Текст книги "Дольмен"

8

Весть о связи Шанталь и Никола уже облетела остров. С быстротой молнии переходила она из уст в уста базарных торговок, обсуждавших ее с наслаждением истинных гурманов. Каждой не терпелось, опередив остальных и сопроводив новость дополнительными подробностями, увидеть на других лицах волнение, только что испытанное самой.

Гвен была не из тех, кто тратит время на пересуды. Она с безразличным видом пересекала рыночную площадь, не упуская, однако, из внимания ни словечка из того, о чем шептались вокруг.

– Убийство? Да нет, Господи, не может быть!

– По менгиру текла кровь Жильдаса?

– Мать честная, как во времена разбойников!

– Вроде полицейский из Парижа арестовал доктора Перека?

– Да тот еще узнал, что его жена путается с мальчишкой Кермеров!

Оглядевшись вокруг, Гвен увидела Лойка, который на противоположной стороне площади загружал верши с крабами в ресторанный «универсал». Сплетни могли докатиться и до него. Она прибавила шаг, направляясь к автомобилю.

– Невозможно, у них двадцать лет разницы!

– Если уж Шанталь захочет мужика… Вот малыш Кермеров и не растерялся!

На этот раз Лойк услышал. Он бросил вершу и вцепился в плечо проходившей мимо женщины.

– Что ты болтаешь о моем сыне, дура?!

– Все об этом знают! Пустите!

Подбежала Гвен, пытаясь вырвать из его рук несчастную, которая не переставала вопить, что говорит чистую правду.

– Скажи, Гвен, ведь это не так?

Молчание было красноречивее любого ответа. Лойк побледнел и с перекошенным от злости лицом ринулся в машину.

– Лойк! Подожди, Лойк!

Но «универсал» уже тронулся с места. Из раскрытого кузова посыпались верши, откуда начали расползаться получившие свободу крабы.

После встречи с Артюсом Мари уже не сомневалась, что интрижка Шанталь и Никола перестала быть тайной. Она прибавила скорость, чтобы поскорее добраться до отеля. У брата было золотое сердце, но временами его охватывали приступы трудноконтролируемого гнева. Что, если Лойк узнает о связи сына с женой Перека? Племянник то и дело умудрялся влипнуть в какую-нибудь неприглядную историю. В прошлом году ей даже пришлось вмешаться: Никола принял участие в действе, которое обернулось несчастьем. Во время «обряда инициации», организованного группой подростков, в числе которых был и Никола, один из них погиб от удушья. Полиция сочла, что произошел несчастный случай, и, слава Богу, в прессе не всплыли имена фигурантов дела, поскольку все они оказались несовершеннолетними. Мари скрыла от Лойка, что в связи с этим ей стало известно о принадлежности племянника к так называемой друидической секте, руководство которой, пользуясь наивностью мальчишек, привлекало их к распространению мелких партий наркотиков.

Лишний раз Мари упрекнула себя в том, что уделяла племяннику мало внимания после смерти его матери. Тогда мальчику исполнилось три года. Ей вспомнилось бледное и серьезное личико во время похорон. На кладбище Никола не плакал; впервые столкнувшись с жестокостью реального мира, он уединился в мире воображаемом.

Сломленный горем, Лойк оставил сына на попечение своих родителей. Жанна, души не чаявшая во внуке, отличалась жестким характером, и мальчику недоставало нежности. Мари когда-то тоже от этого страдала, и Никола, подобно ей, часто убегал к Милику, в молчании которого было куда больше тепла, чем в неиссякаемой энергии его супруги.

Голова Никола глухо ударилась о стену. Лойк уже не владел собой. Не соизмеряя силу, он набросился на сына, осыпая его оскорблениями:

– Хуже кобеля! Какая мерзость! Ненавижу!

– Выслушай! Это не то, что ты думаешь, мы с Шанталь… любим друг друга!

