Текст книги "Год Обезьяны"

4.

На окраине села со странным названием Инцисс от удушающей жары не было спасения нигде. Машина Игоря раскалилась так, что хоть яичницу на крыше жарь. Игоря это раздражало. Зато Тимофеев оставался невозмутим. Он спокойно дремал на заднем сиденье, словно и не было никакой жары. Только отмахивался сквозь сон от назойливых жирных мух.

Походив кругами, Игорь попытался спрятаться в тени машины. Но солнце стояло слишком высоко. Тень была слабой и короткой, и Игорь только джинсы перемазал в красной пыли.

– Сейчас он приедет, не волнуйся – заверил приятеля Тимофеев, приоткрыв один глаз.

– Сережа, а ты точно ничего не напутал? – поинтересовался Игорь с улыбкой, не обещающей ничего хорошего. – Нет ли здесь, случайно, другой дороги? А если он вообще передумал нырять в это твое Шайтан-озеро? Ты расскажи мне все, не стесняйся. Я тебя не больно убивать буду.

– Не паникуй, – пробормотал Тимофеев. – Даже если наступит конец света, то Катран от своих планов не отступится. Он – настоящий полковник.

– Хотелось бы верить, – проворчал Игорь. – А то с машины уже краска стекает. Сколько отсюда до озера?

– Если напрямик, то меньше пяти километров. Если идти вдоль речки Шайтанки, то чуть дальше получится – километров восемь. Если на машине, то километров пятнадцать. Но если пешком, то лучше вдоль Шайтанки. Местные говорят, что в лесу можно запросто промахнуться. И будешь потом петлять до самого Китлинского болота.

– Знал бы, что так долго ждать придется, уже сходил бы к озеру. Хоть разок бы окунулся.

– Не советую. – Тимофеев протяжно зевнул. – Ты же плаваешь, как топор. А по Шайтан-озеру, между прочим, самая неблагоприятная статистика во всем районе. За год в этом озере как минимум пятерых утопленников вылавливают.

– Убедил, – проворчал Игорь и сплюнул на раскаленный щебень. Слюна мгновенно испарилась…

Муромцевский район превратился в аномальную зону после того, как одному городскому чудику по фамилии Печкин стало скучно жить без чуда. В середине 90-х Печкин развил кипучую просветительскую деятельность, собрал вокруг себя таких же чудиков, и стал регулярно наведываться в село Окунево, приставать с расспросами к местным жителям, а потом писал статьи про «окуневский феномен» во все газеты и журналы, которые не брезговали публиковать его бред. Писал Печкин о существовании пяти загадочных озер с целебной водой, которые располагаются на равном расстоянии друг от друга и появились 300 000 лет назад в результате падения на Землю осколков большого метеорита. Эти пять озер связаны, якобы, энергетически каналом, который тянется от пяти озер к шестому водоему, вода в котором «злая». А заканчивается этот энергетический канал в неком древнем Храме, который построили на территории Западной Сибири еще древние арии в честь царя обезьян Ханумана. В этом храме хранится, якобы, мыслящий кристалл, попавший на Землю из космоса. И все это – Храм, озера и кристалл – звенья одной цепи. А кто ее «соберет», тот получит лекарство от смертельного вируса, который объявится на Земле через 66 лет и начнет распространяться из Китая и Средней Азии, поставив все человечество на грань выживания.

Понятно, что желающих найти озера, кристалл и Храм было много. Но и озер в Муромцевском районе тоже хватало. Сам Печкин уверял, что нашел только четыре: Данилово, Линево, Щучье и Урманное. Но герой не терял надежды найти и пятое. И всем рассказывал про некое озеро Потаенное, которое обнаружил некий лесник в недрах обширного Китлинского болота. Игорь и сам был не без греха. Тоже сочинил в разное время десяток статей про чудодейственные озера, но лично в эти краях ему еще ни разу бывать не доводилось. И не поехал бы он никогда. Но поддался зачем-то на уговоры Тимофеева, которому срочно понадобилась машина. У Игоря машина была – подержанная «шестерка».

