Текст книги "Сумасшедший день"

– Ничего страшного, – успокоил он женщину. – Все в порядке, хорошо, что врач его узнал и помог вернуть домой. Я, собственно, и зашел узнать, все ли у Федора в порядке.

Женщина просияла лицом, ей было приятно, что гость не обвиняет ее в недосмотре за сложным больным, даже, наоборот, интересуется его состоянием. Радость тут же погасла из-за мучившей ее тревоги:

– Федя… он совсем не в порядке, с утра рисует и рисует, очень беспокойный. Даже таблетки не помогли. С его заболеванием такое приключение – жуткий, страшный стресс. От еды отказывается, на меня совсем не реагирует. Говорит без остановки.

– Что говорит? – заинтересовался Гуров.

Мать больного парня спохватилась:

– Вы проходите, простите, что держу на пороге. Мы к гостям не привыкли, к нам только врачи ходят. Даже няню для Феди за столько лет не смогли найти, боятся люди аутистов. Поэтому мне приходится его везде с собой брать, приучаю его самому себе готовить, ходить в магазин. Может, все-таки удастся ему прожить самому после моей смерти без отправки в специнтернат. Проходите, не разувайтесь, у меня кругом линолеум, с тех пор как Федю к туалету приучали.

От ее бесхитростных откровений Гурова пробрал мороз по коже. Сколько мужества в этой женщине, которая посвятила себя больному сыну, приучая его пошагово к обычному миру. В светлой небольшой комнате, куда его провела хозяйка квартиры, Федор стоял, уткнувшись лицом в стену, и снова твердил свою мантру:

– Беда, беда, беда. Номер один беда, беда, беда.

Все стены в человеческий рост были заняты листами А4 с карандашными рисунками Федора. Гуров не удержался от восхищения:

– Это же настоящая выставка! У него талант! Как все подробно!

Лист за листом Федя воспроизводил картинку за стеклом своей лоджии, повторяя ювелирно каждую мелочь многолюдного пятачка, прорисовывая детально фигурки людей, машины, здания.

Мать грустно кивнула:

– Это для него важно, он просыпается в 4:30 и садится рисовать на лоджии. До 11 утра рисует все, что там происходит. Потом развешивает по часам и дням.

Лев внимательно вгляделся в рисунки, расположенные столбиком. Каждый столбик начинался одинаково одним и тем же кадром: молодой человек в татуировках, с модным хвостиком из длинных волос, шел по безлюдной улице, потом спускался по ступеням в метро; на следующей картинке он уже поднимался обратно к проспекту и удалялся вдаль. А дальше пространство следующей по очереди картинки уже было заполнено толпой людей, которые тоже спускались или поднимались по широким ступеням от распашных дверей метрополитена. Под каждой фигурой стоял порядковый номер из мелких цифр. Татуированный парень неизменно отмечался цифрой «один».

– А где рисунки сегодняшнего дня? – уточнил опер у матери.

Она кивнула на стопку листов на кресле:

– Лежат, он не стал их развешивать. Рисовал, потом все бросил и вышел на улицу, затем его привезла бригада из психиатрии. Это вы уже знаете. Что-то произошло, и он очень расстроен, в его мире сбился привычный ритм.

– Можно я посмотрю?

– Конечно, вот, пожалуйста, – женщина протянула Льву стопку карандашных рисунков, а сама погладила измученного тревогой сына по голове.

Тот никак не отреагировал на ласку, лишь замолчал, не сводя глаз с невидимой точки сбоку. Гуров пролистал рисунки. Снова все те же кадры: татуированный идет по улице, спускается в метро… Но на следующем листе Федя набросал крупными штрихами пустой выход, татуированного не было ни на ступенях, ни уходящего вдаль. Видимо, после того как парень в татуировках не поднялся на поверхность, как делал каждое утро, Федя занервничал и бросился за помощью из квартиры. Гуров попросил мать:

– Я могу с ним поговорить?

– Попробуйте, – та беспомощно развела руками.

