Текст книги "Святые в истории. Жития святых в новом формате. VIII-XI века"

Феофан Исповедник рассказывает, как во исполнение императорского указа стратиг Фракисийской фемы (большого военно-административного округа) Михаил Лаханодракон согнал в одно место всех находящихся на его территории монахов и монахинь и объявил: «Кто не хочет быть ослушником царской воли, пусть снимет темное одеяние и немедленно возьмет себе жену, в противном случае будет ослеплен и сослан на остров Кипр».

Многие в этот день, как сообщает историк, получили мученический венец, но были и те, кто изменил своим монашеским обетам.

Запомнили современники и редкое «зрелище» на ипподроме, которое Константин Копроним устроил в августе 765 года для жителей Константинополя. Выстроенные попарно монахи и монахини шли вдоль трибун, а зрители в них плевались, отпускали непристойные шутки и соревновались в том, кто придумает более изощренное издевательство.

В «Арабском житии Иоанна Дамаскина» говорится, что в царствование Константина V Копронима вместе со Стефаном Новым, исповедником за иконы, в темнице находились в заключении триста сорок отцов, «члены которых носили следы жестоких отсечений, многочисленных ударов и мучений за поклонение иконам». А когда к Стефану Новому пришли ученики, он велел им читать сочинения Иоанна Дамаскина, которые в то время звучали не просто как полемические сочинения, а как воззвания, памфлеты в защиту икон.

«Не потерпим того, чтоб в иное время мы думали другое, и чтобы изменялись под влиянием обстоятельств, и чтоб вера делалась для внешних (т. е. нехристиан. – Ред.) предметом смеха и шутки! Не стерпим подчинения царскому приказанию, пытающемуся уничтожить обычай, ведущий начало от отцов! Ибо несвойственно благочестивым царям уничтожать церковные постановления. Это – не отеческие дела. Ибо дела, совершаемые посредством насилия, а не – убеждения, суть разбойнические» («Первое защитительное слово…»).

Иоанн Дамаскин называл святых друзьями Христа, а тех, кто отрицает иконы мучеников, – врагами святых, призывая верующих: «Не бесчестите матери нашей – Церкви! Не совлекайте украшения ее!»

Иконоборческий собор 754 года предал Иоанна Дамаскина проклятию, как «мыслящего по-сарацински, сочинителя лжи, клеветавшего на

Христа и злоумышлявшего против государства, учителя нечестия, извращавшего Писание». Вместе с ним были преданы анафеме еще два защитника икон – Герман, Патриарх Константинопольский, и епископ Георгий Критский.

По одной версии, Иоанн Дамаскин присутствовал на том соборе, обличал иконоборцев, перенес тюремное заключение и пытки, после чего снова вернулся в монастырь Святого Саввы, где вскоре скончался. Но исторически более обоснованна другая версия, по которой к тому времени Иоанна Дамаскина, как и двух других преданных анафеме защитников икон, уже не было в живых.

Иоанн Дамаскин скончался около 754 года (по другим данным, около 780 года) и был погребен в Лавре Саввы Освященного возле раки с мощами преподобного Саввы.

Прошли годы, и в 787 году VII Вселенский Собор подтвердил верность учения Иоанна Дамаскина об иконопочитании.

В «Арабском житии Иоанна Дамаскина» приводится немало замечательных историй из его жизни в монастыре Святого Саввы.

Когда Иоанн прибыл в Палестину и обратился к настоятелю с просьбой разрешить ему поселиться в обители и принять монашество, тот очень обрадовался его приходу. Но никто не хотел принять Иоанна под свое духовное руководство – «вследствие его великой славы, возвышенного положения и почитания его». Наконец нашелся один из старцев, который согласился, все же сразу поставив Иоанну условие: «Не делай никакого дела без моего указания и совета. Не пиши никому писем. О мирских науках, которые ты изучил, не говори и не вспоминай вовсе». Иоанн пообещал в точности следовать всем этим указаниям.

Старец придумывал различные испытания, чтобы закалить послушание Иоанна. Например, однажды велел ему пойти продавать корзины в Дамаск, назначив за них двойную цену, в другой раз приказал вычищать в монастыре отхожие места, и Иоанн со смирением и благодарностью все исполнял.

Как-то в монастыре умер один старец, и его брат, тоже монах, по этому поводу сильно печалился. Он обратился к Иоанну с просьбой, чтобы тот составил для него тропарь «в виде утешения в его скорби, чтобы он его произносил и утешался, когда будет читать его, и отвлекался им от рыданий».

