только чтобы не платить переписчику. Любая отправляемая телеграмма сначала долго обдумывалась, чтобы в ней не оказалось ни единого лишнего слова (за него надо платить!)...

До революции Стравинский с удовольствием занимался... ростовщичеством! Нет, не вообще, он не сидел, как Гобсек или старуха-процентщица из «Преступления и наказания», принимая в заклад ценности, композитор одалживал деньгами (под весьма высокий процент) родственников. Забавный случай: закончив с утра пораньше партитуру знаменитой «Весны Священной», Стравинский отнюдь не кинулся праздновать столь важное событие и даже не устроил себе каникулы после трудной работы, он на целый день засел писать письма родственникам с требованием оплаты процентов по займу!

Стравинский предпочитал сам исполнять свои произведения на концертах или дирижировать ими по двум причинам: во-первых, все те же деньги (исполнители и дирижеры получают куда больше автора), во-вторых, слушая свою музыку в чужом исполнении, Игорь Федорович частенько впадал просто в ярость, считая, что ее портят. По этой же причине не ходил на концерты, не рискуя услышать кроме «негодного» исполнения своей музыки еще и чужую современную. А такого он вытерпеть не мог! Для Стравинского существовал только Стравинский.

И еще один грешок, помимо страшного эгоцентризма, значился за Игорем Федоровичем – он любил алкоголь, напиваясь иногда до безобразия. Особой страстью пылал к виски. «Меня надо называть Стрависки!» Похоже так, хотя в 1920 году он, наверное, сильно не пил, а может, и пил... Во всяком случае, когда труппа Дягилева праздновала очередную премьеру, напившийся Стравинский мог запросто прыгать через обруч или кидаться подушками в артистов...

Бывали с ним и забавные случаи, например, с Пабло Пикассо. Познакомились два гения еще во время Первой мировой войны в Риме. Пикассо, который тогда увлекался кубизмом, с восторгом нарисовал в соответствующей манере нового приятеля. Вышло вполне «кубически» – линии, закорючки, кружки, завитки... Итальянские таможенники кубизмом, в отличие от Пикассо, не увлекались, а потому строго поинтересовались:

– Что это, синьор?

– Мой портрет.

Портрет был конфискован и пропал втуне, поскольку поверить, что набор линий и закорючек изображает человеческое лицо, а не план какого-то стратегического сооружения (шла война), таможенники не могли. А Стравинский не сумел доказать, что портретное сходство, согласно новым веяниям в искусстве, вовсе не обязательно.

Пару раз, напившись, они с Пикассо нарушали общественное спокойствие уже в Париже и попадали в руки полицейских. Однажды за то, что пристроились... справлять нужду прямо на угол ближайшего дома. Хорошо, что не успели отойти далеко от оперного театра: приведя туда двух нарушителей, полицейские быстро убедились, что те слишком знамениты, и ретировались.

Позже, уже в Америке, Стравинский попадал и в более некрасивые ситуации из-за выпивки. Однажды, напившись, проспал важную встречу с Марком Шагалом, который обиделся, и сотрудничество не состоялось. Но еще хуже получилось на специальном обеде, устроенном правительством США в его честь в Белом доме. На приеме присутствовал Джон Кеннеди, что, однако, не помешало Стравинскому привычно напиться, причем до такой степени, что добраться до туалета удалось только с помощью президента, после чего бесчувственного виновника торжества с позором (которого он из-за своего невменяемого состояния попросту не заметил) отправили домой.

И все равно его супруга (тогда уже Вера) вздохнула с облегчением, поскольку муж был не в состоянии затащить, как намеревался, президента в уголок и поинтересоваться, каким образом можно уклониться от уплаты налогов.

В этом весь Стравинский – гений, для которого существовал только он сам, его проблемы и его желания, невзирая на разных президентов!

Стравинский все же был и выглядел хилым занудой, день которого расписан по минутам. Например, поутру он ровно пятнадцать минут мылся, пятнадцать минут делал зарядку и пятнадцать минут брился.

Был не слишком приветлив, например, если к нему приходили без приглашения или согласования, мог открыть дверь и объявить, что его нет дома!

Конечно, гениальность многое искупает, но тогда рядом должны находиться люди, сознательно жертвующие собой. Была ли такой Коко Шанель? Не думаю... Резкости хватало и у нее, эгоцентризма тоже, самоуверенности с избытком.