Лев подошел поближе к парню, медленно развесил листы в строгом порядке на стене:

– Федя, я из полиции, меня зовут Лев. Ты утром приходил к нам за помощью. Ты хочешь, чтобы мы нашли пропавшего человека? Вот этого человека? С ним случилась беда? – он ткнул пальцем в татуированного на рисунке.

Но больной парень молчал – заторможенный взгляд в пол, окаменевшее лицо, повернутое в сторону. Лев Иванович не сдавался:

– Ты можешь нарисовать его лицо крупно, этого пропавшего человека? Если с ним случилась беда, то я смогу ему помочь, но мне нужен его портрет. Я покажу его лицо и татуировки работникам метро, они скажут, в какую сторону он уехал, или расскажут, что произошло утром.

Федя, не меняя положение, не поднимая глаз, ухватил карандаш со стола и начал быстро-быстро выводить линию за линией на пустом, приколотом перед ним листе. В такт движениям он зашептал:

– Номер один, номер один, номер один.

«Номер один, наверное, потому что мужчина самый первый появляется на улице утром, еще до того как в метро начинает спускаться толпа людей. Федя считает людей, которые появляются на улице, и присваивает им номера», – догадался опер.

За несколько минут под карандашом на листе возник вход в метро, затем на ступенях посреди пустой улицы появился нарисованный мужчина, спиной ко входу, широко расставивший ноги. Крупное скуластое лицо с небольшими щелями глаз, футболка, джинсы, удлиненная стильная парка, длинные волосы собраны в хвостик на затылке, а кисти покрывают татуировки. «Он ведь видел парня и летом, когда у одежды были короткие рукава», – подумал Лев. Вслух попросил аутиста:

– Федя, нарисуй мне, пожалуйста, татуировки этого парня, все, что ты смог рассмотреть. Рисунки на его теле.

Он только закончил фразу, как карандаш заплясал на чистом листе, аутист принялся прорисовывать отдельные части тела с рисунками на коже. Змея, обвивающая кинжал, две рыбы, что сложились в круг и вцепились друг другу в хвосты, вытянулись на предплечьях; огромный паук с круглым брюхом растопырил свои ноги на шее; на костяшках пальцев расположились ноты.

– Спасибо, Федя, ты мне очень помог.

Парень застыл с карандашом в руках, даже не поворачивая головы в сторону гостя. Казалось, что он никого не слышал и не видел – ни матери, ни оперуполномоченного, но Лев Иванович теперь точно знал, что парень все видит и понимает. Женщина ласково дотронулась до рукава куртки опера:

– Спасибо, что зашли к нам. Кажется, вы его успокоили, перестал кричать и беспокоиться.

Гуров забрал с собой рисунки, распрощался с необычной семьей и направился наконец в больницу на встречу с Игорем Громовым. В метро он, предъявив служебное удостоверение, расспросил служащую, что следила за турникетами из маленькой будочки. Показал ей портрет, нарисованный Федором, но женщина лишь покачала головой:

– Что вы, тут сотни тысяч людей, разве можно кого-то запомнить. Да и некогда мне на лица смотреть, я на сумки и рюкзаки подозрительные больше внимание обращаю.

– Он один заходит сюда и выходит наружу очень рано утром, когда еще улица пуста, примерно в пять утра.

– Это невозможно, – покачала головой служащая. – Метро открывается для посетителей только в 5:30, а до этого входные двери закрыты.

– Может быть, он заходит самый первый сразу после открытия дверей, – предположил Лев.

Служащая снова возразила:

– Да тут к пяти утра уже толпа стоит, вот поверьте мне. Еще и по дверям стучат полчаса, чтобы открыли пораньше. Правда, у нас с этим строго, хоть и холодно на улице, двери открываем ровно по графику. Ни минутой раньше. Здесь не кафе, чтобы погреться. Автобусы еще не ходят, поэтому уже на первом поезде едут несколько десятков человек, другого варианта у них нет. Если бы был ваш раскрашенный среди них, то тогда запомнила бы. Но точно скажу, не было такого среди первых постоянных пассажиров.

