Текст книги "Азбука спасения. Том 39"

Великое воистину благо из опыта прияли мы, – то, чтобы непрестанно призывать Господа Иисуса на мысленных супостатов, если желает кто очистить сердце свое. И смотри, как сказанное мною из опыта слово согласно со свидетельствами Писания: Уготовися, говорит оно, призывати Господа Бога Твоего, Израилю (Ам.4:12). Апостол также говорит: непрестанно молитеся (1Сол.5:17). И Господь нам вещает: без Мене не можете творити ничесоже. Иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног. Аще кто во Мне, не пребудет, извержется вон, якоже розга, и иссышет (Ин.15:5,6). Великое благо – молитва, все блага в себе совмещающее, поелику очищает сердце, в коем верующими узревается Бог.

Поелику сокровище смиренномудрия высокотворно и Богу любезно, имеет силу истреблять всякое зло в нас и все Богу ненавистное, то сего ради не удобно стяжается. Удобно, может быть, найдешь ты в ином человеке частные некие деяния многих добродетелей, но, поискав в нем благоухание смирения, едва ли найдешь его. Потому много потребно радения и усилий, чтобы стяжать сие сокровище. Писание и дьявола называет нечистым за то, что с самого начала отверг он это благое сокровище смиренномудрия и возлюбил гордость. За это одно везде в Писании называется он нечистым духом. Ибо, какую телесную нечистоту могло бы учинить существо совершенно невещественное, бесплотное и не членосоставное, чтобы ради этого называться нечистым? Явно, что за гордость и назван он нечистым и из чистого и светлого Ангела прозван скверным. Нечист пред Богом всяк высокосердый (Притч.16:5). Первый грех, по Писанию, есть гордыня (Сирах.10:15). Что Фараон говорил: Бога твоего не вем и Израиля не отпущу (Исх.5:2), – говорил, яко гордый.

Есть много действий ума, могущих снискать нам благой дар смиренномудрия, если не будем нерадеть о своем спасении, как-то: воспоминание согрешений – словом, делом и помышлением, и другое многое, мысленно пересматриваемое, споспешествует к смиренномудрию. Располагает к истинному смирению и то, когда кто вращает в уме непрестанно добродетели ближних, и другие естественные их преимущества превозносит, сравнивая свое с ихним. Видя таким образом ясно в уме своем свою худость и то, сколько отстоит он от совершенства других, человек естественно станет считать себя землею и пеплом, и даже не человеком, а псом неким, потому что от всех на земле сущих разумных тварей во всем отстает и всех их скуднее и нищетнее.

Уста Христовы, столп Церкви, великий Отец наш Василий говорит: «великое пособие к тому, чтобы не грешить и на другой день не впадать опять в то же, есть – по окончании дня подвергать суду совести себя самих и все свое, чтобы видеть, в чем мы проступились и в чем поступили правильно. Так поступал и Иов, как в отношении к себе самому, так и в отношении к детям своим». Такое каждодневное разбирательство освещает и то, что бывает у нас каждочасно, (или научает каждочасному разбирательству, чтобы видеть, как должно действовать каждый час).

Другой же некто, также из мудрых в Божественных вещах, сказал: «начало плодоносия – цвет, а начало деятельной жизни – воздержание». Воспримем же воздержание и притом мерою и весом, как учат Отцы, и весь день двенадцатичасный будем проходить в хранении ума. Действуя так, мы при помощи Божией, с неким себя нуждением, возможем угасить и умалить в себе зло. Ибо с нуждением себя стяжается добродетельное житие, за которое дастся царствие небесное. Преп. Нил Синайский.

Путь, к ведению есть бесстрастие и смирение, без которых никто не узрит Господа.

Непрестанно пребывающий во внутреннем своем там всегда вращающийся целомудрствует, и не только это, но еще и созерцательствует, и богословствует, и молится. И сие-то есть, о чем говорит Апостол: духом ходите, и похоти плотские не совершайте (Гал.5:16).

