Текст книги "Главный противник"

Глава 10

Для Ростика наступили горячие деньки, как и для остальных. Впрочем, не совсем для всех. Потому что по распоряжениям нового Председателя около тех, кто был занят делом, вдруг появились какие-то проверяющие и контролирующие. Ответственности они никакой не несли, но с советами лезли когда надо и не надо.

Ростик отвык за годы своей относительно благополучной, независимой жизни в Храме от того, что кто-то может невесть откуда появиться, наговорить с три короба, и этого вот говорящего нельзя послать подальше, а приходится терпеливо выслушивать. Но, оказалось, в Боловске, вернее, в той системе, которую организовал Рымолов и от которой Мурат Сапаров не отказался, это было в порядке вещей. Кстати, потому, кажется, Ростику и придали этот статус инспектора с такой легкостью.

Уже на третий день Рост понял, что, помимо прочего, это было еще и довольно выгодно – потому что паек проверяющие получали отменный, и даже транспорт им доставался вне очереди. Однако на первых порах он на своей шкуре прочувствовал, как к этим соглядатаям Председателя относятся честные трудяги. А относились они, мягко говоря, не очень. Нет, напрямую ничего не высказывали, но и ничего не делали, чтобы помочь побыстрее вникнуть в ситуацию. Каждое слово о реальном положении дел приходилось вытягивать клещами, а любое, даже разумное, предложение Роста принималось в штыки. Особенно это было странно наблюдать у старых знакомых людей, с которыми Ростик уже не раз делил опасность и победы. Хотя, разумеется, это было давно…

Лишь через пару недель, когда выяснилось, что Рост действительно хочет помочь, а не бежит с каждой неурядицей жаловаться по начальству, отношение к нему изменилось. И с середины мая вся эшелонированная оборона, в общих чертах обговоренная на памятном заседании, стала принимать более-менее осмысленную форму.

Разумеется, быстрее всего стало известно, как обстоят дела с союзниками. Дондик почти напрямую запросил Ростика, чтобы тот помог в его переговорах, и по одному этому стало ясно, что его собственные достижения в получении помощи от ящеров близки к нулю. Он прислал довольно странное письмо, где говорилось, что попутно с дварами Рост мог бы заняться и пернатыми. Из этого Ростик с сожалением сделал вывод, что Шипирик, на которого у него, как выяснилось, была отчетливая надежда, не очень-то склонен к военному союзу. Или, по крайней мере, ему не удалось ему поспособствовать. Конечно, Росту сразу же захотелось связаться с Эдиком Сурданяном, но сделать это было непросто, потому что гелиограф до полуострова пернатых почти не добивал, промежуточных станций никто не предусмотрел, и даже часы связи с этим посольством обговорить забыли. В общем, ситуация с бегимлеси оставалась совершенно неясной.

Примерно в то же время стало известно, что Смага так и не сумел договориться с дикими бакумурами, которые в отличие от тех пернатых, которые обитали в Водном мире, в последнее время все отчетливее проявляли интерес к торговле с людьми. Как Ростик слышал, они согласились составить охранение города на дальних подступах, согласились доставлять некоторые несрочные грузы, но… не больше. Вероятно, они, понимая, что всегда могут уйти в Водный мир, не ощущали нападение пауков на человечество как свою войну. Что касается пурпурных, с которыми должна была работать Лариса, то, как, опять же, краем уха слышал Рост, она не столько агитировала их составить какую-нибудь воинскую или хотя бы трудовую часть, сколько принялась безудержно их использовать на строительстве дополнительных укреплений вокруг алюминиевого завода.

Вообще, в городе вдруг установилась довольно истеричная атмосфера, когда все, кто оттуда приезжал, говорили разное, подчинялись разным начальникам и, по сути, ничего толкового не добивались. Наконец, стало известно, что Мурат, применив силу, а именно Калобухина, установил относительное единоначалие и приказал… строить вокруг Боловска стену, наподобие тех, которые люди возводили вокруг средневековых городов на Земле. Или наподобие стен вокруг Чужого города.

Эта затея со стеной сразу показалась Ростику глупой. Дело было в том, что стена помогала триффидам, потому что их было мало, очень мало. Да и построили они ее, когда их популяция стремительно сокращалась. А людей было слишком много для закованного в стены города, и численность их продолжала расти такими темпами, что за четыре прошедших года отчетливо приблизилась к семидесяти тысячам душ. К тому же главным фактором всех Полдневных войн пока оставались гравилеты, для которых стены были все равно что противотанковые рвы против насекомых, которые приказал в свое время выкопать первосекретарь Борщагов.