Иоанн рассказал ему о своем обещании старцу отказаться от творчества, будь то сочинение трактатов или песнопения. Но монах с рыданиями умолял, говоря, что он будет петь тропарь только наедине, когда его никто не услышит, и Иоанн Дамаскин из человеколюбия согласился. Тогда-то он и написал те прекрасные, благозвучные тропари, которые до сих пор исполняются при погребении христиан.

Когда Иоанн дописывал и громко пел последние строки, только что сочиненное песнопение услышал его духовный наставник. Узнав, что Иоанн не сдержал слово, он «изгнал его от себя», что означало: сочинитель должен был вообще удалиться из монастыря. Но ночью к суровому старцу явилась Богородица, вразумила его, после чего наставник пришел к Иоанну и сказал: «Сын мой духовный! Если отныне к тебе придет слово, которое ты скажешь, то никто не будет тебя от него удерживать, так как Бог одобряет и любит это. Открой уста твои и говори о всем, что тебя будет вдохновлять. Мое же запрещение тебе объясняется моим невежеством и малознанием».

С тех пор Иоанн Дамаскин стал писать книги и музыку, заслужив у современников прозвища «Святоречивый», «Золотой поток», «Златоточивый», «Златоструй», «Мансур Сладкопевец».

Каждый год на Пасху, на пасхальной заутрене, словно из глубины веков, сначала тихо, а затем все громче, торжествующе звучит: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав…»

Эту праздничную пасхальную службу тоже написал Иоанн, родом из Дамаска.

Праведная царица Феодора
(ок. 815 – ок. 867)

Праведная царица Феодора. Современная икона. Деян Манделц. Сербия.

…Да восстановит былую красу Божия Церковь!

…И сказали отроки царя, служившие при нем: пусть бы поискали царю молодых красивых девиц, и пусть бы назначил царь наблюдателей во все области своего царства, которые собрали бы всех молодых девиц, красивых видом, в престольный город Сузы, в дом жен под надзор Гегая, царского евнуха, стража жен, и пусть бы выдавали им притиранья (и прочее, что нужно); и девица, которая понравится глазам царя, пусть будет царицею вместо Астинь. И угодно было слово это в глазах царя, и он так и сделал (Есф. 2: 2–4).

Должно быть, в Византии IX века были хорошо знакомы с ветхозаветной Книгой Есфирь, где вначале рассказывается о том, как в V веке до н. э. персидский царь Артаксеркс выбирал себе супругу.

Примерно такой же «конкурс красоты» устроил в своем дворце и византийский император Феофил.

В начале 830 года со всех концов Византийской империи в Константинополь были привезены самые красивые дочери из знатных семейств для избрания императрицы. В царских палатах девушек выстроили в ряд, и молодой император, держа в руке золотое яблоко, начал делать обход.

«Была в числе невест одна благородная девица, по имени Икасия (Кассия), чрезвычайно красивая. Феофил, увидев и восхитившись ее красотой, сказал: „Чрез женщину зло излилось на землю“. Икасия со скромностью возразила: „Но и чрез женщину бьют источники лучшего". Оскорбленный возражением, царь отверг Икасию и отдал яблоко Феодоре, родом пафлагонянке», – говорится об этом событии в хронике Симеона Логофета, византийского хрониста X века.

По всей видимости, императору Феофилу не понравилось, что Икасия так непринужденно вступила с ним в диалог, и он выбрал стоящую рядом с ней скромно потупившуюся восточную красавицу. Это была юная Феодора.

Феодора родилась около 815 года в городке Эвиссе в Пафлагонии (область на севере Малой Азии), в богатой армянской семье.

Ее отец Марин был турмархом местного фемного войска (то есть управлял турмой, подразделением фемы, соединяя в своих руках военную и гражданскую власть).

Многие византийские императоры имели в роду армянские корни, в том числе и Лев V Армянин, чье правление пришлось на детские годы Феодоры. В то время армяне традиционно занимали ключевые должности и во дворце, и в византийской армии.

У Феодоры было два старших брата, Варда и Петрона, и сестры Каломария, Софья и Ирина. Мать Феодоры, Феоктиста, воспитывала детей в традициях православного иконопочитания.