Ярость Лойка только возросла. Новый удар. Никола увернулся, а отец, потеряв равновесие, налетел на шкаф. Тогда он выпустил полную обойму слов, еще более крепких, чем его кулаки:

– Шанталь – шлюха! Весь остров знает, что она ездит в Брест и трахается там с кем попало!

Снести такого Никола не мог, он кинулся на отца и нанес ему такой мощный удар в челюсть, что тот упал на пол.

– Никола! – взревела Мари, показавшись в дверях.

Она стала их разнимать, но не на шутку разошедшийся Никола оттолкнул ее и вновь обрушился на отца. В конце концов ей удалось оттащить парнишку, у которого от обиды и злости по лицу текли слезы. Лойк по-прежнему лежал на полу.

– Дерьмо! Бить отца? Никогда тебе не прощу!

Дрожа от гнева, Никола ответил, что плевать ему на его прощение: никому и никогда он не позволит чернить имя Шанталь – единственной, кто его любит!

С трудом поднявшись, Лойк с отвращением взглянул на сына:

– Не желаю больше тебя видеть в этом доме! И на острове! Иначе завтра же отведу в участок, где из тебя моментально выбьют всю дурь, гарантирую!

– Ты сам не знаешь, что несешь, дай я с ним поговорю!

– Нечего с ним говорить!

– Папа…

– Больше ты мне не сын! – зарычал Лойк.

– Лойк, не смей! – простонала Мари. – Клянусь, Нико, он так не думает!

– Вон! Уйди отсюда! – Схватив сестру за руку, Лойк грубо выпроводил ее из комнаты. Никола свернулся клубком на кровати, его плечи вздрагивали от рыданий.

Два часа спустя Мари осторожно постучала в комнату племянника.

– Нико, ты здесь? Ответь, пожалуйста!

Дверь была закрыта на ключ, на голос тетки Никола не отреагировал. Поднялся Лойк, снова потребовав, чтобы она оставила сына в покое.

– Не суйся, куда тебя не просят!

От него пахло спиртным, и, зная, какое оно оказывает действие на брата, Мари решила не спорить, а постараться его переубедить. Они вместе спустились в бар. Она осторожно завязала разговор о ближайшем будущем племянника, но Лойк, по-прежнему рассерженный, обратил свою агрессивность против нее:

– Ты и без того наделала дел! После твоего возвращения на остров нас преследуют несчастья. Неужели не понимаешь, что от тебя одни неприятности?

– Перестань, я здесь ни при чем! Почему все против меня? В чем моя вина? Я делаю все возможное, чтобы найти убийцу Жильдаса, бросаю работу…

– Тебя кто-нибудь об этом просил? Никто! Если и правда хочешь помочь – убирайся отсюда!

Лойк вышел, громко хлопнув дверью, а Мари вновь осталась один на один со своими горькими размышлениями.

Она долго бродила по пляжу, стараясь избавиться от ощущения глубокой несправедливости и непонимания, с которыми постоянно сталкивалась в последнее время, и пытаясь привести мысли хоть в какой-то порядок. Вдруг Мари вспомнила о Кристиане, и ей захотелось поскорее прижаться к груди жениха, вобрать часть его энергии и уже не чувствовать себя такой одинокой. Включив мобильник и обнаружив одиннадцать посланий от Кристиана, она посетовала, что забыла о нем на столько часов. Кристиан сообщал, что был вынужден уехать в Брест на пресс-конференцию и они увидятся лишь вечером, в отеле. «Целую тебя, моя любовь!» – заканчивалось последнее. Мари позвонила, но номер был занят, и она тоже отправила ему весточку, нежную как никогда, поскольку считала себя виноватой.

«Семья Перек», «Семья Кермер». Гордый проделанной работой, Стефан Морино передал парижанину досье, о которых тот его просил. В служебном рвении он составил справку и о Патрике Риане, присовокупив к ней две последние книги писателя.

– На всякий случай не помешает, этот парень не из здешних мест.

– Я тоже, – заметил Люка, чтобы его подколоть.

