Текст книги "Юношеские записки. Сборник рассказов"

Никита Сургутсков
Юношеские записки

© Сургутсков Н. А., 2024

* * *

to those who care

Критика

1

Поздняя зима, начало нового семестра. Ещё есть время немного расслабиться, тусоваться сколько захочется и с кем захочется. Желательно, конечно же, уделять всё своё время кому конкретному, к кому есть чувства. Девятнадцать лет, можно же было себе позволить! Трепетный возраст, когда считаешь, что любое твоё творчество обязательно должно быть услышанным. И это обязательно хорошее творчество, а как иначе, тем более если оно кому-нибудь посвящено. И уж тем более стихи.

Так вот я и посвятил одной девушке стихи. Да какие симпатичные, сам спустя столько лет иногда перечитываю и думаю: «а не так уж и плохо!». Была какая-то пьяная вечеринка, уже все спать легли, а мы остались на кухне, при двух свечах. Покачиваемся и боимся свалиться вместе на диван: я от трепета момента, а она… В общем самое время стихи вручать! На отдельном листочке, от руки написанные – всё, чтобы запомниться и остаться на долгую память.

Передал ей листок, а она тут же небрежно его открыла и начала приглядываться в мой неровный почерк. Стоп, да как так-то. А если не понравятся. И не понравилось настолько, что нижняя часть листа уже была в огне. «Ты можешь лучше».

Ни метель за окном, ни открывающееся только через полтора часа метро не могли меня остановить. Нет уж, спасибо, всё лучше, чем с такой дурой на одной кухне сидеть. Страшно я тогда обиделся.

2

Но стихов я не бросил. И даже более того, у меня начал складываться определённый лирический цикл обо всём сентиментальном и юном – и как же хотелось быть услышанным!

Порядочный поэт, думал я, должен с чего-то начинать. И пусть это будет ближайший к дому кабак, где как раз в следующую субботу будет открытый микрофон. Идём! Для уверенности и поддержки взял своего ближайшего друга, Сашу.

Кабак этот стоит и сегодня, и там по-прежнему обитает аудитория панков и ролевиков «немного за сорок». Мы сидели там единственные юноши в очках, было даже немного страшно: не то чтобы мы сюда совсем не вписываемся, но кажется меня ни черта не поймут… «Мужик, забей, ты сможешь» – ставил мне второй сидр Саша. Время пришло, первое публичное выступление!

Помню лишь, как дрожали колени, когда я сходил со сцены под хилые аплодисменты. Ну и пусть. Я выдохнул и направился к улыбающемуся Саше – третий сидр уже ждал на столе. Но тут меня приостановил мужичок, идеально вписывающийся в местные интерьеры: порванные охотские лохмотья, стеклянные глаза, с подкашивающимися ногами и страшнейший запах перегара. «Ну вот и конфликт» – успел подумать я. Но мужичок взял слово: «Выглядишь как мудак и читаешь как мудак». И валится на пол.

После такого сногсшибательного эффекта со стихами я решил всё же завязать – кажется, что лучше уже не будет.

И с тех пор начал ещё более нежно лелеять свою мечту стать большим русским писателем, но уже не поэтом, а прозаиком. И вот мы здесь.

Справка

«Данные пациента утеряны. Пожалуйста, обратитесь в службу поддержки или регистратуру».

Получить такое сообщение за четыре часа до конца подачи документов в Лётную Академию – интрига, которой не хватало в моей безоблачной жизни. 11:00.

Дни напролёт в спортивном зале, бессонные ночи за теоретической подготовкой, забытые тусовки и пропущенные дни рождения друзей и близких, идеальные экзамены – все эти лишения и добросовестный труд могут пойти насмарку из-за какой-то справки. И даже не из-за неё, а из-за того, что «данные утеряны»! Вздор! Ну каково, а! Только в больницу и обратиться. 12:00.

По пути, разумеется, собрал все светофоры и пробки. И кому только приспичило в полдень по городу кататься?! Черти! Дайте дорогу! 13:30.

Как обед?! В смысле с 14:15 до 14:45?! Серьёзно?! Мне буквально справку получить, я не шучу, женщина! Простите, девушка. Вообще ни – как? Да чтоб вас… Нет-нет, не надо, не хамлю, я подожду.

Угораздило же так, в последний момент, когда от меня уже ничего не зависит, а зависит от них, обедающих! У меня осталось всего чуть больше часа, чтобы оказаться в небе!

