Текст книги "Магма"

– Куда мы направляемся? – поинтересовался Кузнецов.

– В Париж, если вам нужно получить российскую визу. Из международного аэропорта Шарля де Голля можете отправиться куда угодно.

Они выехали на скоростную автостраду А1. При повороте распахнулся пиджак Уолкера, и под мышкой у него Женя увидел матовое свечение рукоятки пистолета. Вот и подтверждение его догадкам! Родственничек с пистолетом. Кузнецов уставился на дорогу, соображая.

Легкая дымка солнечного утра предвещала жаркий день. Листья акаций вдоль дороги серебрились. На широкой пятиполосной автостраде автомобилей было мало. За все время пути только одна легковушка обогнала их, а навстречу попалось не более двух-трех. Они проехали небольшой населенный пункт под названием Сомбле, состоящий всего из нескольких улиц. Как только «пежо» миновал Сомбле, Женя попросил остановить машину.

– У вас не работает один цилиндр, – заявил он.

– По-моему, машина едет нормально, – недоуменно возразил Уолкер.

– Возможно, виновата свеча. Откройте капот, – не слушая его, произнес Кузнецов, выходя из автомобиля. Уолкер, пожав плечами, выполнил его просьбу и тоже вышел на дорогу. Элен осталась на заднем сиденье.

– Мы сможем доехать до ближайшей автомастерской, – сказал Уолкер. – Правда, я не почувствовал потери мощности.

– До автомастерской можно и не доехать, – произнес Кузнецов, поднимая крышку капота. Вот смотрите, я так и думал.

Он тыкал пальцем в двигатель. Уолкер, наморщив лоб, наклонился вперед. Женя схватился за крышку капота и обрушил ее на голову Уолкера. Элен в машине испуганно вскрикнула, когда голова Уолкера ударилась о пластмассовый кожух двигателя. Тело его наполовину оказалось скрыто под капотом, который сверху придавил Кузнецов. Задрав полу пиджака, Женя расстегнул предохранительную лямку на кобуре и вытащил пистолет.

Уолкер под капотом стонал. Кузнецов отпустил крышку. Уолкер безвольно вывалился из-под него, словно мешок с яблоками. Он был без сознания. Возле виска кровоточила небольшая ссадина.

– Зачем ты сделал это? – воскликнула Элен, выбегая из машины и собиралась что-то еще воскликнуть, но, увидев в руках у Кузнецова оружие, замолчала.

– Все твои родственники ходят с пистолетами? – спросил Кузнецов.

– У него было письмо от матери! В нем она мельком упоминает, что это сын ее кузины, которая живет в Америке.

– Но ведь твоя мать и ты никогда не видели сына кузины? Я правильно понимаю? Значит, выдать себя за твоего родственника мог кто угодно.

Женя засунул руку во внутренний карман Уолкера (или, может быть, мнимого Уолкера). Вытащив портмоне, он раскрыл его. Первое, что попалось на глаза, – это визитная карточка. «Корпорация спутниковых сетей „Интраст-спектр“. Шон Уолкер. Вице-президент». Вице-президент с пистолетом на подержанном «пежо». Но то, что следовало за визитными карточками, было невозможно предположить. Кузнецов опустил дуло пистолета.

– Что там? – спросила Элен.

Женя показал ей раскрытое портмоне.

– ФБР? – переспросила она, не поверив своим глазам.

– Да. Я только что оглушил специального агента Федерального бюро расследований Соединенных Штатов.

Элен побрызгала в лицо Уолкера водой из найденной в машине бутылки. Женя, опустив пистолет, смотрел, как агент ФБР открывает глаза и непонимающе оглядывает стоящих перед ним.

– С вами все в порядке? – участливо спросила Элен.

– Было до тех пор, пока ваш приятель не прихлопнул меня крышкой капота.

– Вы не родственник Элен, нечего было себя выдавать за него! – огрызнулся Кузнецов.

Отстранив Элен, Уолкер встал. Поморщившись, он потрогал затылок и оперся руками на автомобиль.

– У вас мой табельный пистолет, – невинно произнес Уолкер. – Отдайте его.

– Может быть, вы – человек графа Бисбрука?

