Текст книги "Трон на крови"

Иван фон Фелькерзам. «Георгий Великий в зеркалах истории»

Гельсингфорс(Хельсинки). 1968 год

* * *

«Царь еще не Бог, но человек – лишь отчасти».

Михаил Павлович Романов, великий князь, генерал-фельдцехместер

…В комнате было двое – юная девушка с небольшим алмазным знаком приколотым к груди декольтированного платья простого кроя и совсем молодой мужчина одетый по последней моде. – Сегодня жаркий день, – произнес он совершенно обычным тоном. – Вы не против, дорогая если я сниму фрак? Не ожидая ответа, он скинул свой элегантный, сидевший на нем как влитой белоснежный фрак, затем бросил его на спинку стула. В селадонового оттенка муслиновой рубашке, с изящным французским разноцветным галстуком, он выглядел непринужденно и в то же время в высшей степени импозантно. Юная фрейлина опустила глаза, смущенная его взглядом; кровь бросилась ей в лицо, когда он, пройдя через комнату, присел рядом с ней. Она была одета по обычной придворной моде – с плеч спускался широкий полупрозрачный шарф, кружева на платье казались почти невесомыми, тонкая, затянутая в корсет талия. На лице была смесь тщательно таимого испуга и одновременно – неподдельного восторга. Алина Райнина недавно принятая на службу фрейлина Вдовствующей императрицы Марии Федоровны нервничала. Не далее как сегодня утром лакей вручил ей письмо в розовом конверте. Приглашение посетить Охотничий домик, выпить чашечку чая, полакомиться мороженым… Приглашение неподписанное – но она знала от кого и зачем. Государыня промолчала – но статс-дама Нелидовская объяснила начинающей фрейлине что состоять она будет не столько при матушке царя сколько при нем самом. При этом маленьком дворце. Первой мыслью несмотря ни на что был ужас… Но за ним пришло согласие… Что поделать – разорившаяся семья с заложенными имениями, отец, погрязший в долгах, брат которому нужна протекция по службе… А на удачную партию после того известного скандала (о, и почему она потеряла голову?) рассчитывать не приходится. Ну и потом – это же Царь! Но все же она откровенно трусила – и одновременно ожидала…

