Текст книги "Ставка на возвращение"

Глава 4

Сейнер был крайне странно устроен, в этом Ростик мог убедиться, когда они отходили от Валламахиси, по-прежнему движущегося своим курсом. На сейнере было слишком много пушек, хотя и небольших калибров. На нем была слишком большая команда, как на какой-нибудь канонерке. Но при этом у него были огромные трюмы и мощные холодильники, а потому Ростик все-таки решил называть это судно сейнером.

Командовала им женщина из губисков среднего роста, с очень пышной копной белых волос, которые она определенно не любила прятать под форменным, похожим на шлем колпаком из грубой кожи. Капитаншу звали Синтра, и она очень недоверчиво смотрела на Ростика, хотя того это мало заботило.

Для него гораздо важнее было выстроить сколько-нибудь доверительные отношения с Карб, почти человеческого роста пурпурной девушкой, насколько можно было судить, относительно молодой, тоненькой, производящей впечатление хрупкости и незащищенности. Именно Карб ящероподобный Лодик и подчинил Ростика как командиру, конвоиру и главному советнику в том, как бы устроить новую службу человеку на плавающем острове пурпурных.

При всей внешней хрупкости Карб оказалась довольно энергичной. Получив задание опекать непонятное существо, так похожее на губиска, но с другим цветом волос, глаз и кожи, относящееся к явным врагам, она долго звонила куда-то, пробовала отказаться, из чего можно было сделать вывод, что распоряжения пернатых ящериц уже можно было как-то оспорить, но, нарвавшись на отказ, бойко принялась за дело.

Первым делом, она приказала Росту вымыться, а пока он плескался под душем, раздобыла ему темно-серый комбинезон, в которых ходила половина пурпурных из палубной команды. Комбинезон оказался почти впору, только в поясе иногда трещал тканью, похожей на легкую брезентуху. Когда Рост привел себя в порядок, она отвела его в полупустую казарму, где обитали только пурпурные гиганты, из не самых смышленых и довольно неряшливых, и заявила, что спать несколько последующих дней ему предстоит тут. Здесь же в специальном шкафчике он мог держать личные вещи, которых, к обоюдному облегчению, конечно, не оказалось.

Потом она показала, где Ростику теперь предстояло обедать, и занялась выяснением времени выхода сейнера в море. Им пришлось ждать несколько дней, во время которых Рост был предоставлен себе, но пока не решался отходить от своей казармы – или кубрика? – слишком далеко. Все-таки он выяснил, что может ходить по «своему» кораблю почти всюду, где пускали среднего роста пурпурных. На другие корабли ход ему был запрещен, как и в машинное отделение, но он не слишком и рвался снова оказаться в вонючих подпалубных помещениях.

Чтобы быстрее сориентироваться, он отыскал подобие библиотеки и с помощью все той же Карб сумел получить для начала сборник старинных легенд пурпурных, скорее даже сказок, написанных на едином. Ему казалось, что, зная произношение основных слов и общий принцип письменности, он сумеет в них разобраться, но не тут-то было. Он пытался научиться читать книги пурпурных почти два дня, пока не догадался попросить что-нибудь еще проще, что-то вроде букваря для продвинутых великанов губисков, которые по уровню своего развития относились скорее к детям, чем к нормальным особям.

Дело пошло быстрее, он выучил половину из почти восьмидесяти основных букв алфавита пурпурных и около двух десятков из почти сотни неосновных знаков. Но зато выучил их очень хорошо, даже попробовал каллиграфически воспроизводить их, когда его в подобии читального зала нашла Карб и коротко приказала:

– Все, люд, безделье кончилось, пошли работать.

Они перебазировались на сейнер, который почти сразу отошел от Валламахиси по меньшей мере километров на восемьдесят. На ночь глядя они не вылетали на разведку, но еще за час до того, как включилось солнце, Карб подняла Ростика, который отлично выспался в тесной, но неплохо вентилируемой каюте, где находилось еще с десяток пурпурных великанов, храпевших почти как люди во сне. И они, наконец, приступили к делу, заниматься которым ему приказал Саваф.

