Текст книги "Дарю тебе сердце"

Глава 20

Хантер Александер благополучно доставил семью в Сан-Суси. Два дня спустя состоялась заупокойная служба по Луи и Абигайль Борегар. Церковь была полна скорбящих друзей и родственников. На протяжении всей службы Кэтлин стояла неподвижно, горе повергло ее в такой шок, что она даже не могла плакать. Хантер поддерживал жену, обнимая за талию и глядя на нее с любовью и сочувствием. В какой-то момент у Кэтлин подогнулись колени и она бы упала, но Хантер вовремя подхватил ее на руки и вынес из церкви.

Их коляска стояла у входа, на козлах дожидался Дэниел. Хантер усадил Кэтлин и сына на сиденье и приказал кучеру ехать домой. Как ни странно, свежий воздух не привел Кэтлин в чувство. Как только коляска остановилась перед домом, Хантер подхватил жену на руки и понес наверх, в ее спальню.

Когда он опустил жену в кресло, она осталась сидеть в той же позе. Хантер подошел к комоду и достал чистую ночную рубашку.

– Дорогая, тебе нужно раздеться и лечь.

Она не шелохнулась, по-прежнему уставившись застывшим взглядом куда-то в пространство. Хантер заволновался.

– Дорогая, я собираюсь тебя раздеть и уложить в кровать. Ты не против?

Кэтлин перевела на него взгляд, но не ответила, даже не кивнула. Казалось, она не сознает, что происходит вокруг. Наконец Хантеру удалось справиться с платьем.

Наклонившись, он прошептал:

– Тебе нужно поспать. Ты сможешь заснуть?

И тут вдруг внутри у Кэтлин словно прорвалась плотина. Она разрыдалась и громко закричала:

– Нет, Хантер, не покидай меня! Ради Бога, не оставляй меня одну! Это я во всем виновата. Я их убила!

Хантер выронил рубашку и бросился к жене. Бережно подняв ее с кровати, обнял и прижал к себе. Кэтлин крепко обняла его за шею, повторяя:

– Не покидай меня, Хантер, не покидай. Я их убила!

– Ш-ш-ш, дорогая, успокойся. Ты ни в чем не виновата, ангел мой. – Держа жену на руках, как ребенка, Хантер стал ходить с ней по комнате. Постепенно рыдания стихли. Он подошел к кровати, осторожно опустил Кэтлин на простыни и присел на край. – Дорогая, я принесу тебе другую ночную рубашку.

– Да, пожалуйста, кажется, эта совсем промокла.

Когда Хантер вернулся с чистой рубашкой, Кэтлин подняла руки и без тени смущения позволила ему стянуть промокшую через голову.

– Спасибо, – прошептала она.

– Всегда рад помочь, – ответил Хантер дрогнувшим голосом. Он встал с кровати и сел на стоящий рядом стул. Кэтлин взяла его за руку.

– Пообещай, что не уйдешь, – попросила она.

– Дорогая, я всегда буду с тобой, – прошептал он и накрыл ее руку своей.

– Хантер? – Голос Кэтлин звучал еле слышно.

– Что, ангел мой?

– Я очень устала.

– Знаю, любимая, спи. Я посижу с тобой.

В окно заглянули закатные лучи августовского солнца, потом наступили сумерки, а Хантер все сидел у кровати жены, держа ее маленькую ручку в своих.

Не дожидаясь просьбы Кэтлин, Хантер стал каждый вечер приходить к ней в комнату перед сном. Садился возле кровати и ждал, пока Кэтлин заснет, пообещав, что, если она проснется, он будет рядом. Его присутствие каким-то образом помогало Кэтлин уснуть, а когда она – такое случалось не раз – с криком просыпалась среди ночи, напуганная кошмарным сном, Хантер неизменно оказывался неподалеку.

Однажды вечером Кэтлин обняла мужа за шею и прошептала:

– Не уходи. Я хочу, чтобы ты меня обнимал, когда я сплю.

