Текст книги "Полуденный вор"

Ольга Лаврова, Александр Лавров
Полуденный вор

Массивные замысловатые часы – бронзовое литье прошлого века – показывают двенадцать. В окна бьет солнце и освещает дорогую мебель в стиле «ретро», ковры, сияющую хрустальную горку. Вещей слишком много, и чувствуется, что хозяева их нежно лелеют. И тем более режет глаза беспорядок: распахнутые дверцы шкафов, выброшенная на пол одежда. На столе раскрыт небольшой чемоданчик, возле которого облигации трехпроцентного займа, женские украшения, золотой портсигар.

В комнате чужой человек – вор. Спортивного вида, располагающей наружности, лет тридцати с небольшим. Он сноровисто роется в белье; руки в кожаных перчатках быстро перебирают простыни и скатерти, нащупывают тугую пачку денег, метко кидают ее в чемодан. Вдруг вор замирает: в прихожей хлопнула дверь.

Плотный самоуверенный мужчина с портфелем и в плаще торопливо входит в комнату и останавливается, будто споткнувшись.

– Эт-то что?.. – начинает он грозно. И осекается…

– Обыск! – отрезает вор, стоя к хозяину почти спиной. – Изымаем ценности, гражданин Шарипов. Коля! – окликает он воображаемого помощника. – Стань на выходе, завмаг прибыл!

У Шарипова обвисают щеки.

– Сейчас подпишите протокол и поедете с нами, – цедит вор, выдвигая последний ящик. – Допрыгались до тюрьмы… Деньги и документы на стол!

Онемевший Шарипов выкладывает бумажник и документы.

– Теперь соберите белье! – командует вор. – Рубашки, трусы, носки. Живо-живо, я на работе! – прикрикивает вор.

Шарипов неверными шагами направляется в смежную комнату.

Вор молниеносно укладывает добычу и, сделав шутовской прощальный жест в сторону невидимого Шарипова, выскальзывает из квартиры.

На пороге появляется хозяин, молитвенно прижимая к груди несколько пар носков.

– Умоляю, дозвольте позвонить жене! – произносит он, не сразу замечая, что обращается к пустой комнате.

Постепенно ситуация начинает для него проясняться. Он прислушивается, бросается в коридор, возвращается.

– Обокрали! Всего-навсего обокрали!.. – В блаженном облегчении завмаг всхлипывает и утирается носками…

* * *

А вор уже далеко. Он сходит по трапу самолета… Предъявляет в гостинице паспорт на имя Шарипова… С лоджии первого этажа жилого дома спускает чемодан в густо растущие внизу кусты… В поезде сбывает попутчице золотую цепочку и кольцо…

Сменяются виды транспорта, пейзажи и города, а он, уверенный и неуловимый, не привлекает ничьего подозрительного внимания, пока в перронной толчее, садясь в экспресс, отправляющийся в Москву, не попадается на глаза женщине, которая хмуро и пристально смотрит ему вслед. А затем горячо рассказывает что-то человеку в милицейской форме.

И в то время, как вор любуется из такси московскими пейзажами, на стол перед Томиным ложится его фотография с объявлением о всесоюзном розыске.

– Кто таков? – спрашивает Знаменский.

– Глеб Царапов… Удачливый вор-гастролер, чтоб его ободрало! Прибыл в столицу. И почему-то считается, что я могу выудить его среди десяти миллионов!..

– Помчались, Саша! – торопит Знаменский. – Доцент небось волнуется…

* * *

Доцент действительно волнуется, разговаривая с ними во дворе многокорпусного дома.

– Все поняли, помните? – проверяет его Томин.

– Да помню-помню: здороваюсь, показываю сберкнижку. И тут подъезжает ваша машина.

– Главное, не нервничать, – советует Знаменский. – Средь бела дня и под нашим присмотром вам ничего не грозит.

– Просто я легко одет и как-то зябко… – доцент смотрит на часы.

– Пора, занимайте свой пост, – решает Томин.

Доцент уходит к одному из подъездов и там останавливается, стараясь принять непринужденную позу…

Издали во двор въезжает «Волга» с четырьмя пассажирами. Из машины выходит коренастый блондин в кожаном пиджаке и машет рукой, подзывая доцента.

