Текст книги "Всё о Незнайке и его друзьях"

Глава двадцатая
Тюбик работает

Пока Винтик и Шпунтик путешествовали по Змеевке, разыскивая паяльник, в Зелёном городе произошли значительные события. День начался с того, что Тюбик нарисовал портрет Снежинки. Он потратил на это дело почти два часа, но зато портрет получился как живой. Сходство было поразительное. Хотя многие говорили, что на портрете Снежинка получилась даже лучше, чем в жизни, но это неправда. Снежинка вовсе не нуждалась в том, чтобы художник приукрашивал её. Если Тюбик сумел оттенить на портрете красоту её черт и показать их ярче и выразительнее, то это как раз и требуется от настоящего искусства, каким является живопись.

Портрет был повешен на стене в нижней комнате, чтобы все желающие могли видеть. И нужно сказать, что в желающих недостатка не было. Все видевшие портрет захотели, чтобы Тюбик нарисовал также и их, но Снежинка никого не допускала в верхнюю комнату, так как Тюбик в это время рисовал портрет Синеглазки и посторонняя публика могла ему помешать.

Незнайка, который околачивался наверху и давал Тюбику разные ненужные советы, чтоб показать, будто он много понимает в живописи, услышал доносившийся снизу шум.

– Это что здесь за шум? Что за шум? – закричал он, спускаясь с лестницы. – А ну, разойдись по домам!

Бедные малышки, услышав такую грубость, даже не посчитали нужным обидеться, настолько велико было их желание попасть к художнику. Наоборот, они окружили Незнайку со всех сторон, стали называть его милым Незнаечкой и просить не прогонять их.

– А ну, становись в очередь! – закричал Незнайка, расталкивая малышек и тесня их к стене. – В очередь, говорят вам, не то всех прогоню!

– Фу, какой вы грубый, Незнайка! – воскликнула Снежинка. – Разве так можно? Мне стыдно за вас.

– Ничего, – ответил Незнайка.

В это время в комнату впорхнула ещё одна малышка и, воспользовавшись общей суматохой, проскользнула прямо к лестнице, которая вела наверх. Увидев это, Незнайка ринулся за ней и уже хотел грубо схватить её за руку, но она остановилась и, надменно взглянув на него, решительно помахала перед его носом пальцем:

– Ну-ну, потише! Мне можно без очереди: я поэтесса!

Встретив такой неожиданный отпор, Незнайка разинул от удивления рот, а поэтесса, воспользовавшись его замешательством, повернулась к нему спиной и не спеша зашагала к лестнице.

– Как она сказала? Кто она такая? – спросил Незнайка, растерянно показывая пальцем в сторону лестницы.

– Поэтесса. Стихи пишет, – объяснили малышки.

– А… – протянул Незнайка. – Невелика важность. У нас тоже есть поэт, мой бывший ученик. Когда-то я учил его писать стихи, а теперь он и сам умеет.

– Ах, как интересно! Значит, вы тоже были поэтом?

– Был.

– Ах, какой вы способный! Вы и художником были, и поэтом…

– И музыкантом, – важно добавил Незнайка.

– Прочитайте какое-нибудь ваше стихотворение.

– Потом, потом, – ответил Незнайка, делая вид, что ему страшно некогда.

– А как зовут вашего поэта?

– Его зовут Цветик.

– Ой, как интересно! – захлопали в ладошки малышки. – Вашего поэта зовут Цветик, а нашу поэтессу зовут Самоцветик. Правда, похоже?

– Немножко похоже, – согласился Незнайка.

– Вам нравится это имя?

– Ничего себе.

– А какие она стихи пишет! – говорили малышки. – Ах, какие замечательные стихи! Вот пойдите наверх, она, наверно, будет читать свои стихи. Интересно, как вам понравится.

– Что ж, пожалуй, можно пойти, – согласился Незнайка.

Когда он поднялся наверх, Тюбик уже заканчивал портрет Синеглазки, а Самоцветик сидела на диване рядом с Гуслей и беседовала с ним о музыке. Заложив руки за спину, Незнайка принялся прохаживаться по комнате, бросая по временам косые взгляды в сторону поэтессы.

– Что вы всё ходите тут, как маятник? – сказала Самоцветик Незнайке. – Сядьте, пожалуйста, а то от вас даже в глазах рябит.

