Текст книги "Уж замуж невтерпеж, или Любовь цвета крови"

– Ой, зайка! Соглашайся, очень тебя прошу. Они такой прием устроят, подарков надарят, поехали, а?

Меня обычно раздражает, когда концертные администраторы сулят подарки и ломовой стол. К еде я достаточно равнодушна; выпить могу, но не так, чтобы потом это обсуждалось, как яркое событие. Подарки тоже – допустимы, но не обязательны. Как правило, первый вопрос, который задает директор артиста, – это гонорар.

– Солнышко мое! – облизывала она меня со всех сторон. – Там один концерт благотворительный, а за другой они дают четыре тысячи. Первый концерт минут на сорок, второй – просили час.

– Я не поеду, – категорично ответила я. И в свойственной себе манере начала оправдывать собственное решение. – У меня коллектив пять человек, два концерта я в любом случае ребятам оплачиваю. Это опасный регион, а у меня дочь. Это риск, к тому же неоправданный.

– У тебя что, есть в этот день концерт? – ехидно спросила Светлана.

– Нет.

– Тогда соглашайся и не думай. Эти люди в Махачкале – они твои поклонники. Этот гонорар тебе они собирали с таким трудом! У них там такое тяжелое положение: война рядом, больницу в Кизляре террористы захватили два года назад, люди погибли. Дагестанцы такие люди душевные – последнее отдадут. Боже мой, ну нельзя же быть такими бессердечными – гонорарами отношение к себе измерять. Они же любят тебя и хотят услышать любимую певицу. Если бы они могли заплатить больше, неужели не заплатили бы?

Я колебалась. Мне очень жалко было этих людей, которые, несмотря на почти военное положение, находят силы и возможности приглашать любимых артистов. Но все же… Артисту часто приходится выслушивать сказки об ограниченном бюджете заказчиков из нефтяных компаний, газовиков, промышленников; практически нищих политических партий; едва сводящих концы с концами известных банков. Даже если встречающая сторона не жмотничает и выделяет на концерт достойный бюджет – не факт, что эти деньги благодаря посредникам дойдут до артистов целиком, а не половиной.

Короче, я согласилась лететь в Махачкалу. За несколько часов до вылета мне позвонила администратор Светлана и хриплым голосом сообщила, что у нее воспаление легких. Я предложила ей остаться дома – высокая температура, непрерывный кашель, лететь в таком состоянии полный бред. Но она мужественно отказалась, сказав, что не может оставить наш коллектив без присмотра в таком неспокойном регионе. Я восхитилась такой ответственностью.

В аэропорту Махачкалы унылая картина: замусоренная площадь, настороженные и безрадостные лица, местные жители в одинаковых рыночных кожаных куртках, блеклый степной пейзаж и на фоне всей этой тоски… три роскошных «шестисотых» «Мерседеса». Двое красавцев, чернобровых и чернооких, одетых с иголочки в дорогие костюмы, рассадили коллектив по машинам, и мы тронулись в путь.

Эту дорогу я не забуду никогда. Гостеприимные хозяева устраивали нам привалы для отдыха через каждые двадцать километров. Там, на берегу Каспийского моря, мы обнаруживали уже накрытые столы. Они ломились от обилия фруктов, бордовых пузатых помидоров, сочной зелени, прыщавых огурцов и домашних солений. Рядом со столами находились мангалы, на которых завершалось приготовление шашлыков из осетрины, выловленной спецом перед нашим прилетом. Но больше всего было спиртного, в основном коньяка. По кавказской традиции отовсюду подъезжали гости, родственники, и «легкий перекус» становился похожим на настоящий дагестанский пир.

