Текст книги "Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы"

Период с конца 1920-х – начала 1930-х годов пришелся на поиск наиболее оптимальных вариантов подчиненности и эффективных механизмов взаимодействия между экспозитурами и разведывательными подразделениями Пограничной стражи (Запад) и Корпуса пограничной охраны (Восток). Объективные условия, практика и относительно низкие результаты работы пограничных разведывательных аппаратов показали их недостаточную эффективность. Было принято решение о более тесном взаимодействии с экспозитурами, одним из элементов которого стало включение аппаратов «разведывательных офицеров» Пограничной стражи и КПО в состав территориальных органов военной разведки. Но такое включение не предполагало механического объединения аппаратов экспозитур и разведывательных офицеров. Оставаясь в составе Пограничной стражи и Корпуса пограничной охраны, последние в строевом отношении продолжали подчиняться соответствующим окружным инспекторатам. Таким образом, отличительной особенностью функционирования аппаратов приграничной разведки стала ее двойная подчиненность, которая, несмотря на организационные сложности, в целом способствовала решению чисто разведывательных и контрразведывательных задач.

После завершения советско-польской войны и начала строительства новых органов власти и управления было принято решение о разделении функции военной и «гражданской» контрразведки, соответственно, во 2-м отделе Генерального штаба и Государственной полиции МВД. В первом органе задачи по контрразведывательному обеспечению Войска Польского и других военизированных формирований были возложены на соответствующие подразделения 2-го отдела. После очередного изменения всей структуры 2-го отдела вопросы организации и руководства контрразведывательной деятельностью и обеспечением безопасности в 1929 году были возложены на отделение IIb.

В его состав входили следующие рефераты: общий, контрразведывательный, охраны тайны (секретности), национальный, центральной агентуры. Вспомогательные функции были возложены на внутреннюю картотеку и канцелярию.

Практической работой по борьбе с иностранными спецслужбами занимались территориальные органы военной контрразведки, так называемые Отдельные информационные рефераты Корпусных окружных командований (Samodzielne Referaty Informacyjne Dowódstw Okręgów Korpusów, сокр. SRI DOK). Они также имели двойную подчиненность, обусловленную спецификой их функционирования. По линии контрразведывательной деятельности они подчинялись отделению IIb центрального аппарата, а по вопросам строевой службы – начальникам (командирам) окружных командований.

Подводя предварительный итог, можно сказать о том, что в межвоенное двадцатилетие 2-й отдел Главного штаба Войска Польского представлял собой внушительную силу, способную профессионально решать широкий спектр задач в области разведки, контрразведки и информационно-аналитической деятельности. Насколько этот потенциал был использован, попробуем оценить на известных примерах деятельности его незаурядных сотрудников: Яна Жихоня, Ежи Сосновского, Антония Незбжицкого.

Начало

В истории польской разведки было немало персонажей, которые по совокупности результатов своей деятельности составили ей славу как одной из наиболее эффективных европейских спецслужб в межвоенное двадцатилетие. Но даже среди большого числа таких профессионалов от разведки имя майора Яна Хенрика Жихоня стоит особняком. И дело не только в его неоспоримых заслугах в тайной войне разведок, но и в том, что он был по-настоящему неординарной и одновременно исключительно противоречивой личностью. До сих пор в среде польских специалистов по истории спецслужб ведутся споры о его месте и роли в событиях, предшествовавших Второй мировой войне.

Наш герой родился 1 января 1902 года в небольшом польском городе Скавине, располагавшемся на территории Австро-Венгерской империи. Свое двусоставное имя он получил в честь героя войны за независимость Польши генерала Домбровского, что свидетельствует о соответствующей обстановке и воспитании в семье, проникнутой ностальгическими воспоминаниями о «незалежной» Польше.

С началом Первой мировой войны будущий ас польской разведки Ян Хенрик Жихонь двенадцатилетним мальчиком (!) записывается добровольцем в 1-й польский легион. Все годы войны он провел на фронте и за боевые заслуги в 1919 году был произведен в подхорунжии. С мая этого года Жихонь в составе 12-го пехотного полка принимает участие в боевых действиях против вооруженных сил Украинской Центральной Рады, а после их завершения – в боях против отрядов «германской самообороны» в Верхней Силезии[20]20
  Ćwięk H. Rola majora Jana Henrika Źychonia w rozpoznaniu zagrożenia II RP ze strony niemiec // Acta universitatis Wratislaviensis, № 3079. Wrocław, 2008. S. 415.