– Понимаешь, у меня есть собственная теория, – убеждал его три дня назад Тимофеев. – Это пусть литераторы скитаются по лесам и болотам, сочиняя сказки для подрастающих эзотериков, а мы с тобой инженеры, поэтому должны работать исключительно мозгом. В общем, я тут посидел на досуге и кое-что набросал…

Тимофеев гордо раскрыл перед Игорем потрепанную общую тетрадь, исписанную плотными рядами математических символов. Игорь встрепенулся. Математические уравнения всегда вызывали у него чувство сравнимое с ужасом пещерных людей перед непознаваемыми силами природы. Их смысл, как и большинство людей, он успел забыть, но еще помнил, что возможности их велики. Важно было только правильно расставить знаки на бумаге. А Тимофеев, по мнению Игоря, в былые годы обладал таким навыком в совершенстве.

– Так, а теперь объясни своими словами, что это за высшая математика, – проворчал Игорь.

– Вообще-то это квантовая механика, – гордо уточнил Тимофеев. – Первое уравнение отражает состояние физической системы с непостоянным числом элементов, то есть, такой системы, число элементов в которой меняется во время происходящих в системе процессов. Свойства этих процессов я отразил с помощью статистического метода, который называется соотношением неопределенностей Гейзенберга. Это сложная штука, тебе ее точно не понять. Но второе уравнение намного проще. Оно служит для определения возможных значений энергии системы. После двойного интегрирования я получил уравнение, которое совпадает с уравнением Шредингера. Это говорит о том, что дискретный спектр энергии в зоне села Окунево имеет место только для связанных систем, когда вероятность бесконечно большого значения координаты равна нулю. Это означает, как мы видим, что волновая функция может быть либо симметричной, либо…

– Стоп! – не выдержал Игорь. – Ты можешь объяснить мне так, чтобы стало понятно даже тем, кто учился на тракториста?

– Попытаюсь, – согласился Тимофеев, надувая щеки. – Короче, пацаны, расклад такой. Чисто по формуле определяемся с опорой на пять точек. За базар отвечаю, кристалл – не выдумка. В энергетической системе пяти озер он функционирует как спин. Ой, извини, я опять увлекся!

Игорь вытащил из шкафа пачку сигарет, приоткрыл форточку и не спеша закурил. Тимофеев, конечно, придурок. Но если математики смогли доказать возможность путешествия во времени, то почему бы Тимофееву не доказать математическими методами существование какого-то несчастного кристалла, который упал из космоса?

– И где же этот твой Храм Ханумана? – поинтересовался Игорь.

– На дне Шайтан-озера, – округлив глаза, прошептал Тимофеев. – Забавно?

– Забавно, – согласился Игорь. – Так глупо, что даже верится. И глубоко?

– По моим расчетам, Храм нужно искать в северной части озера. Там, где глубина достигает девяноста метров.

– В общем, достать кристалл нет никакой возможности. Я правильно догадался?

– Нет, возможность есть, – не согласился Тимофеев. – И я знаю такого человека, который сможет это сделать. Зовут его Катран. И как раз на днях он собирается понырять в Шайтан-озере с аквалангом. Я приглашаю тебя стать участником этого исторического события. Как друга, заметь, приглашаю. Любой хороший журналист на твоем месте отдал бы за это левую руку. Или глаз. Даже не задумываясь…

Игорь согласился. А теперь он стоял на окраине какого-то забытого богом села и ждал этого Катрана уже пятый час.

– Едет! – Тимофеев пихнул Игоря в бок. – Сознавайся, еще немного и ты бы меня точно убил.

Игорь посмотрел на дорогу и тоже заметил столб пыли, который приближался со стороны деревни. Через пару минут стало заметно, что пыль подняла автоколонна. В приземистой головной машине даже с такого расстояния угадывался популярный в сухопутных частях американской армии автомобиль «Хаммер», за которым в некотором отдалении пылил устрашающе огромный «Шевроле». Замыкал колонну четырехосный грузовичок «Мерседес».

– Впечатляет! – Игорь присвистнул. – Тимофеев, твой Катран – не в авторитете, случаем?

