Текст книги "Меня зовут Аглая"

Как мы чуть не подвели Россию

В школе переполох. Пришла какая-то очень серьезная комиссия. И нам сказали, чтобы мы не бегали во время перемены, а на уроках сидели тихо-тихо. Комиссия и к нам обязательно зайдет, но на какой урок – неизвестно.

Мы особо не волновались, только Рубен попросил, чтоб его не вызывали, потому что у него вчера весь вечер голова болела и он ничего не выучил. Это у Рубена обычная отговорка, он всегда про голову говорит, когда папа на работе задерживается и он может телевизор смотреть. А когда папа приходит, он Рубена от телевизора сразу прогоняет и начинает уроки спрашивать. Зато мама Рубену все позволяет, она у него добрая.

Комиссия пришла на последний урок. Это была алгебра, мы как раз приготовились писать самостоятельную. Комиссия из пяти человек, три женщины и двое мужчин, пожилые и не очень. А одна совсем молодая. Учительница наша сказала, что самостоятельную мы напишем в следующий раз, а сейчас нам дадут задание, мы должны очень внимательно к нему отнестись, потому что это международное исследование, во всех странах проводится, и нам нельзя подвести Россию.

Каждому дали небольшой текст, его надо было внимательно прочесть, потом пересказать своими словами, ответить на вопросы и соотнести с ранее прочитанным. Не так уж и сложно.

Мне достался текст про фигурное катание. Про то, как у наших спортсменов на очень важных соревнованиях вдруг исчезла музыка, и они катались в полной тишине, а потом зал начал им аплодировать. И они стали чемпионами.

Я текст прочла быстро, там всего страничка была, пересказала, ответила на вопросы, а потом они попросили текст проанализировать и соотнести с ранее прочитанным. Я сказала, что про спорт мало знаю, потому что мне это не очень интересно. Но тишину в зале могу себе представить. Я читала летом рассказ «Гуттаперчевый мальчик», там в цирке такая же тишина была, когда мальчик под куполом вниз головой висел. А потом он упал на арену и разбился.

Комиссии мой ответ не понравился. «При чем здесь это? – строго спросила пожилая женщина с большим пучком на голове. – В огороде бузина, а в Киеве дядька. Ты должна была привести другие примеры мужества наших спортсменов на международных соревнованиях».

Тут я совсем запуталась. Во-первых, уж кто вовсе ни при чем, так это дядька в Киеве. Как и бузина в огороде. Во-вторых, мужество тут тоже не по делу. По-моему, мужество – это когда тебе страшно, но ты все равно делаешь, потому что так надо. Вот гуттаперчевый мальчик был на самом деле очень мужественным, хотя и боялся. А кататься без музыки плохо, конечно, но не так уж страшно. Важно только не сбиться.

«Не надо нам навязывать дискуссию, – сказал полный мужчина. – Мы не можем оценить такой ответ выше тройки».

Я отвечала первая. После моего ответа у всех как-то не заладилось. Ваня – у него был текст про полярников – стал рассказывать про глобальное потепление, он на нем в последнее время помешан. Оказалось, тоже не то, что надо. «Практически неконтролируемая ассоциация», – сказал толстый дядька. Наверное, это очень плохо.

Фариду достался текст про джунгли, он вообще в нем запутался, и даже не на все вопросы ответить сумел.

Максим читал про гонщиков. Про то, как на ралли «Париж—Дакар» победила наша команда на «КамАЗах». Максим про гонки все знает, и мы решили, что уж он-то сейчас здорово соотнесет с прочитанным. Максим стал рассказывать про «Формулу 1» и про Шумахера. Он хотел еще сказать, что сейчас в «Формуле» участвует один гонщик из России, но закончить ему не дали. «Слишком далеко уехал от текста», – сказала женщина с пучком.

Машке досталось про землетрясение, и она поплыла сразу. Много оказалось слов, которые Машка вообще не знала. Я тоже не знаю точно, кто такие сейсмологи, наверное, ученые такие, которые землетрясения изучают. И соотнести с прочитанным Машка не смогла, потому что про землетрясения ничего раньше не читала. По телевизору показывали землетрясение на одном острове, там много раненых было, и наши врачи их лечили. Но Машке сказали, что телевизор не в счет.