Нет, стены решением проблемы не были, и Рост пожалел, что не может послать наверх докладную с протестом… Вернее, послать он ее, конечно, мог, но слишком отчетливо представлял себе многоступенчатую систему существующих чиновных фильтров, чтобы надеяться, что она будет рассмотрена хотя бы в нижнем ряду начальственной пирамиды.

Вместо того чтобы протестовать напрямую, он попытался действовать через Дондика и Перегуду. На это Дондик не отреагировал, то есть даже не прислал извещение, что согласен или не согласен с мнением Роста, а Перегуда прислал короткое печальное письмецо, в котором известил, что Рост переоценивает его, Перегуды, влияние.

Оставалась еще возможность отправиться по начальству самому, но для этого надо было лететь в Боловск, который находился почти в четырехстах километрах на западе, и потратить невесть сколько времени, обивая пороги разных кабинетов без малейшего шанса на успех… В общем, Рост решил, что останется там, где решалась судьба будущего сражения.

А направлений работы, которые он себе выделил как приоритетные, было два. Первое заключалось в подготовке стада насекомых, голодного, огромного и все-таки – управляемого. Вторым было, разумеется, построение отравленного вала. Если первое дело, при всей его внешней несбыточности, трудности и непонятности привлекаемых методов и инструментов все-таки двигалось, то со вторым возникли сложности.

Нет, что касается количества «алмазных звезд», то их в Водном мире было столько, что хватило бы на три таких войны, которая, кажется, предстояла человечеству. К тому же поисковая группа из трех гравилетов, в которые входили три девчушки из аймихо, могла не только выслеживать «звезды», но и предсказывать их примерное продвижение. Так что выбранное животное вполне можно было найти в указанном квадрате, загарпунить и вытащить на твердую поверхность, где его уже добивали.

Сложность первая заключалась вот в чем. Если поиском занималось три гравилета, то гарпунить, расчленять и запаивать куски «звезд» в стеклянные шары мог только снаряженный общевойсковыми химкоплектами полувзвод Бабурина. Они-то и вылетали, как охотники, они-то и пытались сначала перевозить с собой параболические зеркала для того, чтобы запаивать шары, они-то и возились с огромными гильотинными ножницами, чтобы кромсать животных, раскладывая их по сосудам.

Но потом выяснилось, что на возню с каждой из ярко-красных «звезд» уходит почти неделя. То есть успеть к предполагаемому сроку нет ни малейшей надежды. Вот тогда Рост с Квадратным и самим Бабуриным просидели ночь и два дня, вырабатывая новую, поточную схему. Согласно ей стеклянные шары делали заранее, только уже не в виде полусфер, а в виде амфор с длинным и узким горлышком. Конечно, запихивать куски «звезд» в такие амфоры было труднее, зато куда легче было их запаивать. В общем, только от одной этой рационализации труда каждого зверя стали выслеживать и разделывать дня за три. Это было куда лучше, возникала надежда разделать к началу июля пятнадцать-семнадцать «звезд», то есть получить бомб шестьдесят, а то и семьдесят.

Следующей трудностью, с которой столкнулись заготовщики бомб, оказалась та, что даже располосованные на куски «звезды», наглухо запаянные в стеклянные амфоры с сантиметровой стенкой, не хотели умирать. Первым это определил Бабурин, как ему и было положено по должности. И высказался так:

– Знаешь, Гринев, химических бомб, если мы что-то не придумаем, вообще не будет.

Рост в это время жил во временном лагере, устроенном в разветвленных пещерах, вырытых когда-то дикими пернатиками, чтобы прятаться от борыма, в холмах, дающих начало Олимпийской гряде к северо-востоку от Боловска. Место это подходило во всех отношениях, потому что формально никому не принадлежало, и находилось всего-то в сорока километрах на запад от отравленного вала, который тоже строился ударными темпами.

– Что ты имеешь в виду? – Рост не спал перед этим ночь, облетая береговую линию, пытаясь определить, стоит ли строить крепость у моря, чтобы не позволить паукам слишком уж легко обойти предполагаемый вал по мелководью.

