Текст книги "ПСР – 5"

ПСР – 5
Никита Белугин

© Никита Белугин, 2024

ISBN 978-5-0060-2183-9 (т. 5)

ISBN 978-5-0060-0108-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Прозорливый выпускник ВУЗа

Недавно по радио прозвучала интересная мысль, озвученая каким-то образованным социологом ли, политологом ли, вобщем гуманитарием. Он сказал: «все страны, все мы, идём на ощуп. Все только предполагают что будет впереди, и никто не знает что будет в действительности. Нет! – оговорился политолог – Может и есть такой… Может он уже книжку написал, может четыре тома выпустил. Да только мы о нём не знаем, а узнаем тогда, когда всё уже произойдёт.»

И ведь прав он! На все сто процентов. Или как у нас любят говорить «сверх-люди», то есть какие-то особенные, выше толпы люди: «на все двести процентов». Возникает вопрос: а зачем собственно пророчества вообще в природе существуют? Чёрт! Да ведь это же та же школьная и университетская теория, которая без практики является – полный ноль, ну или ноль целых сколько-нибудь десятых, не более. А с пророчествами дело ещё скуднее обстоит, в пророчества порой и даже очень часто и очень многие, услышав или прочитав, начинают усиленно не́ верить, – то есть получается польза от таких каких-нибудь умных предупреждающих слов уходит и вовсе в отрицательные значения, даже ниже нуля.

*

На одной базе отдыха был такой случай. На ней, на этой базе, как и на всех других, рабочие меняются часто. И вот, каждый рабочий, пришедший на это новое для него место, вынужден проходить миниатюрное обучение, мало сказать инструкцию. Среди прочих нюансов работы был нюанс с генератором, который служил «на всякий пожарный случай», – а случай этот был случай, когда вдруг неожиданно выключится электро энергия. И вот, что бы продукты в холодильниках не растаяли, заводили бензиновый генератор.

Парень, недавний студент, за неимением работы по специальности (ведь у него же нет опыта), пришёл на эту базу, где ему и стал всё объяснять местный сторожил. Парень этот был далёк от мото-техники и все манипуляции по обучению с генератором по мнению обучающего сторожила (а вернее по мнению начальства этого сторожила) студент должен был запомнить, взглянув один раз: как открывается краник у бензобака, как и какие включаются тумблеры, где дёргать ремешок и прочее, чего сторожил наговорил даже с излишком, учитывая разные возможные ситуации, к которым студент после выслушивания инструкции по его мнению (то есть, опять же, по мнению начальства) должен стать готов, – дескать «предупреждён – значит вооружён».

Ну не заводить же в самом деле генератор и показывать каждому новому олуху, пришедшему подзаработать! Ведь так никакого бензина не напасёшся! Да и редко выключают электро-энергию, так что скорей всего и объяснения-то в пустую были, время на обучение зря потрачено, сколько уже было таких!

*

И действительно, парень поработал какое-то время, на его место пришёл другой; парень этот, студент, обучил новенького всему что знал, кроме возни с генератором. «Это к дяде Валере.» – усмехнувшись, порекомендовал студент, – «Я тут ничего не смыслю. Хотя он меня и учили, да только я всё позабыл.» – опять усмехнулся студент, соврав про память, ведь он не понял и доли процента в самое обучение; понимал он только одно, что понимали и все туда устраивавшиеся, что если не повезёт и электро энергию всё-таки вырубят в его смену, то за испортившиеся продукты отвечать будет он, – отвечать своей зарплатой. Ну и в скобках заметим, что понимало это и начальство…

Но пока он работал, случилось с ним одно приключение. На их базе был небольшой прудик и в нём водилась рыба. Предприимчивый управляющий решил потраться и закупить с десяток удочек и сдавать их в аренду для гостей-рыбаков. Удочки были закуплены и выставлены на самое видное место, дабы приманивать потенциальных клиентов. Шли недели и действительно, кое-кто «клевал» на эти удочки из посетителей и платил тарифицированную цену ради развлечения на пруду.

За удочки ответственность нёс сторож и управляющий известил его, что в случае воровства ответственность за них будет нести никто иной как он. Сторож отнёсся к словам шефа так же, как и парнишка студент по поводу генератора, то есть легкомысленно. Да только в случае с сторожем, по прошествии всего-лишь недели, все удочки кто-то свистнул ночью. Сторож уже ехал со смены к себе домой, отсыпаться, как ему позвонил управляющий и «поздравил с пропажей удочек».