– А вы тут не распоряжайтесь! – грубо ответил Незнайка. – Прикажу вот Тюбику, чтоб не рисовал ваш портрет!

– Вот как! Он на самом деле может вам приказать? – обернулась Самоцветик к Тюбику.

– Может. Он у нас всё может, – ответил Тюбик, который старательно работал кисточкой и даже не слышал того, что сказал Незнайка.

– Конечно могу, – подтвердил Незнайка. – Все должны меня слушаться, потому что я главный.

Услышав, что Незнайка пользуется такой властью среди малышей, Самоцветик решила задобрить его:

– Скажите, пожалуйста, это вы, кажется, воздушный шар выдумали?

– А то кто же?

– Я когда-нибудь напишу про вас стихи.

– Очень нужно! – фыркнул Незнайка.

– Не скажите! – пропела Самоцветик. – Вы ведь не знаете, какие стихи я пишу. Хотите, прочитаю вам какое-нибудь стихотворение?

– Ладно, читайте, – милостиво согласился Незнайка.

– Я прочитаю вам своё недавнее стихотворение про комара. Слушайте:

 
Я поймала комара,
Та-ра, та-ра, та-ра-ра!
Комаришку я люблю,
Тру-лю-люшки, тру-лю-лю!
Но комарик загрустил –
Жалко комаришку.
Нет, поймаю я себе
Лучше муравьишку.
Муравьишка тоже грустен,
Тоже любит погулять…
Хватит с ними мне возиться –
Надо книжку почитать.
 

– Браво, браво! – воскликнул Тюбик и даже в ладоши захлопал.

– Очень хорошие стихи, – одобрил Гусля. – В них говорится не только о комаре, но и о том, что надо книжку читать. Это полезные стихи.

– А вот ещё послушайте, – сказала поэтесса и прочитала стихи, в которых говорилось уже не о комаре, а о стрекозе и которые кончались уже не словами о том, что надо книжку почитать, а о том, что «надо платье зашивать».

Потом последовали стихи о мушке, которые кончались словами о том, что «надо руки умывать». Наконец были прочитаны стихи о том, что «надо полик подметать».

В это время Тюбик окончил портрет Синеглазки. Все столпились вокруг и стали выражать свои восторги:

– Чудесно! Прелестно! Очаровательно!

– Миленький, вы не можете нарисовать меня также в синем платье? – обратилась Самоцветик к Тюбику.

– Как же в синем, когда вы в зелёном? – спросил, недоумевая, Тюбик.

– Ну, миленький, вам ведь всё равно. Платье зелёное, а вы рисуйте синее. Я бы надела синее платье, если бы знала, что Синеглазка так хорошо получится в синем.

– Ладно, – согласился Тюбик.

– И глаза мне, пожалуйста, сделайте голубые.

– У вас ведь карие глаза, – возразил Тюбик.

– Ну, миленький, что вам стоит! Если вы можете вместо зелёного платья сделать синее, то почему вместо карих глаз нельзя сделать голубые?

– Тут есть разница, – ответил Тюбик. – Если вы захотите, то можете надеть синее платье, но глаза вы при всём желании не вставите себе голубые.

– Ах, так! Ну, тогда, пожалуйста, делайте карие глаза, но нарисуйте их побольше.

– У вас и так очень большие глаза.

– Ну, чуточку! Мне хочется, чтобы были ещё больше. И ресницы сделайте подлиннее.

– Ладно.

– И волосы сделайте золотистые. У меня ведь почти золотистые волосы! – молящим голосом просила Самоцветик.

– Это можно, – согласился Тюбик.

Он принялся рисовать поэтессу, а она беспрестанно вскакивала, подбегала к портрету и кричала:

– Глаза чуточку побольше! Ещё, ещё, ещё! Ресницы прибавьте! Рот чуточку меньше… Ещё, ещё!

Кончилось тем, что глаза на портрете получились огромные, каких и не бывает, ротик с булавочную головку, волосы – словно из чистого золота, и весь портрет имел очень отдалённое сходство. Но поэтессе он очень понравился, и она говорила, что лучшего портрета ей и не надо.