– Не думаю. Он капитан первого ранга в отставке. Бывший боевой пловец. Вьетнам, Ангола, Конго, Йемен, Джибути, Сьерра-Леоне, Сомали, Филиппины. Ты про остров Майский в Черном море слышал что-нибудь? Вот там он и служил десять лет перед отставкой. А потом вернулся домой – в Омск. Сейчас каким-то бизнесом занимается. Фамилия его, кстати, Жуков.

– Лично я в нашем городе знаю только одного Жукова, который может позволить себе такой автопарк – председателя совета директоров акционерного общества «Ароматические углеводороды». Нет, я просто торчу от твоей наглости, Тимофеев! Ты хоть понимаешь, что это за человек? Ну, ладно, потом поговорим. А пока встречай дорогих гостей…

Из «Хаммера» выпрыгнул поджарый господин в голубых джинсах и дорогой льняной рубашке навыпуск, сдвинул солнцезащитные очки на седой ежик волос, широко улыбнулся и протянул руку Тимофееву.

– Сережа, детка, ты прости нас за задержку. Как назло, все дела и дела. А кто это с тобой?

Тимофеев с достоинством пожал протянутую руку и торжественно объявил:

– Познакомьтесь, Семен Семенович. Это мой лучший друг и лучший журналист нашего города – Игорь Шадрин. Корреспондент газеты «Свежие новости».

Игорь заметил цепкий взгляд, который Жуков украдкой бросил в его сторону, и с досадой подумал, что Тимофеев напрасно рассказал про газету. Игорь знал, что Жуков недолюбливает газетчиков. И еще он знал, что Семен Семенович, не смотря на относительно скромную должность председателя совета директоров, был фактически единоличным владельцем «Ароматики». Практически всю продукцию завод поставлял на экспорт, его подставные акционеры окопались в оффшорах, а личные счета Жукова трещали от миллионов евро и долларов…

– Пора, думаю, в путь, – объявил Жуков. А с моей небольшой командой вы познакомитесь уже на месте. Показывай, Сережа, куда ехать. Мы двинемся за вашей машиной.

5.

Просека была даже в лучшем состоянии, чем ожидал Игорь. Хотя корни сосен не давали разогнаться, зато опавшая хвоя и мелкие ветви были так плотно укатаны, что по твердости колея не уступала хорошему покрытию. А вот Шайтан-озеро Игоря разочаровало. Он представлял его себе несколько иначе. Оказалось, что это банальная круглая плошка двухкилометрового диаметра с мутной зеленоватой водой. Южная часть озера подступала вплотную к сосновому бору. От северной части до леса было метров триста. Берег весь зарос камышом, а почва буквально гуляла под ногами. В общем, болото. Последние метры Игорь даже не пытался проехать на своей «шестерке». Его машину взял на буксир «Шевроле», в котором приехали два брата-близнеца.

Братья работали инструкторами в элитном дайвинг-клубе, были молоды, веселы и улыбчивы. Одного родители назвали Вячеславом, другого Станиславом, но оба они представлялись Славами. Чуть позже Игорь узнал, что Катран, когда бывал в хорошем настроении, называл их Чуком и Геком. А когда пребывал в дурном расположении духа, то пренебрежительно именовал дайверами. За глаза оба Славы тоже подшучивали над своим строгим командиром, но беспрекословно подчинялись ему во всем, что касалось погружений. Опыта Катрана хватало на десятерых.

Еще с Катраном был его персональный механик – мичман военно-морского флота в отставке, бывший подводник Борис Андреевич Крюк. Очень серьезный и молчаливый человек. Держался на втором плане, ни на что не отвлекался и занимался только своей работой – техническим обслуживанием многочисленного оборудования и его подготовкой. Он же, как правило, управлял грузовиком, когда команда Катрана выезжала на погружения. А в том, что это была действительно команда, Игорь убедился быстро. Как только заглохли двигатели машин, все быстро переоделись в рабочие синие комбинезоны с желтой эмблемой клуба «Scuba Diver» и за пять минут растянули армейскую десятиместную палатку. Как будто сдавали норматив. Потом уже каждый занялся уже своим делом. Пока Борис Андреевич с первым Славой выгружали оборудование, второй Слава собирал плот и помогал Катрану спускать на воду легкий моторный катер, который они выгрузили из «Мерседеса».