Специалисту по ритуальным преступлениям никак не удавалось сосредоточиться на досье семейства Кермер. Мысли его навязчиво крутились вокруг Мари. По лицу майора блуждала улыбка – он вновь видел перед собой ее стройное тело, облепленное мокрым платьем, округлую грудь… Он повидал немало красоток, кое с кем был знаком и поближе, но куда им всем до Мари!

Пришлось признаться, что она крепко его зацепила. Со свойственным ему прагматизмом Люка пытался понять, что было в ней привлекательного. Зеленые глаза, неуступчивость, дерзкий характер? Нет, что-то не поддающееся определению, что-то… Телефонный звонок прервал его лирические раздумья. Выслушав своего собеседника на том конце провода, Ферсен повесил трубку.

– Морино!

В проеме двери возникла физиономия старшего сержанта.

– Мне только что позвонили из судебной полиции. Завтра рано утром они приедут за Переком, а на ночь поручаю его вашим заботам.

Тот поморщился, но возражать не решился.

Ферсен встал со стула, снял с вешалки пиджак и захватил книжки Риана, впервые прочитав их названия: «Святилище Керридвен[8]8
  Кельтская богиня подземного мира.


[Закрыть]» и «Говорящие камни». Что ж, по крайней мере они будут напоминать ему о деле. Перед уходом он попросил Морино собрать данные о рабочих судоверфи. На этот раз Стефан раскрыл рот.

– Я думал, убийцу уже нашли, – проворчал он, кивнув в сторону камеры Перека.

– А презумпция невиновности? Слышали о такой? Пока не будут готовы результаты анализов, следствие придется продолжать.

Едва за ним закрылась дверь, как старший сержант дал себе волю:

– Ну и тип, слишком много о себе понимает! «Морино, сделай то! Морино, сделай это!»

Дверь снова раскрылась, и послышался голос Ферсена, который не упустил ни словечка из монолога подчиненного:

– Раз уж вы остаетесь, Морино, заведите заодно досье и на Керсенов. Доброй ночи!

Стефан метнул свирепый взгляд в сторону камеры, где Перек неподвижно лежал лицом к стене, и с размаху плюхнулся в кресло.

По случаю приема «настоящего писателя» Армель де Керсен подкрасила губы и достала из шкатулки бриллианты. Званые ужины Керсены устраивали не часто. Изредка они приглашали в гости кого-нибудь из бретонской аристократии: только самых избранных, наименее разорившихся и строгих приверженцев традиций, иногда высокопоставленных чиновников, кто мог впоследствии пригодиться, как, например, прокурор Бреста Дантек и его жена Карлин, всю жизнь сокрушавшаяся, что у нее нет титула. Армель не отказывала себе в удовольствии лишний раз блеснуть: зажигались старинные люстры, извлекались фамильное столовое серебро и скатерти с вышитыми гербами Керсенов.

За ужином разговор, естественно, крутился вокруг окровавленного менгира. Артюс хотел было сменить тему, но Карлин и Армель, очарованные Рианом, продолжали забрасывать писателя вопросами по его излюбленной теме: кельтские обряды и легенды, приправленные мистикой, – именно то, что и происходило сейчас в Ландах. Боже, до чего это романтично!

Риан был в ударе: любезный и обольстительный, он охотно отвечал дамам, не забыв о легенде «Мэри Морган» и менгирах, обагренных кровью островитян. Он лукаво намекнул, что в одной старинной книге даже нашел упоминание, что кто-то из Керсенов был среди береговых разбойников и разделил их общую судьбу.

– Если в вашем семейном архиве есть документы, касающиеся легенды, или вам известны факты, которые легли в ее основу, буду счастлив с ними ознакомиться…

Артюс нахмурился, тем более что Пи Эм в запале опять сболтнул лишнее.

– Ничегошеньки! К отцу лучше с этим не обращаться, верно, папа?