В итоге правильно соотнести с прочитанным не удалось почти никому.

Лучше всех получилось у Марика. Он последний отвечал. Текст у него был по истории, про Петра Первого. Марик историю хорошо знает, да еще он Пушкина наизусть прочитал. «Вот единственный отличный ответ», – сказала женщина с пучком.

Потом нас попросили тихо подождать в коридоре, а комиссия сидела и обсуждала наши ответы. Одна женщина, которая помоложе, оказалась англичанкой, а совсем молодая ей переводила.

Мы обступили Марика, хотелось понять, как это он один такой умный. Марик сказал, что вообще не заморачивался, просто решил, что надежнее всего показать знание школьной программы.

Потом нас пригласили в класс. Мы заходить боялись, но оказалось, что все не так уж плохо. Англичанка спросила меня, кто написал рассказ «Гуттаперчевый мальчик». Я сказала, русский писатель позапрошлого века, только забыла его фамилию. Если ей нужно, я дома посмотрю и завтра скажу. Она все повторяла: «Вандерфул! Вандерфул!»

А потом добавила, что они в Англии очень заинтересованы в хороших текстах для внеклассного чтения. И я обязательно должна сказать фамилию автора нашей учительнице литературы, а она сообщит ей. Я ответила, что по литературе у нас учитель, и он этот рассказ наверняка знает. Так оно потом и оказалось. Рассказ написал писатель позапрошлого века Дмитрий Григорович. Алексей Филиппович сделал для англичанки ксерокопию, и еще подарил диск с фильмом. И мне обещал дать посмотреть, я фильма не видела.

Англичанка сказала, что лучше всех отвечали мы с Ваней. И еще Максим и несколько других ребят. Потому что чтение – это активный творческий процесс, и главное в этом процессе – твои собственные мысли. И чем они неординарнее, чем лучше. Пока молодая девушка это переводила, другие члены комиссии молчали. Мне показалось, обиженно.

А интересно, наверное, учиться в Англии!

Пирожное военных лет

Как-то раз мы с мамой зашли проведать прабабушку. Были неподалеку от ее дома и просто так зашли. А у прабабушки два дня было давление, и она никуда не выходила. Увидела нас, обрадовалась, чайник поставила. Переживала только, что к чаю у нее ничего особенного нет. Мама тут же побежала в магазин за продуктами, а мы с бабушкой сели пить чай с простым печеньем. Тут бабушка и говорит: «А давай я тебя, Глашенька, военным пирожным угощу!» Мне, конечно, интересно, стало, что это за пирожное такое.

Бабушка взяла два квадратика печенья, намазала их сливочным маслом, посыпала сахаром и сложила вместе. Получилось очень вкусно. Я целых три военных пирожных съела. Потом спросила у бабушки, почему они так называются. И бабушка стала рассказывать.

Когда началась большая война, прабабушка жила со своей мамой в Ленинграде. Теперь этот город называется Санкт-Петербург. Прабабушкин папа сразу ушел на фронт, а прабабушка и ее мама пошли работать в госпиталь, раненым помогать. Прабабушка тогда совсем молодая была, ей только-только семнадцать исполнилось. А тут фашисты подошли к Ленинграду совсем близко, так что снаряды их прямо в город попадали. И один снаряд попал в склад, где хранилась вся еда на несколько лет. И еды в городе не стало. Это называется блокада. Прабабушка и ее мама получали по 125 граммов хлеба в день, и всё. Бабушка отрезала от буханки хлеба маленький кусочек и показала. Это всего на один бутерброд, только в блокаду бутербродов не было, один черный хлеб.

В Ленинград осталась только одна дорога, которую немцы не закрыли, – по льду большого озера. Она называлась «дорога жизни». По ней в город возили еду, а из города вывозили людей. А прабабушкин папа воевал по другую сторону этого озера, там наши войска стояли. Передал он как-то с товарищем посылку для своих, тот посылку отвез, посмотрел на бабушку и ее маму и понял, что они от голода уже почти неживые. Погрузил он их в кузов грузовика, на котором приехал, и повез вместе с другими людьми через Ладожское озеро к бабушкиному папе. А фашисты эту дорогу обстреливали, и не все грузовики до наших доезжали. Прабабушке очень страшно было, она все боялась, что бомба в их грузовик попадет. Но они доехали.