Не умеющий шествовать духовным путем, не заботится о страстных помышлениях (т. е. не гонит их от себя), но все занят бывает только телом, или чревоугодничает и распутничает, или опечаливается, гневается и злопамятствует, и чрез то омрачает ум, или, начиная чрезмерные подвиги, расстраивает сердце.

Отрекшийся от житейского, т. е. от жены, имения и прочего, внешнего лишь человека сделал монахом, а не и внутреннего. Но кто отрекся от страстных помыслов обо всем этом, тот сделал монахом и внутреннего человека, который есть ум. И такой есть истинный монах. Внешнего человека легко сделать монахом, если захочешь, но не мал труд – сделать монахом человека внутреннего.

Кто есть в роде сем совершенно освободившийся от страстных помыслов и непрестанной сподобившийся молитвы, чистой и невещественной, – что и есть отличительная черта внутреннего человека?

Много страстей сокрыто в душах наших, но обличают они себя только тогда, когда являются на глаза причины их (предметы, поводы).

Не все занимайся телесным обучением, но, определив для тела посильный подвиг, весь ум обрати на внутреннее: телесное бо обучение вмале есть полезно: а благочестие на все полезно есть (1Тим.4:8).

При бездействии страстей, – потому только, что или причины их (предметы, поводы) устранены, или демоны коварно отступили, – порождается гордость.

Смирение и злострадание (подвижнические телесные лишения) освобождают человека от всякого греха, – то душевные отсекая страсти, а это телесные. Посему Господь говорит: блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят (Мф.5:8), – узрят и Его Самого, и сущие в нем сокровища, когда любовью и воздержанием очистят себя, – и это тем более, чем более будут увеличивать свое очищение.

Созерцалище (обсерватория, обзорная башня) словес о всякой добродетели есть хранение ума, как древле страж Давидов обозначал обрезание сердца (2Цар.18:24).

Как, на чувственно – вредное смотря, повреждаемся, так бывает и в отношении к умственному.

Как повредивший сердцевину растения все оное иссушает, так разумей и о сердце человеческом. Ежеминутно надобно внимать, потому что хищники не дремлют.

Господь, желая показать, что всякая заповедь обязательна и что сыноположение есть дар, заслуженный людям собственно Его кровью, говорит: егда сотворите вся повеленная вам, глаголите: яко раби неключими есмы: яко, еже должни бехом сотворити, сотворихом (Лк.17:10). Посему царствие небесное не есть награда за дела, а благостный дар Владыки, уготованный верным рабам. Раб не требует свободы, как награды, но (получив ее) благодарит, как должник, а (не получив) ожидает, как милости.

Христос по Писанию умер за грехи наши и рабам, добре работающим Ему, дарует свободу, ибо говорит: добре, рабе благой и верный, о мале был еси верен, над многими тя поставлю: вниди в радость Господа твоего (Мф.25:21). Но верным раб бывает не тот, который опирается на голом знании (долга рабского), а тот, который показывает верность послушанием Христу, давшему заповедь.

Чтущий господина своего, творит повеленное им, погрешив же в чем-либо, или преслушав, терпит, как должное ему то, что за это бывает с ним. Будучи любознателен, будь и трудолюбив (разумеется, – в исполнении заповедей): ибо одно голое знание надмевает человека.

Неожиданно случающиеся с нами искушения промыслительно научают нас, быть трудолюбивыми.

Принадлежность звезды свет, что около ее, а благочестивого и богобоязненного принадлежность – нищета и смирение, поелику не другому чему положено быть распознательным и показательным признаком учеников Христовых, как смиренному мудрованию и уничиженному виду. Об этом повсюду вопиют четыре Евангелия. Кто же не так, т. е. не смиренно живет, тот лишается части Того, Кто смирил Себя до креста, и смерти и Кто есть деятельный Евангельский законоположитель Божественных заповедей, показавший обязательные для нас заповеди (делом и жизнью, изображенными во Евангелиях).