Тот чуть медлит, украдкой косится на Знаменского и Томина и видит, что они поглощены безмятежным занятием: поставив на скамью хозяйственную сумку, перекладывают в нее свертки и бутылки из авоськи.

Доцент неуверенно двигается к блондину и на полдороге, не утерпев, снова оглядывается на своих заступников. В тот же миг «Волга» дает задний ход, стремительно выезжая со двора. Блондин с невнятными воплями припускает следом.

Тем временем из-за угла соседнего корпуса вылетает милицейский УАЗ, стараясь отрезать «Волге» путь к отступлению. Но перед ним мчится, закрывая проезд на улицу, блондин в кожаном пиджаке.

– И дернуло же вас оглянуться! – говорит с досадой Томин.

– Но вы оба стояли спиной… – бормочет доцент. – И абсолютно не обращали внимания… по-моему.

– По-вашему.

* * *

Кожаный пиджак, разумеется, задержан, и теперь они с доцентом находятся у Пал Палыча. Здесь же присутствует Томин.

Задержанный Агафонов пока еще не сообразил, в чем признаваться, а что отрицать, и потому отпирается от всего чохом. Врет он на самых искренних интонациях, без наигрыша, почти задушевно.

– Я же все рассказал! Вы же записали!

– А теперь мы спросим у товарища Пекуровского, – усмехается Знаменский. – Вы встречали человека, с которым находитесь на очной ставке?

– Да. Позавчера у комиссионного магазина «Автомобили» он предложил мне «Волгу». – За крепкими стенами Петровки доцент чувствует себя в безопасности и держится с достоинством.

– Да нет у меня никакой «Волги», хоть кого спросите!

– Ладно-ладно, Агафонов. По цене? – спрашивает Знаменский у Пекуровского.

– На тысячу рублей ниже государственной.

– Как он это мотивировал?

– Дескать, подает на развод. Но раньше, говорит, надо ликвидировать машину, чтоб жена не претендовала на долю.

– И жены у меня нет!

– Неужели я не понимаю, что ни «Волги», ни жены? – отмахивается Знаменский. – Продолжайте, товарищ Пекуровский.

– Ну… я в принципе согласился. И он мне отдал как бы в залог техпаспорт, а я дал задаток. Условились, что сегодня он за мной заедет с приятелями. А я захвачу зятя и поедем оформлять в какой-нибудь загородный пункт.

– Почему же не в городе?

– Да здесь деньги ему выдали бы через три дня, и жена могла, дескать, дознаться и поднять скандал. А там я плачу в кассу, и он сразу получает. Потому что там нет условий для хранения денег…

– И вы всему поверили? – подает голос Томин.

– Очень правдивым показался парень…

Знаменский взглядывает на Агафонова.

– Да, пожалуй. Но потом все-таки обратились в милицию?

– По счастью, жена засомневалась… в смысле – моя.

– Ясно. Ну? – обращается Знаменский к Агафонову.

– Товарищ что-то путает.

– Будет вам, Агафонов. Мы же видели вас в «Волге». Горзнак у нее тот же, что в техпаспорте, за который Пекуровский заплатил вам. – Знаменский показывает техпаспорт. – Владельцем здесь значится И.П. Агафонов. А номер машины, между прочим, фиктивный. Стало быть, «Волга» краденая.

Агафонов встревоженно вскидывается:

– Честно?

– Честно.

– Да чтоб я связался с таким делом! Да я лучше пойду в воду кинусь!

– Наверно, хорошо плаваете, – замечает Томин.

– Что? – не сразу понимает Агафонов. – А-а… – В настроении парня наступает перелом. – Правильно все товарищ Куровский рассказывает. Подтверждаю.

– Пе-куровский, – поправляет доцент.

– Давайте по порядку, – говорит Пал Палыч. – Что за машина?

– Якобы знаменитого артиста. Самому неловко продавать, в лицо узнают. И по знакомству сделали, как будто моя. – Теперь Агафонов разговаривает более однотонно и деловито. Говоря правду, он меньше заботится, чтобы поверили.

– Сказка для школьников.