Причем, разгрузка многочисленного оборудования шла даже быстрей, чем ставилась трехместная палатка, которую Игорь привез с собой. Ему сильно затруднял работу Тимофеев, с важным видом бродивший вокруг, периодически ронявший себе на ногу туристический топорик и спотыкавшийся обо все растяжки.

– Да отойди же ты! – не выдержал Игорь. – Посиди в сторонке, пока я не закончу.

Без участия Тимофеева дело пошло лучше. Игорь быстро выправил штангу, подтянул растяжки, и палатка встала, как вкопанная. Проверив еще раз крепления, он пошел искать Тимофеева. Тот пристроился на камешке у берега и задумчиво жевал стебель камыша. Игорь присел рядом. Под ногами зачавкала жирная грязь. Высокие стебли камыша практически закрывали обзор. Озеро виднелось лишь в узком проходе, который прорубили Катран со Славой, когда спускали на воду катер.

– Интересно бы узнать: что они там делают? – примирительно сказал Игорь и посмотрел на Тимофеева. Но тот даже не повернул голову в его сторону.

– Ладно, извини, погорячился я, с кем не бывает…

– Они составляют дайв-карту, – глухо отозвался Тимофеев. – Перед тем, как погружаться, необходимо проверить условия в зоне погружения. Вслепую никто под воду не лезет – слишком опасно. Я видел, как Катран грузил в лодку свой ноутбук и портативный эхолот. Сейчас они наносят на карту глубины в этом районе. Еще они должны, как минимум, измерить температуру воды на разных уровнях…

– Термометром что ли? – Впервые за последнее время Игорь с интересом слушал то, что говорил Тимофеев.

– Способов много. Можно, действительно, опустить в воду трос с грузом, а на конце привязать элементарный термометр. Вопрос только в точности измерений. Чем проще способ, тем больше погрешность. У Катрана, точность измерений будет самая высокая – до одной тысячной градуса. У него вообще, если ты заметил, все оборудование на уровне. Гидрокостюмы от Henderson Aquatics с утеплителем Thinsulate. Баллоны, регуляторы, вентили, шланги – все от Dive Rite. Вспомогательное оборудование, компенсаторы плавучести, грузы, маски, ласты от Atomic и Viking. Катран на безопасности не экономит. Но от теплопотерь, увы, абсолютной защиты пока не придумали. Теплопроводность воды в двадцать шесть раз выше, чем у воздуха. Если ошибешься в расчетах, то на глубине у тебя останется всего два варианта: либо гипотермия, от которой можно и ласты завернуть, либо быстрый подъем без остановок для декомпрессии. А это, как минимум, кессонка.

– Знакомое слово, но точное значение вспомнить не могу, – вздохнул Игорь.

– Это когда ткани тела разрывают пузырьки азота, который «вскипает» от быстрого перепада давления. А еще при быстром всплытии может случиться артериальная газовая эмболия, с разрывом легких и закупоркой аорты. Да, чуть не забыл, при понижении температуры тела резко увеличивается расход дыхательной смеси, что увеличивает риск глубинного наркоза…

– Тимофеев, ты что, энциклопедию по дайвингу наизусть выучил? – искренне удивился Игорь.

– У меня было полгода на теорию. Как только я понял, что кристалл на дне Шайтан-озера, то занялся самообразованием.

– Не могу поверить, что тебе вообще удалось Катрана уговорить…

– Уговорить – не самая большая сложность, – усмехнулся Тимофеев. – Ему, собственно, нет большой разницы, где тренироваться. Гораздо сложнее было его найти. Ты вообще догадываешься, во что обходится подготовка к одному техническому погружению? А я тебе скажу: примерно в 4 тысячи условных единиц. Не считая стоимости оборудования, естественно. А у Катрана этого оборудования тысяч на двести евро, как минимум. Другого такого человека в городе просто нет…

6.