Сначала мы, конечно, были в восторге. Прием был действительно великолепным, и хозяева постарались от души. Но уже на второй остановке я почувствовала, что количество поднятых мною тостов превышает мои физические возможности. А тосты были такими торжественными и человечными, что отказаться выпить было просто неприлично. Сперва главный по имени Казбек провозгласил выпить за гостей, то есть за нас. Выпили. Потом – наш ответный – за гостеприимных хозяев. Выпили. Дальше понеслось – за Родину, за родителей, за наших детей, чтобы не было войны. Я тщательно следила за тестовыми темами в надежде соскочить… Но куда там! Я с завистью смотрела на свой балет – ребята никогда не употребляли перед концертами и теперь скромненько попивали себе сок, закусывая кусочками ананасов. Больная, кашляющая Светлана опускала в рот рюмку за рюмкой, как в колодец, – видимо, ее болезнь и крупный вес поглощали алкоголь, как лекарство, на пользу здоровью. Я поняла, что еще один тост – и вечернего концерта не будет.

И тогда я решилась на хитрость.

Я отозвала в сторону Казбека и спросила:

– Можно я дальше сама поведу машину? – Казбек удивленно уставился на меня и тоже спросил:

– Что не так? Обидел кто, а? Ты скажи. Если что не так, мы сейчас…

– Да нет! – остудила я горячего мужчину. – Все замечательно. Просто я люблю на гастролях сама вести машину. Ну, фишка у меня такая…

В полном молчании мы загрузились в «Мерседес». Я села за руль. Казбек – рядом, а Исмаил со Светланой позади нас. В салоне повисла напряженная тишина. «Боятся, – обрадовалась я. – Ха, зато теперь-то уж точно из чувства самосохранения мне выпить не предложат! Я спасена!»

Через десять километров, поняв, что опасаться нечего, Исмаил извлек из-под сиденья большой рог, доверху наполнил его коньяком и, протянув мне, провозгласил:

– Чтоб мы хорошо доехали!

Вечерний концерт прошел прекрасно. Публика нас долго не отпускала, и мне уже казалось, что люди в зале – мои близкие родственники. После концерта за ужином Казбек пригласил наш коллектив съездить завтра в Кизляр. Он хотел показать нам новую больницу, которую построили вместо той, разрушенной боевиками.

За столом присутствовали разные официальные лица. Они произносили длиннющие тосты-комплименты-признания в любви, и если бы в них речь не шла обо мне, я бы откровенно заскучала. В завершение вечера мне подарили несколько роскошных бутылок коньяка и много-много сувениров. Рядом надсадно кашляла Светлана, и я, благодарная за ее мужество, отдала все дары ей.

Утром, за завтраком, одна из балетных девочек, Валюшка, наивно спросила Казбека, что за выстрелы звучали ночью в лесу недалеко от отеля.

– Так это боевики стреляют – здесь Чечня рядом, двадцать пять километров отсюда, – бодро ответил Казбек, сверкнув черными глазами.

Я сразу вспомнила уговоры администраторши Светы: «Чечня далеко, никто не стреляет…» Вот артистка…

Днем Казбек повез нас на экскурсию. Хотя экскурсией это назвать было бы бестактно. Он показал нам, как живут люди в маленьких городах: сельские затрапезные магазинчики, деревенские обветшавшие школы, унылые однотипные постройки пятиэтажек. Увы, эта картина повторяется из города в город и хорошо знакома всем, кто часто приезжает в провинциальные города. Диву даешься, как люди живут в такой нищете… Вскоре мы въехали в Кизляр. Лицо Казбека помрачнело, когда он подъехал к городской больнице. Я ощутила, как больно ему вспоминать те события, когда боевики захватили больницу. Тех, кто пострадал, Казбек помнил поименно. Этот суровый и сильный мужчина чуть не плакал, рассказывая о своих близких и незнакомых людях, прошедших этот ад.

Новая нарядная больница стала своеобразной местной достопримечательностью. Возле нее фотографировались приезжие, хотя меня всегда слегка коробило, когда люди выбирали объектом для фото кладбища или могилы. Мне кажется, что это пошло, неприлично, что ли…

Ярко-зеленая крыша здания, модный полукруглый навес над крыльцом с кокетливым фонариком – приятно посмотреть. Но не такой ценой…

Через три часа должен был начаться благотворительный концерт. Как же я была благодарна Светлане, что она дала мне возможность познакомиться с этими людьми, с добрым Казбеком, с этим многострадальным краем! Все, что я могла для них сделать, – это провести благотворительный концерт в память о жертвах…