И стала прабабушка солдатом, а мама ее печатала разные бумаги на пишущей машинке. Ну, это как на компьютере, только труднее. А бабушка телефонисткой была, она сидела за коммутатором, это такой ящик с дырочками, куда провода разные втыкают, и соединяла командиров друг с другом, чтоб они знали, что на фронте рядом происходит. Даже когда фашисты их обстреливали, она не могла никуда от коммутатора отойти, потому что командирам связь была нужна. А если связь прерывалась, она тащила тяжелую катушку с проводами, чтобы связь эту снова наладить.

Тут и увидел бабушку дедушка. И сразу в нее влюбился. То есть влюбился он, наверное, не сразу, а сначала он бабушку просто жалел. Она ведь очень худая после блокады была. И бледная. Стал дедушка за бабушкой ухаживать, свое питание командира экономить и бабушке относить. А когда у них было свидание, он заранее делал несколько военных пирожных и бабушке каждые полчаса давал по одному. Потому что сразу бабушке есть много было нельзя, она умереть могла от этого. А после войны они поженились, и родилась у них моя бабушка, уже не пра-, а просто бабушка.

Прабабушка теперь называется «Участник войны», у нее много медалей, одна такая простая, серенькая – «За боевые заслуги». Бабушка ее почему-то больше всего ценит, хотя у нее много медалей и красивее. А у дедушки были еще и ордена, но только за мирное время.

Бабушка говорит, что они с дедушкой все равно бы встретились, потому что это судьба. Ведь до войны дедушка учился в Ленинграде в Институте связи, а институт был на той же улице, где бабушка жила. «Профессора Попова» называется. Это русский изобретатель радио. Когда меня возьмут в Санкт-Петербург, мне эту улицу обязательно покажут.

Бабушка с дедушкой прожили вместе пятьдесят лет и «золотую свадьбу» отпраздновали. Прадедушка умер, когда я была совсем маленькая, через год после дедушки, поэтому я их почти не помню. А прабабушку я очень люблю, с ней интересно. На День Победы мы все пойдем к ней в гости, и я подарю ей что-нибудь хорошее, пока еще не придумала, что.

Тут пришла мама из магазина и принесла много всякой еды. И пирожных принесла, настоящих. Но военные пирожные мне все равно понравились больше.

Какой национальности котлета?

Школа у нас немецкая. То есть вообще-то она, конечно, русская, но «с углубленным изучением немецкого языка». Так написано на табличке у входа. В этой школе училась моя мама, но вспоминать про школу она не любит. Родители выбрали школу вовсе не из-за мамы, а потому, что она недалеко от дома, и еще потому, что она «престижная». Когда я спросила, что значит «престижная», ответили, что наша школа лучше многих других, но мне кажется, что есть еще какое-то объяснение.

В общем, немецкого языка у нас много. Я не против, мне это легко. Бабушка говорит, что я должна быть способная к языкам, потому что похожа на нее в детстве. А еще мы очень много всего учим про Германию. Сначала было интересно, а потом надоело. Лучше бы про нашу жизнь что-нибудь.

Вот сегодня, например, разбирали, что такое немецкий «айнтопф». Это кушанье из фасоли в большой-большой миске, одновременно и первое, и второе. Его в Германии часто едят те, у кого денег мало, потому что это сытно и выгодно. «Если хотите, – говорит учительница, – давайте скажем в нашей столовой, чтобы приготовили нам как-нибудь айнтопф, они хорошо умеют по-немецки готовить». Все вежливо промолчали. Кому охота есть фасолевый суп, да еще из большой миски?

И тут Фарид как выдаст: «А почему айнтопф? Лагман тоже можно как первое и второе кушать!» Все сразу зашумели, вопросы стали Фариду задавать. Я не пробовала ни того ни другого, но мне почему-то кажется, что лагман вкуснее. Фарид однажды мне персик засахаренный дал, никогда такой вкуснотищи не ела.

А Рита, у нее бабушка в Сибири, в Красноярске живет, крикнула, что и пельмени в бульоне можно есть как первое и второе. Рубен поднял руку и, когда учительница его спросила, сказал, что армяне едят хаш, это такой густой-густой мясной суп, после него уж точно ничего больше не захочешь.