– Если хочешь посмотреть, – риторически ответил Бабурин, – то пошли.

Сначала они пролетели на личном гравилете Бабурина километров десять вокруг холмов и оказались, условно говоря, на южном склоне гряды, в месте, которое с самого начала решили использовать для изготовления бомб. Там, объяснившись с десятком латных охранников, выставленных, чтобы дикие бакумуры или пернатики из болот не слишком любопытничали, оба прошли в сумрачную, темную, холодную пещеру, где находились амфоры.

Ростик тут уже пару раз был, но тогда он больше сражался с выданным ему химкомплектом, чем осматривался, а потому ничего толком не понял. Сейчас они были даже без противогазов. Об этом он и спросил в первую очередь.

– Кость, а это безопасно?

Бабурин демонстративно поднял глаза вверх.

– Ты думаешь, у меня появился иммунитет к токсинам «звезд»? И я попутно вознамерился тебя отравить, втащив в безопасное для меня, но смертельное для тебя хранилище?

– Нет, просто хочу узнать, нужно ли бездумно пренебрегать безопасностью?

– Никто безопасностью не пренебрегает. – Бабурин пошел дальше, к показавшемуся бесчисленному ряду лунок с тусклыми полупрозрачными стекляшками. – Просто мы решили, что после наполнения каждой из амфор ее следует несколько раз обрабатывать спиртом, благо, этого добра достаточно…

– Значит, у тебя обмывка этих сосудов ступенчатая? – не удержался Рост.

– Моем трижды, в трех разных местах… Первый раз, где запаиваем амфору, вторично – там, где обмываем все амфоры, а третий раз – где придется, каждую партию в новом квадрате. – Бабурин осмотрелся. – Результат, как говорится, налицо. – Они постояли молча. – Я не по этой причине решил тебя позвать сюда. Вот, смотри.

И Бабурин подвел Ростика к одному из самых дальних от входа сосудов. Он был сделан еще из полусфер, это было ясно по шву, опоясывающему неровный шар объемом литров в шестьдесят, то есть почти с полметра в диаметре. Внутри него шевелилось что-то пятнистое.

– Вес взрослой «звезды», а с мелочью мы почему-то не сталкиваемся, колеблется от двусот пятидесяти до трехсот килограммов. Разделываем ее на четыре, пять кусков. Такого вот шара едва-едва хватает, чтобы эти куски туда запихать, пустого пространства почти не остается.

– Я вижу, – согласился Ростик. Он и забыл об этой особенности Бабурина все объяснять основательно и многословно.

– Так вот, проблема – этот кусок «звезды» сидит тут более месяца, без воздуха и питания. И все еще жив.

Рост наклонился к шару ближе, подняв свой факел, полученный от охранников у входа в пещеру. Это был кусок из середины туловища «звезды» с лоскутом луча. Он немного раздулся, кое-где изменил цвет на бурый, а кое-где просто побледнел, сделавшись розовым. Но вот что интересно – по линии разреза Рост отчетливо увидел зарубцованную ткань. Этот кусок собирался жить, и неопределенно долго.

– Слушай, а как те бомбы, которые вы делали прежде? – спросил Ростик.

– Они превратились в губчатую массу, вроде бумажной пульпы. Кажется, это и можно считать конечным продуктом разложения.

– А разница, следовательно, в силе воздействия… на бомбардируемой местности?

– Не знаю. Я уже тысячу раз говорил тебе, что мы их не испытывали.

Рост вздохнул. Это становилось неизбежным. Нужно было собраться, медленно остановить мышление, как бы нырнуть в колодец всезнания… Боль оказалась терпимой, холода почти не было, а голова перестала кружиться, прежде чем Ростик от слабости уселся на песчаный пол пещеры.

Теперь он знал, что делать, хотя был не рад, что знает, – он слишком дорого платил за каждый из этих сеансов. К тому же почти невозможно было сказать – пройдет ли все гладко, по-аймиховски, или по-русски, с мукой, болью и кошмарами, в которые превратится его жизнь в течение нескольких ближайших часов, а то и дней.