[Закрыть].

В этих событиях молодой польский офицер настолько хорошо себя зарекомендовал в глазах командования, что в октябре 1919 года он в звании поручика откомандировывается в распоряжение начальника 2-го отдела Верховного командования Войска Польского. Соответствующий приказ был подписан вице-министром Военного министерства Казимежем Соснковским. С этого времени и началась двадцатилетняя беспокойная служба Жихоня в польской военной разведке.

После обучения основам «шпионского» ремесла и непродолжительной стажировки в центральном аппарате разведки в должности референта он направляется в распоряжение начальника 2-го отдела Восточного фронта, где до октября 1920 года занимается вопросами организации разведки против советских войск.

После завершения советско-польской войны Жихонь в составе так называемой группы «Вавельбург», созданной 2-м отделом Верховного командования, ведет работу по обучению и комплектованию разведывательных и разведывательно-диверсионных групп, направлявшихся в Верхнюю Силезию для борьбы с военизированными формированиями немцев.

Для получения необходимого для присвоения очередного воинского звания командного стажа в феврале 1921 года Жихонь назначается на должность командира роты 45-го пехотного полка. Уже со следующего года он – сотрудник 2-го отделения 13-й пехотной дивизии в г. Ровно.

В 1924–1926 годах он вновь проходит службу в центральном аппарате в Варшаве офицером для особых поручений при начальнике 2-го отдела Генерального штаба полковнике Михале Байере[21]21
  Генеральный штаб Войска Польского 1 января 1929 года переименован в Главный штаб. В дальнейшем мы будем пользоваться этим наименованием.


[Закрыть].

1926 год стал особо значимым для дальнейшей карьеры Жихоня. Впервые он был назначен на самостоятельный участок работы в должности начальника «офицерского поста» (постерунок офицерски) № 2 в Катовицах, входившего в состав территориального разведывательного органа 2-го отдела Главного штаба – Экспозитуры № 4 (г. Краков).

На этом посту и проявились в полной мере профессиональные и организаторские способности капитана (с 1927 г.) Жихоня. Обстановка в зоне деятельности указанной экспозитуры отличалась высокой напряженностью в польско-германских отношениях, проявлениями которой были многочисленные акции противоборства между польскими и германскими спецслужбами. Как профессионал разведки, Жихонь сразу же проявил себя способным вербовщиком. Одной из его удачных вербовок стало привлечение к сотрудничеству некоего Шнайдера, младшего офицера в одном из штабов Рейхсвера. Часть материалов, поступавших по этому каналу, подтверждала сведения плацувки «In.3» – нелегальной резидентуры польской разведки в Берлине под руководством Ежи Сосновского – и получала хорошие оценки польского Центра[22]22
  Ćwięk H. Rola majora Jana Henrika Źychonia. S. 418.


[Закрыть].

Другим значимым результатом деятельности Жихоня стало изобличение в разведывательной деятельности руководителя местного отделения «Фольксбунда» – националистической немецкой организации в Польше Отто Улитца, при помощи которого было организовано массовое переселение этнических немцев в Германию. В марте 1928 года Жихонь был назначен начальником экспозитуры в Данциге[23]23
  До реорганизации 1930 года аппарат 2-го отдела в Данциге назывался экспозитурой, но не был самостоятельным территориальным разведывательным органом.


[Закрыть].

Несомненные успехи Жихоня на профессиональном поприще сильно подпортили два эпизода с криминальным «душком», непосредственным участником которых он стал. До сих пор неясны обстоятельства происшествия, но относительно благополучный выход Жихоня из сложной ситуации косвенно указывает на его невиновность в инкриминируемых ему деяниях.

Вначале последовало обвинение в его адрес в присвоении части денежных средств, предназначавшихся на оплату услуг агентуры, выдвинутое бывшим начальником Жихоня полковником Я. Драпелло.

В суде обвиняемому удалось доказать свою невиновность, и полковник был вынужден отказаться от своих обвинений и принести капитану свои извинения.

