Текст книги "Шаманка"

3

Долго разглядывая под толстым слоем растрескавшейся краски потолочную розетку, она думала: может, не надо ничего никому рассказывать? Разве можно кому-то объяснить, что ждала сегодняшний день всю свою предыдущую жизнь. Словно бы внезапно развязался скрытый во времени кармический узел, и все тайно вызревавшее веками вдруг наконец прорвалось и стало явным. Все произошедшее с ней сейчас выглядело настолько невероятно, что вряд ли она найдет адекватные слова для описания всего открывшегося ей сегодня. Ей и самой пока трудно осмыслить все это и уж тем более объяснить кому-то.

Алексей убавил громкость и включил стоящий на подоконнике маленький ночник. Свет мгновенно разрушил мистическую картину, и следом бодрый голос ситтера произнес:

– С добрым утром, господа путешественники. Пора возвращаться. Чайник уже вскипел. Вставайте не спеша и подчаливайте к столу. Буду рад, если кто захочет поделиться впечатлениями.

Ольга приподнялась на локтях и огляделась. Другие участники семинара тоже медленно вставали. Было заметно, что общаться никто особо не расположен. Ольга, впрочем, тоже. Минут через десять вся небольшая группа уже сидела за столом и, уткнувшись взглядом в свои чашки, молчала. Зная, что сейчас придется говорить, каждый мысленно пытался сформулировать и перевести в вербальную форму свои чувства. Но повседневность языка выглядела слишком убогой, чтобы передать всю полноту только что пережитого. Бесполезно ставить вопросы, когда ответы лежат далеко за пределами обыденного.

Подождав пару минут, Алексей поставил посередине стола включенный диктофон и, пытаясь разрядить возникшее за столом небольшое напряжение, весело пояснил:

– Это для моей будущей диссертации. С кого начнем? Кто здесь самый смелый?

Все молчали.

– Ну, вижу, добровольцев пока нет. Может, тогда начнем с самого молодого участника? Вы не против? – обратился он к Ольге.

Сидящие за столом разом все оживились и радостно закивали. Поняв, что отвертеться от «счастья» начинать первой не удастся, Ольга после слегка затянувшейся паузы нехотя выдавила:

– Извините, не знаю с чего начать. Видимо еще не окончательно вернулась…

Испытывая неловкость за то, что исключительно из вежливости ей сейчас придется вымучивать из себя какие-нибудь банальности, Ольга старательно подбирала слова. Потом, как будто что-то преодолев, продолжила уже более уверенно:

– Надо признать, что сегодня мой рассудок повергся испытанию большему, чем когда-либо прежде. Но некоторое противоречие я в себе все же обнаружила. С одной стороны, я не могу отвергать свой личный опыт, но как ученый обязана допускать и вариант самообмана вследствие интоксикации мозга. Потому что многое из сегодня пережитого, мягко скажем, не слишком совместимо со здравым смыслом…

По слегка разочарованному взгляду Алексея можно было заметить, что он ожидал от не несколько другого ответа.

– Но в то же время и не могу отрицать, что сейчас произошло нечто, не позволяющее мне вернуться к прежнему состоянию разума. Если честно, я уже давно искала повод пересмотреть некоторые свои устоявшиеся взгляды. Мне всегда казалось, что мое понимание окружающего мира несколько поверхностно, фрагментарно и, может быть, даже ошибочно. Но, несмотря на это, мне все равно потребовались определенные усилия, чтобы из страха потери репутации трусливо не отвергнуть подлинность полученного опыта. Я понимаю, что говорю несколько сумбурно, но объяснить по-другому не умею.

– Слава тебе господи! А то я уже грешным делом подумал: не завелся ли у нас тут Фома-неверующий наоборот – «не верую, ибо лицезрю». Но, Ольга, извините, хотелось бы все-таки подробностей.

«Ничего себе вопросик!» – подумала она. В голосе ситтера Ольга уловила едва заметное раздражение. Видимо, он ожидал от нее большего. Но как описать все пережитое, она плохо представляла.

