Текст книги "Русский вечер (сборник)"

7

На своем Г-образном участке Вероника устроила маленький рай. Попадая сюда, я всегда удивлялась, насколько узки ее сотки. Как говорится, шаг в сторону – расстрел. Но ступать было некуда. Вероника не стала тратиться на ограждение своей земли. По длинным сторонам участка стояли плотно сбитые чужие заборы, перед домом Желтковы соорудили подобие калитки, дальний торец замыкал огромный куст боярышника. Колючее это растение вполне отвечало заградительной функции. А за плотными заборами высились богатства, неправедно нажитые, а также алчность, праздность и похоть. Во всяком случае, Вероника именно так характеризовала своих соседей. Она говорила:

– Бывшие писатели и деятели культуры живут в другой стороне, а это все новые русские. Но знаешь, Лизонька, Господь милостив. Если он не дает тебе богатства, то взамен посылает полное равнодушие к роскошеству и власти.

Вероника в фартуке, панаме и больших резиновых перчатках полола пока еще робкие сорняки. Она никак не ожидала моего приезда, но явно обрадовалась.

– Походи, понюхай цветочки, потом будем кофе пить. Желтков! – крикнула она что есть силы. – Поставь чайник! Лизонька приехала!

В доме раздалось невнятное тарахтение. Сад цвел. Если я начну перечислять названия растений, которыми Вероника утыкала свой участок, то не хватит и двух страниц. Кроме того, я не знаю большинства названий. Помимо деревьев, кустов ягодных и декоративных, грядок с овощами и травами, типа петрушки «Кучерявой», щавеля «Бельвийского», ревеня «Виктория», а также эстрагона, базилика, душицы, кинзы и укропа, я уже не говорю об узком парнике с помидорами всех сортов, каждый клочок земли был засажен цветами. Уже поблекли нарциссы и тюльпаны, зато выдали стрелки роскошные алеумы (лук с сиреневыми шарами – знаете?), слепили глаза незабудки и анютины глазки. Еще обильно цвела лунария, чтобы к осени организовать декоративный плод – колечко с перламутровой пленкой. Ну и, конечно, камнеломки, оранжевый гравилат и ирисы.

Я любовалась, Вероника орудовала совком.

– А где Муся?

– Гуляет, девочке надо размяться.

– Пойду поздороваюсь с Желтковым.

Мне было стыдно после такого-то сада тайно всматриваться в теткин быт и подозревать ее черт знает в чем. Но я всматривалась и подозревала. Желтков на кухне чинил утюг. Он поздоровался со мной очень приветливо, но головы не поднял и рук от инструмента не оторвал. Я пошла в комнаты. Бревенчатые стены, акварели, книжные шкафы, в разношенном кресле серый томик Тютчева, очевидно, тетка коротала вечера с любимым поэтом. Итальянским сувенирам уже нашлось место. На стене висела яркая венецианская маска, гипсовая Пизанская башню на этажерке притулилась к путеводителям по Риму и Флоренции. На старом, красного дерева бюро, доставшемся от бабки, я увидела уже знакомые песочные часы и поняла, что на правильном пути. В аэропорту Вероника времени зря не теряла. Моей задачей было узнать, что она делала все это время. Выяснять, купила ли она пресловутые песочные часы или сперла их под носом бдительной продавщицы, в мою задачу не входило.

Кофе пили под яблоней на шаткой столешнице, установленной на вбитом в землю обрубке бревна. Шмели гудели, к ногам подступал василек горный. Кофе был горячим, не растворимым, но сваренным, молоко в серебряном молочнике, мягкие калачи, прямо тебе дворянский быт.

К столу нерешительно, бочком приблизилась Муся. Вид у нее был виноватый, хвост подхалимски опущен.

– Муся, девочка, где тебя носило? – Вероника склонилась к собаке и принялась осторожно вытаскивать из шерсти прошлогодние репьи. Собака тихо поскуливала, но терпела.

