Текст книги "Школа строгого режима, или Любовь цвета юности"

Наталья Штурм
Школа строгого режима, или Любовь цвета юности

Внимание!

Копировать поступки главных героев

ОПАСНО для жизни!

Часть первая
Девятый «Б»

– Торжественную линейку… посвященную началу нового учебного года… – Добрая лицом директриса чинно обвела рукой всех присутствующих и эффектно закончила: – …считать открытой! Поздравляю вас, дорогие мои!

Площадь перед школой взорвалась аплодисментами и свистом. Старшеклассники лопали шары и изображали веселье. Мелкие стояли ровными рядками: девочки держали мам-пап за руки и напряженно глядели из-под капроновых бантов; зализанные на косой пробор мальчонки неуютно ежились в синих брючных костюмчиках с идейными эмблемами на рукавах.

Прозвучала команда – старшеклассники быстро разобрали прослезившихся детей и увели в новую прекрасную жизнь. Директриса благосклонно проводила малышей взглядом и блеснула очками в нашу сторону:

– Сегодня мы принимаем в наши ряды новый класс. Вы знаете, что уже много лет в нашей школе существуют классы с литературно-театральным уклоном – девятый «Б» и десятый «Б». В эти классы набирают самых талантливых и литературно одаренных ребят со всей Москвы. Вашими педагогами, ребята, будут ведущие актеры Малого театра, Щепкинского училища, а также известные киноактеры и режиссеры. Ребята, принятые на литературное отделение, будущие журналисты и писатели, будут учиться у нашего замечательного педагога, главного методиста Москвы по литературе, Льва Соломоновича Айзермана. Мы, коллектив нашей школы, надеемся, что эти два года навсегда останутся в вашей памяти как самые счастливые годы вашей школьной жизни!

– А я слышала, как одна училка сказала другой: «Опять этих чокнутых понабрали. От них одни проблемы». Это они про нас? – повернулась к нам стоящая впереди девочка.

– Ребята, кто ходил на похороны Высоцкого? – спросил кудрявый худой парень в очках.

– Я была у театра! – Невысокая девочка чуть картавила: наверняка с литературного отделения.

– И я! И я была! – загалдели со всех сторон мои новые одноклассники.

– А меня родители не пустили, – грустно сказала высокая брюнетка.

– У меня стихи о нем есть, переписал на кладбище. А еще фотки купил, где Высоцкий с Мариной Влади.

– Ух ты, покажи… – потянулись руки.

– Ребята, а давайте после уроков пойдем в Театр Станиславского на лишний билетик? – предложила блондинка-губки бантиком, явно с театрального отделения.

– Я там уже все пересмотрел, – тут же отозвался высокий парень с ехидно-серьезным взглядом. Видно, будущий писатель.

– Там сейчас идет новая пьеса «Взрослая дочь молодого человека». Сегодня премьера, – поделилась знаниями русая девочка с восточным разрезом глаз.

– Ничего подобного! Первая премьера была еще год назад, я ходил. Премьер всегда бывает несколько – билеты дороже стоят, – деловито прокомментировал парень с увесистым кожаным портфелем и с оттопыренной нижней губой.

– Там в спектакле есть про отца мальчика из этой школы! «…и Козел на саксе». Это про Алексея Козлова! Он знаменитый джазовый музыкант. Его сын Сергей эту школу год назад закончил, оператором будет, – проинформировал худой парень в очках.

Громкий мегафон искаженным звуком заорал на всю площадь:

– Так! Девятый «Б» построился и проходит в школу! Ваш кабинет номер тринадцать на втором этаже! Ваша классная руководительница Куряпина Агриппина Федоровна! Учительница по математике! Проходим, проходим, не задерживаемся!

– Ну, попали… – фыркнул ехидно-серьезный «писатель».

– А зачем нам, творческим, математичка? – в недоумении скривила «бантики» блондинка.

Учебный день был таким же, как в обычных школах. Но после основных уроков класс разделялся по талантам: одна часть уходила в актовый зал на занятия по актерскому мастерству и сценической речи, а другая переходила в класс литературы, где царил и властвовал Соломон (так любовно называли его ученики).

Это была совершенно другая жизнь.