– Даже не знаю…Там много чего было… Как ни удивительно для первого сеанса, но сегодня мне удалось довольно быстро пройти в добиографические области и пережить не только свое внутриутробное состояние, но и регрессию в гораздо более глубокие пласты подсознания. Ну, во-первых: я пережила совершенно потрясающие видения, связанные с предыдущими реинкарнациями. И было еще очень достоверное погружение в сознание доисторических животных и растений и даже полное отождествление с ними. Но, пожалуй, самым серьезным испытанием для рассудка стало состояние первоначальной пустоты и сознание универсального разума, пронизывающего всю Вселенную. Или нет, скажем так: пережить саму Вселенную. Увидеть сотворение Земли и всего живого на ней. Это было настолько потрясающе, что абсолютно невозможно выразить словами! Но теперь я знаю – это и есть само истинное существование. И еще я заново прожила и прочувствовала все мучительные стадии физического рождения. Но, пожалуй, из всего пережитого самым удивительным оказалась встреча с существами явно неземного происхождения. Невозможно передать, насколько они были прекрасны и совершенны. Наверное, так выглядят боги или ангелы. Было два видения, связанных с ними. В первом в теле самки гоминида я исполняла роль инкубатора для искусственного оплодотворения, а во втором видении я была одной из них. И мне кажется, именно с этого началась история человечества современного вида…

Группа слушала с неподдельным интересом, но комментировать никто не спешил. По выражению лица ситтера было заметно, что он тоже озадачен.

– Интере-е-есно… – протянул Алексей, он был немного смущен. – Литература, конечно, описывает случаи столь экстремальных манифестаций психики. Но я провожу семинары уже почти два года, поэтому с уверенностью могу сказать – на моей памяти это первый случай, когда кто-либо достигал таких глубин на первой же сессии. Большинство остаются на биографическом и пренатальном уровне довольно долго, и такие мощные порывы если и происходят, то только после многократных сеансов. Да и то далеко не у всех. Но вы, Ольга, видимо, какая-то особенная девушка, раз так легко и невероятно быстро можете проходить в столь архаичные пласты.

Потом, посмотрев на священника, ситтер с лукавой улыбкой спросил:

– Что думаете по этому поводу, отец Анатолий? Не входит ли все это в противоречие со Святым Писанием и концепцией церкви о происхождении человека?

Но похоже, что для священника подобные провокации были делом привычным. С невозмутимым видом он отхлебнул из кружки и ответил довольно спокойно:

– Ничуть. Скорее даже наоборот.

Встав из-за стола и подойдя к своему портфелю, стоящему на полу, отец Анатолий достал книгу, судя по потертости, используемую довольно активно. Надев очки, немного перелистал и, найдя нужную страницу, начал читать хорошо поставленным голосом. Сразу всем стало видно – с риторикой этот человек на ты.

– Вот что пишет по этому поводу книга «Бытие»: Когда люди начали умножаться на земле, и родились у них дочери; тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал. И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемыми человеками; потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди.

По поводу этого места в Завете уже не первое столетие идут дискуссии. Существует много разных версий: кем были сыновья Божии, и почему их потомство от дочерей человеческих стало расой исполинов? Хотя что значит исполинов? Африканскому пигмею европеец ростом метр восемьдесят тоже, наверное, покажется исполином. Все относительно. Но я думаю, что это, как всегда, скорее всего вопрос терминологии и интерпретаций. Люди разных эпох, описывая свой духовный опыт, прибегают к лексике, удобопонятной в их среде. Так что, дочь моя, ваш опыт не противоречит никаким взглядам на происхождение человека в частности да и Вселенной в целом тоже. Но и ничего не подтверждает. Ибо, выражаясь вашим словообозначением, должен допускаться и вариант самообмана вследствие интоксикации мозга.

Вступать в полемику со священником Ольге не хотелось, но элементарная вежливость требовала поддержать дискуссию:

– Отец Анатолий, сегодня я и сама, конечно же, увидела свою привязанность к логическому мышлению. Любой рациональный ум обладает инстинктом самосохранения, но все-таки согласитесь – этот инстинкт может также превратить разум и в тюрьму. Мне показалось, или вы действительно хотели сказать, что все произошедшее со мной – пустое и лишено какой-либо ценности?