В метро Лев занял свободное место и с головой ушел в размышления под равномерный такт поезда: «Что же делал парень у входа с буквой «М»? Зачем он спускался так рано, до начала работы станции, вниз по ступеням, но никуда не ехал? Проверить банкоматы или кофейные автоматы, открыть киоск с едой? Для этого еще рано, покупателей нет, да и двери со стороны улицы закрыты. От начала спуска до дверей метрополитена ведут вниз 10–12 ступеней, стены выложены плитами керамогранита, никаких ящиков, щелей, где можно что-то спрятать или положить». Он будто детскую головоломку крутил непонятную ситуацию, досадуя на себя, что не может найти разгадку странного поведения парня в татуировках. Поэтому решил, что после больницы пройдется по той стороне улицы, как шел на рисунках Федора каждое утро странный прохожий, и найдет, откуда тот возвращался в такое время. Судя по неформальной внешности и по времени, парень мог быть работником какого-то круглосуточного заведения, расположенного неподалеку. Пятница, суббота, воскресенье – что, если в эти дни он возвращается пешком домой после ночной смены? Так что, скорее всего, работает барменом, официантом или поваром в одном из баров, ресторанов поблизости. Лев открыл карту и внимательно изучил время работы всех кафе, ресторанов, баров, кофеен на широкой улице длиною в три квартала, дальше пяти километров уже не стоит углубляться, слишком большое расстояние, его не стал бы проходить пешком человек после рабочей ночи. Круглосуточных заведений оказалось всего лишь пять штук. «Ну, не так уж много, за вечер этого загадочного гуляку точно найду», – обрадовался опер и поспешил к выходу, приятный голос в динамиках уже объявил его остановку.

* * *

В больнице облаченный в белый халат оперуполномоченный поднялся на второй этаж, где в отдельной палате лежал вчерашний стрелок. При свете дня, без шикарного костюма и пальто, вид у Громова был совсем несчастный. Красные маленькие глазки, редкая щетина, расцарапанные во время падения скулы. Жиденькие волосы висели прядями, не скрывая теперь большую лысину во всю голову, мелкие, напоминающие крысиную мордочку черты лица были искривлены в недовольной гримасе. На вежливое приветствие оперативника он ответил нервным дерганьем головы и сразу нетерпеливо принялся расспрашивать:

– Ну что, зацепки есть? Нашли эту тварь?

– Будут после того, как расскажете всю историю с самого начала. Я так понимаю, вы, скорее всего, знаете, кто украл у вас деньги.

– Скорее всего? – иронично фыркнул чиновник. – Да я точно знаю, кто украл эти деньги. Эта тварь, продажная девка, которая обманула меня, притворилась невинной овечкой, а сама опоила меня какой-то гадостью! Я чуть не умер в этой жуткой больнице, только сейчас убрали капельницу! Денег нет, и не только моих, часть этих денег для закупки оборудования в детский дом, где господин Вершинин является главным спонсором. В конце недели будет торжественное вручение подарков сиротам, приедут журналисты. Разразится жуткий скандал! И все из-за этой дряни!

Гуров подождал, пока мужчина успокоится. Опытный опер точно знал, что после волны гнева начинается новая стадия – мольбы, просьбы о помощи и раскаяние. Чем дольше многозначительно молчишь, тем больше нервничает человек и теряет осторожность, рассказывая факты, которые старался утаить. Так произошло и сейчас, под внимательным взглядом Гурова мужчина заметался по больничной кровати:

– Да-да, конечно, я сам идиот, повелся на всю эту невинность и простоту. Она ведь совсем не похожа на всех этих девиц, что шляются по барам и норовят на халяву упиться в хлам. Студентка медицинского, неиспорченная, натуральная красотка без тонны косметики, и это в двадцать лет, когда у девушек уже брак и развод за спиной, а прицепом идут дети. Я ведь солидный человек, нужна жена для дальнейшей карьеры, только не абы какая, а представительная, чтобы не стыдно было привести на мероприятие, чтобы рот могла открыть вовремя, вовремя закрыть. Я давно такую искал, и когда встретился с Алиной, то сразу понял, что она подходит по всем параметрам: внешность эффектная, если отдать в руки стилистов и косметологов, молодая – можно воспитать ее под себя как надо, скромная – не будет тянуть деньги на свои хотелки!