Погружения шли уже третий день. Строго по графику, который разработал Катран. В первый день они погружались на пятьдесят метров. Во второй – на семьдесят. На третий день Катран достал дна, отметив глубину в девяносто один метр. Погружались всегда втроем – Катран и оба Славы. Каждое утро начиналось у них одинаково – с разминки и плановой проверки оборудования. Потом вся команда сгружала оборудование на плот, который к месту погружения буксировал катер. Последняя проверка дыхательного оборудования производилась уже перед погружением. Каждый делал несколько вдохов из основных и дублирующих регуляторов, а Борис Андреевич Крюк помогал всем надеть и зафиксировать крепления тяжелых баллонных спарок, которые тянули килограммов на пятьдесят каждая. Потом Борис Андреевич помогал проверять крепление двухметрового дыхательного шланга, грузов, наличие основного и запасного фонарей, инструментов, надежность ходового и декомпрессионного концов, клапан избыточного давления компенсатора плавучести, проверял уровень кислорода в запасном кислородном баллоне, а так же сверял маркировки баллонов с «ходовой», «донной» и декомпрессионной газовыми смесями.

Все свои действия каждый проговаривал вслух. Занимала последняя проверка примерно тридцать минут, и напоминала Игорю предстартовую перекличку космонавтов с центром управления полетами. Никто никуда не торопился. Глубина, как любил повторять Катран, – девушка обидчивая. Второго шанса женихам не дает. И все возможные неисправности должны быть устранены еще на берегу. Малейшая ошибка на глубине – и ты покойник. Впрочем, технический дайвер и так потенциальный покойник. Вопрос лишь во времени и количестве погружений. Катран, личный рекорд которого составлял сто сорок два метра – считал себя уже покойником в кубе. В этом году он мечтал покорить отметку в сто пятьдесят метров и тщательно тренировался. Шайтан-озеро Катран выбрал потому, что другого водоема с такой глубиной в радиусе двух тысяч километров просто не было. Ни в какие магические кристаллы он не верил, естественно. Он верил только в одну магическую силу, которой обладает глубина. Для сверхглубоких погружений в свободной воде Катран разработал собственную схему – трехступенчатую. До определенной глубины они должны были погружаться втроем. Потом – вдвоем. А самые тяжелые метры Катран должен был пройти в одиночку. Хотя все наставления по дайвингу категорически запрещают одиночные погружения, но Катран придерживался иного мнения. Он считал так: если одиночное техническое погружение – это смерть в одиночку, то погружение с напарником – это смерть в коллективе…

Когда Катран и два Славы синхронно уходили в зеленоватую муть, поблескивая фонарями, Борис Андреевич трижды крестился и трижды тихо повторял: «Господи, сохрани и помилуй!» После этого он нервно плевал через левое плечо и стучал по единственной деревянной части плота – скамейке. Игорь подозревал, что Борис Андреевич специально ее там поставил, чтобы можно было стучать по дереву. Во время погружений бывший подводник отвечал за связь. А большую часть времени он просто сидел в оцепенении и ждал возвращения всей команды с глубины. Расслаблялся Борис Андреевич только после того, как видел всплывающий декомпрессионный маркерный буй. Значит, все шло, как положено, ничего непредвиденного не случилось, и скоро все окажутся наверху – у плота.

После погружения – отдых, плотный ужин и «разбор полетов». Все трое тщательно переносили данные из дайверских компьютеров в персональные журналы: сколько времени каждый провел на определенной глубине, и какая была температура воды. За дисциплиной и режимом дня Катран следил тщательно. О спиртном, даже о пиве, никто не заикался. Игорь с Тимофеевым в эту жесткую схему явно не вписывались. Но Тимофеева это нисколько не беспокоило. Его больше беспокоили комары. Его и процесс погружений не интересовал – только результат. Поскольку ночью он спал плохо, то после завтрака сразу затаскивал свой туристический коврик под ближайший куст, и целый день спал, лишь изредка перемещаясь вслед за тенью.