Это была интересная и прекрасная жизнь. Всем новоприбывшим было с чем сравнивать. После унылых, бездарных районных школ с их издевательскими сборами металлолома, макулатуры, разделением классов на «зоновские» отряды правофланговых и неправофланговых (убейте, но я так и не поняла, что это и зачем) новая школа была как глоток свежего воздуха утопающему.

Здесь каждый ученик был личностью. Талантливы была все, в большей или меньшей степени. И каждый отличался яркой индивидуальностью, собственным мнением, которое умел отстаивать. А еще обостренным чувством собственного достоинства. Школа, как хитрый пылесос, всасывала самых интересных представителей этого поколения.

Тогда мы еще не понимали, что раньше времени вступили во взрослую жизнь и никто нас щадить не собирается. В жизнь, где происходит вечная борьба «физиков и лириков», где учителей от бога гнобят посредственности, где из трех понятий «нравственность, разум и сердце» предпочтение отдавалось лишь нравственности, причем именно так, как трактовала ее идеология коммунистической морали.

Мы были веселые, злые, талантливые и дерзкие. Нам делали больно – мы делали больно. Иногда незаслуженно. Мы были умны и поэтому изобретательно-беспощадны. Мы хотели изменить мир, мечтали стать великими.

У некоторых получилось.

Глава 1
Чокнутые

– Тридцать три корабля лавировали, да не вылавировали, – отчеканила блондинка Вика, обнажив ровные зубки. – Надо повторять это упражнение по многу раз, тогда дикция идеальная будет.

– Ты в обморок сегодня падала? – спросила я, переодевая кроссовки.

– Сегодня сцендвижения нет, только речь. Но я все равно отрепетировала, смотри, как получается!

Вика-губкибантиком прошла три шага по сцене, внезапно обмякла и убедительно грохнулась на пол. Да так, что пролетела под стулья, составленные пирамидой друг на друга.

Все ребята захлопали.

– Ух ты, здорово! – восхитилась я.

– Кстати, совсем не больно! – Вика, улыбаясь, вылезла из-под стульев и начала отряхиваться.

В актовый зал влетела вечно опаздывающая Динара. Тут же, вслед за ней, вошел педагог, известный актер Малого театра. Видимо, Динара бежала перед ним все четыре этажа. Обгоняла, чтобы он не подумал, будто она опоздала на урок.

Динара мигом заняла место в первом ряду и застыла во внимании.

– Ребята, поднимите руки, кто из вас точно решил, что станет актером? – спросил педагог, переводя взгляд с одного на другого.

Все одиннадцать человек подняли руки.

– Профессия актера, не стану скрывать, очень сложная. Во многом благодаря своей зависимости. Кому-то из вас повезет, и он станет хорошим и знаменитым актером, а кому-то нет. В любом случае вы должны быть настроены на победу, но внутренне быть готовы к… фиаско. Моя задача, – продолжил мастер, – чтобы вы извлекли из наших занятий максимальные знания и навыки. Даже если вы не станете актерами и актрисами, в жизни вам всегда пригодятся эти уроки.

После занятий мы вышли по двор школы и медленно побрели к метро «Колхозная».

– Девчонки, а давайте в кофейню зайдем? – предложила Динара.

Мы с Викой переглянулись, и я похлопала по карману:

– У нас денег нет. Только по пятаку на обратную дорогу.

Динара махнула рукой:

– Я вам возьму кофе. У меня есть деньги.

Мы поставили на круглую шаткую стойку три граненых стакана и почувствовали себя богатеями.

– Тебе родители много денег дают? – спросила Вика, втянув маленький глоток пухлыми губками.

– У меня нет родителей. Я детдомовская, – просто ответила Динара, обертывая салфеткой горячий стакан.

– А деньги откуда? – удивилась я.

– Мне тетка из Казани присылает. А еще мне квартиру дали. Однокомнатную! Мне полагается по закону, как детдомовской.

Мы с Викой обалдели. Ничего себе – собственная квартира!

– И ты в ней живешь одна? – поразилась Вика такой удаче.

– Да. Я только что получила. Месяц назад. Тетка помогла обставить и уехала. Теперь я одна. Хотите – поехали ко мне! – добродушно позвала Динара.

Я запрыгала от радости – представила, как это классно, когда за тобой никто не присматривает.