* * *

Когда то – в далеком 1743 году Ораниенбаум был пожалован еще не старой Елисавет Петровной наследнику престола Петру Федоровичу. Здесь под его началом построили потешную крепость на южном берегу Нижнего пруда и речки Каросты, названную Петерштадт. Одновременно со строительством крепости возвели и дворец – не похожий ни на прямолинейный холодный классицизм уже утвердившийся в России – ни на французские новомодные образцы. Итальянец Ринальди и в самом деле сумел найти нечто необычное – небольшой, почти кубической формы двухэтажный дворец – скорее даже особняк, увенчанный балюстрадой. При этом, один из углов был обрезан по плавной дуге, образуя главный фасада. Благодаря этому дворец можно было обозреть сразу с трех сторон. Эта оригинальная выдумка давно почившего итальянского маэстро придала неповторимое своеобразие дворцу, миниатюрное здание которого казалось солиднее, значительнее, не приобретя при этом мрачной тяжеловесности… Окна второго этажа – по сути высокие стеклянные двери, в своей нижней части защищенные кованными решетками тонкой работы. После смерти царствовавшего считанные месяцы Петра III резиденция пришла в запустение. Постепенно разрушались строения крепости, дичал и вырубался вороватыми крестьянами и дворцовыми ораниенбаумскими слугами на дрова разбитый тут же итальянский сад. В 1802 году солдаты Аракчеева снесли сгнившие деревянные крепостенки и барбаканы. От Петерштадта остались лишь земляные укрепления, Почетные ворота и этот крошечный дворец – табакерка. Лишь в 1885 году министерство императорского двора решило дворец отремонтировать. Выписанный из Англии модный архитектор Прейс энергично взялся за дело. Остаткам крепости придали вид романтических античных руин. Рассохшийся изглоданный червями-древоточцами паркетный пол заменили; ободрали старую обивку со стен – обветшалый шелк и сопревший ситец. Стены его украсили произведениями итальянской, фламандской, голландской, немецкой живописи прошлого и нынешнего – XIX-го века – из дворцовых запасников. Палехские живописцы обновили росписи стен Картинного зала работы «лакирных дел мастера» Федора Власова – милое подражание китайским лаковым миниатюрам. А сам дворец переделали под охотничий домик для отца. Но Александр III так и не увидел результатов работы. Теперь новый царь избрал его для иной охоты – галантной (и на его взгляд – куда как более приятной нежели убийство Божьих тварей). Ибо кто как бы не думал – но приличия надо соблюдать. Гатчина – это резиденция это в конце концов дом… Опять же – для увеселений нужно место свободное от теней прошлого. Тут его предок что бы о нем не говорили – радовался жизни – по своему: расставлял своих солдатиков, веселился на пирушках со своими голштинцами и играл на скрипке… А в Гатчине, любимом дворце Павла I, было слишком уж много от мрачного прошлого. Например – та самая комната с забитой дверью. Там хранилась кровать из Михайловского замка – с одеялами и подушками, окрашенными кровью злосчастного императора. И слуги шептались, что не раз видели по ночам призрак убиенного монарха, бродивший по парадным залам Гатчинского дворца в мантии гроссмейстера иоаннитов. Маленький Георгий, в детстве боялся и мечтал увидеть призрак своего деда. Однажды они с Ники, тайком ускользнув от бонн, полночи на цыпочках блуждали по дворцовым переходам и галереям, надеясь и боясь увидеть неприкаянную тень предка. Тут же явно теней и призраков быть не могло… Зато все было как нельзя лучше устроено как раз для разных… невинных шалостей. Парадные комнаты по периметру на втором этаже – передняя, буфетная, картинный зал, спальня, будуар и ванная комната оборудованная на самый новейший манер Первый этаж – где тоже было все что надо – от буфета и кухоньки до комнат где слуги могли подождать пока хозяева отдыхают и водогрейной колонки. И ведущая из покоев тайная винтовая лестница позволяющая незаметно придти и уйти…

* * *

Георгий внимательно изучал даму. Платье с низким вырезом и без всякой отделки открывало молодую белоснежную грудь. Георгий представил, как под его пальцами затвердеют юные розовые соски, и снова улыбнулся. За прошедшее время он уже изучил обыкновенное поведение этих юных созданий – они сопротивлялись исключительно для приличия, из девической скромности. Иные принимали его ласки безрассудно – иные расчетливо – стараясь чтобы самодержец из заметил и отметил… Но… Ладно – сейчас не время долго думать.

Георгий подошел к девушке и протянул руку.

– Пора нам познакомится поближе, Алина. Она прижалась к бархатным подушкам, но ничего не ответила.

– Алина, – мягко повторил он, сжимая ее руку в тончайшей шелковой перчатке.

Но девушка робко высвободилась.

– Я готова, государь, и не имею ни малейшего сомнения…. Казалось, она сейчас заплачет.

Но вместо этого Алина вдруг сказала:

– Я бы хотела послушать вас, Ваше Величество. Я право же не думала что… с таким человеком…Вы владеете всем – владеете Россией…

– Ничто из того, чем я владею, не сравнится с вами по красоте и привлекательности, – ответил он и подвинулся ближе. Комплимент тривиальный и даже пошловатый – но ничего больше в голову не пришло.

Алина обречено захлопала ресницами.

– Я хочу первым сказать вам, что вы не только самое милое создание, которое я видел в последние годы, но и то, что больше всего на свете я хочу вас поцеловать.

Алина в ужасе вскрикнула, но он уже обнял ее и притянул к себе.

Она отталкивала его, вырывалась, но он только сильнее прижимал ее.

Алина лепетала в нарочитом в испуге:

– Нет! Нет! Оставьте меня, ах оставьте!

Она боролась, но безуспешно, и вот уже она почувствовала его губы на своей щеке.

– Нет! Нет! – снова запричитала она. – Пожалуйста, отпустите меня. Пожалуйста!