Это был обычный антиграв пурпурный, с пушечной башенкой наверху, с тремя загребными губисками из высоких, и одним пилотом, как очень быстро стало ясно, главным пилотом всех антигравов этого сейнера. Еще выяснилось, что на этом кораблике находится очень много летающих лодок, но Ростик, лишь чуть-чуть сосредоточившись, понял, что губиски не тащат трал за кораблем, а сбрасывают сети с воздуха, и потому главной рабочей силой тут были именно антигравы. Все узлы на тросах и сетях, которые при этом возникали в воде, разумеется, распутывали викрамы.

Вот последнее Ростика заинтересовало, поэтому впервые за все время плена он стал спрашивать, то есть подал голос самопроизвольно, а не отвечая на вопросы.

– Меня зовут Рост, – сказал он пилоту, поглядывая на него из правого пилотского кресла. – Мне хочется спросить тебя…

Пилот поежился, бросил на Роста неопределенный взгляд и вдруг вполне добродушно отозвался:

– Спрашивай.

– Почему нам приходится ловить эту рыбу, когда имеются викрамы?

– Очень просто, – отозвался пилот. – Когда они находят приличный косяк, они тут же пытаются поесть как следует, даже с запасом… А потом теряют активность. – После паузы добавил: – Кроме того, командиры считают неправильным, если рыболюди сообразят, что сумеют самостоятельно прокормиться в море. Какой тогда для них останется интерес в службе на Валламахиси?

Ответ был не только дельный, но и откровенный. Рост облегченно улыбнулся. И это, как ни странно, растопило лед. Пилот кивнул, словно подтверждал что-то, и произнес вот что:

– Меня зовут Джар, я главный по залову рыбы на кораблике, с которого мы взлетели.

Он так и сказал – «залову», словно это было что-то особенное. А может, и в самом деле. Ведь вылавливание рыбы для перенаселенного плавающего города, постоянно нуждающегося в продуктах питания, да еще в сообществе пурпурных, с их жесткой иерархией, должно было выражаться именно в таких вот формах самоидентификации.

– А про меня, наверное, тебе уже рассказали, откуда я и чем раньше занимался, – сказал Рост и посмотрел на пилота.

Джар, немного удивленный, не сводил с Роста внимательного взгляда. Он хотел понять, что творится в душе этого странного, обросшего волосами по всему лицу чужака, который, похоже, не понимал, что сдает самый главный для себя тест – окажется ли полезен для их города, достаточно ли гибок и умен, чтобы встроиться в существующую структуру?

А Рост со смешком, от которого отвык за время рабства на гидропонных и грибных фермах, понял, что Джар сейчас на его стороне, что пурпурному захотелось, чтобы Ростик этот тест сдал. И наилучшим образом. Из-за этого Рост вдруг обрел уверенность, что не просто сдаст, но благодаря такому к себе любопытству, едва ли не дружескому интересу, сумеет все сделать куда лучше, чем от него ожидалось.

И тогда на него стал потихоньку, незаметно, но все ощутимей, накатывать один из сильнейших, какие он только помнил, приступов предвиденья. Еще не всезнание, которое без тренировки и ментальной сосредоточенности было невозможно… Но уже предвиденье.

А пока он стал думать, сколько в том, что он так старался, так мучительно иногда пытался прорвать завесу неопределенностей, было от желания удивить своих боловских друзей, слегка выпендриться перед ними, заслужить какое-то особенное их участие, и сколько просто от природы. Сейчас, когда он даже забыл, каково это – видеть будущее, он мог думать о своих друзьях, оставшихся в Людомире, и о себе, прежнем, почти спокойно. Он снова улыбнулся и негромко оповестил Джара:

– Все будет хорошо, Джар, вот увидишь.