В середине концерта я объявила минуту молчания. Все встали. А потом в тишине без музыкального сопровождения я спела любимую русскую народную песню «Ой, да сторона же, ах, ты моя сторонка…». Это солдатская песня о войне и о маме. На последних словах «не всех же, моя дорогая, убивают на войне» слезы покатились сами собой…

Вечером Казбек и Исмаил сами повезли нас в аэропорт. Светлану посадили в другую машину, хотя она очень хотела ехать с нами. Дорогой мужчины еще и еще благодарили меня за приезд и, смеясь, рассказывали, как искали три «Мерседеса», чтобы красиво нас встретить, как нашли в мэрии двух внушительных охранников, которые сопровождали нас из аэропорта, и как сообща собирали деньги на наше выступление.

– Просто у нас сейчас нелучшие времена, мы сперва думали, что благотворительный концерт можно будет провести за сравнительно небольшой гонорар, но потом нам Света объяснила, что концерт есть концерт, как бы он ни назывался, мы поняли, поднатужились и, видите, справились… – добродушно улыбаясь, рассказывал Исмаил.

Встречная машина наотмашь плеснула в наше лобовое стекло пригоршню дождевой воды. Как будто плюнули в лицо…

– Казбек, я не ослышалась? Я вас правильно поняла – вы что, оплатили благотворительный концерт?! – спросила я, боясь услышать ответ.

– Да. Мы предоплату отправили еще две недели назад. Вы ее получили? Все восемь тысяч?

«Сука, тварь, животное», – обратилась я мысленно к Светлане.

Вспомнила прекрасный чистый и честный концерт, свои искренние слезы, зал, который стоя, чтил память погибших минутой молчания… Значит, все это обесценено, потому что куплено… Эти люди купили у меня мое сочувствие к ним. Им внушили, что по-другому у московских артистов не бывает. За все нужно платить.

Я вытащила из пачки сразу две сигареты и прикурила их не с того конца.

Казбек, сидевший спереди, тревожно оборачивался на меня, пытаясь понять, что случилось.

– Только крысы берут деньги за благотворительность, – выдавила я наконец из себя.

Разболелась голова, на душе было мерзко, разговаривать больше не хотелось. «Теперь понятно, почему, несмотря на воспаление легких, Светлана поехала с нами. Чтобы заказчики не оставались с нами наедине и ни о чем не проговорились», – догадалась я.

Казбек и Исмаил наконец все поняли, но в силу патологической доброжелательности не стали сердиться на обманщицу Светку, а, наоборот, сказали, что если бы не она, то мы бы не встретились. Вот такие бывают люди… Мы уже подъезжали к аэропорту, когда Казбек по традиции вынул из-под кресла рог, налил в него коньяк и протянул мне со словами: «Чтобы больше было хороших людей!» И я с удовольствием выпила…

В самолете рядом со мной сели звукорежиссер и девочка из балета. Чтобы не возникло конфликта, ребята старались оградить меня от контактов со Светланой. Но она подошла сама. Я смотрела в иллюминатор и не видела ее.

– Вы в Москве не завезете меня домой на Покровку? – весело и непринужденно спросила Света, громким голосом привлекая мое внимание.

Я обернулась к ней.

– Нет, Крыса Борисовна… Доберетесь сами… Денег на такси дать?

Наш с Робертом ребенок ну никак не хотел зачинаться. Гипс уже был давно снят. Настольный календарь краснел отмеченными критическими днями. Назойливые подружки каждый месяц осведомлялись, как дела. Меня эти вопросы, конечно же, напрягали, но я делала вид, что все идет по плану. Советы врачей были достаточно странны для моего понимания. К примеру, одна доктор говорила, что я ни в коем случае не должна думать о беременности. Именно поэтому (!) она и не наступает. Позвольте! Когда я планировала свою дочку, я думала об этом постоянно. И ничего – не спугнула… Все произошло вовремя, как и рассчитывали.