– Ну, я бы не был столь категоричен. Но, как священник, знаю, что у дьявола много имен и обличий и не меньше способов прельщать и увлекать неокрепший в вере разум в свои порочные игры. В процессе постижения мира нужно отличать сам опыт от его содержания. Согласитесь, что это не одно и то же? Существуют два способа изучения – субъективный и объективный. К субъективному относятся случаи мысленного, то есть воображаемого познания. Как раз ваш случай. Объективный же способ – это набор средств и методов, с помощью которых можно подтвердить или опровергнуть полученный опыт. Если вы можете это сделать, а в данном случае вы не сможете, то тогда к информации, полученной таким методом, можно относиться как к достойной доверия. В этом вопросе церковь с наукой противоречий не имеет. В ином случае – ваш опыт может оказаться и бесовским порождением отравленного наркотиком сознания. А снижение уровня углекислоты в мозге можно считать таким же наркотиком, как гашиш, опиаты или, прости Господи, лизергиновую кислоту, кои все к объективному методу познания отнести никак нельзя.

Подпрыгнув на стуле в предвкушении удовольствия от наметившегося диспута, плешивый поэт-философ моментально встрял в разговор:

– Позвольте вставить свои пять копеек. А разве церковь отвергает мистический опыт своих святых? Или не практикует всевозможные дурманящие голову благовония во время своих церемоний? Они ведь тоже влияют на психоэмоциональное состояние прихожан. Во всех религиях древнего происхождения применялись всевозможные наркотические вещества. Разве не так?

– Вы считаете, что православная церковь должна нести ответственность за любое применение алкалоидов начиная с элевсинских мистерий и до мухоморных камланий?

– Конечно нет. Но мне кажется, вы, отец Анатолий, все-таки неправы в оценке измененных состояний сознания. Нельзя опровергать факт, что они способствуют новому способу мышления и расширяют представления о реальности. Психоделики, например, вызывают трансцендентные состояния, не отличимые от религиозных мистических откровений. Или вы считаете, что только у церкви есть монополия на это? Тогда с какой стати вы здесь сами оказались?

– Мне можно. Я в вере крепок. Как человек прогрессивный и современный, я обязан исследовать новые способы восприятия у нынешних людей. Разнообразие их верований и заблуждений в том числе. Для православного мистицизма всегда было характерно осторожное отношение ко всяческим визионерским практикам и к так называемому псевдо-виденью, именуемому нашими святыми отцами «прелестью». И уж поверьте, они-то ведали, чего стоит опасаться. Этим православная церковь кардинально отличается от Римской и решительно предостерегает от того, что католицизм да и прочий оккультизм иже с ним настоятельно рекомендуют своим адептам. Кстати, широко известная книга[2]2
  Книга Игнатия Лойолы «Духовные упражнения» («Exercitia Spiritualia») – курс упражнений и правил, необходимых каждому иезуиту. Книга представляет собою практическое руководство по молитве в сочетании самоиспытанием, а так же воображаемого беседования с Богом и святыми.


[Закрыть] Игнатия Лойолы есть суть не что иное, как практическое руководство по созданию у верующего галлюцинаций на религиозную тему.

Лысый философ слегка скосил на Ольгу многозначительный взгляд и, в надежде произвести на нее впечатление, тут же парировал:

– Христианство, как и любая другая эгригориальная религия, дает колоссальные защиту своему адепту, но требует от него беспрекословного абсолютного подчинения. Что возможно только при невысоком интеллектуальном уровне. Просвещенный человек приходит к Богу своими, не всегда религиозными путями. В том числе и через мистический опыт других культур. А придя, больше уже не конфликтует с религией. Причем – ни с какой.