Они поднялись над сейнером, бороздившим довольно глубокие, зеленоватые волны океана, а потом Рост чуть не вскрикнул – так сильно на него подействовал привычный диск света под антигравом от отражающегося в воде солнца, стоящего над головой, в зените. И еще он почти сразу понял, что сейнер идет немного не в том направлении, что нужно. Он даже положил руки на рычаги управления.

– Не трогай, – напряженным голосом отозвался пилот.

Рост пожал плечами и поудобнее устроился в тесном кресле. Потом проговорил:

– Не знаю, где тут восток и запад… – Сообразив, что последние слова произнес не совсем правильно, почти по-человечески, коротко добавил: – Лучше направляйся вон туда.

Показал рукой. Джар нахмурился:

– Мы подходим к площадям, занятым плавающими водорослями. Значительных косяков тут не бывает.

– Тебе водоросли нужны или рыба?

Джар хмыкнул, как иногда хмыкал Антон, и изменил курс. Теперь они пошли над водой на довольно значительной высоте, метров триста. Для того чтобы лететь чуть быстрее, этот эшелон был в самый раз, но на нем Ростик плохо разбирал, что тут творилось с рыбой, поэтому он попросил снизиться метров до пятидесяти. Понятие «метра» у Джара не оказалось, но он послушно приспустился, пока Рост не попросил его выровнять лодку.

Они летели не очень долго, чуть больше получаса, отдалившись от сейнера километров на сорок, и в направлении почти параллельном курсу Валламахиси, когда Рост уверенно оповестил:

– Здесь.

– Что здесь? – не понял Джар.

– Здесь находится самый большой из ближайших косяков.

– Тут не может быть рыбы, – мотнул головой пурпурный. – И никогда не было, потому что…

– Он прямо под нами, – терпеливо, как ребенку, пояснил Ростик.

Джар насупился, потом что-то прокричал на языке своего племени, сбросил скорость и совсем опустился к воде. Сзади послышалась возня, какие-то негромкие команды, и в воду полетела небольшая кошелка на длинном тросике. Они пролетели всего-то километра полтора, как вдруг сзади послышался какой-то негодующий, даже возмущенный вопль. Джар дрогнул:

– Доставай!

– Не могу, – отозвались сзади, – она переполнилась.

– Так что же мне… до корабля ее волочь? – взорвался Джар. – Доставай, говорю.

– Я уж и горловину затягиваю, а она… не затягивается, переполнена же!

Джар плавно развернулся и пошел вбок. Потом опомнился, повернулся к Росту:

– Где кончается твой косяк?

– Вон там, – Рост опять махнул рукой, указывая направление, едва ли не противоположное тому, куда летел Джар. – Только до него километра три, он большой очень, я же предупредил.

Джар почти застонал, снова развернулся, потом осторожно, чтобы не лишиться кошелки, вывел машину с привязанным сзади хвостом, полным рыбы, из косяка. Снова спросил, уже осторожно:

– А теперь?

– Тут рыбы меньше, можно, наверное, и вытащить вашу снасть.

Пурпурные так и сделали. Затянули горловину, как-то подняли из глубины и поволокли по воде, вспенивая волны. Антиграв шел тяжело, словно волок за собой целый сейнер, не меньше.

– Ты как почувствовал рыбу-то? – спросил Джар с сильным акцентом, как говорил, должно быть, с приятелями, почти… простонародно, как подумалось Ростику.

– Почувствовал.

– А раньше сказать не мог? – вдруг разозлился Джар. Это было так… по-человечески, что Ростик рассмеялся. – Ну, чего смеешься?

– Я не знал конструкцию вашей сетки, думал, вы забрасываете снасти с двух антигравов, может, даже с трех.

– И с двух, и даже с пяти. Просто мы тебе не верили, взяли ту штуковину, с которой на разведку летаем. Понимаешь? С пробной сетью, которую… наполнить даже до половины обычно не удается. Она так сконструирована. – Джар помолчал, потом покачал головой, почти как Ким. – Хрень какая-то, никогда такого не видел, чтобы за милю прохода над косяком набить ее под завязку.