Другой доктор рекомендовал длительные воздержания. Вроде чем реже секс, тем больше вероятность наступления беременности. Возможно, но трудно выполнимо…

Наши анализы были идеальными. Придраться было не к чему. И у меня, и у Роберта есть дети. В чем причина? Мы не знали, что думать. Я решила продолжить изучение своего организма и пошла на достаточно тяжелую с точки зрения переносимости рентгенологическую процедуру. В меня запустили какое-то контрастное вещество, и я закричала от боли. Но для меня главное было – получить результат, и поэтому я готова была к любым врачебным пыткам. И опять исследование показало, что я здорова. Выйдя из кабинета врача, я сделала два шага по коридору и… грохнулась в обморок. Вокруг поднялся переполох, меня перенесли в палату и позвонили Роберту. Он тут же примчался. Увидев мое довольное и измученное лицо, рассердился и строго велел не проявлять больше самостоятельность и не терзать свой организм.

– Пусть все будет как будет. Значит, еще время не пришло. Я уверен, что рано или поздно мы родим замечательного малыша, а пока успокойся и не мучай себя. Посмотри, какая ты бледная… – успокаивал меня мой любимый, держа за руку.

Я лежала на койке и думала о своем. «Может, это наказание за какие-нибудь грехи? Мы редко ходим в церковь, каемся, только когда согрешим. Я должна открыть свое сердце Господу. Должна говорить с Ним, молиться, просить о совете, о милости, о благословении. Наша семья должна иметь присутствие Господа. Ведь сам Господь сказал: «Там, где двое… собраны во имя Мое, там Я посреди них». Он милостив к тем, кто к Нему взывает, Он откликнется, если мы будем обращаться к Нему с молитвой. Мы с Робертом должны поддерживать друг друга, ободрять, думать о главных человеческих ценностях: вере, надежде, любви… Стараться избавиться от таких черт, как гордыня, бунтарство, мелочность, зависть. Нам нужно возродиться к новой жизни, и тогда Новая человеческая жизнь зародится в нас».

На прикроватной тумбочке я выставила иконы всех святых заступников, покровительниц матерей детородящих и дарующих нечаянную радость. «Радуйся, младенцев воспитание и благодатное охранение; радуйся, безчадных родителей плодами веры и Духа веселящая», – повторяла я утром и вечером акафист Пресвятой Богородице.

Но иногда предательские мысли лезли ко мне в душу, и волей-неволей я анализировала: сколько раз Господь Бог даровал мне возможность произвести на свет младенца, а я совершала грех и не принимала этот дар. Может, это наказание? А может, наоборот, мой ангел-хранитель меня от чего-то уберегает? Может быть, мой выбор спутника жизни есть моя ошибка?

Мне делалось страшно от этой мысли. Я ведь так люблю моего голубоглазого кудрявого Мышака! Мы с ним всегда на одной волне, я чувствую его стопроцентную принадлежность мне. Он найдет меня на краю земли, спасет или погибнет вместе. На свете есть Он – и все остальные, потому что, когда я дышу им – я живу, а когда его нет рядом – я функционирую. Мой ребенок может быть только от него, и я любой ценой добьюсь этого.

Матвей Егорович уже полчаса безуспешно старался прикрутить оторвавшуюся верхнюю петлю от посудного шкафчика. Дверца держалась на честном слове и грозилась сорваться в любой момент на голову. Старик стоял на стуле и, чертыхаясь, упорно вкручивал отверткой маленький винтик. У Матвея Егоровича была старческая дальнозоркость, вблизи же он видел плохо. Винтик все время падал, и услужливая Алевтина Федоровна, его супруга, быстро находила винтик между щелями деревянного пола и подавала его мужу. Этот сизифов труд был тяжкой необходимостью, потому как больше помочь было некому – дети приезжали редко, а пригласить местных гастарбайтеров было не по средствам.

На участке залаяла собака Няф. Видимо, кто-то проходил со станции мимо ворот.

– Хозяева, дома есть кто? – донесся мужской голос с улицы.

Супруги удивленно переглянулись. К ним редко кто заходил – в основном все проходили мимо, даже не поворачивая головы, как будто этого дома и не было вовсе.

Матвей Егорович оделся и вышел на крыльцо.

– Чего вам? – не слишком любезно крикнул дед, махнув головой незваному гостю.

