Электронная библиотека » Николай Дмитриев » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Жёлтый саквояж"


  • Текст добавлен: 21 апреля 2017, 20:49


Автор книги: Николай Дмитриев


Жанр: Книги о войне, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Перепуганные кони вместе с бестаркой застряли в кустах, подбитый самолёт пылал, как факел, но как-то подсознательно Дмитро понял, что сейчас это не главное, и бросился к пилоту, остававшемуся лежать на траве.

Заметив, что тот слабо трогает рукой карман и пытается что-то сказать, Дмитро наклонился к раненому и сумел разобрать только едва слышный шёпот:

– Письмо…

Догадавшись, в чём дело, Дмитро отстегнул клапан, достал из кармана лётчика сложенный пополам слегка окровавленный конверт и вдруг с неожиданной ясностью понял, что ничем больше помочь не сможет. Всё было кончено…

Теперь уже не спеша Дмитро вывел из кустов упряжку, развернул её на поляне и только было собрался забрать тело, как сверху снова обрушился всё тот же пугающий рёв. Снова по кустам и по бестарке ударили пули, отчего насмерть перепуганный парень свалился на воз, а кони, сами рванув с места, понеслись к дороге…

Окончательно сбитый с толку Дмитро пришёл в себя, когда лес с упавшим самолётом и мёртвым лётчиком остался далеко позади. Кони привычно трусили колеей, позванивала сбруя, и казалось, что всё случившееся было во сне.

Дмитро затряс головой и разглядел лежавший рядом жёлтый кожаный саквояж, замок у которого вместе с бывшей на нём пломбой был напрочь оторван пулей. Парень осторожно протянул руку, открыл саквояж и вдруг увидел наполнявшие его тугие пачки денег…

* * *

Поручик Зенек просидел возле обломков «эрвудзяка» почти сутки. Вывалившись из кабины и рванув кольцо, он сразу понял, что «мессершмитт» намеревается ударить из пулемётов прямо по нему. Зенек тут же скосил едва раскрывшийся купол, резко уйдя вбок, и немец, к счастью, промахнулся.

Стремясь поскорее опуститься, Зенек слишком сильно подобрал стропы, и удар о землю получился таким сильным, что поручик на какое-то время потерял сознание. Когда же, придя в себя, он попробовал встать, оказалось, что левая нога сильно ушиблена, и ступать на неё нестерпимо больно. Однако, понимая, что шагать всё равно надо, Зенек заставил себя кое-как идти и, припадая на покалеченную ногу, медленно побрёл к дальней опушке, над которой поднимался хорошо видимый столб дыма и где над лесом всё ещё продолжал кружиться «мессер».

Падающий самолёт пролетел довольно далеко, и охромевший Зенек добрался к месту падения только под вечер. Осмотревшись, он понял, почему немец так долго кружил здесь. Всё кругом было побито пулями, а потому поручик даже не удивился, увидев Ковальского, навзничь лежавшего на земле: слишком выразительны были пятна крови, густо проступившие на мундире.

Зенек, ясно понимая, что ничем помочь уже нельзя, сложил руки убитого товарища на груди и, машинально застёгивая клапан, вспомнил про письмо. Наскоро обыскав карманы, Зенек убедился, что конверта нигде нет, и именно тогда у поручика возникли некие подозрения.

Превозмогая боль, Зенек обыскал всю поляну и в одном месте нашёл чёткие следы тележных колес и вроде бы отпечатки копыт, но когда именно они были оставлены, понять было трудно. Тогда Зенек решительно полез в разбившийся самолёт и до темноты ковырялся в обломках, стараясь найти хотя бы остатки от, скорее всего, сгоревшего саквояжа.

Всё было напрасным. Пламя сожрало почти всё, что возможно, даже рычаги в кабине оплавились, превратившись в какие-то тёмные сгустки. Конечно, саквояж тоже мог сгореть дотла, но всё равно, пересидев ночь и дождавшись утра, несколько оклемавшийся Зенек принялся обыскивать всё кругом, предположив, что если Ковальский сам выбрался на поляну, то он мог и выкинуть саквояж. Однако поиски не увенчались успехом, и Зенеку осталось только одно – ждать.

Майор Вепш появился на своём «фокселе» где-то к полудню. На этот раз его сопровождал пикап с десятком жолнеров. Пока солдаты обыскивали всё вокруг, майор присел рядом с полулежавшим Зенеком и коротко бросил:

– Рассказывайте.