– Обрюхатит кто-нибудь твою девочку на старости, – проворчал Желтков.

– Ну должна же она побегать, порезвиться…

– Ей впору о Боге думать, а не резвиться. А потом удивляешься, откуда на участке лопухи, – продолжал муж. – Она сюда семена всех сорняков и таскает.

– С собаками надо гулять в лесу, – заступилась я за Мусю. – У вас здесь такие замечательные леса.

Меня не поняли. Вероника давно не ходит ни в какие леса и Желткову запрещает, потому что там обитают больные бешенством енотовидные собаки и лисы. Даже грызуны, безобидные полевые мыши заражены водобоязнью, а в еловых отороченных бахромой молодых побегов лапах обитают энцефалитные клещи и прочая дрянь. И все это живое и хищное кусает, жалит, впивается. Нет, увольте нас от дикой природы!

– А мне этот быт вот где, – сказал вдруг Желтков и ударил себя по загорелой, жилистой шее. – Что мы сидим на этом клочке земли? Что мы здесь потеряли? Свеклу мы здесь, вишь, выращиваем. Да кому они нужны, наша свекла и морковь?

– Желтков – враг глобализации, – миролюбиво пояснила Вероника. – Он считает наше положение бедственным, потому что мы не можем конкурировать со всем миром.

– Да в Америке даже урожайность клюквы выше нашей! – продолжал бушевать Желтков, очевидно, продолжая старую тему. – Они и там устроили искусственное болото и растят наш национальный продукт за милую душу!

– Плевала я на их клюкву, она безвкусная. И клубника на гидропонике пахнет водой из-под крана. Я в Италии пробовала. И вообще красота – вне конкуренции. А что я капусту и свеклу выращиваю, так не ездить же за ней на рынок!

Желтков рывком поднялся с места и ушел в дом.

– Уже третий день утюг чинит, и все никак, – пояснила Вероника. – Вот он и злится. Я говорю, давай новый купим. Правда, утюги сейчас – инструмент для новых русских. Дороже пистолетов. Но Желтков совершенно не может выбрасывать старые вещи. Он на них просто помешан. Конструктор он был неплохой, но если бы судьба угадала его сделать старьевщиком, тогда бы он был истинно счастлив. Хочешь еще кофе? Желтков, принеси горячий чайник!

Пора было переходить к главному. Я уже открыла рот, сочиняя первую фразу, но Вероника сама мне помогла, направила в нужное русло.

– Лизонька, как я благодарна тебе за Италию. Все время думаю о нашей поездке. Помнишь Рим?

– В основном аэропорт, – сказала я строго. – Вероника, я хотела с тобой кое-что обсудить. Расскажи мне во всех подробностях, как тебе там передали белый конверт. Что это был за мужчина, как он выглядел?

– Неведомый племянник Игорь так и не объявился?

– Как он мог объявиться, если ты дала мне телефон прачечной?

Вероника рассмеялась.

– Этого не может быть. Ну, давай расскажу еще раз. Я пила кофе. Он подошел ко мне…

– Этот эстонец…

– Почему эстонец?

– Ты же сама говорила, что у него акцент как у прибалта.

– Ничего такого я не говорила. У него действительно был акцент. Обычно так говорят люди, выросшие в русских семьях за границей. Я обратила внимание, потому что давно озадачена этим вопросом. Говорят, что эмиграция сохранила нам язык. Так у кого сейчас подлинный русский язык – у нас или у них? Эмигранты имеют совершенно другую языковую мелодию.

Мне бы ваши заботы, сударыня. Каким раскрепощенным человеком надо быть, чтобы в середине рабочего дня, сидя на огороде под яблоней, всерьез обсуждать подобные проблемы. Я втащила Веронику в суровую действительность.

– Не отвлекайся. Подошел, сел рядом. Как он был одет?