В 1929 году случилась другая неприятность. На квартире Жихоня в Данциге был обнаружен труп его коллеги поручика Грюнвальда с огнестрельным ранением. Специальная комиссия, занимавшаяся расследованием, установила невиновность Жихоня, признав, что причиной смерти поручика стало неосторожное обращение с огнестрельным оружием. После того как неприятности Жихоня закончились, он всецело отдался своей профессиональной деятельности[24]24
  Ćwięk H. Rola majora Jana Henrika Źychonia. S. 417.


[Закрыть].

«Дело Нейхёфен» как прелюдия к «инциденту в Венло»

В мае 1930 года разразился очередной кризис в германо-польских отношениях, вызванный широко освещавшимся в прессе инцидентом на пограничном посту «Нейхëфен» (Новый Двор). Для описания майских событий и представления главных участников инцидента будет целесообразно сделать экскурс в прошлое, который позволит продемонстрировать специфику германо-польского противоборства, а также формы и методы деятельности польских и германских спецслужб в межвоенное десятилетие.

Главным участником описываемых ниже событий с польской стороны являлся кадровый сотрудник польской разведки Адам Биеджиньский. Известно, что в годы Первой мировой войны он проходил службу в германской армии, принимал участие в боях на Западном фронте, где был ранен и за проявленную на поле боя храбрость награжден Железным крестом. После провозглашения независимости польского государства он вступил в Войско Польское и, принимая участие в советско-польской войне в должности командира роты, был награжден Крестом Виртути Милитари 5-го класса. После кратковременного обучения на юридическом факультете Познаньского университета он продолжил службу в польских вооруженных силах.

С мая 1924 года Биеджиньский становится кадровым сотрудником 2-го отдела Главного штаба под прикрытием должности в Генеральном комиссариате Польши в Данциге. Действовавшая там разведывательная плацувка под условным наименованием «BIG» входила в состав 2-й экспозитуры польской военной разведки[25]25
  До образования в 1930 году Экспозитуры № 3.


[Закрыть]. Около двух лет Биеджиньский исполнял функции офицера связи между аппаратом экспозитуры и ее периферийными заграничными точками в Кёнигсберге, Алленштайне, Берлине.

Приобретенный опыт разведывательной деятельности и знание французского и немецкого языков позволили Биеджиньскому в 1927 году занять самостоятельную должность руководителя отдельной разведывательной точки под прикрытием вице-консульства Польши в Штеттине. Объектом изучения этого разведаппарата являлись военные и военизированные структуры Рейхсвера, расположенные в провинции Померания. Кроме «позитивной» разведки германских военных объектов, в задачи Биеджиньского входила работа по выявлению деятельности штеттинского аппарата Абвера, который со второй половины 20-х годов начал проявлять активность в Польском Поморье. В число первоочередных задач, поставленных начальником данцигской экспозитуры капитаном Альфредом Бинкенмайером перед штеттинской плацувкой, входили: изучение объектов обороны канала «Оберланд» (Эльблонгский), добывание документации о системе радиотелеграфной связи, применяемой в Рейхсвере, и изучение гарнизона г. Штеттина[26]26
  Skóra W. Pomorski epizod konfrontacji polskich i niemieckich służb granicznych. Przebieg i skutki prowokacji pod Opaleniem 24 maja 1930 r. // 80 Rocznica powstania straźy granicznej II Rzeczypospolitej. Warszawa – Kętrzyn, 2008. T. 2. S. 171.


[Закрыть].

На решение этих задач была выделена сумма в 80 долларов США (около 700 польских злотых). За относительно короткий промежуток времени Биеджиньский завербовал нескольких агентов и наладил получение текущей разведывательной информации. Так, в начале 1928 года к сотрудничеству был привлечен капитан ВМФ в отставке Мюллер, исполнявший обязанности руководителя Института морских сообщений, который начал поставлять картографические материалы, схемы портовых сооружений Штеттина и Свинемюнде и т. д. Руководством данцигской плацувки в лице Альфреда Бинкенмайера деятельность Биеджиньского всегда оценивалась положительно[27]27
  В настоящее время города Щецин и Свиноустье (Республика Польша).


[Закрыть].

О характере получаемой от него информации свидетельствует, например, отчет за февраль 1928 года, в котором положительно были оценены материалы о деятельности морской и военной школ в г. Штеттине и коллекция фотографий базирующихся в городе миноносцев ВМФ Германии (№ 56, 57, 58).