До сейнера они тащились почти два часа, потом возникли кое-какие трудности, чтобы завести фал от трала на приемное устройство сейнера, а когда все-таки сели на корабль, Джар пошел… жаловаться на Ростика, из-за которого, по его мнению, они чуть не потеряли пробную кошелку.

Рост воспринял это спокойно. Он сделал свое дело, а в том, что разведка оказалась так скверно организована, в общем-то, его вины не было. Довольно скоро на палубе показалась Карб, она хмурилась, все время постукивала стеком по сапожку, но не дралась, должно быть потому, что еще не успела даже дожевать что-то, а значит, только что встала из-за стола. Потом к Ростику, пристроившемуся под тенью от «их» гравилета, подошла Синтра с двумя какими-то пурпурными, в чинах настолько, что они даже выговаривали что-то капитанше.

– Ты чего устроил? – спросила Синтра, когда Рост вытянулся перед ней.

– Нашел косяк, как было приказано.

– Ты чуть снасть не порвал.

– Как не порвал, когда именно порвал! – возмутился один из подошедших с ней пурпурных.

Рост окинул его взглядом и понял, это был какой-то из местных трал-мастеров. И спецов по поиску рыбы. То, что Рост его «обскакал», и то, как легко он это сделал, теперь ставило его в невыгодное положение. Что он и пытался компенсировать упреками.

– Ерунда, – отозвался Рост, – снасть можно починить… Хотя, должен заметить, меня не ознакомили с ее конструкцией.

– Ах ты!.. – трал-мастер замахнулся.

Но сзади раздался уверенный и жесткий голос Карб. Трал-мастер опустил руку, зло зыркнул на Роста и ушел.

– Ладно, – решила перейти к делу Синтра, – куда нужно держать курс, чтобы…?

Тут уж вперед вышел Джар, память у него оказалась отменной, даже в этих безбрежных, кажущихся абсолютно непроницаемыми для ориентировки пространствах он чувствовал направления совершенно свободно. Он быстро выложил угловые координаты относительно их курса, расстояния и даже, кажется, определил способ оптимальной доставки выловленной рыбы к сейнеру.

Синтра его выслушала, кивнула.

– Хорошо, так и сделаем. А ты, – она повернулась к Ростику, – так и знай, наверх все равно пойдет докладная о твоем… твоей безответственности.

Рост послушно опустил голову. Он знал, что результаты этой пробы его возможностей все равно должны были, так сказать, запротоколировать. Пусть уж лучше там будет сказано, что он перевыполнил свое задание. Уж очень ему понравилось после двух с лишним лет рабства летать над морем.

Синтра повернулась, чтобы идти на мостик, отдавать распоряжения о смене курса и подготовке к лову. Но ее остановила Карб.

– Может, мы с этим… – она указала на Ростика, – полетаем в округе. Пусть еще пару косяков отыщет. Если он такой ловкий, можно будет и другие сейнеры сюда вызвать.

– Ты сама хочешь с ним теперь летать? – все еще хмурясь, спросила Синтра.

– Теперь-то я его и на шаг от себя не отпущу, – твердо решила Карб.

– Я не против.

Рост едва не разулыбался. Теперь эти ребята говорили в его присутствии только на едином. Это имело какое-то серьезное для него значение, хотя… Об этом рано было еще рассуждать.

– Куда же я вас посажу? – взъерепенился Джар.

– Я сяду рядом с тобой, – резковато ответила Карб, – а его посадим в башенку.

– Там пушки, туда не полагается сажать тех, в ком мы не уверены… Вдруг он пальнет?

Карб внимательно посмотрела на Роста. И решилась.

– Не пальнет. У него теперь другая роль, и он это понимает не хуже нашего. – Она еще раз подумала. – Впрочем, на всякий случай сними оттуда пушки.

Теперь Рост отлично понял, почему Джар так цыкнул на него, когда Рост потянулся к рычагам управления, боялся, что Рост может вывернуть из его рук машину и разбить ее о воду.