– Да никакого не Бисбрука! – Он протянул руку, прося вернуть оружие. Женя отдал пистолет. Уолкер сунул его в кобуру и застегнул лямку. – Теперь поехали.

Они сели в «пежо» и тронулись. Некоторое время никто не начинал разговор. Первой молчание нарушила Элен.

– Значит, вы не мой родственник?

– Нет, – ответил Уолкер.

– Как вы нашли нас?

– У меня были связи в полицейском управлении Брюсселя. Я узнал, что полиция прослушивала телефоны в доме вашей матери. Они проследили ваш звонок мадам Лявур. Из управления ФБР мне предоставили информацию о ваших родственниках в США, с которыми вы не поддерживаете отношения. Я понимал, что вы оказались в очень сложной ситуации, и попытался помочь. Ваша мама, Элен, находилась в растерянности, потому что волновалась за вас и не знала, кому поручить поехать в Лилль. Я представился сыном ее кузины и оказался как нельзя кстати. Она дала мне ваш паспорт и деньги. Я немедленно выехал во Францию.

– Значит, вы говорите, что полиция Брюсселя знала о нашем местонахождении? Почему же они не послали никого сюда? – спросила Элен.

– Кого-то они послали, – ответил Кузнецов. – Кого-то очень похожего на вас, специальный агент Уолкер! Но я заподозрил его и сбежал.

– У меня нет двойников, – сказал Уолкер. – Вы ошибаетесь.

– Быть может, – задумчиво произнес Кузнецов. – В чем нас обвиняют в Бельгии?

– Какие-то убийства в поместье графа Бисбрука. Люди, с которыми я общался, не вели расследования ваших так называемых преступлений. Позже оказалось, что никакого расследования нет. Вас просто искали. Да! Я слышал, что вы украли какую-то золотую вещь.

– Все это ложь! – проронил Кузнецов.

– Не та ли это вещь, которая выпирает у вас из-под майки?

Женя сложил руки на груди, пряча проступающее из-под майки «солнце».

– Все складывалось таким образом, – продолжал Уолкер что кто-то создавал иллюзию ваших преступлений. Кто-то запутывал полицию и общественность. К тому же ложь, передаваемая по телевидению, для меня, прочитавшего ваши биографии, была слишком очевидной.

– Что вам нужно от нас? – спросил Женя.

– От вас, доктор Кузнецов! – произнес Уолкер. – Откройте еще раз мое портмоне.

Женя обнаружил, что до сих пор держит в руках бумажник Уолкера.

– Там есть фотография. Посмотрите на нее внимательно.

Женя пропустил записную книжку, фотографию женщины и светловолосого мальчика лет девяти. Прямо за ними следовала черно-белая фотография человека лет сорока пяти с безжизненными глазами. Это лицо Кузнецов видел впервые.

– Я не знаю его, – сказал Кузнецов, захлопнул бумажник и отдал его Уолкеру. Тот, не отрываясь от дороги и одной рукой ведя машину, взял бумажник и сунул его в карман.

– ФБР полагает, что смерти вулканологов Фишера и Баркера не случайны, – произнес Уолкер.

– Баркер упал в вулкан на Камчатке.

– Это так, но к тому времени, когда он оказался в лаве, Баркер был уже мертв. Его тело доставили в лабораторию в Кливленде, где установили на теле два типа ожогов – наружные и проникающие. Последние, по заключению экспертов, были нанесены ранее и явились причиной смерти. Лава проникающего воздействия оказать не могла, ее термическому воздействию могли подвергнуться только верхние покровы тела. К тому же, по утверждению доцента МГУ Климова, лава в этом вулкане имела низкую температуру, очень близкую к температуре застывания.

– Вы консультировались с Климовым? – удивленно спросил Кузнецов.

– Нам сказали, что Климов лучше всех знаком с Камчатской грядой.

– Это правда.

– Так вот, участники экспедиции Баркера рассказывали, что за день до смерти их руководителя в лагере появлялся человек, которого вы видели на фотографии. Он говори, с Баркером, после чего тот весь день ходил словно оглушенный. Говорят, что, когда Баркер находился на вулкане, рядом с ним среди испарений была замечена еще одна фигура. Участники экспедиции находились далеко от того места, где стоял Баркер, поэтому они не видели, откуда появился человек. Но то, что он был не из экспедиции Баркера, установлено точно.