Он коснулся ее платья, расстегнул первый крючок и дотронулся до обнаженной кожи…

Потом пришел черед второго крючка и третьего… Повернувшись лицом к царственному возлюбленному, женщина уперлась ладошкой ему в грудь, удерживая на расстоянии и мысленно затрепетав. Георгий прижал ее к себе, его разгоряченное тело чувствовалось сквозь тонкую ткань платья, лишая воли и прогоняя вмиг спутавшиеся мысли. Алина вся затрепетала от теплого дыхания и нежного прикосновения. Ей казалось, что еще немного и она податливым воском растает в его руках. Ослабевшие пальцы скользнули по рукаву рубашки и судорожно вцепились в его запястье, то ли в порыве удержать, то ли разомкнуть.

Георгий почувствовал дрожь в теле. Его плоть уже восстала. Он вкушал аромат ее волос, чувствовал гладкость кожи под пальцами… Соски оттенка светлого пурпура просвечивали сквозь ткань нижней сорочки, грудь оказалась удивительно полной и округлой.

Алина была воистину чувственной мечтой.

Его руки выполняли свою работу без приказа рассудка (бывают оказывается моменты когда разуму лучше отступить). Перед Георгием вдруг открылась обнаженная кожа. Плечи, изгиб шеи, руки… Через несколько секунд платье упало на пол кучей.

Алина повела плечами, потом повернула вокруг себя нижнюю юбку, чтобы развязать завязку. Юбка была почти прозрачной, и как только она упала на пол. Бледно-розовая кожа, длинные стройные ноги, длинные красивые ступни…

Он обвел пальцем ее подбородок и двинулся дальше к уху. Он почувствовал, как откликнулось её тело, и сердце тоже.

…Изящный мозаичный столик был сервирован на двоих, – слуги заблаговременно расставили на нем три вида печенья, сладостей и маленьких бутербродов канапе. Было и то самое мороженное. Оно уже растаяло – двум гостям было не до мороженного.

* * *

Казалось, в мире уже не было ничего, кроме того что они с Алиной остались вдвоем…

Настойчивые, ищущие руки Георгия ласкали ее тело. Напряжение и предвкушение было столь сильным, что Алина не сдержала тихого стона. Когда ладонь легла на бедро, Алина еще сильнее прижалась к мужчине в порыве раствориться в этих объятиях, стать его частью, ощущая нарастающий жар внутри себя… Закрыв глаза, Алина ловила кожей каждый поцелуй, подставляя грудь и чувствуя, как пересыхают губы от частого горячего дыхания. Ей казалось, что желанием наполнена каждая клеточка ее тела, только и ждущая жадных прикосновений монарха. Рывок и легкий вскрик. Алина слабо вскрикнула и приподнялась на локтях… Он снова забавлялся, играя ее чувствами… Внутри нее кипела кровь от калейдоскопически сменяющихся эмоций, сбивая с толку ее саму. Отодвинувшись, Алина вдруг передумала и яростно бросилась на Георгия, разворачивая и прижимая его к себе… Несколько пуговиц отлетело, остальные женщина нетерпеливо и быстро расстегнула, ныряя ладонями под ткань и пряча лицо на груди. Она была ниже Георгия, поэтому он не мог видеть, как изменилось ее лицо под наплывом страсти. Горячим поцелуем Алина прижалась к нему, замерев на мгновение и вбирая в себя аромат и жар его тела, чувствуя, как уходит страх. В ее эмоциях не было полутонов, она с головой бросалась в страсть, и нежность, которые, порой, разрывали ее изнутри, заставляя бессильно сжимать пальцы, невольно царапая спину, болезненно ощущать желание быть рядом с этим человеком – с ее царем и ее господином, любить и доставлять удовольствие. Сглотнув комок в горле, Алина отстранилась. Сдерживая порыв, нежно провела ладонью по щеке Георгия…