В следущую смену все почему-то смеялись несколько нервическим смехом, в том числе и сторож; все понимали, что дело уже произошло и назад не вернёшь, а остаётся только сосуществовать с последствиями.

– А я ещё слышал в ту ночь какой-то шум, да собаки что-то лаяли. Ещё пошутил про себя: «наверно удочки крадут». А оно и вон как… – улыбаясь рассказывал сторож.

Все рассмеялись такой реплике и дружески стали осуждать, де какой ты сторож, когда у тебя крадут, а ты мол и пусть крадут.

Момент кражи удочек пришёлся как раз на начало месяца и зарплаты были только что выданы. И что бы чёрт! Проклятый сторож решил всё же уволиться, не извещая об этом начальство… Известно дело, сами начальники не устраивают своих рабочих официально, чтобы не платить налоги.

Ну а студент доработал этот же месяц и тоже захотел на свободу. Неизвестно, то ли испугался за генератор, то ли ещё чего, а может просто какие-то «свои дела», – коей причиной он и отрапортавался перед главными.

Виноватого в краже не нашли, да никто и не искал. Уже много позже некоторые стали делать кой-какие предположения об увольнении студента через месяц. Но доказательств на его счёт, не то что вещественных, а даже и логических, ни у кого так-таки и не нашлось.

Жид

По некоторым причинам евреев называют «жидами». Это несправедливо. Несправедливо это не по отношению к евреям, а по отношению к нам, русским. Вот назови кого ни будь жидом в третьем лице и сразу все подумают, что речь идёт о еврее, хотя ты имел ввиду всего-лишь человека с прагматичной особенностью характера, а вовсе не национальность. К слову, пусть евреи не обижаются (а они кажется и не обижаются), потому что обидное прозвище есть у любой нации без исключения. Единственное, что может быть не каждой нации даётся колкое прозвище среди других народов – не такое, которое бы могло задеть самолюбие этой нации. Ну что, например, для нас, русских, значит слово «русня», придуманное «хохлами»? Да ровным счётом ничего, кроме понятия, что украинцы нас сильно ненавидят. Но и им в свою очередь больно ли от слова «хохол»? Ну носили их предки на выбритой голове отросток волос, ну и что из этого? Да не обидно и им! Разве может тем обидно, – как среди них, так и среди нас, – кто совсем неразвит и даже не вникает в смысл, а вникает в смысл одного лишь чужого желания оскорбить и задеть.

Так вот жил у нас по соседству один жид – человек русский и видящий смысл всей жизни и всего бытия своего в наживании денег. Скажем, все люди так живут и ничего в этом зазорного нет. Но наш жид увидел этот смысл с самой школы. В школе он не доучился, предпочтя нудным наукам поиски металла, – не брезговал он и воровством металла, но так же и «принимал» его, покупая дешевле, «сдавая» дороже. Таким образом, когда мать одиночка вынудила его всё же закончить хотя бы начальное образование, то он, поступив в школу для слабоумных – в вечернюю школу, ездил на занятия на собственном автомобиле, не смотря на несовершеннолетний возраст. Машина его была отечественная, но свежего года, купленная на собственные деньги с металла, и даже многие взрослые мужики завидовали ему, глядя на его свеженькую Ладу.

Раскроем его тайну, не сам он был такой одарённый предприниматель, а позаимствовал профессию у своего дяди, который жил по соседству и был старый металлист, – уж неизвестно, закончил он школу или нет… У нашего же этого неокончившего школу металлиста, был младший товарищ, которого он так же втянул и посвятил в этот «бизнесс». Вот с этим, самым младшим, состоял в дружеских отношениях хроникёр этой повести.

Как-то раз мы с ним гуляли и попивали по бутылочке пивка. Шли мы по какой-то тропинке, там была и какая-то свалка, и какой-то лесок, и какие-то дома – многоэтажные, одноэтажные, – мы о чём-то беседовали – не о чём значительном, – вдруг он останавливается и что-то ищет в траве; когда он разагнулся обратно, то в руках у него были два чёрных выключателя, которые устанавливаются в трансформаторах. Они очевидно были сломаны и кто-то выкинул их на ту самую свалку, мимо которой мы только что проходили.

– Зачем они тебе нужны? – рассмеялся я.