– Нужно вынести эти ампулы на солнце, – проговорил он странно обесцветившимся голосом. – Второе, если можно, попробуй прогревать их параболическим зеркалом, только фокус устанавливай не на стенке сосуда, чтобы ее, не дай бог, не расплавить, а внутри, на ткани «звезды». Третье, как можно чаще переворачивай колбу, словно жаришь «звезду» на сковороде, чтобы не было ни одного холодного участочка стекла… И последнее, одновременно со «звездой» попробуйте напихать туда побольше извести… или концентрированной кислоты, лучше соляной, литра два-три… Нет, все-таки лучше негашеной извести, так будет быстрее.

Потом сознание его все-таки стало таким мутным, что Бабурин даже попробовал довести его до выхода из пещеры. Но зато уже через неделю «известковый» рецепт Ростика оправдался. Бабурин даже выразил некую степень восхищения Ростиковыми способностями, правда, в специфической форме:

– Теперь я понимаю, почему тебя вызвали из затворничества.

Комплимента Рост не понял, но простодушно поинтересовался:

– А почему?

– Ты не прикидывайся, – строго отозвался Бабурин и стал говорить об отравленном вале, который, опять же, сооружали его подчиненные.

С этим отравленным валом было много неурядиц. Вначале, когда солдатикам приказанные меры предосторожности показались излишними, отравилось сразу два отделения. Зато потом они шарахались от этой работы, как от чумы. И лишь после трех недель объяснений, поощрительных пайков и практики небывало миролюбивых увещеваний дело пошло.

Теперь, обнаружив поблизости от подходящего района очередную «звезду», Бабурин высылал гравилет, который, зависнув неподвижно, бросал с высоты метров сорока-пятидесяти тридцатикилограммовый кованый гарпун в середину тела животного. Ускоренный искусственной гравитацией, тот прошивал «звезду», как правило, насквозь, даже если она ползла по дну болотин на глубине метров двух. Потом животное начинали вытаскивать на поверхность. Иногда зазубрины разрывали тело, и тогда «звезда» срывалась. Иногда удавалось вытащить лишь часть… Но и тогда летели в то место, где изготавливали бомбы.

А вот если животное вытаскивали целиком, то скоренько-скоренько, практически на предельной скорости, разумеется, вытравив канат, на котором «звезда» болталась под гравилетом, тащили на полосу, которую теперь даже официально стали называть Перекопом.

Тут уже сидела, как правило, затянутая в комбинезоны команда из трех-пяти человек. Когда им подтаскивали очередное животное, они уже примерно знали место, где разместить его было разумнее всего – чаще всего на верхушках холмов, – откуда отрава быстрее растекалась по округе. Летуны, зависнув, позволяли наземной службе стащить зверя с гарпуна, что иногда оказывалось непросто.

Но, как правило, это делалось довольно быстро, главным образом потому, что ребята на земле не церемонились. Теперь они могли делать со «звездой» что угодно, и даже требовалось нанести ей как можно больше повреждений, чтобы она поскорее начала разлагаться.

Потом «звезду» прибивали к земле колышками, увязывали всю конструкцию бечевкой из местной конопли, чтобы зверюга не сползла с них, а заодно, чтобы сами колышки крепче сидели в земле. И то даже через месяц после этих предосторожностей были случаи, когда «звезда» срывалась с «распятия» и приходилось всю работу делать заново.

Зато когда она покрывалась бурыми волдырями, свидетельствующими, что животное находится при смерти, можно было надеяться, что округа в радиусе километров двух будет основательно отравлена. Хотя, насколько основательно, не знал никто. Это знание должно было возникнуть только в результате опыта, то есть в бою, не раньше.

Глава 11

В какой-то момент стало казаться, что с этим отравленным валом работы не очень много. Но из-за того, что следовало соблюдать предельную осторожность, из-за того, что то один, то другой из ребят, занимающихся его постройкой, заболевал, а это давило на психику, все получалось медленнее, чем Рост ожидал.

И все-таки к началу июня они перекрыли почти весь Перекоп, оставив только небольшую, всего-то километров семь шириной, неотравленную зону, на гребне вытянутого холма почти в середине возведенного вала. Проход этот требовался, чтобы перегнать на ту сторону вала насекомых, с которыми тоже все получалось не так, как хотелось бы, хотя все-таки понемногу получалось.