– Я – ваш местный участковый. Поговорить бы надо… Впустите? – улыбаясь, прокричал в ответ молодой человек в милицейской форме.

– Ну заходите, раз пришли, – недовольно проговорил старик и пошел открывать калитку.

Участковый зашел в дом, огляделся и, не раздеваясь, присел на стул возле печки. На коленях он держал черную папку с «молнией».

– Моя фамилия Блохин. Я ваш участковый, – снова представился милиционер и опять заулыбался. – У меня к вам будет пара вопросиков, – то ли утвердительно, то ли вопросительно сказал участковый.

– А по поводу чего? – равнодушно поинтересовался Матвей Егорович.

– Вы давно здесь проживаете? – не ответил на вопрос деда Блохин.

– Да уж давно, очень давно, уж и не помню сколько, – влезла в разговор Алевтина Федоровна. – А что, случилось что?

Милиционер загадочно помолчал и затем медленно, с оттяжкой произнес:

– Случи-и-илось, случи-и-илось… Вы соседей ваших справа хорошо знаете? Знакомы с ними?

Матвей Егорович сразу все понял, и неприятный холодок пробежал у него по спине. Он вспомнил тот жуткий вечер, избитую женщину и соседа с ружьем в руке.

– Да так, не очень знаемся… Пару раз сосед заходил к нам, про участок интересовался. Купить хотел. Но мы продавать не собираемся. Здесь прожили, здесь и помрем. А денег нам не надо – вон все на огороде растет – с запасом на зиму, можно так сказать…

Старик прищурился и снова спросил:

– А что случилось-то?

– Вы не слышали четыре дня назад какие-нибудь крики или шум драки? Может, выстрелы были или на помощь кто звал?

Милиционер выжидательно уставился на Матвея Егоровича. Тот молчал. Блохин перевел вопросительный взгляд на Алевтину Федоровну.

– Да, не помню я уж… вроде шумели там несколько дней назад, но кто их разберет: у них то салюты запускают, то танки какие-то подъезжают… – пробормотал наконец Матвей Егорович, пряча глаза.

– Какие танки? – не понял участковый.

– Да это Егорыч так машины ихние называет – с танками они схожие, – затараторила Алевтина Федоровна.

– Наверное, «Хаммеры»? – с уважением предположил милиционер.

Матвей Егорович безучастно промолчал.

Участковый снова заулыбался, достал бумагу из папки, положил ее на стол, вытащил из кармашка ручку и что-то стал писать.

– Значит, так, – произнес Блохин, закончив писать. – Пятнадцатого января вы находились дома. Вечером, между шестью и девятью часами, вы несколько раз выходили во двор, но никаких криков о помощи, драк и другого шума, доносившегося с соседнего участка, вы не слышали. Правильно?

– Погоди. Егорыч, а ты вроде говорил недавно – побил сильно сосед жену свою? С ружьем вроде за ней гонялся? – снова встряла в разговор Алевтина Федоровна. Ей очень хотелось, чтобы улыбчивый милиционер подольше у них задержался.

Участковый перестал улыбаться. Он серьезно посмотрел на Алевтину Федоровну и укоризненно сказал:

– Гражданочка, если не уверены, не надо наводить напраслину на людей. Ваш супруг же ясно сказал – ничего не было. Я правильно понял? – И Блохин выразительно посмотрел на старика.

Матвей Егорович по-прежнему молчал, глядя в одну точку в правом углу избы.

– Ну, вот и замечательно! – снова заулыбался милиционер и поднялся уходить. – Приятно было познакомиться. Будут какие жалобы – обращайтесь.

И он вышел за дверь. Матвей Егорович пошел его проводить до калитки.

Любопытная Алевтина подглядывала за ними, отогнув край ветхой тюлевой занавески, и видела, как мент, стоя возле ворот, что-то объяснял деду.

Матвей Егорович вернулся через десять минут, злой и хмурый.

– Чего он тебе говорил? – поинтересовалась Алевтина.

– А тебе какое дело?! – прикрикнул старик.