Товарищ мне тут же пояснил, что внутри каждого рубильника находится ценный метал, – он произнёс название, но я не запомнил и впервые слышал такое слово.

– Вот ты пиво пьёшь. А сколько стоит бутылка? – спросил он меня.

– Как «сколько стоит», вместе же покупали, забыл что ли? Пятьдесят рублей.

– Вот, а в этом рубильнике (он произнёс опять название дорого металла) (и назвал точный вес) в каждом. Вот таким образом с одного рубильника двести пятьдесят рублей, а с двух пятьсот, – вот тебе и ящик пива!

Товарищ мой был серьёзный, не какой-нибудь фантазёр-теоретик, по одной интонации было слышно, что придя домой, он расколотит молотком оба рубильника, изымет из них сложнозапоминаемый металл и сдаст его в пункт приёма, съездив на металлургический наш завод, может быть уже завтра.

Я обычно пил за его счёт, денег у меня никогда не было, а когда и были, то я старался никого на них не угощать, в том числе и лучшего друга, каким я считал этого металлиста. А он в свою очередь, напротив, с охотой почему-то всегда потчивал меня пивом. Я в тот раз, после этого откровения с рубильниками, совершенно почувствовал облегчение в душе: «Ничего себе! Я тут себя укоряю за пятьдесят рублей, которые жалею на угощение друга, а этот друг по пятьсот на дороге находит – и что ему стоит, что он угощает меня?!» Но я знаю за что он любил меня и не жалел средств на попойки. Я был человек другой формации: если он – расчётливый прагматик, у которого вся жизнь плюс-минус рассчитана в цифрах и рублях, то я – человек искусства, с самых ранних лет играющий на гитаре и мечтающий собирать залы на свои концерты, – музыка была всей мой жизнью, моей страстью, может даже большей, чем страсть у моего друга к зарабатыванию денег.

И вот я подвыпил и начал свою любимую тему о музыке.

– Недавно слушал одного музыканта, как он обсуждает, какая музыка правильная, какая неправильная, как её нужно делать, как её не следует делать. Я вот столько переслушал уже этих экспертов и ничего не могу в их учениях понять. Да и как можно научить искусству?! Это ж не математика, это ж либо есть, либо его нет. (Мой друг мало что понимал, но слушал с интересом.) Ну я понимаю, когда они учат обращению с муз-программами, – это уж математика, – и то, находятся такие – и их много – что начинают: «тут то-то необходимо, тут это».

И знаешь на чём я поймал всех их? Ха-ха-ха! Брякнула мне мысль после очередного просмотра видео-урока одного «сверх-эксперта». Дай думаю послушаю – такой он уж умный на словах, – а что он на деле-то играет? И я тебе скажу, ну от этого не только у меня уши завянут… Ну такого примитива даже я никогда не делал… Туц-туц-туц – всё, вся его музыка. Господи, а сколько ума в его голове, – может он занимается не своим делом? Может из него бы учёный был великий, а он в музыку полез.

– Это как у нас Картавый во дворе! – ответил мне друг. Картавый – это была кличка одного из нашего двора. – У него форма футбольная, бутсы дорогие. А когда играть начинаем, его вообще на поле не заметно. Ха-ха-ха-ха! – рассмеялся он весёлым сиплым своим смехом.

– Ха-ха-ха! Точно, точно!

Я хотел было добавить, что прослушал музыку и других «экспертов» и что почти у всех, за редким исключением, было всё то же самое. Нет! Их музыка конечно была грамотно выверенной, качественно звучала, но сама идея в их музыке, почти у всех, достойна детского сада в своём примитиве. И я бы не осуждал их, если бы они сами сочинили свою музыку, я бы их наоборот похвалил, ибо это было бы что-то новое и оригинальное, – так нет же, они самым примитивным образом копируют у таких же примитивных, только знаменитостей, и более ничего. Одним словом, на словах все гении. Не знаю, может быть мне только попались такие. Я хотел это озвучить, но у друга зазвонил телефон.

– Алё. Здорово. Да тут недалеко. А-а-а. Ну давай. Давай. – он положил трубку. – Макс звонил, хочет за дурью съездить, одному не охота. Поехали, прокатимся? Он возле магазина нас ждёт.

Макс это был тот самый наставник моего друга, который с трудом закончил вечернюю школу. Мы потопали в сторону магазина.