С самого начала, как выяснилось, аймихо не очень-то уверенно определяли «королев» будущих роев. Особенно старых, которые пролежали под землей, скрываясь от морозов и борыма, несколько лет, а может быть, и десятилетий. Такие самки, обессиленные и вялые, тем не менее могли производить невероятное количество насекомых. Должно быть, те самцы, с которыми эти самки пытались переждать зиму или несколько зим, перед самой смертью делали свое дело, для того чтобы самки, в случае успеха, все-таки произвели потомство, если поблизости окажется металл. К тому же такие старые самки страшно раздувались, когда выползали на поверхность и пытались заложить рой.

Молодые «королевы» плодили не очень большое количество насекомых, но это были сильные и, как высказался Пестель, «смышленые» особи. Что-то в них действительно наводило на мысль о сильном инстинкте или о более продуктивном сознании, как Рост заметил еще в первое лето своего пребывания в Полдневье. Или о памяти, или об умении адаптировать какие-то дальние, блуждающие мысли, сгенерированные невесть где находящимися цивилизациями. О том, что возможно перехватывать некое знание, растворенное в ноосфере Полдневья, никто уже, в общем, не сомневался.

Эти «молодые» рои, несмотря на меньшую численность, довольно быстро пожирали «стариков», лишь иногда щадили самок, которые, получив питание от других насекомых, становились еще больше, еще плодовитее, хотя очень быстро умирали. Иногда буквально за пару недель. Как заметил Пестель, в таком случае потомство этих застарелых «кланов» оставалось подчиненным и в первую очередь становилось жертвами каннибализма.

Вообще, обычай пожирать сородичей, по-видимому, вводили в употребление сами самки. По крайней мере, как свидетельствовал Пестель, который в последнее время стал настоящим знатоком гигантских богомолов и кузнечиков, до того, как самка не сжирала первую жертву, никто из членов роя не рассматривал соплеменников как «бифштекс». Зато потом устанавливалась короткая вакханалия убийств. А в результате рой делался меньше, но сильнее, и самка начинала производить куда более агрессивных и сильных солдат. И почему-то получалось, что после «открытия» сезона каннибализма в течение дней десяти самка откладывала яйца только с солдатами. Зато и солдаты эти добывали охотой невероятное количество пищи, разумеется, если местность не была уже опустошена соседним роем.

В конце апреля и начале мая старцы аймихо под руководством Пестеля «разбудили» на зеленой равнине к юго-востоку от полуострова пернатых около пятидесяти роев. Около двадцати из них оказались старыми и были быстро поглощены соперниками. Но, как сообщил Пестель в середине мая, общая численность насекомых перевалила, по оценке старцев, за тридцать тысяч особей.

Ростик знал, что время еще есть, но все-таки забеспокоился. Слишком уж несопоставимым было число богомолов и кузнечиков с надвигающейся на них армией пауков. Это заставило его задуматься над тем, что делать, чтобы насекомых стало больше. Ответ, который ему дали старцы аймихо, был прост – кормить. И они стали кормить. Вернее, попробовали.

Для начала Квадратный пригнал, подпалив степь перед наползающим на них валом пауков, невероятное количество трехгорбых жирафов, гиеномедведей, шакалов, антилоп и даже, как Ростику показалось, немного вконец одичавших волосатиков. Почти все они были тут же съедены, а некоторое количество роев даже объединилось, должно быть, с прицелом одолеть своих насекомых соседей после того, как кончится эта еда. Идея оказалась здравой – соединенные рои, как правило, оказывались куда сильнее, чем те насекомые, которые оставались по каким-то причинам в изоляции. Наблюдая это, помимо прочего, можно было сделать некие, не вполне относящиеся к делу обобщения, но Рост усилием воли не стал обращать внимание ни на что постороннее.

Его вообще не очень интересовало, что будет после этой войны. Хотя при желании он мог бы, вероятно, провидеть это будущее. Вот только вполне могло оказаться, что будет оно без них, без людей, исчезнувших под валом паучьего нашествия. А раз так, то любые попытки подсмотреть будущее лишь расконцентрировали бы его силы. И это было куда опаснее, чем, например, играть в русскую рулетку, используя старый наган, оставшийся у Роста еще с первых войн.

Когда к началу июня еда у насекомых закончилась и Пестель в очередной раз известил Ростика, что производительность самок снижается да и число роев уменьшилось едва ли не до двадцати штук, хотя общая численность насекомых перевалила за сто тысяч особей, пришла пора искать другие источники протоплазмы. Для начала Рост предложил использовать летающих китов, которые, конечно, были бы почти неисчерпаемым источником мяса, но заставить их уйти от леса дваров, подманивая только запахом латекса гигантских деревьев, не удавалось. Летающие черви отлетали от обычного места своего обитания километров на двести, не больше, а требовалось – почти на четыреста. Тогда Рост предложил Пестелю на пару в срочном порядке изучить поведение борыма, чтобы использовать эту естественную для китов приманку.