А Вика почесала курносый носик, подумала и заявила:

– В воскресенье мы с подружкой встречаемся с парнями в парке Горького. Парни такие симпапулечки! Взрослые, уже работают. Я могу их позвать к тебе в гости, идея?

– Ну давай… – неуверенно ответила Динара. – Я просто боюсь незнакомых парней, вдруг они приставать начнут?

– Не начнут, – легкомысленно заверила Вика. – Я не первый раз встречаюсь с парнями. Если что – кричать будем, как нас на мастерстве актера учат. Ааааааа!!! – неожиданно заорала Вика, и вся кофейня испуганно обернулась.

Урок литературы закончился новой провокационной темой сочинения: «Что вы не приемлете в современной жизни?». Ну, держитесь, номенклатурные воры…

Предыдущая тема была «Почему меня раздражают счастливые семейные чаепития?». Почитали бы наши родители…

Соломон учил нас думать. И фантазировать. И писать не боясь. Мы точно знали – что бы ни было написано в сочинении, это останется между нами. Между учителем и учеником. Писали честно, откровенно и безоглядно.

– Ты почему здесь? – удивилась Настя, невысокая девочка с тусклой внешностью и с шикарной шевелюрой. – Ты же вроде на театральном?

– А меня и туда и сюда зачислили, – ответила я, выходя из класса. – Конечно, если буду успевать…

Настя мыслила быстро и конструктивно:

– Это же отлично! У меня есть классная идея. Смотри, я хочу снять фильм о Москве. Сценарий напишу сама, а снимать мы будем вместе с тобой. И закадровый голос будет твой, у меня не получится, я картавлю. Ну, а раз ты на театральном – значит, сумеешь как диктор закадровый текст произнести. Договорились?

Мы вышли в коридор. Настя подошла к подоконнику, достала из сумки тетрадь и корявыми цифрами записала мой домашний номер телефона.

– А где ты камеру возьмешь? – поинтересовалась я. – У тебя кто-то из родичей с кино связан?

– Не, – быстро ответила Настя. – У меня дед член-корреспондент Академии наук СССР. И родители тоже к кино отношения не имеют. Поэтому денег на фильм не дадут. Я и в школу-то поступила тайком. Предки до сих пор переживают…

– А где ж ты камеру возьмешь? – снова попыталась выяснить я.

– Камеру арендовать можно. Но денег нет. Значит, деньги надо где-то достать, – логично выстроила порядок действий Настя.

– Возьми у деда! – предложила я.

– Он не даст. Но идея хорошая… – задумалась Настя.

На следующий день мы вместо математики и химии отправились к Настиному деду. Зачем мы туда ехали, если знали, что денег он не даст, – трудно понять. Но ехали настроенные очень оптимистично.

Пройти в высотку на площади Восстания не составило труда.

– А-а! Настенька! Здравствуй, деточка, – сразу признала ее вахтерша, и мы пешком пошли на третий этаж.

– А дедушки нет! Он в магазин вышел! – крикнула нам в спину старушка.

– Это даже лучше, – шепнула Настя, – успею найти его тайники.

Мы подошли к огромной дубовой двери метра три в высоту.

– Блин, я ключи забыла взять. – Настина голова вынырнула из сумки. – Что делать? Теперь деда придется ждать… Все пропало.

– Подожди…

Я нагнулась к замочной скважине и внимательно рассмотрела ее устройство. Самый обычный английский замок, с «собачкой».

– У тебя есть нож? – спросила я тоном опытного взломщика.

– Откуда? – резонно ответила Настя.

Я порылась в сумке и нашла пластмассовую расческу, купленную за пятьдесят копеек в районном универмаге.

– Не получится. Расческу поломаешь, – предупредила Настя.

Я повесила сумку на шею, подошла вплотную к двустворчатой двери, огляделась по сторонам и просунула тонкую расческу в щель прямо в «пасть собачки». Дверь мягко открылась.

– Ну ты даешь! – восхитилась Настя и на всякий случай надела перчатки.

За пять минут она успела проверить все платяные шкафы, тумбочки, матрасы, банки для круп и морозилку холодильника.