Хантер лег на кровать возле Кэтлин, она прильнула к нему и тут же погрузилась в спокойный сон. Лежать на кровати было куда удобнее, чем сидеть в кресле, но Хантер не мог заснуть: с тех пор, как его жена последний раз вот так засыпала в его объятиях, прошли годы, и сейчас близость любимой женщины пробудила в нем любовь и страсть, которые он пытался погасить. Обнимая спящую Кэтлин, он чувствовал себя чуть ли не виноватым: она доверилась ему, а он позволил руке скользнуть по телу любимой. Волосы Кэтлин упали ему на лицо, он поцеловал золотистую прядь и невольно задался вопросом, уж не повредился ли он в рассудке, если даже такой малости достаточно, чтобы у него на губах появилась счастливая улыбка.

Ложиться спать в одной кровати быстро стало для них привычным ритуалом, и Хантер каждую ночь ложился с женой, уже не спрашивая разрешения. Казалось, Кэтлин рада, что он здесь, она охотно обнимала его так, словно они всю супружескую жизнь спали вместе. Как-то ночью Хантер проснулся, поспав не больше часа, улыбнулся в темноте – как всегда, когда, просыпаясь, находил рядом с собой Кэтлин, склонился над ней и поцеловал в лоб. Лоб оказался горячим. Хантер убрал руку, лежащую на талии Кэтлин, и приложил к ее щеке. Так и есть: у Кэтлин жар. Хантер вскочил с кровати и склонился над женой.

– Кэтлин, дорогая, – позвал он шепотом.

Кэтлин открыла глаза и облизала пересохшие губы.

– Хантер, что-то я неважно себя чувствую.

– Я знаю, дорогая.

Следующие три дня Кэтлин лежала в беспамятстве. Несмотря на все меры, принимаемые Хантером, температура у нее не спадала. Хантер совсем перестал спать, он дежурил у постели больной жены днем и ночью и, как бы ни уставал, не соглашался, чтобы кто-то его сменил.

На третий день, когда Кэтлин по-прежнему лежала в жару, Ханна задержалась у постели больной и скорбно вздохнула:

– Что нам делать, доктор Хантер? Бедняжка умирает.

– Кэтлин не умрет! Я ее вылечу. Вот что, хватит причитать, лучше принеси мне воды со льдом и немного спирта.

– Сейчас, сэр.

Оставшись наедине с женой, Хантер склонился над кроватью и прошептал:

– Кэтлин, дорогая, я тебя люблю, пожалуйста, не оставляй меня.

Кэтлин посмотрела на мужа затуманенным взглядом, но не издала ни звука, по-видимому, не понимая, что он говорит. Вернулась Ханна с миской ледяной воды и склянкой спирта.

– Доктор Хантер, позвольте, я обмою бедняжку, ей станет легче.

– Нет, я должен сделать все сам. Лучше присмотри за Скоттом.

В спальне было тепло, но Хантер развел в камине жаркий огонь. Плотно задвинул шторы на окнах, снял рубашку. Затем снял с Кэтлин ночную рубашку и сдвинул в сторону одеяло. Намочив чистую тряпицу в ледяной воде, стал протирать ее горящее в лихорадке тело, не пропуская ни единого дюйма. Затем повторил ту же операцию со спиртом. Протирая пылающую кожу, он тихо приговаривал:

– Прошу тебя, любимая, поправляйся, я не смогу жить без тебя.

Чуткие пальцы врача продолжали свое дело, тщательно протирая и массируя кожу. Завершив процедуру, Хантер накрыл Кэтлин одеялом, разделся, лег рядом и прижал к себе Кэтлин. Усталость сделала свое дело: он быстро уснул и проснулся только на закате. Коснувшись губами щеки Кэтлин, он с облегчением почувствовал, что ее кожа стала прохладнее. Хантер откинул одеяло. Тело Кэтлин влажно поблескивало: она пропотела, жар спал.

– Дорогая, тебе лучше! – воскликнул обрадованный Хантер. – Ты поправляешься.

Кэтлин открыла глаза и посмотрела на мужа:

– Хантер, мне жарко. Я хочу пить.

– Сейчас я принесу тебе чего-нибудь холодного. – Хантер ушел. Кэтлин проводила его взглядом и улыбнулась.

