Текст книги "Сердце океана"

5

Тревор решил провести вечер в пабе, что казалось вполне логичным. Эффективным. Во всяком случае, ему нравилось думать именно так, ибо признаться даже самому себе в том, что он просто хочет смотреть на Дарси, было бы слишком обременительно для его самолюбия. Он же не похотливый подросток, он деловой человек, а «Паб Галлахеров» теперь входит в сферу его интересов.

И, похоже, этот паб процветает.

Большинство столиков, заставленных пивными кружками и высокими бокалами, заняты оживленно беседующими семействами, парочками, компаниями туристов. Парнишка лет пятнадцати наигрывает в уголке на концертино жалостливую мелодию. Поскольку к вечеру стало прохладно и сыро, разожгли большой камин. Трое мужчин с обветренными лицами, расположившиеся у мерцающего огня, задумчиво курят, постукивая ногами в такт музыке. Неподалеку прыгает, хихикая, на материнском колене малыш, которому, похоже, еще и года нет.

Маме бы здесь понравилось, подумал Тревор. Кэролин Райан Маги принадлежит к четвертому поколению ирландцев со стороны обоих родителей, которые никогда не ступали на ирландскую землю, но чрезвычайно чувствительна ко всему, что считает своими корнями.

И только благодаря ей он хоть что-то знает о семейной истории по линии отца. Семья, даже если целые поколения давно лежат в земле, много значит для мамы. А когда его маме что-то важно, можете быть уверены, она сделает все, чтобы это стало важным и ее мужчинам. И ни один из них не в силах ей сопротивляться.

Именно мама пела ирландские песни в их доме, а отец терпел, закатывая глаза. Именно мама рассказывала сыну на ночь истории об эльфах и оборотнях.

И мама, Тревор это точно знал, со свойственной ей решительностью улаживала разногласия и смягчала обиды отца на его родителей. Правда, даже она не смогла привнести в их отношения тепло, но, по меньшей мере, добилась спокойного и уважительного общения.

Тревор часто задавался вопросом: заметил бы он разлад между отцом и его родителями, если бы не любовь и искренность, царившие в собственном доме?

Из всех знакомых ему супружеских пар он не знал ни одной так безоглядно преданной друг другу, как та, что создала его, и он высоко ценил это редкое чудо.

Представляя, как мама сидит здесь, подпевает, разговаривает с незнакомыми людьми, он вглядывался в легкую пелену дыма и думал о вентиляционной системе. Затем словно очнулся, тряхнул головой и направился к стойке. Что бы ни говорили о риске для здоровья, похоже, именно такую атмосферу ищут те, кто приходит сюда.

За дальним концом стойки Бренна разливала пиво и вела серьезную беседу со старичком, по виду лет ста или даже больше.

Единственный свободный табурет остался в ближайшем конце, и, усевшись на него, Тревор стал ждать, когда Эйдан передаст кружки и отсчитает сдачу.

– Как дела? – спросил Эйдан, добавляя «Гиннесс» в две подставленные под краны кружки.

– Прекрасно. У вас сегодня оживленно.

– И так будет почти каждый вечер вплоть до зимы. Могу ли я утолить вашу жажду?

– Можете. Я бы не отказался от пинты «Гиннесса».

– Отличный выбор. Джуд сказала, вы заходили к ней сегодня. У вас какие-то проблемы с нашим местным фольклором?

– Не проблемы. Любопытство.

– Ну да, любопытство. – Доливая те две кружки, Эйдан начал медленный, интригующий процесс сооружения пинты «Гиннесса» для Тревора. – Если сталкиваешься с чем-то странным, любопытство естественно. Издатель Джуд полагает, что ее книжка, когда выйдет, расшевелит интерес к нашему уголку света. Подстегнет бизнес, и ваш, и наш.

– Тогда стоит заранее приготовиться. – Тревор огляделся, заметил, что Шинед шевелится гораздо энергичнее, однако Дарси нигде не было видно. – Вам понадобится больше помощников.

– Я об этом уже думал. – Эйдан наполнил корзинку чипсами и поставил ее на стойку. – Дарси поговорит кое с кем, когда придет время.