– Откуда у вас фотография этого человека?

– Фотография сделана с видеокамеры университета штата Индиана. Как раз в тот день, когда в своей лаборатории погиб Фишер. По этой фотографии человека опознали люди из экспедиции Баркера.

– Зачем вам нужен я? – спросил Кузнецов.

– Исследования Фишера и Баркера были очень специфическими. Смерть работающих в одной области ученых от руки одного человека навеивает мысли о том, что кто-то хочет затормозить их работу.

– И что же это за область исследований? – с издевкой спросил Кузнецов.

– Вы ее, несомненно, знаете, доктор Кузнецов. Потому-то третьим в списке стоите вы! Мне объяснили суть этих странных исследований, заметив, что они скорее относятся к лженауке.

– Я сейсмолог, а не вулканолог, поэтому не знаю, о каких исследованиях вы ведете речь.

– Вас хорошо знают и ценят в научных кругах как широкопрофильного специалиста. Фишер даже приглашал вас к себе в лабораторию. Поверьте, если эти ученые погибли за то, что продвинулись далеко в своих исследованиях, тогда следующий, кому грозит опасность, – это вы! Поэтому я помогаю вам уйти от преследования в Европе. Но помогите и мне поймать убийцу.

– Вы хотите сделать меня подсадной уткой?

– Я хочу поймать этого преступника и спасти вашу жизнь. Вы нужны мне в Соединенных Штатах. Только там я смогу гарантировать вам безопасность.

– Это вряд ли. Мне нужно в Россию. – Он посмотрел на Элен. – Нам нужно в Россию.

– Дело ваше Я довезу вас до Парижа, там вы сможете поставить визу в Российском посольстве. Оно находится на бульваре Ланнес.

– Я был в Париже, можете мне не подсказывать.

– Хорошо, – произнес Уолкер и сощурился от боли, причиняемой раной на щеке. – Вы можете найти меня по мобильному телефону. Вот визитная карточка.

Он протянул Кузнецову уже знакомую визитку.

– Позвоните мне, если этот человек вступит с вами в контакт. Показать еще раз фотографию?

– Не надо. – Кузнецов подумал, что нечего ему еще раз смотреть на фотографию. Он был уверен, что никогда не встретит этого человека. Женя находился в постоянных разъездах, а не сидел в лаборатории, как Фишер, поэтому его будет трудно найти. К тому же он не верил Уолкеру и не верил в человека, который убивает ученых, имитируя несчастные случаи.

Они въехали в девятнадцатый округ Парижа через ворота Виллет. Проехав по авеню Фландр метров четыреста, Уолкер остановил автомобиль.

– Здесь я вас оставлю, – произнес он, не глядя на Кузнецова.

– Спасибо вам, – сказала Элен.

Кузнецов, поджав губы, промолчал. Как только Женя покинул салон, Уолкер надавил на акселератор. «Пежо», взвизгнув покрышками, стронулся с места и, обдав Кузнецова клубами выхлопных газов, скрылся в потоке автомобилей.

* * *

4 июля

Париж всегда оставлял двойственное чувство у Кузнецова. По представлению людей, живущих вне Франции, это романтический город, улочки которого овеяны духом истории. Однако Кузнецову, в отличие от большинства людей, Париж казался воплощением человеческих пороков – скупости, тщеславия и стремления к обогащению. Кто-то любовался прекрасными каналами Сены, утопающей в зелени каштанов архитектурой, прелестными парижанками, но Кузнецов видел лишь занятых собой и вечно спешащих жителей столицы, торговцев, старающихся обобрать иностранцев до последней монеты, женщин с обворожительной улыбкой, пытающихся определить по вашим глазам размер вашего кошелька.

Именно это он и сказал Элен.

– Ты не прав, Женя. Париж – город, в котором нельзя считать деньги.

– Именно поэтому многие пользуются твоими словами. Одна прелестная мадам на блошином рынке Клиньянкур сказала, что у нее есть Гроздь Ацианы – каирский амулет. Только он находится у нее дома. Я как последний идиот пошел за ней, и в переулке ее дружки раздели меня догола, наградив вдобавок ударом дубинки по голове. Я был очень сильно расстроен.