Жаждущии идите на воду, говорит Пророк (Ис.55:1); жаждущие Бога, ходите в чистоте ума и сердца. Впрочем, высоко чрез нее парящему должно обращать взор и на землю своего нищенства. Никого нет выше смиренного. Как там, где нет света, все темно и мрачно; так и, когда нет смиренномудрия, все наши тщаливые по Богу труды – суетны и бесплодны.

Конец же слова, все слушай: Бога бойся и заповеди Его храни (Екклес.12:13), и мысленно, и чувственно. Если мысленно будешь принуждать себя соблюдать их, то редко будешь иметь нужду в чувственных ради них трудах. Давид говорит: еже сотворити волю Твою восхотех, и закон Твой посреде чрева моего (Пс.39:9).

Если не сотворит человек воли Божией и закона Его посреде чрева, т. е. посреде сердца, то и вне не может он удобно исполнять его. Не трезвенствующий и равнодушный как бы так говорит Богу: путей Твоих видети не хощу (Иов.21:14), – конечно по оскудению Божественного просвещения, причастный которого не только убеждением содержит в сердце закон, но и достаточно силен бывает жить по Божиему.

Как чувственная соль услаждает хлеб и всякую пищу, охраняет мясо от порчи и сохраняет его неповрежденным надолго, так разумей и об умном хранении мысленной сладости и дивного в сердце делания. Ибо оно Божественно услаждает и внутреннего и внешнего человека, прогоняет зловоние худых помыслов и сохраняет нас постоянными в добре.

От прилога – множество помыслов, а от этих – худое дело чувственное. Тотчас погашающий со Иисусом первое, избег и последующего. И обогатится он сладостным Божественным ведением, в коем всюду присущим будет зреть Бога, и, поставив против Него зеркало ума, освещаться Им, подобно чистому стеклу, поставленному против чувственного солнца. Тогда наконец ум, достигнув последнего предела своих желании, почиет от всякого другого в себе созерцания.

Поелику всякий помысел входит в сердце чрез воображение чего-либо чувственного (чувственное же мешает умственному), то Божественный свет Божества тогда уже начинает осиявать ум, когда он упразднится от всего и сделается совершенно безвидным (никакого вида и образа не представляющим). Ибо светлость оная проявляется в чистом уже уме, под условием оскудения его от всяких помышлений.

Насколько бдительно внемлешь уму, настолько с теплым желанием будешь молиться Иисусу: и опять, – насколько небрежно надзираешь за умом, настолько отдалишься и от Иисуса. И как первое сильно освещает воздух ума, так последнее, – уклонение от трезвения и сладостного призывания Иисуса, – обыкновенно совсем омрачает его. Естественно сему делу быть так, как мы сказали, – и иначе оно не бывает. Это узнаешь ты из опыта, когда делом испытаешь. Ибо добродетель, и особенно такое светородное сладостное делание, обыкновенно не иначе изучается, как опытом.

Непрестанное с теплым неким желанием, полным сладости, и радования, призывание Иисуса производит то, что воздух сердца от крайнего внимания исполняется отрадной тишины. Того же, чтобы сердце совершенно очистилось, виновником бывает Иисус Христос Сын Божий и Бог, всего доброго виновник и Творец. Ибо Он Сам говорит: Аз Господь Бог, творяй мiр (Ис.45:7).

Душа, будучи благодетельствуема и услаждаема Иисусом, с радованием неким и любовью воздает Благодетелю исповеданием, благодаря и с веселием призывая Умиротворившего ее: ибо внутри себя мысленно видит, как Он развевает мечтания злых духов.

И воззре, – говорит Давид, – умное око мое на мысленных врагов моих, и востающие на мя лукавнующие услышит ухо мое (Пс.91:12,13). И воздаяния грешникам зрел я от Бога во мне совершающимся (Пс.90:8). Когда же нет никаких мечтаний в сердце, тогда ум стоит в естественном своем чине, готов будучи подвигнуться на всякое сладостное созерцание, духовное и боголюбивое.