– Все, что имело к ней хотя бы отдаленное отношение, я давно передал в музей. Полагаю, не следует ворошить подобные истории, способные воспламенить слабые умы…

Разговор был прерван звоном серебряного подноса, упавшего на мраморный пол. Все взоры обратились на выпустившую его из рук Жанну, которая, словно оцепенев от испуга, стояла в дверях. На сбивчивые извинения экономки первым отреагировал Риан, который встал на ее защиту, когда Армель принялась в резкой форме отчитывать старую женщину, – он-де считает госпожу Кермер очень мужественной, раз она продолжает исполнять свои обязанности, несмотря на постигшее ее семью глубокое горе.

– Страшно потерять сына, какой бы ни была его смерть…

– Отец знает об этом не понаслышке, – согласился с писателем Пи Эм, – он так и не оправился после гибели моего дорогого старшего брата.

От Риана не укрылось изменившееся лицо Артюса, и он не устоял перед любопытством.

– А что с ним случилось? – спросил он, обращаясь к его снохе.

Сияющая от того, что писатель удостоил ее вниманием, Армель с гордостью произнесла:

– Мой зять умер как герой от вражеской пули во время Алжирского восстания. К несчастью, мы не успели познакомиться и… – Тут она заметила резкий, выражавший досаду жест Артюса и осеклась. – И я предлагаю вам пройти в столовую, – закончила она тоном образцовой хозяйки дома.

Вечером, уединившись в своей спальне, Мари никак не могла успокоиться. Сначала она взялась за роман, прочтя несколько первых страниц, но мысль, с утра сверлившая ей мозг, к концу дня превратилась в навязчивую идею. Устав ей сопротивляться, Мари отбросила книгу в сторону, тихо вышла и, достав из кармана ключ-отмычку, позаимствованную в приемной, направилась к номеру Ферсена.

Обойдя комнату, Мари открыла шкаф и улыбнулась: целый ряд ботинок – роскошных, начищенных, за исключением одной пары, безнадежно испорченной дождем и грязью. Увидев небольшой чемоданчик, она открыла его без колебаний. Там оказалось несколько тонких папок, которые Мари осторожно перелистала, читая названия. Взгляд ее задержался на одной: «Жильдас Кермер. Результаты вскрытия». Дрожащими пальцами она вытащила папку и погрузилась в чтение. На ее лице почти сразу отразилось удивление.

В этот момент дверь бесшумно открылась.

– Проникновение со взломом! – с порога возвестил Люка.

Мари вздрогнула, немедленно положила папку, затем, выпрямившись, подошла к парижанину.

– Хорошо, раз уж вы застали меня на месте преступления, я сдаюсь! – Она протянула к нему обе руки, одарив Ферсена улыбкой, одновременно виноватой и кокетливой.

Тот чуть не поперхнулся и, чтобы придать себе уверенности, взял папку.

– Интересно, что за маленькие красные следы были обнаружены на его указательном и среднем пальцах? Ваш брат употреблял наркотики?

Мари решительно тряхнула золотисто-рыжей гривой. Конечно, Жильдас выпить любил, но когда однажды выкурил сигарету с травкой, тут же потерял сознание и больше не пробовал.

– Патологоанатомы сочли их следами от уколов, – продолжил Люка.

– Возможно, таким способом была взята кровь, которая потом оказалась на менгире? – осмелела Мари.

– Взятие такого количества крови из пальца технически невыполнимо.

– А кровь, сочащаяся из менгира, – это технически выполнимо? Распорядитесь лучше, чтобы в лаборатории продолжили исследования!

Люка поразился – воистину наглости ей не занимать: поймана с поличным и тут же поучает его, как нужно работать!

Сделав вид, что он очень рассержен, Ферсен выпалил:

– Вон! – И чуть мягче добавил: – Отправляйтесь спать!

Как ни странно, Мари покорно направилась к выходу. На пороге она обернулась и с ангельской улыбкой пожелала ему спокойной ночи.

Когда за Мари закрылась дверь, Ферсен схватился за голову: эта бретонка окончательно выбила его из колеи.