– А Мо-ичи?

И тогда, снова мобилизовавшись, почти незаметно для себя, Рост сообразил, что речь идет о летающих прозрачных китах. Для убедительности Джар пояснил:

– Я без башенных пушек от них не отобьюсь, сожрут они нас.

– Обещаю, что не стану палить без команды, – сказал Рост негромко. – И прозрачных китов тоже сумею отогнать, если их будет не слишком много.

Карб и Джар уставились на него, словно он никогда прежде с ними не разговаривал и они даже не подозревали, что он это умеет.

– Кто поверит обещаниям раба? – проскрипел Джар, но как-то неубедительно.

– Обещаешь? – переспросила Карб. Повернулась к Джару. – Ну, если он нарушит свое слово, тогда его можно будет убить. А очень большого вреда он все равно не нанесет.

Джар заворчал, уже внутренне признавая, что деваться некуда, придется довериться этому чудному чужаку. Потом оповестил:

– Тогда – что? Сменим загребных и полетели? – снова в его тоне прозвучали очень простонародные нотки.

Карб кивнула и пошла к антиграву, чтобы занять свое место. Рост облизнул губы, потому что ему вдруг захотелось пить, но последовал за ней. Кажется, он уже видел, куда пилот сунул фляжку с водой, а может, даже разбавленным каким-нибудь местным соком, хотя сомнительно, что на Валламахиси, где всего было очень мало, имелись какие-нибудь фрукты, из которых имело бы смысл давить сок. А если они и имелись, то оставались недоступными летчику такого невысокого ранга, как Джар.

Информацию о том, что есть какие-то «ненадежные», которую ему очень хотелось бы обдумать, следовало оставить на потом. Но сама эта мысль как-то согревала, внушала надежду… Пусть пока и призрачную.

Глава 5

Кажется, все началось с того, что Ростик почувствовал, причем довольно неожиданно, что море изменилось. Цвет, направление, рисунок и характер волн – все стало другим, более знакомым и в то же время более чужим. Ну, что волны изменились по сравнению с теми, к которым он привык за месяцы поиска рыбы, было не удивительно. Но то, что волны имели другой цвет и вид по сравнению с теми, которые он видел у Людомира, было для него неожиданностью. Хотя, если подумать, все было правильно. Дома-то море он видел в заливе, а это, что ни говори, совсем другое дело, чем океан. Да и вообще, если бы он не прожил несколько лет в Храме на самом берегу, когда другой интересной «картины», кроме волн и неба вокруг, просто не было, скорее всего, он бы ничего не заметил.

Его отношения с Джаром и, что более важно, с Карб к тому времени продвинулись уже настолько, что Рост смело обращался к ним. Причем иногда так, что они только ругались, потому что не могли ответить и на половину его вопросов. А треть из них даже не понимали. Но хуже всего было то, что огромное количество своих слов теперь плохо понимал и сам Ростик.

Даже не потому, что они звучали необычно, резали слух, а порой отрицали тот смысл, который он привык вкладывать в эти же слова на едином, например, когда на них говорили аймихо. А потому, что эти слова, в силу их не всегда ясного представления, вызывали такие странные идеи и, следовательно, такие необычные предположения, что Рост терялся, когда его просили пояснить, что он имеет в виду. Кажется, он стал к этому даже привыкать и в какой-то момент принялся думать, что если хорошо понимает, что хочет спросить, тогда идея сама по себе не интересна, и если он подумает, то самостоятельно найдет ответ на любой вопрос. Как, например, по поводу изменившегося моря.

Когда в таких случаях он приставал к Джару, тот только хмурился. Синтра вообще зыркала на него так, что он только вытягивался, как новобранец перед командиром, к чему привык еще в бытность свою бессловесным рабом. А вот когда он все-таки решался поинтересоваться о чем-либо у Карб, она обычно отвечала, хотя и не так, как он ожидал. Она вообще оказалась наиболее информированной из трех его новоприобретенных знакомых и в большей степени, чем Синтра или Джар, была склонна к рассуждению, не замыкалась на ограниченной задаче, и потому разговаривать с ней было интересно.