Таким образом, как я сказал, трезвение и молитва Иисусова взаимно входят в состав друг друга, – крайнее внимание в состав непрестанной молитвы, а молитва опять в состав крайнего в уме трезвения и внимания.

Добрый педагог и телу, и душе есть незабвенная память о смерти, и то, чтобы, минуя все посреди сущее (т. е. между настоящей минутою и часом смерти), ее всегда пред собою зреть, и тот самый одр, на котором имеем лежать, разлучаясь с телом, и прочее.

Нельзя, братия, предаваться сну тому, кто хочет всегда пребывать не уязвленным. Но одно из двух неизбежно – или пасть и погибнуть, обнажившись от добродетелей, или всегда стоять (на страже) с вооруженным умом: так как и враг всегда стоит со своим ополчением (подстерегая).

Рождается в уме нашем Божественное некое состояние от непрестанного памятования и призывания Господа нашего Иисуса Христа, если не будем нерадеть о всегдашнем к Нему во уме молении, о непрерывном трезвении и о приставническом или привратническом деле (т. е. своих пропускать, а чужих отгонять), но воистину одно и одинаковым образом совершаемое всегда будем иметь дело призывания Иисуса Христа Господа нашего, с горением сердца взывая к Нему, да даст Он нам причаститься (вкусить) Святого Имени Своего (чтобы оно в сердце внедрилось). Ибо учащение (частое повторение одного и того же) есть матерь навыка, как в отношении к добродетели, так и в отношении к пороку, а навык потом державствует, как природа. Пришедши в такое состояние, ум сам уже ищет супостатов, как звероловный пес зайца в кустах, но сей ищет для того, чтобы пожрать, а тот, – чтобы поразить и разогнать.

Итак, всякий раз как случится умножиться в нас лукавым помыслам, ввергнем в среду их призывание Господа нашего Иисуса Христа и тотчас увидим, что они начнут рассеиваться, как дым в воздухе, – как научил нас опыт. Когда после сего ум останется один (без помыслов смущающих), возьмемся опять за непрерывное внимание и призывание. Так будем поступать всякий раз, как потерпим такое искушение.

Как невозможно нагому телом выйти на войну, или переплыть большое море в одеждах, или жить, не дыша: так невозможно без смирения и непрестанного моления ко Христу научиться мысленной и сокровенной брани, и искусно преследовать ее и пресекать.

Опытнейший в делах великий Давид говорит ко Господу: державу мою к Тебе сохраню (Пс.58:10) – (т. е. к Тебе обращаясь за помощью). Так и сохранение державы сердечного и мысленного безмолвия, от которого рождаются все добродетели, бывает в нас от содействия Господа, давшего нам заповеди, и отгоняющего от нас, когда непрестанно призываем Его, непотребное забвение, которое паче всего губит сердечное безмолвие, как вода огонь. Посему не предавайся, монах, сну от нерадения на смерть себе, но именем Иисусовым бичуй супостатов, и сие имя сладчайшее, как сказал один мудрый, да прилепится дыханию твоему: и тогда узнаешь ты пользу безмолвия.

Когда мы недостойные сподобимся со страхом и трепетом причаститься Божественных и пречистых Таин Христа Бога и Царя нашего, тогда наиболее покажем трезвения, хранения ума и строгого внимания, да огнь сей Божественный, т. е. Тело Господа нашего Иисуса Христа, потребит грехи наши, и наши, – малые и большие, – скверны. Ибо, входя в нас, оно тотчас прогоняет из сердца лукавых духов злобы и отпускает нам прежде бывшие грехи, и ум наш тогда оставляется свободным от беспокойной докучливости лукавых помыслов. Если после сего, стоя у дверей сердца, будем тщательно сохранять ум свой, то, когда опять будем сподобляться св. Таин, Божественное Тело более и более будет просвещать ум наш и делать его блестящим подобно звезде.