– Да просто… Чудно как-то. Вроде сосед наш недавно женился, молодая, ребеночек у них. Я ее часто вижу – с коляской гуляет, все песенки ему поет – симпатичная… Да и он не урод какой. Но рожа мне его всегда не нравилась – противный он какой-то, себе на уме, что ли… Ну и правильно, что ты этому милиционеру ничего не сказал – с крутыми вязаться никто не будет!

– Дура. Как есть дура… А если бы это была наша дочь?..

Матвей Егорович перекрестился на икону в правом углу избы и вытащил из холодильника бутылку водки.

Глава III

– Продиктуйте ваши паспортные данные, и мы зарезервируем билеты на этот рейс, – предложила туроператор компании «Виза».

Надвигались январские двухнедельные каникулы. Концертов в это время мало, страна отсыпается, отмечает непрерывные праздники и подсчитывает убытки от бурной встречи Нового года.

Как всегда, в начале декабря встает вечный вопрос: «Куда ехать отдыхать?» На этот раз мы с милым выбрали Бразилию. Но не просто Бразилию.

Знакомая директор туристической компании рассказала мне, что если заехать в глубь страны, в штат Амазонас, то там, в притоке реки Амазонки, среди гущи лесов, буйной флоры и фауны можно найти экзотическую гостиницу под названием «Ariau Amazon Towers». Влажный, экваториальный климат благотворно воздействует на женский организм, и – оп-паньки! – не беременеет только ленивый. В качестве примера были приведены знаменитые голливудские звезды, жены наших олигархов и… полчища макак, населяющих этот лесной отель. Наши дальние родственники мартышки избрали именно это место для буйного размножения и круглые сутки носятся, как сумасшедшие, по отелю, оглашая его безумными воплями. Обезьяны забираются даже в номера, могут что-нибудь стащить, поэтому человеческий секс в подобных экстремальных условиях часто приносит долгожданный результат. «А почему нет? – задумалась моя врач с тридцатилетним стажем. – Присутствует момент внезапности, испуг – может, стоит попробовать? Поезжайте!» А меня и не надо было уговаривать. Степень моей внушаемости в вопросе деторождения уже зашкаливала. Поэтому, если бы для осуществления мечты о ребенке надо было замуровать себя в льдину Северного Ледовитого океана или улететь на Луну, я бы это сделала.

Поискав полчаса по квартире загранпаспорт милого, я решила Роберта разбудить. Он сладко спал, раскинувшись поперек нашей огромной кровати, и самозабвенно похрапывал. У меня рука не поднялась его потревожить. Накануне он пришел в пять часов утра и теперь отсыпался. Переговоры с партнерами часто затягивались далеко за полночь, и я уже не доставала его вечным вопросом: «Где ты был?»

Мой взгляд остановился на его портфеле. «Вот где паспорт!» – догадалась я.

Недолго думая, открыла замки и обомлела: такого количества денег мне не приходилось видеть никогда. Только в кино, когда один босс передает другому кейс, доверху набитый долларовыми пачками. Но потом кто-то в кого-то непременно стреляет, и в результате – труп на экране… Мне стало страшно.

Стодолларовые купюры были аккуратно сложены в пачки и перевязаны банковскими резинками. Этими пачками в два ряда были заполнены все три отделения портфеля. «Ничего себе! – оторопела я. – Откуда такое количество наличных? Вечером он уходил, и этих денег точно не было. Странно…»

Между купюрами завалялся конверт. Это было приглашение.

«Уважаемый Роберт Дмитриевич! Приглашаем Вас на очередной розыгрыш автомобиля, который состоится в пятницу, 8 декабря, в нашем казино. Желаем успеха!»

«Боже мой, да он игрок! – наконец-то догадалась я. – И деньги эти оттуда. Как мне раньше это в голову не приходило? Значит, все эти ночные переговоры – выдумка… И поздние посещения дочери – тоже… Но зачем врать? Если это простое увлечение, почему не сказать: дорогая, хочу отдохнуть, расслабиться, сходить поиграть в казино, что в этом криминального? А если все гораздо хуже? Если эта тяга сильнее его и он болен этим всерьез?.. Конечно, это не повод для ссоры, но обидно, когда тебя обманывают».