И будто по мановению дирижерской палочки, в нестройный хор голосов вплелся донесшийся из кухни звонкий голос Дарси – таких искренних и изобретательных ругательств Тревор давно не слышал.

– Жалкая пародия на задницу слепого осла! И зачем тебе крепкая голова, если внутри нет ничего, что стоило бы защищать? Ты безмозглый, как репа, и вдвое противнее.

Тревор вопросительно вскинул брови, но Эйдан безмятежно продолжал вертеть краны.

– Непростой характер у нашей сестры, а Шон провоцирует ее одним своим существованием.

– Мегера, говоришь? Ну, я покажу тебе мегеру!

Раздался отчетливый удар, вопль, новые ругательства. Дверь распахнулась, и, прижимая к бедру полный поднос, в зале появилась Дарси, раскрасневшаяся, с блестящими глазами.

– Бренна, я треснула твоего муженька сотейником и, между прочим, до сих пор не пойму, как такая разумная женщина, как ты, выбрала в мужья этого бабуина.

– Надеюсь, сотейник был пустой? Шон так замечательно тушит мясо, жалко было бы его лишиться.

– Пустой. Так звонче. – Дарси откинула с лица волосы, глубоко вдохнула и удовлетворенно выдохнула, затем, поудобнее перехватив поднос, повернулась и увидела Тревора.

Ее ярость утихла словно по волшебству. Огонь в глазах мигом приобрел призывный отблеск.

– Вы только посмотрите, кто заглянул к нам в дождливый вечер, – нежно проворковала Дарси, подходя к откидной доске. – Дорогой, вы мне не поможете? У меня обе руки заняты.

Больше половины своей жизни она прекрасно удерживала подносы одной рукой, но ей нравилось смотреть, как этот парень двигается. И она одобрительно хмыкнула, когда он соскользнул с табурета и подошел выполнить ее просьбу.

– Обожаю, когда меня спасает сильный красивый мужчина.

– Берегитесь, Трев, за этим хорошеньким личиком прячется змея, – ехидно сообщил Шон, подходя к стойке с двумя тарелками в руках.

Дарси через плечо сурово взглянула на брата:

– Не обращайте внимания на лепет этой ручной обезьянки. Наши добросердечные родители выкупили его у странствующих цыган. Если спросите меня, зря потратили два фунта десять пенсов.

Дарси качнула бедрами и заскользила между столиками, раздавая заказы.

– Меткий выстрел, – пробормотал Шон. – Должно быть, она долго целилась. Добрый вечер, Трев. Хотите поужинать?

– Я бы попробовал тушеное мясо. Слышал, оно сегодня вкусное.

– Ну да. – Печально улыбнувшись, Шон потер шишку на голове и покосился на паренька, заигравшего более веселую мелодию. – Вы выбрали хороший вечер. Коннор может играть как ангел или демон, зависит от настроения.

– Я еще не слышал, как играете вы. – Тревор снова устроился на табурете. – Мне говорили, что, как и тушеное мясо, это стоит попробовать.

– Ну, я неплохо играю, мы все играем. Музыка – одна из семейных традиций Галлахеров.

– Если позволите, один совет относительно вашей музыки. Найдите агента.

– Да, конечно. – Шон посмотрел Тревору прямо в глаза. – Вы хорошо заплатили мне за то, что уже купили. Я вам доверяю, у вас честное лицо.

– Хороший агент выжал бы больше.

– Мне не нужно больше. – Шон взглянул на Бренну. – У меня уже все есть.

Озадаченно покачав головой, Тревор взял кружку, которую поставил перед ним Эйдан.

– Финкл сообщил, что у вас нет деловой хватки, но вы далеко не так бестолковы, как он мне внушал. Не хотел вас обидеть.

– Я и не обиделся.

Тревор пристально посмотрел на Шона.

– Финкл еще сказал, что вы все время путали его с другим инвестором, ресторатором из Лондона.

– Неужели? Представляю! – весело воскликнул Шон. – Эйдан, ты что-нибудь знаешь о рестораторе из Лондона, который интересовался нашим пабом?

Эйдан поцокал языком.

– Что-то припоминаю. Мистер Финкл неоднократно упоминал его, а я уверял, что ни о чем подобном не слышал. Но видите ли, – Эйдан многозначительно помолчал, – все мы старались его в этом убедить.

– Я так и думал. – Тревор запил шок большим глотком «Гиннесса». – Очень ловко.

Услышав веселый заливистый смех, Тревор обернулся. Дарси погладила по голове Коннора и, не снимая ладони с его макушки, запела.

Быстрая мелодия, словно налетающие друг на друга слова. Тревор слышал эту песню в нью-йоркских пабах, и у мамы был этот диск, но никогда ее не пели голосом, словно пропитанным тягучим золотистым вином.

В докладе Финкла упоминался певческий голос Дарси. И не просто упоминался. Финкл неумеренно восхищался им, однако Тревор не особо верил. Основав для души фирму звукозаписи, он часто сталкивался с тем, что превозносимые до небес голоса заслуживают не более чем вежливых аплодисментов.

Теперь же, слушая и наблюдая, Тревор признавал, что должен был больше доверять своему разведчику.

Шон облокотился о барную стойку и сплел свой голос с голосом сестры. Дарси подошла, небрежно положила руку на плечо Тревора и продолжила песню, обращаясь к брату.

 
Расскажу я мамуле, как вернуся домой,
Что ребята проходу нам, девчонкам, не дают.
 

Да уж, подумал Тревор, этой девчонке парни никогда проходу не давали. Ему захотелось дернуть ее за шелковистые волосы, но не так игриво, как намекала песня. Нет, ему хотелось погрузить руки в ее волосы, откинуть ее голову и впиться губами в ее соблазнительные губы.

Не ему одному. Тысячи мужчин отреагировали бы точно так же. Эта мысль показалась ему очень привлекательной на деловом уровне, но безумно досадной на личном. Из-за неожиданно вспыхнувшей ревности он почувствовал себя наивным мальчишкой и сосредоточился на бизнесе.

Когда песня закончилась, Дарси перегнулась через стойку, ухватила Шона за воротник, притянула к себе и смачно поцеловала. А потом любовно обозвала болваном.

– Мегера, – улыбнулся Шон.

– Три рыбы с жареной картошкой, два тушеных мяса и две порции твоего кекса на портере. – Поворачиваясь к Эйдану, Дарси рассеянно провела ладонью по плечу Тревора. – Три пинты «Гиннесса» и три «Харпа», бокал «Смитвика» и две колы. Одна кола для Коннора, так что бесплатно. Не возражаете? – Она схватила кружку Тревора и сделала маленький глоток.

– Так вы принимаете заказы?

– А для чего же я здесь?

– Тогда спойте еще.

– О, до конца вечера обязательно.

Разговаривая с Тревором, она переставляла наполненные кружки и стаканы на поднос.

– Нет, сейчас. – Тревор двумя пальцами вытянул из кармана банкноту в двадцать фунтов. – Балладу.

Ее взгляд скользнул от его лица к банкноте и обратно.

– Не много ли за одну песню?

– Я богат, помните?

– Уж это я точно не забыла. – Дарси потянулась за двадцаткой и прищурилась, когда Тревор отдернул руку.

– Сначала спойте.

Она бы проигнорировала его просьбу из принципа и, может, отчасти в пику ему, но двадцатка есть двадцатка, а пение никогда не было для нее тяжелым испытанием. Дарси улыбнулась, подхватила поднос и громко запела:

 
Милые девушки, чаровницы юные,
Все вы в расцвете своей красоты.
Не будьте, красавицы, легковерными,
Оберегайте свои сады,
Чтоб никто, ни один мужчина,
Не смог похитить из них плоды.
 

Коннор подхватил мелодию, раскраснелся, когда Дарси подмигнула ему и передала стакан с колой. Затем она подала напитки другим посетителям, ни на секунду не прерывая печальную песню о потере невинности. Разговоры утихли, и многие сердца дрогнули. Поскольку платил Тревор, Дарси, возвращаясь к стойке, смотрела на него и ему подарила последние строки.

Раздались аплодисменты, глаза Дарси вспыхнули от удовольствия, и не меньшее удовольствие сверкало в них, когда она выхватила из его пальцев двадцатку.

– Двадцать фунтов за песню, и я буду петь, сколько пожелаете.

Забрав у Эйдана готовые «Гиннессы», она снова упорхнула в зал.

– Проклятье, я спою за половину! – выкрикнул кто-то и под громкий смех завел незнакомую Тревору песню.

– В выходные у нас играют профессиональные оркестры, – сообщил Эйдан. – Мы им платим.

– Обязательно послушаю. – Тревор посмотрел вслед Дарси, скрывшейся за дверью. – А втроем вы когда-нибудь поете?

– Шон, Дарси и я? Иногда на наших вечеринках или здесь, в пабе, по настроению. Иногда во время своих странствий я пел за ужин. Жизнь музыканта нелегка.

– Зависит от контракта.

Тревор посидел еще часок, прихлебывая пиво, наслаждаясь вкусным ужином и слушая, как неутомимый Коннор наигрывает одну мелодию за другой.

Один раз он встал, чтобы открыть дверь семейной паре – и у матери, и у отца на руках было по спящему ребенку. Первыми отправились домой, как он заметил, семейные пары с детьми и бородатые мужчины с обветренными лицами – рыбаки, которые еще до рассвета выходят в море.

После девяти вечера еды заказывали меньше, но, когда Тревор собрался уходить, краны вертелись все так же бодро.

– Уходите, босс? – окликнула его Бренна.

– Да. Я еще не выяснил, какие витамины вы принимаете, чтобы работать по пятнадцать часов в сутки.

– Не витамины. – Бренна погладила шишковатые пальцы старика, который часами сидел, словно приклеившись к табурету. – Меня поддерживает мистер Райли, моя истинная любовь.

Старикан хихикнул.

– Дай-ка нам по последней пинте, дорогуша, и поцелуй на прощание.

– За пинту придется заплатить, а поцелуй бесплатно. – Поцеловав старика, Бренна оглянулась. – До завтра, Тревор.

– Эйдан, я должен на минутку умыкнуть вашу сестру. – Тревор ухватил за руку чуть было не проскочившую мимо Дарси. – Теперь ваша очередь проводить меня.

– Минутку, пожалуй, я могу вам уделить. – Дарси опустила поднос на стойку и, не обращая внимания на нахмурившегося Эйдана, прошествовала к двери.

Дождь превратился в тонкую влажную пелену. С моря подползал и стелился по земле туман, приглушая ровный рокот прибоя и далекие гудки скользящих в темноте суденышек.

– Прохладно. – Закрыв глаза, Дарси подставила лицо освежающей влаге. – К вечеру в пабе становится душно.

– Вы, наверное, валитесь с ног.

– Да, хороший массаж не повредил бы.

– Идемте со мной, и я уделю вам должное внимание.

Дарси открыла глаза.

– Соблазнительное предложение, но у меня еще полно работы, а потом я должна выспаться.

Тревор поднес ее руку к губам, как уже делал прежде.

– Подойдите утром к окну.

Сердце дрогнуло, в животе словно бабочки запорхали, но Дарси ничего не имела против. Она верила в то, что женщина должна не избегать наслаждения, а упиваться каждым приятным ощущением. Однако нельзя забывать о правилах игры, нельзя их нарушать.

– Возможно, подойду. – Она медленно провела кончиком пальца по его подбородку. – Если вспомню о вас.

– Давайте постараемся, чтобы вспомнили. – Тревор обнял ее, но не смог прижать к себе – Дарси поспешила выставить вперед руку.

От сладкого предвкушения ее пульс забился быстрее. Ей нравились запахи дождя и влажной кожи, сила обвивших ее рук. Давненько она не позволяла мужчине обнимать ее.

Для Дарси всегда было важно самой делать выбор, следовать за своими желаниями, своим настроением и всегда оставаться хозяйкой положения. Стоит один раз выпустить из рук вожжи, и можно забыть, что все ощущения, какими бы упоительными они ни были, мимолетны.

Пока безопаснее только попробовать, решила Дарси, и проверить, захочется ли большего. Поэтому она обняла Тревора за шею и, не закрывая глаз, прильнула губами к его губам.

Он не спешил, надо отдать ему должное, не стал протыкать ей миндалины языком. Он классно целовался, уверенно, стильно, лишь слегка покусывая ее губы. «Не так опасен, как казался», – с некоторым сожалением подумала она.

Вдруг Тревор напрягся, пробежал сильными пальцами по ее спине, крепче прижался губами к ее губам, и ее разум затуманился, она лишь успела подумать: «О боже!» А потом все мысли вылетели из головы.

Он хотел съесть ее живьем, быстро и жадно. Ему казалось, что именно этого – алчности и отчаянного нетерпения – она ждет от мужчины. Все это бурлило в нем, но, обняв ее, он увидел в ее глазах насмешливую проницательность и легкое презрение.

Поэтому он не стал спешить, пристально следя за ней. Он заметил, как надменность сменилась одобрением, даже удивлением. Но она продолжала его оценивать, и его раздражение слилось с хлынувшим в него ее вкусом, и он не стал себя удерживать.

Он почувствовал, как что-то изменилось. Ее оценивающая отстраненность сменилась уступчивостью, такой же тихой и нежной, как мелкий дождь, окутавший их. Тревор закрыл глаза, как и она, и вся их расчетливость бесследно исчезла, словно растворилась в этом невидимом дожде.

Ее пальцы вцепились в его волосы. Она натянулась как струна и словно слилась с ним воедино, а он все наступал, пока не прижал ее спиной к каменной стене паба. И вдруг отпрянул. Вдохнуть воздух, прочистить мозги, опомниться.

Дарси удивленно открыла глаза и издала долгий кошачий вздох.

– Мне понравилось. – «Чуть больше, чем хотелось бы для собственного блага», – подумала она, облизнув нижнюю губу, словно собирая остатки его вкуса, и его кровь снова вскипела. – Почему бы не повторить?

– И в самом деле, почему? – Тревор обхватил ладонями ее лицо, погрузил пальцы в ее волосы, сжал кулаки. И замер, не касаясь ее губ, сомневаясь, выжидая, страдая, пока они оба не задышали часто-часто. – Мы сведем друг друга с ума.

Звук, вырвавшийся из ее горла, был больше похож на судорожный стон, чем на смешок.

– Я тоже так думаю. Скорее. – Дарси прикусила его нижнюю губу, потянула и провела по его губам влажным языком.

– Хорошее начало, – еле выдавил он, сокрушая ее губы поцелуем.

У нее закружилась голова, она едва могла дышать, настигнутая ликующим восторгом. Каждое ощущение, вызванное языком и руками Тревора, словно взрывало ее изнутри.

Как же ей хотелось довести его до такого же головокружения, превратить его силу в слабость, услышать его мольбу прежде, чем она взмолится сама и отдаст ему гораздо больше, чем намеревалась.

И снова отстранился он, а не она. У него не было выбора. Или отстраниться, или втащить ее в машину, бросить на заднее сиденье и закончить начатое с неловкостью подростка в ночь после выпускного бала. А ведь до полной потери самообладания она довела его всего лишь поцелуем на мокром тротуаре перед переполненным пабом. И что из этого следует? Решение пришло моментально.

– Нам необходимо уединение.

– В свое время. – Дарси не сразу сумела сдержать дрожь. – А пока хватит того, что мы сотворили друг с другом. Не думаю, что будем хорошо спать сегодня, но возражений у меня нет. – Намного спокойнее она взъерошила его волосы, разметав дождевые капли. – Видите ли, в последний раз, когда я целовалась с янки, всю ночь проспала, как дитя.

– Приму это за комплимент.

– Это и был комплимент. С удовольствием предвкушаю следующий поцелуй при первой же возможности, а сейчас мне пора возвращаться в паб, а вам – домой.

Дарси отвернулась, но Тревор остановил ее. Она еще не обрела равновесие, душевное и физическое, чтобы сопротивляться, если он осознает свое преимущество и воспользуется им. Поэтому она лишь дерзко улыбнулась через плечо:

– Ведите себя прилично, Тревор. Если я задержусь дольше, Эйдан устроит мне нагоняй и испортит отличное настроение.

– Ваш следующий свободный вечер – мой.

– Я и сама собиралась подарить его вам. – Дарси дружески похлопала его по руке и вернулась в паб.

Тревор был потрясен до глубины души. Ничего подобного он не ждал и никак не мог оправиться от изумления и досады. Ему пришлось долго сидеть в машине под мерную дробь дождя в ожидании, когда остынет кровь и перестанут дрожать руки. Он не мог пожаловаться на недостаток опыта. Он прекрасно знал, что значит желать женщину, желать страстно и, обладая ею, сжимая ее в объятиях, ощущая ее податливое тело в полной своей власти, оставаться ненасытным. Точно так же он знал – и смирился с неизбежностью – что страстное желание сопровождается определенными рисками и уязвимостью.

Однако то, чего он желал всем сердцем от Дарси Галлахер, в корне отличалось от всего, что случалось с ним прежде.

«Она другая», – мрачно признал он, заводя двигатель. Чувственная, обольстительная, эгоистичная. Разумеется, он и раньше встречал чувственных, обольстительных, эгоистичных женщин, но редко они столь честно, не пытаясь оправдаться, сознавались в своем эгоизме и меркантильности.

Дарси играла с ним, не таясь. Видит бог, его это восхищало, как восхищало и то, что она прекрасно понимала: он играет в ту же игру.

Любопытно посмотреть, кто победит и сколько раундов потребуется для победы.

Тревор решил, что вполне справится с Дарси, и, расслабившись, направил подпрыгивающую на ухабах машину к дому и вдруг понял, что улыбается. Господи, она же ему нравится. Он не смог вспомнить ни одну женщину, которая, как Дарси, воспламеняла бы его кровь, занимала его мысли и держала в напряженном ожидании, не позволяя заскучать.

Даже если бы между ними не проскочила искра, он все равно наслаждался бы общением с ней, ее взглядом на жизнь, ее искренностью, ее прямотой. Однако случилось то, что случилось, их физически влечет друг к другу, и он предвкушал радость познания мира по имени Дарси Галлахер, как сказал бы романтик. И насколько же естественнее добиваться близости, когда оба заинтересованных лица не ищут ничего, кроме взаимного удовольствия и приятельских отношений.

Деловая сторона их отношений проста. Разумеется, паб принадлежит ей так же, как ее братьям, но сделка заключена с Эйданом, и все переговоры будут вестись с ним.

А ее певческий дар – еще один интригующий аспект, хотя придется кое-что хорошенько обдумать, прежде чем обсуждать это с ней. Тревор не сомневался, что она доверится его опыту и соблазнится тем, что он может и хочет предложить ей.

Дарси хочет иметь много денег, хочет жить в роскоши. Ну, у него есть предчувствие, что он сумеет помочь ей осуществить эту мечту.

На пляже она говорила, что в любом деле главное – выгода, и теперь он точно знает, как извлечь выгоду для них обоих. Легко!

Тревор вылез из машины, по привычке запер ее и пошел на колеблющийся в тумане свет фонаря над крыльцом.

Какая-то неведомая сила притянула его взгляд к верхнему окну, и будто молния пронзила его, оставив жгучий след во всем теле. Сначала он подумал о Дарси, вспомнил, как увидел ее в окне ее спальни в первый раз. Он испытал тогда похожий шок не узнавания, нет, но желания.

Эта женщина стояла, так же обрамленная оконным переплетом и такая же прекрасная. Но ее волосы были светлыми, как туман, клубившийся вокруг него. И хотя из-за темноты он не мог разглядеть цвет ее глаз, он был уверен, что они зеленые, как морские волны.

Эта женщина умерла триста лет назад.

Открывая калитку, Тревор не сводил глаз с ее лица. Он сумел разглядеть слезу, скользнувшую по ее щеке, и бросился к домику, не обращая внимания ни на бешеный стук собственного сердца, ни на тихий перезвон колокольчиков над крыльцом, ни на склонившиеся к тропинке намокшие цветы.

Он отпер и распахнул дверь.

Ни звука, ни шороха. Фонарь над крыльцом отбрасывал длинные тени на старые стены. С ключами в руке Тревор ринулся наверх и только в дверях спальни, отдышавшись, включил свет.

Вообще-то он и не надеялся увидеть ее. При свете иллюзии рассеиваются. Но, когда свет залил комнату, он судорожно выдохнул.

Она стояла лицом к нему, скрестив на груди руки. Волосы цвета благородного золота волнами ниспадали на ее плечи и на скромное серое, в пол платье. Слеза, яркая, как серебряная капелька, подсыхала на ее щеке.

– Почему мы не верим своему сердцу? Почему теряем драгоценное время?

Голос, переливающийся, как ирландский напев, ошеломил его больше, чем само видение.

– Кто… – Разумеется, он знал, кто она, и попусту тратил время. – Что вы делаете здесь?

– Всегда легче ждать дома, а я очень долго жду. Он считает вас последним. Но оправдаются ли его надежды? Ведь вы не хотите этого, очень сильно не хотите.

Невероятно! Люди не разговаривают с призраками. Кто-то по какой-то неведомой причине морочит ему голову, и пора положить этому конец. Тревор приблизился к женщине, попытался взять ее за руку, но его рука прошла сквозь нее, как сквозь дым.

Ключи выпали из онемевших пальцев и со звоном упали на пол у ее ног.

– Неужели так трудно поверить, что существует не только то, до чего можно дотронуться? – ласково спросила она, ибо понимала, как трудно бороться с предубеждениями. Она могла бы позволить ему коснуться той, какой была при жизни, но тогда он легкомысленнее отнесся бы к ее словам. – Вы уже чувствуете то, что в вашем сердце, в вашей душе. Осталось лишь осознать это.

– Я должен сесть. – Тревор опустился на край кровати. – Вы мне снитесь.

Впервые она улыбнулась. Трогательно и сочувственно.

– Я вас понимаю. Но ваше присутствие в этом месте и в это время было предопределено.

– Судьбой?

– Вам не нравится это слово. Оно звучит для вас как вызов. – Женщина покачала головой. – Судьба лишь ведет нас, остальное зависит от нас. Выбор каждого лежит в конце пути. Я сделала свой.

– И каков же он был?

– Я сделала то, что считала правильным. – В ее напевном голосе прозвучало раздражение. – Я ошиблась, я только думала, что поступаю правильно и делаю то, что, как мне казалось, необходимо. Мой муж был хорошим человеком, добрым. У нас были дети, радость моей жизни.

– Вы любили его?

– Да, о да, со временем я его полюбила. Тихая, спокойная любовь была между нами, и он никогда не просил больше того, что я могла ему дать. Та любовь не пылала ярким пламенем, как моя любовь к другому. Я думала, что мое чувство к Кэррику, ярко вспыхнув, сгорит, оставив один лишь пепел. Я ошибалась.

Она отвернулась к окну, всматриваясь в темноту, словно видела что-то за стеклом, за пеленой дождя, и повторила:

– Я ошибалась. Я жду давно в тоске и одиночестве, но огонь той любви с ее болью и радостями до сих пор пылает во мне. Любовь с такой легкостью прячется за страстью, что ее трудно распознать.

– Большинство бы сказало, что легко принять страсть за любовь.

– И то и другое верно. Но не для меня. Я испугалась огня, хотя всем сердцем стремилась к нему. Страх и любовь никогда не имели отношения к предлагаемой мне роскоши.

– Я знаком со страстью, но незнаком с любовью. И все же я искал вас в других женщинах.

Их взгляды снова встретились.

– Вы не понимаете, что ищете, но надеюсь, поймете. Скоро все закончится. Так или иначе. Присмотритесь получше к тому, что хотите построить, и делайте свой выбор.

– Я знаю, что… – Тревор вскочил. – Подождите, черт побери! – Но она растворилась без следа, и, оставшись один, он заметался по комнате, пытаясь унять охватившую его панику.

Как, черт побери, относиться к снам, магии, призракам? Все это так зыбко, неосязаемо. И невероятно, коли на то пошло.

Однако же он поверил, и именно это больше всего растревожило его.