Когда император Феофил вручил Феодоре золотое яблоко – символ любви и господства над миром, будущей византийской царице было примерно шестнадцать лет. Феофил тоже был молод и хорош собой. По свидетельству современников, он тщательно следил за своей внешностью и носил короткую прическу в классическом римском стиле, как Константин Великий.

История с выбором невесты хорошо показывает романтический характер и образованность Феофила. Если привезенные со всех концов царства красавицы отсылают нас к Книге Есфирь, то золотое яблоко в руке царевича напоминает о Парисе из древнегреческого мифа.

Когда-то пастуху Парису пришлось выбирать прекраснейшую из трех богинь: Гера пообещала ему власть и богатство, Афина – мудрость и славу, Афродита – обладание красотой. И Парис выбрал Афродиту, вручив ей золотое яблоко с надписью «Прекраснейшей» и тем самым признав высшими ценностями любовь и красоту.

Что-то подобное произошло и с Феодорой, которая, по словам современников, обладала редкой красотой, покладистым характером и необычайно любила своего супруга. Как писал о царице Продолжатель Феофана, она «пылко любила своего мужа…», причем до конца дней.

Феофил, сын византийского императора Михаила II Травла и царицы Феклы, действительно имел немало достоинств, за которые его можно было полюбить. Отец объявил его императором, едва Феофилу исполнилось семь или восемь лет, и подростком он уже возглавлял конный отряд и храбро участвовал в сражениях против вождя массового восстания в Византии Фомы Славянина.

Наставником царевича был известный своей ученостью философ и богослов Иоанн Грамматик. Феофил получил прекрасное образование – любил литературу и музыку, сам сочинял церковные гимны и был большим ценителем красоты во всех ее проявлениях.

Феофил стремился, чтобы у него все было самым лучшим: роскошные дворцы, одежда, украшения, – и желал стать для своих подданных идеальным правителем. Лишь одно омрачало прекраснодушные порывы Феофила: его отца, императора Михаила II Травла, в народе считали цареубийцей и царевичу было суждено унаследовать запятнанный кровью трон.

В юности отец Феофила, Михаил, был другом императора Льва V Армянина. Они вместе делали военную карьеру и даже по характеру во многом были похожи: оба малообразованные, зато храбрые вояки, честолюбивые, жадные до денег и власти.

Их крепко связывала особая мужская соревновательная дружба, когда успехи одного подстегивают самолюбие другого.

Лев первым достиг вершины власти, став византийским императором. Михаил занимал при нем высшие должности, стал патрицием и начальником федератов (общин), считался одним из самых влиятельных и богатых людей в Константинополе.

Император Лев V стал даже крестным отцом, «восприемником от купели», Феофила, сына Михаила.

Но постепенно отношения между друзьями разладились, и они превратились в непримиримых врагов. Император заподозрил Михаила в измене и установил за ним слежку. Доносчики предоставили записанные разговоры в кругу вельмож, где Михаил рассказывал компрометирующие истории из юности императора и хвастливо утверждал, что скоро сам станет царем.

Отец Феофила был взят под стражу и приговорен к казни. Приговор должны были привести в исполнение сразу же после празднования Рождества 820 года.

Утром, когда император Лев V стоял на праздничной службе в храме Святой Софии, на него с оружием набросились заговорщики, сторонники Михаила. Император попытался спрятаться в алтаре, схватил цепь от кадильницы (другие утверждают – большой крест), чтобы защищаться, но убийцы следом за ним ворвались в алтарь.

Продолжатель Феофана описывает, что происходило дальше: «…Они бросились на него скопом и ранили, ведь царь оборонялся и материей креста отражал их удары. Но, словно зверь, постепенно слабел он под сыпавшимися отовсюду ударами, отчаялся, а увидев, как замахнулся на него человек огромного, гигантского роста, без обиняков запросил пощады и взмолился, заклиная милостью, обитающей в храме. Был же этот человек родом из крамвонитов (народность в Византийской империи. – Ред.). И сказал он: „Ныне время не заклинаний, а убийств", – и, поклявшись Божией милостью, ударил царя по руке с такой силой и мощью…»

Императора Льва зарубили прямо в алтаре храма Святой Софии, «оставив тело валяться, словно булыжник». После этого заговорщики освободили Михаила из темницы и прямо в кандалах, так как второпях никто не мог найти ключей, посадили на царский трон, объявив императором Михаилом II.