По поводу его замечаний о море, например, она ответила:

– Подходим к Вагосу, ты правильно заметил. Только ты об этом особенно не распространяйся, все и так на взводе.

– Почему? – снова поинтересовался Ростик.

Они сидели, так сказать, за трапезой, ели свежевыловленных, только что хорошенько прожаренных с помощью солнечных зеркал рыбок-капистр, напоминающих крупных азовских бычков, вкуснее которых, пока они свежие, вообще не было.

– Там нас расформируют, – отозвалась Карб после паузы.

– Кого «нас»?

– Валламахиси. Все корабли, экипажи, и даже тебя это коснется, потому что… Наш общий командир, которого ты видел, тоже будет куда-то переведен. А значит, он может от нас отказаться, ведь мы выполняем не слишком ответственную работу.

И Карб отчего-то погрустнела. Хотя, как Ростик думал, подобные перетряски должны были часто происходить в динамичном, склонном к постоянному движению обществе губисков. Она, как обычная женщина, легко привыкала к постоянству и определенно хотела, чтобы добытые привилегии и удобства не ускользали. Поэтому она и расстроилась, решил Рост.

Про себя он подумал, что ему-то бояться нечего. Уж очень на него неприятное впечатление произвел чегетазур Саваф, да и «общий командир» несупена Пинса, которую имела в виду Карб, тоже не проявляла доброжелательности по отношению к Росту.

А еще, возможно, он так думал, потому что впервые сколько-нибудь успешно начал читать книжки. Разумеется, пока самые простые, для детей, скорее даже для несмышленышей. Но и из них узнавал много любопытного.

Например, он узнал, что губиски, или пурпурные, как он обычно их про себя называл, бывают трех видов. Первым видом, наиболее влиятельным, были г'меты, почти всегда занимающие офицерские должности, маленькие, чрезвычайно подвижные, с которыми лучше было не связываться, потому что, помимо способностей к суггестии, они не были склонны заводить долговременных отношений. Это Ростик понял и из наблюдений за короткими пурпурными, и из текстов, которые прочитал. Они даже браки между собой не поддерживали, кажется, им это было не нужно, или они вообще плохо относились к детям. Иногда для не очень определенных целей иных из г'метов выбирали несупены, но тогда, и только тогда они служили своим командирам очень преданно.

Следующими по влиятельности были губиски примерно человеческих размеров, габаты. Эти не очень любили физическую работу, в основной части, как понял Ростик, являлись интеллигентами – врачами, учителями, инженерами, редко торговцами, в том смысле, в каком в цивилизации пурпурных вообще существовала торговля. Эти были уже в большей степени, чем г'меты, склонны к долговременным отношениям, почти в половине случаев вступали в супружество, но браки их часто распадались, потому что менять партнеров было знаком «избранности». Но даже в распавшихся семьях они продолжали опекать своих отпрысков, которых иногда оказывалось довольно много, потому что женщины-габаты вообще рожали чаще других.

Последней, третьей разновидностью пурпурных были гиганты, или п'токи. Вот они, как правило, охотно работали физически, особенно мужчины, из них получались неплохие, насколько Рост мог судить, военные, а самые толковые даже входили в нижний офицерский корпус, и не только в армии, но и в гражданских областях. Из них часто выходили надсмотрщики или бригадиры для ламаров, квалифицированный обслуживающий персонал, строители и даже конструкторы. Они чрезвычайно любили детей, причем не только своих, увеличенных габаритов, но и от г'метов или габатов. Обычно они жили большими, сложными, многосоставными семьями, и если кто-то из этих семей добивался на каком-либо поприще хоть некоторых успехов, обычно «тащил» за собой весь свой клан, чего у других губисков почти не бывало.