Мягкие тонкие пальцы девушки скользнули вниз по его спине и заставили вздрогнуть от удовольствия. Девушка тихо всхлипнула, почувствовав сильные настойчивые руки, сомкнувшиеся на талии… Алина и сама не понимала, что делает, отчетливо понимая лишь то, что она хочет Георгия. Здесь и сейчас. И это желание нарастало стремительно, сметая сомнения и доводы рассудка. Никогда прежде она не испытывала подобного чувства! Огромная теплая волна захлестнула ее, затопив все ее тело, проникая в каждую клеточку, жарким потоком поднимаясь к губам! Это было так чудесно, так восхитительно! Такое удивительное чудо, такое бесконечное счастье, такой восторг, ощущение полета – она даже представить себе не могла, что здесь, на земле, можно испытать подобное. Георгий почувствовал, как губы ее отвечают на его поцелуи, как ее нежное, гибкое тело точно сливается с его телом, и он стал целовать ее еще более страстно, жарко и требовательно. Словно горячий огненный вихрь закружил Алину, будуар, мебель, всё окружающее ее, – все поплыло перед ее глазами и исчезло, – они были одни на земле, в сияющем свете, ничего и никого не осталось в мире, кроме них и их счастья, их любви! Георгий с трудом оторвался от ее губ…

– Ты так прекрасна!

Эти глаза расширились, и счастье перешло в крайнее изумление.

– Что простите?

– Ты так прекрасна…

– Георгий? – Алина накрыла его руку своей.

– Прости, – выдохнул он и прижался губами к ее губам.

Рука Георгия скользнула по ее шее и ниже, но Алина не двинулась с места. Казалось, что она даже не дышит. Но когда он коснулся рукой ее груди, она задохнулась. Ее грудь тяжелым весом покоилась у него на ладони. Он коснулся большим пальцем соска, изумившись контрасту твердого и мягкого. Алина пискнула.

– Тебе нравится?

Она кивнула, прикрыв глаза, когда Георгий отодвинулся немного, чтобы посмотреть на нее.

– Ты восхитительна! Небольшая упругая грудь казалась теперь еще полнее на фоне тонкой талии и округлых бедер.

Георгий смотрел на нее во все глаза, а она прикрыла рукой темный треугольник внизу живота. Он положил руку поверх руки Алины и прижал ее к телу.

– Не прячься, – пробормотал он. – Ты такая красивая.

Она приоткрыла губы, дыхание ее участилось.

Они все еще целовались, поэтому Алина не сразу поняла, что он убрал руки. Покрывало соскользнуло вниз.

Сначала оголилась ее грудь, потом – живот. Он обхватил ее одной рукой и крепко прижал к себе. Она скомкала покрывало на бедрах.

– Хочу посмотреть на тебя, Аline, – выдохнул Георгий, опустив голову, и сомкнул губы вокруг ее соска.

Георгий обхватил рукой одну грудь, потом – другую, прошелся пальцами по ребрам и коснулся пупка. Он будто изучал ее тело.

Кончик его языка скользил вокруг горячих и влажных сосков, пробуждая в ней что-то спрятанное глубоко внутри. Потом его губы раскрылись, и язык стал ласкать набухшие бутоны сосков, заставляя ее издавать глухие стоны.

Его язык долго дразнил ее, чередуя то ласковые и нежные прикосновения, то жесткие и властные, пока Алина не сдалась и не застонала от наслаждения.

На нее обрушилась волна эмоций, каких она прежде никогда не знала. Она совсем потеряла голову от желания. Ее тело захватило власть над ее разумом, и оно получит то, что хочет.

Алина, наконец, отпустила покрывало и освободила руку, которую удерживал Георгий. Она вцепилась в его плечо, восхищаясь крепостью мышц. Он следил глазами за ее рукой, потом медленно поднял голову и встретил ее взгляд.

Широкие зрачки казались невероятно черными, как будто за ними скрывался колодец с черной водой.

Она слышала, как гулко стучит под ее ладонью его сердце. Он снова провел рукой по её груди:

– Тебе нравится?

Алина закрыла глаза, отсекая непонятное чувство страха, которое охватило её.

– Да, – услышал он её шепот.