Биеджиньский, пользуясь своим должностным положением и при благожелательном отношении консула Ежи Леховского, за короткий срок смог установить множество полезных контактов во всех слоях германского общества. Например, к числу его знакомых, используемых в качестве доверенных лиц (не агентов), относились: капитан ВМФ в отставке Цалисс, командир взвода саперного батальона Зуппер, сотрудник полиции Олейник, главный редактор местной газеты и депутат прусского парламента Густав Шуман, функционер регионального отделения «Союза ветеранов» Шорлау и другие[28]28
  Skóra W. Działalność polskiego wywiadu wojskowego w międzywojennym Szczecinie (1919–1939) // Przegland Zachodnipomorski. Szczecin, 2011. XXVI. S. 16–17.


[Закрыть].

Не ограничиваясь вербовочной работой, Биеджиньский активно занимался визуальной разведкой военных объектов Рейхсвера, расположенных в Штеттине и его окрестностях. Этому способствовало его «увлечение» велосипедными прогулками, причем их маршруты составлялись таким образом, чтобы по пути следования располагались интересующие Биеджиньского объекты (мосты, радиовышки, стрельбища и т. д.).

Его активность не прошла незамеченной для германской контрразведки. Весной 1928 года немцами планировались мероприятия по его задержанию, но, благодаря своевременному предупреждению знакомого офицера германской полиции, Биеджиньскому удалось избежать ловушки[29]29
  Ibid. S. 18.


[Закрыть].

После замены в рамках ротации кадров поручик Биеджиньский был направлен в распоряжение Окружного Поморского инспектората пограничной охраны на должность «информационного офицера». В его обязанности входила организация закордонной разведывательной деятельности в интересах 2-го отдела Главного штаба и Корпуса пограничной охраны. Специфической особенностью функционирования института «информационных офицеров» являлась их двойная подчиненность. По вопросам разведывательной и контрразведывательной деятельности они подчинялись 2-му отделу Главного штаба через региональные экспозитуры отдела. По остальным вопросам службы – начальникам инспекторатов. В нашем случае Биеджиньский, находясь в кадрах Корпуса пограничной охраны, в практических вопросах специальной деятельности в качестве агента под криптонимом «406» входил в состав данцигской экспозитуры под командованием капитана Бинкенмайера.

После ликвидации плацувки в г. Черске, вызванной неудовлетворенностью командования результатами ее работы, в конце 1929 года был создан новый офицерский пост под условным названием «Zabore», руководителем которого и был назначен комиссар Биеджиньский. В своем новом качестве он сразу же попал в поле зрения германской разведки после того, как бывший подкомиссар пограничной охраны Францишек Кулиг нелегально перешел границу и стал в качестве агента-вербовщика работать на сотрудника германской разведки Куршнига. В свою очередь, об этом Биеджиньскому стало известно от его агента в Германии.

Руководимый Биеджиньским пост добился неплохих результатов в освещении процессов, происходящих на территории Восточной Пруссии. К зиме 1930 года он руководил работой шести агентов, поставлявших информацию о различных германских организациях и учреждениях. Так, агент под криптонимом «560» работал по «Союзу молодых немцев» (Jungdeutsche Orden) – всегерманской молодежной националистической организации реваншистского толка. Агент «561» освещал деятельность пограничного поста в г. Мариенвердере (ныне г. Квидзын). Агент «557» – германской полиции порядка в том же городе, «2571» – «Союза ветеранов» и т. д. Кроме них в состав агентурного аппарата плацувки входило еще пять «конфидентов» (осведомителей). Всего за 1930 год в вышестоящую экспозитуру было направлено 16 положительно оцененных информационных сообщений и четыре немецких оригинальных секретных документа[30]30
  Skóra W. Pomorski epizod. S. 174–175.


[Закрыть].

Активность польской разведки в Восточной Пруссии заставила Абвер обеспокоиться сложившейся ситуацией и выработать соответствующие контрмеры. В Кёнигсберге было принято согласованное с Берлином решение: путем проведения активных мероприятий надолго парализовать деятельность поляков. Сейчас уже трудно реконструировать последовательность дальнейших событий, приведших к крупному «шпионскому скандалу», омрачившему и без того сложные польско-германские отношения, но остается несомненным сам факт захвата польских разведчиков на германской территории.