Забвение обыкновенно погашает хранение ума, как вода погашает огонь. Но непрестанная молитва Иисусова с неослабным трезвением в конец испаряет его из сердца. Молитва имеет нужду в трезвении, как малая лампадочка в свете свечи (может быть, – как лампада в безветрии, чтобы гореть, как свеча).

Должно болезненно пещись о сохранении того, что драгоценно; драгоценно же для нас по истине лишь то, что сохраняет нас от всякого зла, как чувственного, так и мысленного. Это есть хранение ума с призыванием Иисуса Христа, – то, чтобы всегда смотреть во глубину сердца и непрестанно безмолвствовать мыслью – даже, скажу так, и от помыслов, кажущихся десными, и стараться быть пусту от всяких вообще помыслов, дабы не утаились под ними тати. Но, хотя и болезнуем мы, с терпением пребывая в сердце, впрочем, утешение близко.

Сердце, непрестанно хранимое, которому не попускают принимать виды, образы и мечтания темных и лукавых духов, обыкновенно рождает из себя помыслы световидные. Ибо, как угль рождает пламя, так много паче обитающий от святого крещения в сердце нашем Бог, если находит воздух сердца нашего чистым от ветров злобы и охраняемым стражбою ума, возжжет мысленную силу нашу к созерцанию, как пламя восковую свечу.

Должно всегда вращать в пространстве сердца нашего имя Иисус – Христово, как молния вращается в воздушном пространстве, пред тем, как быть дождю. Это хорошо знают имеющие духовную опытность во внутренней брани. Брань эту мысленную будем вести в таком порядке: первое дело – внимание; потом, когда заметим, что подошел вражий помысел, бросим на него с гневом слова клятвы из сердца; третье за тем дело – помолиться на него, обращая сердце к призыванию Иисуса Христа, да развеется этот демонский призрак тотчас, чтобы иначе ум не пошел в след этого мечтания, как дитя, прельщаемое каким-либо искусным фокусником.

Потрудим себя, подобно Давиду взывая: Господи Иисусе Христе! – Пусть измолчет (голос потеряет) гортань наша, но умные очи наши да не престанут устремляться горе в уповании на Господа Бога нашего (Пс.68:4).

Помня всегда притчу о неправедном суде, которую изрек Господь в научение нас, что должно всегда молиться и не унывать, (и действуя по ней), – и пользу получим, и отмщение.

Как невозможно, чтобы у того, кто взирает на солнце, не блистали сильно зрачки: так невозможно не светиться и тому, кто всегда проникает в воздух сердца.

Как невозможно жить теперешнею жизнью без пищи и пития: так без хранения ума и чистоты сердца, – что есть и называется трезвение, – невозможно душе достигнуть чего-либо духовного и Богу угодного, или избавиться от мысленного греха, хотя бы кто страхом мук и удерживал себя принудительно от грешения делом.

Впрочем, и те, которые нуждением неким воздерживают себя от греха делом, блаженны пред Богом, Ангелами и человеками: потому что нудящие себя суть восхитители царствия небесного (Мф.11:12).

Вот что дивно в плодах для ума от безмолвия, что в нем грехи, стучащиеся сначала в ум только помыслами, чтобы, если будут приняты мыслью, сделаться потом грубыми, чувственными грехами, все отсекаются мысленно во внутреннем нашем человеке добродетелью трезвения, которая не позволяет им входить внутрь и известись в злые дела, мановением и заступлением Господа нашего Иисуса Христа.

Образ внешних, чувственно-телесных подвигов есть Ветхий Завет, а св. Евангелие, которое есть Новый Завет, есть образ внимания или чистоты сердечной. И как Ветхий Завет не доводил до совершенства, не удовлетворял и не удостоверял внутреннего человека в деле Богоугождения: ничтоже бо, говорит Апостол, совершил есть закон (Евр.7:19), а только грубые преграждал грехи (отсекать от сердца помыслы и пожелания порочные для сохранения сердечной чистоты, что есть Евангельская заповедь, выше, чем, например, запрещение исторгать око или зуб у ближнего): так разумей и о телесной праведности и телесных подвигах, о посте, говорю, и воздержании, спании на голой земле, стоянии, бдении и прочих, кои подъемлются обыкновенно из-за тела и страстную часть тела успокаивают от греховных движений. Хорошо, конечно, и это все, как сказано и о Ветхом Завете (что добр Закон); потому, что служит к обучению внешнего нашего человека и к охранению от страстных дел. Но подвиги эти не суть охранители и от грехов мысленных, или возбранители их, т. е. не сильны избавить нас от зависти, гнева и прочего.