Глава двадцать первая
Возвращение Винтика и Шпунтика

Бережно держа в руках свой портрет, Самоцветик сошла вниз, и её моментально окружили малышки. Все говорили, что её портрет по красоте гораздо лучше портретов Снежинки и Синеглазки, но по сходству он значительно хуже их.

– Глупенькие, – сказала им Самоцветик. – Для вас что важнее: красота или сходство?

– Конечно красота! – ответили все.

В это время в комнату, запыхавшись, прибежали Ласточка и Кисонька.

– Ах, какое несчастье! – закричали они. – Ах, мы падаем в обморок!

– Что случилось? – испугались все.

– Мы сегодня пошли в больницу… – начала рассказывать Ласточка.

– …Чтоб отвести на квартиру малышей, которых должны были выписать… – подхватила Кисонька.

– …Но Медуница сказала, что малыши уже выписались, – перебила Ласточка.

– …Тогда мы стали просить, чтобы нам дали других малышей, – снова подхватила Кисонька и заговорила быстро, чтобы Ласточка не перебила: – Тогда Медуница дала нам Авоську и Торопыжку. Мы повели их по улице, а они убежали от нас и залезли на дерево.

– Они боятся, что мы будем воспитывать их, понимаете? – поспешно вставила Ласточка и засмеялась.

– Очень нам нужно таких воспитывать! – скорчила презрительную гримаску Кисонька.

– Где же они теперь? – спросила Синеглазка.

– Остались на дереве, – сказала Ласточка. – Они ещё яблоки начнут рвать!..

– Ну-ка, пойдём посмотрим, – предложила Снежинка.

Авоська и Торопыжка сидели на ветке яблони и на самом деле пытались сорвать яблоко. Они крутили его, стараясь обломить черенок. Вдруг они увидели на улице группу малышек, которые остановились в отдалении и с любопытством поглядывали на них. Заметив со стороны малышек такое внимание, Торопыжка с удвоенной силой стал откручивать яблоко, а Авоська даже принялся грызть черенок зубами.

– У, ни одного яблока ещё не сорвали! – послышался голос снизу.

Авоська и Торопыжка глянули вниз и увидели синеглазую малышку, которая, посмеиваясь, глядела на них.

– А ты молчи, синеглазая! – проворчал Авоська. – Думаешь, их легко рвать?

– А если вам дать пилу, легче будет?

– Сказала! Ты нам дай только пилу!.. – ответил Торопыжка.

Синеглазка сбегала в соседний дом и принесла Торопыжке пилу. Через минуту черенок был перепилен, и яблоко полетело вниз.

– Ну-ка, малышки, давайте убирать яблоки! – закричала Синеглазка. – Малыши решили помочь нам.

Несколько малышек подбежали к лежавшему на земле яблоку и, толкая его перед собой, покатили к ближайшему двору.

В Зелёном городе под каждым домом имелся подвал для хранения фруктов и овощей. Подкатив яблоко к дому, малышки открыли дверь, которая была сделана вровень с землёй, и вкатили в эту дверь яблоко. За дверью были мостки из досок, по которым яблоко само собой покатилось в подвал. Сделав это, малышки побежали назад, а навстречу им другие малышки катили новое яблоко.

Работа закипела. Прибежала Стрекоза. Она раздобыла где-то пилу, надела вместо платья шаровары, которые надевала для игры в волейбол, и тоже полезла на дерево. Увидев в руках у неё пилу, Авоська сказал:

– Эй, ты! Ну-ка, дай сюда пилку. Ты не умеешь.

– Один ты умеешь! – задорно ответила Стрекоза.

Она уселась на ветке и, закусив губу, принялась перепиливать черенок яблока. Авоська с завистью поглядывал на неё, потом сказал:

– Давай вместе работать: сначала ты попили, а я отдохну, потом я попилю – ты отдыхать будешь.

– Ладно, – согласилась Стрекоза.

В это время прибежали малышки из того дома, где был гараж, и сейчас же разнеслась весть об исчезновении Винтика и Шпунтика. Малышки рассказывали о том, что Винтик и Шпунтик ушли рано утром в Змеевку и до сих пор не вернулись.

– Вот видите, – затараторила Ласточка, – я ведь говорила! Скоро все малыши убегут в Змеевку. Они не захотят в нашем городе жить.

– Ну и пусть бегут, – сказала Синеглазка. – Мы никого насильно держать не станем.