Я задавала случайные вопросы, готовая в любой момент уличить Веронику во лжи. Мне казалось, что я смогу отличить вымысел от подлинных событий. Если Вероника решила обвести меня вокруг пальца, то она сейчас насочиняет кучу подробностей, только бы все выглядело правдоподобно. И подробности появились. Вышеупомянутый господин был сухощав, в деловом пиджаке, при галстуке и перстне. В руке «этакий баульчик на молнии, я таких дома не видела, такой из серой замши, может быть, заменитель, но вряд ли».

– О чем вы говорили?

– Я уже не помню. Про Рим, потом про погоду. Он поинтересовался, откуда я. Я ответила – из Москвы. Сказала, что улетаю. Кажется, назвала номер рейса. Нет, конечно, назвала, иначе как этот Игорь мог бы нас встретить?

– Ты сама назвала номер рейса или он спросил?

– Да какая разница? – возмущенно воскликнула Вероника. – Наверное, тебе будет небезынтересно узнать, что потом он взял себе выпить. Кажется, виски, а может, ром, но вероятнее всего, мудреный коктейль. Что-то прозрачное со льдом в красивом таком бокале. Выпил полбокала, отер салфеткой рот и спросил, не могу ли я выполнить его просьбу. Да, забыла… еще улыбнулся.

Она надо мной издевалась. Я знала, что Вероника готова пойти на любые ухищрения, лишь бы отвести подозрение в клептомании. Теперь следовало уточнить с Игорем. Я подозревала, что этого персонажа она просто выдумала.

– Ты говорила, что сама видела, как он положил в конверт фотографии. Откуда он их вынул?

– Из уха! Не помню! Наверное, из внутреннего кармана пиджака. У него было много фотографий. Он отобрал четыре и сунул их в конверт. А телефон, по которому он звонил Игорю, лежал в сером баульчике. Он его оттуда вынул и стал разговаривать с племянником. В записную книжку не заглядывал, значит, помнил номер наизусть.

– И о чем они говорили?

– Объяснял ему, что около колонны в багажном отделении его будет ждать дама. Зачем тебе все это надо?

– Видимо, он знал, что в Домодедово есть колонны. Знал наше багажное отделение.

Вероника посмотрела на меня как-то странно. Видно, она решила, что я тронулась умом.

– Еще что он сказал племяннику?

– Говорили про пароль. Видимо, Игорь решил, что одного имени мало, и попросил договориться о пароле. Я сказала: ах, пароль? Вот замечательный пароль: «У вас продается славянский шкаф?», а он должен был ответить: «С тумбочкой». Господин не понял иронии и стал толковать Игорю про славянский шкаф. Потом оба смеялись.

– Как ты могла слышать, что Игорь смеется на том конце провода?

– Догадалась. Потом господин сказал: «Не надо пароля. Просто назовите ваше имя».

Мне хотелось крикнуть Веронике: «Зачем ты все это выдумываешь?» Не крикнула, но спросила строго (вдруг собьется):

– Почему ты назвалась моим именем?

– Да просто так. Я заранее знала, что пойду получать багаж, а ты будешь ждать меня и злиться.

Тут меня обожгла новая мысль: Вероника не обмолвилась о белом конверте в самолете. Исчезала она из поля зрения в московском аэропорту? Что, если уже в Москве она кого-то походя ограбила, а потом для отвода глаз сочинила всю эту галиматью? Пора было пускать в ход тяжелую артиллерию.

– Здесь все не просто так, здесь все очень серьезно, – приговаривала я, раскладывая на столе фотографии. – Вот что было в конверте. Смотри внимательно. Среди этих лиц нет твоего незнакомца?

– Ты вскрыла конверт? – ахнула Вероника. Она нацепила очки, низко склонилась к столу. – Нет. Определенно нет. А это тоже было в конверте? – удивилась она, указывая на Яну.

– Смотри внимательно. Ты же видишь, здесь на каждой фотографии один и тот же человек.

После этого я вытащила снятую на ксероксе бумагу с убитым и положила ее поверх фотографий.

– Боже мой, труп! Зарезан?