– Можете забрать свои результаты в 704 кабине.

– Спасибо!

Лифт, разумеется, встал. Последний марш-бросок.

Как только я нашёл 704 кабинет, рядом с ним как раз стоял опрятный старичок в белом халате с ключами.

– Здравствуйте, вы доктор? Мне сказали забрать результаты своих анализов в этом кабинете.

– Молодой человек, что-ж вы так запыхались, пройдёмте… Как ваша фамилия?

Стены на часах показывали 14:53.

– Самойлов. Самойлов Леонид Фёдорович.

– Так-так-так, Самойлов, – сказал старичок, неспешно перебирая большую папку с результатами анализов множества людей.

– Пожалуйста, доктор, можно поскорее? – от нетерпения я чуть не крикнул.

– К чему такая спешка? – также неспешно перебирая папку спросил врач.

– Я мечтаю стать лётчиком, и хочу подать документы в Академию. Срок подачи документов заканчивается в 15:00! Мне ещё надо сфотографировать эту справку и приложить электронную копию, скорее, пожалуйста!

– Сейчас найдём… Вот, – перед тем, как отдать справку, врач задержал на ней свой взгляд – сожалею, молодой человек, у вас врождённый порок сердца. Нельзя вам в лётчики.

Стены на часах пробили 15:00.

Привычка

Со студенческих лет привычка осталась: в гастрономе по залу строго без корзин, на выходе строго без пакетов. Лучше второй раз потом прогуляться, десять минут туда, десять минут обратно, целый променад по нейборхуду! А в гастрономе что в руки поместилось – то и самое нужное из съестного. И каждый день попадается что-то новое: салат с ветчиной какой-нибудь, оладьи печёночные в сливках, а если грудка куриная – так вообще праздник! Так что питались мы неплохо, и всё по симпатичному жёлтому ценнику.

В общажном-то быту как было, вот нужна тебе вехотка допустим в универмаге, а ты возьми да спроси у коллег-то по жилплощади, так, мол, и так, граждане соседи, я вот в магазин собираюсь, взять чего кому, а? Или по коридору ещё идёшь, может чё и этого к соседям заглянешь, вдруг им чего там надо, вдруг, да. Парни у нас удалые, в хозяйстве что нужно, всё распределили поровну и наладили очередь мусор выносить, и когда кому пыль вытирать, да как вместе ужин вкуснейший сготовить на всех. При этом скромные все, но в обиду ни себя, ни друг друга не дадут. И нет, говорят, Марик, спасибо, брат! Ну я и пошёл.

Но это тогда. А сейчас другое дело.

Хозяйство стало целой квартирой, и живёте вы теперь не дружной компанией, а почти целой семьёй. Ты и собака. Собираешься в магазин – шоппер всегда под рукой. Списки теперь для покупок большие, да и лишний раз из дома выходить просто не хочется. Ходишь себе один по торговым рядам гипермаркета и собираешь довольно обычную тележку из круп, овощей, рыбы, мяса, и чтоб всё посвежее. А на вечер можно заказать доставку, какую-нибудь лазанью и авторский цезарь; то, что никогда не приготовишь сам – иначе зачем так заморачиваться, да и времени особо нет. Всё стало чётко и понятно: график с 9 до 18 по будням, суббота и воскресенье – выходные. Никакой домашней работы и необходимостей прикладывать усилий больше, чем достаточно для поддержания условного порядка дома. С парнями давно не виделись, да и о чём теперь говорить, студенчество прошло у всех довольно давно и едва бесследно. Интересно, как там дела у них… Нет, писать конечно не буду, некогда. Ах да, и мочалку. Мочалку не забыть.

В отражении

Они всегда говорили мне, что я некрасивый и мне, мягко говоря, не стоит выходить на улицу, чтобы не позорить их и не пугать окружающих. Возможно поэтому же в нашем доме не было зеркал или их от меня прятали, а если я и находил зеркальце в кармане взрослого дырявого пальто, то его тут же отбирали, меня били и запирали на замок в пустой комнате, запрещая читать книги или смотреть вечно включённый телевизор. Проведя всё детство в четырёх стенах, я мечтал о том, что когда-нибудь я выйду на улицу, и пойду в хозяйственный магазин, где можно найти столько зеркал, что можно потеряться в своём отражении – так рассказывали по телевизору – и наконец-то понять, почему же они считают меня некрасивым. Как-то раз я даже осмелился спросить, можно ли мне выйти погулять, на что они лишь усмехнулись, дали мне каждый по больной затрещине и открыли по новой бутылке с шипучкой, попросив меня отнести пустые бутылки в мою нелюбимую комнату с одной кроватью, из которой я давно вырос. Так что мне оставалось только плакать и гадать, что со мной не так и почему они не хотят, чтобы я вышел на улицу.