Он повернул ее к себе спиной. Она на мгновение почувствовала напряжение, но его тело отвлекло Алину от неуместных мыслей. Георгий прижался к ее спине, точно соответствуя всем изгибам ее тела. В этом положении напряженная плоть Георгия коснулась её… Мягко, но сильно он перевернул юную женщину на живот… Она подалась ему навстречу…

– Ооооо! – застонала Алина и инстинктивно попыталась высвободится – но Георгий пресек порыв. Он знал что не нужно быть стеснительным… И Алина покорно обмякла… Прошло немало времени, прежде чем он оторвался от нее и лег рядом с ней. Теперь ее глаза были закрыты, но она быстро нашла место рядом с его плечом и положила голову ему на грудь. Так они пролежали в объятиях минут пятнадцать. А потом он решительно развернул ее к себе…

Она жадно глотнула ртом воздух и изогнулась от прикосновения Георгия. Ее пальцы и губы ласкали его тело, и он забыл обо всем, кроме ее аромата, легкого прикосновения рук, изысканных мучительных прикосновений языка. Она двигалась всем своим телом по его телу, ее волосы скользили по его коже, как шелковые нити, возбуждая и волнуя. Пока они ласкали друг друга губами и прикосновениями, в нем нарастала, как волна, ликующая страсть. С каждой минутой нежности росли его сила и пыл. Она лежала под ним, а он скользил по ней, находя губами каждый вершок ее тела. Он нежно ласкал ее груди и, когда у нее стали вырываться короткие вздохи, спустился ниже и стал ласкать ее талию и живот. Потом удобнее вытянулся на ней, и его руки заскользили к внутренней стороне бедра. А потом – к средоточию ее женского естества. Она обхватила руками его спину, и он ощутил испуганный рывок и движение, услышал шумное, прерывистое дыхание. Она на мгновение замерла, а потом вскрикнула… Он приподнялся над ней, снова завладев ее губами, и плавно вошел в ее тело – медленно и очень осторожно, хотя по его венам словно струилось пламя. Она больше не кричала и плотно прижималась к нему, когда он, стараясь смягчить рывок и скольжение своих бедер, уверенно вводил ее в тот ритм, который задал. Когда он почувствовал, что она поворачивается и вздрагивает под ним, он дал полную волю силе, которую до сих пор сдерживал. Ее руки крепко обвились вокруг него, она словно хотела перелить себя в его тело… Она сотрясалась в любовной лихорадки, принимая в себя его мужское естество. Он силой задерживал свой взрыв наслаждения, желая, чтобы первой испытала его она. И когда он уже думал, что сейчас умрет, не выдержав огня, который сжигал его изнутри, она затрепетала, напряглась, потом обмякла. Он тоже позволил себе задрожать и дал этому огню вспыхнуть и взорваться. Она выгнула спину, чтобы быть к нему ближе, и раздвинула ноги. Ей было невероятно хорошо. Его напряженное тело, прижатое к ее спине, только усиливало восхитительные ощущения. Алина выдохнула его имя и откинула голову назад.

Алина попыталась отодвинуться, но поняла, что не может двигаться, пока Он творил с ней нечто невообразимое…

– Oh mon Dieu… George! – Vous êtes bien, mon amour?

Хорошо ли ей? Каждое движение приближало ее к невероятному блаженству. Она чувствовала, что внутреннее сопротивление тела пропало, и ей уже не хотелось, чтобы он прекращал свои ласки.

– Нет, – прошептала Алина, – Не останавливайтесь.

– Не буду, – ответил Георгий и провел пальцами по ее животу.

– Не останавливайтесь! – повторила Алина, но он не послушался.

Его рука скользнула еще выше и обхватила грудь. Георгий стал целовать ее шею, спускаясь к плечу, прикусил кожу, пальцем лаская сосок.

Алина вскрикнула, прижимаясь к нему спиной.

Она выгнула спину, чтобы быть к нему ближе, и раздвинула ноги. Ей было невероятно хорошо. Его напряженное тело, прижатое к ее спине, только усиливало восхитительные ощущения. Алина выдохнула его имя и откинула голову назад.