– А здесь этот зарезанный сидит за столом рядом с Янкой. Еще могу сказать: в том же конверте был зашифрованный CD-диск. На нем, видимо, записана тайная информация. И еще могу добавить. Яну все эти фотографии чрезвычайно взволновали. С чем это связано, я не знаю, но этот конверт представляет для моей дочери реальную опасность.

– Ты хочешь сказать, что Янке таким способом прислали черную метку?

– Именно.

Вероника откинулась на спинку лавки и долгим, пытливым взглядом стала осматривать окрестности, то есть тыкаться взглядом в кирпичные стены, граненые цоколи и легкие башенки чужой жилплощади, где прятались порок и зависть.

– Не откидывайся на спинку, – сказала она вдруг, заметив мою расслабленную позу. – Эта лавка старше меня.

– Но ты же откидываешься!

– Мне можно. Лавка меня знает. Ладно. Надо спасать внучку. Пойдем.

– Куда?

– Тут рядом.

Вероника надела резиновые перчатки и решительно открыла калитку.

Меньше всего я ожидала, что она приведет меня к помойке. На скрытой кустами бетонной площадке стояли мусорные баки, рядом лежали пластиковые пакеты разной расцветки и размера.

– Не увезли, – удовлетворенно заметила Вероника, ловко палкой выдернула красный пластмассовый куль с изображением кинодивы и отнесла его в сторонку. Потом, к моему удивлению, она развязала пакет и вывалила его содержимое на бетонные плиты. Среди картофельной шелухи, банок, окурков и прочей дряни была обнаружена изящная записная книжица с золотым обрезом. Обложки не было, поэтому первая и последняя страницы были безнадежно испорчены. Без намека на брезгливость Вероника отерла записную книжку, сунула ее в карман, запихала мусор в пакет и бросила его в общую кучу.

– Вовремя ты приехала. Завтра было бы поздно, – сказала она по дороге домой.

– Чья это книжка?

Вероника не любила отвечать на прямо поставленные вопросы, поэтому ответила уклончиво:

– Здесь одни иностранные адреса. Зачем мне ее хранить?

– Эта книжка принадлежит мужчине, который дал тебе конверт? Да? Что ты молчишь?

– Она валялась на полу. Под стулом. Там в кафе были такие круглые стулья, очень тяжелые. Он уже ушел. Я подняла книжку. Я надеялась его найти и отдать ему. Но мой седой блондин исчез.

– И что… книжка валялась в таком виде? Без обложки?

– Ну почему же? Обложка была. Я оставила ее себе. Зачем выбрасывать такую хорошую вещь?

Когда мы опять уселись под яблоню, я уже ясно представляла себе ситуацию. Книжка была положена на солнышко посушиться.

– Вероника, дорогая, а ты не можешь показать мне обложку?

– Зачем? Я не помню, куда ее задевала. Я могу тебе ее описать. Она такая узкая, коричневой кожи, с золотым вензелем, похожим на астрологический знак.

Я понимала, что требую от тетки слишком многого. Могу себе представить, чего ей стоило рассекретить свой трофей. Чтобы уберечь мою дочь от беды, она совершила подвиг, пошла на таран собственной души.

– Голубчик, тетушка, найди! А если там в кожаном кармашке притаилась какая-нибудь информация? Ну, например, чья-нибудь визитка.

– Не было там никаких кармашков. Там были такие хлястики, такие защипы, чтоб держать обложку.

В конце концов я ее уломала. Она ушла в дом и через минуту принесла требуемое. На вид этот предмет меньше всего напоминал обложку. Он был похож на старинный, очень изящный несессер. Главное, что меня интересовало в этой вещице, – ее размер. Конверт не мог уместиться в этой кожаной обложке, то есть мое предположение, что конверт она украла вместе с записной книжкой, полностью отвергалось. Значит, ром отдельно, баба отдельно. Он действительно существовал – господин X, он дал ей конверт, а в тот момент, когда он ходил за выпивкой, она благополучно слямзила из баула эту кожаную красоту с золотыми бляхами. Но, кажется, Вероника говорила, что вначале он принес выпивку и только потом попросил передать племяннику фотографии. Это не важно. Моя тетушка сумела выбрать момент. Я ясно представляла, как она сидит на стуле с отсутствующим видом, уголок рта лезет вверх, правая рука бессильно опущена. Секунда, и молния на баульчике расстегнута, а ее собственная черная сумка, жившая всегда с раскрытой пастью, готова принять очередной дар.