Тем жарким летом у меня появилось новое любимое занятие: убирать занавески из одеял и смотреть в разбитое окно, когда идёт дождь, лужи на асфальте – вот что меня завораживало и манило. В их чистом отражении можно было увидеть весь мир! Ветки деревьев, птиц, небо! Возможно, что именно в отражении был настоящий мир, где можно было увидеть всё. И когда-нибудь я обязательно увижу себя и мир. В небольших срезах своего мутного стекла я не мог разглядеть своё отражение, зато мог видеть весь мир наизнанку с высоты своего окна в лужах, мир в отражении воды. Такой же живой, далёкий и неприкосновенный.

Когда же погода была ясная, я молился о дожде или пытался придумать, как же мне сбежать из дома. Я мог надеяться только на случайность. И такой шанс выпал на мой любимый праздник – день рождения. В этот день они ставили телевизор в мою комнату и разрешали смотреть его весь день, пока я не усну!

К ним как обычно пришли гости, меня закрыли в своей комнате одного и сказали сидеть тихо. Но вместо того, чтобы как обычно заснуть под телевизор и странные крики за стеной, я не спал, потому что ночью обещали шторм! Крики за стеной утихли, послышался храп. Я тихонько подошёл к двери и попытался её толкнуть – она открылась. Путь свободен! Вот оно, чудо в день рождения!

Раскаты грома за окном позволили мне бесслышно пройти мимо нескольких спящих на диване и полу дядь и тёть я тихонько открыл входную дверь – шторм за окном уже набирал свою силу, я свободен!

Выбежав на улицу, я рванул как можно дальше от дома, бегло заглядывая в каждую лужу на своём пути, но нигде не было видно моего отражения. Отбежав от дома довольно далеко и сбавив темп, я остановился у озера в ближайшем парке. Из моего окна были видны только деревья, я и подумать не мог, что здесь столько воды! Набравшись духу, я побежал на пирс и встал над отражением. Пошатывающиеся на ветру ветки деревьев, ночное небо, разводы от падающих капель на воде… но своё отражение я так и не нашёл, шторм был слишком сильным. Испугавшись грохота облаков, я начал вглядываться в отражение прямо напротив себя со всей силой и увидел, как в глади воды что-то зовёт меня заглянуть в мир, который меня так манил. Страх отступил и я лишь обернулся, чтобы увидеть свой дом издалека в последний раз.

Японский рассказ

Спустя полгода вижу один и тот же сон, как мы стоим в любимой оранжерее ботанического сада. Но «нас» больше нет, да и ботанический сад стараюсь обходить стороной – ровно как и все места, что как-то связывали нас. Некоторым мгновениям в жизни отводится лишь случай, после которого стоит сделать скромный кивок головой в знак благодарности – такова судьба и любого прощания. Но можно ли назвать прощанием то, что продолжает приходить во снах?

Конечно, в течение дня любое сонное впечатление проходит и редкое переживание остаётся с тобой до самого вечера. И тем вечером, в пятницу 9 февраля, возвращаясь домой после работы, моё внимание привлекла бегущая строка в метро: «впервые за N лет в ботаническом саду зацвёл…». Такому сроку отводится жизнь не одного поколения. И снова тот самый сад. Неужели там что-то осталось от призрака, навещающего во снах? «…успейте до конца февраля». Моя станция.

Обычные выходные проходили так: ранний подъём в субботу, уборка, кино в обед, а вечером, возможно, встреча с кем-нибудь из старых приятелей, признающих «абсолют» лишь в качестве водки, а не меры проходящего вечера. В обратном случае – вечер с вечной книгой, от которой клонит в сон после двух страниц. Так или иначе начиналось воскресенье – безмятежный день без будильников и часов на руках: единственная возможность вырваться из хода времени и наблюдать за часами лишь по пасмурному солнцу, зимой уходящему в закат не позже третей четверти семи.

11 февраля. Проснулся от уже привычного сна с горьким настроением, но увидел за окном почти что чёрные тучи – необычное явление для конца зимы в наших краях. Можно сказать, редкость. Кажется, спросонья увидел одинокую молнию, за которой так и не последовало грома. Первая молния в этом году, в феврале. Сад ждал меня.