– А что мне, начальник, я сбоку припека. Взяли заместо вывески – рожа, говорят, подходящая. И всей моей выгоды – что вот пиджак выдали. Ношеный, правда, но у меня и такого нет. Один ватник.

– Оттуда, что ли? – осведомляется Томин.

– Да, от хозяина. Второй месяц как вышел, а тут эти ребята…

– Кто они? – спрашивает Знаменский.

– А леший их разберет… Если подумать, – помолчавши, говорит Агафонов, – то ничего мне не известно.

– Ну-ну, Агафонов! – сердится Томин.

– Да вам ведь что нужно: фамилия, местожительство, где работают. А они мне анкету не показывали. Звали меня Ванечка, я их – Леша да Юра. И все.

– Где познакомились?

– Свела нелегкая у пивной бочки.

Пал Палыч и Томин переглядываются: только что разлетелись допросить, только задержанный перестал запираться – и осечка!

– Приметы? – хмурится Знаменский.

– Люди как люди. Один повыше, другой пониже. Который повыше – это Юра, у него темные очки. А Леша – тот лицом старше и лысоватый. За рулем третий сидел. Боря… – Агафонов приостанавливается. – Я описывать не умею… Ну, выпить не дураки. Одеты – дай бог каждому. А больше ничего приметного.

* * *

В вагоне метро все места заняты. У тех дверей, что обращены к стене тоннеля, Раиса Глазунова стоя читает журнал. Безукоризненно одетая и причесанная, с выражением независимости на лице, она являет собой образчик очаровательной деловой женщины. Неподалеку вор – Глеб Царапов, придерживаясь за поручни, рассматривает ее одобрительно, но в общем-то от нечего делать.

На очередной остановке поезд заполняют пассажиры, возникает давка, и Царапова притискивают к Раисе. Она пытается откинуться назад, вор близко видит ее глаза и нахмуренные в легкой досаде брови. Из желания порисоваться или поддавшись галантному побуждению, он опирается ладонями в дверь, отжимает толпу назад и сдерживает ее напор, освобождая вокруг женщины некоторое пространство.

– Читайте.

– Благодарю, – насмешливо произносит она и, стоя в кольце его рук, читает до следующей остановки. Там платформа оказывается расположенной со стороны Раисы и она выходит, оставив вора несколько разочарованным: он привык к вниманию. Но прежде чем скрыться, Раиса оглядывается, а сквозь стекло закрывшихся дверей он прощально и иронически приподымает руку.

* * *

Пригородный поселок. Глухой забор и крепкие ворота, в которых прорезана калитка. Раиса Глазунова нажимает кнопку звонка и нетерпеливо притопывает ногой. Наконец калитка отворяется, взору Раисы предстает давно небритый мужчина неопределенного возраста.

– Здравствуйте, Борис Анатольевич… Кажется, вы меня не узнаете, – снисходительно улыбается Раиса, замечая, что тот изрядно «под банкой». – Красный «жигуль», левое крыло и дверца.

– Помню, – говорит хозяин. Привалясь плечом к забору, он не проявляет желания впустить женщину внутрь.

– Не сделали! – догадывается она, мрачнея. – Это уже форменное свинство! Вы же знаете, что в среду я уезжаю!

– Где среда, там и пятница, – тянет хозяин.

– Да поймите, мы едем компанией на трех машинах. Вы попросту срываете мне отпуск!

– Как-нибудь перебьешься. Приболел я.

– То бишь запил. Ох, мужики!

Из-за ее спины с механиком здоровается проезжий, который затормозил против ворот.

– Боря, – спрашивает он, – чего-то у меня внизу звякает, не пойму.

– Тронься, – просит механик.

Тот трогает машину, проезжает метра полтора.

– Жмунькает, – мгновенно ставит диагноз автомеханик. – Крестовина.

– А-а… Вот спасибо тебе! – И автомобилист отъезжает. Этот короткий диалог напоминает Раисе, что ее собеседник – не только обманщик и пьяница, но и искусный мастер.

– Борис Анатольевич, миленький, – говорит она. – Будьте человеком! Если я в среду утром…

– Не-е. На той неделе.

– Тогда я забираю машину!

Соловые глаза мастера открываются пошире. Помедлив, он отступает назад, давая Раисе войти. Она обегает взглядом двор и оборачивается к хозяину с вопросительным и сердитым видом.

