Текст книги "По ту сторону грусти"

По ту сторону грусти
Нилуфар Шарипова

Тебе, Кети, за веру, поддержку и дружбу

А также тем, кто боится заглянуть по «ту сторону грусти»

Спасибо маме и сестре за идеи и вдохновение; племяннице – за смех; Панде Бамбукову – за то, что держит меня за руку

Иллюстратор Русудан Кипиани

© Нилуфар Шарипова, 2017

© Русудан Кипиани, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-3549-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ушик

– Какие такие «мёртвые души»? О чем вы говорите?

– Это не штуки и не «мёртвые души». Это сотрудники наши, – начальник отдела кадров, дама в теле, подправила прическу.

– А почему фамилия одинаковая? Фантазии не хватило? – не унимался проверяльщик.

– Да семья это. Отец и два сына.

– Ага, значит, по блату взяли. Семейственность тут разводите.

– А как вы хотите? Кто еще пойдёт в землекопы? Вы знаете, какая это тяжёлая работа? Эта профессия передаётся по наследству. От отца к сыну. Иначе нельзя. Не получается, – Надежда Степановна Кольцова чуть не поперхнулась от возмущения.

– Иначе можно и нужно. Вы просто не старались. Можно, например, объявление в газету дать или вон принять участие в этом, как его… «День открытых дверей», кажется, так называется. Это когда разные организации приходят к студентам и рассказывают о том, как у них можно трудоустроиться.

– Ага. И как вы себе это представляете? Пришли мы со своим стендом «Управление городскими кладбищами. Срочно требуются землекопы с высшим образованием на конкурсной основе. Всех, прошедших конкурс, принимаем на кладбище с отличной зарплатой и проездным в придачу». Так что ли? Вы что, с ума сошли? – начальница кадров сама не заметила, как последняя фраза слетела с языка. Ох, осторожнее надо. Всё-таки работающая пенсионерка, если что-то пойдёт не так, могут и попросить. А уходить не хотелось: активная уж больно, да и премиальные хорошие.

– А на биржу труда пробовали подавать заявку? – ревизор как будто и не заметил бурной реакции Надежды Степановны.

– Пробовали, – примирительным тоном ответила кадровик. – Вон взяли одного. Так он два дня проработал и инфаркт получил. Испугался.

Анатолий Белых, хоть его и называли Анатолием Семёновичем, был специалист молодой, можно сказать, только что из института выпустился. Чуть меньше года проработал в ревизионной комиссии, и вот его отправили с проверкой в Управление городскими кладбищами. Слухи ходят, запущено у них там, взятки берут, «мёртвые души» разводят – никакой управы нет. Но он, Анатолий, разберётся. Ничего, что молодой. Быстро покажет, где раки зимуют. Решил младший ревизор сам пойти на кладбище и посмотреть, что и как. Не очень-то он и поверил Надежде Степановне. Она, конечно, кадровик хороший, старой советской закалки, но перестройка давно прошла, а с тех пор кто только не научился взятки брать.

Пришел на кладбище, да так удачно, что сразу наткнулся на Муртазиных в полном боевом составе – отец и два сына. «Значит, не „мёртвые души“. Это точно, – подумал Белых. – Однако почему семья? Надо разобраться».

– А кто ж в землекопы еще пойдёт, – прямо как сговорившись, повторил Муртазин-старший слова Надежды Степановны. – Это, сынок, как касты в Индии. Есть касты воинов и жрецов. А вот у нас каста землекопов. Тут все по-своему. Жениться нам сложно. Только кто с нами рядом работают, те вот понимают. Дети наши сызмальства в этом вращаются. Если оставить не с кем, берём с собой. Они – привыкшие и к земле, и к запаху тоже. Да и с Ушиком знают, как обращаться. Не боятся.

– С кем с кем? – не понял ревизор.

– С Ушиком. Это наш кладбищенский домовой. Важный такой. Новичков не любит. Это он Иваныча до инфаркта напугал. Хороший мужик Иванович. Раньше инженером был. Где только не работал, чего только не видал. Помотало его по Союзу. Такие истории рассказывал – заслушаешься. Только на два дня его хватило. Потом Ушик пришёл, и вот лежит теперь Иванович на реабилитации.

Анатолий, атеист в третьем поколении, противник всего ненаучного, чувствовал, что начинает закипать. «Дурят, точно дурят. Сговорились все. Наверняка, скрывают что-то, отпугнуть хотят».

– А как можно с Ушиком познакомиться? – ревизор решил идти до конца и вывести всех на чистую воду.