А чистота сердечная, т. е. блюдение и охранение ума, коего образом служит Новый Завет, если соблюдается нами, как должно, все страсти и всякое зло отсекает от сердца, и искореняет из него, и вместо того вводит в него радость, благонадежие, сокрушение, плач, слезы, познание себя самих, и грехов своих, памятование смерти, истинное смирение, безмерную любовь к Богу и людям и Божественное рачение сердечное.

Как ходящему по земле невозможно не рассекать этого воздуха: так невозможно сердцу человеческому не быть непрестанно бориму от демонов, или не подлежать скрытным от них воздействиям, хотя бы кто и строго проходил телесные подвиги.

Если о Господе хочешь не по видимости только быть монахом, благим, кротким и с Богом всегда соединенным, но и по истине быть таковым желаешь, то всеусильно старайся проходить добродетель внимания, которая состоит в блюдении и хранении ума и в установлении сладостного сердечного безмолвия и, свободного от мечтаний, блаженного состояния души: – дело, которое не во многих найдешь.

Добродетель внимания именуется мысленным любомудрием. И проходи ты ее в великом трезвении и теплом усердии с молитвою Иисусовою, со смирением и непрерывностью, с молчанием чувственных и мысленных уст, с воздержанием в ястии и питии и с удалением от всего греховного, проходи ее путем мысленным искусно с рассуждением, и она с Божию помощью раскроет тебе то, чего не чаял, даст тебе знание, просветит, умудрит и научит тому, что прежде и в ум приять не имел ты способности, когда ходил во тьме страстей и темных дел, будучи погружен в бездну забвения и смятения помыслов.

Как долины обильно плодят пшеницу, так она обильно наплодит в сердце твоем всякое добро, – или лучше, сие подаст тебе Сам Господь наш Иисус Христос, без Которого мы ничего творить не можем. И сначала ты найдешь ее лествицею, потом книгою, в коей будешь читать, наконец, более и более преуспевая, найдешь ее градом, Иерусалимом небесным, и Христа Израилева, Царя сил, действительно узришь умом, с Единосущным Его Отцем и споклоняемым Духом Святым.

Бесы вводят нас в грех всегда лживым мечтанием. Так мечтанием обогащения и корысти настроили они нечестивого Иуду предать Господа и Бога всяческих. Ложными мечтами о телесном довольстве, ничтожном по себе, о чести, богатстве, славе, вовлекли они его в богоубийство, а потом ввергли в самоубийство удавлением и вечную исходатайствовали ему смерть, – совершенно противное тому, что представляли ему в мечтании или прилоге своем, воздав ему, коварные.

Вот и смотри, как лживыми мечтаниями и пустыми обещаниями ввергают нас в падение враги нашего спасения. И сам сатана таким же образом спал с небесных высот, как молния, возмечтав о равенстве Богу. Так потом Адама отдалил он от Бога, внушив ему мечту о Божеском некоем достоинстве (всезнании), так и всех согрешающих обыкновенно обольщает этот лживый и коварный враг.

Горечью от яда худых помыслов исполняется сердце наше, когда, вознерадев по причине забвения, надолго отводимы бываем от внимания и молитвы Иисусовой. Но когда по любви к Божественному, с крепким усердием, прилежно начнем в нашем детелище мысленном (в мысленной мастерской, в сердце) совершать вышереченное (т. е. внимание и молитву), оно опять исполняется сладости в чувстве услаждения Божественным неким радованием. Тогда-то твердые полагаем мы намерения всегда ходить в безмолвии сердечном и не ради чего другого, а ради ощущаемой от него в душе приятной сладости и отрадности.