Он легко покусывал ее шею, заставляя издавать блаженные стоны. Ласки вдруг прекратились, что вызвало недовольный вздох с ее стороны.

– Оххх, – прошептал он, вновь проникая в ее тело…

– Моя! – страстный шепот словно обжег ее, одновременно возвратив из мира грез в реальность. – Ваша! – тихо откликнулась фрейлина…

* * *

«…Распахнулась дверь и в будуар вошел Его Величество. Боже мой, как затрепетало у меня сердце! Я чувствовала, что ноги подкашиваются, опустив глаза и наклонив голову, минуты две успокаивала сердце. Подняв глаза, я увидела, что Государь снимает свой показавшийся мне таким изящным фрак и направляется прямо ко мне.

Я была так поражена этим, что не могла ответить ни слова, покраснела и не могла сообразить, приснилось ли мне это, или действительно ли это наяву… Я лепетала какие то глупости: каких сама не упомню – и готова была умереть в тот же момент от страха – не страха предстоящего соединения с Ним – но страха что-то сделать не так… Я выросла с чувством не только любви, но и благоговения к Августейшей Семье… на Царя смотрела, почти как на живого бога. Могла ли я допустить когда либо прежде саму возможность, что Он обратится к восемнадцатилетней девчонке с ласковыми словами?.. Что я буду Ему нужна?

И это была вовсе не «прихоть господина для холопки», как написала эта безумная суфражистка Инесса Арманд в предисловии к французскому изданию моего скромного труда – но схождение божества к верующей…».

Алина Николаевна, княгиня Орбели (урожденная Ранина), обер-гофмейстерина и кавалерственная дама.

«Записки старой фрейлины»

Издание пятое, дополненное. Константинополь 1956 год

* * *

Все хорошее когда-нибудь кончается. Кончился и его царский отдых. Кроме того следовало соблюдать правила приличия. Он поцеловал фрейлину в нос и с неохотой сказал: – Собирайтесь мадам. Алина надела панталоны. Георгий помог ей застегнуть платье и блузку. Нижнюю юбку, корсет и лиф решили не надевать. И без того достаточно респектабельно, чтобы тихонько пробежать по саду до кареты. Он долго смотрел на нее, словно пытался навсегда запомнить эту картину.

– Ты выглядишь очень довольной. Наконец вынес он решение. Та в ответ скромно сделала книксен. По той самой потайной лестнице они спустились на первый этаж, где их уже ожидали Лакей с вензелями Марии Федоровны, одетый в парчовую ливрею с золочеными пуговицами встретил их переминаясь с ноги на ногу. Молча и ничем не выдав своих мыслей он проводил фрейлину к карете, что осталась за Почетными воротами, на козлах которой восседал кучер, ожидая команды тронуться в путь.

Напоследок она вдруг подбежала к нему и тихо спросила:

– Я еще увижу вас?

– Всё может быть…

Вскоре карета с прелестной m-l Aline уже въезжала на песчаную дорожку, что вела в сторону Петергофа…

* * *

По дороге в Гатчину он дремал – вспоминая девушку и ее предшественниц…

Смотрел он на это философски – известно всякому что в состоятельных семьях когда сын достигает определенного возраста разумная мать подбирает хорошенькую, чистую и понимающую что к чему горничную… А что – французский или английским манир когда папаша сам ведет подросшего сына в бордель – лучше? (Обыкновение, все больше перенимаемое нашими разночинцами).

Но эта Алина все же хороша! Сочетание робости и огня восхитительно! Не девица – так среди этих фрейлин и нет девиц… А в прошлый раз была Ольга. Оля фон Мес – баронесса фон Мес – чей муж наделал долгов да и сбежал… Очаровательная золотоволосая остзейская немка в стиле вагнеровской Брунгильды. А до нее Мария Валецкая – дочь польского графа и французской танцовщицы – лицо ее, с розовыми губами, прелестно-невинно очерченными, и темно-золотыми глазами так многозначительно смотрящими из-под длинных опущенных ресниц…

И лишь войдя в свои гатчинские покои и приготовившись лечь на кушетку подремать – вдруг замер как громом пораженный.