– После воцарения в мире постмодернизма, говоря по-простому – всеобщего вранья, теперь это все называют политкорректностью. – Отец Анатолий едва скрывал ироничную улыбку в густой черной бороде. – Но я также знаю, нет ничего убийственнее для истины, чем политкорректность. В сусальной патоке красивой формы она способна утопить любую, даже неоспоримую правду. Идеалы всегда в конфликте с физической реальностью. Но как только вы провозглашаете неважность религиозных различий, форточка в окне Овертона[3]3
  Окна Овертона: теория названа в честь автора – Джозефа Овертона. Политическая теория, которая описывает допустимые границы идей, которые можно считать приемлемыми в текущем состоянии общественного мнения.


[Закрыть] тут же слегка приоткрывается, и граница между черным и белым, добром и злом становится размытой и неявной.

Обстановка за столом мгновенно оживилась. Художница, явно недовольная направлением спора, запальчиво вмешалась в дискуссию:

– Ну уж простите. А вот мне так лично глубоко по барабану до всей этой философии об объективности или субъективности или до этих… как их там – окон. Я знаю только одно – после каждого сеанса холотропа, а я уже прохожу его в третий раз, у меня происходит всплеск творческой энергии. И какая разница, какими средствами я достигаю этого, если в результате весь мир для меня превращается в поток абстрактных образов в самых немыслимых цветосочетаниях. Куда более насыщенных и ярких, чем прежде. И разве это не объективно? Я же реально вижу, как мои картины превращаются в полный символики калейдоскопический спектакль. Я даже начинаю ощущать движение запахов в красках и слышать звук в цвете. Да ради таких образов и необычных новых форм любой художник готов применять и куда менее безобидные средства. И мне по большому счету нет дела до моральных аспектов источника этого творческого прорыва. Для меня главное, что он есть.

Но опытного теолога, поднаторевшего на дискуссионных полях схоластики, вывести из себя было трудно.

– Ну и много ли людей понимают ваше, так сказать, калейдоскопическое творчество? Уверен, что нет. На мой взгляд, так это всего лишь поток субъективного сознания, не обладающего критерием ценности. Это когда вы, так сказать, художники, вываливаете на зрителей груду хлама из ближайшей помойки и называете мудреным словом «инсталляция». Простите, конечно, что так говорю. Но формы искусства должны быть понятны большинству. Вы же хотите нас убедить, что образы, порожденные отравленным мозгом, а в иных случаях, не примите на свой счет, и больным, и есть само искусство. К тому же элитарное, а кто не воспринимает живописаний ваших галлюцинаций – бездарь, которого можно только пожалеть. Или я ошибаюсь? Если не прав – убедите в обратном.

– С какой стати мне кого-то убеждать? – обиженно поджав губу с пирсингом, ответила художница. Она явно пасовала перед аргументацией опытного богослова. – Мои картины ничего не имитируют, поэтому ничего никому и не навязывают. В них нет идей – есть только состояния. Слушая музыку без слов, вы же не требуете от автора конкретики, а просто позволяете свои чувствам следовать за ассоциациями. В моих картинах то же самое. Я думаю, что человек должен выбирать сам, какие иметь отношения с Богом. И чем он умнее и образованнее, тем эти отношения сложнее.

Атмосфера явно накалялась. Желая поддержать подружку, приятель художницы промолчать, естественно, не мог:

– А я вот, зайка, абсолютно с тобой согласен. Я тоже после каждой сессии начинаю видеть музыку и даже чувствовать ее на вкус. Хоть на хлеб намазывай, насколько она становится для меня объемной и материально насыщенной. Я чувствую в себе изменения, и мне нет дела, субъективно это или объективно. Главное – согласитесь, результат.

Дебаты набирали силу, народ кипятился. Но Ольга, молча наблюдая за спорщиками, отчетливо понимала – с ней явно что-то не так. Считая себя человеком умным и весьма образованным, она не была лишена интеллектуального тщеславия и раньше не упустила бы шанса продемонстрировать оное. Но сейчас неожиданно для себя она чувствовала – как же ей безразлично все происходящее! Полемизировать и отстаивать свою точку зрения желания не было. Совсем. Да и что было отстаивать? Свое смутное подозрение, что осязаемая реальность – всего лишь иллюзия? Но разве она сама уверена в чем-либо? Какой пустой и ничего не значащий абсурд весь этот спор! Разве есть слова, способные передать все многообразие того мира, в котором она побывала только что? Нет никакого смысла описывать вкус и свойства яблока, если есть возможность просто его съесть, а не рассуждать о цвете или запахе. Она съела. И все остальное перестало иметь значение.