Лев по-прежнему молчал, про себя удивляясь такому прагматичному подходу к выбору жены. На Марии он женился по огромной любви, даже не думая о ее профессии актрисы и связанном с этим напряженным образом жизни, когда спектакли идут вечером, в выходные и праздники. Его долгий взгляд Громов истолковал по-своему:

– Да-да, я помощник депутата, и женщины, конечно, обращают внимание. Только от этого еще сложнее, они все продажные, меркантильные. Видят во мне лишь кошелек и связи с важными людьми. Так тяжело встретить чистую, умную, красивую девушку, чтобы была не деревенской дурочкой, а приличной, из хорошей семьи, с достойным образованием, здоровая! «Будто про собаку говорит, с родословной и паспортом», – внутренне скривился Лев Иванович. Ему надоело выслушивать рассуждения Громова об идеальной жене помощника депутата.

– Так, это понятно. Лучше расскажите, как и где познакомились с этой девушкой, которая, по вашему мнению, вас обокрала. И что произошло прошлой ночью до того момента, как вы оказались с пистолетом в управлении уголовного розыска. Не забывайте про подробности – имена, время, даты, это все очень важно.

– Ну как познакомились, в приложении, где все знакомятся. Мне понравилась ее страничка, я написал, пригласил попить кофе. Это было в понедельник, всю неделю общались мило, она мне рассказала про семью. Я встретил ее пару раз после учебы и подвез до дома. Ее зовут Алина Прохорова, из профессорской семьи. Студентка последнего курса меда, живет в центре в элитном районе. Я же говорю – образованная, воспитанная. Платила даже сама за себя везде, не тянула из меня подарков или цветов, как они все обычно делают.

– Документы вы ее видели какие-нибудь?

– Да, студенческий. Я вытащил из сумочки и сфотографировал, когда она выходила в дамскую комнату. Попросил из службы безопасности одного товарища нашего проверить девочку, тот подтвердил, что все так и есть – адрес, учеба, родители; не состоит на учете у психиатра и нарколога, нет проблем с законом. Я же запланировал на ней жениться, поэтому должен был убедиться, что девушка без двойного дна.

– Что произошло в пятницу?

– Я решил, что пора бы нам поближе стать, пригласил ее в ресторан «Калейдоскоп». Хорошее местечко, в центре. Мы там посидели полчаса, заказали по бокалу вина хорошего, собирались на прогулку по парку. Наметили, что в воскресенье я приду к ней в гости для знакомства с родителями. Дальше помню плохо, все в каком-то тумане. В такси ехали, кажется, помню какой-то бар или кафе, темно было.

– Алина с вами была?

– Да, я помню, что она была рядом. Но все очень смутно. У меня с собой был портфель с деньгами, не успел положить их в банковскую ячейку. Там было чуть больше миллиона для закупки техники на подарки, сегодня мне предстояло поехать оплатить заказ в магазине, проконтролировать отправку в детский дом.

– А другой миллион?

– У меня на счету, я копил на свадьбу и новую квартиру для нас с женой. Вообще, я не трогаю эту карту, которая привязана к счету с накоплениями, даже не знаю, в какой момент я ее вытащил и как смог потратить эти деньги.

При мысли об утерянных деньгах Игорек совсем сник:

– Мне юрист сказал, что так как я сам вводил пин-код, то, даже если ее поймают, доказать кражу будет сложно. Это правда?

– Вы сами вводили пин-код?