– А что рассказывать? – глухим и каким-то безразличным голосом начал пояснять Зенек. – Мы до последнего ждали пана майора, а дождались немцев. Мы взлетели, а тут этот клятый «мессершмитт». Откуда он только взялся…

– Об этом я не могу сказать ничего. Что же касается вашего ожидания… – Майор не договорил и, оборвав себя на полуслове, кинул: – Пан поручник уверен, что саквояж сгорел?

– Нет… – через силу ответил Зенек. – Не уверен.

– И я нет…

Майор Вепш сокрушённо вздохнул, выпрямился, посмотрел вокруг и, ничего больше не спрашивая, подошёл к искореженным огнём обломкам. Ещё раз окинув напоследок всё внимательным взглядом, майор зачем-то пнул ногой кусок консоли и, повернувшись к солдатам, уже прекратившим поиски, приказал:

– Поехали!

Жолнеры погрузили тело Ковальского в кузов своего пикапа и помогли совсем ослабевшему Зенеку сесть в «фоксель». Загудели моторы, и крошечная колонна медленно двинулась по ухабистому сельскому просёлку назад в город. В «фокселе» царила тишина. Зенек смотрел в окно, майор, откинув голову на спинку сиденья, о чём-то думал, и только когда автомобиль проехал добрый десяток километров, Вепш завозился на своём месте и обратился к Зенеку:

– Пан поручник сообщит семье Ковальских?

– Так, – глухо ответил Зенек…

* * *

Тяжело опираясь на толстую палку и всё равно сильно прихрамывая, поручик Зенек медленно шагал по ухоженной дорожке, ведущей от калитки к парадному входу. У него почему-то то и дело темнело в глазах, и тогда он делал короткую остановку, а потом упрямо шёл дальше.

Подойдя к крыльцу, Зенек увидел врезанный в филёнку дверной звонок со стандартной надписью «прошу кшенциць»[30]30
  Прошу крутить.


[Закрыть]
, взялся за блестящий отполированный руками флажок и крутнул, вызвав где-то там, в передней, негромкую трель.

Дверь открыла миловидная девушка в цветастом фартучке и, заметив в её лице чисто родственное сходство, поручик Зенек почти уверенно спросил:

– Панна Ковальская?

– Так, я Ирена Ковальская… – девушка удивлённо посмотрела на офицера и, внезапно догадавшись, машинально взялась рукой за косяк. – Что?.. Как?.. Где?

– Тут… Рядом… Так получилось… – Зенек сглотнул подкативший к горлу комок и сбивчиво пояснил: – Мы летели вместе… Я выпрыгнул с парашютом, а Яна убили уже на земле… Клятый немец гонялся за нами до последнего…

Взгляд Ковальской сразу сделался каким-то отсутствующим, а глаза, которые, казалось, ничего не видели, стали смотреть куда-то, как в пустое пространство. Наконец чужим, одеревеневшим голосом она спросила:

– Я могу сама похоронить его?

– Так, панна, именно потому я и здесь…

Зенек наклонил голову, скривился от неожиданной боли (неудачный прыжок в который раз напомнил о себе) и вдруг, потеряв равновесие и выронив палку, боком повалился со ступенек крыльца на чисто выметенную дорожку.

Зенек пришёл в себя, когда два дюжих мужика, почему-то одетых в белые халаты, укладывали его на жестковатую кушетку. Ощутив под щекой прохладный холодок кожаной обивки, поручик с удивлением оглядел помещение явно больничного вида.

Правда, мужчин, похоже, принесших его сюда, он спросить не успел, так как они почти сразу вышли, зато вместо них в комнату вошёл низкорослый полноватый человек на вид лет пятидесяти и, довольно потирая руки, спросил:

– Ну-с, молодой человек, как вы себя чувствуете?

– А вы кто? – не понял Зенек.

– Я?.. – одна бровь у человека смешно поднялась вверх. – Я, молодой человек, доктор Штейн.

– Доктор? – удивлённо переспросил Зенек и ещё раз огляделся. – Но как я к вам попал?

– Очень просто, пане поручник, – доктор присел на краешек кушетки. – Ко мне прибежала моя соседка панна Ковальская и попросила помочь.

– А что, со мной и вправду что-то серьёзное? – забеспокоился Зенек.

– Как вам сказать, пане поручник… – доктор отчего-то немного помялся и, не отвечая прямо, спросил сам: – Я понимаю, вы лётчик и вы упали, так?