– Держи меня в курсе, – сказала тетка напоследок.

– Как? Я же не могу тебе позвонить.

– Я сама приеду. Может, еще что-нибудь вспомню.

– Я одного не могу понять. Неужели он тебе дал заведомо неправильный телефон?

– Все может быть. Но почему не предположить, что неведомый Игорь работает именно в прачечной?

8

Так часто бывает – начнешь заниматься каким-то делом, а потом выясняется, что к тебе оно имеет только косвенное отношение, но ты уже не можешь остановиться. Любопытство гонит по следу, и ты бежишь, не чуя под собой ног. А потом – блямс! Сам в этот капкан и угодил.

Пора объяснить, почему Яне так срочно понадобились опасные фотографии. Но не будем торопиться. Разберем события последних дней по сценам. На повестке дня стояли два вопроса. Первый и главный был педагогический – разобраться с Сонькиной директрисой. Второй и вспомогательный казался бессмысленным, но мучил неотвязно – хотелось отыскать туристическую фирму «Зюйд-вест». Яна решила направить туда стопы, чтобы узнать, работал ли у них Виктор Вершков и что он за человек. В общем – поговорить. Можно было назваться журналисткой, мол, после анализа итальянских газет мы решили навести справки…

А можно и не спрашивать ничего. Яне казалось, что как только она попадет в туристическую контору, то сразу почувствует – опасна она для нее или нет. Сердце-вещун должно подсказать.

Разговор в школе обещал быть крайне неприятным, поэтому Яна решила вначале разделаться с легкой задачей. Но и здесь были свои трудности. Давно ушли те благостные времена, когда можно было подойти к будочке около метро и попросить девицу в окне найти адрес нужного тебе человека. Надо было только сообщить его имя-отчество и возраст. А уж узнать месторасположение учреждения – вообще не было проблем. Через десять минут тебе за копейки выдавали справку, где имелся не только искомый адрес, но и все способы добраться до него подземным и наземным транспортом.

А сейчас как? По дороге на работу Яна купила газеты со всевозможными адресами турагентств, но требуемого среди списков не обнаружила. Надо было опять обращаться к интернету, то есть к Борису. Нельзя сказать, чтобы ей это было неприятно. Просто она предвидела, как пойдет разговор. Борис будет сидеть за компьютером, работать с документами фирмы, оформлять договора и вопить, что безумно занят. Нет, он не отказывается оказать милейшей Яне Павловне услугу, но не сейчас, а потом, вечером, потому что клиент торопит и так далее. Тоска! Симпатичный ведь мужик, одно непонятно, если ты горбатишься по двенадцать часов на работе, а на фирме платят очень неплохо, то почему у тебя вечно денег нет? Злые языки предполагали казино, фишки, карты, неудовлетворенный половой инстинкт, то есть проституток… Ладно, пойдем к Борису.

Тот откликнулся на просьбу Яны благожелательной улыбкой и против ожидания не стал скулить из-за занятости, не давал советов, мол, если вы хотите путешествовать, то ищите надежную фирму, а молча поднялся и пошел к другому компьютеру.

– Вы говорите, что пресса не дает адрес этой конторы? Наверняка ваше турагентство очень маленькое. Может, его уже в природе нет. Интернет – другое дело: если «Зюйд-вест» когда-нибудь существовал, то наверняка наследил в виртуальном пространстве. И, стало быть, его следы все равно сыщутся.

Поиск следов длился десять минут, потом двадцать. Яна не выдержала:

– Сорвалась охота? Наврал, следопыт!