Разговоров о коварстве Винтика и Шпунтика хватило до самого вечера. Ласточка и Кисонька, казалось, даже были довольны, что они исчезли, и злорадно посмеивались.

Когда надежда на возвращение Винтика и Шпунтика совсем пропала, в конце улицы показалась машина. Она с шипеньем и треском прокатилась по улице. Малышки бросили работу и помчались за ней. Кисонька и Ласточка бежали впереди всех и кричали:

– Винтик и Шпунтик вернулись! Винтик и Шпунтик вернулись! – Потом они остановились и сказали: – Тише! Не надо бежать за машиной. Мы можем показать малышам плохой пример.

Когда малышки подошли к гаражу, то увидели, что, кроме Винтика и Шпунтика, приехал Бублик.

– А это кто? – сказала возмущённо Кисонька. – Это, кажется, змеевский Бублик? Вы зачем, Бублик, приехали? Мы вас не приглашали.

– Подумаешь! – ответил Бублик. – Очень мне нужно ваше приглашение!

– Вот вам и «подумаешь»! – сказала Ласточка. – Мы к вам не ходим, и вы не ходите к нам.

– А вы ходи «те. Чего там! Мы ведь не гоним вас.

– Как так не го «ните? Сами пригласили на ёлку, а потом давай снежками бросаться!

– Что тут такого? Мы просто хотели поиграть с вами в снежки. Вам тоже надо было бросать в нас снежками.

– Вы должны были понимать, что малышки не любят руками снег брать.

– Ну, ошиблись маленечко, – пожал Бублик плечами. – Недоучли, что вы распустите нюни и обидитесь на всю жизнь.

– Нет, это вы обиделись на всю жизнь! Зачем к нам Гвоздика подослали? Знаете небось, чего он здесь натворил?

– За Гвоздика мы не отвечаем, – ответил Бублик. – Он и у нас невесть что вытворяет. Мы с ним бьёмся – никак перевоспитать не можем. Мы его к вам не подсылали. Он у вас тут по собственной инициативе работал.

– «Работал»! – фыркнула Кисонька. – Он это называет работой! Нет, теперь мы не водимся с вами. Мы в вас не нуждаемся. У нас теперь свои малыши есть.

– Ну, и я не вожусь с вами. Мне на вас – тьфу! Я просто привёз Винтика и Шпунтика, а теперь сяду на машину и уеду обратно.

Бублик рассердился и отошёл в сторонку. Но он не уехал. Увидев, что Винтик и Шпунтик начали починять машину, он принялся им помогать. Такой уж компанейский характер у каждого шофёра. Если шофёр увидит, что кто-нибудь починяет машину, он обязательно подойдёт и тоже начнёт что-нибудь ковырять, подвинчивать болт или гайку или просто станет давать советы.

Втроём они провозились до поздней ночи, но всё-таки не успели починить машину, так как ремонт требовался очень большой.

Глава двадцать вторая
Чудеса механизации

На следующее утро Синеглазка пришла в больницу и рассказала Медунице, что выписанные малыши не дерутся на улицах, а, наоборот, ведут себя примерно и даже помогают малышкам убирать яблоки. Медуница сказала:

– Это хорошо, что вы нашли малышам подходящее занятие. Я попрошу вас включить в работу Небоську и Растеряйку, которые выписываются сегодня.

– Нельзя ли выписать ещё кого-нибудь? – попросила Синеглазка. – Жалко держать малышей взаперти, когда для них есть такая интересная работа.

– Я ведь вчера выписала вне очереди Авоську и Торопыжку, – ответила Медуница. – Разве вам мало?

– Мало.

– Ну что ж, можно выписать Молчуна. Он очень смирный и не надоедал мне никакими просьбами.

– А ещё кого?

Медуница надела очки и стала смотреть по списку:

– Можно выписать Пончика и Сиропчика. Хотя, признаться по правде, Пончика не следовало бы выписывать – за то, что он ест много сладкого. Мне ещё не удалось отучить его от этой дурной привычки. И главное, если бы он только ел! Но он набивает себе все карманы сладостями и даже под подушку прячет. Ну, ничего, может быть, на свежем воздухе его аппетит поуменьшится. А Сиропчика тоже следовало бы подержать здесь в наказание за то, что пьёт слишком много газированной воды с сиропом. Однако придётся их выписать – за то, что они были со мной вежливы.