Кэтлин с каждым днем становилось лучше, но Хантер продолжал неотлучно дежурить у ее постели, ревниво не позволяя никому другому ухаживать за своей дорогой пациенткой. Как-то раз, принеся в спальню поднос с едой, Ханна не выдержала и возмутилась:

– Я и без вас могу покормить нашу малышку! В этом доме мне всегда доверяли ухаживать за больными…

– Ханна, – мягко перебил Хантер, – я сам ее покормлю.

Когда Кэтлин стало лучше, она возразила, что может есть самостоятельно.

– Знаю, любимая, – сказал Хантер, – просто я не хочу, чтобы ты перетруждалась.

Через несколько дней Кэтлин окончательно поправилась. Хантер вернулся к практике, но продолжал каждую ночь спать в ее комнате. Иногда он сидел в кресле возле кровати, иногда ложился возле Кэтлин – и она не возражала. Хантер чувствовал, что нужен Кэтлин, и начал надеяться, что скоро они снова станут мужем и женой.

Проходила ночь за ночью, Хантер спал в одной постели с Кэтлин, и она прижималась к нему во сне. Однако постепенно такое положение дел перестало удовлетворять Хантера. Кэтлин поправилась, она была рядом, но не принадлежала ему. Он желал ее и не мог сдерживаться до бесконечности. Однажды вечером, когда Кэтлин легла, Хантер встал и направился к двери.

– Ты уходишь? – удивилась Кэтлин. – Разве ты не останешься со мной на ночь?

Повернувшись к жене, Хантер произнес ровным голосом:

– Я бы с радостью остался и провел с тобой и эту ночь, и все остальные. Но хочу предупредить, дорогая: если я останусь, то мне будет мало просто лежать подле тебя.

Некоторое время Кэтлин молча смотрела на мужа, потом тихо ответила:

– Прости, Хантер, но я…

Хантер быстро отвернулся, не желая, чтобы она прочла в его взгляде боль, и вышел из комнаты.

Глава 21

Гибель Луи и Абигайль Борегар круто изменила жизнь Кэтлин, да и всех обитателей Сан-Суси. Однако Александеры были далеко не единственным семейством на Юге, чья жизнь претерпевала драматические изменения. Осенью 1859 года, холодным октябрьским вечером, небольшая группа аболиционистов совершила налет на арсенал в Харперс-Ферри, штат Виргиния, пытаясь поднять рабов на восстание против их хозяев. После этого происшествия напряженность, давно существовавшая в отношениях между Севером и Югом, возросла еще более. Кэтлин повсюду слышала разговоры о войне. Сильная рука порой не помешала бы и рабам, трудившимся на полях плантации Сан-Суси, но Хантер, который теперь управлял плантацией вместо покойного Луи Борегара, никогда не повышал голос ни на кого, включая рабов, – он давно считал, что негры должны быть свободными людьми.

Хантер был прекрасным врачом, но бизнесмена из него не получилось. После гибели родителей прошло лишь несколько месяцев, а Кэтлин уже стала замечать изменения, происходящие в их большом поместье. Не слишком интересуясь ходом дел на плантации, Хантер доверил принятие решений управляющему, который, не чувствуя над собой должного контроля, обленился и сам утратил интерес к делам. На решение всех вопросов, касающихся управления хлопковой плантацией, Хантер старался затрачивать как можно меньше времени, чтобы поскорее вернуться к тому, что его действительно интересовало, – к медицине и, в частности, к поискам средства от желтой лихорадки. Количество пациентов у Хантера все росло, вместе с тем росло и количество неоплаченных счетов за лечение – и не только по причине его известной доброты и безотказности, но и потому, что на других плантациях прибыли также снижались.