– Да, пан доктор, – подтвердил Зенек. – Только не с самолётом, я, видите ли, прыгал с парашютом…

– Так, так, так… – доктор зачем-то пожевал губами. – Ну, тогда картина более-менее ясная. – Хотя, после падения, как я догадываюсь, вам пришлось много ходить?

– Так, пан доктор, – подтвердил Зенек. – Пришлось.

– А вот этого, батенька мой, не следовало, совсем не следовало… – Врач посерьёзнёл и, положив руку на бедро поручика, начал осторожно ощупывать, время от времени интересуясь: – Здесь больно?.. А здесь?

Выслушав односложные ответы, доктор потёр руки и преувеличенно бодро заключил:

– Ну что ж, батенька мой, будем надеяться, что всё обойдётся, однако полежать вам надо.

– Пане Штейн, вы когда перевезёте меня в военный госпиталь? – спросил Зенек.

– Нет, – покачал головой доктор. – Боюсь, военный госпиталь уже снялся и отбыл в неизвестном направлении, так что придётся вам полежать у меня. Тем более, панна Ковальская настоятельно просила поставить вас на ноги.

– А она где? – Зенек только сейчас вспомнил об Ирене Ковальской и цели визита.

– Здесь, ждёт когда вы придёте в норму, – и улыбнувшись, доктор вышел из комнаты…

* * *

Остап, бывший студент политехники, а теперь боивкарь[31]31
  Член боёвки.


[Закрыть]
, лежал за корчем, прижимая к плечу приклад «зброёвки-30». Чуть в стороне, командир их группы Смерека, привстав на колено, смотрел в бинокль, наблюдая за медленно приближающейся к месту засады автомобильной колонной.

Какое-то время Остап тоже напряжённо вглядывался в серую ленту полевой дороги, по которой, следом за едущей впереди парой легковушек, натужно рыча моторами, ползли несколько «урсусов», а потом обратился к командиру:

– Друже Смерека, думаю, дерево, что мы у дороги подпилили, надо свалить как раз перед грузовиками. Тогда колонну наверняка пополам разорвать удастся.

– Верно, – согласился Смерека.

Потом, опустив «цейс», ещё раз глянул на своих боевиков, затаившихся вдоль дороги, и предупредил Остапа:

– Будешь стрелять, смотри, пассажиров головной легковушки не зацепи, их живыми взять надо.

– Так, друже, выконую слушно[32]32
  Исполняю послушно.


[Закрыть]
, – отозвался Остап и, хотя до колонны было ещё далековато, заранее начал прицеливаться во второй автомобиль.

Зачем пассажиров надо брать живыми, Смерека не объяснял, он только отдал приказ, да никто его и не спрашивал. Задание было сформулировано коротко: расстрелять отступающую польскую военную колонну и взять пленных.

Тем временем автомобили подъехали так близко, что Остап разглядел за ветровым стеклом первой легковушки серебристую отделку на воротнике одного из пассажиров и, решив, что его тоже могут увидеть, ещё плотнее прижался к корчу.

Именно в этот момент сбоку послышались резкий выкрик, треск, и огромное дерево, росшее рядом с дорогой, сначала вздрогнуло, потом начало медленно наклоняться и в конце концов с шумом упало точно позади второй легковушки.

Тяжёлый грузовик, ехавший следом, от резкого торможения сначала занесло вбок, потом мотнуло из стороны в сторону, но это не помогло, и «урсус» замер, только когда его радиатор с ходу упёрся в поломанные ветки.

Вероятно, пассажиры головной машины не сразу поняли, что случилось, так как автомобиль ещё какое-то время продолжал спокойно ехать и остановился всего в каких-то десяти метрах от корча, за которым сидел Остап.

Дверцы с обеих сторон машины распахнулись, на дорогу начали выскакивать какие-то люди в форме, и на них сразу кинулись прятавшиеся у обочины боивкари. У машины мгновенно началась свалка, раздались отдельные выстрелы, и Остап, понимая, что солдаты, наверняка сидевшие в крытых «урсусах», вот-вот бросятся на помощь, открыл шквальный огонь по грузовикам.

То, что потом началось на дороге, Остап воспринимал плохо. Расстреляв в горячке патроны, он кинулся перезаряжать «зброёвку», и тут от грузовиков началась ответная стрельба. Особенно хлёстко бил карабин какого-то жолнера, залёгшего под скатом «урсуса». Солдат стрелял так точно, правильно выбрав за цель пулемёт Остапа, что от корча во все стороны полетели щепки.

Остап испуганно отбежал подальше, и тут на него налетел бесстрашно вскочивший на ноги Смерека.