Еще в тех же книжках Ростика очень заинтересовали ярки, или ярк, то есть он встречал и несклоняемую форму определения этих существ. Это и были те самые пернатые ящерки с очень ясными, завораживающе-красивыми глазами. Эти существа были теплокровными, живородящими и определенно находились в каком-то родстве с дварами, вот только из этих примитивных книжек не совсем понятно было, в каком именно. Про них довольно много было написано. Их главной особенностью было то, что якобы они обладали свойством животной левитации, умели падать почти с любой высоты, не разбиваясь, а наиболее тренированные даже зависали в воздухе, подпрыгивая с места.

Они пользовались каким-то необъяснимым влиянием на несупенов, но обычно хорошие ярки – хотя и непонятно было, что вкладывалось в это понятие, – уходили служить уже чегетазурам. Тем самым каменноподобным уродам, которые получались из несупенов.

Чтобы получить чегетазура, несупена обычно выхолащивали, обрубали его коротенькие ноги, уродливые ручки и вживляли какие-то не очень понятные приборы. Чегетазуры после определенной подготовки и тренировки составляли костяк всей этой довольно сложной, развитой по Полдневным меркам цивилизации. Обычно чегетазуры жили очень долго, многие века, иногда доходило до тысячи лет, но вот что с ними было потом, Ростик, как ни рылся в книжках, не узнал. Возможно, дело было в том, что набор этих самых книжек являл удручающее отсутствие серьезных трудов. А может быть, ему следовало научиться читать получше, чтобы понимать тексты, которые могли просветить его в этих вопросах.

Но вот что интересно, для всех несупенов, определенно, существ не слишком приспособленных для существования в естественных условиях, целью, и смыслом жизни, и даже высшим предназначением было одно – стать чегетазуром. Этого Ростик не понимал. Хотя ему в какой-то момент начинало казаться, что можно объяснить это стремление стать увечным уродом, не способным даже еду поднести ко рту, именно долгой жизнью чегетазуров. Ведь несупены, какими бы влиятельными и развитыми они ни были, редко жили дольше трех-четырех столетий.

А потом все вдруг изменилось, и весьма радикально. Началось с того, что почти половину кораблей, составляющих Валламахиси, как-то ночью оторвали от плавающего острова и увели на север, насколько мог судить по своим, человеческим представлениям Ростик. Потом и оставшиеся корабли через пару дней разбили на несколько групп, и тут же все сейнеры были возвращены на базовый корабль, потому что, как сказала Синтра, теперь стало не до рыболовства.

Ростика вернули в ту же казарму, в которой он обитал сразу после того, как его выдернули из дрожжевого цеха, и, к его удивлению, туда же переселили часть тех губисков, с которыми он привык иметь дело, а именно Карб, Синтру и Джара. Там же оказалось немало надсмотрщиков и даже три ярка. Эти держались особняком. Да и губиски теперь стремились оставаться каждый сам по себе, откровенно рассматривая окружающих как конкурентов.

Их корабль стал формировать небольшую эскадрилью из антигравов, в которую входило два треугольных крейсера, с десяток обычных легких машин и с полдесятка грузовых леталок с двумя котлами. Команды почти на всех этих машинах были уже укомплектованы, и не составляло особого труда догадаться, что они должны были послужить транспортом для тех, кого начальство решило перевести куда-то на другое место службы, сняв с корабля.

А спустя еще дня три Карб вдруг ввалилась в казарму расстроенная до такой степени, что даже не застегнула все пуговицы и пряжки на комбинезоне либо специально их разорвала, выражая крайнюю степень отчаяния. Рост, как обычно, читал что-то, но, заметив ее, подошел и сделал приглашающий к разговору жест рукой. Обратиться к габату без этого жеста считалось серьезной формой неподчинения.

– Чего ты хочешь? – Карб действительно была расстроена, она уселась на табуретку и принялась укладывать личные вещи, которых у нее было на удивление немного, в мешок, чем-то напоминающий солдатский сидор, только побольше размерами и не из брезента, а из легкой и прочной кожи какого-то морского существа.