Известно, что поляки обратили внимание на бывшего вахмистра немецкой полиции в г. Мариенвердере Бруно Фуде как на возможного кандидата на вербовку. В ходе состоявшегося с польскими пограничниками знакомства Фуде сообщил, что один из его знакомых имеет доступ к важным секретным сведениям и не прочь подзаработать на их продаже, но ставит непременным условием передачу материалов на немецкой территории. Польские источники считают, что «инцидент» на посту Нойхёфен явился следствием провокации, учиненной германской разведкой для осложнения германо-польских отношений, не исключая возможно имевшего место силового захвата с последующей переправкой польских пограничников на германскую территорию[31]31
  Ibid. S. 178.


[Закрыть].

Однако сомнительно, что Биеджиньский, опытный и результативный разведчик, услышав о таком предложении, без соответствующей подготовки бросился бы в авантюру. Скорее всего, выход Фуде на польскую разведку изначально осуществлялся под контролем Абвера в рамках долговременной операции, причем операции, проведенной немцами исключительно профессионально. В пользу такой версии говорит предположение, что ни один сотрудник разведки, а тем более его руководство, не будут планировать столь острую акцию, как захват на своей территории представителей спецслужб противника, не заручившись санкцией на ее осуществление высших государственных инстанций. Учитывая, что на такое согласование требуется много времени, а интерес польской стороны к персоне Фуде нужно было постоянно «подогревать», Абвер «скармливал» ей сведения, представлявшие интерес для польской разведки в рамках оперативной игры, финальным аккордом которой было предложение продать за большую сумму образец противогаза, только что введенного в обращение в Рейхсвере. По воспоминаниям Оскара Райле, поляки были очень заинтересованы в такой покупке[32]32
  Райле О. Тайная война: Секретные операции абвера на Западе и Востоке (1921–1945). М.: Центрполиграф, 2002. С. 37–38.


[Закрыть].

В ночь на 25 мая 1930 года комиссар Биеджиньский вместе со своим помощником Станиславом Лижкевичем скрытно пересекли германо-польскую границу для встречи с Фуде и его знакомым, предложившим к покупке образец противогаза. В считанные секунды участники захвата ворвались в помещение поста, где находились поляки. Началась стрельба. Раненный в живот Лижкевич через несколько дней умер в немецком госпитале. Биеджиньский был захвачен в плен. Один из участников захвата с немецкой стороны Зендер также был тяжело ранен, но выжил.

На следующий день немецкое, как сейчас бы сказали, медийное пространство было «взорвано» новостью номер один. «Ситуация на польской границе невыносима», «Провокация польской разведки», «Убийство на границе» – с такими заголовками на первых страницах вышли номера крупнейших немецких газет.

Польская сторона, в силу понятных причин, не была заинтересована в освещении данного инцидента. Поэтому первые сообщения польских газет отличались крайней лаконичностью. Так, например, «Република» в короткой заметке отметила: «В ночь с 24 на 25 мая около 23.00 на участке границы в Опалене, на правой стороне Вислы, в ходе патрулирования были захвачены два офицера пограничной стражи: подкомиссар Комиссариата повята Гнев Лижкевич и комиссар Биеджиньский.

Захват произошел на польской пограничной территории в то время, когда офицеры отдалились от сопровождавшего их патруля. Похитители открыли огонь, в результате которого, как стало известно, был ранен подкомиссар Лижкевич»[33]33
  Porwanie dwuch oficerów // Republika, 26.05.30 r.


[Закрыть].

Крупнейшие европейские газеты на него отреагировали в целом спокойно, только упомянув о происшедшем. Другое дело в Германии. На почве информационной шумихи в прессе в обществе развился настоящий психоз. На границе постоянно возникали мелкие инциденты. Командование германской пограничной охраны отдало приказ об усилении охраны границы и немедленном открытии огня в случае обнаружения нарушителей. Например, ловивший рыбу на пограничном озере Ванжинь рыбак Антонин Ольшевский в июне того же года был обстрелян с немецкой стороны.

30 мая 1930 года на пограничном посту в Чойницах трое немцев на глазах польских пограничников перешли границу. Двое вернулись обратно, а один был задержан поляками. На немецкой стороне пограничного поста собралась толпа немцев, которая скандировала обидные для поляков лозунги.