– Стреляй, бисов сын! – рявкнул на бегу командир и, походя пнув оробевшего пулемётчика, сам бросился к дороге, где всё ещё продолжалась дикая суматоха.

Растерявшийся Остап глянул туда, судорожно метнулся назад к корчу и вдруг увидел, как польский офицер, раскидав пытавшихся схватить его людей по сторонам, прыгнул на обочину. Случилось так, что Остап оказался у него на дороге, и они столкнулись лицом к лицу.

Видимо, встреча была неожиданной для обоих, потому что они на секунду замерли, а потом поляк резко отскочил в сторону и метнулся к лесу, а Остап повалился за свой корч и только там до конца осознал, что волею случая столкнулся не с кем иным, как с майором, встретившим его в военном присутствии…

* * *

Стоя у временного памятника в военной части центрального католического кладбища, Ирена Ковальская осторожно поправила веночек из цветов, прикрепленный у фотографии её брата. Поручик Зенек, только теперь уже не в военной форме, а в цивильном, бывший рядом с Иреной, резко выпрямился, по-военному отдал честь и, напоминая, что пора уходить, легонько тронул девушку за плечо. Ирена смахнула слезу, перекрестилась, взяла Зенека под руку, и они медленно направились к выходу.

За воротами кладбища на удивление было людно, вокруг оживлённо сновали прохожие. Часть их куда-то озабоченно торопилась, другие наоборот, скапливались то здесь, то там и принимались что-то горячо обсуждать. Да и вообще в городском воздухе как бы висело странное напряжение.

По мостовой куда-то двигалась то ли колонна, то ли демонстрация, над головами людей возвышались транспаранты с выписанными по красному кумачу лозунгами, на одном из которых был памятный ещё с революции призыв: «Дайош!»

Вдобавок из бокового проулка показался отряд рабочей милиции во главе с духовым оркестром, перед которым вместо капельмейстера вышагивал какой-то бурмило[33]33
  Здоровяк.


[Закрыть]
, крепко сжимавший в руках явно заранее припасённый красный флаг.

На всякий случай Зенек оттянул панну Ковальскую в сторону и, зло усмехнувшись, показал на рабочую колонну:

– О, гляньте на этого пейсатого пролетария…

– Кто, этот?.. – Ирена присмотрелась и, скривившись, пожала плечами. – Я ж его знаю. Никакой он не пролетарий. Это же Зяма, половой из какого-то трактира. Пару лет назад обеды нашим соседям на дом носил…

– Я ж говорю, пролетарий. А марширует-то как… – презрительно фыркнул Зенек.

Зяма, а это был именно он, отбившись от строя и не слушая барабан, гордо шагал, выставив напоказ локоть, украшенный красной повязкой с буквами РГ[34]34
  Рабочая гвардия.


[Закрыть]
. Зенек обратил внимание, что такие же повязки есть у многих, идущих в колонне, и, проследив за ними взглядом, наклонился к Ковальской:

– Ну вот, теперь приходит их власть…

Не ответив, Ирена повела Зенека дальше, заботливо поддерживая всё ещё прихрамывающего поручика под локоть. Они долго шли боковыми улочками, где почти не было толп, и вдруг, словно что-то вспомнив, Зенек спросил:

– Панна Ирена получила письмо от брата?

– Какое письмо? – Ковальская на секунду приостановилась и удивлённо посмотрела на Зенека.

– Когда мы из Варшавы вылетали, он в карман письмо положил, хотел лично отдать… – Зенек не договорил, так как они, едва миновав переулок, вынужденно задержались.

Занимая всю ширину главной улицы, по городу шли войска. В дыму газойля один за другим ползли тяжёлые многобашенные танки, и под их тяжестью, казалось, прогибается мостовая, заставляя весьма ощутимо вздрагивать близлежащие строения.

У Зенека, неотрывно следившего за этим движением, на щеках чётко обозначились желваки, а когда вслед за танками по дороге сплошным потоком двинулась пехота, панна Ирена решила, что благоразумнее будет и дальше идти боковыми улицами.

Так они наконец добрались до дома Ковальских и, уже собираясь открывать двери, Ирена спросила:

– Я могу узнать, что пан поручник собирается делать дальше?

– Я надеюсь… – Зенек зачем-то отступил на шаг и покачнувшись, чтобы удержаться, взялся за перила крыльца. – Панна Ирена понимает, я офицер…

– Так, это я понимаю, – Ирена кивнула и после короткой паузы добавила: – Догадываюсь, пана поручника ждут трудности?