Наука наук и искусство искусств есть уменье управляться с злотворными помыслами. Самое лучшее против них средство и искусство – смотреть с помощью Господа за появлением прилога их и мысль свою всегда хранить чистою, как храним око телесное, им же самим остро-зорко усматривая могущее случайно повредить его и всячески стараясь не допускать до него даже порошинки.

Как снег не породит пламени, вода не родит огня, терн – смокв: так сердце каждого человека не освободится от бесовских помыслов, слов и дел, если не очистит своего внутреннего, не сочетает трезвения с молитвою Иисусовою, не стяжает смирения и душевного безмолвия, и не будет со всем усердием тещи, поспешая в предняя. Душа, себе не внемлющая, неизбежно бывает бесплодна на благие и совершенные помышления, подобно бесплодному мулу, потому что и в ней нет разумения духовной мудрости. Воистину призывание имени Иисусова и упразднение страстных помыслов есть сладостное дело, водворяющее мир душевный.

Когда душа зле входит с телом в соглашение, когда они обе вместе созидают град тщеславия и столп гордости, и для обитания в нем (плодят) нечистые помыслы. Но Господь страхом геенны расстраивает согласие их и разделяет их, понуждая госпожу душу мудрствовать и говорить чуждое и противное телу (рабе). От сего страха и разделение между ними происходит: зане мудрование плотское вражда на Бога: закону бо Божию не покоряется (Рим.8:7).

Каждодневные дела наши надобно ежечасно взвешивать, внимая им, а вечером необходимо облегчать бремя их покаянием, сколько сил есть, если желаем, с помощью Христовою, препобедить в себе зло. Надобно также смотреть, по Богу ли, пред лицом ли Бога и для единого ли Бога совершаем мы все свои чувственные и видимые дела, чтобы по неразумию не быть окраденными присем какими-либо не добрыми чувствами.

Если мы с Божией помощью каждый день приобретаем что-нибудь чрез наше трезвение, то не следует нам без разбора вступать в сношения с другими, чтобы не понести ущерба от каких-либо соблазнительных бесед, но паче надобно презирать все суетное красоты и благотворности ради этой добродетели (трезвения), прелюбезной и пресладкой.

Трем силам души мы должны давать движение правильное, сообразное с их естеством и согласное с намерением создавшего их – Бога. Именно: силу раздражительную надобно подвигать против внешнего нашего человека и против змия – сатаны. Гневайтеся, сказано, и не согрешайте (Пс.4:5). Это значит гневайтеся на грех, т. е. на самих себя и на дьявола, чтобы не согрешить против Бога. Силу желательную надо устремлять к Богу и добродетели, а мысленную поставим госпожой над обеими ими, чтобы с мудростью и благоразумием упорядочивала их, вразумляла, наказывала и начальствовала над ними, как царь начальствует над подданными. И тогда сущий в нас разум по Богу будет управлять ими (т. е. когда будет господствовать над ними, а не им покоряться). Хотя страсти и восстают на разум, но мы не перестанем повелевать, чтобы разум правил ими. Ибо брат Господень говорит: аще кто в слове не согрешает, сей совершен муж, силен обуздати и все тело (Иак.3:2). Истинно говоря, всякое беззаконие и грех сими тремя силами делаются, и всякая добродетель и правда этими же тремя силами совершаются.

Ум омрачается и становится бесплодным, когда монах или поговорит с кем о мiрских вещах, или мысленно сам в себе поразглагольствует о них, или когда у него тело с умом суетно займутся чем-либо чувственным, или когда он вообще предается суетности (и суетливости). Ибо, в таком случае, тотчас непосредственно за тем теряет он теплоту, (сокрушение, дерзновение к Богу и ведение, забывает о Боге и порядках Божиих): так что поскольку внимаем мы умом, постольку просвещаемся, и поскольку не внимаем, – омрачаемся.