– А несложно. Он сам придёт. Вот в конторе оформь на себя заказ, бери лопату и ступай могилу копать. Он себя ждать не заставит. Прочует, что новенький, сразу примчится и начнёт ухом своим размахивать. За то мы его Ушиком-то и прозвали.

В боевом настрое Анатолий проследовал в кладбищенскую контору. Показал удостоверение ревизора, с удовлетворением отметил страх в глазах управляющего и безапелляционно заявил, что сегодня продолжит работу здесь. В качестве проверки пойдёт сам могилу копать, чтобы понять, как тут у них всё поставлено. До встречи с прытким ревизором управляющему кладбищем казалось, что уже больше ничто не сможет удивить его в жизни. А у Анатолия Семёновича Белых получилось.

Заказ был. Женщина, Родникова, молодая, ещё и пятидесяти нет, умерла от инсульта. По инструкции надо было показать родственникам место захоронения, согласовать размеры ямы и начать копать. Ближайшим родственником оказался муж. Как только пришли на квадрат, посмотрел Родников вокруг, перевёл взгляд на землекопа с лопатой и зарыдал в голос: «На… на… надо было в нос кулаком дать. Та… та… та-а-ак вра-ачи по-о-том ска-а-зали. Чтобы кровь по-ошла, – плач не давал ему говорить. – А я бы не смог, понимаешь, не смо-о-о-г. Любил я её очень. Руки никогда не поднимал. И вот её не-ет. Больше нет». Никогда ещё Белых не видел, чтобы так плакал мужчина. В голове у Анатолия Семёновича всё перемешалось. Сначала хотелось крикнуть, что мужчины не плачут, потом подойти, как-то поддержать, похлопать по спине, а под конец Анатолий чувствовал, что вот-вот сам расплачется. В результате, так он и остался стоять с лопатой посреди выделенного участка в два на полтора метра. Родников вытер слезы, извинился слабым голосом и, махнув рукой, пошёл прочь.

Собрав волю в кулак, ревизор принялся копать. Не успел и два раза взмахнуть лопатой, как услышал странный звук, будто стонет кто-то. Посмотрел вокруг, вроде нет никого. «Неужели Ушик?» – не мог поверить Белых. А стон всё наступал и превратился в рёв. «Тьфу ты, это ж всего лишь траурная процессия», – даже как-то обрадовался Анатолий. Уж больно не хотелось ему переходить в лагерь верящих в привидений. Но по мере приближения многочисленной группы в чёрном настроение у Анатолия Семёновича окончательно упало. Первым в глаза бросился портрет с траурной лентой: молодой паренёк, совсем мальчишка. А уж потом до сознания дошло, что это был не стон Ушика, а плач женщин…

Анатолий Семёнович Белых зашёл в контору на минутку, чтобы вернуть лопату. «Ну что, приходил Ушик попугать? – накинулся Муртазин на Анатолия. Ревизор как-то странно посмотрел на старого землекопа и молча пошёл к выходу. – Значит, приходил», – удовлетворённо заметил Муртазин. «Молодой, сердце выдержало. Главное, чтобы заикой не остался», – заметил управляющий, но Анатолий уже ничего не слышал.

Выйти замуж за…

– Так, сначала оплачиваем, потом рассказываю, что надо делать, – Варвара Ивановна Чародей обошла каждую из прибывших девушек, собирая заветную «десяточку». Родная фамилия-то у неё, конечно, была другая, попроще. Но, во-первых, конспирация в таком деле ох как важна, а потом «Чародей» всё-таки добавляет авторитета к её новой профессии.

– Ровно через пятнадцать минут мы входим на территорию кладбища, как раз будет 7:30. Еще не темно, но солнце уже садится. Это важно. Я приведу вас на самый, так сказать, золотой участок, где захоронены академики, герои Советского Союза, актёры, заведующие магазинами и другие просто обеспеченные граждане. Каждая из вас выбирает понравившуюся могилу и… Так, девочки, слушайте внимательно. Десять раз повторять не буду, – Варвара Ивановна грозно посмотрела на двух перешёптывающихся подруг. – Как определились с могилой, так вокруг неё надо пробежать 78 кругов. Именно 78. Выбрала могилу академика, пробежала вокруг неё 78 кругов и всё: получи служителя науки в мужья. В течение месяца обязательно познакомитесь с академиком, живым, конечно. Не с тем, вокруг чьей могилы бегали. Он оттуда не встанет, не бойтесь, – захихикала Варвара Чародей, увидев испуг в глазах девушек. – Результат гарантирую.