– Конечно, это так… И всё-таки…

– Нет-нет, я совсем не про это, – предостерегающе подняла руку Ирена и посмотрела на Зенека. – Я только хотела знать, останется ли пан поручик на какое-то время в городе?

– Вероятно… – несколько заколебался Зенек.

– Тогда вы должны воспользоваться моим гостеприимством, – и она широко распахнула двери…

* * *

Саквояж, набитый деньгами до отказа, не давал Дмитру покоя. Он трижды перепрятывал его и, наконец, зарыл в самом тёмном углу старой, покосившейся клуни[35]35
  Молотильный сарай.


[Закрыть]
. Ещё тогда, на дороге, Дмитро пытался сосчитать деньги, но только одних пачек оказалось больше полусотни, а узнать, сколько это будет вместе, парень даже и не пытался.

Богатство, в прямом смысле свалившееся с неба, выбило Дмитра из обычной колеи. Даже неожиданное появление на кресах Червоной армии не произвело на него должного впечатления. Больше того, Дмитра начала мучить совесть – ведь, с одной стороны, деньги вроде бы должны были теперь принадлежать ему, а вот с другой…

Выход нашёлся неожиданно. Дмитро вспомнил о письме, которое дал ему умирающий лётчик, и пришёл к твёрдому выводу. Он сам поедет в город и занесёт конверт по указанному адресу. Там он отдаст письмо родным пилота и, если разговора о жёлтом саквояже не будет, то всё, что туда кем-то положено, станет его собственностью…

Каждый вторник окрестные селяне съезжались на базар в город. С утра колёса бестарок грохотали по булыжнику мостовых, чтобы в конце концов остановиться на топком лугу у базарной площади. Сюда свозили и продукты, и живность, и всё-всё, что обычно продаётся на городском рынке.

Так было раньше, так вроде бы оставалось и теперь, когда новая жизнь начала властно вторгаться во все сферы. Но так было только внешне. На самом деле одни ждали грядущих перемен с радостью, другие пытались как-то приспособиться, а кое-кто уже тщательно скрывал затаённую злобу.

Конечно же и Дмитру, как и другие селяне, прикатившему на своей бестарке, хотелось узнать базарные новости, но его главный интерес был в другом, и вместо того чтобы, как все, править к рынку, парень, довольно хорошо знавший город, прикидывал, как ловчее проехать к дому Ковальских.

Адрес, чётко выписанный в углу конверта, привёл Дмитра на тихую улочку, тянувшуюся вдоль реки. Нажав ручку калитки, парень несмело зашёл во двор, оглядевшись, прошёл дорожкой к крыльцу и только-только протянул руку к звонку, как дверь распахнулась, и молодая красивая женщина прямо с порога раздражённо кинула:

– Ну что надо?

– Очень извиняюсь, пани, – увидев барышню, засмущался Дмитро. – То я перепрошую, ту ест будынок Ковальских?[36]36
  Извините, это дом Ковальских?


[Закрыть]

– Так… Я Ковальская… Цо тшеба?[37]37
  Что нужно?


[Закрыть]

– Ну, тогда это вам… – Дмитро неловко полез в карман и вытянул смятый конверт. – Вот…

– Письмо? – Ковальская поспешно выхватила конверт. – От брата?.. Откуда?.. Как оно к вам попало?

– Я перепрошую, пани, – мялся Дмитро, с трудом подбирая слова. – Я там ехал… Под лесом… Случайно… Ну, когда самолёт упал… Ну, то я той, вашего брата вытянул. Он ещё живой был, и з кишени листа тягне[38]38
  Из кармана письмо достал.


[Закрыть]
. Я того конверта взял, а ваш брат вже не живый…

– Ну?.. И что?.. Что? – Ковальская и сама не заметила, как, сойдя на ступеньки, принялась теребить парня за рукав.

– Ну, вы меня извините, пани, я до коней, чтоб ближе подъехать… А тут литак[39]39
  Самолёт.


[Закрыть]
немецкий по мени стрелять начал… Кони, пани, понесли, и что там было, я, слово чести, не помню… Сам до тямы[40]40
  Очухался.


[Закрыть]
только в поле пришёл…

– Так, так, я понимаю… – закивала Ковальская и, разорвав конверт, наскоро пробежала глазами текст.

Дмитро мгновенно насторожился, но, к его удивлению, Ковальская улыбнулась парню.