– Он был введен при переводе денег! Сначала оплата каких-то мелких заказов по несколько тысяч, а потом сразу все деньги со счета! Все видно по банковским операциям! Если бы я помнил! Но не мог же я сойти с ума и перечислить деньги непонятно куда. Я очнулся от холода где-то на улице, от того, что лежу в сугробе. Кинулся к портфелю – денег нет, а в телефоне одни оповещения о переводе средств. От такого я пришел в ярость и кинулся в полицию, в первое же отделение, которое увидел по дороге. Я был не в себе, под наркотиками! Меня накачала она! В моей крови обнаружили опиаты! Я серьезный человек и никогда не стал бы принимать какие-то вещества или таблетки, тем более когда у меня такая сумма в портфеле. Я вообще планировал, что по дороге зайду в банкомат и внесу их на свой счет, чтобы не носить наличность, это слишком опасно. Или откажусь от прогулки и поеду домой на такси.

Взволнованный Громов не мог лежать в кровати, покачиваясь, он вскочил на ноги и заметался по палате:

– И я, главное, не понимаю, ну зачем, зачем ей эти деньги? Зачем ей эти проблемы?! Ведь Алина приличная девушка, да и в браке со мной она получила бы гораздо больше вполне законно. Как мне теперь верить женщинам, как искать жену? Ведь это позорное пятно, какая-то сопля может пустить мою карьеру под откос, а я трудился над этим столько лет! Боже, за что мне это?!

Лев Иванович даже посочувствовал ошалевшему от свалившейся беды чиновнику. Ведь и правда, даже если найдет девчонку, а это в принципе нетрудно, ведь есть все данные вплоть до адреса, то доказать, что это она украла деньги, будет сложно. Свидетелей нет, наркотическое опьянение (добровольное или нет, это тоже только со слов Громова), при снятии денег был введен пин-код, который знал только владелец счета, – все складывается против ограбленного мужчины, вернее, он выглядит вовсе не ограбленным, а просто растратчиком, что в пьяном кураже спустил и свои, и чужие средства. Чтобы понять всю схему до конца, необходимо отследить путь денег через банковские онлайн-операции, а еще – срочно найти девушку и побеседовать, выяснив ее картину вчерашнего дня.

– Из банка возьмите выписку со всеми операциями по всем картам, – попросил он Громова.

Тот засуетился, кинулся к новенькому телефону:

– Я уже! Заблокировал все карты, написал в банк о мошенничестве, попросил остановить перевод денег, но это уже невозможно. Все средства ушли на счет какого-то мужика из Саранска! Я даже не знаю, кто это! Наши безопасники постарались все отследить, но толку ноль! Это какой-то бомж, его документом воспользовались, чтобы открыть счет в банке, и не более, а дальше деньги переводят на неименные счета за рубеж. Распечатку дать не могу, давайте перешлю на электронную почту все выписки по банковским операциям, мне скрывать нечего!

– Пересылайте, – Гуров продиктовал свой номер. – И фотографию студенческого билета Прохоровой, все ее данные, которые вы узнали за неделю знакомства. Телефон, адрес, что там еще было.

Игорь лихорадочно застучал по кнопкам телефона, отправляя документы и фотографии. Он бросил косой взгляд на оперативника:

– Вы ведь не записывали наш разговор? Юрист предупредил меня, чтобы никаких пока показаний под подпись, никаких протоколов, иначе сам могу оказаться обвиняемым в растрате служебных средств.

– Нет, сейчас собираю информацию по горячим следам. Как только станет понятно, когда и как пропали деньги, то с генералом Орловым будем решать, как оформлять это дело.

– Да как «пропали»?! – взвизгнул в ярости Громов. – Это же понятно, эта тварь их у меня украла! Кто еще?! Она была рядом вчера, она подсыпала мне наркотики, она выкрала карту и деньги из портфеля и сбежала! Срочно найдите ее, поезжайте к ней домой, пускай родители объяснят, где их чертова доченька, эта проклятая, мерзкая сука!

– Спасибо за совет, – Гуров не удержался от укола в ответ. – Я сам решу, как вести разыскные мероприятия.