«В середине дня, когда молва о случившемся уже распространилась повсюду и едва удалось разбить молотом кандалы, царь, не омыв рук, не обретя в душе страха Божия и вообще не успев сделать ничего необходимого, отправился в великий храм Божий, дабы получить венец от руки Патриарха и сподобиться всенародного провозглашения», – рассказывает Продолжатель Феофана.

Сам Михаил не принимал непосредственного участия в жестоком и подлом убийстве императора Льва V, но всем хорошо запомнилась лихорадочная спешка его венчания на царство и то, как он гордо в окружении своих сторонников шествовал в тот день по улице, «будто увенчанный победой атлет». И конечно, залитый кровью алтарь в храме.

«Миро оттуда верующий может собрать губкой, а вот цвет крови изменить нельзя» (Продолжатель Феофана).

Феофил был еще ребенком, когда случилось зверское убийство его крестного, изгнание в ссылку супруги императора Льва V и оскопление его сыновей (один из мальчиков после этого умер), чтобы они не могли претендовать на трон.

Он был единственным наследником императора Михаила II, но все, что происходило вокруг, имело мало общего с книжными представлениями о справедливых христианских правителях.

В 823 году умерла мать Феофила, царица Фекла. И его отец совершил поступок, снова вызвавший возмущение христиан: он пожелал взять в жены Евфросинью, дочь императора Константина VI, которая еще в детстве вместе с матерью приняла монашество. Должно быть, женитьбой на особе царских кровей Михаил II хотел узаконить свое правление в глазах тех, кто по-прежнему считал его самозванцем.

Монахиню Евфросинью разыскали в монастыре на острове Прйнкипо, привезли в Константинополь и сделали императрицей.

По сведениям византийских историков, именно мачеха надоумила Феофила устроить тот самый выбор невесты с золотым яблоком. Возможно, царь хотел лишний раз подчеркнуть, что для него, в отличие от отца, происхождение супруги не имеет значения, а важны только ее красота и добрый нрав.

Второго октября 829 года византийский император Михаил II Травл, процарствовав девять лет, умер от болезни почек, и на трон официально взошел его сын Феофил. А в 830 году в церкви Святого Стефана в Дафнийском дворце Константинополя состоялось венчание Феофила и Феодоры, после чего вся столица отпраздновала их свадьбу всенародными пирами.

Родственники императрицы перебрались в Константинополь и заняли при дворце почетные должности. Мать Феодоры получила чин «опоясанной патрикии» (высокое придворное звание, дающее право на свободный вход во дворец, а также на ношение отличительного знака – пояса). Братья Петрона и Варда сделали стремительную военную карьеру. Сестры удачно вышли замуж за императорских сановников.

И все-таки император обращался с активными родственниками Феодоры довольно строго, стараясь держать их на почтительном расстоянии.

Продолжатель Феофана упоминает, что однажды Феофил уличил брата императрицы Варду в каком-то проступке, и тот «во время обычного царского выхода бит шестьюдесятью ударами возле орология (солнечных часов. – Ред.)». Пресекал он и попытки родни Феодоры наладить семейный бизнес, используя имя императрицы.

Как-то, отдыхая на террасе с видом на море, император Феофил обратил внимание на тяжело груженный корабль и поинтересовался, чье это судно и что оно везет. К своему великому удивлению он получил ответ, что корабль принадлежит августе Феодоре. Император все понял и на следующий день со своей свитой отправился в гавань, где судно стояло на якоре.

Обращаясь к придворным, среди которых было немало родственников Феодоры, он задал вопрос: имеет ли кто-нибудь из них нужду в хлебе, вине или какой-нибудь другой домашней провизии? А так как все озадаченно молчали, император повторил свой вопрос во второй и в третий раз. Наконец, придворные с трудом выдавили в ответ: никто ни в чем не нуждается, имея счастье жить под властью такого императора, и поинтересовались, почему он их об этом спрашивает.

«Неужто не знаете, – сказал он, – что августа, моя супруга, превратила меня, царя Божией милостью, в судовладельца». «А кто когда видел, – прибавил он с душевной горечью, – чтобы ромейский царь или его супруга были купцами?» – передает Продолжатель Феофана речь разгневанного императора.

После этого Феофил приказал спустить с корабля людей, а само судно немедленно предать огню вместе с парусами, якорями и всем торговым грузом. «Немало слов сказал он позже, осыпал свою госпожу всевозможными оскорблениями и даже пригрозил лишить ее жизни, если только уличит в чем-нибудь подобном», – пишет Продолжатель Феофана, и, похоже, царский гнев в первую очередь был направлен на дорвавшуюся до власти родню императрицы.