– Не только следопыт, но и бойскаут. Яночка, клянусь, после работы из кожи вылезу, но найду. Найду и сразу позвоню. «Зюйд-вест» – обалденное название! Вызывает в памяти море, каравеллы, Гумилева с музой странствий и изысканным жирафом на озере Чад… Может быть, вам потребуются сопровождающие? Не на озеро Чад, а в турагентство… Тогда я готов.

Борис говорил быстро, что называется, трещал языком, при этом улыбался безоблачно, однако Яна поймала себя на мысли, что собеседник не просто так балаболил. Что-то он усмотрел в ее поведении и решил, что она нуждается в помощи или защите. Да нет же, глупости! Обычный самец. Им только палец протяни, и все начинают набиваться в помощники и защитники.

– А как там мой диск? – спросила Яна строго, отметая все попытки неуклюжего ухаживания.

– Отрабатываем защиту DESS, – отрапортовал Борис шепотом – в комнате находилось еще четверо человек, – это самые распространенные алгоритмы, – в глазах его, пробивая искрами стекла очков, плясали бесы. – В заначке имеются и другие программы. Надеюсь, что к услугам «Фасби» вам лично прибегать не придется.

– Какой такой «Фасби»?

– А это, милейшая Яна Павловна, различные алгоритмы шифрования по ГОСТу в ФСБ.

– Тьфу на вас! – крикнула Яна. – И шутки-то у вас какие-то дурацкие. Понимаете, что я от вас завишу…

– Яночка, ну что вы, право… – услышала она уже в дверях. – Это я от вас завишу! И буду зависеть всегда!

Стало быть, вначале едем к директрисе. Такая выпала карта. Но к Кире Дмитриевне просто так на прием не попадешь, нужно было заранее договариваться с секретаршей. Юная Настя уже была приручена, Яна не забывала дарить ей коробки конфет, но на этот раз с визитом возникли трудности.

– Только после пяти. Яна Павловна, я все понимаю, но у нас тут конец учебного года и вообще… Так я вас записываю?

Может, оно и к лучшему, что Кира Дмитриевна с утра занята. Поездку к заказчику Яна тоже решила отложить на послеобеденное время.

Удивительна особенность неприятных дел кучковаться и проливаться потом грозовым дождем. Клиент был трудный. Он заказал полный дизайн квартиры, что называется, под ключ. Эти заказы считались выгодными, потому что клиент давал работу всем. Компьютеры трудились, просчитывали каждый метр площади. Фирме надо было самой подобрать мебель и материал отделки, и краску, и плитку, и фурнитуру, и полотенца с домашними тапочками.

Трудность состояла в том, что этот клиент, хоть и косил под продвинутого, на деле торговался из-за каждой копейки и срывал все сроки. Метр дизайна в «Полете» стоил тысячу долларов, но богатый жмот утверждал, что цена слишком большая, что он знает людей, которые все это сделают за восемьсот, а если поторговаться, то и за шестьсот баксов. Ну так иди к ним, господин хороший, зачем нам голову морочить? В сегодняшнюю задачу Яны входило уболтать клиента и ни в коем случае не допустить, чтобы он действительно поменял дизайнерскую фирму, обговорить светильники и подвесные потолки, а также выбить его согласие на кухню.

Заказчик оценил, что договариваться приехал не абы кто, а сама Яночка. Уважают, если его квартирой занялась сама начальница. Кофейку, коньячку, туда-сюда… И как ни в чем не бывало: «Не будем спорить о цене, главное, чтоб мне понравилось!» Да кто ж с тобой, гусь хрустальный, будет спорить о цене? Выложишь свои тысячи как миленький!

– Так мы будем делать встроенный шкаф или нет?

– Я еще не решил.

– Понимаете, мы уже обмерили вашу нишу. Теперь нам осталось только послать по факсу в Италию чертежи. Это будет сделано через две недели. Вы нас, с одной стороны, торопите, а с другой – срываете сроки.