Ольга встала и, не привлекая внимания, незаметно вышла в коридор. Быстро надела сапоги, сняла с вешалки дубленку и, стараясь сделать это как можно тише, выскользнула за дверь…

Многократно просыпаясь от пугающих и полных странной фантасмагории снов, в ту ночь она спала плохо. Отчетливо помнила, что кто-то с длинными седыми волосами, показывая рукой в сторону восхода солнца, куда-то звал ее. Ей было страшно, она упиралась и не хотела идти. Но этот необычно выглядевший человек хватал ее за руку и тащил за собой, а она вырывалась и пыталась убежать.

А утром весь мир показался серым и мрачным. Вставать с постели в тот день ей почему-то не захотелось. Вечером на второй сеанс она не поехала. Чтобы Алексей не дозвонился, отключила телефон, потому что уже точно знала – на третий она тоже не пойдет. С этого дня Ольга заболела, а чем – непонятно.

4

Ольга сглотнула слюну и постаралась выровнять давление в заложенных ушах. По изменившемуся гулу мотора и едва заметной тяжести она поняла, что самолет начал постепенно терять высоту и переходить на нижний эшелон полета. Через короткое время лайнер пробил верхний слой облачности, солнце исчезло, и непроницаемая мгла плотно прилипла к иллюминаторам. Это означало – рейс заканчивается и скоро, наконец, появится возможность расслабиться и вытянуть затекшие ноги. Сидя в хвосте самолета, Ольга наблюдала, как впереди уставшие за многочасовой перелет пассажиры радостно оживились и начали более громко переговариваться между собой. Команды пристегнуть ремни еще пока не было, но она машинально взяла их в руки и попыталась сомкнуть.

«Не делай этого!»

Ольга вздрогнула и с удивлением взглянула на немолодого мужчину сидящего справа от себя. Те несколько часов, которые они летели рядом, к ее великой радости, он ни разу не попытался с ней заговорить. Мужчина спокойно читал газету и не проявлял никакого интереса.

– Вы что-то сказали? – спросила она растерянно. Мужчина удивленно поднял глаза и с вежливой улыбкой ответил:

– Да нет, я ничего не говорил.

Почувствовав неловкость, Ольга виновато улыбнулась.

– Наверное, показалось, извините.

– Да ничего страшного. Бывает, – ответил мужчина и любопытством посмотрел на девушку поверх очков.

В этот момент зажглось табло, и голос стюардессы из ретранслятора сообщил, что полет подходит к концу, самолет начинает снижение и просьба ко всем пассажирам пристегнуть ремни. Сидящий рядом попутчик не спеша снял очки, положил в карман кресла напротив свою газету и привычным движением ловко защелкнул ремни. Ольга с опаской посмотрела на замки, лежащие у себя на коленях и после пары секунд колебаний осторожно взяла в их руки.

«Не делай этого!» – повторил тот же голос более властным и резким тоном. Ольга испугано отбросила крепления. Теперь стало совершенно ясно, что звук исходил со стороны иллюминатора и не мог принадлежать кому-либо из близсидящих пассажиров. Еле сдерживая слезы, теперь она понимала – в довершение ко всем имеющимся проблемам прибавилась еще одна – слуховые галлюцинации.

Лайнер штатно вошел в глиссаду, и возникшие неприятные ощущения в желудке заставили вспомнить про мятный леденец, припасенный еще на взлете. Ольга немного покопалась и достала его из кармана. Развернула бумажку, и в тот момент, когда она уже собралась положить ее содержимое в рот, самолет довольно сильно тряхнуло. Конфета выпала из рук и закатилась под кресло.