Вернувшись к себе, Мари с удовлетворением вспомнила «сцену вторжения». Впервые за последнее время она осталась собой довольна, ей удалось одержать верх над парижанином, который, в сущности, оказался не таким уж противным. Взглянув на часы, она снова пробежала глазами первые страницы романа. Детектив вгонял ее в скуку: что ни говори, а действительность куда интереснее, чем вымысел. Мари перевернула страницу и увидела на белой бумаге яркий отблеск. Она продолжила чтение, но не успела преодолеть и несколько строк, как странное явление повторилось. Заинтригованная Мари подняла голову. Неужели она бредит наяву? Луч света шел от маяка! Выскочив на балкон, она не поверила глазам: фонарь маяка, бездействовавшего лет двадцать, с равными интервалами прочесывал окрестности.

То и дело переводя взгляд с пляшущего луча на дорогу, Мари ехала в сторону маяка. Внезапно свет исчез. Сбитая с толку, она сбавила скорость. Ну как тут не усомниться в собственном рассудке? «Риан там живет, он все объяснит», – подумала она и нажала на газ. Машинально Мари потянулась рукой к ноге, по которой что-то ползло – крупное насекомое или маленький зверек. «Не мог писатель самостоятельно наладить сложный механизм, никого не поставив в известность…» Она вновь почувствовала что-то ползущее, теперь по другой ноге, посмотрела вниз, но в темноте ничего не разглядела. Пришлось включить освещение. Толстая ткань куртки помешала ей ощутить прикосновение клешней крохотного краба, который находился на ее спине, затем появился второй, направляясь прямиком к шее. Мари со все возрастающим отвращением чувствовала, как по ее ногам взбираются все новые и новые твари, и тут она взвыла от ужаса: по рукавам куртки ползло с полдюжины маленьких крабов! Один добрался до шеи, она вздрогнула и, отбросив его, вдруг осознала, что ее атакуют уже десятки других, они впиваются в волосы, падают в вырез свитера, резиновые сапоги, карабкаются по юбке…

Мари, словно в кошмарном сне, принялась отбиваться от крабов, поскрипывавших на ее спине и груди, мохнатые клешни уже царапали ей лицо… Она выпустила руль…

Автомобиль сделал резкий разворот, с которым ей не удалось справиться, и заскользил к обрыву, затем Мари подбросило от сильного удара, и машина остановилась. Очнувшись, она вспомнила о крабах, которые буквально роились на ней, и попробовала открыть дверь, но та не поддавалась. Внезапно перед «мегари» выросла чья-то темная фигура, и дверь распахнулась. Выскочив наружу, Мари принялась лихорадочно отряхиваться, избавляясь от крабов, которые цеплялись за ее одежду, путались в волосах, и лишь через несколько секунд заметила присутствие Риана, с изумлением за ней наблюдавшего.

– Что вас заставило перевозить крабов в такое время?

Мари взорвалась:

– Я не перевожу крабов, а хочу знать, откуда они берутся!

– Судя по всему, из вашего автомобиля, – не теряя спокойствия, заметил писатель.

Но Мари полностью утратила чувство юмора. Усевшись на камень, она застыла, будто ее парализовало.

Немного подождав, Риан, вздохнув, подошел поближе:

– Хотелось бы получить какие-нибудь объяснения, не зря же я рисковал своей машиной, чтобы помешать вашей свалиться в пропасть… Почти полночь, и у меня нет желания здесь ночевать.

Придя наконец в себя, Мари извинилась и тут же вспомнила о маяке.

– Вам удалось починить фонарь?

Писатель удивленно поднял брови и снова вздохнул. Он относился к Мари с большим уважением, хотя почти ее не знал, но сегодняшним вечером она была попросту несносна. Уступая ее настойчивости, он предложил вместе подняться и проверить состояние маяка.