– Я не могу так – с наскоку. Мне в этом доме жить.

Он не то чтобы откровенно подмигивал Яне, но она всегда чувствовала, клюнул на нее данный индивидуум или нет. Этот клюнул, но не вызывал ни малейшей симпатии. Если он так экономит на дизайне собственной квартиры, то в любви он просто жмот. И вообще, пошел он к чертовой матери! Надо же быть столь откровенно некрасивым! Нос узкий, как у Буратино, волосиков на голове нет, череп мятый, кожа на щеках натянута, как на барабане. Ну почему в мире так мало красивых людей? Есть женщины, которым как раз нравятся некрасивые мужики, но для нее эстетика всегда была важна. Ашот – другое дело. У Ашота были ГЛАЗА, и кроме того – он ее любил. А этому только бы под юбку залезть, переночевать там спокойно, а потом исчезнуть в неопределенном направлении.

– Я вам все оставляю, все наши прикидки, но сама больше не приеду. Просто позвоню по телефону. А вы скажете – да или нет. Насчет синего цвета мы договорились.

– Насчет синего цвета мы договорились, – согласился он, подливая масла в свой и без того лоснящийся взгляд.

По строгим меркам Яну нельзя было назвать красивой. Просто у нее был замечательный цвет лица, хорошей формы нос, эдакий вздернутый, не курносый, но пикантный, и легкая походка. Все прочее тщательным образом обрабатывалось. Например, волосы, они были у Яны слабыми и тонкими, но она сделала такую стрижку, что при первом взгляде казалось, что у нее на голове прямо-таки ухоженная грива. Вторым взглядом мужской пол оценивал уже фигуру и оставался ею очень довольным.

Выйдя от заказчика, Яна поняла, что не решила ни одной задачи. Заказчик так и не сказал решительного «да», все опять висит в воздухе, художники начнут орать, что не могут без конца переделывать эту кухню. А что им ответить?

Но, как говорила незабвенная Скарлетт, об этом я подумаю завтра. Теперь надо сосредоточиться. В час пик выбраться из Коньково не так уж просто. Случись на дороге, как говорят теперь, ситуация, во всем обвинят ее. Женщина за рулем всегда предмет раздражения. Главное следить, чтобы какой-нибудь придурок не выскочил наперерез со второстепенной дороги. В Москве, если рядом ментов нет, только правило правой руки более-менее соблюдается, во всем прочем полный беспредел. Вон какой-то псих перестраивается. Ведь явно он не смотрит ни влево, ни вправо. Дать бы ему в задницу как следует. И еще ручкой помахал. А вот этот справа, серый, явно любит рисковать, с ним надо поосторожнее. Гаденыш такой, да не уступлю я тебе дорогу!

К гимназии Яна приехала во взвинченном состоянии. Одна радость, приняли ее сразу. Директриса, сорокалетняя дама треф, являла собой идеальный вид современной педагогической начальницы: короткая стрижка, умеренный макияж, модная, неброских тонов одежда и накрепко приросшее к лицу выражение доброжелательности с намеком на сострадание. Кира Дмитриевна обладала безусловно положительным качеством: она умела слушать. Этим качеством и решила воспользоваться Яна. Ей надо было так выстроить свою речь, чтоб она шла сплошным забором, чтоб ни щелочки, в которую директриса могла бы всунуться со своими возражениями.

– Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста.

– Здравствуйте. Моя дочь Соня Соколова была по вашему распоряжению у психотерапевта, и тот назначил ей ходить еженедельно или около того к нему на беседы, чтобы снимать стресс. Я этого не понимаю. Может быть, психотерапевт дает нам понять, что моя дочь не выдерживает нагрузки, и мне надлежит перевести ее в другую школу? Все это чушь и глупость!

– Это будет решать педагогический совет.

– Никакого стресса у ребенка нет. Ваш врач говорит, что ребенок живет в ополовиненной семье, а потому у Сони неизбежны невротические явления.