Роберт проснулся в обед и сразу громко позвал из спальни:

– Мыша-а-ка! – По интонации было понятно, что у него превосходное настроение. Он вышел из спальни, сладко потянулся и рухнул обеими руками мне на плечи.

– Тише, ты – так и прибить можно, – я всегда боялась этих невинных мужских «игр»: после них часто или ногти ломаются, или синяки появляются.

Он легко рассмеялся и осторожно меня обнял:

– Ой, Мышака, ты Мышака… – запел он на мотив «Ой вы, сени, мои сени».

Я почувствовала, что можно начинать.

– Дорогой, сегодня утром я искала твой загранпаспорт и обнаружила, что ты – тайный Рокфеллер.

Роберт, ничуть не смутившись, ответил:

– А, это мне знакомые долг вернули…

– Первый раз вижу, чтобы казино долги возвращало. А?

Роберт молча прошел на кухню, вытащил из холодильника бутылку «Боржоми», насыпал в бокал пригоршню льда и сказал:

– Малыш мой, обещаю тебе, что вчера туда ходил последний раз. Я не хочу тебя больше обманывать. Действительно, я иногда захожу туда поиграть час-другой, но больше этого не будет.

Он залпом выпил стакан и налил следующий.

– Нет, послушай, я не настаиваю. Если тебе интересен этот вид отдыха, пожалуйста. Хотя, честно говоря, лично мне интересней сходить в театр, или почитать, или посидеть в ресторане. Может, я не права и жизнь во всем своем азартном великолепии проходит мимо меня. Так пригласи меня с собой в казино – я с удовольствием познакомлюсь с твоим увлечением. Чего ж ты меня ни разу с собой не позвал?

Роберт нервно заходил по кухне, не выпуская из руки ледяной стакан.

– Понимаешь, казино мне должно было большую сумму… Ну, как тебе объяснить… В общем, я вчера отыгрался и больше туда никогда не пойду. Ничего в этом интересного нет. Ты права, давай лучше ходить вместе в кино, театры… ну, куда ты там хочешь ходить… А казино – это как болото, оно засасывает, и очень тяжело оттуда выбраться. Но, я думаю, ты мне поможешь, да, Мышь?

Он присел на стул и притянул меня за руку к себе. Я села к нему на колени, положила голову ему на грудь и так замерла… «Ну и что? Ничего страшного. Не к женщине же ходит – в казино. Любая жена, которой муж изменяет, мечтала бы, чтобы он вместо бабы ходил в казино», – успокоила я себя, подведя черту под нашим разговором.

Однако вскоре, поговорив с женами игроков, мне пришлось столкнуться с прямо противоположным мнением…

Люська села прямо на бильярдный стол, а мы с Жанночкой расположились на стульях рядом. Намечалось важное событие – звонок жене проклятого Жучинского. Он опять отлынивал от женитьбы и выполнения отцовских обязанностей – денег на жизнь не давал и не звонил уже две недели. Отговаривать Люсю было бесполезно, поэтому я могла лишь внести некоторые коррективы. План разговора был написан на бумаге, выстроен по пунктам и отличался здравомыслием. Минимум эмоций – максимум фактов. Люся нервничала так, что дрожал стол.

– Слезь со стола, на нем нельзя сидеть, – жалобно попросила я подругу.

Сходка происходила у меня дома, потому что, по Люсиному мнению, у меня был здоровый климат и витали флюиды взаимной любви. Как настоящая подруга я должна была поделиться с ней своим внезапно обретенным счастьем, чтобы, не дай бог, между нами не прошмыгнула подлая зависть. Людям свойственно думать, что чья-то удача или успех произошел за их счет, поэтому я уже давно научилась – дабы не вызывать у людей зависть, нужно периодически слегка на что-нибудь жаловаться.

– Ой, у вас такая замечательная квартира!

– Да, но маленькая и плохо отапливается.

– Ой, какая у вас машина!

– Да, красивая, но, видите, ее уже местами побили…

– Как вам повезло с мужем!

– «Да, он парень неплохой – только шизик и глухой».