Преодолевая нескончаемые ступеньки винтовой лестницы, Мари вкратце рассказала писателю, что произошло. С помощью мощного электрического фонаря, который одолжил ей Риан, Мари убедилась, что спутанные и покрытые пылью мотки проржавевшего, изъеденного солью кабеля находились в абсолютно нерабочем состоянии. Она даже потрогала огромную линзу, чтобы проверить, холодная ли она. К ней вернулось, увы, уже хорошо знакомое ей чувство неясной тревоги. Не могло же это быть галлюцинацией? Значит, кто-то, воспроизводя отдельные элементы легенды, снова старался ее напугать.

Ее состояние передалось Риану.

– Зато нашествие крабов вполне реально. Ясно, что это козни ваших недоброжелателей. – Писателю удавалось читать ее мысли. Мари взглянула на него с почти суеверным страхом. Он продолжил: – Предполагаю, только вы можете угадать, кому выгодно вывести вас из игры.

Нет, среди жителей острова, которых Мари знала с детства, не нашлось бы человека, способного…

– Кстати, откуда вы ехали в такой час? – поинтересовалась она.

Удивленный неожиданным вопросом, Риан рассмеялся:

– Я смотрю, вы при любых обстоятельствах остаетесь прежде всего профессионалом!

И писатель рассказал, что он возвращался от Керсенов, вечер был безнадежно скучным, прокурор Бреста с женой сидели с деревянными лицами, он понял, что приглашен для оживления обстановки, и с честью вышел из этого испытания…

Они еще долго стояли, облокотившись на перила верхней галереи маяка. Легкий ветер играл волосами Мари. Отсюда даже ночью при неверном свете луны просматривался весь остров. Двадцатью метрами ниже волны бились о камни, рассыпая шумные фонтаны серебристых искр. Мари почувствовала на себе взгляд Риана.

– Оригинальное выбрали вы жилище, – заметила она, чтобы прервать молчание.

Тот помедлил, прежде чем ответить, глаза его были устремлены в даль.

– Здесь я свободен… В гармонии с небом, землей и морем… Мягкий тембр его голоса, в котором сквозила грусть, взволновал Мари. Ей было хорошо рядом с ним. Красота ночного моря, присутствие писателя и в особенности его голос оказывали на нее почти магическое действие. Странный человек, странный выбор – приехать и поселиться здесь.

– Как же сильно нужно любить одиночество, – подумала она вслух.

– Пожалуй, мне уже не избавиться от этой привычки. – Осторожным жестом он накинул ей на плечи свою куртку.

– Есть у вас семья? – тихо спросила Мари.

С обезоруживающей простотой Риан поведал ей, что давно лишился родителей, в Ирландии, откуда он был родом, у него никого не осталось, а женой и детьми он не имел счастья обзавестись. Закончив рассказ, он посмотрел на нее с нежной улыбкой:

– Слишком поздно я вас встретил…

Мари выдержала пристальный, слегка тревожный взгляд серых глаз, который он не отвел. Во власти новых, приятных и вместе с тем смущавших ее ощущений, она вздрогнула, собрала рукой распущенные волосы и сказала, чтобы развеять чары:

– Для ирландца вам явно не хватает акцента.

Писатель расхохотался. Она определенно ему нравилась.

– Разговор по душам или допрос – как прикажете понимать? Я много лет прожил во Франции… Нет, вы просто прелесть!

Испытывая одновременно и удовольствие, и неловкость, Мари решила поскорее уйти. Извинившись, что до сих пор не поблагодарила его за помощь, она распрощалась с писателем под предлогом, что у нее свидание с женихом, который наверняка уже беспокоится.

Две красные точки выписывали на дороге зигзаги. Риан долго смотрел вслед удалявшемуся «мегари». Каждая встреча с Мари Кермер вызывала в нем волнение, близкое к восхищению. Чего-чего, а смелости ей хватало с избытком – каждое новое испытание придавало Мари еще большую решимость идти до конца. Как же плохо нужно было знать Мари, чтобы поверить в ее отступничество! Риан очень надеялся, что в своих поисках истины она сумеет за себя постоять.