Впрочем, взрывной и временами даже эксцентричный характер Феофила уравновешивался спокойным нравом царицы, и в семейной жизни император был вполне счастлив.

Прибывшие в Константинополь послы Кордовского халифата восхищались восточной красотой императрицы Феодоры даже тогда, когда она уже была матерью семерых детей.

Многие поступки молодого императора говорят о том, что Феофил всячески пытался восстановить честь императорской династии, запятнанную дурной славой отца.

Он отпустил Евфросинью в монастырь, объявив, что этот брак не угоден Богу, так как прежде была она обручена с Христом, и мачеха была ему за это благодарна.

Став императором, Феофил покарал убийц императора Льва V Армянина, которые возвели его отца на трон, проявив при этом осторожность и даже хитрость. Собрав синклит, он объявил, что теперь, став наследником царства, хочет сделать то, что не успел его отец, и отблагодарить всех, кто помогал его предшественнику бороться за трон. Феофил велел всем участникам заговора выйти из толпы и предстать перед синклитом.

Заговорщики решили, что Феофил хочет возвеличить их должностями и подарками. Но когда они вышли, Феофил выложил перед сановниками орудие убийства императора Льва V и спросил: «Чего достойны лица, входящие в святой храм и убивающие там помазанника Божия?» Сенаторы ответили: «Смерти», – и император велел эпарху применить к преступникам гражданский закон, по которому все они были казнены.

«Возможно, Феофил заслуживает похвалы за соблюдение законов, но уж вряд ли кто припишет ему кротость и мягкость души», – комментирует эту историю Продолжатель Феофана.

К царице Феодоре император относился с подчеркнутым вниманием и был почти примерным семьянином. Рассказывают, что однажды, плененный красотой одной из служанок царицы, он «прелюбодействовал с ней и жил легкомысленно». «Но когда понял свои прегрешения и что Феодора обо всем знает, сохнет, печалится и страдает, открылся ей и, воздевая руки к Богу, поклялся страшной клятвой, что только единственный раз оступился, и просил прощения у жены» (Продолжатель Феофана).

При императоре Феофиле на месте самого большого публичного дома в Константинополе был устроен странноприимный дом, который содержался из царской казны. Возможно, это деяние тоже было знаком его покаяния.

У императорской четы родились сын Константин и пять дочерей – Фекла, Анна, Анастасия, Пульхерия и Мария. К сожалению, Константин в годовалом возрасте в результате несчастного случая утонул в бассейне. Император уже отчаялся иметь наследника, так как в семье подряд рождались одни девочки, но последним из детей Феодора снова родила сына, названного Михаилом.

Только в одном вопросе в императорской семье не было единомыслия – в отношении к иконам.

Император Феофил, воспитанный Иоанном Грамматиком – одним из главных идеологов иконоборчества, считал, что только «темные люди», идолопоклонники, могут почитать иконы. Иконоборчество для него было неотъемлемой частью государственной политики.

Во время правления двух предшественников Феофила иконы повсеместно уничтожались, из литургических сборников были изъяты гимны в честь икон, в школах проводились специальные уроки, на которых детей учили с презрением относиться к иконам и их почитателям.

Царица Феодора была вынуждена прятать от супруга иконы, чтобы лишний раз не прогневить его. Продолжатель Феофана описывает случай, когда Феодору за молитвой перед иконами застал императорский шут Дендрис. За обедом без злого умысла шут сказал Феофилу, что был у «мамы» (так он называл Феодору) и видел, как она из-под подушки доставала красивых «лялек».

«Царь все понял, воспылал гневом и, как встал из-за стола, сразу отправился к жене, осыпал ее всякой бранью и бесстыдным языком своим обозвал идолопоклонницей и передал слова помешанного. На что она, уняв гнев, сразу ответила: „Не так, совсем не так, царь, понял ты это. Мы со служанками смотрелись в зеркало, а Дендрис увидел отраженные там фигуры, пошел и без всякого смысла донес о том господину и царю“. Так удалось ей тогда погасить царский гнев».