Медуница снова стала просматривать список.

– Пульку ещё рано выписывать, – сказала она, – у него ещё не зажила нога. Пулька у нас настоящий больной.

– А Ворчуна? – спросила Синеглазка.

– Нет, нет! – воскликнула Медуница. – Этот Ворчун такой неприятный субъект! Он вечно ворчит, вечно чем-нибудь недоволен. Он, знаете ли, всем на нервы действует. Пусть сидит здесь – за то, что такой несообразный, хотя, признаться по совести, я бы с удовольствием избавилась от него и от этого несносного Пилюлькина, который неизвестно с какой стати считает себя врачом и постоянно пытается доказать мне, что у меня неправильные методы лечения.

– Так выпишите их обоих, чтоб не надоедали вам, – предложила Синеглазка.

– Ах, что вы! Ни за что на свете! Вы знаете, дорогая, что сказал мне недавно этот гадкий Пилюлькин? Он сказал, что я больных не вылечиваю, а, наоборот, здоровых могу сделать больными. Какое невежество! Нет, я его продержу здесь точно до положенного срока. Раньше он отсюда не выйдет.

Таким образом, Синеглазка добилась, чтобы, кроме Небоськи и Растеряйки, из больницы выписали Молчуна, Пончика и Сиропчика. В больнице остались Пулька, Ворчун и Пилюлькин. Пулька молча терпел такую несправедливость, так как нога у него всё ещё болела, но Ворчун и Пилюлькин готовы были рвать на себе волосы от досады и сказали, что если к вечеру их не выпишут, то они устроят побег.

Винтик, Шпунтик и Бублик проснулись ни свет ни заря и снова принялись за починку автомобиля. Солнце было уже высоко, когда машина наконец зафыркала и мотор начал работать. Трое друзей решили устроить пробную поездку. Поколесив вокруг дома и подняв тучу пыли, они выехали за ворота и помчались по улице. Скоро они увидели малышек, которые занимались уборкой фруктов. На яблоне сидели Торопыжка, Растеряйка и Авоська с Небоськой. Рядом на груше трудились Гусля, Молчун и Стрекоза. Малышки катали во всех направлениях яблоки. Незнайка бегал среди работающих и с упоением командовал:

– Пять душ туда, пять душ сюда! Хватайте это яблоко, катите его! Осади назад, чтоб вы лопнули, – здесь сейчас упадёт груша! А вы там, сверху, предупреждайте! Р-р-разойдись, а то я за себя не отвечаю!

Всё это можно было делать тихо, но Незнайке казалось, что если он перестанет шуметь, то вся работа остановится.

Сиропчик и Пончик тоже трудились. Они катили грушу, но груша не катилась туда, куда нужно, а катилась, куда вовсе не нужно. Каждый знает, что форма у груши совсем не такая, как у яблока, и если её толкать, то она будет кататься на одном месте, по кругу. К тому же груша была очень мягкая. При падении с дерева она примялась, а Сиропчик и Пончик, катая, совсем истолкли ей бока. В результате они с ног до головы измазались сладким соком и всё время облизывали руки.

– А вы что там с грушей вертитесь на одном месте? Всю грушу измяли! – кричал на них Незнайка. – Или вы, может быть, решили из неё сироп добывать? Я вам покажу сироп!

Остановив автомобиль, Винтик и Шпунтик смотрели на эту картину. Потом Винтик закричал:

– Эй, Незнайка! А почему у вас механизации нет?

– Да ну вас! – отмахнулся Незнайка. – Тут от яблок некуда деваться, а им ещё механизацию подавай!.. Где я вам возьму механизацию?

– А вот одна машина уже есть, – ответил Бублик.

– Разве машина – механизация?

– Конечно механизация. Будем яблоки и груши на машине возить.

– Придумал! – воскликнул Незнайка. – Ну-ка, подъезжайте под дерево – мы сбросим яблоко прямо в машину.

– Постой, так нельзя, – сказал Винтик. – Если яблоки сбрасывать в машину прямо с дерева, то и яблоки перебьёшь, и машину сломаешь.

– Что же, по-твоему, на руках яблоки с дерева таскать?

– Зачем на руках? На верёвке будем спускать.

– Есть!.. – закричал Незнайка. – Ну-ка, малышки, тащите сюда верёвку!