Вообще-то борым возникал в Водном мире. В течение лета эти летающие крысята являлись кормом для бесчисленной живности болот, были своего рода мясным планктоном сложившейся тут пищевой пирамиды. Причем питались ими так активно и много, что лишь невероятная плодовитость и способность перелетать с места на место по воздуху спасала крысят от полного истребления. По крайней мере, так показалось Пестелю, и Рост с ним согласился.

И лишь с наступлением зимы, когда болота замерзали, крысята переваливали на твердую землю, двигаясь туда, где чувствовали растительность и пищу, уменьшаясь в количестве. Кстати, вал борыма, который прошел через Боловск в первую зиму, был очень большим по меркам этого континента, должно быть, потому, что крысята чувствовали возросшую активность насекомых. Обычно к той местности, где оказалось человечество, борым подходил уже ослабленным, а к лесу доходил почти полностью истощив свои способности мигрировать – иначе дварские угодья, даже под «охраной» летающих червяков, не уцелели бы.

Вот эту мятущуюся, мягкую, поддатливую, но практически неуправляемую, как вода, массу и нужно было выгнать на Зеленую равнину, где обитало основное количество насекомых. За дело, конечно, взялись аймихо, хотя и предупредили Ростика несколько раз, что они никогда еще подобных заданий не выполняли. Они провозились почти неделю, собрав всех старцев и стариц, потребовав для оперативного нанесения ментальных управляющих сигналов почти пять десятков гравилетов, и, когда Рост уже потерял надежду, борым вдруг стронулся с места. Причем весь разом.

Тогда возникла уже другая опасность – крысята могли уничтожить те стада живности, которые были предназначены для кормежки насекомых во время их миграции на восток от Перекопа.

В общем, следует признать, стада живности и растительность на этих пространствах борым подъел очень здорово, но, с другой стороны, удалось стронуть с места и летающих червяков. И тоже в количестве, значительно превосходящем первоначальные планы. Тогда вызвали черные треугольники, чтобы они расстреливали полупрозрачных летунов, но быстро стало ясно, что даже с вооружением крейсеров сделать это очень трудно. Зато когда с полдюжины червяков все-таки было сбито, насекомые охотно двинулись на восток, должно быть, потому, что почувствовали запах крови и добычи.

Самок кузнецы переносили, используя подобие носилок, сплетенных из травы и веток. Иные из «королев» так раздулись, что сверху, из гравилета, на котором Рост облетал эту двигавшуюся на восток массу насекомых по нескольку раз в день, они казались чудовищными гусеницами, видимыми невооруженным глазом за десятки километров. Во время этого движения самки продолжали откладывать яйца. Их, разумеется, тут же подхватывали какие-то рабочие особи и несли, бережно сжав передними хваталами. Кстати, во время этого похода внутриклановый каннибализм насекомых сошел на нет, зато стало больше охоты на особей соседних роев и на их яйца, которые, впрочем, не поедались, а присоединялись к яйцам собственного роя.

Прежде чем воздушные киты, сообразив, что еды тут больше не будет, стали улетать с равнин около Перекопа, старательно обходя отравленный вал далекой дугой в море, насекомые отъелись и размножились до численности в двести тысяч. Может быть, и больше, как призналась разок Бетра-хо. Еще она добавила, что плодить насекомых западнее вала пока не нужно, иначе аймихо не смогут провести их в узкую «форточку», оставленную в отравленном валу. А потерять несколько десятков тысяч насекомых, взращенных с таким трудом, было бы, разумеется, жалко.

В ночь с двадцать второго июня на первое июля, согласно трехнедельному «месячному» циклу, предложенному Перегудой, первые насекомые самых слабых кланов вошли в этот оставленный для них проход. Этими кланами было проще всего управлять, и они куда лучше подчинялись ментальным приказам старцев аймихо. Причем методика управления насекомыми естественным образом сделалась более результативной и экономной. Теперь даже Рост с его несовершенной чувствительностью мог перехватывать приказы аймихо, сосредоточенные на одном выбранном рое. Когда тот удавалось сдвинуть с места, соседние, даже более сильные кланы богомолов и кузнечиков подчинялись охотнее.