– Я вам очень благодарна…

– За что, пани? – искренне удивился Дмитро. – То вы меня извините, что я вашего брата в поле кинул… А тут ещё такое началось, вот я и подумал, что то письмо важное, может, там про маетности[41]41
  Имущество.


[Закрыть]
или ещё что…

– Какие у нас маетности… – махнула рукой и горестно вздохнула Ковальская.

– А-а-а, – удовлетворённо протянул Дмитро и, заметив, что из дверей вышел ещё и молодой стройный мужчина, поздоровался. – Добрый день, пане Ковальский.

Не отвечая, мужчина неотрывно смотрел на Дмитра, а женщина, обернувшись, радостно сообщила:

– Представляете, пане Зенек, этот человек принёс нам от брата письмо. Ну, то, что вы говорили…

– Замечательно. – Мужчина странно улыбнулся и обратился к Дмитру: – Скажите нам, кто вы? Откуда?

– С Подгайчиков я… Иванчук Дмитро… – сбивчиво ответил парень и попятился. – Пробачьте[42]42
  Извините.


[Закрыть]
, мне ехать треба…

– Да вы хоть расскажите подробнее, как и что… – попробовала остановить его Ковальская, но Дмитро, не слушая никаких уговоров, заспешил к калитке…

* * *

После нападения на воинскую колонну боёвка Смереки затаилась на Меланчиных хуторах. Остап, впервые побывавший в настоящем деле, всё ещё находился под впечатлением от короткой огневой стычки и время от времени с удовольствием вспоминал, как билась в его руках «зброёвка», как кругом грохотали выстрелы и свистели пули. А от того, что он вёл себя, как надо, Остап втайне наливался гордостью и хвалил себя за правильно выбранный путь.

Правда, эти приятные воспоминания старательно обходили тот момент, когда Остап, расстреляв патроны, с испугу бросил пулемёт, и надо же, чтобы именно тогда на него выскочил убегавший польский майор… И всё бы ничего, никто Остапа ни в чём не упрекал, но Смерека, проводивший потом детальный разбор боя, почему-то обратил особое внимание на то, что удравший поляк был вроде как лично знаком Остапу…

Вдобавок из разговоров боевиков, со всех сторон обсуждавших перипетии в общем-то удачной засады, Остап уяснил себе, что хотя в целом дерзкое предприятие удалось, но самого главного из ехавших впереди колонны в легковых машинах, захватить не удалось, а вдобавок ещё несколько человек, и среди них тот самый польский майор, сумели ускользнуть.

Но всё это, как ни смакуй, оставалось в прошлом, зато впереди, как понял из прозрачных намёков Остап, его ждал Краков, где после нелегального перехода новоустановленной демаркационной линии, ставшей вроде границы, бывший студент должен был пройти вышкил[43]43
  Обучение.


[Закрыть]
, а потом, став настоящим военным, получить, как и Смерека, под командование боёвку.

От этих приятных размышлений Остапа, устроившегося на солнышке под скирдой, оторвал оклик:

– Друже Левко, к командиру!

Остап мгновенно вскочил на ноги и не пошёл, а побежал на подворье местного священника отца Теофила, в доме которого разместился штаб боёвки. Буквально через пару минут оказавшись в комнате, обставленной почти на городской лад, запыхавшийся Остап прямо с порога уже на военный манер гаркнул:

– Друже Смерека! Шеренговый[44]44
  Рядовой.


[Закрыть]
Левко прибыл!

Смерека, расхаживавший по комнате, окинув строгим взглядом Остапа, отозвался:

– Добре, що прибыл, – и показал на устроившегося в дальнем уголке комнаты крепкого мужчину. – Вот друже Змий с тобой поговорить хочет…

Убеждённый, что именно сейчас пойдёт речь о желаемой переброске в Краков, Остап повернулся и выжидательно посмотрел на Змия. Раньше Остап его никогда не видел и даже не слышал этого «псевдо», но это было в порядке вещей и никакого удивления не вызывало.

Змий, не вставая с места, оценивающим взглядом глянул на Остапа и неожиданно спросил:

– Друже Левко, я хочу знать, при каких обстоятельствах ты встречался с поляком?

– С каким поляком? – не понял Остап.

– А с тем польским майором, которого ты упустил, когда он выскочил на твою позицию.

Голос Змия звучал холодно, и Остап, внезапно уяснив, что сейчас речь пойдёт вовсе не о Кракове, а об его досадной промашке, сбивчиво пояснил:

– Так, друже Змий, он внезапно выскочил, а у меня патроны вроде как кончились…

– И хорошо, что патронов не было, – непонятно почему сказал Змий и повторил вопрос:

– Меня интересует, где и как вы встречались раньше?