Кэтлин поняла характер мужа и больше не бранила его за отсутствие деловой сметки. Напротив, с каждым днем она все больше восхищалась его человеческими качествами, кому, как не ей, видеть и понимать его доброту. Кэтлин всегда помнила, как Хантер утешал ее после гибели родителей, как выхаживал, когда она заболела. Если бы не он, она бы не выжила. Была и еще одна подробность, о которой Хантер не догадывался: только глубокое чувство вины из-за ночи, проведенной с Доусоном, мешало Кэтлин снова принять мужа как любовника. После смерти родителей ее терзали угрызения совести, и лишь близость Хантера помогла ей сохранить рассудок. После болезни, когда Хантер спал в ее постели, Кэтлин не раз хотелось повернуться к нему ночью и прошептать: «Займись со мной любовью». Однако ужас от трагедии, вину за которую Кэтлин возлагала на себя, был еще слишком свеж в ее душе – как и свидание с Доусоном, этой трагедии предшествовавшее. Поэтому Кэтлин отослала Хантера, и он больше не возвращался в ее комнату. Ей очень его недоставало – Хантер даже не догадывался, как сильно, – и, казалось, со временем это чувство только усиливалось.

Сейчас Кэтлин была уже не так уверена в чувствах мужа. Каждый вечер Хантер, Скотт и она обедали вместе, а после обеда они вдвоем частенько засиживались в библиотеке, Хантер читал медицинские книги, вместо того чтобы заниматься этим у себя в кабинете, порой они выпивали по рюмке бренди, Хантер закуривал сигару и рассказывал обо всех интересных событиях, которые произошли с ним за день. Довольствуясь обществом друг друга, они редко ходили по вечерам в гости. Зачастую Кэтлин и Хантер вместе читали Скотту книжку на ночь – точнее, вместе сидели в детской, по очереди читая его любимые сказки. Оба одинаково любили Скотти, мальчик крепко связал их между собой. Кэтлин была довольна жизнью, а если Хантера что-то и не устраивало, то внешне он этого никак не показывал.

Так шли дни, недели, месяцы. Кэтлин чувствовала себя все лучше, все меньше думала о трагедии, лишившей ее родителей, все реже вспоминала Доусона и все чаще думала о Хантере. Порой Кэтлин ловила себя на том, что с восхищением смотрит на мужа и думает, как же он хорош собой, или грезит наяву, мечтая о собственном муже. Что происходит? Почему она улыбается, как влюбленная школьница? Что-то изменилось, но Кэтлин не понимала, что именно и почему. Она твердо знала только то, что хочет быть с Хантером и с нетерпением ждет того часа, когда он вернется домой. У Кэтлин вошло в привычку к вечеру, готовясь к возвращению мужа, принимать ванну и переодеваться в одно из лучших платьев. Она стала много времени проводить перед зеркалом, частенько просила Ханну помочь ей уложить волосы.

– Сдается мне, кое-кто сегодня старается выглядеть получше, – бывало, поддразнивала нянька.

– Какая ерунда, Ханна, я просто одеваюсь к обеду, как всегда.

Ханна многозначительно хмыкала.

– Может, оно и так, – говорила она, – но, кажется, кое-кто влюбился в доктора Хантера.

– Ханна, это просто глупо, Хантер – мой муж! – возражала Кэтлин, но не могла сдержать улыбку. Она понимала, что в самом деле все больше влюбляется в собственного мужа.

Зима сменилась весной, весна – летом, снова пришла зима, и Кэтлин вынуждена была признаться себе, что она в конце концов полюбила своего красивого и доброго мужа. Со времени ее болезни он больше не пытался вернуться в ее комнату. Они поменялись ролями, теперь уже Кэтлин хотела Хантера, только сейчас она стала понимать, каково было ее мужу, когда она его отвергала. Кэтлин сама хотела сделать шаг навстречу, но боялась. Что, если он ее отвергнет?

Как-то холодным февральским вечером Кэтлин читала у себя в комнате. В этот вечер они с Хантером засиделись в библиотеке допоздна, потом она еще около часа читала, и сейчас ее клонило в сон. Книга была интересная, Кэтлин не хотелось ее откладывать, но глаза слипались. Зевнув, она с сожалением отложила книгу, потянулась и посмотрела на часы. Второй час ночи – неудивительно, что ей так хочется спать. Кэтлин прошла в гардеробную, разделась, вернулась в спальню и достала из комода ночную рубашку. Но потом она решила перед сном еще раз заглянуть к Скотту. Оставив ночную рубашку на кровати, Кэтлин накинула пеньюар, неплотно перетянула его поясом и вышла в коридор.