Квартира была огромная. По тем временам – просто безразмерная. Можно свободно кататься на велосипеде. Конечно, она была старая, с какой-то дурацкой старинной мебелью (у меня и то дома был новенький чешский гарнитур), но Настя почему-то очень бережно обшаривала дедову мебель. Наконец она нашла десятку в письменном столе и тут же перебежала в спальню, доверив мне закончить осмотр ящичков.

– Только ты осторожней! Это стол из красного дерева начала девятнадцатого века, не сломай, а то дед убьет!

– А он и так убьет, – себе под нос сказала я, пытаясь вытащить маленький ящичек. Тайник не открывался. Я поискала ключ и нашла его в шкатулке. – Насть, иди сюда, здесь что-то есть! – крикнула я подельнице.

Мы открыли металлическую коробку.

Там лежал пистолет.

– Боевой… – Настя ошалело смотрела на ствол.

На пистолете была выгравирована наградная надпись. Я взяла его в руки и наставила на люстру.

– Ты с ума сошла! Положи на место! – испугалась Настя.

– Да я сама боюсь… Просто никогда не видела живых пистолетов.

– Дай подержать. – Настя выхватила оружие.

Бах! Раздался выстрел, и что-то лязгнуло об пол.

– Ты что делаешь?! – Я от страха присела. – Ты деда могла застрелить!

Настя довольно погладила пистолет и положила обратно в коробку.

– Вот это да. Это я понимаю, – поощрительно самой себе сказала Настя.

Мы пулей вылетели из дома и влились в Садовое кольцо.

– Дед не заметит, – решила Настя. – А если заметит, на меня все равно не подумает. Зато у нас теперь есть деньги на камеру.

– Там чего-то на пол брякнулось, когда ты выстрелила, – напомнила я.

– Ну и хрен с ним, – решила проблему подруга по оружию.

Мы взяли камеру в аренду и, довольные выполненной работой, отправились в кафе.

– Настюх, мне кажется, надо было поискать, что отвалилось от пистолета. Деда жалко. Представляешь, что с ним будет, когда он увидит дырку в стене? – вдруг озадачилась я, поедая свежий наполеон.

– Я сама об этом думаю, – призналась Настя, облизывая шарик мороженого. – Знаешь, у меня идея.

Она буквально искрила идеями, фантазии били через край. Ее талантов могло хватить на десятерых. Ее блестящее будущее легко читалось в горящем взоре, в холерических движениях неуемного художника.

– Смотри, я думаю, надо пригласить весь наш девятый «Б» на вечер знакомств. Повесим объявление у математички в классе. Назовем вечер, к примеру: «Ты кто?»

– Ага! Х…й в кожаном пальто. Не годится.

– Тогда попроще: «Давайте знакомиться!» Назначим вечеринку на это воскресенье. Дед как раз в выходные уедет на дачу. Сегодня пятница, думаю, он не успеет обнаружить наш разбой.

Я только хотела обрадоваться гениальной идее, как вспомнила:

– Нет, Настюх, в это воскресенье не получится. Динара пригласила к себе – у нее однокомнатная хата. Собственная. И Вика хотела своих знакомых парней притащить. Давай на субботу?

Настино лицо вытянулось, как кувшинное рыльце.

– Ты что? Завтра мы учимся и не успеем подготовиться к вечеринке. И потом, мне родителей надо предупредить. Нет, только в воскресенье. К тому же у Динары однокомнатная, а у деда трехкомнатная и в центре. Усекла разницу?

– Хорошо… Думаю, девчонки будут не против. А ты разрешишь Вике своих парней к деду привести?

Настя тут же кивнула:

– Да чем больше народу – тем лучше. Пусть разбираются потом, откуда дырка в стене и куда десятка пропала. Спросить не с кого будет. Классно я придумала?

Я с восхищением смотрела на Настю. Режиссерище! Талант – он с детства виден.

В воскресенье народ собрался у метро «Баррикадная» и стройными рядами отправился к высотке.

Дом как символ принадлежности к высшему советскому обществу, наверное, еще не видывал такого количества энергичной творческой молодежи за раз. Конечно, наш пыл поначалу прибили мраморные лестницы, пафосные ковровые дорожки и дорогие люстры в обрамлении лепнины. В мое первое посещение высотки я не успела оценить великолепие антуража: мысли были заняты благородной целью добыть денег и оставить свой след в искусстве.