Элен засмеялась. Женя также улыбнулся.

В одном из небольших магазинчиков возле Северного вокзала на бульваре Ла-Шапель за восемьдесят долларов они купили Евгению костюм. Ненавистную майку с надписью «Продиджи» Женя оставил в примерочной кабинке. Теперь он чувствовал себя уверенно, все-таки имеет степень кандидата физико-математических наук.

– Нам нужно в Российское посольство, – сказал Кузнецов, закончив разглядывать себя в зеркале витрины. – Нужна виза в твой паспорт.

– Как ты думаешь, – спросила Элен, – в Российском консульстве знают, что меня разыскивают в Бельгии?

– Не могу сказать, – пожал плечами Кузнецов. – Может быть, и нет.

– Но ведь бельгийская полиция знает, что мы находимся во Франции.

– Я думаю, стоит попытаться поставить визу.

Он все-таки уговорил ее. Женя оформил визовое приглашение для Элен, и они сдали документы в Российское посольство, где им сообщили, что виза будет выдана через четыре дня. Честно говоря, Женя не думал, что во Франции они задержатся так долго, поэтому попытался уговорить девушку, принимающую документы, на более короткий срок подготовки визы. Это оказалось делом бесполезным. Девушка была строга и ни на уговоры, ни на обаяние Кузнецова не поддалась.

– Не расстраивайся, – сказала Элен, когда они выходили из консульства. – Четыре дня в Париже – великолепный отдых.

Женя промолчал о том, что у них практически нет времени Для поиска пещеры в Гималаях и что во Франции его помнят и жаждут рассчитаться не меньше, чем в Бельгии. Банда Рене Жино имела очень разветвленную сеть информаторов. До сих пор Женя не знал, как его обнаружил Жан-Люк Перье, который мельком упомянул, что следовал за Кузнецовым через несколько стран. Имея связи в полиции Бельгии, можно было получить информацию, что Кузнецов и Элен находятся во Франции.

Однако деваться некуда, и Жене пришлось остаться на четыре дня в Париже. Они пообедали в кафе «Ла Палетт», сняли два одноместных номера в отеле близ парка имени Жоржа Брассенса. Из отеля Женя позвонил в университет Мигранову, но трубку на сей раз никто не поднял. Жене очень хотелось поделиться с Мишей своим успехом. Но, так или иначе, услышит он Мигранова или нет, через четверо суток Женя был готов вставить «солнце» в руки статуэтки Иттлы, чтобы узнать, где находится пещера в Гималаях.

В семь часов. Элен постучала к нему в номер. Женя поднялся с кровати, на которой лежал в одних брюках, и открыл дверь.

– Я знаю одно маленькое кафе на берегу Сены, – немного смущаясь, проговорила она, – мы могли бы там посидеть, провести вечер.

– Даже не знаю, – с наигранной серьезностью произнес Кузнецов. – Я собирался весь вечер посвятить изучению французского языка.

– Для изучения языка необходимо живое общение. Нечего валяться на кровати. Пойдем!

«Надо пользоваться моментом», – подумал Кузнецов. Как только они прилетят в Россию, придется бросить все силы на подготовку экспедиции в Гималаи. Кроме того, Мигранов говорил о каких-то загадках, связанных с пещерой.

– Хорошо, – сказал Кузнецов, – но платить за ужин будешь ты.

– Я и так плачу за все. Тебе не откупиться.

– Вот погостишь у моих родственников в деревне, полюбуешься первозданной уральской природой и поймешь, что деньги – это просто бумага, и не будешь на них зацикливаться.

– Без этой бумаги ты рискуешь остаться голодным сегодня вечером. Или ты хочешь вместо телятины в тесте насытиться видами вечернего Парижа?

Кузнецов поднял руки вверх:

– Лучше телятина в тесте.

– Вот то-то!