Стараясь не разбудить мальчика, она не стала брать с собой лампу, а просто оставила дверь в детскую приоткрытой, чтобы из коридора проникал тусклый свет. Бесшумно ступая на цыпочках по толстому ковру, Кэтлин подошла к кровати сына. Скотти лежал, раскинув руки, одна нога свисала с кровати, одеяло сбилось. Кэтлин с улыбкой вернула ногу на место и поправила одеяло. Уже в коридоре она услышала на лестнице шаги – навстречу ей шел улыбающийся Хантер. Он был тоже босиком, надетая навыпуск рубашка расстегнута на груди, светлые волосы разлохматились, несколько непослушных прядей упало на лоб. Сердце Кэтлин забилось быстрее, она улыбнулась мужу.

– Что ты здесь делаешь так поздно? – спросил Хантер.

– Я не могла заснуть и стала читать роман Диккенса, да так увлеклась, что забыла о времени. – Кэтлин тихонько рассмеялась. – А ты? Тебе давным-давно полагалось спать. Ты не забыл, что утром тебе предстоит посетить сестер Гамильтон?

– Не забыл. – Хантер усмехнулся. – Я пообещал Лине Гамильтон, что ровно в семь утра буду у ее сестры. Сказать по правде, Лана Гамильтон такая же здоровая, как мы с тобой, но ты же знаешь этих сестер.

– Да, не проходит и дня, чтобы кто-то из них не возомнил себя больной. Ты с ними очень терпелив, Хантер.

– Мне просто жаль этих эксцентричных старушек, как и тебе, наверное. Как там Скотти?

– Спит без задних ног.

Кэтлин засмеялась, но тут же, спохватившись, прижала руку ко рту.

– В чем дело? Что тебя рассмешило?

– Я просто вспомнила, как он пытался подражать тебе за обедом и есть левой рукой. Бедняжка, он никак не может взять в толк, почему тебе так легко действовать левой рукой, а у него не получается, и он все время проносил еду мимо рта.

Хантер с улыбкой покачал головой:

– Я уже пытался ему объяснить, что левшами или правшами рождаются и переучиться почти невозможно, но он, похоже, не понимает.

Хантер вынул руки из карманов и уперся одной рукой в стену над головой Кэтлин.

– И смех и грех, он пытается подражать тебе во всем и очень расстраивается, когда что-то не получается. – Кэтлин снова хихикнула. – Но смотреть все равно забавно.

– Да, парнишка забавный. – Хантер зевнул. – Прошу прощения, кажется, мне пора в постель. – Но не двинулся с места.

– Мне тоже, – согласилась Кэтлин. – Спокойной ночи, Хантер. – Она с улыбкой взглянула на мужа.

– Спокойной ночи, – прошептал Хантер и вдруг наклонился и поцеловал ее в уголок губ. – Спокойной ночи, – повторил он.

Хантер по-прежнему смотрел ей в глаза и не двигался с места, а его рука все так же покоилась на стене рядом с головой Кэтлин. Кэтлин подумалось, что сейчас ее красивый муж похож на юношу. Прядь светлых волос небрежно падает на высокий лоб, карие глаза смотрят немного сонно, полные губы еще хранят намек на улыбку. Не поднимая рук, Кэтлин привстала на цыпочки, легонько коснулась губами губ Хантера и тут же снова отпрянула к стене и опустила глаза, смущенная собственной смелостью.

– Спасибо, – прошептал Хантер.

Взяв Кэтлин двумя пальцами за подбородок, он приподнял ее голову и посмотрел на нее без улыбки. В его карих глазах не осталось и намека на сонливость, взгляд стал напряженным. Но то, что Хантер прочел в глазах жены, изменило выражение его лица. Кэтлин увидела, как губы медленно раздвинулись в чувственной улыбке. Хантер шагнул к ней и поцеловал – сначала едва касаясь ее губ своими, потом еще раз, более требовательно, и вдруг его рот завладел ее ртом, властно требуя отклика. И Кэтлин откликнулась. Еще не успев толком сообразить, что происходит, она ответила на его поцелуй со всем пылом своей страсти, разгоревшейся даже жарче, чем его. Ее отклик еще сильнее воспламенил Хантера, он убрал руку, опиравшуюся на стену, чтобы привлечь Кэтлин ближе. Не отрываясь от ее рта, он продолжал целовать ее с таким страстным неистовством, что Кэтлин казалось, будто с поцелуем из ее тела уходят все силы. У нее закружилась голова, и впервые за все время образ мужа полностью вытеснил другой, никогда ее не покидавший. Красивое смуглое лицо Доусона Блейкли отодвинулось в глубь сознания, и Кэтлин видела перед собой только молодое, почти мальчишеское лицо Хантера Александера.