– А если 78 кругов не получится, если выдохнешься? – Маша Тростникова по-ученически подняла руку, задавая вопрос.

– Если пробежишь 58, то будет доктор наук, а если 38, то кандидат. На худой конец, если больше 18 кругов не протянешь, – аспирант. С академиками как-то попроще, надёжнее. Результат в любом случае приятный. А вообще-то, в школе надо было нормально физкультурой заниматься, а не «освобождения» приносить. Вот симулировали, а теперь замуж выйти не могут, – разворчалась Чародей.

– А почему методика такая странная? Почему на кладбище? Если всё так просто, то почему у нас десятки тысяч женщин не замужем, а еще сотни тысяч замужем за теми, у кого оклад меньше 70 рублей? – из-под очков с толстыми стёклами блеснула подозрением Ирина Соломонова.

Эх, чувствовала Варвара Ивановна, что не надо было Соломонову с собой брать. От таких одни проблемы – умные больно. Да вот кто же от лишних десяти рублей откажется.

– Почему, почему. Ишь.., закидала вопросами, Фома неверующий. Буду по порядку, – кудесница Варвара Ивановна знала, что с такими надо по-«ихнему», по-системному и, желательно, с терминологией. – Начнём с методики и местоположения. Всем известно, что планета Земля вращается вокруг Солнца. Вокруг самой Земли существуют магнитные поля. Когда магнитное поле Земли впадает в резонанс с магнитным полем каждого человека, то есть с нашей аурой, – блеснула новым словом Чародей, – то происходит сонастройка энергии желания с его воплощением. Именно на кладбище, вокруг могил, магнитные поля Земли легче всего запеленговать, – Варвара Ивановна не очень-то понимала, что означает это слово, но эффект от него всегда был стопроцентным. – А почему женщины не выходят замуж или выходят не так… Так кто-то не хочет, а кто-то просто не знает о моей методике. Вы что думаете, ко мне легко записаться? Вы же вон все ко мне через знакомых попали. Я кого ни попадя не беру. Всё-таки гарантию даю. Всё, пора нам уже. Скоро полвосьмого будет, а мы тут стоим болтаем.

– Да, давайте уж скорей, – Лиза Катушкина в нетерпении переминалась с ноги на ногу. – Если кто не верит или думает, что сама сможет замуж выйти, – Катушкина смерила Соломонову взглядом с головы до ног, – то пусть не ходит и другим не мешает найти своё счастье.

Под предводительством Варвары Ивановны девушки двинулись на заветный участок.

– Всё. Пришли. Выбирайте, – дала «команду» Чародей.

– А если двоим понравится одна и та же могила? – не унималась Ирина Соломонова.

– Ничего страшного. Одна ждёт, другая бегает или бегайте вместе. Только могилу космонавта не выбирайте. У нас их в стране мало. Космонавтов на всех не хватит.

– А вы нас точно туда привели? Что это за памятник такой невидный? – Лиза с подозрением оглядывала небольшую надгробную плиту, выбитую в виде книги.

– Тьфу, вот молодёжь пошла, – не выдержала Варвара Ивановна. – Ты знаешь, сколько этот «невидный» стоит? Это же розовый гранит. Он в цене, как розовый бриллиант. Выбирай, не пожалеешь. Будет жених богатый и с понятиями.

– Нет, я лучше вон тот, – Лиза Катушкина подошла к массивному чёрному камню, на котором был изображён мужчина в тёмных очках и с толстой цепью на шее.

– Габриашвили выбрала? Это криминальный авторитет. Моё дело предупредить, а ты уж сама решай, нужен тебе такой специалист или нет.

– А если я вокруг него 78 кругов не пробегу, то кто тогда выйдет? – Лиза явно решила связаться с криминалом.

– Ну, воришка какой-нибудь. На побегушках, – со знанием дела произнесла Варвара Ивановна.

– Ой, я на побегушках не хочу.

– Да что ты маешься, вон другие уже определились и бегут. Бери академика. Всегда беспроигрышный вариант, – Чародей уже начинала подуставать от такой активной группы.

– Не, с академиками скучно. Актёров тоже не хочу. Улыбаются налево и направо, воздушные поцелуи шлют. Следи за ним потом. А я хочу, чтобы за мной бегал, – мечтательно закатила глаза Лиза.

– Ох, и довыбираешься, девка, – практичная Варвара Ивановна не переставала удивляться девичьей дури.