Тут все стали кричать одновременно. Немецкий был пятым, последним уроком, и от разговоров о еде у всех слюнки потекли. Я представила куриный бульон с клецками, который ела вчера у бабушки, а еще «хворост» Катькиной мамы, и мне стало совсем грустно.

«Ну что ж, – сказала учительница, – вы мне подсказали хорошую идею. Давайте устроим вечер интернациональной кухни. Только немецкую тоже не будем забывать, потому что школа у нас все-таки немецкая. Я поговорю с вашими родителями, мы выберем день, и в этот день вы все принесете свою национальную еду, а в столовой ее только разогреют. И мы будем пробовать все блюда, а потом решим, какое самое вкусное».

Всем ужасно понравилось такое предложение. И мы стали с нетерпением ждать вечера интернациональной кухни. Его назначили на последний день перед каникулами, чтобы не помешал учебе. И не вечер это вовсе оказался, а утренник. Но не важно.

Что в тот день творилось! Папа встал в шесть утра и поехал на машине к прабабушке за пирогом с капустой. А потом повез меня в школу, потому что пирог занимал два больших блюда. Мы долго совещались, что лучше приготовить. И решили, что пирог с капустой – это уж точно национальное русское блюдо, и лучше прабабушки его все равно никто не сделает.

В столовой разогревали еду, а мы накрывали на стол. Каждый принес упаковку бумажных тарелок и бумажные стаканчики. Классная научила нас красиво складывать бумажные салфетки, которые она специально захватила из дома. Получилось очень красиво, все такое разноцветное, веселое.

А потом из столовой стали приносить еду. Рита принесла пельмени, их в Сибири очень любят. У нас дома часто бывают на ужин пельмени, когда мама не успевает ничего другого приготовить. Но с Риткиными пельменями их не сравнить, Риткины просто во рту тают. Фарид принес плов и беляши. Оказалось, у него папа узбек, а мама татарка. Плов – это национальное узбекское блюдо, а беляши – татарское. Я дома ела и то и другое, беляши часто делает прабабушка. Но у мамы Фарида все намного интереснее.

Максим принес большую миску салата «оливье». Мы заспорили, можно ли считать «оливье» национальным русским блюдом, название-то у него иностранное. Но Максим сказал, что это только у нас салат называется французским словом, а во всем мире его называют «русский салат». Максим много путешествует с родителями, он знает.

Маша принесла голубцы, а Рубен – долму. Оказалось, это почти одно и то же, только долма – в виноградных листьях. Ее едят в Армении. Мне долма больше понравилась, голубцы мне и дома надоели. Тоня всех угощала драниками, это такие оладьи из картошки, их едят в Белоруссии, у нее бабушка с дедушкой там живут. Драники со сметаной – очень вкусно. Марик принес фаршированную рыбу, у евреев это национальная еда, «рыба-фиш» называется, пальчики оближешь.

Андрей принес пожарские котлеты, у него папа шеф-повар в каком-то ресторане, и котлеты эти – его фирменное блюдо. Действительно вкусно. Но с котлетами вообще получилось интересно. Гасан тоже принес котлеты, только такие длинные, узкие и тонкие. Называется «люля-кебаб», на Кавказе это, кроме шашлыка, самая популярная еда. Шашлык я много раз ела на даче, а вот люля-кебаб – ни разу. Вкусно очень, когда поедем на дачу, попрошу, чтобы приготовили. А еще котлеты принесла Катя, только совсем другие – большие и плоские. У нее второй папа – серб, и это у них национальное блюдо, называется (я даже в тетрадку записала) «плескавица». Мы заспорили, у кого же все-таки котлета – самое национальное блюдо. Но классная сказала, что спорить глупо, потому что блюда разные, а главное – каждое по-своему вкусное. Как у людей. Не важно, какой ты национальности, главное, чтобы был хороший человек. С этим все согласились.

Были еще холодец от Дениса, вареники с вишнями от Оксаны (у нее мама украинка), огромная кулебяка от Лизы, селедка под шубой от Димки, домашняя бастурма от Коли, заливная рыба от Кристины, клюквенное желе от Даши, пирожные с творожным кремом от Лиды. Наверное, я много чего позабыла, потому что через час есть уже совсем не хотелось, только пить. Питье принес каждый для себя, я свой клюквенный морс сразу поменяла с Рубеном на колу, потому что дома мне ее пить не разрешают.