– А, вон что, – Остап облегчённо вздохнул и обстоятельно пояснил: – Я хотел вступить до войска, а этот майор встретил меня в войсковой канцелярии и сказал, что уже поздно.

– Чего-нибудь особенного или сугубо личного он не говорил? – поинтересовался Змий.

– Нет, – отрицательно покачал головой Остап. – Сказал только напоследок, что ценит моё мужество и преданность.

– А вот это хорошо, – непонятно почему обрадовался Змий и уже совсем другим тоном, обращаясь к Смереке, сказал: – Пусть друже Левко, как не вступивший до войска, возвращается до дому и там ждёт моего наказу[45]45
  Приказ.


[Закрыть]
.

– Будет зроблено, друже Змий, – ответил Смерека и одобрительно посмотрел на Остапа…

* * *

Село Подгайчики оказалось большим, и Зенек поначалу даже растерялся, не зная, где искать хату Иванчука. То, что селюк, так неожиданно заявившийся с письмом к Ирене Ковальской, чего-то недоговаривает, поручик понял сразу, однако поначалу вмешиваться не стал. Зато позднее, всё обдумав, решил сам отправиться в эти самые Подгайчики.

Зенек ещё раз огляделся и, решительно подойдя к ближайшему забору, окликнул какую-то бабу, возившуюся в огороде:

– Гей, не скажете, где Дмитра Иванчука найти?

Баба тут же подбежала к ограде, заинтересованно посмотрела на Зенека и затараторила:

– А сюда, панычу, сюда… Ось так, стежечкою, и он-до хата ихняя. И сам Дмитро десь во дворе був, я бачила…

– Как это был? – глядя на хату, указанную бабой, забеспокоился Зенек. – Он что, ушёл?

– Та ни, панычу, ни! Дома он, дома. Во дворе весь час[46]46
  Всё время.


[Закрыть]
ковырялся, а сейчас, мабуть, до клуни пошёл. Вон та стара. Бачите? Ему б нову…

Не дослушав болтливую бабу, Зенек кивнул головой и прямиком направился к скособоченной риге. Перед дверью, прежде чем сделать шаг в темноту, где действительно кто-то копошился, Зенек чуть задержался и только потом переступил порог.

– Кто то? – спокойно окликнул хозяин, и Зенек, узнав знакомый голос, весело отозвался:

– Это я, пане Дмитро, я…

Внутри было темновато, и Зенек не понял, чем был занят Дмитро, который что-то делал в дальнем углу, а теперь, выбравшись к свету, насторожённо смотрел на поручика.

– А, то вы, пане, забув[47]47
  Забыл.


[Закрыть]
, як вас зваты…[48]48
  Называть.


[Закрыть]
– наконец протянул Дмитро и, заметно обеспокоившись, спросил: – То вас пани Ковальская прислала?

– Не присылала, а кто я, знать тебе вообще незачем… – с угрозой заявил Зенек и неожиданно рявкнул: – Мувь, гайдамака[49]49
  Говори, разбойник.


[Закрыть]
, ты всё пани Ковальской отдал?

– Что всё, что всё?.. Какое-такое всё, про что это вы? – растерялся Дмитро и почему-то добавил: – И пани Ковальская сказали, всё. Вы ж слышали…

– А ну не выкручивайся! – прикрикнул Зенек. – Где саквояж? Который в самолёте был?

– Який саквояж?.. Вы про що?.. Я не разумею, пане… – как-то неуверенно забормотал Дмитро.

Однако Зенек, уже успевший привыкнуть к полутьме, заметил, как глаза у парня воровато стрельнули в угол, и потому, обрывая пустой лепет, выхватил из-под полы ВИС[50]50
  Польский офицерский пистолет.


[Закрыть]
.

– Говори, пся крев, где саквояж?.. Считаю до трёх… Раз…

Зенек повёл дулом пистолета и вдруг, получив страшный удар по затылку, рухнул на землю. Едва придя в себя, поручик поднял голову и со страхом увидел, что Дмитро, который только что испуганно жался в угол, схватил вилы и, взвыв:

– Запорю!.. – бросился на него.

Поручик рванулся в сторону, но кто-то невидимый от дверей кинулся на Дмитра и, вырвав у парня вилы, заорал:

– Та вы тут що, подурели?!