– Да, есть ещё и игры, такие же, как ты рассказываешь про музыку своих этих блогеров. – продолжил он тему по дороге, неожиданно для меня, – я думал у него в одно ухо влетает, во второе вылетает. – Тоже самое, бывает игра с наикрутейшей графикой, но такая тупая, что надоедает через день. Фильмы те же самые возьми, спец-эффекты, шмец-эффекты, а такая ниочёмность, что даже удивляешся иногда, как люди с такими возможностями не нашли достойного режиссёра и сценариста.

Я задумался над его словами, я сам неособо играл в игры, да и фильмы почти не смотрел, но то о чём он сказал, я понимал и был согласен. Мы пришли к магазину и сели в машину, друг сел вперёд, а я назад. Я недолюбливал этого Макса всегда; он, вообще говоря, был какой-то странный, и не только из-за того, что почти всегда был под конопляным дурманом, а человек он был какой-то мёртвый, вернее как робот: он никогда не здоровался первым – ему это просто было не надо, он тянул руку с приветливой улыбкой, но только в том случае, если отвечал на приветствие; он даже со своим младшим другом (с которым я сел в машину) имел пусть и доверительные отношения, но точно могу сказать, если он угощал того, то непременно запоминал стоимость угощения, и порой прямо засчитывал это как долг, а порой оставлял это как факт себе в память. Одним словом, человек он был разумеется жадный, но жадность его была больше чем просто порок, жадность его была всем его мировоззрением и без жадности и рассчётливости он не смотрел ни на что, из того, на что смотрел. Ну кроме пожалуй тех моментов, когда он тратил деньги на себя. О! В Америке это составляет как бы всю их нравственность, как бы уважение к производителю: если производитель просит за свой товар в пять раз больше его стоимости, то отдай и не жадничай, ведь на его месте ты поступишь точно так же. Тем самым получается вполне как бы натуральное и действительное уважение между подонками, – «таковы правила игры». Макс мог тратить без счёта деньги и на девушек, разумеется тратя их на себя в конечном итоге, мог тратить на друзей, разумеется с тем, что они потратят потом так или иначе на него и отплатят хоть деньгами, хоть трудами.

С одной стороны, сам-то я полный ноль в финансовом отношении и кто-то скажет: «ты сначала сам заработай, как Макс, а потом суди его.» Это неверно я думаю. Может быть мне-то, полному нулю, и повидней, чем всем другим, вся эта дружба на финансовой основе…

Мы съездили куда хотели, взяли что хотели и снова вернулись к магазину. Есть такая слабость у богатых, это похвалиться богатством. Макс включил музыку так громко, что казалось её было слышно не только сквозь закрытые двери магазина, а и во всём нашем микрорайоне. Я впервые сидел у него в машине и впервые слышал звук его акустики изнутри, – снаружи-то я слышал ни раз. Мне, в моём состоянии, казалось, что я нахожусь на другой планете – такая сильная громкость была и такое было моё состояние… Музыка звучала самая дурацкая, – клубная, – но сила её перебивала всю её дурацкость.

– Ну как? – с улыбкой обернулся Макс, убавив звук. – Семьдесят тыщь вложил в акустику. (К слову сказать, сама машина без акустики стоила примерно столько же.)

На лице его была такая мина, будто от меня и невозможна иная реакция, кроме хвалебной и смотрит он на меня лишь для того, чтобы узнать насколько я впечатлён звуком и стоимостью – сильно или очень сильно. Меня это как-то смутило: почему я должен хвалить его акустику вместе с его деньгами, когда сама музыка мне не нравится?

– Ну… Довольно-таки…

Мой друг усмехнулся по доброму.

– Ну ты видимо не разбираешся. – отвернулся Макс, как бы обидевшись, – но обидевшись не критике, дескать на моём лице написано, что я не в восторге от акустики, а обидевшись, что его не похвалили; тогда как процентов девяносто людей во всём обществе в принципе разделяют хорошо и плохо как дорого и дёшево. Дорого – значит хорошо, всё просто.