Втайне от мужа Феодора приучала к иконопочитанию и дочерей, которые часто бывали в доме ее матери Феоктисты. Однажды младшая из девочек рассказала императору, что их бабка в ларце держит «прекрасных кукол», которых прикладывает ко лбу своих внучек и просит, чтобы их с благоговением целовали. «Ее лепет привел царя в бешенство, но от суровых и жестких мер удержали его достоинство и благочестие этой женщины, но не меньше также и ее право свободной речи. Поэтому царь ограничился тем, что преградил к ней доступ своим дочерям и воспрепятствовал частым их посещениям».

Продолжатель Феофана сообщает, что мать Феодоры «в открытую порицала непрекращающиеся гонения на исповедников, осуждала его откровенную ересь» и имела смелость открыто обличать императора. Таких же убеждений были все братья и сестры Феодоры.

Многие ненавидели императора Феофила за его иконоборческий указ, где говорилось: «Я запрещаю изображать и рисовать их, дабы не воспылало к ним любовью существо низменное, а пусть только взирает на одну истину». Из-за указа, пишет Продолжатель Феофана, «принялись низвергать по всем Божиим церквям образа, а вместо них изображать и рисовать зверей и птиц».

Видя оголенные стены церквей с восточными орнаментами (Феофил, помимо прочего, был большим поклонником арабской культуры) и изображениями птиц, современники считали их свидетельством «звериного и рабского образа мыслей императора». А когда во Влахернской церкви иконы на евангельские сюжеты были уничтожены и заменены картинами и цветами, деревьями и птицами, прихожане с обидой говорили, что храм «превращен в овощной склад и птичник».

Но царица Феодора знала о своем супруге то, что от других было скрыто, – Феофил был сомневающимся, колеблющимся иконоборцем. В глубине души император не был до конца уверен в справедливости гонений на почитателей икон. Нередко Феофил подолгу беседовал с защитниками икон, желая понять истину, а иногда монахи «целым строем являлись к нему», и император внимательно выслушивал все их доводы.

Однажды некий монах во время диспута настолько поколебал убеждения императора, что тот отправил его к Иоанну Грамматику, которого в 837 году возвел в сан Патриарха Константинопольского. Но в том споре монах и Патриарха «обратил в существо рыбы безмолвнее, причем не софистическими и диалектическими доводами, а апостольскими и евангельскими речениями».

Известен случай, когда в диспуте участвовали два брата-монаха Феодор и Феофан из Палестины, прозванные позднее «начертанными». Феофан пытался убедить императора в том, что иконоборцы нарочно держат в дворцовой библиотеке «искаженно» переписанные книги, а на самом деле у святых отцов Церкви нигде нет хулы на иконы.

«Когда же блаженный Феофан вразумил его и пальцем показал, где через три листа найти искомое, царь уже не смог перенести его смелости и, сознавая его правоту, сбросил прежнюю маску великодушия, обнажил зверя и сказал: „Негоже царю терпеть оскорбления от таких людей“».

После этого, как пишет Продолжатель Феофана, император «велел отвести монахов во внутренний сад Лавсиака, дать по двадцать ударов и на лбу у каждого выжечь нелепые ямбы собственного сочинения». Византийский историк даже приводит целиком это стихотворение императора Феофила из двенадцати строф, которое заканчивается словами:

 
Не отреклись от беззаконной глупости,
И вот с клеймом на лбу, как у преступника,
Осуждены и изгоняются опять.
 

Снова Феофил впал в гнев, и опять – эксцентричная выходка… Не из-за собственных ли колебаний?

Примечательно, что в последнее время император брал с собой в военные походы будущего епископа Мефодия, убежденного защитника икон, выпущенного из тюрьмы.

«Причем делал это не впервые и не сейчас только, а постоянно, и держал его при себе, то ли чтобы тот благодаря присущей ему мудрости разъяснял Феофилу (который был неутомимым исследователем тайного) вещи неясные и для большинства неизвестные, то ли потому, что из-за распри по поводу почитания святых икон боялся восстания с его стороны» (Продолжатель Феофана).

В общей сложности, как подсчитали историки, император Феофил провел восемнадцать войн, и не все они были удачными.

Поражением для Феофила закончилась и битва за город Аморий, когда арабы захватили в плен всех оставшихся в живых византийских военачальников. В течение семи лет их держали в темнице, после чего предложили отказаться от Христа и принять ислам. Все они не отреклись от веры и сложили свои головы 6 марта 845 года. В этот день Церковь ежегодно отмечает память сорока двух аморейских мучеников.

Во время последнего арабского похода император Феофил выпил талой воды и заболел желудочной болезнью (дизентерией), которая оказалась смертельной.