– Получила новое назначение?

– Переводят на другой корабль, – Карб судорожно, почти по-человечески, вздохнула. – А это значит, что начинать придется с самого низа, не иметь своей каюты, спать в казарме, как тут. – Она осмотрела помещение, в котором было больше коек, чем свободного пространства.

– А если бы Пинса оставила тебя при себе, тебе бы не пришлось начинать… с начала? – снова спросил Ростик.

– Разумеется, я бы сохранила и свои преимущества, и свое звание, и даже, возможно, свой пост.

Про пост, который занимала Карб, Ростик ничего не знал, ему казалось, что последние месяцы пурпурная девушка только и делала, что возилась с ним, с Ростиком-человеком. Но, вероятно, у нее были и какие-то другие обязанности.

– А про меня ты ничего не знаешь?

Карб подняла на Ростика горячий от бешенства взгляд. Но сдержалась.

– Кажется, тебя решили оставить при корабле, уж очень ты ловко рыбу ищешь. Без покровителя не останешься.

Она так и сказала – «без покровителя», а это значило… Ничего это не значит, решил Ростик, останусь вечным наездником в мелких рыборазведческих командах при каком-нибудь другом чегетазуре. И тут же понял, что его это не устраивает. Нужно было что-то делать, причем срочно.

– Куда отправляют Пинсу? – спросил он.

Карб, как ни была она зла, вдруг поняла, что он спрашивает не просто так. Хотя ко всем возможным вариантам развития, которые мог бы предложить Ростик, отношение у нее было весьма скептическим.

– Разумеется, она остается при Савафе. Ему без нее не обойтись. – Карб помедлила, потом все-таки закончила: – Но Савафу из несупенов придают только ее, быть отставленным с большим позором просто невозможно.

Спрашивать про Савафа было бессмысленно. Это были уже такие сферы из иерархии пурпурных, в которые еще недавний раб, а может быть, и нынешний, просто с чуть большей свободой перемещения по кораблю, вмешиваться не смел. Тогда Ростик сказал твердо, даже немного грубо:

– Не можешь устроить мне встречу с Пинсой?

Карб подумала, посмотрела на Ростика:

– Что ты задумал?

Он очень побаивался, что его способность к предвиденью не проявится, но она неожиданно возникла легко и ярко и даже почти безболезненно, как во время самых лучших, самых удачных тренировок, которые ему устраивали аймихо.

– Хочу поговорить.

– Дела ей другого нет, как только болтать с тобой, – буркнула Карб с самым что ни на есть простонародным выговором, частенько свойственным габатам. Но отложила свой мешок и куда-то ушла.

Читать дальше Ростик не мог. Он отложил книгу и просто ждал, полулежа на своей койке. Он хотел бы добиться большей определенности в своем предвиденье. Но ее не было, он не знал, что случится с ним, чем он будет заниматься на новом месте, в чем окажется его выигрыш, если он сумеет остаться при Савафе с Пинсой. Но какой-то выигрыш у него при этом определенно должен быть, это он чувствовал твердо.

Потом его вызвали по внутренней связи, и, когда он пришел на верхнюю палубу, ему показалось, у него возникает дежа-вю, потому что у края платформы, в стороне от корабельных надстроек, его ждал ярк Пинсы. Тот самый, что вытащил Ростика из дрожжевой фермы. Теперь-то Ростик отчетливо видел, насколько Лодик молод и, пожалуй, предприимчив. Иметь такого союзника было бы неплохо с любой точки зрения, но особенно теперь, когда Ростик едва ли не случайно для себя затеял собственную игру, пусть мелкую, но, возможно, такую, от которой для него многое зависело.

Около Лодика находился какой-то г'мет, невыразительный, длинноволосый и, как показалось Ростику, очень злой по той причине, что их всех расформировывали, и потому, что его оторвали от какого-то дела, которое казалось ему более интересным, чем разговоры с Ростом.