«Надо все-таки пристегнуться», – подумала девушка, но следом сразу же почувствовала еще более сильный удар и подпрыгнула в кресле. Впереди раздались испуганные возгласы, и в следующую секунду произошло то, что показывают в фильмах катастрофах – сверху посыпались кислородные маски. Лайнер резко дал крен на левое крыло и уже под громкие крики начал проваливаться в воздушную яму. Ручная кладь попадала с незакрытых полок, на противоположной стороне салона повылетали из кресел не успевшие пристегнуться пассажиры, и где-то впереди истошно завизжали женщины.

Беспомощную Ольгу с огромной силой придавило щекой к иллюминатору, и она с ужасом наблюдала, как над головой в обшивке салона быстро начала образовываться трещина. Буквально за несколько секунд небольшой разрыв – сантиметров сорок – превратился в огромную зияющую дыру с рваными краями. По мерзкому шипящему звуку стало понятно, что произошла разгерметизация. Газеты, пластмассовые стаканчики и другая мелочь хаотично носилась по полу и в воздухе, потом подлетая к быстро расширяющейся трещине, со свистом исчезали в ее черноте.

От стремительного снижения высоты больно заложило уши, а сдавленные внутренности как будто заполнились цементом. Парализованная девушка не могла ни кричать, ни шевелиться. В одну секунду со всей трагической очевидностью она поняла, что на ее глазах разваливается самолет. Ударная волна отключила сознание, и Ольге посчастливилось не увидеть, как хвост с оперением оторвался от фюзеляжа. Через несколько мгновений поток ледяного воздуха вышвырнул из салона не пристегнутую к креслу девушку. Уже в воздухе придя в себя, Ольга увидела удаляющийся лайнер с зияющей дырой на месте хвоста. Самолет на глазах стремительно падал и через несколько секунд врезался в сопку. Взрыв и столб языков пламени не оставляли надежды на что-либо.

Сознание отказывалось принять реальность, но еще сильнее – признать тот факт, что она до сих пор жива. Девушка парила в ледяном разреженном воздухе и падение все более и более замедлялось. Внутренняя истерика вдруг прекратилась, и она с изумлением огляделась. С высоты нескольких сотен метров она видела, как среди безбрежной тайги переливаясь металлическим блеском, словно спинка гигантской змеи, петляла река. Ольга перестала ощущать пронизывающий холод, и ветер почему-то внезапно утих.

«Галлюцинация!» – пронеслось у нее в голове. Но в следующее мгновение она уже была уверена в правильности своей мысли… На нее смотрели чьи-то глаза. Теперь не осталось сомнения – она либо сошла с ума или, что скорее всего, уже умерла. Постепенно прямо в воздухе стало прорисовываться показавшееся знакомым лицо. Видение становилось более плотным, и Ольга увидела парящий в воздухе полупрозрачный силуэт человека. Время исчезло, и она неподвижно застыла в воздухе.

Старик с седыми длинными косами в парке из шкуры какого-то животного пристально смотрел на нее. Рядом с ним медленно проявился такой же полупрозрачный силуэт старухи. Потом возник образ более молодого мужчины, следом женщина, и опять старик и еще одна старая женщина. Они окружили Ольгу со всех сторон. То, что происходило сейчас, было за гранью разума, но видение почему-то ее не пугало, и подвергать анализу все происходящее совсем не хотелось. Она переживала удивительное состояние внутренней тишины. Как будто приветствуя девушку, призраки сдержано ей улыбались. Окруженная в кольцо своими защитниками, она плавно спускалась на землю. Сколько это продлилось, определить было невозможно – время перестало восприниматься как бег сменяющих друг друга мигов. Медленно приближающуюся землю сознание не воспринимало как неизбежную смертельную угрозу. Достигнув земли, Ольга почувствовала не очень сильный удар обо что-то упругое. В эту секунду чувство реальности к ней вновь вернулось, и она потеряла сознание. Так невероятным образом праправнучка великого шамана Иркинея вернулась в родные края.