Собеседнику нужно обязательно дать возможность вам посочувствовать, иначе он останется неудовлетворенным и будет вам завидовать. А так и сглазить недолго. Я, конечно, не суеверная, но каждый раз после разговоров с одинокой Татьяной, брошенной неверным мужем, в моей жизни происходит какой-нибудь раздрай.

– Как дела? – спрашивает она. – Не болеешь?

– Нет. Все нормально, – отвечаю я.

– Молодец. А я вот простудилась…

Раз, на другой день у меня температура тридцать девять. Совпадение? Может быть.

– Как дела? – звонит она через месяц. – Работы много?

– Да вот послезавтра на гастроли улетаю…

– Везучая, а я уже две недели без заказов сижу…

На другой день концерты отменили… Опять совпадение?

Конечно, на моих девчонок это не распространялось. У Жанны, как всегда, все было тихо и размеренно, она была не завистлива и дружелюбна, а Люське я так искренне сочувствовала, что она просто не имела морального права позавидовать мне. Мы поддерживали друг друга всегда и во всем, слепо и безотказно.

…Вот и сейчас мы пошли на поводу у Люси, жаждущей справедливой мести. Ее план не отличался оригинальностью: она хотела сообщить жене Жучинского, что опять беременна.

На мой взгляд, его жене уже смертельно надоела Люся вместе с ее звонками и частыми залетами. Несколько лет назад Люся впервые ей позвонила и сообщила о рождении дочери. Обманутая жена решила вступить с Людмилой в состязание и через 9 месяцев тоже родила еще одного сына.

За Люсей был ответный шаг. Но мы с Инной отговорили ее от этого сомнительного соревнования. Тем более что Сергей Сергеевич ненадолго исправился и дал Светланке свое отчество и фамилию…

…Людмила повторяла написанный на листке текст, а я следила за интонациями.

– Главное, говори спокойно и чуть иронично. Она не должна догадаться, что он тебя бросил. Ты звонишь ей из человеколюбия – жалеешь ее и хочешь предложить вместе справиться с ситуацией, – фантазировала я на ходу.

– А если он дома? – предположила рассудительная Жанна. – Что тогда?

Люся растерянно уставилась на меня. Откуда я знаю, что тогда…

– Будем решать по ситуации, – ободрила я подругу.

Люся включила громкую связь. Жучинский сам снял трубку.

– Позови жену, – недружелюбным голосом скомандовала Люся.

– Не позову. Не звони нам больше, – ровным голосом сказал Сергей Сергеевич.

– Сволочь! – заорала Люська так, что в лузу скатился черный шар.

В трубке у Сергея Сергеевича повисла пауза, и затем раздался его измененный голос:

– Что ты сказала, я не расслышал?

По звуку я поняла, что он включил громкую связь. «Ага, хочет продемонстрировать жене, что с Люськой он расстался!»

Я закрыла ладонью Люськин рот и быстро написала: «Сереженька! Я понимаю – тяжело признаться Ольге, что мы с тобой любим друг друга и ты уходишь от нее. Наберись мужества, ты сам три часа назад говорил мне, что надо так сделать. Хочешь, я с ней поговорю?»

Люся ничего не поняла, но слово в слово повторила написанное.

Жучинский онемел от такой наглости и, буркнув: «Сумасшедшая!», повесил трубку.

Мы сидели молча, соображая, чем эта затея может закончиться…

– Девчонки, я не жалею! – наконец изрекла Люся. – Этот подлец мне всю жизнь изгадил своими обещаниями. Должна же я была ему на прощание хоть как-то подгадить?!

И она с чувством выполненного долга поехала домой.

Скоро пришел с работы Роберт, и мы вместе с Жанной сели на кухне пить чай.

Поговорили о последних политических новостях, посплетничали о ком-то из шоу-бизнеса, посмеялись над свежими анекдотами и разошлись вскоре. Роберт обычно не участвовал в обсуждениях, только молча слушал и иногда добродушно посмеивался. Болтали только мы с Жанной, да и то – она немного стеснялась говорить в присутствии Роберта – он не любил сплетен, а бабские страсти были ему откровенно скучны. В компании моих подруг он вел себя, как подобает настоящему мужчине – снисходительно-вежливо и слегка иронично.