Довольно быстро будущие литераторы и артисты освоились в квартире и начали заявлять о себе. Мужскую часть богемной компании объединила любовь к вину и сигаретам. Девочки сначала повели себя как прилежные хозяйки, подавая на стол все новые блюда, но потом плюнули и притерлись поближе к мальчикам. Пары часов хватило, чтобы нарядный стол превратился в свинарник, пустые бутылки валялись где попало, квартира была прокурена, а худой в очках любитель премьерных спектаклей запачкал всю ванну. В ней же и уснул.

Эффект свободы сыграл свою роль – все сразу забыли, куда и зачем пришли. А кто хозяйка квартиры, вообще никто не знал, кроме самой хозяйки. Настя пыталась какое-то время облагородить мероприятие, но ее не слышали. Народ гудел.

– А вот и мы! – вскинула под головой руку с шампанским Вика.

Она появилась в самый разгар веселья, как и подобает будущей звезде сцены. Вместе с ней заявились трое знойных парней нешкольного возраста.

– Ура, – мрачно сказал ехидно-серьезный «писатель» по имени Борис. – Вот только чужаков нам не надо.

Народ не отреагировал, и Борис ушел, трезвый и возмущенный.

– Интересный парень этот Борис, – показала мне пальцем на дверь Настя, пытаясь перекричать громкую музыку.

– Да, очень умный! – крикнула я в ответ, приплясывая. – Говорят, он уже печатается, что-то философское наваял.

– Интересненько! – завопила в ответ Настя. – Надо им заняться!

Мы весело засмеялись – жизнь только начинается! Как все здорово!

Динара скромно сидела на диване, никак не могла освоиться.

– Настюш, жалко Динару, пойдем ее растормошим? – проявила я человечность.

– А я камеру с собой привезла, давай у нее интервью возьмем? – подхватила Настя.

Мы взяли смущенную Динару под руки и утащили в дедов кабинет. Динара благодарила и не переставала восхищаться впервые увиденным богатством.

– Подожди, я тебе сейчас такое покажу – ты вообще обалдеешь! – Настя полезла в потайной ящичек и вытащила из коробки пистолет.

Динара взвизгнула:

– Настоящий?! Ой, девчонки, я глазам своим не верю!

– На, подержи! – сунула ей пистолет в руки добрая Настя.

Пока Динара рассматривала «настоящий живой» пистолет, Настюха вскинула на плечо массивную кинокамеру и скомандовала:

– Поехали! Говори что-нибудь о Москве! Это будет начало фильма!

– А что говорить? – растерялась Динара.

– Ну, говори о том, как любишь Москву, например, – предложила Настя, глядя в глазок камеры.

Динара задумчиво повертела пистолет в руке и сказала тусклым голосом:

– Москва – столица нашей Родины. Я люблю Москву. Здесь родилось много замечательных людей… Есенин, например…

– Есенин родился под Рязанью… Стоп! Никуда не годится! – вмешалась я.

– Почему не годится? Давай я переговорю… Под Рязанью родился Есенин, – мямлила Динара.

– Мы про Москву снимаем! При чем здесь Рязань?.. Ты куда поступала? На театральное? Что ты читала на приемных экзаменах? – возмутилась я Динариному тормозу.

– Солоху читала. «Ночь перед Рождеством» Гоголя. А что? – расстроилась Динара.

– А ничего. Давай нам актрису! А то стоишь как мумия… с пистолетом.

Динара посмотрела на пистолет, потом на камеру. И вдруг прищурив один глаз, приставила пистолет к своему виску и громко запела:

 
По приютам я с детства скитался,
Не имея родного угла,
Ах, зачем я на свет появился,
Ах, зачем меня мать родила!
 

– Гениально! – Я бросилась целовать Динару. – Какой ход! Какая находка!

Довольная Настя сняла с плеча массивную камеру и потерла руки, как опытный режиссер.

– Так. Я вижу. Это хорошо. У нас фильм будет не о Москве. А о провинциалке, которая приехала в Москву и город ее растоптал. Короче, в конце фильма она застрелится.

– Может, просто уедет обратно в деревню? – Мне не хотелось лишать героиню жизни. И так детдомовская, а тут еще и суицид.