Но больше всех удивил нас Ваня. В суматохе мы забыли про немецкую еду, а как без нее в немецкой школе? Зато Ваня не забыл. Он принес берлинское печенье, это рожки такие хрустящие, покрытые белой глазурью. Мама один раз покупала такое к чаю, но у Вани было домашнее, свежее, и хрустело совсем по-другому. Хоть ничего уже не хотелось вовсе, я все равно две штуки съела. Выяснилось, что Ваня наполовину немец, эти немцы жили в России долго-долго и стали совсем как русские. Настолько, что когда Ванин папа уехал в Германию двадцать лет назад, ему там не понравилось, хотя он и стал успешным менеджером. И они снова вернулись, и Ваня стал ходить в русскую школу. Зато в Германии Ванина мама отлично научилась делать берлинское печенье.

В общем, все получилось здорово. Жалко было даже уходить на каникулы, так много интересного мы узнали друг о друге. Елена Валерьевна сказала, что мы потом еще что-нибудь такое придумаем на национальной основе. Только бы песни петь не заставили, я этого не люблю.

На столах еще оставалось много-много еды, жалко было выбрасывать, но классная сказала, что сегодня они и для учителей устроят праздник, и все учителя попробуют и оценят нашу еду.

А приз за самое вкусное блюдо мы так никому и не дали. Как тут выбрать?

Фантик без конфеты

Сегодня ужасный день. Я на перемене даже плакала в раздевалке. Чтоб никто не видел. Сказала, что платок носовой в пальто забыла. А он мне и в самом деле понадобился. Мама говорит, что плакать на людях нельзя. Это значит показывать свою слабость и уязвимость. А если ты уязвимый, этим всегда другие могут воспользоваться. И добиться от тебя чего угодно.

Все началось с того, что на прошлом уроке литературы мы проходили юмор. Алексей Филиппович читал вслух рассказ Чехова и объяснял, как у писателя получается, чтобы было смешно. Оказалось очень интересно, а еще и весело. Отличный был урок.

А в конце он дал всем задание придумать какие-нибудь забавные истории и изложить их хорошим языком. Не обязательно даже придумывать, можно из жизни взять. Потому что в жизни на самом деле очень много веселых ситуаций, надо только правильно на них реагировать. Тогда и жить будет легче.

В буфете Кристинка спросила меня, знаю ли я какие-нибудь смешные истории. Я сказала, что самая смешная история случилась у нас на даче прошлым летом. У соседей был кот, которого хозяин очень любил. Кот был рыжий и очень толстый, он никогда не бегал, ходил медленно, вразвалку. И ел он только из рук хозяина, и только филе индейки. А однажды кот умер. Бабушка по этому поводу даже мораль мне прочла, что движение – это жизнь и что нельзя весь день напролет за книжкой сидеть, надо хотя бы с ней вместе в магазин в ближайший поселок выбираться.

Хозяин похоронил кота в дальнем углу участка. А в это время на соседнюю дачу приехали люди, которые про смерть кота ничего не знали. Они развели костер и стали готовить шашлыки. А потом сидели за столом в беседке всю ночь. И тут их собака, огромный такой дог, приносит в зубах мертвого кота. Они решили, что дог кота загрыз, и очень испугались. Потому что хозяин кота всегда говорил: «Кто Черчилля пальцем тронет, убью!» Черчилль – это кота так звали. Они кота вымыли, расчесали и незаметно перебросили через забор. А утром, они еще спать не ложились, приходит к ним хозяин кота, весь такой не в себе. Они решили, что убивать. А тот попросил налить ему вина, выпил и сказал: «Сегодня я поверил в загробную жизнь. Выхожу утром на участок, а Черчилль на любимой своей клумбе лежит. Как живой».

Над этой историей потом весь наш поселок смеялся. Кристинка тоже посмеялась, хотя после сказала, что ничего особенного в этой истории нет, такое в жизни сплошь и рядом случается.