Болезнь и кончина молодого императора стала для всех неожиданностью.

Больше всего Феофил опасался, что сразу же после его смерти родственники Феодоры вступят в схватку за трон, оттеснив сына-наследника. Боялся он также измены со стороны влиятельного военачальника Феофоба.

Как рассказывает Продолжатель Феофана, император не успокоился до тех пор, пока военачальник Феофоб не был казнен и умирающему Феофилу не доставили его голову. «А когда, во исполнение приказа, ее принесли, схватил ее рукой за нос и сказал: „Теперь и ты не Феофоб, и я не Феофил“».

Впрочем, историк тут же добавляет, что, возможно, Феофоб был казнен кем-то из его многочисленных врагов, а вовсе не по приказу умирающего императора. Да и в приведенной реплике императора Феофила нет торжествующей радости по поводу страшного трофея.

На смертном одре Феофил провозгласил сына Михаила императором, а царицу Феодору – регентшей при двухлетнем наследнике до тех пор, пока тот не достигнет совершеннолетия.

Царица Феодора находилась рядом с супругом до последнего его вздоха. Незадолго до кончины, когда они были наедине, император вдруг попросил ее принести икону и «прильнул своими устами к святому изображению».

Феофил умер 20 января 842 года, процарствовав двенадцать лет и три месяца. Он велел подданным после своей смерти соблюдать «благорасположение к супруге и сыну».

В совет при царице Феодоре, ставшей регентом малолетнего монарха, вошли ее старший брат Варда, дядя по отцовской линии Мануил, логофет Феоктист, упоминают также и подросшую к тому времени старшую дочь Феклу.

Все они были сторонниками иконопочитания, и почти сразу же во дворце стали говорить о необходимости указа в защиту икон. Побеседовать на эту тему с убитой горем царицей было поручено ее дяде Мануилу, которого покойный император особенно любил, называя своим спасителем и благодетелем. Однажды во время сражения Мануил спас царю жизнь и буквально силой вытащил с поля боя, привязав его коня за свой ремень.

Услышав о восстановлении Православия, царица Феодора сказала: «Всегда того желала и радеть о том никогда не переставала». И заверила дядю, что давно думала об этом, но ей мешали полчища дворцовых сановников, многочисленные митрополиты-иконоборцы, а больше всех – Патриарх Константинопольский Иоанн Грамматик, имевший огромное влияние на покойного супруга.

Выслушав ее, Мануил сказал: «Раз ты, госпожа, так похвально рассуждаешь и мыслишь, что мешает тебе привести все в исполнение и велеть совершить сие всенародное торжество?»

Действовать решили немедля, известив через посыльного Патриарха Иоанна Грамматика, что множество благочестивых христиан просят царицу восстановить почитание икон и она согласна подписать указ.

«Если ты с ними согласен и заодно, да восстановит былую красу Божия Церковь. Если же пребываешь в сомнениях и не тверд мыслью, оставь трон и город, удались в свое именьице, жди там святых отцов, что готовы обсудить, и поспорить, и убедить тебя, если будешь дурно говорить об иконах», – было начертано рукой царицы Феодоры в послании патриарху-иконоборцу.

Дело было деликатное, так как перед смертью император Феофил взял слово с царицы и логофета Феоктиста, что они не поколеблют положения Патриарха Иоанна. Но на этот раз Иоанн Грамматик сам себя перемудрил. Получив от Феодоры ультиматум, он попросил время на размышление, после чего нанес себе ножом неопасные раны в живот. По столице тут же распространились тревожные слухи, будто бы Патриарх Иоанн убит по приказу императрицы.

Церковь Святой Ирины. Константинополь, Византия

(современный Стамбул, Турция). VI в.

Византийский историк X века Иосиф Генезий пишет: «Когда было раскрыто, что эта театральная сцена измышлена со злым намерением, остроумный расследователь возгорел гневом, почему он по заслугам лишился церковной власти». Было произведено расследование, в ходе которого Патриарха признали, ссылаясь на показания прислуги, виновным в преднамеренном нанесении себе ран с целью вызвать волнения в столице. Иоанн был свергнут церковным Собором с кафедры «за попытку самоубийства».

Царица Феодора, помня о данной супругу клятве, не позволила его преследовать. Иоанн Грамматик удалился в собственное «именьице» в местечке Психа на европейском берегу Босфора, где спокойно жил до конца своих дней.