– Ага, в село Рязанской области, где родился Есенин, – съязвила Настя. – Начала писать стихи и стала великой. Это неинтересно! К тому же у нас уже есть дырка в стене. Этим надо воспользоваться. Сейчас мы снимем заодно и финальную сцену.

– Отлично придумала! Снимай дырку крупным планом, а потом лежащую на полу Динару. – У меня аж руки зачесались от вдохновения.

Динара уже и сама загорелась, не остановить.

– Настюх, давай ты снимешь меня с прохода от дверей до стула. Я вхожу в комнату, «стреляюсь» и падаю на пол, как нас учили на сцендвижении. Пролечу до стула, обещаю. Ты только сними хотя бы с двух дублей, а то я всю жопу отобью.

Мы посмеялись, и каждый встал на свою точку. Настя с камерой посередине комнаты, я за Настей, чтобы помогать ей передвигаться, а Динарка в дверях, наготове.

– Пошла! – Я махнула рукой.

Динара с трагическим лицом приставила к голове пистолет, дернулась телом как от выстрела и шикарно грохнулась на пол, пролетев пару метров с раскинутыми руками.

– Снято с первого дубля! – Настя поставила тяжелую камеру на стол и прокрутила пленку назад. – Крови нет. Кровь нужна. Неси бутылку вина, нальем ей на голову для достоверности.

Я дернулась в столовую и с трудом отыскала среди пустых бутылок одну, с остатком на донышке. Пока я бегала, Настюха сняла дырку в стене и цветок на подоконнике – типа лирическое отступление… Мы налили вино Динаре на голову. Она лежала очень натурально. Несчастная убиенная девочка, которая не смогла противостоять жестокости судьбы…

В этот момент дверь открылась. На пороге стояли мать и отец Насти.

Мать в ужасе вскрикнула и начала оседать. Ей стало дурно.

Отец с белым лицом придержал жену, чтобы она не упала, и закричал что-то про «скорую помощь».

Когда «мертвая» Динара поднялась, первое, что она сделала, – протянула папе гильзу от пули (которую мы с Настей не нашли) и сказала:

– Это ваше? На полу валялось…

Оказалось, что Настя не сообщала родителям о намеченной вечеринке. О том, что в «нехорошей» квартире творится «шум-гам», папе доложила вахтерша.

Народ быстренько смотался, виновато здороваясь с родителями. Спальню пришедшая в себя мама не сразу смогла открыть – там заперлась Вика с одним из горячих парней. Когда до них наконец достучались, первой вышла Вика в кофточке, надетой наизнанку, а за ней глазастый армянин, любитель блондинок-губкибантиком.

Настина мама только прижала руки к щекам – и больше ни слова.

Чем отличаются интеллигентные люди от неинтеллигентных, я поняла, когда папа и мама молча проводили всех «гостей» и каждому ответили «до свидания».

Через два дня в школе созвали экстренное родительское собрание.

Наше состояние можно было назвать «жуткая жуть». Может, само по себе ничего такого уж страшного не случилось – ну, погуляла творческая молодежь, повеселилась. Ну, сняли интервью, подумаешь, ведь все живы-здоровы, чего кипиш-то поднимать?..

Но родительский комитет в компании с классной руководительницей Агриппиной Федоровной назвали нашу вечеринку «беспрецедентным нарушением дисциплины, хулиганством, повлекшим порчу имущества». Оставалось только найти виновных. Грубо говоря, «козла отпущения». Самого злодейского злодея!

Настя всю вину взяла на себя. Она рассказала родителям, как хотела снять фильм, как взяла деньги у деда и опробовала пистолет на священных стенах. Но нашу гениальную съемку уже успели отсмотреть все члены родительского комитета вместе с классной. И они решили по-своему.

Динару отчислили.

Родителей у нее нет, постоять за нее некому. К тому же из детдома, значит, неблагонадежная. Нас никто не услышал. Снятое интервью с окровавленной ученицей в главной роли стало прямой уликой преступления. Вот пистолет в руке, вот дырка, деньги пропали, а остальное – до кучи. Хотели еще выгнать Вику за аморалку, но ограничились строгим выговором.

Нам с Настей влепили строгий выговор с угрозами отчислить.

Подумаешь, преступление – фильм хотели снять. А как нам еще фильм снять прикажете?