А сегодня на литературе все читали свои истории. Я написала про Черчилля, только кое-что еще придумала. Будто хозяин кота был очень богатый, толстый, и жил в трехэтажном особняке с охраной. И будто он всегда носил с собой пистолет. Это чтобы соседи по-настоящему испугались. А соседи будто были бедные, и домик у них был маленький, деревянный, хозяин кота мог приказать охране, и те бы его сожгли. А еще про Черчилля много всего забавного, про его лень, обжорство и привычку писать под любимое кресло хозяина. И как хозяин ему это прощал, несмотря на всю свою крутизну. В общем, ничего получилось, маме понравилось. А папа сказал, что можно хоть сейчас посылать в журнал «Профиль», там есть в конце такой смешной раздел.

Первым вызвали Максима. Он прочел историю про то, как наших десантников сбросили по ошибке не на ту территорию, и что из этого получилось. Смешно, только очень много военных слов, которых я не знаю. Учитель тоже на это обратил внимание, сказал, что всегда надо думать об аудитории.

Рубен прочитал что-то не очень смешное про своих армянских дедушку и бабушку. Может, на самом деле и смешно, только он рассказал не очень здорово. Алексей Филиппович сказал, что Рубену надо работать над собой, потому что вообще-то у армян замечательное чувство юмора, раньше даже серия анекдотов про армянское радио была, все их знали.

А потом случилось нечто ужасное. Учитель вызвал Кристинку, и она прочла мой рассказ. То есть совсем даже не мой, но с моим сюжетом. Черчилль превратился в кошку Мурзилку, и рассказано все было не так, как у меня, но все равно смешное осталось. Я просто оторопела. Учитель Кристинку похвалил.

А я еле сдерживалась. Неужели ей не стыдно было взять чужую историю? Да еще не очень хорошо пересказать, у меня ведь гораздо лучше получилось! И что мне теперь делать?

Других рассказов я уже не слышала. И смеяться вместе со всеми не могла. Помню только, что Марик что-то очень смешное читал про своего израильского дядю Марка. Все просто катались от хохота.

В самом конце урока учитель вызвал меня. Я сказала, что вчера плохо себя чувствовала и ничего придумать не смогла. «Обидно, Глаша, – сказал Алексей Филиппович. – Я думал, ты напоследок нас чем-нибудь порадуешь. Ну что ж, за тобой долг, ответишь на следующем уроке».

На перемене я подошла к Кристинке. Она не смутилась. Сказала только, что я ведь не предупредила ее, что буду именно об этом писать. Она решила, что я просто так ей про Черчилля рассказала, чтобы вместе посмеяться.

Вот тут мне стало совсем уж плохо. Если б она хоть прощения попросила! Украла у меня историю, и считает себя абсолютно правой! Как такое возможно? Хотелось схватить ее за хвост и дернуть пару раз изо всех сил. Но мама говорит, что дерутся только те, у кого с головой неважно, они ничего другого придумать не могут. Поэтому я стиснула зубы и сказала, что рада была помочь. А потом убежала плакать в раздевалку.

Сначала я решила ничего не говорить родителям. Противно было переживать все заново. И за Кристинку было стыдно. Как будто что-то липкое и скользкое в руки взяла!

Но вечером мама все-таки правду из меня вытянула. И почему-то совсем не расстроилась. «Да не переживай ты так, Глаша, – сказала она. – Жизненный опыт необходим. Ты еще не раз столкнешься в жизни с подлостью. Убогая она, твоя Кристина. И с юмором у нее плохо. Так ничего веселого вспомнить и не смогла. Поэтому присвоила чужое. А твое умение рассказывать истории никуда не делось, оно всегда будет с тобой. Напишешь другую историю, еще лучше».

И я написала про то, как мы с Катькой играли на даче в привидения. Выли страшными голосами и всех пугали. Кто-то пугался и в самом деле, от неожиданности, а мы только смеялись. А потом Катькина мама позвала нас пить чай с тортом-привидением и конфетами-привидениями. Она скребла ножом по пустому блюду и спрашивала: «Кому с розочкой? А кому с шоколадкой?» И конфет не было, только пустые бумажки. А Катькина мама разворачивала их и говорила: «Удивительно вкусные конфеты сегодня. И такие свежие!»

Ребята смеялись, когда я читала. И Алексей Филиппович сказал, что отличный рассказ у меня получился. А я ведь про Кристинку писала. Это она оказалась фантиком без конфеты.