Кафе понравилось Кузнецову. Выставленные на улицу десяток столиков под навесом были заполнены наполовину. От Сены их отделяли лишь ряд кустов и пешеходная дорожка. На противоположной стороне реки в престарелой величественности стояли два дома, как пояснила Элен, девятнадцатого века. Их фасад, рассеченный вытянутыми окнами, металлическими решетками балконов и пожарных лестниц, отражался в ровной глади воды. Пожилой лысый француз играл на аккордеоне, фоном ему служил шум проносящихся за домами автомобилей.

Ужин заказывала Элен. Через некоторое время на столе появился салат из розовых креветок с молодыми шампиньонами, жареная гусиная печень под яблочным соусом, «карпачо» из лосося с сыром пармезан и спаржей, рулет из осетрины для Элен и сочная телятина, запеченная в тесте, «Бриош» с шампиньонами, сыром, под грибным соусом и с лисичками – для Кузнецова. В завершение официант поставил на стол бутылку красного бордо.

– Ну как? – спросила Элен, глядя, как Кузнецов уплетает гусиную печень, запивая ее красным вином. Не в состоянии произнести ни слова в ответ, Кузнецов лишь кивал головой, одобрительно мыча.

Он съел все, выпил почти целую бутылку вина и откинулся на спинку стула. Брючный ремень казался туго затянутым. Нет, определенно у него была склонность к обжорству.

Элен смотрела на него, улыбаясь.

– Я думала, – произнесла она, – что ты не сможешь насытить себя.

– А я полагал, что женщины едят больше, чем воробушки. – Женя подавил возникшую отрыжку. Вино подействовало на него, и Кузнецов немного захмелел.

Элен спросила:

– Сегодня в машине Уолкера я вдруг подумала, что ничего о тебе не знаю. Ты доктор наук, сейсмолог, археолог-любитель. Охотник за неведомым. Но кто вы в жизни, доктор Кузнецов?

– О тебе я тоже ничего не знаю, – попытался отойти от темы Евгений.

– Это неправда. Обо мне ты знаешь практически все. Я окончила Парижский университет, работаю экспертом в Королевском музее истории, обожаю фантастические романы, живу с мамой и увлекаюсь Средневековьем.

Женя вдруг засмеялся. Улыбка пропала с лица Элен.

– Что я сказала смешного? – обиделась она. Сдерживая смех, Кузнецов ответил:

– Ты знаешь, когда меня двинули по голове, тогда, в Брюсселе, и когда я открыл глаза и увидел тебя, мне подумалось, что ты причастна к преступлению. Представляешь, я знакомлюсь с тобой в музее, а в десяти кварталах от него меня бьют по голове, и первый человек, у кого я оказываюсь на руках, – это очаровательная доктор Элеонора Граббс.

Недоумение исчезло с лица Элен, и она, поддержав Кузнецова, засмеялась.

– Действительно чудно, – подтвердила она. – Как будто я навела на тебя этих бандитов!

– Да. – Женя чувствовал себя великолепно. Он развалился на стуле и наслаждался ароматом воздуха с запахами зеленой и влажной листвы. Мимо них проплыл крохотный теплоход. Его палуба и крыша были увенчаны горящими разноцветными фонариками, хотя до темного времени суток оставалось как минимум два часа.

– Я заметила у тебя на безымянном пальце след от обручального кольца. Ты женат? – неожиданно спросила Элен. Женя даже поежился.

– Да, я женат, – произнес он. – Мне бы не хотелось это рассказывать. Грустная история.

– Я полагала, может быть, я ошибаюсь, но если это правда…

– Да, это правда, – серьезно произнес Кузнецов. Он замолчал на некоторое время, собираясь с мыслями и упершись лбом о кулак. А затем заговорил:

– Лет восемь назад мы были счастливейшей парой. Я был молодым, подающим надежды ученым, она – победительницей конкурса Красоты «Московские красавицы». Она была великолепной девушкой, образованной, увлекающейся бальными танцами. На дружеской вечеринке она подошла ко мне и спросила, что я читаю. Все вокруг пили, танцевали, веселились, а я штудировал работу Шенберга по распространению сейсмических волн в разных частях земной коры, готовился к завтрашнему опросу. Я ответил ей, что читаю фантастический роман, от которого невозможно оторваться. Она ответила, что оторваться можно, и пригласила меня на медленный танец. Как сейчас помню, это был Элтон Джон. Она сказала, что у меня очень красивые глаза, я ей не поверил. Знаешь, она была так красива, что красота ее казалась опасной. Я предложил ей выпить, она ответила отказом. Она сказала, что за всю жизнь не пила даже шампанского, потому что занятия бальными танцами не совместимы с потреблением спиртного. Я ответил ей, что немного выпить можно, хотя бы за мои глаза. Я уговорил ее, и она выпила бокал вина. Боже, я не предполагал, что будет такой эффект! С бокала вина она потеряла сознание! Позже я почти забыл об этом эпизоде. Наша свадьба проходила весело, по-русски, если ты представляешь себе, что это такое. По традиции невеста должна была пить шампанское. Наталья упорно сопротивлялась этому и не выпила ни капли. Однако вскоре невеста пропала. Я обнаружил ее в туалете. Ее там стошнило. Оказалось, что одна из подруг уговорила-таки ее выпить бокал. Она пришла в себя, и свадьба продолжалась. Только я обратил внимание, что Наталья выпила еще один бокал шампанского. Я спросил, не будет ли ей плохо после этого. Она ответила, что никогда еще ей не было так хорошо. Она плясала, веселилась и пила шампанское. Когда нас отвозили домой, она заснула в машине. С тех пор ее организм стал воспринимать алкоголь без сопротивления. На дружеских вечеринках она была веселее всех. Незаметно она перешла на более крепкие напитки. Каждый раз после посещения друзей мне приходилось буквально тащить ее до дома. Она пила до тех пор, пока не падала. Она не знала меры. Тогда я решил прекратить общение с друзьями, чтобы сохранить семью. Около полугода мы не ходили ни на дни рождения, ни на свадьбы и юбилеи. Однако, возвращаясь с работы по вечерам, я стал обращать внимание на странный блеск в ее глазах и приподнятое настроение. Позже начал находить пустые бутылки из-под водки. Она пила, причем делала это скрытно. Я понимаю, когда человек пьет вечером. Он пытается снять усталость, накопившуюся за день. Но когда он делает это утром, это уже алкоголизм. Я несколько раз обращался к врачам, она кодировалась, но все безрезультатно. Наталья снова напивалась в стельку. Последний раз, возвратившись из Австралии, я обнаружил, что дверь в квартиру не заперта… – Тут Евгений остановился, чтобы промочить горло. Элен заворожено смотрела на него. Было странно, но сейчас он не мог определить по ее лицу, что она чувствует.

– Так вот, дверь в квартиру была не заперта, – еще раз напомнил Женя. – Я осторожно вошел внутрь, полагая, что, возможно, у нас в доме побывали воры… Она лежала посредине гостиной, в руке ее была зажата пустая бутылка. Она была грязна, волосы в беспорядке. Ее юбка была сырой оттого, что Наталья обмочилась… С того момента я подумал: все! Так жить нельзя!

Элен засмеялась. Она смеялась живо и так заразительно, что из глаз катилась слезы.

– Ну ты и выдумщик! – сквозь смех произнесла она. – Надо же ТАКОЕ придумать! Он улыбнулся в ответ:

– Да, это действительно шутка. Я просто разведен. Не ужились мы вместе.

Она перестала смеяться и посмотрела на него.

– А у тебя действительно красивые глаза, – сказала она тихо. Женя демонстративно щелкнул пальцами и громко крикнул:

– Официант! Подайте зеркало! Я хочу видеть свои глаза!

Она рассмеялась еще сильнее. Женя откинулся на спинку стула и вытер пальцы о салфетку. Аккордеонист заиграл медленную композицию Элтона Джона «Я верю в любовь». Похоже, что он подслушал рассказ Жени. Кузнецов подумал, что такую аранжировку этой песни он слышит впервые. Он поднялся.

– Ты танцуешь9 – спросил он, глядя исподлобья. Элен немного стушевалась, но согласилась:

– Предупреждаю, я бальными танцами не занималась!

Он взял ее за руку, выводя из-за стола, и они вышли в центр маленького кафе. Другой рукой Женя обнял ее за талию (он неожиданно вспомнил момент, когда они летели на проводе, он держал ее, а она нежным романтическим взглядом изучала его лицо).