Не прощаясь, он вышел из палаты, чувствуя, как в спину впивается яростный взгляд помощника депутата. На улице опер прыгнул в подошедший автобус, который шел в нужную сторону. Хоть он ответил иронией на предложение Громова, но и сам понимал, что деньги уже исчезли со счета в банке, и единственная возможность узнать их судьбу – разыскать девушку, с которой провел вчера вечер Игорь. Пока автобус вез его по улицам Москвы, он с интересом принялся рассматривать фотографию Алины Прохоровой в студенческом билете. Даже несмотря на черно-белое фото, сразу бросалось в глаза, что девушка почти не накрашена. Никаких теней и помады, естественный макияж. Только если… Лев увеличил фото и присмотрелся к пушистым ресницам. Он однажды восхитился естественной красотой модели на рекламном стенде и получил тогда от Марии целую лекцию по нюд-мейкапу, когда девушка после нескольких часов перед зеркалом и кучи слоев тональных кремов, блеска, румян, пудры, губной помады выглядела так, будто просто только что проснулась и умылась, а сияющая ровная кожа, пухлые губы и игривый изгиб ресниц даны ей от природы. Поэтому сейчас он, внимательно присмотревшись, понял, что пушистые ресницы и невинные пухлые губы у девушки – всего лишь результат искусного использования косметики, при этом еще густые светлые пряди и челка закрывали лоб и щеки, так что овал лица почти невозможно было рассмотреть. Прожив с актрисой много лет и побывав на почти всех ее спектаклях, Гуров знал, как сильно может с помощью макияжа изменить свою внешность женщина. Мария играла в театре невинную Джульетту, зрелую мадам Помпадур, уродливую волшебницу Бастинду, величественную царицу Екатерину Великую. Она каждый раз выглядела так по-разному, что Лев и сам из зрительного зала не всегда узнавал любимую жену в новом образе. При мысли о гриме и женщинах, что так ловко меняют внешность, он сразу вспомнил Алису Банину, тоже такую бесхитростную и милую на первый взгляд, но при этом с тайной внутри и большим количеством лжи снаружи. Почему она рассказывает всем окружающим разные версии о своих визитершах? Этим он займется потом, когда побеседует с Прохоровой и найдет татуированного прохожего из метро. Чем еще заниматься одинокому сыщику уголовного розыска в отсутствие жены? Ну не по ресторанам же девиц водить. Ничем хорошим это не заканчивается, как показала история Громова.

* * *

Дверь в квартиру Прохоровой ему распахнула дородная женщина в шелковом халате. При виде незнакомца аккуратные брови на холеном лице недовольно сдвинулись:

– Ну что вам?

– Я хотел бы увидеть Алину Прохорову.

– Алина спит, это во-первых, а во-вторых, кто вы такой и зачем вам моя дочь?

Голос у женщины при каждом слове становился все сильнее, заполняя пространство вокруг. На звуки вылетела и залаяла белая болонка, в коридоре кто-то засопел и из-за плеча блондинки показался крепко сколоченный толстый мужчина.

– Что происходит? Кто это?

– Я сама хотела бы узнать! Он спрашивает Алину!

От поднявшегося шума у Гурова заныло в висках. Он не хотел пугать домочадцев Прохоровой, но родителей уже было не остановить. Опер достал служебное удостоверение, представился. Блондинка чуть поутихла, хотя по-прежнему заваливала опера вопросами:

– Да по какому поводу?! Что происходит, потрудитесь объяснить?!

Более сообразительный муж оттеснил ее в глубину квартиры и распахнул пошире дверь, поглядывая на соседние квартиры:

– Проходите. Простите, неожиданный визит для нас, мы растерялись, честно говоря. И голова еще тяжелая, буквально час назад из аэропорта. Давайте еще раз, я отец Алины Прохоровой, моя дочь спит сейчас. Может быть, вы мне сначала расскажете, для чего она понадобилась оперативному работнику?

Прохоров-старший хоть и был более сдержан в своем волнении, но его голос раздавался так же гулко. «Они преподаватели в университете, – вспомнил Гуров. – Поэтому разговаривают так громко, привыкли читать лекции для аудитории».

– Пап, что за шум? Что случилось, я только уснула… – В дверном проеме стояла девушка в домашнем халате, накинутом на пижаму.