Продолжая страстно целовать Кэтлин, Хантер взялся одной рукой за отворот ее пеньюара. Под его пальцами гладкая атласная ткань соскользнула с одного плеча. Кэтлин почувствовала, как ее обнажившаяся грудь прижимается к его твердой груди, густой пушок приятно щекотал ей кожу, возбуждая еще больше. Когда между ними не осталось преград, она снова прижалась к мужу. Ее разгоряченное тело молча взывало к нему, мысли путались. Какой-то голосок у нее внутри шептал, что Хантер должен остановиться, иначе она упадет в обморок, но другой, более громкий, безмолвно молил: «Только бы он не останавливался, только бы не останавливался!»

Губы Хантера переместились к ее шее, он стал покрывать ее поцелуями, издавая тихие стоны и шепча имя жены. Приоткрыв глаза, Кэтлин наблюдала, как светловолосая голова опускается все ниже.

– Я хочу тебя, – шептал он, касаясь губами ее кожи, – любимая, сегодня ты должна принадлежать мне.

– Но, Хантер, мы же не можем… – прохрипела Кэтлин.

Хантер замер и напрягся. Выпрямился и посмотрел ей в глаза. Потом взялся обеими руками за полы пеньюара, быстро натянул его ей на плечи и запахнул на груди.

– Прости, – произнес он отчужденным, напряженным голосом, повернулся и пошел по коридору в сторону своей спальни.

Кэтлин, все еще дыша учащенно, в полной растерянности смотрела ему вслед. Ей хотелось крикнуть: «Хантер, подожди, ты меня не понял! Я имела в виду, что мы не можем заниматься любовью в коридоре! Не уходи! Пойдем со мной в спальню, я хочу тебя, вернись! Я люблю тебя!» Но Хантер уже дошел до двери в свою спальню, быстро вошел внутрь и закрыл за собой дверь.

Кэтлин осталась в коридоре одна – растерянная, ошеломленная, неудовлетворенная. Осознание случившегося недоразумения навалилось на нее непосильной тяжестью, она покачнулась и прислонилась к стене, чтобы не упасть. Глаза защипало от горячих слез. Снова она причинила Хантеру боль, прогнала его, хотя вовсе не собиралась. Если бы она промолчала, если бы просто сказала «да»… Да, да! Но она сказала то, что сказала, и отпугнула его в тот момент, когда их совместная жизнь могла бы начаться заново. «Какая же я дура, – думала Кэтлин. – Хантер считает, что я его не хочу, и его уже не переубедить. Если бы он только знал, как он мне нужен! Я мучила его с первого дня, и вот снова он страдает по моей вине. О Хантер, любимый!..»

Кэтлин медленно вернулась к себе, разделась, легла под одеяло и, уткнувшись лицом в подушку, заплакала.

В это время Хантер мерил шагами комнату, пытаясь выкинуть из головы Кэтлин. Снова она выставила его на посмешище, он предстал этаким дурачком, умоляющим о любви. Его желание ей просто противно. Он ненавидел себя за наивность. Как можно было быть таким дураком? Да хотела ли его Кэтлин вообще когда-нибудь? Нет! Даже в самом начале, когда они только что поженились, она его не хотела. Тогда он по своей наивности считал ее невинной девушкой, которую ему суждено пробудить и научить всему. Как же он ошибался!

Постепенно к Хантеру вернулось спокойствие, но он мысленно поклялся никогда больше не подвергать себя подобному унижению. «Я сам во всем виноват, – думал он, – продолжаю навязываться Кэтлин, хотя давно ясно, что я ей не нужен. Все очень просто: моя жена меня не хочет, она меня не любит, никогда не любила и не полюбит».