Не верю в случайности, но верю в череду совпадений, красноречиво встречающихся на грани сна и реальности. По пути до оранжереи чувствовал лишь страх, вдруг сны могут ожить настолько?

Оранжерея была полна людьми в этот день. К заветному цветку выстроилась целая очередь, живо проходящая по тропинкам между клумбами. Ход впереди идущего задал торопливый шаг, а сзади едва не наступали на пятки. Наша встреча была совсем недолгой и мы быстро попрощались. Хотя бы до новой встречи во сне.

Проваливаясь вечером в сон, услышал далёкие и глухие раскаты грома.

A cop, a boat and a dangerous bird

Как своеобразно рифмуются слова в заглавии. Искусство заголовка не менее захватывающее, чем искусство первого и последнего предложения в тексте.

Абзац. Его тоже следует начать с чего-то цепляющего. «Новый абзац – новая мысль», всё как учили в школе, когда писали первые изложения и краткие планы. Но в школе учат воспринимать не текст, а его суть. Учителя зачастую занимают надзирательскую позицию или, как сказал бы плохой автор, учат не любить, но уважать, согласно даже не академическим, но педагогическим доктринам.

Ещё один. Следующая мысль в том, что после выпуска из школы молодые люди садятся в хиленькую лодку современного высшего образованию и отправляются в шторм. Глубина и мощь, таящиеся в сотнях трудов и монографий таинственно манят либо самых отчаянных мореплавателей, либо тех самых безумцев, готовых приобщиться к сакральному механизму построения и понимания текста. В таких условиях рано или поздно выбивает на берег, но после такого грандиозного путешествия большинству океаны хочется забыть навсегда.

Третий. Оказавшись на суше и твёрдо встав на ноги, рано или поздно начинаешь тянуться к небу. Редкая птица рождается хищником и летает выше тысячи метров над уровнем. И здесь требуется определённое благородство и понимание опасности, потому что поднявшись в небо раз, никогда не сможешь покинуть облаков.

Последний. Кажется странно, что в древнем мире эти три символа не встали в один ряд с классическими деревом, луной, грозой и подобными. Возможно потому, что надзирателей и вовсе не было. Да и лодки так не штормило.

Карта

Старший брат завещал, что свёрток должен попасть ко мне, когда мне исполнится двадцать один год.

Я ни разу не видел Борьку в жизни, только на фотографиях, и слышал отрывки по рассказам отца. Мама не любила вспоминать его, сразу бросалась в слёзы. Борька умер ещё до моего рождения и оставил после себя не так много: клиническую историю скоропостижной и мучительной болезни, пару записных книжек с неразборчивым почерком, несколько альбомов с распечатанными фото, стопка неотправленных писем почти всей нашей родне и нескольким его друзьям. И свёрток, который я должен получить на своё двадцатиоднолетие. Ни днём позже – так завещал Борька.

Держа в руках небольшой пыльный свёрток с алой биркой, я почувствовал дрожь: тайна, что нависала надо мной почти всю жизнь, должна была раскрыться через несколько мгновений. На свёртке была на удивление не тронутая временем надпись: На двадцать первом шоссе есть многое, чего больше нет.

Хм, в нашем городе не так много шоссе. А есть ли вообще двадцать первое? Что там есть? Чего нет?

Пока вопросы один за одним всплывали в моей голове – я открыл свёрток и увидел карту нашего города вплоть до пределов центра. На карте было отмечено звёздочкой множество мест: железнодорожный мост на Нижней Красной, поворот во дворы на Артемидовской, проход через Сад Королёва, красная тянущаяся пунктирная линия от Среднего Казёного до Кривоносовского. Присмотревшись, я обнаружил у каждой пометки номер: от одного до двадцати. Звёзды были нарисованы не просто так и что-то означали, но смысл был мне неясен. Я стал вертеть карту из стороны в сторону и наконец догадался её перевернуть, на той стороне была приложена записка:

«Дениска! Какой же ты уже большой и взрослый, братик. Мы с тобой даже не знакомы, но уверен, что твоя юность проходит не менее бурно и весело, чем было у меня! Сегодня, когда тебе исполнился двадцать один год, хочу загадать тебе квест. Звёзды ты уже нашёл, так? Значит тебе нужно начать с первой, а закончить на двадцатой. Между звёздами по маршруту ты должен заходить в каждый бар и выпивать по стакану пива и/или рюмке. В твоём маршруте должно быть двадцать точек, и всё за один вечер! А если их будет больше двадцати (например, двадцать один!) – знай, значит ты превзошёл своего брата и сможешь стать не менее великим тусовщиком, чем я. Главное, не повторять такие маршруты (или хотя бы попытки, если ты всё же не справился!) слишком часто, иначе закончишь также быстро, как и я. Береги себя и не теряй голову с почками. Твой брат, Борька»

4 стены

С улицы доносится пение утренних птиц. Первые солнечные лучи едва проникают в подвальные окна. В дверь со скрипом входит ключ и делает два оборота.