Физически Шанель развита прекрасно, она любила спорт, хорошо играла в теннис, обожала псовую охоту, великолепно держалась в седле и даже десять лет спустя легко лазала по деревьям, была загорелой и стройной. Такая женщина, тем более богатая и уверенная в себе, конечно, понравилась Стравинскому. Но мог ли ее саму привлечь хилый, болезненный и думающий только о себе человек, пусть даже гениальный?

Если мог, то явно ненадолго, к самопожертвованию Шанель не способна. Во всяком случае, не настолько, чтобы отбить его у жены с четырьмя детьми и намереваться выйти замуж!

А как же слухи о замужестве, о том, что Стравинский страшно ревновал и был готов едва ли ни покончить с собой? Мне кажется, все это Мися. Помните, ее подруга обожала чужие проблемы и страдания, чувствуя себя в таком случае незаменимой, и очень старалась эти страдания продлить. Чем не развлечение – у Коко и Стравинского роман, он без памяти влюблен, готов бросить жену и детей, только если она скажет «да»!

Вообще-то если уж так припекло, то бросают и без положительного ответа. А тут какой-то расчет: вот если Коко готова выйти за него, то Игорь готов расстаться с больной Екатериной. Шанель не была готова. Расставания Стравинских не случилось.

Мися развила бурную деятельность, ее ничуть не устраивало просто дружеское отношение Шанель к Стравинскому: если тот выгуливает собак Мадемуазель, значит, это любовь! Собак Игорь Федорович и впрямь выгуливал, на вилле «Бель Респиро» у Коко жила замечательная «Большая Медведица» – Гелиос, Селена и пятеро их очаровательных щенков. Шанель никоим образом не заставляла возиться с ее собаками, для этого имелось достаточно прислуги, но Стравинским доставляло удовольствие возиться с занятными щенками. Такое обстоятельство Мисе показалось страшно подозрительным.

Плевать на то, что человек, которого она прочила в мужья подруге, откровенно некрасив – похож на насекомое или грызуна в своих круглых очках, с короткими усами и основательно поредевшими волосами на темени, что он обременен больной женой и четырьмя детьми! На «Бель Респиро» происходило нечто без ее ведома. Это было для Миси совершенно недопустимо, и она, решив, что пропустила начало романа, принялась с бешеной энергией организовывать... его продолжение. Никто не смог бы убедить Мисю, что романа нет, во всяком случае, взаимного.

Гениальный автор «Жар-птицы» и «Весны Священной» влюблен в ее подругу? Ах, какой пасса-а-аж! Требовалось немедленное выяснение отношений, разрыв с женой, развод, переживания больной Екатерины, сироток-детей, но главное – страсть между Стравинским и Шанель! В воздухе запахло большим скандалом, чужими страданиями и возможностью долго утешать всех подряд. Думается, что, случись такое, Мися временно оставила бы Коко в покое и бросилась утешать несчастную Екатерину Стравинскую.

Но Коко было наплевать на утешительницу, она не желала влюбляться и тем более выходить замуж за Стравинского! В своих воспоминаниях Мизия Серт целую главу посвятила Шанель, ведь они многое пережили рука об руку, много друг о дружке знали, рассказать было о чем. Прочитав написанное, Шанель была так возмущена, что потребовала немедленно выкинуть из рукописи любое упоминание о себе! Глава о Шанель была изъята, а на остальных страницах Коко упомянута просто как «моя лучшая» или «моя близкая» подруга.

И все же изъятый текст сохранился, биографы приводят из него отрывки, например, Анри Гидель. Якобы на мягкий укор Шанель Стравинскому о том, что у него больная жена, которой будет очень тяжело узнать о его страсти, Игорь Федорович ответил, что Екатерина все знает. Мол, кому еще он мог доверить столь великую тайну?!

Если это было так, то ответ только добавляет красок в портрет абсолютного эгоиста. Он вообще не думал о чувствах своей супруги и о том, что дети не так уж малы, чтобы не замечать происходящего. И впрямь, Федору было тринадцать, Людмиле двенадцать, Святославу десять, да и младшая шестилетняя Милена много что подмечала.

Они не расстались вообще, Игорь Федорович женился второй раз после смерти Екатерины, но на ком! Страдания по прекрасной Коко оказались не слишком долгими, уже через полгода у него новая любовница – актриса Вера де Боссе (она же Люрри, она же Шиллинг, она же Судейкина и в четвертом замужестве Стравинская). С Верой Судейкиной Стравинского познакомил Дягилев, видно, рассудив, что клин клином вышибают. Вышиб успешно, любовь к Шанель прошла, осталась только к деньгам.