– Алиночка, иди к себе в комнату. Сейчас мы сами все выясним! – взвизгнула взволнованная мать.

– Извините, но я хотел бы поговорить именно с Алиной, – мягко возразил Гуров.

– Давайте так, пускай будет компромисс. Вы поговорите с Алиной, но в нашем присутствии. Мы все-таки ее родители, хоть моя дочь уже совершеннолетняя с точки зрения закона, но это всего лишь по документам, – миролюбиво предложил Прохоров.

Гуров согласно кивнул. При других обстоятельствах он настоял бы на беседе тет-а-тет, так как при родителях молодой человек или девушка стараются изо всех сил сохранить все свои даже самые мелкие тайны. Но сейчас он понимал, что вытянул «пустышку». Документы были хорошей подделкой, а девушка на фотографии совсем не Алиной Прохоровой. Настоящая Алина, невысокая, крепко сложенная, внешностью пошла в отца: нос крупной картофелиной, крепкие щечки, глаза навыкате, крутой подбородок с упрямой ямочкой. Никакого сходства с миловидной девицей на фотографии в студенческом билете.

Недовольная Алина под перешептывания родителей протопала в большую комнату и плюхнулась на диван:

– Давайте уже быстрее, у меня голова раскалывается.

Гуров показал фотографию из студенческого билета:

– Вам знакома эта девушка?

Алина сморщила круглый широкий нос:

– Вообще без понятия, кто это. – И тут же ахнула возмущенно: – Тут же моя фамилия, имя и номер группы! Это мой студенческий!

– Я же говорила тебе, как опасно терять документы, – тут же принялась читать нотации мать. – Надо было сообщить в полицию! Теперь с твоим документом какая-то мерзавка может изображать тебя! Ужасный позор, ужасная безответственность, Алина!

– Ну мама! Прошло уже почти два года! И это просто студенческий, это же не паспорт! – возмутилась девушка.

– И тем не менее посмотри, до чего довела твоя рассеянность! Уже полиция приходит, и бог его знает, что нас теперь ждет из-за твоего безответственного отношения!

Девушка закатила глаза:

– Не накручивай, он что, пришел меня арестовать из-за какого-то студенческого?! Да там даже не я на фотографии! А какая-то селедка!

– Что за выражения, Алина!

Гуров уже не знал, куда деться от их криков, в этой семье только отец умел разговаривать спокойно. Тот покачал головой на ссорящихся женщин и вежливо уточнил:

– А что, собственно, произошло, по какому поводу ваш визит?

– Извините, всю информацию сообщить не могу, тайна следствия, – пояснил оперуполномоченный. – Вы можете рассказать, где Алина была с 7 вечера пятницы и до утра этой субботы, то есть последние сутки?

– В Париже! – в ответ взвизгнула мать и бросилась вон из комнаты.

Прохоров согласно кивнул:

– Мы действительно прилетели час назад из Парижа. Праздновали там Новый год и провели все зимние каникулы, вечером в пятницу сели на самолет в аэропорту Шарль де Голль, а утром из Шереметьево добрались домой на такси. Зимние каникулы в Париже были нашим подарком дочери на двадцатилетие.

– Вот! – в комнату залетела мать девушки и вывалила перед оперативником кучу вещей. – Это – наши посадочные билеты туда и обратно, это – сувениры для друзей, это – чеки из магазинов и кафе Парижа! Есть даже чеки из гостиницы с датой и временем выселения, что вам еще надо? Какие доказательства?! Моя дочь была в Париже с декабря месяца и никакого отношения не имеет ни к каким преступлениям! Она хорошая, воспитанная девочка, а мы – приличная семья! Не знаю, по какому поводу вы к нам явились, но никаких беззаконий мы не совершали!

– Хорошо, я понял, – кивнул Гуров. Ему действительно было понятно, что кто-то воспользовался документом Прохоровой и ее личностью, чтобы обмануть Громова. – Последний вопрос. Алина, вы знакомы с Игорем Громовым?