10 июня польские пограничники задержали некоего Францишека Кубацкого, при обыске которого были обнаружены материалы шпионского характера, указывавшие на его участие в операции Абвера по заманиванию Биеджиньского на германскую территорию. Таких случаев в то неспокойное лето было зафиксировано множество[34]34
  Skóra W. Pomorski epizod. S. 181–182.


[Закрыть].

По официальной линии между внешнеполитическими ведомствами двух стран последовала полоса взаимных обвинений, сопровождавшихся политическими демаршами. Уже 26 мая польский посол в Берлине Роман Кноль направил в МИД Германии протест по этому эпизоду. По его результатам было принято решение о проведении совместного расследования. Комиссии из представителей польских и германских властей приступили к работе, соответственно, в Гниве и Мариенвердере. Предложенное польской стороной коммюнике состояло из пяти пунктов:

Агент немецкой разведки, сотрудник полиции Бруно Фуде по заданию своих руководителей заманил комиссара Биеджиньского и Лижкевича на германскую территорию.

Подкомиссар Лижкевич в результате завязавшейся схватки был убит, а Биеджиньский арестован. Переход границы был осуществлен при помощи и в сопровождении сотрудника немецкой полиции Штуллиха, использовавшего свое служебное положение для указанных целей.

Провокация немецкой пограничной охраны не была вызвана ни потребностями обороны, ни потребностями охраны государственной тайны.

Польские пограничники не вступали на территорию Германии.

Они были обстреляны на территории Германии.

Видно, что подготовленное польской стороной в спешке и представленное на рассмотрение межгосударственной комиссии коммюнике было исключительно противоречивым.

Из немецкой версии инцидента следовало, что с осени 1929 года польская разведка начала предпринимать меры по получению секретной документации германской пограничной охраны. Чтобы воспрепятствовать таким попыткам, германская сторона согласилась на «мнимое» сотрудничество. 24 мая Биеджиньский и Лижкевич, вооруженные револьверами и ручными гранатами, нелегально перешли границу и на законное требование властей предъявить документы внезапно открыли огонь. В ходе перестрелки один был убит, а другой ранен.

Биеджиньского после кратковременного лечения в Эльбинге переправили морским путем в тюрьму полицайпрезидиума в Кёнигсберге, откуда в январе 1931 года он был направлен в Берлин, где предстал перед судом военного трибунала. Для оказания помощи польские власти наняли известного адвоката Ашкенази, принимавшего ранее участие в подобных делах. Для освещения перед польским МИД хода судебного процесса и наблюдения за поведением Биеджиньского в Кёнигсберг был направлен сотрудник польского консульства. Это имело большое значение для возможной организации обмена комиссара на арестованных польской контрразведкой немецких агентов[35]35
  Ibid. S. 185.


[Закрыть].

Прокурор обвинил Биеджиньского в шпионаже, нелегальном переходе границы, вооруженном сопротивлении и покушении на убийство. Адвокат Ашкенази не смог опровергнуть обвинение в шпионаже, так как при убитом Лижкевиче была обнаружена инструкция по организации разведывательной деятельности в Германии, подписанная псевдонимом «Линдау». В ходе заслушивания Биеджиньский признал, что инструкция написана им, а «Линдау» – его рабочий псевдоним. Выступивший в качестве свидетеля обвинения «эксперт» из Рейхсвера указал, что Биеджиньский давно находился в поле зрения германского Абвера как сотрудник польской разведки.

Польский представитель отмечал, что в целом судебный процесс проходил ровно, несмотря на попытки прокуратуры придать делу «политический оттенок». Поведение Биеджиньского также было оценено положительно, как «рыцарское», не нанесшее ущерб интересам Речи Посполитой. Суд приговорил Биеджиньского к десяти годам тюремного заключения по всем обвинениям, доказанным в ходе процесса. Приговор не подлежал апелляции. Отбывать наказание поляк должен был в тюрьме Лукау (земля Бранденбург).

После завершения судебного процесса практически сразу же начались зондажи по вопросу обмена Биеджиньского на ранее осужденных и задержанных германских агентов. Первым в списке значился арестованный польской контрразведкой Бруно Фуде. Позже к списку были добавлены еще три немецких полицейских, арестованных в Польше по обвинению в шпионаже. Размах арестов был таков, что дело Биеджиньского стало своеобразной школой по выработке механизмов взаимного обмена арестованными шпионами.