Она положила одну руку ему на плечо, вторая лежала в его ладони. Они двигались в такт музыке, но Женя не замечал игры аккордеониста, он чувствовал только ритм и талию Элен под тонкой тканью платья. Элен так же, как и тогда, на проводе, не отрываясь смотрела ему в глаза. Люди за столиками с удивлением взирали на них. Кажется, здесь еще никто не танцевал. Старый аккордеонист, видя, что его старания смогли побудить к танцу двух молодых людей, заиграл с еще большей страстью, иногда перебарщивая и фальшивя.

Женя был слегка пьян от вина, а также от красоты Элен. Ее чудесные каштановые волосы искрились в свете фонарей, а тонкие губы были сложены в изящную улыбку.

– Ты лучшая партнерша по танцам, которую я встречал, – прошептал он ей на ухо. Она вновь улыбнулась, и он обнаружил у нее на щеках ямочки. Желание поднялось в нем, страсть прокатывалась по телу волнами.

– Вы были не правы, ругая Париж, доктор Кузнецов, – сказала она.

– Я был не прав! – поддакнул очарованный Кузнецов, не имея сил возразить.

– И вы не правы, когда преступными методами пытаетесь добиться целей, которые считаете возвышенными.

Желание вдруг исчезло, слова Элен задели его, словно неожиданный толчок в спину. Женя остановился и оторвал руки от Элен. Аккордеонист с недоуменным лицом оборвал мелодию на мажорной ноте.

– Что такое преступные методы? – агрессивно спросил он. Шаткий контакт, установившийся между ними в этот вечер, тут же улетучился.

– Преступные методы? – переспросила Элен, задетая поведением Кузнецова. – Это когда представляешься чужим именем, чтобы получить нужную информацию. Когда залезаешь в чужую усадьбу, не спросив хозяина…

– Ты спросила хозяина, когда входила в чужую усадьбу! Если бы не я, лежать бы тебе под землей в саду у Бисбрука где-нибудь рядом с посадками нарциссов под двумя метрами земли!

– … Когда пытаешься заставить старика продать память об отце! Совести у тебя нет! – продолжала она, не заметив тирады Кузнецова.

– Ты даже запуталась в собственных словах! Преступные методы! Совесть! Не тебе меня судить! – выкрикнул он и замер, оглянувшись. Все до единого сидевшие за столиками наблюдали за ними, затаив дыхание. Женя был готов провалиться сквозь землю – настолько ему было стыдно. Он был зол на Элен за то, что она выставила его в таком свете. Нет ничего хуже, чем ссориться на людях.

Женя повернулся и быстрым шагом зашагал из кафе прочь, оставив Элен в одиночестве.

В тот день Кузнецов возвратился в гостиницу поздно вечером. На следующий день он вновь разговаривал с Элен. Они не обсуждали происшедшее накануне, их отношения остались такими же, какими были до этого. Оба понимали, что возникший конфликт был вызван накопившейся усталостью и нервозностью.

Они гуляли по Парижу, посетили выставку импрессионистов и Эйфелеву башню. Деньги они тратили только на питание. Два раза Кузнецов пытался позвонить в Санкт-Петербург, но в обоих случаях Мигранова на месте не оказывалось. Женя не мог понять, куда тот подевался. Последний раз трубку в его кабинете поднимал настырный незнакомец.

На четвертый день Элен получила паспорт, в котором красовалась виза с двуглавым орлом и надписью «Российская Федерация». Ее опасения не оправдались, препятствий при выдаче визы не возникло. Они могли смело покупать билеты на самолет до Санкт-Петербурга, вот только Кузнецова беспокоил вопрос: куда же запропастился Мигранов? Иттла у него в кабинете, если Мигранова нет, то и в кабинет Женя не попадет.

Тревожимый этими мыслями, Женя сделал третий звонок. После седьмого гудка трубку наконец подняли. Но это был не Мигранов и не человек, говоривший с Кузнецовым пять дней назад. Это был женский голос.

– Слава богу, наконец-то дозвонился до вас, – выдохнул Женя в трубку. – Здравствуйте!

– Здравствуйте! – растерянно произнесла девушка. – Вы кто?

– Я друг Мигранова. Мишу можно позвать к телефону?