Неожиданно в живой изгороди, отделявшей этот участок от других, раздался шум. «Не боимся, девочки, продолжаем бегать. Это Сергей, сторож кладбища, и по совместительству наш охранник сегодня. Вы что думаете, я бы вас сюда одних отпустила? У меня всё продумано. Всё-таки фирма, – деловито возвестила Чародей. – А ты, Серёжка, не пугай девчат. Иди, присядь ко мне», – подозвала Варвара Ивановна молодого человека.

А Лиза Катушкина всё ходила туда-сюда, присматривалась. То ли сумерки на неё так подействовали, то ли Сергей с его кудрявым чубом, но Лиза наконец-таки припустила вокруг какого-то памятника. Издали Варвара Ивановна никак не могла определить, кого же Катушкина наметила себе в мужья – эту могилу ещё никто не выбирал. Сгорая от любопытства, Чародей двинулась к Лизе – вроде как запланированный обход территории: надо же узнать, как дела у подопечных. И не зря. Неожиданно Лиза упала и не делала никаких попыток подняться. Чародей и сторож кладбища как по команде рванули к Катушкиной. И только когда Сергей с трепетом поднял Лизу на руки, а та открыла глаза и слабым голосом произнесла «восемнадцать кругов», Варвара Ивановна догадалась посмотреть на могильную плиту. «Константин Николаевич Бушуев. Спи спокойно, – гласила надпись. – Наш любимый отец и бессменный руководитель кладбища №1».

Энгельс

Он откликался на Энгельса, хотя звали его по-другому. Это всё из-за бороды, густой, квадратной и кучерявой. Понятное дело, многие бомжи носили бороду – побриться-то особо нечем и негде. Да и правила рыночной экономики никто не отменял: бородатым бомжам возле кладбища охотнее подавали. Наверное, они отдалённо напоминали Сына Божьего или Святых отцов. Грех это, конечно (прости, Господи), сравнивать Христа с опустившимися бородатыми алкоголиками. Но человеческое подсознание и не такое выкидывает. Так что место у кладбищенских ворот было прибыльное.

Энгельс, в прошлом Иннокентий Валерианович Ступнов, любитель Гегеля, журналист-международник и лингвист, был бомжом по принципу. Раньше работал в информационном бюро, следил за зарубежными новостями, переводил сводки, писал статьи. Пока курировал Африку и Азию, проблем особых не было. Но как перевели в отдел стран Запада и США, тут всё и началось. Первым делом написал отличную заметку о новых культурных направлениях в Европе. Зарубили. А потом и вовсе неприятность случилась: его статью о достижениях науки и техники Северной Америки переписали и отдали в печать под его именем. Выходило, что совсем плохо там в США с технологиями, отстают они сильно от страны Советов. Иннокентий, как истинно честный человек, этого оставить так не мог. Составил опровержение, пошёл к редактору, а когда тот не внял, то рванул в министерство – там-то уж точно разберутся. Разобрались. Посадили Ступнова без права переписки. Сколько раз потом приходили, уговаривали написать раскаяние – уж больно специалист хороший и полиглот каких ещё поискать. Но Иннокентий Валерианович ни в какую, говорит, свобода дороже. Это всё Гегель виноват. Придумал, что свободен тот, кто свободен духом, ну Ступнов и поверил. Вот сидит теперь абсолютно свободный человек у кладбища.

В тот весенний день как-то особенно заполошились все: и природа, и постоянные обитатели «пятачка» у городского кладбища №1. Вроде как и народу прибавилось.

– Это не наши. Это со «старого кладбища» приплелись, – Живчик всегда первым начинал разговор. – На новую начальницу цеха пришли посмотреть. Красавица… Дульсинея. Как там… А, Тобосская! Вчера вот подошла, денежку подала Конопатому, а он раз телефон вытащил и щелкнул её. Она аж подпрыгнула. Зря он, конечно, мобилку светит. Подаст она теперь ему после телефона, как же… Так вот, он фотку отправил Петруне со «старого». У него тоже сотка есть. Они всем скопом и припёрлися на начальницу посмотреть. Такая красавица здесь ещё не работала.

– Смотри, смотри – вон она идёт, – чуть ли не закричал Живчик. Все бомжи как по команде повернули головы направо. Ну и Энгельс тоже.

– Какая же это Дульсинея? Это Маргарита, – пробормотал Энгельс. Но его никто не слышал, а если бы и слышал, то и не понял.