Кто повседневно стремится к миру и безмолвию ума и усердно ищет его, тот легко презрит все чувственное, дабы не напрасно трудиться. Если же он какими-либо ложными мудрованиями обманет свою совесть (что не беда быть занятым чем-либо чувственным), то горькой уснет смертью забвения, о неуснутии коею молится Божественный Давид (Пс.12:4 – да не когда усну в смерть). Апостол же говорит: ведущему убо добро творити, и не творящему, грех ему есть (Иак.4:17).

Приходит же ум из нерадения опять в свойственный ему чин и трезвение, если тотчас, как сознаем охлаждение, возгоримся ревностью и с теплым усердием опять восстановим обычное делание ума (трезвение и молитву).

Мельничный осел не может подвинуться вперед, шагая по колесу, к которому привязан (шагает, а все на одном месте, пока не остановят колеса): и ум не подвигнется вперед в совершенство-творной добродетели (т. е. в трезвении, ведущем к совершенству), если не упорядочит своего внутреннего (остановив кружение там помыслов). Ибо таковой слепотствует всегда внутренними очами, не имея возможности видеть добродетель и светозарного Иисуса.

Конь добрый и сильный весело скачет, приняв седока: ум же веселием возвеселится во свете Господнем, когда заутра предстанет Ему свободным от всяких помышлений (Ис.5:4). Сам себя разгорячая, пойдет он «от силы» деятельного любомудрия ума в дивную «силу» созерцания и тайн неизреченных, и добродетелей, а когда воспримет, наконец, в сердце свое безмерную глубину возвышенных Божественных помышлений, тогда «явится ему Бог богов», сколько вместимо это для сердца (Пс.83:8). Пораженный сим ум любовно славит тогда Бога, зримого и зрящего, Который ради того и этого спасает так устремляющего к Нему умственный взор свой.

Высокую глубину узрит разумно держимое безмолвие сердечное, и дивное услышит ухо убезмолвившегося ума.

Путник, начав совершать путешествие далекое, неудобопроходимое и трудное, и опасаясь на возвратном пути заблудиться, ставит на дороге знаки, как путеуказателей, которые помогли бы ему удобно возвратиться восвояси: а муж, шествующий путем трезвения, пусть ставит (в качестве примет) словеса (слышанные от Отцов), опасаясь и себе того же (т. е. заблудиться в пути или попятиться назад).

Но для путника возвращение туда, откуда вышел есть причина радости, а для трезвенника возвращение назад есть пагуба разумной души и знак отступления от богоугодных дел, слов и помышлений. И будет он, во время смертоносного сна душевного, иметь помыслы, которые, подобно остнам будут будить его (от усыпления), напоминая, в какое глубокое помрачение и расслабление ниспал он, по причине вознерадения своего.

Впадши в прискорбности, отчаянности и безнадежности (– в крайности безвыходные, из которых выпутаться нет надежды), надобно нам и себе то же делать, что делал Давид, – «изливать» сердце свое и моление свое пред Богом, и печаль свою, как есть, возвещать Господу (Пс.141:3). Ибо мы исповедаемся Богу, яко могущему премудро устроить все, нас касающееся, и беду нашу, если полезно, сделать легкой (удобоносною и удобоисходною), и избавить нас от пагубной и разрушительной печали.

Гнев на людей, не по естеству движимый, печаль не по Богу и уныние – все равно гибельны для добрых и разумных помыслов, но Господь, расточая их нашего ради исповедания, водворяет радость.

Помыслы, против воли нашей втеснившиеся и стоящие в сердце, обыкновенно изглаждает молитва Иисусова с трезвением из глубин помышления сердечного.

Облегчение и радость в скорби от множества бессловесных помыслов обретем мы, когда укорим себя искренно и беспристрастно, – или возвестим все Господу, будто человеку (присущему нам). Всячески этими двумя способами найдем успокоение от всего (смущающего).