Сначала насекомым удалось проходить по коридору на центральном холме почти без потерь от разлагающихся «алмазных звезд». Но утром третьего июля, когда старцы и пилоты, которые возили их на гравилетах, устали уже до такой степени, что пару раз перепутали восточную сторону Перекопа с западной, произошла трагедия. Почти два роя, отличных, сильных и очень плодовитых, столкнулись на узком гребне холма, передрались, разошлись и… оказались в отравленных зонах. Они погибли не сразу, некоторое время еще посопротивлялись, пытаясь вытащить самок и яйца. Но все-таки погибли, почти целиком. Общая численность отравленных составила более тридцати тысяч особей.

Но нет худа без добра. Во-первых, гибель этих роев очень точно, едва ли не как цветными флажками обозначила границы безопасности для остальных роев. А во-вторых, тех, кто сумел вытащить самок и яйца, почти тут же сожрали другие кланы. И что бы ни говорили разные проверяющие из Боловска, эта пища очень поддержала насекомых в течение первой недели на новом месте.

Это было тем более важно, что теперь им никак нельзя было предоставлять возможность мигрировать дальше на восток. А на западной стороне вала, «до» Перекопа, наконец-то стали собираться «разумные» армии, решившие присоединиться к людям. Почти тридцать тысяч диких волосатиков, хотя, на взгляд Ростика, половину из них составляли женщины и дети, а также некоторое количество пернатых. Пока диких, но к ним все чаще небольшими струйками притекали и бегимлеси из городов, отлично вооруженные и умеющие строить правильный, едва ли не римский по всем статьям лагерь для жилья и обороны.

Да и люди теперь стали подходить, тем более что в центре Перекопа, почти напротив оставленного для насекомых прохода, который, после того как последний рой ушел с Зеленой равнины, в срочном порядке заложили свежевыловленными «звездами», построили колоссальную, почти в сотню метров по фронту, крепость из каменного литья. Сделано это было потому, что Мурат все-таки не сумел устроить стену вокруг всего Боловска, а оградил лишь кое-какие склады, завод и район, где находились дома новых боловских начальников.

Таким образом, вместо одного укрепления получилась система, как минимум, из двух неправильных крепостей, причем их расположение исключало взаимную поддержку во время осады. Ростик осознал это, едва взглянул на карту. И вот, когда эти укрепления были все-таки установлены, вдруг стало ясно, что до предполагаемого сражения остается еще месяц, а деятельность изображать нужно, и строители представлялись самой отмобилизованной командой… В общем, как сказал Каратаев, когда прилетел как-то на Перекоп, построение этой крепости перед центральным холмом оказалось «отличным компромиссом» между воинами и теми, кто хотел что-то делать, но не знал, что именно.

Рост так и не понял, что же было в этом компромиссного, но очень уж сильно не возражал. Он и не ожидал от начальства такого подарка – опорной крепости, где можно было расположить старцев, летунов и центральный командный пункт. Правда, разохотившись, он предложил еще выставить крепость между этой центровой и морем, да еще, хорошо бы, соорудить укрепление в сторону к болотам, то есть по дополнительной – на север и на юг. Но Мурат, погостив в свежеиспеченной крепости пару ночей, даже толком не ответив на это предложение, улетел в Боловск. Со всем своим штабом… Потому что на горизонте уже появились разведчики армии пауков.

До нее было еще далеко, более ста пятидесяти километров. Но для начальства и этого хватило. Тем более что с борта гравилета зрелище наступающей паучьей армии производило сильное впечатление. Теперь пауков стало чуть-чуть меньше, чем ожидалось, должно быть, часть отстала или просто рассеялась, но зато они не скрывались. И всей массой перли на запад, спина к спине, поднимая пыль, объедая по дороге все, даже мельчайшие стебельки травы. Да что там трава – сами камни, после того как по ним проходила эта армия, становились какими-то более округлыми, словно пауки их обсасывали, надеясь выжать хоть немного питательных веществ.

Когда Рост с Пестелем и Квадратным впервые облетал пауков с их тыла, по восточной кромке, и обратил на это внимание, Ким, сидящий, как всегда, за рычагами, приспустился и прошел на бреющем.