– Нету, – сообщает он. – Увели.

– То есть как? – медленно спрашивает она.

– Не знаешь, как уводят?.. Хошь кричи, хошь плачь – «жигуля» нету!

– Я, кажется, не кричу и не плачу, – каменным голосом говорит Раиса. – Но зачем вы морочили голову?

– Да ведь жалко, начинаешь переживать, – лицемерит хозяин. – А это, может, кто из своих. Может, еще пригонят.

– Из каких «своих»?

– Из поселковых ребят, здешних. Тут вот свадьбу играли, трое суток колобродили, может, кто под парами и того…

– Борис Анатольевич, вы заявили в милицию? – пресекает Раиса его скороговорку.

– Не.

– Послушайте, вы, конечно, нетрезвы, но все же в своем уме? Я вам доверила машину – машина пропала. Вы за нее в ответе. И не лопочите мне про свадьбу!

Видно, механик ожидал «ахов» и «охов», его удивляет проявленное женщиной присутствие духа.

– Если без скандала, полюбовно если – буду тебе понемножку выплачивать… сколько смогу. Но чтоб милиция не цеплялась, так и знай! А иначе – и не видел, и не слыхал, и ничего не ведаю, поняла?

– Нет! Не на таковскую напали! – взрывается Раиса.

* * *

Квартирная хозяйка, словоохотливая женщина средних лет, вводит Царапова в комнату. Он снимает себе жилье.

– Вот, пожалуйста, эта комната.

Вор осматривается и, перегнувшись через подоконник, выглядывает за окно.

– Вид из окна у меня превосходный! – заверяет хозяйка.

– А балкон справа тоже ваш?

– Нет, балкон в другой квартире и даже в другом подъезде.

– И что там за соседи? Очень шумят?

– Мертвая тишина! Летом они на даче… Тахта у меня, пощупайте, мягкая…

– Это немаловажно, – улыбается вор. – Что ж, пожалуй, поживу. Такие подробности, как прописка, вас не беспокоят?

– Н-ну… – мнется женщина.

– Я бы с удовольствием, но при командировках мы должны прописываться в ведомственной гостинице. А условия там, сами понимаете… Да не беспокойтесь, заплачу вперед, гостей водить не собираюсь, мы с вами поладим.

– Ну… хорошо. В конце концов, приличного человека видно…

* * *

Знаменский и Томин получают взбучку от начальства. Начальство новое, чего от него ждать, никто пока не ведает.

– Позорный провал операции! – Полковник не дает воли эмоциям, но заметно, что очень недоволен. – Вы себя обнаружили и упустили шайку буквально из рук!

– Виноваты, товарищ полковник.

– Безусловно. И будет приказ о наложении взысканий.

– Оперативную часть разрабатывал я, – заявляет Томин. – Знаменский присутствовал для оформления следственных действий.

Полковник бросает на него острый взгляд.

– Вы инспектор или адвокат? – И, не дожидаясь ответа, продолжает: – Каким образом сорвалось преследование?

– Не могу понять. Куда-то они очень ловко нырнули. Все ближайшие патрули были оповещены по рации.

– Даю сорок восемь часов на разработку плана мероприятий.

– Ясно, – вместе отвечают Знаменский и Томин.

Полковник делает пометку в настольном календаре.

– Вопрос второй, – адресуется он к Томину. – У вас дело Царапова. Что предпринято?

Томин мог бы сказать, что вопрос несерьезный. Даже нет уверенности, что вор в Москве. А если б уверенность и имелась, все равно ничего толкового предпринять пока невозможно. И практически никакого дела нет, а есть лишь мечтание поймать гастролера. Прежнему начальнику Томин так и отрапортовал бы. Впрочем, тот не задал бы подобного вопроса.

– Пустые руки, товарищ полковник, не с чем вести розыск. Направил запросы по всем местам, где за ним числятся кражи. Рассчитываю на вас в смысле сроков.

– Хорошо. Будет шифровка о немедленном исполнении. – Полковник оборачивается к Пал Палычу. – А вы, раз уж работаете сейчас в одной упряжке, примите к своему производству и дело Царапова.