Бросая смертельно больную (она, кстати, едва живая, протянула до 1939 года, успев похоронить сначала старшую дочь Людмилу, погибшую от того же туберкулеза) жену с детьми и без средств к существованию, Стравинский уезжал на гастроли с любовницей, в это время далеко не бедствуя.

А тогда Стравинскому была нужна не столько любовь Шанель, сколько ее средства. Директор концертного зала «Гаво» пригласил дать концерт, но для этого требовались финансовые гарантии, попросту некая сумма в качестве задатка, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств зал не остался внакладе. Шанель такую сумму дала. О! Что было, когда о таком меценатстве узнала Мися! Подруга обладала редкостным даром затевать ссоры и раздувать любую мелочь до размеров вселенского скандала, муха по ее желанию превращалась не просто в слоника, а во взрослого мамонта-гиганта! Мися заламывала руки, сокрушаясь над погубленной честью Стравинского. Как же, взять у Шанель деньги... это прямой путь либо к гибели, либо... к женитьбе! Гибели не хотелось, оставалось жениться. Жена и дети? Так даже драматичней!

Мися раздувала и раздувала скандал, своим вмешательством, намеками и советами убеждая Стравинского, что тот влюблен без памяти, а Шанель просто ломается. Когда Игорь Федорович, уехав на гастроли в Испанию вместе с «Русским балетом», пригласил с собой в Барселону и Коко, та сначала необдуманно согласилась. Потом, видно, осознала, какой скандал последует за этой поездкой (Мися своего не упустит), и отказалась, отправившись на новой машине в Монте-Карло с великим князем Дмитрием Павловичем.

Вообще-то она хотела заехать в Испанию и послушать Стравинского в Барселоне, но только после Монте-Карло. Мися опередила ее. Подруга отправила Стравинскому безобразную телеграмму:

«Коко – попросту мидинетка, которая предпочитает артистам великих князей».

Реакция Стравинского вполне предсказуема:

– Я убью их обоих!

Во гневе гений бывал страшен, потому Дягилев срочно телеграфировал Шанель:

«Не приезжайте, он вас убьет!»

Нечего сказать, мексиканские страсти.

Шанель поняла, чьих это рук дело, и теперь уже она закатила подруженьке настоящий скандал. Мися категорически отрицала свою причастность, но Коко ей совершенно не верила. Тем более Серт скромно молчал, не заступаясь за супругу... Подруги надолго рассорились.

Шанель не подчинилась желаниям Мизии, и началась настоящая партизанская война. Мися разнесла по всему Парижу, что Коко уехала с великим князем, словно какая-то швея. Коко огрызалась:

– Терпеть не могу, когда меня берут за шиворот, точно котенка.

Вытащенный из депрессии «котенок» показал зубки и коготки, причем весьма острые, во всяком случае, Мися уяснила, что если желает вообще иметь дело с Шанель, уже ставшей достаточно самостоятельной, то должна понять, что ее брать за шиворот не следует. Вообще-то ссора с Мисей даже облегчила Шанель жизнь хотя бы на несколько месяцев.

А что же Стравинские? Они продолжали жить на вилле «Бель Респиро». Шанель не просто содержала семью у себя, но и после того тринадцать лет выплачивала им ежемесячный пенсион. Может быть, Екатерина не один раз пожалела, что Шанель не стала второй женой ее Игоря, по крайней мере, жить было бы на что.

Забавно, что Стравинский так привык к денежному содержанию со стороны Шанель, что считал ее помощь почти обязанностью и даже писал сердитые письма Мисе, если Коко задерживала очередную выплату: «...Вы знаете, Шанель не перевела нам ничего с 1-го числа, и нам буквально не на что жить в этом месяце. Прошу Вас, будьте так добры напомнить ей о нас...» Это в феврале 1933 года. Интересно, почему Шанель должна была переводить Стравинским на жизнь, притом что он уже опомнился после революции и вполне успешно концертировал, не говоря уже о композиторской деятельности? Но это их дело...

На те два года, что Стравинские жили в «Бель Респиро», вилла превратилась в настоящий «Русский дом». Сами Стравинские любили гостей, кроме того, Шанель часто приглашала Дягилева с его артистами, в «Бель Респиро» то и дело жил кто-то из русских, помимо Стравинских. Может, еще и для того, чтобы не позволить Мисе организовывать новые скандалы и интриги? Шанель даже наняла русскую кухарку и прислугу, говорящую по-русски.