Мольберты встают в два ряда. Перед ними появляется древнегреческий постамент. На бюст направлены две яркие лампы. Сонные голоса начинают занимать места и замолкают, слышны лишь штрихи карандашей. Строгий шёпот ходит между мольбертами и на что-то указывает. Раздаётся хлопок в ладоши. Мольберты и постамент относятся в соседнюю комнату, солнечный свет хорошо освещает помещение, голоса спешат на выход. В дверях уже ждут люди, одетые во всё чёрное.

Окна занавешиваются тёмными флагами, несколько столов со свечами встают полукругом, перед ним вырастает кафедра. Каждый мистический доклад начинается с задорных выкриков и заканчивается живой дискуссией, в которой участвует всё больше и больше людей. Становится душно. Уставшие, но довольные голоса нехотя собираются уходить. Тусклый свет сумерек прорывается сквозь окна, столы расставлены по местам, свечи догорели. В дверях гремят несколько ящиков со стеклом и смех новых гостей.

Все стены увешиваются розовым дождиком, пол украшают белые и красные шарики. Мелкие капли воска от свечей на столах застилает розовая скатерть, на неё встают напитки и закуски. Начинает играть громкая музыка, люди вокруг танцуют и иногда прерываются на короткие поздравления и пожелания. Все как один пугаются и смеются очередному лопнувшему шарику на полу, но вскоре совсем перестают обращать на это внимание. Музыка становится тише, люди начинают понемногу расходиться. Последние гости берут мешки с мусором, из одного из них торчат остатки розового дождика и грязная скатерть. На входе уже ждут несколько людей с серебряным кейсом.

Над столом в центре комнаты повисает лампа, начинает расстилаться зелёное полотно. Люди, рассевшись по кругу, достают из серебряного кейса карты и фишки. Глубокая ночь за окном располагает к приглушённым разговорам и хитрым переглядываниям между игроками. Карты на столе раскладываются всё в новую и новую комбинацию. Все фишки постепенно стекаются в большую башенку победителя этой ночи. Уставшие ухмылки игроков означают конец этого дня.

С улицы доносится пение утренних птиц. Первые солнечные лучи едва проникают в подвальные окна. В дверь со скрипом входит ключ и делает два оборота.

Решение

После блестящих шести с половиной лет обучения на военной кафедре, Гришка всё размышлял: стоит ли дальше пойти по семейным армейским стопам или всё таки сделать шаг на месте и развернуться в сторону мечты, которая шла наперекор всем планам семьи.

Военная династия Горниловых насчитывала не одно десятилетие и даже век: кто-то из крымских родственников рассказывал про далёкого прапрадеда, который ходил под одним парусом с Нахимовым и громил турков в Синопском сражении. С тех пор Горниловых хорошенько разбросало по всей империи и, далее, союзу с федерацией. Создавалось впечатление, что у России не было вооружённого конфликта, где Горниловы бы не отличились.

Такая родословная накладывала определённые надежды на будущее поколение. А учитывая, что Гришка был единственным сыном в семье, ставки были как никогда высоки. У всей семьи не возникало и сомнения, что следующим шагом после кафедры военной юриспруденции будет институт военной прокуратуры или другая не менее престижная структура. Но были и другие планы на жизнь…

Портфолио будет готово завтра к отправлению, вступительные экзамены через неделю. Гришка не хотел предавать семью, но хотел попробовать осуществить мечту – вдруг всё же получится хотя бы доказать себе, что у него есть талант. «Усердие, терпение, смирение» – всё как гласило старая семейная мудрость, передаваемая из поколения в поколения. В этих словах, магически стоящих в одном ряду, чувствовалась уверенность и призыв быть решительным, амбициозным и как никогда верным самому себе.

«Ну что ж, документы готовы, завтра можно и подавать, а сей – час отбой». Часы на стене пробили полночь. За окном заканчивался февраль.