Малышки быстро принесли верёвку. Незнайка взял её и принялся вертеть в руках. Он не знал, как обращаться с верёвкой, и с недоумением смотрел на неё. Потом он сделал вид, будто до чего-то додумался, протянул верёвку Винтику и сказал:

– Ну-ка, действуй.

Винтик перекинул верёвку через ветку яблони и велел Торопыжке привязать верхний конец верёвки к черенку яблока. Другой конец велел держать нескольким малышкам.

– Теперь пили! – крикнул он Торопыжке.

Через минуту черенок был перепилен, и яблоко повисло на верёвке. Винтик велел Бублику подогнать машину под висящее яблоко. Малышки начали постепенно отпускать верёвку. Яблоко опустилось прямо в кузов машины. Верёвку отвязали, и машина повезла яблоко к дому.

– Сейчас мы пригоним вторую машину, – сказал Бублик.

Они сели на машину и умчались к гаражу, где остался автомобиль Бублика.

Через несколько минут они вернулись с двумя машинами. Одна машина стала возить яблоки, другая – груши.

– Видали чудеса механизации? – хвастливо говорил Незнайка. – Вам, малышкам, небось такое и во сне не снилось!

Глава двадцать третья
Побег

Механизация значительно облегчила труд, и работа пошла быстрее. Обе машины шмыгали туда и сюда, развозя по подвалам фрукты. Яблоки и груши возили по одной штучке, а сливы – сразу по пять. Благодаря механизации многие малышки освободились от работы, но, вместо того чтобы сидеть сложа руки, они устроили на улице две палатки. В одну палатку принесли газированной воды с сиропом, в другую наносили пирогов, всяких коржиков, кренделей и конфет. Теперь каждый из работавших мог закусить или попить водички в свободную минутку.

Пончик сейчас же принялся осаждать палатку с пирогами и конфетами, а Сиропчик напал на газированную воду с сиропом. Обоих невозможно было отогнать от палаток.

Вдруг произошло неожиданное происшествие. Вдали послышались чьи-то пронзительные крики, и все работавшие увидели бегущего в конце улицы доктора Пилюлькина. За ним гнался весь обслуживающий персонал больницы во главе с Медуницей. Пилюлькин был совсем почти голый, то есть на нём были только пенсне и короткие трусики. Подбежав к дереву, он быстро вскарабкался по стволу вверх.

– Вы зачем убежали, больной? – кричала Медуница, подбегая к дереву.

– Я уже не больной, – ответил Пилюлькин, стараясь забраться как можно выше.

– Как «не больной»? Мы вас ещё не выписали! – говорила Медуница, задыхаясь от быстрого бега.

– А я сам выписался, – усмехнулся Пилюлькин и показал Медунице язык.

– Ах вы дерзкий! Всё равно мы не отдадим вашу одежду.

– Не надо, – ответил Пилюлькин, посмеиваясь.

– Вы простудитесь и заболеете.

– Хоть заболею, а к вам не вернусь.

– Стыдно! – воскликнула Медуница. – Вы сами доктор, а не уважаете медицину.

Она повернулась и, гордо подняв голову, удалилась. За ней поплёлся весь обслуживающий персонал.

Пилюлькин увидел, что опасность больше не угрожает, и слез с дерева.

Малышки окружили его и с сочувствием спрашивали:

– Вам холодно? Вы простудитесь! Хотите, мы принесём вам одежду?

– Тащите, – согласился Пилюлькин.

Пушинка сбегала домой и принесла зелёненький сарафанчик в полосочку.

– Что это? – удивился Пилюлькин. – Я не хочу надевать сарафанчик! Все будут принимать меня за малышку.

– Ну и что ж тут такого? Разве плохо быть малышкой?

– Плохо.

– Значит, по-вашему, мы плохие?

– Нет, вы хорошие… – замялся Пилюлькин, – но малыши лучше.

– Чем же они лучше, скажите, пожалуйста?

– Конечно лучше. У нас есть Гусля. Знаете, какой он музыкант? Вы не слышали, как он играет на флейте!

– Слышали. А у нас многие малышки играют на арфах.

– А у нас есть Тюбик. Вы бы посмотрели, какие он рисует портреты!