…Когда не так давно в Петербурге торжественно открывали памятник принцу Ольденбургу – перед главным фасадом Мариинской больницы – он посетив данное торжество даже произнес краткую речь о пользе медицины и заботе о народном здравии.

И пока он скучал глядя на то как управляющий Собственной Его Императорского Величества (то есть его) канцелярией по учреждениям императрицы Марии – он же товарищ министра внутренних дел Дурново – снимает покрывало неподалеку от него какой то маститый доктор с раздвоенной бородой и в золотом пенсне (из тех что берут за визит не менее двухсот рублей) беседовал с коллегой на профессиональные темы. И речь шла ни о чем ином как о венерических болезнях. С присущим людям сей профессии цинизмом (а как иначе – люди со смертью дело имеют – а данная особа поважнее любого царя будет) он излагал подробности процесса.

До слуха государя долетало «Спинная сухотка», «менингит» «гидроцефалия» «атрофия» «прогрессивный паралич»…

– Заболевание сифилисом означает, что человек начинает ускоренно превращаться в трупа! – изрек почтенный медикус напоследок.

Дрему и благодушие как рукой сняло… Черт – а ведь и в самом деле! Девиц то наверняка не проверяют! Известное дело Евины дочери род лукавый… Достаточно одной из этих милых и легкомысленных созданий пообщаться с кем на стороне – и нате вам – будет у России царь-сифилитик! То-то он будет хорош на троне с провалившимся носом!

А еще припомнился примерно годичной давности разговор кавалерийского генерала из департамента учебных заведений военного министерства – тот сдерживая жеребячий гогот цитировал в кругу посетителей светского раута приказ по одному из училищ – касающийся посещения юнкерами борделей…

«Врач Училища предварительно осматривает женщин этого дома, где затем оставляет фельдшера, который обязан наблюдать: а) чтобы после осмотра врача до 7 час. вечера никто посторонний не употреблял этих женщин; б) чтобы юнкера не употребляли неосмотренных женщин… считая на каждую допущенную врачом для совокупления женщину по три юнкера… Также юнкера во всё время совокупления обязаны соблюдать порядок и тишину.

Генералу было смешно… И его собеседники – такие же важные господа тоже смеялись…

(Хотя чему бы смеяться? Не редкость были полки где каждый год кто-то из офицеров стрелялся из за постыдной болезни)

Вспоминалось Георгию и слышанное то про одну придворную даму то про другую что де муж застал свою благоверную о с цирковым атлетом, то с негром из того же цирка, то со знаменитым актером или с юнкером – а то и с конюхом или смазливым приказчиком…

Про то что иные переодеваются в простолюдинок и ищут приключений на сомнительных улицах… Разговоры между своими – что знатная дама позволит любовнику то от чего иная проститутка откажется – если при этом будут соблюдены внешние приличия…

Шуточки про «французский насморк» и постаревший на лет на тридцать в одну ночь церемониймейстер Васильев – его сын узнав что заразился люэсом выпил сразу пригоршню опийных пилюль… Мерзкое ощущение страха сосущее под ложечкой не отпускало…

…Он за не прошедшим еще потрясением от отцовской смерти и всеми регентскими делами историю с кронпринцем Рудольфом не особо и отметил – соболезнования Габсбургам присылала матушка. Когда 30 января пришло известие что тот скоропостижно умер в Майерлинге – Георгий буквально на следующий день забыл об этом. Потом уже слышал разные сплетни – что умертвили его и его юную наложницу баронессу Вечеру по приказу отца – Франца-Иосифа – из за того что кронпринц учинил заговор. Поговаривали что был он психопатом на почве чего и убил и себя и баронессу. Ну и прочее – вплоть до того что парочку прикончил сумасшедший лесник. Но лейб – медик Груббе как-то поведал в узком кругу рассказанное австрийскими коллегами: Рудольф заразился гонореей, которую запустил – и та сделала его бесплодным импотентом. Он много пил и пристрастился к морфию, менял женщин ища ту, что поможет ему восстановить мужское достоинство, и видимо после очередной неудачи просто в припадке ярости расправился с любовницей, а потом и наложил на себя руки …

Усевшись на диване и обхватив голову руками Георгий постепенно успокоился. Однако же – как сказать Марии Федоровне о проблеме? Как донести до нее эту мысль? Ведь невозможно говорит с матерью о таком.