Игорю комары тоже досаждали. Но днем, как Тимофеев, он спать не мог, поэтому полусонный бродил по лагерю и пытался занять себя хоть чем-то. У него уже давно не было столько свободного времени. Купание в озере, о котором он мечтал в городе, уже не прельщало. Дно северной части было глинистым и илистым. Как только заходишь в воду, сразу проваливаешься в грязь по колено. В общем, никакого удовольствия такое купание не доставляло. Правда, Игорю, в отличие от Тимофеева, нравилось наблюдать за погружениями. Один раз он даже напросился на плот, де провел несколько томительных часов ожидания под палящими лучами солнца на пару с неразговорчивым Борисом Андреевичем. Повторить такой эксперимент Игорь не решился…

Лагерь оживал только по вечерам, когда Катран с братьями отдыхали после погружения. Борис Андреевич запускал компрессор и набивал опустевшие баллоны газовыми смесями – нитроксом и тримиксом. Катран предпочитал одиночество и медитацию на берегу озера. В свое личное пространство он допускал в это время только Тимофеева. Когда тот оказывался в поле зрения грозного командира, Катран расплывался в улыбке и махал ему рукой:

– Двигай сюда, рыжий. Разговор есть…

Славики, как только начинало темнеть, разжигали маленький костерок. К ним тут же подсаживался Игорь. В первый вечер на его вопросы они отвечали неохотно, предпочитая отшучиваться. Серьезно они отнеслись только к вопросу о том, где можно пройти курс обучения дайвингу.

– Зачем так спросил? – подозрительно поинтересовался Вячеслав.

– Тоже хочу это… с аквалангом, – пояснил Игорь. – Интересно же…

– Да уж, куда как интересно, – буркнул Станислав. – Со здоровьем у тебя что? Сотрясения мозга были? Внутренние органы не беспокоят? Куришь много?

– Курю не много. Внутренности не беспокоят. – Игорь задумался. – Я кроме насморка и не болел-то ничем…

– А мы сейчас проверим, – вмешался в разговор Вячеслав. – Проведем два простых теста. Встань так, чтобы ноги были на одной линии, а пятку прижми к носку. Руки вытяни вперед, пальцы разведи, глаза закрой.

– И долго мне так стоять? – поинтересовался Игорь.

– Сколько сможешь, – пояснил Вячеслав.

Простоял Игорь не долго. Почти сразу его начало покачивать, а через полминуты он вообще потерял равновесие.

– Тридцать пять секунд, – подытожил Станислав. – Теперь еще один тест попробуем – «Опыт Тойнби». Закрой рот, зажми рукой нос, сделай глотательное движение. Слышал щелчок в ушах?

– Нет, не слышал, – признался Игорь.

– Попробуем, значит, продувку. Сделай глубокий вдох, закрой рот, зажми посильнее пальцами нос и имитируй выдох. Слышал щелчки?

Игорь опять никаких щелчков не услышал, в чем и признался.

Братья переглянулись.

– Если насморка сейчас нет, то прогноз неутешительный, – подытожил Станислав. – Во-первых, у тебя вестибюлярка никакая. Начнет мутить уже на десяти метрах. Во-вторых, у тебя, похоже, слабая проходимость евстахиевых труб. Я бы, лично, не советовал тебе дайвингом заниматься. После каждого погружения даже на минимальную глубину тебя ждет баротравма среднего уха. Можешь со временем и оглохнуть…

От таких выводов Игорь даже расстроился. Почти всю ночь проворочался с боку на бок. Душила обида. Вроде как неполноценным оказался. Но утром выглянуло солнце, на траву легла роса, кроны ближних сосен причесал легкий ветерок, и обида тихонько ушла. В конце концов, на поверхности тоже неплохо. Человек рождается, чтобы жить в воздушной среде при давлении всего в одну атмосферу. И совершенно незачем испытывать свой организм в условиях сверхвысоких давлений и регулярно проверять его на отказоустойчивость. И с этой мыслью Игорь благополучно провалился в сон…

На пятый день Катран уже в третий раз погружался на дно озера. Оборудование работало как часы. Тем не менее, Борис Андреевич неожиданно заволновался. Ему не понравилось, как Станислав ответил на позывной. Поколебавшись пару секунд, Борис Андреевич вызвал Катрана и прервал погружение. Когда Катран начал выходить, Станислав, который ждал его с запасными баллонами на семидесяти метрах, уже потерял сознание…

Игорь услышал, как взревел двигатель катера, и с недоумением глянул на часы. Команда должна была вернуться на поверхность не раньше, чем через полчаса. Он вылез из палатки и спустился к берегу. Катер буквально разорвал заросли камышей и вылетел на берег. Станислава вынес брат. С другого борта спрыгнул Катран с кислородным баллоном. Катран и Вячеслав стали делать Станиславу искусственное дыхание еще во время подъема. Тем не менее, очнулся он только на плоту. Расширенные зрачки Станислава невидяще смотрели в глубокую синеву неба.