– Мы видели. Но у вас один Тюбик, а у нас каждая малышка может рисовать и даже вышивать разноцветными нитками. Вот вы бы смогли вышить такую красную белочку, как у меня на переднике? – спросила Белочка.

– Не смог бы, – признался Пилюлькин.

– Вот видите, а у нас все смогут – хотите белочку, хотите зайчика.

– Ну ладно! – махнул Пилюлькин рукой и принялся напяливать на себя сарафанчик.

Надев его, он стал поднимать руки и задирать ноги, оглядывая себя с разных сторон. Увидев Пилюлькина в таком необычном наряде, Незнайка фыркнул. За ним засмеялись остальные малыши.

– Как вам не стыдно! – возмутилась Кисонька. – Ничего смешного тут нет.

Но смех не умолкал. Оглядевшись по сторонам и увидев вокруг только смеющиеся физиономии, Пилюлькин принялся стаскивать с себя сарафан.

– Ну, зачем вы?.. – уговаривали его малышки.

– Не надо! – решительно заявил Пилюлькин. – Мне скоро принесут мою одежду.

– Медуница не отдаст. Она у нас строгая.

В ответ на это Пилюлькин только таинственно улыбнулся.

Когда Медуница и весь обслуживающий персонал вернулись в больницу, то сразу же обнаружили исчезновение Ворчуна. Они бросились в кладовую, и тут же была обнаружена пропажа двух комплектов одежды. В кладовой осталась только одежда Пульки.

Таким образом выяснился план побега, который был задуман Ворчуном и доктором Пилюлькиным. По этому плану доктор Пилюлькин должен был бежать в голом виде через окно. Злоумышленники рассчитывали, что весь персонал больницы бросится за ним в погоню, – тогда Ворчун свободно проникнет в кладовую и похитит одежду как свою, так и Пилюлькина. План оправдался во всех деталях.

Медуница ещё долго разыскивала Ворчуна с похищенной им одеждой, и, пока шли поиски, Ворчун сидел, притаившись, в зарослях лопуха.

Хотя сидение в лопухах не такое уж весёлое дело, но Ворчун был вне себя от радости, что вырвался на свободу. Он с наслаждением глядел на прозрачное синее небо, на свежую зелёную травку. На лице его даже появилась улыбка. Он дал сам себе клятву никогда в жизни не ворчать больше и быть довольным всем на свете, если только не попадёт снова в больницу.

Наконец Ворчун увидел, что Медуница скрылась в больнице. Тогда он потихоньку вылез из своей засады, разыскал Пилюлькина и отдал ему одежду.

– Получай свою одежду, товарищ по несчастью, – сказал Ворчун, протягивая Пилюлькину узелок, который был у него в руках.

Пилюлькин бросился обнимать своего приятеля. Они оба очень сдружились, пока находились в больнице.

Пилюлькин быстро оделся.

Растеряйка, Авоська, Винтик и другие малыши окружили Ворчуна и стали поздравлять его с благополучным возвращением из больницы. Все были удивлены его весёлым видом.

– Первый раз вижу, чтобы Ворчун улыбался! – сказал Пончик.

Малышки тоже стояли вокруг и с любопытством разглядывали Ворчуна.

– Как ваше имя? – спросила его Пушинка.

– Ворчун.

– Вы шутите!

– Да провались я! Почему вы так думаете?

– У вас такое доброе, приветливое лицо. Вам не подходит такое имя.

У Ворчуна рот разъехался чуть ли не до ушей.

– Это я не подхожу к своему имени, – сострил он.

– Хотите на дерево залезть? – предложила ему Кисонька.

– А можно?

– Отчего же нельзя? Мы принесём вам пилу, будете работать вместе со всеми.

– И мне тоже пилу, – попросил доктор Пилюлькин.

– Вы этого не заслужили, потому что презираете малышек, но мы вас прощаем, – сказала Кисонька.

Малышки принесли ещё две пилы, и Ворчун с Пилюлькиным тоже включились в работу. Ворчун говорил, что лазить по деревьям гораздо приятнее, чем сидеть взаперти у Медуницы.

– И притом гораздо полезнее, – добавлял доктор Пилюлькин.

Он считал, что вверху воздух гораздо чище и богаче кислородом, чем внизу. Поэтому Ворчун и Пилюлькин работали на самой верхушке дерева.