Тося Иванова

Аркадий Конкин не признался бы никому, почему он решил работать в Управлении городскими кладбищами. Как всегда в таких случаях, рентгеновский взгляд Надежды Степановны Кольцовой давал сбой: материнский инстинкт начальника отдела кадров щедро распространялся на всех мужчин от 20 до 25 лет. «Ой, ну куда же его пристроить, – размышляла Надежда Степановна, – юный, недокормленный, пальчики тоненькие…». Решила, что его место – в цветочном магазине кладбища №1. При заведующей Катерине Ивановне Тишкиной будет почти как под крылом самой Кольцовой: тепло, уютно и сытно. Самому Конкину было всё равно, лишь бы поближе к кладбищу. Мечтал Аркадий писателем стать, а где как не на кладбище можно прикоснуться к таким разным судьбам. А то, что информации мало – всего лишь портрет, имя, даты рождения и смерти – не беда. Воображение Конкина было богатым, а эпитафия на памятнике порой могла сказать больше, чем самая детальная биография.

В тот пасмурный день Тишкину было буквально не оттащить от окна: двадцать лет уже в магазине, а такой похоронной процессии еще не видела. Люди шли и шли, в основном одетые в военную форму. «Ой, смотри, генерал и ещё один, и ещё. Я даже не знала, что их у нас так много», – Тишкина еле удержалась, чтобы не начать тыкать в окно пальцем.

– Это полковник, а это подполковник, генерал там пока только один, – неполиткорректно подправил свою начальницу Конкин.

– Да, да, правильно говоришь, Аркаша. Всё-таки приятно разговаривать с грамотным человеком, – мужчин Катерина Ивановна любила, позволяла многое.

– Это же кого они хоронят? Вон венки несут, значит, у нас заказывали. Сейчас посмотрим, что мы им на лентах писали, – Катерина Степановна в нетерпении стала листать книгу приёма заказов. – Ага, вот нашла. От военных. «Спи спокойно, Тося, ты навсегда с нами. Стрелковый батальон». «Спи спокойно, Тося Иванова. Спасибо за живых. От солдатских матерей». Это кто же такая Тося Иванова? Не генеральша, это точно. Иначе бы написали имя-отчество, на крайний случай —Антонина. А тут – Тося. Значит, молодая, – продолжала размышлять вслух Тишкина. – Может, кухарка?

– Военный повар, – опять Аркадий влез со своими исправлениями.

– Разведчица, – вынесла вердикт Катерина Ивановна, не обращая внимания на комментарии Конкина. Спорить с заведующей было не принято, да и, как всегда, Тишкина могла любого забить своей дедукцией. Даже Аркадий не мог предложить лучшей версии. Он как-то подобрался и быстро вышел из магазина. Катерина Ивановна останавливать его не стала, поняла, куда направился молодой помощник. Раньше бы сама побежала выведать, что и как, а теперь уже авторитет не позволял.

Держась на почтительном расстоянии, Аркадий Конкин догнал процессию, когда все остановились возле выделенного участка. Военные горевали, как умели: всё больше молча, опустив голову. Кто-то стыдливо утирал слезу. И только один, молодой ещё, мужчина рыдал навзрыд. Упав на гроб, он никак не давал опустить его в яму. «Жених или муж», – Аркадий почувствовал, как догадка вдруг неприятно сдавила ему сердце. Гроб был закрыт, речей не произносили – так что вернулся Аркадий ни с чем.

То, что Тосе Ивановой заказали памятник, Конкин не сомневался, но заглянуть в цех на разведку Аркадий стеснялся. Стал он каждый день похаживать на участок, где захоронили Тосю. Сначала всё издали присматривался – установили памятник или нет. А потом и вовсе перестал себя сдерживать: купит у себя в магазине цветы, сам букетик оформит и на могилу. Присядет рядом на скамеечке, заведёт разговор.

Конкин находил, что Тосе нравится его внимание. Она уже подавала ему разные сигналы – то вдруг расцветшей ромашкой, то пушинкой, плавно опустившейся на нос. Иванов – а то что именно так звали рыдавшего мужчину, Аркадий не сомневался, – тоже навещал Тосю. Цветов не приносил, только горько плакал и пил. Такие моменты Аркадий переносил болезненно. Ему уже казалось странным, что в жизни Тоси был кто-то ещё.

Утром в среду Конкин уже издали понял, что на могиле Тоси что-то изменилось. Под ранними лучами солнца светился новизной камень из чёрного мрамора. Аркадий признался себе, что боялся этого дня. А вдруг Тося окажется совсем не такой, какой он её представлял, не такой красивой, тонкой, без выразительных глаз. Потом тут же отругал себя – разве может человек, спасший жизни, не быть прекрасным.