* * *

А Царапов прогуливается по улице, наметанным глазом окидывает фасады и публику. По одежде, машинам, заворачивающим в проезды между домами, по множеству известных ему признаков определяет он степень зажиточности квартала и удобство его для своих целей. Облюбовав два дома, стоящих друг против друга, вор входит в один из них и поднимается на лестничную площадку перед последним этажом. В руке он несет рулончик, закатанный в газету.

Когда занята наблюдательная позиция и противоположный дом оказывается как на ладони, из рулончика появляется подзорная труба и вор принимается за изучение освещенных окон, которые не задернуты занавесками…

* * *

Раиса Глазунова явилась к механику с подкреплением: сегодня рядом с ней преданная подруга Татьяна, на первый взгляд бой-баба.

Автомеханик трезвый, злой, но более вежливый, чем накануне. Стараясь не смотреть на Раису с Татьяной, говорит куда-то в пространство:

– Зачем же я, да при вашей подруге, буду признавать такой факт? Такого факта не было.

– То есть вы не брались выправить мне крыло и дверцу? – с перехваченным горлом произносит Раиса.

– Совершенно верно, девушка. Для ремонту есть автосервис. Я же, если кому помогу, то исключительно по дружбе. А вы мне незнакомы.

– Ах, вот как?! – угрожающе надвигается на него Татьяна. – Ну тогда имейте в виду, я где угодно поклянусь, что я лично присутствовала, когда вы брали машину в ремонт!

– Спасибо, предупредили. Буду иметь в виду. Вспоминать буду, с кем в тот день напролет пиво пил. Ребята подтвердят. И кончен наш разговор, девушки. – Он поворачивается и идет к дому.

– Этот подонок думает, что меня можно без хлопот ограбить! – восклицает Раиса.

– Эх, прийти бы с мужиком, который может морду набить! Другой был бы разговор!

– Ты весь миллион моих друзей знаешь. Кто? – Раиса недолго ждет ответа подруги и сама подытоживает. – Людей навалом, а настоящего мужика нет!

Обе не обращают внимания на «Волгу», которая въезжает в ворота. Из нее вываливается Пузановский, грузный, лет пятидесяти мужчина «авторитетной» наружности.

– Здравствуйте, мастер, – говорит Пузановский.

– Здравствуйте… гражданин, – с запинкой откликается механик.

Этим «мастер» и «гражданин» они быстренько условились: я тебя не знаю – ты меня не знаешь.

– Чинить машину? – поворачивается Татьяна к новоприбывшему.

Тот издает нечленораздельное междометие, которое можно понять скорее отрицательно и перехватывает инициативу.

– Что-нибудь случилось? Конфликт? – обращается он к Раисе, стремясь уйти от вопросов Татьяны.

– Совсем маленький, – саркастически отвечает женщина. – Я отдала в ремонт «Жигули», и теперь машины нет!

– Где же она?

– Вчера сказал – угнали. Сегодня говорит, что вообще не брал!

– Черт-те что! Машина здесь? – рявкает Пузановский на механика.

– Нету, – опасливо и виновато отзывается тот.

Пузановский сглатывает ругательство и вновь переключается на женщин.

– Что вы собираетесь делать?

– Заявить в милицию, что же еще!

– Да, конечно… Садитесь, я подброшу. Я и минуты здесь свою машину не оставлю! – Он торопливо открывает перед подругами дверцы. – Прошу вас, прошу…

Прежде чем сесть, Татьяна придвигается к автомеханику:

– Таких, как ты, надо отстреливать в детстве!

* * *

На уличных часах без десяти двенадцать. Вор с чемоданчиком идет на дело – собранный, пружинистый, почти праздничный. Впереди – облюбованные им дома-близнецы.

Дверь квартиры задерживает его на одну-две секунды: к пробою замка он приставляет ребром что-то небольшое, плоское, отсвечивающее металлом. Слышится гудение, потом щелчок, и Царапов убирает приспособление в карман. Дверь послушно открывается и затворяется за ним.

В комнате он останавливается, опускает на пол чемодан и медленно-медленно обходит по кругу, ни к чему не прикасаясь, сосредоточенный и самоуглубленный. Не шарит суетливо глазами по стенам, даже не выделяет особо каких-то предметов, но, кажется, словно ему сейчас слышны голоса вещей и каждая сообщает о своем местонахождении.