– Дыши, мальчик, дыши, – шептал Катран, прикладывая Станиславу регулятор от баллона с чистым кислородом. – Борис, срочно готовь барокамеру. Вячеслав, неси одеяла и фольгу. И прихвати второй баллон с кислородом для нас.

Катран несколько раз приложился к регулятору, очищая кровь от избыточного азота, и передал регулятор Вячеславу. Они пропустили последние декомпрессионные остановки, но держались бодро. Никакой суеты. Никаких лишних движений. Упаковали Станислава в одеяло, перенести его ближе к машине. Катран бегло просмотрел показания всех компьютеров, нахмурился, выудил из-под штурвала катера спутниковый терминал. На том конце трубку сняли быстро.

– Георгий, у нас ЧП – эвакуация с 70 метров. Слава без сознания. Предполагаю гиперкапнию… Да. Да… Ниже нормы. На три градуса ниже… Не спрашивай, не знаю пока. Даю ему чистый кислород. Будем на месте через два часа. Готовь реанимацию. И барокамеру на всех приготовь. На всякий случай…

Заметив перекошенное лицо Тимофеева, Катран успокаивающе улыбнулся.

– Ничего, Сережа, мы и не из таких ситуаций выкручивались.

– Его спасут?

– Обязательно. Недельку придется, конечно, в санчасти полежать, чтобы врачи понаблюдали. А потом, если захочет, и на Тарханкут с нами поедет.

– А что случилось?

– Пока не знаю, Сережа. Сам удивляюсь…

– А что это за туннель, про который Станислав говорил?

– Туннель? – Катран искренне удивился. – Когда он говорил?

– Только что. Я по губам немного умею читать…

Катран пожал плечами.

– Бредил, видимо. При газовом отравлении слуховые и зрительные галлюцинации – обычное дело. Докладываю: нет на дне никакого туннеля, Сережа. Там есть только холод и жуткая темнота. Даже пальцы вытянутой руки не видны в свете фонаря. А еще на дне есть три метра ила. И больше ничего. Никаких сооружения или построек типа «храм» мной не выявлено. Ты уж поверь. Я все точки успел проверить, которые ты мне отметил на карте. Визуальные наблюдения подтверждаются и показаниями эхолота. Я тебе и сразу мог это сказать, просто расстраивать не хотел раньше времени. Вы уж присмотрите пока за нашим барахлишком, ребятки. А утром Борис вернется и все оборудование увезет.

Тимофеев кивнул.

Игорь очнулся от ступора только когда «Хаммер» и «Мерседеса» взревели на полных оборотах и скрылись за поворотом лесной дороги.

– Тимофеев, ты хоть что-нибудь понял? – тихо спросил он.

– Катран считает, что Слава отравился углекислым газом, – так же тихо отозвался Тимофеев. – Такое действительно случается, когда на глубине дыхание затруднено. Но регулятор у Славы был исправен. Борис Андреевич проверил, когда Славу наверх подняли… Вообще-то, уровень углекислоты в крови во время погружения может увеличиться по многим причинам. От сильного стресса или от страха, например. Ты знаешь, мне кажется, Слава что-то там увидел. Вот только что – большой вопрос. Хотелось бы мне знать, что именно могло напугать железобетонного Славу…

– Тимофеев, ты это… жути не нагоняй! – Игорь поежился от противного холодка, мгновенно пробежавшего по позвоночнику. – Мне и без твоих предположений не по себе.

– Мне тоже, – признался Тимофеев. – И воздуха не хватает. Будто меня самого с этой чертовой глубины поднимали…