Подумав он, однако, нашел выход…

На четвертушке бумаги он написал коротко послание

Mère!Selon le chef du pouvoir et les responsabilités du chef de la Maison impériale désirez plus de renseignements au sujet de votre bonne santé, en particulier les femmes récemment adopté. Parce que, malheureusement, la maladie – de rhumes à ceux qui découlent de l'amour épargner ni l'âge ni le sexe, ni titres. Je pense que ce serait mauvais de courtisans et serviteurs des serviteurs sont inspectés régulièrement au médecin.

Запечатал в конверт со своим вензелем, и написав – кому, бросил на поднос с почтой. Даже если посторонний и прочтет, то не поймет смысла – разве что решит что царь по обычаю предшественников хочет управлять всем – даже фрейлинами и дворниками.

* * *

Надо сказать письмо весьма впечатлило Вдовствующую императрицу – и буквально назавтра фрейлины её двора без разбору подверглись осмотру особо вызванным врачом с кафедры сифилидологии Медико-хирургической академии; а вместе с ними – и весь дворцовый штат.

Кстати говоря – во многих справочниках по истории медицины Марию Федоровну называли в числе основоположников регулярной диспансеризации…

Впрочем это уже несколько иная тема.

* * *

Утро следующего дня

– Срочных дел никаких нет? – осведомился Георгий у дежурного флигель-адъютанта. Что у нас на сегодня?

– Новые сообщения из Государственного совета и с мест. А в приемной ожидает господин Победоносцев – он хочет изложить свои соображения относительно духовных дел – скосил глаза в журнал Кауфман…

Георгий невольно поморщился.

Константина Николаевича он конечно уважал, хоть с его идеями и был не вполне согласен – но в конце концов что за манера – являться без доклада и без приглашения к монарху? Это воистину моветон. Обер-прокурор Синода конечно являлся без доклада к papa – но между прочим Георгий ему пока такого права не давал. Впрочем – пусть приходит – послушаем…

– А во второй половине дня господин Гирс с докладом по турецкому вопросу – продолжил адъютант. Георгий вспомнил что и в самом деле направил распоряжение в МИД с просьбой изложить соображения по поводу ситуации в Порте. Но признаться не ожидал что отреагируют так быстро – и что лично министр явится. Он то ожидал бумаги, в крайнем случае – главу Азиатского департамента для личных объяснений…

– Хорошо! – кивнул император. Через полчаса просите… господина обер – прокурора.

Пусть посидит-подождет – пока русский царь читает официальные бумаги.

Он устроился за заваленный бумагами, и папками письменный стол, на котором кроме них торчал лишь китайский яшмовый чернильный прибор. Кроме этого – ничего лишнего, никаких безделушек или статуэток.

Первой он взял прибывшую с ночным варшавским поездом парижскую «Матэн». На первой странице – известие заставившее его поднять брови.

24 июня – то есть вчера – стал фактом крах Акционерного общества «Панама». Верховная апелляционная инстанция оставила в силе решение суда департамента Сена о его банкротстве. Однако же! Георгий конечно слышал о нем – очередное достижение цивилизации – канал между Тихим и Атлантическим океанами. Сам гениальный Эйфель – создатель фантастической башни в тысячу футов что стоит в Париже – руководил стройкой. Фердинанда Лессепс – строитель Суэцкого канала! И каков итог? Миллиард триста миллионов франков убытку. Семьсот тысяч акционеров пострадало! Хорошо хоть Россия в это не вкладывалась. Надо наверное попросить Бунге выразить соболезнование французам… Впрочем доморощенные российские грюндеры мало чем уступают мсье Эйфелю и его сообщникам…