– Не знаю я никакого Громова, первый раз слышу. Я никого не знаю, ни эту селедку с фотографии, ни Громового вашего, – капризно захныкала девушка. – Долго еще? У меня голова болит с самого самолета, просто раскалывается.

Из квартиры провожал оперативника отец под крики женщин в гостиной:

– Я тебе говорила, говорила, сразу предложила, чтобы ты выпила таблетку!

– Тогда не так сильно болела! И те таблетки горькие! Дай, которые зеленые!

– Они слишком сильные, сколько раз тебе повторять! Алина, ты никогда меня не слушаешь, а потом к родителям полиция домой приходит!

– Не начинай, я вообще ни при чем! Ты сама один раз загранпаспорт потеряла.

От квартиры Прохоровых Лев Гуров едва ли не бежал. Может быть, Алина и ее родители дружно врали, прикрывая дочку, но он уже не мог находиться среди постоянного крика, который для всей семейки был, по всей видимости, обычной манерой общения. На улице он с облегчением выдохнул, в ушах до сих пор звенело от высокого голоса жены, капризного нытья девушки и гулкого баса отца семейства. Бессонная ночь начинала сказываться, его утренний заряд бодрости потихоньку таял, а ведь еще надо опросить персонал в ресторане «Калейдоскоп», откуда вышел со своей спутницей Громов перед пропажей денег. Еще он запланировал пройтись по барам и ресторанам в поисках татуированного парня, поэтому снова пришлось открывать карту и выстраивать маршрут. К счастью, ресторан располагался в самом центре и в паре кварталов от самого первого бара «Золотой лев», который он наметил себе для обхода в поисках татуированного. В «Калейдоскопе» от запахов еды из тарелок редких посетителей у него проснулся аппетит, но, открыв меню, опер захлопнул тяжелую кожаную папку обратно. Цены в ресторане были значительно выше средних, а блюда все больше авторской кухни, которую опер, любитель простой домашней пищи, понимал плохо. Лев пристроился на высоком табурете бара и заказал кофе. Бармен ловко соорудил чашку с пышной молочной пенкой и подвинул гостю:

– Прошу.

После пары глотков прояснилось в голове и исчез шум голосов семейства Прохоровых. Оперуполномоченный кивнул бармену, мельком показал удостоверение, а потом фотографию из поддельного студенческого билета:

– Видел вчера эту девушку вместе с мужчиной?

– С Громовым-то? – фыркнул бармен. – Конечно, видел.

– Он у вас часто бывает? Вы его знаете? – обрадовался Гуров разговорчивому свидетелю.

– Не часто, но регулярно, – хихикнул бармен. – Раз в два месяца заходит к нам с очередной невестой, мы уже его сценарий выучили. Сначала приводит сюда девицу и смотрит, заплатит она за себя или нет. У нас и официант его один и тот же обслуживает, которого Громов лично проинструктировал. Если дамочка что-то дорогое из меню заказывает, устрицы там или фуа-гра, то официант говорит, что сейчас блюда нет в наличии, и предлагает салатики, курицу, ну, в общем, что подешевле. На следующий день Громов сюда приходит кофе пить и жаловаться, что опять очередная продажная охотница на мужчин попалась, не годится в невесты ему. Еще ни одна за себя не заплатила, ну кроме вчерашней. Эта полностью весь счет оплатила после ужина, потом ушли они вместе. Скромница такая и на мордашку милая, но хитрая-я-я-я, – рассмеялся бармен.

– Почему ты так думаешь? – заинтересовался Гуров.

У парня за барной стойкой загорелся огонек в глазах:

– Одета она как монашка, черное платье в пол. Только это на первый взгляд, а если приглядеться, то оно так обтягивает все ее, – бармен показал руками округлые формы спутницы помощника депутата на себе, – прелести, что мы тут с парнями просто слюнями на нее истекли. Только она на простых парней и не смотрит, сразу видно – профи. Вся только вокруг своего депутата, Игорь то, Игорь се. Попробуй вино, давай я тебе галстук ослаблю, ты такой умный. И хохочет над каждым его словом, заливается, глаз с него не сводит.