– Давайте поговорим спокойно. В первую очередь мы заботимся о ребенке.

– У меня действительно нет мужа, поскольку я не ощущаю в нем ни малейшей необходимости. Я, как американцы говорят, «женщина-сэндвич»: с одной стороны я зажата работой, то есть ежедневно должна бороздить плугом планету, с другой – необходимостью топить семейный очаг, а с третьей – воспитывать ребенка, – Яна говорила как бы подшучивая над собой и над ситуацией, но постепенно набирала обороты, какие тут могут быть шутки, – дочь находится со мной в контакте, учится хорошо, поэтому предупреждаю, что из вашей гимназии я никуда ее переводить не буду и ни к психотерапевту, ни к психологу ее не пущу. Вы знаете, сколько это стоит?

Директриса было открыла рот, но Яна не дала вырваться звукам на волю.

– По глазам вижу, что знаете. По-моему, мы договорились, – она резко вскочила на ноги и направилась к двери.

У Яны был уникальный слух. Может быть, ей показалось, но вряд ли. Оглянувшись в дверях, она уловила в шевелении губ директрисы слово «психопатка», тут же вернулась к столу и сказала:

– Отнюдь. Ничего психопатического во мне нет. Я плачу вам очень хорошие деньги. Я руковожу людьми. В моем подчинении пятнадцать человек, не считая легиона клиентов. И со всеми я нахожу общий язык. Я думаю, что на будущий год найду общий язык и с вами. До свидания! – дверью Яна не хлопнула, нет, закрыла с осторожностью.

Секретарша вскинула на Яну удивленные глаза.

– Быстро вы договорились!

– А то! Можно позвонить? Я мобильник в машине забыла.

Телефонный разговор тоже был быстрым. Сонька была дома, суп разогрела, котлеты лопала холодными. Хорошо хоть поела. Все о’кей! А директриса пусть немножко охолонется. Не буду я перед вами лебезить, дражайшая Кира Дмитриевна! С волками жить – по-волчьи петь… то есть – выть. Глядя на взъерошенный Янин вид, секретарша участливо спросила:

– Что вы так разнервничались? Хотите покурить?

– Разве у вас курят?

– Да сейчас уже нет никого. А Кира Дмитриевна сама курит, – добавила она шепотом. – У нас такие неприятности…

– Из-за родителей?

– А из-за кого же? Понимаете, Кира Дмитриевна создает юнеско-класс. Это будет экстра-класс для высокоодаренных детей. Им будут предоставлены поистине уникальные возможности в смысле образования. И вдруг сегодня мы узнали, что один из родителей, на которого мы особенно рассчитывали, лежит в больнице с огнестрельной раной. Его ранили в голову или где-то совсем рядом. Словом, рана очень опасная.

– Господи, кто это?

– Рейтер Геннадий Федорович. Он наш главный спонсор, и его сын…

– Это Ванечка-то высокоодаренный! Да он только в три года говорить начал, а в четыре еще писал в штаны! А сейчас он пойдет в ваш юнеско-класс?

– Ну зачем вы так говорите? Он отлично прошел все тесты, – секретарша заглянула в какие-то списки. – Ну, если не отлично, то, во всяком случае, совсем неплохо.

Только тут до Яны дошел истинный смысл услышанного. Генка Рейтер в больнице с пробитой башкой! Все это звенья одной цепи.

– А что случалось с Рейтером?

– Я не знаю точно, говорят, стреляли из «Калашникова». Шофер – насмерть, охрана, по-моему, тоже в лоскуты, а он сам без сознания…

– Когда это случалось?

– Вчера.

– В какой больнице он лежит?

– Так вы его знаете? Он ваш друг?

– Конечно, друг…

«Или враг», – подумала Яна, записывая адрес больницы. Геннадий Федорович Рейтер был правой рукой Ашота, не исключено, что этой рукой он его и придушил. Как уже говорилось, сейчас Рейтер пребывал в должности генерального директора фирмы «Феникс».