На межгосударственном уровне начались переговоры об обмене между начальником Западного отдела политико-экономического департамента МИД Польши Юзефом Липским и германским послом в Варшаве Ульрихом Раушером. Целью переговоров являлось снижение напряженности в германо-польских отношениях, вызванных инцидентом на посту Нойхёфен. 30 июля 1930 года было достигнуто «джентльменское соглашение» о возможном обмене Биеджиньского на Фуде.

Примечательно, что поляки относительно быстро провели следствие по делу Фуде и приговорили его к 11 годам заключения. Аналогия с делом Биеджиньского была явная. В соответствии с «джентльменским соглашением», обмен осужденными должен был состояться уже осенью 1931 года. Однако германская сторона пересмотрела свое первоначальное решение, признав, что обмен кадрового сотрудника польской разведки на второстепенного агента не выглядит равноценным, несмотря на то обстоятельство, что, как считал начальник польского реферата германского МИД Вилли Нобель, немецкая сторона «испытывает моральную ответственность за судьбу Фуде»[36]36
  Ibid. S. 189.


[Закрыть].

Поляки испытывали значительные затруднения, вызванные пониманием того факта, что в их распоряжении к тому времени не было персон такого уровня, как Биеджиньский, которых можно было обменять на него. Они также отдавали себе отчет в том, что, в случае успешного проведения подобной акции по захвату германских агентов, это приведет к равнозначным мерам с германской стороны и вызовет очередной взлет напряженности в межгосударственных отношениях. Но тем не менее они сознательно пошли по этому пути.

Первым был арестован сотрудник германской криминальной полиции из г. Намслау Антон Прейсс, неосторожно перешедший границу в Верхней Силезии. Польский суд незамедлительно приговорил его к шести годам заключения за шпионаж. Несколько позже были арестованы немецкие полицейские Ян Август Коппенат, сопровождавший транзитные поезда, и капитан охранной полиции Эдинхард Ноцны[37]37
  Будущий начальник Абверштелле «Кёнигсберг» с ноября 1942 года. По другим данным, обмен состоялся 12 апреля 1934 года.


[Закрыть].

Во время задержания и последующего следствия Коппенат был морально сломлен и не смог отрицать, что изъятые у него записки можно расценивать как шпионские. О его работе на Абвер с 1926 года польской стороне было известно ранее, но добывание доказательств процессуальным путем было затруднено.

В Германии тем временем продолжалась кампания в прессе под лозунгом «Польского судебного террора». Повсеместно раздавались требования о принятии адекватных мер в отношении поляков.

Камнем преткновения в переговорах между внешнеполитическими ведомствами двух стран стало пресловутое «джентльменское соглашение» об обмене Биеджиньского на Фуде. Дело в том, что к тому времени германский посол в Варшаве Раушер уже умер, что придало дальнейшим переговорам некоторый скандальный оттенок, когда германская сторона под предлогом отсутствия некоторых деталей о ходе тогдашних бесед между Липским и Раушером «притормаживала» дальнейшие переговоры.

В конце концов решение об обмене было принято окончательно, и комиссар Биеджиньский 18 мая 1932 года пересек польско-германскую границу по мосту в Збанчжине – традиционном месте обмена политическими заключенными. В обратном направлении границу перешли Прейсс и Фуде. Прецедент этой трансакцией был создан. И сразу же активно продолжились переговоры по вопросу обмена Ноцны и Коппената, которые быстро были завершены. 12 июля 1933 года в том же месте состоялся их обмен на агентов польской разведки Руфина Зерника, Адольфа Бахнера и Чеслава Дзеха.

Примечательно, что последний, сотрудничавший с экспозитурой 2-го отдела в Млаве еще с 1919 года, в двадцатые годы, до своего ареста, руководил группой из пяти агентов в Данциге.

«Инцидент на посту Нойхëфен» был одним из самых громких дел подобного рода в межвоенное двадцатилетие[38]38
  Skóra W. Pomorski epizod. S. 187.


[Закрыть]. Германские спецслужбы, «набив на нем руку», использовали приобретенный опыт в будущих акциях по захвату кадровых сотрудников и агентов иностранных разведок, крупнейшей из которых стал так называемый «инцидент в Венло», когда в результате крупномасштабной операции СД и Абвера были захвачены руководители двух независимых друг от друга резидентур английской разведки.