*

Этот случай в машине открыл мне глаза на то, что есть такое деньги. На деньги ты можешь купить наркотики и громкую музыку, можешь прельстить друзей и девушек – и им не обязательно даже будет давать свои деньги! Многие и судят о людях по кошельку и владельцы толстых кошельков знают это лучше самих своих завистников. Деньги – это по сути и есть наркотик, – деньги это иллюзия, что у тебя всё хорошо; и главная заповедь наркомана – это ищи, кради, занимай, но всегда будь под кайфом. Деньги – это как бы фундамент для слабых людей; когда пропадет этот фундамент из-под ног слабого, он пойдёт на любое преступление, лишь бы вернуть себе этот пьедестал, лишь бы снова считаться поинтереснее, чем он является на самом деле, лишь бы снова получать этот кайф от потребления и снова получать продажную любовь окружающих. Когда у них дела идут ровно, то в принципе они довольно милые люди и сами заработки их довольно праведные, – не без греха, но в рамках приличий. Но вдруг, когда оказывается такой «бизнесмен» на мели, то он способен на многое, если настаёт такой выбор, – способен мать продать и не в фигуральном только смысле, – и такие случаи известны, и отнюдь не в единичном количестве, – слышали о таких случаях все, как выгоняют из квартир, не дождавшись кончины завещателя и хозяина квартиры, как берут кредиты, которые платят потом родители, а сами сбегают и т. д. Ну а те, которые с почтением к родителям, в случае «кризиса», из нечистоплотных заработков пускаются в полукриминальные, из полукриминальных в бандитизм.

Но у нашего Макса дела до сих пор идут хорошо. Прошло с вышеописанного момента немало лет, дороги наши с его младшим другом разошлись, а с ним самим можно сказать и не сходились. Макс женился на дочке одного успешного предпринимателя, который ещё в девяностые, «предпринимательские» годы, успел развиться и уже в то время ездил «на шестисотом Мерине», – впрочем не знаю точно, шестисотый ли он был или какой другой, но машину эту в городе многие замечали. «Деньги к деньгам» – говорят.

Заметим ещё вскользь, против легкомысленного мнения кого-нибудь, была у Макса в юности девица красавица и с ней у него что-то не срослось – известно дело, молодость. А вот дочка миллионера как-то идёт с ней в сравнение только в качестве второстепенном. Да, она тоже была ничего и в юности и сейчас, но кажется, будто она в сравнении с той как бы неудачная подделка. Таким образом, врядли Максим, памятуя такое достижении в лице блондинки, одной из первых красавиц, вдруг полюбил недокрасавицу так же, как ту…

Кстати теперь он затеял строительство большого дома, миллионерша родила ему дитя, – или подходящей будет сказать: «он родил ей», то есть зачал, тем самым связав себя с нею неразрывно. На проверку строительства дома он ездит на хорошем внедорожнике, сверкающим чёрной краской, покрытой лаком. Ну и нужно ещё сказать, что занятие он своё не бросил и даже как-то раз мне в почтовый ящик кто-то бросил рекламку с объявлением о приёме металла и любого ненужного хлама, ну а внизу листочка был его номер телефона и адрес. Право, неизвестно, может подорожал настолько нынче металл, что на разнице в цене между приёмом и сдачей, можно заработать и на машину ценой в несколько миллионов, и на строительство дома, ценой ещё большей. Не охота справляться о цене металлолома, врядли конечно он так подорожал.

Что же касается меня, то я до сих пор пытаюсь написать оригинальную музыку и вишу у родителей на шее. Не скажу, что совсем безуспешны мои творческие поиски, но на оправдание своей безработицы не тянут…

Политическое

 
Издали так зла в нас много,
Ближе глянешь – вот убогий.
Издали чернеет страхом
Куча сброда – сброд ужасен.
Ближе подойдёшь, увидешь:
Всяк простой, почти как ты бишь.
 
 
Веник помнит каждый русский,
Что сломать не смог глаз узкий.
Брали нас они нахрапом,
Но не вышло всё же как бы.
 
 
Гейропейцы поумней,
Нет среди них тех людей,
Что способны воевать,
Муж как баба, что сказать.
 
 
Но ввели нас в заблужденье:
Дали нам на обсужденье
Их вопросы пид-движенья.
 
 
Мы задумались: ведь правда!
Славные эти ребята,
Добрые, не то что мы!
Хоть имеем мы умы
И вникаем, что разврат
Проповедует отнюдь не брат.
 
 
Слава Богу озарило,
Что мы сам и есть сила.
 
 
Жаль что поздно,
Скоро звёзды
Заменя́т нам взрывы грозны.
 
 
А пиндос умывши руки,
Восхвалит свои науки,
Как чужими кулаками
Разбирается с врагами.