– Мишу? Мигранова? – еще более растерянно произнесла девушка.

– Да, Мишу Мигранова!

– А вы разве не знаете?

– Что?

– Неделю назад Мишу убили в его кабинете.

У Кузнецова подкосились ноги. Мир перед глазами поплыл.

Боже! Мишу убили! Находчивого, умного, своеобразного и безобидного Мишу! Человека, которого он знал столько лет, который никому не причинил вреда.

– Кто его убил? – Женя слышал свой голос словно издалека.

– Неизвестно. Милиция разбирается. Они полагают, что его убили из-за нескольких статуэток, которые хранились в кабинете. Тут был такой беспорядок! Ящики перерыты, шкафы на полу, книги рассыпаны! Милиция несколько дней ничего не позволяла трогать. Я только сегодня начала прибираться.

– А… – начал Женя и замолчал. Он хотел спросить о сейфе, но потом подумал, что если убийцы Мигранова нашли сейф, то Иттлы в нем уже нет. Если же он напомнит о сейфе, то эта девушка может рассказать о нем милиции, и тогда ему статуэтку точно не видать.

– Как его убили? – спросил Женя. Язык пересох и еле ворочался.

– Кажется, его застрелили. – Женя почему-то думал, что услышит сейчас о прожженных внутренностях, как в рассказе Уолкера о гибели Фишера и Баркера. Кому могла понадобиться смерть Миши? – Правда, говорят, перед убийством его пытали.

Женя похолодел.

– Алло? – послышался в трубке голос девушки. – Вы где? А вы откуда звоните?

Женя повесил трубку. Девушке не стоило знать, что он звонит из Парижа. Кузнецов вышел из кабинки. Увидев его бледное лицо, Элен спросила, все ли в порядке.

– Элен, мне плохо, – с трудом произнес Кузнецов. Ему действительно было плохо. Голова кружилась, а ноги не слушались. На такси она довезла его до отеля.

– Что случилось, Женя? – спросила она, укладывая его на кровать.

– Мой друг археолог погиб, – произнес Кузнецов. Ему хотелось плакать. Он мог расслабиться, и слезы потекли бы сами, но он не хотел, чтобы Элен видела его плачущим. Она гладила его по руке, успокаивая.

– Я не могу понять, кому он мог помешать?! Кто это сделал? Миша никому не мог причинить зла. Его пытали, прежде чем убить!

Слезы потекли сами собой. Женя не заметил, как Элен прижала его к своей груди и гладила по голове. А Кузнецов думал о том, что он остался один. Совсем один…

Ему пришлось притвориться, что он заснул. Только тогда Элен ушла. Ни о каком полете в Россию сегодня речь идти не могла. А Кузнецову нужно было подумать, очень хорошо подумать.

Он вышел на небольшой балкончик, поставил табурет и, положив подбородок на перила, смотрел на вечерний Париж. Город переливался в темноте розовыми, голубыми и зелеными огнями. Он не видел Эйфелеву башню, но она была недалеко, где-то справа, закрытая соседними домами.

Женя остался один со своей идеей. Чтобы найти пещеру, ему необходим историк, причем не просто историк, а человек, целиком и полностью разделявший его взгляды. Элен могла бы помочь ему, к тому же она стала изгоем в своей стране. Но кто убил Мигранова и зачем? Он вспомнил тот день, когда последний раз звонил Мише. Он заполучил поддельное «солнце» и был готов поделиться с ним этой радостью. Кажется, в голосе Миши не чувствовалось тревоги. Он тоже радовался успеху Кузнецова. Его убили неожиданно для него самого.

Женя вдруг вспомнил, что, когда он звонил Мише, в соседней кабинке находился следивший за ним человек.

Потом человек исчез, а за Кузнецовым увязался другой. Это могли быть только люди Бисбрука, Женя теперь в этом не сомневался. Мог ли человек в соседней кабинке подслушать его разговор с Миграновым или даже проследить, куда он звонил? Помня об огромной власти Бисбрука, Женя в этом не сомневался. Значит, так они выследили Мишу. Выходит, Кузнецов сам был виноват в смерти Мигранова!

Чувства мешали рассуждать здраво. Но Кузнецов все-таки попытался.