И тогда враз обмякший Дмитро жалко залопотал:

– Та чого ты, Остап?.. Чого?.. Бачишь, он меня убить хотел. Саквояжа якогось ему давай. А де той саквояж брать, когда той литак наче смолоскип палав?[51]51
  Как факел горел.


[Закрыть]

Ничего не слушая, крепкий парень, которого Дмитро назвал Остапом, откинул ногой подальше валявшийся на земле ВИС и обратился к продолжавшему полулежать Зенеку:

– Вставайте, пане…

А Дмитро, поняв, что теперь-то ему больше ничего не угрожает, тоже подал голос:

– От и робы людям добре. Я им письмо, а он люфою в облыччя[52]52
  Стволом в лицо.


[Закрыть]
… – Дмитро обиженно шмыгнул носом и, видя, что Остап ставит вилы на место, спросил: – А ты откуда взялся?

– Вчера вечером вернулся и тебя проведать зашёл, – Остап замолчал и, увидев, что поручик наконец поднялся, жёстко взял Зенека за локоть. – Идёмте, пане, я провожу вас, бо тут, я гадаю[53]53
  Считаю.


[Закрыть]
, вам робыты нечего.

Хорошо понимая, что парубок прав, Зенек молча подчинился. Они вместе, как добрые друзья, прошли сельской улицей, и только миновав крайние хаты, Остап спросил:

– Пане, а через что у вас бийка[54]54
  Драка.


[Закрыть]
вышла?

– Самолёт наш упал. А Дмитро ваш рядом был. Письмо взял, а саквояжа, который я сам в кабину клал, вроде как нет, – поигрывая желваками, процедил Зенек.

– А в саквояже-то что? Наверно, что-то важное было? – миролюбиво поинтересовался Остап.

Зенек, и сам этого не зная, наобум ляпнул:

– Бумаги…

– Э-э-э, бумаги моему брату ни к чему, – откровенно рассмеявшись, махнул рукой Остап.

Зенек глянул на Остапа и, уяснив, что говорить больше не о чем, сжав зубы, зашагал по дороге…

* * *

Дмитро и Остап вместе с другими селянами шли на майдан, куда, как им сказали, приехали люди из города. Что касалось недавней стычки с поляком, требовавшим возвратить какой-то саквояж, то Остап, расспросив Дмитра, пришёл к выводу, что дело выеденного яйца не стоит, а отобранный у поляка офицерский ВИС забрал себе и на всякий случай припрятал.

Сейчас, вышагивая рядом с братом, Остап вполуха слушал уже в который раз повторенный рассказ о первых днях появления в селе красноармейцев. Видимо, на Дмитра это произвело неизгладимое впечатление, и он, для большей убедительности на ходу хватая брата за рукав, говорил:

– Розумиешь, солдаты приезжали, машинами, на гармошках играли, песни пели, танцы булы, весело так…

Догадавшись, что Дмитро и сейчас ожидает нечто подобное, Остап покосился на брата:

– Весело, говоришь?.. А про колхоз и райскую жизнь разговор уже был?

– Ни, не було, – замотал головой Дмитро. – А от земли каждому нарезать обещали.

– Они нарежут, держи карман… Обицянка цяцянка, дурневи радисть[55]55
  Обещание цацки, дураку радость.


[Закрыть]
. – Остап выругался.

– Ну чого ты так? Чого? – сразу встрепенулся Дмитро и убеждённо заговорил: – Так, я всегда хотел землю иметь!.. И хиба я один? Все хотят!.. И щоб ты там не казав, я верю, дадуть нам бильшовики землю, дадуть!

– Что, тебе так комунию с головы и не выбили? – хмыкнул Остап. – Як був дурень, так и е…

– Ну, нехай дурень, – обиделся Дмитро. – Может, тогда так було, а теперь иначе. Принайми[56]56
  Во всяком случае.


[Закрыть]
, и от панов избавились, и немцев нема. А что до того, что ты мне втолковывал, может, и правда Украина теперь едина и вильна будет…

– Что едина, то правильно, – отозвался Остап и жёстко добавил: – Запомни, брате, никогда москали не дадут воли…

Дмитро хотел было возразить, но они уже пришли на майдан, к которому со всех сторон спешили такие же припозднившиеся. Сельский сход собрался рядом с подворьем сбежавшего солтыса[57]57
  Старосты.


[Закрыть]
. В его добротном доме под бляхой[58]58
  Под железом.


[Закрыть]
теперь разместилась управа, и над входом трепыхался большой, уже слегка выцветший красный флаг.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 4.4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации