Текст книги "Пока телефон не зазвонил"

«Высокие отношения», – задумчиво покусывая дольку огурца, одобрил простецкие нравы нынешних и бывших сыщик.

За выходящим на улицу кирпичным забором раздался звук автомобильного клаксона – Дмитрий Михайлович предупреждал семью о возвращении с работы. Но дочери уже ушли на реку купать Занозу, и Евгения Сергеевна, обтирая руки о фартук, побежала встречать мужа.

Майор следом не поковылял, подойдя к снятой с решеток форели, голодный сыщик, не утерпев, отщипнул симпатичный поджаренный плавничок.

Рыская по Интернету, Гущин нашел несколько совместных снимков Евгении и Дмитрия Львовых. Там супруги показывались приодетыми: Михайлович в костюме и при галстуке, мадам на каблуках, с высоко взбитой прической. Разница в росте и габаритах была почти неощутимой.

Сегодня, встретившись воочию, Стас первым делом отметил, что депутатка становится совсем крошечной на фоне по-медвежьи огромного супруга. Когда Евгения Сергеевна знакомила мужа с гостем, ее плечо практически упряталось под широкой лапищей Дмитрия Михайловича, макушка головы уткнулась в его подбородок.

В какой-то момент, уже сидя за столом, Гущин поймал себя на мысли, что неверно сформулировал вопрос о местной «Санта-Барбаре». Полчаса назад он втихомолку подумывал о том, как они здесь все уживаются, так?

Но вопрос, как получалось, следовало ставить и вовсе кардинально: «Как сами Львовы в принципе умудрились полюбить друг друга?! Чем привлек интеллигентную коренную москвичку слегка облагороженный (ею же) деревенский увалень? Стопроцентный рубаха-парень».

Непонятно. Хотя Стас встречал и более несоответствующие пары.

В процессе ужина разница супругов обозначилась еще острее. Манеру поглощения Дмитрием Михайловичем еды, нельзя было назвать прилизанным мещанским словом «кушать». Львов с фантастической скоростью и сноровкой – уплетал форель. Причмокивая и закатывая очи. Но, надо отдать должное, делал это так заразительно и аппетитно, что слово «жрет» не возникало тоже. Широко расставляя локти и стягивая с тарелок зелень, овощи и хлеб, хозяин дома забрасывал все в рот практически одновременно, крупными кусками. Потом не пережевывал, а перемалывал еду челюстями. Не забывая поднимать глаза к небу и гудеть «м-м-м», выражая жене одобрение и благодарность.

Евгения Сергеевна, неторопливо отделяя вилкой и ножом мясо от косточек, смотрела на азартно жующего мужа с ласковой улыбкой.

Довольно быстро поддавшись непосредственной манере хозяина дома Стас прекратил анализировать их отношения и в рекордные для себя сроки расправился с форелью.

Запивая рыбу отличным сухим вином, сытый сыщик благожелательно подумывал: «А может быть, Евгению Истомину когда-то и привлекла в Львове эта искрометная незалакированная естественность?… Барышня и хулиган – классическая схема». Тем более, что Дмитрий Львов никаким хулиганом и не был. Сметливый парень из деревни. Без приводов и всяческих историй.

Заново увлекшись вероятной реконструкцией любовных перипетий Львовых Стас не заметил, как подошли соседи Глеб и Анфиса Капитоновы.

Но впрочем, это было извинительно: майор сидел спиной к калитке в заборе из сетки-рабицы. Он обернулся уже на стук костыля Анфисы, забарабанившего по полу беседки. А повернувшись, невольно отметил, что первая жена монтируется с Дмитрием Михайловичем куда лучше.

Но высокорослая Анфиса с чуть рыжеватыми вьющимися волосами также замечательно смотрелась и со вторым супругом. Доведись Гущину случайно встретить всю эту троицу «неразлучников», то у него, почти наверняка, закралась бы мысль – а не родственники ли Дима, Анфиса и Глеб? Все словно под одну копирку выпущены: пышущие здоровьем розовощекие здоровяки с большими серыми глазами. Если б не ножной протез и костыль, с которым Анфиса легко и ловко управлялась, Стас ни за что не заподозрил бы, что у нее есть хоть какие-то проблемы со здоровьем.

…Капитоновы принесли к столу приличных размеров кусок домашней буженины, бутылку самодельной смородиновой настойки и миску малосольных огурцов того же производства.

Застолье оживилось. Львовы принялись усаживать новоприбывших и представлять им гостя.

Так получилось, что сыщик как следует познакомился с мужем Евгении Сергеевны практически одновременно с прочей «Санта-Барбарой». До прихода соседей Дмитрий Михайлович был слишком поглощен форелью – молчал, жевал и изредка мычал. К моменту их появления – насытился, заговорил, оправдывая скомканное знакомство с сыщиком:

– Весь день сегодня по Москве мотался на одном завтраке. Спасибо, Женечка, – чмокнул жену в щеку. – Ух. Все. – Похлопывая себя по животу, Львов обратился к Гущину: – Как вам у нас? Вы уже поговорили с Женей? Она волнуется, есть ли опасность для девчонок.

Анфиса (соседи Львовых попросили Стаса обращаться к ним без отчеств) отложила нож, которым щедро нарезала буженину, и тоже приготовилась послушать следователя. Ее муж нахмурился и достал из нагрудного кармана сигареты. Но не прикурил, а принялся вертеть зажигалку в пальцах.

– Опасность есть всегда, – не стал понапрасну успокаивать майор. – Скажу банально: можно и с крыльца упасть, шею сломать, так что предосторожности не бывают лишними. Но что касается конкретного случая… Происшествия с Ларисой… – Стас посмотрел на напрягшуюся депутатку и в который раз подумал о том, что если Львова вызвала его сюда ради самоуспокоения, то не на того нарвалась. Гущин не собирался лечить чью-то совесть и нервы. – Я бы все-таки советовал вам всем уехать. На время.

Такого ответа, кажется, никто не ожидал. И в мысли о том, что Львова вызвала «лучшего столичного сыщика» дабы утешить душу и близких, Гущин укрепился.

– На какое время? – округляя и без того огромные глаза, трагически выдохнула Анфиса. – На месяц? На два? Навсегда?!

– Мы здесь живем, – отвернувшись к реке, буркнул Глеб. – Нам некуда и незачем уезжать. У нас скоро дочка из лагеря вернется… Куда нам ее…

– Ребята! – перебивая, воскликнула Львова. – Ну что вы в самом деле?! – Миниатюрная горожанка бросилась утешать широкоплечую соседку. Забормотала: – Анфисочка, все уже знают, что у нас гостит один из лучших следователей Москвы. Неужто ты думаешь, будто какой-то преступник отважится сюда сунуться?!

Аппетит у всех испортился. Гущин подумал, что хозяин дома вовремя поторопился с ужином. Как знал, что позже не получится спокойно насладиться рыбой.

Майор, наступая на горло принципам, решился все же поддержать Львову:

– Идея Евгении Сергеевны с моим приглашением была хорошей, – одобрил. – Если в округе уже знают, что я поселился здесь, ничего плохого… я надеюсь, не произойдет. Девочек, конечно, лучше по-грибы, по-ягоды одних не отпускать…

– О чем вы говорите?! – пребила Анфиса. – Какие «ягоды-грибы»? Нам бы до школы дотерпеть, а там – в интернат, из интерната под присмотром на машине! Да, Глеб?

– Угу, – угрюмо посасывая незажженную сигарету, кивнул муж. – Но дома под замком всю жизнь не просидишь.

Судя по всему, обстановка в Игнатово сложилась – аховая. Жители напуганы, Львова старается ситуацию пригладить. Вон, своих девчонок не вывезла на курорт. Сыщика себе затребовала.

Мудро, черт побери. Сыщику не очень-то хотелось это признавать, но мадам депутат поступила правильно. Утихомирила страсти, поддержала электорат личным примером и действует грамотно – оповестила всю округу о прибытии следователя по особо важным делам. Чем, не исключено, огородила деревенских от преступника.

В следствии чего, ознакомившись изнутри с ситуацией в Игнатово, Стас взглянул несколько иначе на все происходящее и уже задавал себе вопрос: «А как бы ты сам-то, приятель, поступил на месте Львовой? Что сделал, имея влиятельных друзей-знакомых? Умылся бы и уехал вместе с семьей? Или слух пустил, что в доме круглосуточно находится сыщик?»

«Истерики» в начальственных кабинетах, о которых поведал Гущину подполковник, уже не казались ему взбалмошностью. Причудой властолюбивой и забронзовевшей тетки. Тут все получилось совсем наоборот. Львова, судя по всему, правильно воспитывает дочек. И, вероятно, у нее костью в горле застрял вопрос: «Как объяснить девчонкам, что я их вывожу, а их подружки остаются там, где опасно?!» Ведь девочки – не глупые. Хорошие. Им позже придется как-то смотреть в глаза своим оставленным подругам.

Без личного примера воспитывать «хороших девочек» непросто.

…Собрав воедино множество доводов, подредактировав и заново взглянув на ситуацию, Стас отринул сыщицкую гордость и мысли «я иду наповоду у влиятельной тетки». Сказал:

– Предлагаю снять с повестки дня тревогу и… выпить. Евгения Сергеевна поступила совершенно правильно. Когда по округе разнесется информация, что за дело взялся, – Гущин хмыкнул, – лучший московский сыщик, все преступники прямо-таки разбегутся!

Львова благодарно посмотрела на майора:

– Называйте меня «Евгенией», пожалуйста. От «Сергеевны» я за год до одури устаю.

– Ой, ли? – подмигнул соседке Глеб, наливавший всем настойки. – Мне что… тоже теперь тебя «Сергеевной» не приласкать?

Когда мужчины видят, что их жены (у которых стойкости учиться) готовы разрыдаться, им ничего не остается делать, как только дурачиться. Пусть даже и с натяжкой.

Львов очень кстати воткнул свежий анекдот. Тост в тему предложил. Потом второй последовал…

К приходу с реки молодежи взрослые уже смеялись. Причем стоит отметить, такого искреннего громогласного хохота временно отлученный от коллег майор давно не слышал. Анфиса оказалась чрезвычайно смешливой, Михайлович умел подначивать, а Глеб парировать. На фоне трех стародавних друзей славная депутатка Львова как-то потерялась, ушла на задний план, поскольку, солировали здесь игнатовцы. Дружно, спаянно, привычно.

«Понятно, почему Евгения не захотела уезжать отсюда, – посасывая ломтик лимона, подумал сыщик. – Если тут каждый вечер такой «концерт»… На курорте разве таких вот свойских встретишь, повеселишься, отдохнешь?…»

Умаявшаяся Маргаритовна свернулась калачиком на лавочке в углу, куда Аня принесла пушистый круглый коврик. Накупавшаяся такса отказалась даже от предложенного куска буженины. И почему-то совершенно не реагировала на взрывы хохота, а вела себя так, словно давным-давно привыкла к этим шумным людям и странным запахам деревни. Уснула, словно в обморок упала. Не шевелились даже нос и уши, когда Аня до Маргаритовны дотягивалась и проводила пальчиками по спине безмятежно дрыхнувшего пса.

А тут надо отметить: Зойку Маргаритовну майор считал отличной лакмусовой бумажкой. Если такса спокойно реагирует на незнакомцев, значит люди встретились – хорошие. Без гнильцы и червоточин. В противном случае Заноза стереглась бы и приглядывала за хозяином хоть через щелочку век.

И посему, майор совсем расслабился, забыл, что собирался, не теряя понапрасну времени, работать, анализировать, расспрашивать. Отключив профессиональную въедливость Гущин наслаждался дружелюбной атмосферой и отличными закусками. Смеялся уже наравне со всеми и исподволь поглядывал, как депутатский помощник ухаживает за депутатской дочерью. Что-то шепчет ей на ушко, подливает вина и предлагает то редиску, то ломтик буженины. Старается придвинуться поближе и как бы обособиться с девушкой от компании, но Янина ускользает…

Игнатовцы запели. Но не разудалую народную песню, Анфиса затянула протяжный романс «Я ехала домой». И пела так хорошо, что все прочие почти ей не подтягивали, а больше слушали. Госпожа депутат, пристроив подбородок на выгнутую ладонь, с нежностью смотрела на подругу.

Наевшегося, рано проснувшегося сыщика под песню потянуло в дрему. Когда над ухом Гущина раздался громкий голос, майор дернулся, словно его шилом укололи.

– Пап, я в бане дров добавил. Через полчаса можно идти.

Сыщик поднял голову и поглядел на входящего в беседку сына Анфисы и Дмитрия.

Про таких детей обычно говорят: «В лесу потеряется, любой встречный домой приведет». Ошибиться, не поняв, чей это сын, совершенно невозможно. Особенно, если учитывать, что мать с отцом одной породы. Коротко, почти под ноль стриженные волосы Михаила отдавали легкой рыжинкой. Глаза, как у отца и матери, спокойные, лучистые. Хороший крепкий подбородок выдает недюжинную силу воли. Лоб и чуть поджатые губы, правда, намекают на упрямство и даже упёртость. Но это в молодых парнях не плохо. Мягкость и податливость проигрывают силе воли.

Майор знал, что Михаил, отслужив в армии, поступил в технический вуз и на «ура» его закончил. Сейчас работает в фирме отчима, на подхвате у Глеба. Евгения его похваливает, говорит, что парень крепко дружит с головой.

Михаил отказался от еды, но налил себе немного сухого вина. А после, не став усаживаться за стол на лавку, выбрал стул в углу беседки и сел, широко расставив ноги и откинувшись.

Майора парню почему-то не представили. Наверное, забыли. А, может быть, Гущин уже стал восприниматься здесь привычным, почти что деревенским. Стас и Миша «познакомились», обменявшись легкими кивками головы, после чего старший сын Львова потерял интерес к новому гостю и сосредоточился на любезничающем с Яниной помощнике.

И задремавший было сыщик, тут же включил «анализатор»: взгляд Михаила, брошенный на сводную сестру и ее ухажера, Стас не смог классифицировать, как чисто братский. Майору показалось, в глазах младшего Львова застряла ревность. Определенно.

«Или неодобрение?» – поправил себя сыщик. Навряд ли отслужившему в армии деревенскому парню понравится столичный бонвиван. Михаил как будто сторожит… сестру?

Или все-таки – возлюбленную?

В сыщике взыграла профессиональная тяга к определенности любого свойства. Незаметно перебросив взгляд на Янину и Влада, майор отметил, что у последнего на скулах появились алые пятна и шея напряглась…

«О-о-о, – подумал следователь. – А ситуация-то запущенная, стародавняя. Влад знает о ревности либо неодобрении. Но впрочем, – одернул себя следователь, – я здесь не для того, чтобы в романах молодежи ковыряться».

Сыщик дотянулся до бокала, который заботливые хозяева не забывали пополнять. Отхлебнул отличного чилийского вина и через пару минут уже подтягивал игнатовцам «Вот кто-то с горочки спустился».

Расправившись еще с несколькими русскими-народными, хозяева предложили гостю отправиться с мужчинами в баню, в первый пар. Но сыщик отказался. Сказал, что баню в принципе не очень любит, предпочитает ей прохладный душ.

После чего Стас, прихватив под мышку вялую Занозу, отправился на боковую.

Уснул, едва коснулся подушки.

Ночью ему снились развеселые сенбернары, гонящие по газону ярко-синие мячи. И одинокая девушка, сидящая к нему спиной на мягкой, как будто резиновой траве.

* * *

Утром Гущин очень удивился, не обнаружив в комнате Занозу. Обычно Маргаритовна будила его рано, поскуливая, стаскивала одеяло и просилась «выйти». Утыкалась влажным носом в руку, в ногу, в щеку – куда смогла добраться.

Сегодня, оказавшись в непривычной беззаботной тишине, горожанин выдрыхся до неприличия. На часах, пришпиленных к стене, стояло почти десять.

– Мать честная! – сказал себе сыщик.

Скатился с кровати и впервые за несколько месяцев машинально не схватился за приставленную к тумбочке трость. О больном колене вспомнил, лишь доскакав до совмещенных удобств возле кухни. Обескураженно застыл. Подумал, а не вернуться ли за палкой?

Но плюнул. Колено вело себя на удивление примерно, хотя еще вчера требовало к себе внимания в виде предварительной разминки.

…Стас умылся и почистил зубы. Чуть позже плюнул и на бритье: деревня примет его и слегка небритым. Проковылял на кухню, где некоторое пытался разобраться с немаленьких размеров кофемашиной.

Но понял, что пообещав вчера хозяйке «я разберусь» – погорячился. Кофейный автомат оказался сверх-затейливой штуковиной. Скорее всего, переехавшей в гостевой домик с хозяйской кухни.

Гущин глубокомысленно поковырялся в агрегате. Потом пошарил в навесных шкафчиках, надеясь обнаружить там хотя бы растворимый кофе. Нашел хороший чай, но поступил с ним также, как с бритьем и тростью – плюнул. Изощренным кофеманом сыщик не был, мог выпить его и из бумажного стаканчика, выданного уличным аппаратом. Но утро все-таки считал испорченным без чашки кофе.

А посему, одевшись в футболку и легкие джинсы, прихватив-таки трость, майор поковылял угощаться хозяйским напитком.

Вышел на крыльцо. Поглядел на речные красоты и увидел на их фоне фигурку девушки, стоявшей у мольберта.

Вчера рассказам о семье Львовых и конкретно Янине коллега Мартынов уделил немного времени. Упомянул, что девушка – реставратор. Блеснув эрудицией перед Гущиным, конкретизировал, что старшая дочь Львовой специализируется на произведениях станковой темперной живописи, преимущественно древнерусской. Лет пять назад Янина получила приглашение от одного из итальянских музеев, имевших неплохую подборку русских икон. Под знойным итальянским солнцем Янина познакомилась с художником Игнацио, суматошно вышла замуж…

Этим летом, разведясь, вернулась к маме.

Доходчиво и коротко. Хотя за несколькими предложениями стояла – жизнь. Точнее, пятилетний ее отрезок.

Стас в нерешительности потоптался на крыльце, не зная куда стопы направить – чашку кофе у хозяйки испросить или поглядеть на работу ее дочери?… Упомянем, что не так давно Гущин с увлечением прочел книгу Люшера «Цвет вашего характера» и прошел его одноименный тест. После чего убедился – в этом нечто есть. И даже более того. В связи с чем, поглядеть на цветовую палитру Янины сыщик посчитал чрезвычайно любопытным.

Но кофе таки победило исследовательский пыл. Сползя с крыльца, майор поплелся к дому и, завернув за угол обнаружил, что госпожа хозяйка тоже-с изволят пребывать на улице. С грациозностью принюхивающейся афганской борзой, мадам депутат стояла на карачках перед клумбой с георгинами и выкорчевывала сорняки. Услышав стук трости о плитки дорожки, обернулась на звук:

– Доброе утро, – улыбнулась. – Как выспались?

– Доброе утро, выспался отлично, – информировал Гущин и сразу же покаялся хозяйке, что не сумел освоить необщительную хитрую кофемашину.

Евгения Сергеевна поднялась с колен и, снимая с рук перчатки, пригласила гостя в дом на завтрак. Неторопливо поднимаясь по крыльцу, Львова поблагодарила гостя за вчерашний вечер:

– Большое спасибо, Станислав, что вы не стали вчера никого расспрашивать о трагедии с Ларочкой. Признаться, я переживала, что мы опять начнем говорить об этом. Крутить по сто раз одно и тоже. – Депутатка закусила губу и покачала головой: – Вот странно… До вашего приезда мы четыре дня только и делали, что говорили о смерти Лары, старались понять, могли ли мы ее предотвратить. Но вы приехали и страсти – снялись. Хотя я думала, что все получится наоборот. Приехал следователь и разговоры опять пойдут по кругу, вы станете нас спрашивать.

– Временно я никакой не следователь, – поправил депутатку Гущин.

– Да, да, конечно. – Евгения Сергеевна снова повернулась к дому и продолжила подниматься.

– А позвольте вопрос, – сказал сыщик, и Львова резко обернулась. – Евгения Сергеевна, а мой приезд к вам инициировал не один ли старый интриган в чине подполковника, а?

Стас намекал на Коростылева, но депутатка ловко увильнула от прямого ответа и предпочла еще раз поблагодарить сыщика:

– Спасибо, что согласились приехать, Станислав Петрович, мужчины нам сейчас здесь очень кстати. Дима и Миша в будни появляются только к позднему вечеру. Миша – стопроцентный Львов, работа на первом плане. Так что… вы нас очень выручили, с вами нам не так страшно.

Вполуха слушая увертливые речи свидетельницы из депутатского корпуса Гущин автоматически внес во вчерашние размышления поправку: Михаил ведет себя не как злостный ревнивец. Он работает, а не пасет Янину день и ночь и моментом не пользуется, охранника из себя не изображает. В отличие от Владика.

– А где моя фон Маргаритовна? – поинтересовался Гущин. – Она с Анной?

– Да, – депутатка вновь затормозила. – Нюра побежала хвастаться собакой перед подружками. Простите, что не утерпела и не дождалась вашего пробуждения, Зою Маргаритовну ей вывел из дома Влад. Он же, кстати, и пошел ее провожать на другой конец деревни. Сюда на лето приезжает много дачников, так что, у Нюры хватает девочек для общества…

Львова, разговаривая, провела сыщика до кухни, где стояла более способная к общению капсульная кофемашина. Предложила Гущину на выбор несколько вариантов кофе, следователь, подумав, остановил свой выбор на обычном черном.

Когда депутатка уже заправила агрегат, от прихожей раздался звонок домофона.

Евгения Сергеевна подошла к внутреннему монитору, а глянув на экранчик, крикнула сыщику:

– Ну вот, Станислав, к нам и обеспокоенная общественность пожаловала! – нажатием на кнопку Львова разблокировала электронный замок калитки и кого-то пригласила: – Заходите, Яков Валентинович! Я в доме, на кухне, поднимайтесь.

Судя по тому, как быстро гость преодолел дорожку от калитки и высокое крыльцо, на ногу он был скор и легок. Услышав, идущий из прихожей вкрадчивый вопрос: «Евгения Сергеевна, я войду?» – Гущин ожидал увидеть молодого человека. Но визитером оказался сухопарый мужичок лет пятидесяти пяти с немного воробьиными повадками. В светлой клетчатой рубашке с коротким рукавом, мешковатых серых брюках, из правого кармана которых торчал козырек белой полотняной кепки. В шлевки на поясе довольно-таки поношенных брюк Якова Валентиновича был вставлен темно-коричневый ремень, совершенно новый и лаково поблескивающий.

Качая при каждом шаге головой, поросшей жидкими пегими волосиками, Яков Валентинович просочился на кухню. Потирая цепкие желтоватые лапки-руки, с удовольствием уставился на сыщика.

– Позвольте отрекомендоваться. – Львова, скрывая улыбку, смотрела на мужичка, так как вероятно знала, что тот любит представляться самолично. – Яков Валентинович Кнышев. Учитель истории. По совместительству – местный краевед.

– Станислав Петрович Гущин. Майор юстиции. Из Москвы.

– Очень приятно, очень, – краевед с протянутой рукой двинулся на Стаса. Пожав ладонь сыщика, задержал ее сухими пальцами: – Собственно, я уже собирался сам вам звонить, господин майор…

– Мне? – удивился Гущин и вытянул руку.

– Ну да. Меня, знаете ли, несколько обошли вниманием по причине того, что я, собственно, в момент убийства отсутствовал… Но я могу быть вам полезен. Очень. Как краевед я знаю об Игнатово и окрестностях – все. У меня даже некоторые соображения имеются…

Львова вложила в ладонь обескураженного сыщика чашку с кофе. Гущин уточнил:

– Яков Валентинович, может быть, вы собирались звонить Игорю Владимиру Мартынову? Следователю, который ведет это дело?

– Ну да. А какая, собственно, разница? – ни сколько не смутился краевед. – Вы ведь вместе работаете?

Гущин не стал углубляться в производственные уточнения и попросту кивнул.

Хозяйка предложила учителю кофе, тот поблагодарил. И продолжил разговор, прихлебывая и поглядывая на столичного гостя в прищур:

– Вы уже были на дороге от Игнатово до Заборья? – Сыщик ответил отрицательно, и Кнышев изумился. Поставил чашку на стол. – Как?! Вы не ходили по…

– Яков Валентинович, – перебила историка Львова. – Станислав Петрович приехал только вчера.

– Ну так я знаю! – обрадованно воскликнул Кнышев. – Вся деревня знает, мы вас ждали, Станислав Петрович. Так сказать – готовились!

– К чему? – Гущин много раз встречал таких вот добровольных помощников следствия. Иногда они бывали полезными, иногда просто под ногами путались и лезли с бестолковыми услугами.

– Вот. – Яков Валентинович достал из нагрудного кармана рубашки несколько сложенных листочков. Разложил их на кухонном столе. – Я начертил план возможного пути Ларисы… Сейчас, минуточку, я только очки надену.

Пока Кнышев извлекал из того же кармана очки, Гущин покосился на хозяйку. Львова незаметно повела плечом, показывая, что поделать, я же предупреждала – пожаловал представитель обеспокоенной общественности.

– Вот, – повторил историк. – Извольте убедиться.

Гущин поглядел на рукотворную цветную карту окрестностей Игнатова, где речные берега был привередливо прочерчены синим карандашом, асфальтированная дорога отмечена черным, лес и кусты, соответственно – зеленым. Увидел несколько алых пунктирных нитей и догадался, что это и есть вероятные пути Ларисы.

– Я много думал, Станислав Петрович, – придерживая самодовольство, рапортовал краевед. – И у меня появились сомнения… – Яков Валентинович внезапно осекся, поверх очков поглядел на соседку-дачницу. – Евгения Сергеевна, простите, а мы вас не отвлекаем? Может быть, у вас есть какие-нибудь дела?

«Ну ни фига себе историк загибает!» – мысленно присвистнул сыщик. Кнышев только что, ничтоже сумняшеся намекнул хозяйке дома, что хотел бы побеседовать с ее гостем наедине. Типа, вон депутатку с собственной кухни выставлял.

Но, как оказалось, следователь ошибся.

– Станислав Петрович, – обратился краевед к нему, – а, может быть, прогуляемся, так сказать, до места событий? Я вам все прямо там и объясню. Получится доходчивей.

Гущин долго не раздумывал. Это утро он собирался посвятить дороге, на которой произошло нападение на горничную. Правда, положа руку на сердце, в провожатые он хотел бы попросить Янину…

Но отказываться от помощи аборигена-краеведа – глупо.

– Согласен, – кивнул следователь. – Только кофе допью, можно?

С дорогой от Игнатово до Заборья сыщик познакомился еще вчера, когда ехал к Львовым. Он даже попросил Влада уменьшить скорость, поскольку именно с дорогой был связан основной нюанс последнего убийства: раньше Водяной никогда не нападал на девушек в безлюдных местах. Всех прежних «русалок» в последний раз видели в довольно посещаемых парках, одна пропала, выйдя из ночного клуба, другая исчезла с шумного праздника на пляже, следующую жертву убийца выследил в большом торговом центре или по пути из оного.

Нападение на Ларису пока признавали спонтанным. Поздним вечером девушка шла по безлюдному шоссе, убийца, вероятно, ехал мимо и предложил подвезти ее до деревни, так как нападать, выскакивая из кустов, на той дороге – невозможно. Лариса села в машину и…

Перед «и» стоял вопрос – знали ли жертва убийцу?

Конкретно эту тему и освещал шагающий по обочине историк Кнышев:

– Я Лару знаю с детства, она была моей ученицей. Не сказать, чтоб девушка была примерной и прилежной… Но у современных девушек у всех – один ветер голове. – Опомнившись, что ругает покойную, Яков Валентинович пробормотал: – Светлая ей память.

Следователь, помогая краеведу снять неловкость, поинтересовался:

– Яков Валентинович, Лара могла сесть в машину к молодому симпатичному незнакомцу?

– А почему именно – к молодому и симпатичному? – притормозив, учитель с недоумением посмотрел на Гущина.

– Потому что это поможет в составлении портрета убийцы.

– Ах в этом смысле, – Кнышев снова двинулся вперед. – Она могла бы сесть и не к совсем симпатичному и вовсе немолодому, – хмыкнул краевед. – Говорю же – ветер в голове. Тем более, что, Станислав Петрович, – учитель искоса бросил взгляд на сыщика, – мне кажется, что Лариса ни в какую машину и не садилась.

– Почему? – Теперь уже сыщик остановился и поглядел вперед.

До Игнатово прямая, как стрела дорога шла параллельно реке, от противоположной околицы деревни начинала забирать налево, но кривизны не приобретала – летела через поле до моста и дальше шла к Заборью, откуда снова устремляясь к берегу. Ни одного укромного куста на полуторакилометровом отрезке – не было. От Игнатово дорога прекрасно просматривалась, а после попадала под обзор Заборья. Придорожные кюветы были мелкими, в них убийца залечь и спрятаться не мог. По трезвому размышлению, девушка могла подвергнуться неожиданному нападению, только оказавшись в чьей-то машине.

О том же, что Лариса встретила убийцу на дороге и не смогла от него убежать, речь не шла. Девушка была чемпионкой района по спортивному ориентированию и превосходно бегала. Молодой и резвый убийца, конечно, мог бы ее догнать и свалить с ног, но тогда на теле Ларисы остались бы соответствующие следы.

А их – не было. Все говорило о том, что нападение произошло внезапно с близкого расстояния. То есть: Лариса либо знала Водяного, либо он вызвал у нее доверие. Все прежние «русалки» тоже доверяли своему убийце. Отсюда и вопрос о молодом симпатичном мужчине.

– Станислав Петрович, – остановился рядом со следователем краевед, – идти дальше не имеет смысла. Вы уже убедились, что напасть на этой дороге практически невозможно.

– Если только Ларису не предложили подвезти и она не села в машину, – напомнил Гущин.

– Да не было ее на этой дороге! – воскликнул Кнышев.

– Почему? Ее подруга сказала, что Лариса пошла – сюда.

– Господи, – поморщившись, пробормотал историк, – кому вы верите? Дарья Селезнева – известная врушка и изобретательница! Я знаю ее, как облупленную.

– Уверены? – следователь внимательно поглядел на взволнованного общественника. – У вас есть доказательства, что Дарья Селезнева обманула следствие?

– Практически – да, – солидно кивнул Яков Валентинович. – Я давно знаю девочек, для меня их маленькие хитрости – секрет Полишинеля. Пойдемте, Станислав Петрович, я докажу вам, что не ошибаюсь, а по пути посвящу в цепь своих рассуждений.

«Батюшки, да мы, похоже детективы любим, – сворачивая вслед за историком с дороги на тропинку, ведущую к реке, подумал сыщик. – Этого еще не хватало… доморощенного Ниро Вульфа. – Стас хмыкнул: – Может быть, историк еще и орхидеи разводит в тепличке вместо помидоров?»

Но досадовать и ерничать было еще рановато, Гущин пристроился в спину краеведа, когда тропинка стала немного шире, Кнышев пошел с майором бок о бок.

– Станислав Петрович, позвольте поинтересоваться. Когда к Дарье пришли с вопросами о Ларисе, ей сразу же сказали, что подругу убили или вначале стали спрашивать об их последней встрече, ничего не объясняя?

– А это важно?

– Да. Ответьте, пожалуйста.

Гущин постарался вспомнить. Он читал свидетельские показания Селезневой, но сказать наверняка, как складывался разговор с Дарьей, не мог. Не знал, что это станет для кого-то важным.

– Я постараюсь это уточнить, Яков Валентинович, – предложил следователь и потянулся за телефоном, но краевед его остановил:

– Не надо, не сейчас. Я, Станислав Петрович, и без того практически уверен, что Дарье сразу же, с порога, не объявили о смерти Ларисы.

– Откуда такая уверенность?

Историк хмыкнул:

– Ну так у вас же работают опытные люди… Они в состоянии определить, что перед ними девица с глазами на мокром месте. С такими лучше разговаривать исподволь, не пугая сразу. Мол, когда ты видела в последний раз Ларису, как вы расстались, куда она пошла… Так?

– Предположим, – согласился сыщик и окончательно отнес историка в разряд любителей криминального чтива. – Но к чему вы ведете, Яков Валентинович?