Круг завершен. Вор стряхивает оцепенение и уверенно открывает одну из секций мебельной стенки…

И вот уже шагает с чемоданом прочь от подъезда, заворачивает за угол – и нет его.

Час спустя у подъезда роится кучка соседей: идут обычные в таких случаях пересуды.

– Четырнадцатую квартиру обворовали!

– Шесть магнитофонов взяли!

– Четыре, – поправляет подросток.

– Ну магнитофоны – не горе, – говорит одна из женщин.

Ветхая старушка подхватывает за женщиной:

– Какое горе, милая! Хоть потише станет, спасу не было. В однех руках шесть магнитофонов!

– Четыре, – упрямо вставляет подросток.

– Много он вам мешал, – заступается за потерпевшего мужчина с хозяйственной сумкой. – Всю жизнь по экспедициям, два месяца здесь, а десять – нету. Одна у человека радость была, музыку послушать!..

Из подъезда выходит Томин, и беседа прерывается.

– Товарищи! – обращается он к собравшимся, – кто-нибудь был вблизи подъезда около двенадцати часов?

– Да я почти безотлучно, – откликается старушка.

– Посмотрите, такой вот мужчина. Проходил он мимо вас в подъезд и обратно?

Старушка взволнованно рассматривает фотографию.

– Это жулик? Никогда не подумаешь!

Через плечо старушки заглядывают любопытные, и вот уже карточка пошла по рукам.

* * *

– Всю захватали, а толку чуть, – говорит Томин, бросая фотографию Царапова на стол. – Однако почерк его.

Вернувшись на Петровку, тройка заседает в кабинете Знаменского. Дело Царапова начинает обретать плоть.

– Есть хоть предположения, чем он вскрывает двери? – спрашивает Знаменский у Кибрит.

– Нет, Пал Палыч, совершенно «нестандартный» инструмент.

– Наш Цап-Царапов еще войдет в историю криминалистики! – усмехается Томин. – Очень ловкий прохиндей! И звериный нюх – ведь ни разу не полез в квартиру, которая поставлена на сигнализацию! А сегодня с этими магнитофонами? Даже по шкафам не рылся, пошел и достал. Причем какие магнитофоны – два наушных, роскошный «Шарп», «Грюндик»! Унес, и никто не видал!

– И, по-вашему, он работает без наводчиков? – спрашивает Кибрит.

– При его разъездах установить контакты на местах – маловероятное дело, – возражает Знаменский.

– Но как он в чужом городе определяет, у кого что взять? – продолжает сомневаться Кибрит.

– Не знаем, – разводит руками Томин. – Наверняка мы знаем одно: Царапов всегда орудует в полдень.

– Какая-нибудь суеверная примета, – замечает Кибрит.

– Дай-ка, Паша, справочки с мест. Покопаюсь еще раз… – Томин углубляется в изучение ответов на запросы.

– Между прочим, вы не забыли, что выговоры по автоделу висят? – спрашивает Кибрит.

– Это, Зиночка, незабываемо. Завтра – кровь из носу – начальству нужен план расследования, – вздыхает Пал Палыч.

– Шурик, отвлекись от вора!

– Сейчас, Зинаида. – Томин продолжает возиться с бумагами. – Про план я помню. Сейчас составим грандиозный план, как переворошить всю автомобильную подноготную города и области…

Махнув на него рукой, Кибрит достает технический паспорт на машину и заключение экспертизы, протягивает Пал Палычу.

– Мы думали, только горзнак подделан. Оказалось, весь техпаспорт фальшивый. Но подделка на очень высоком уровне. При разовом изготовлении подобного качества добиться нельзя.

– Налаженное производство фальшивок? Такой размах?.. Эх, как мы с доцентом напортачили! Остались в наследство никчемный Ванечка и красивые следы удравшей задним ходом «Волги».

– А слепки с них сняли?

– Сняли. Изобразили тщательную работу на месте происшествия.

– Послушай, Пал Палыч… – Некая мысль бродит у нее в голове, но еще не оформилась. – Если «Волга» из угнанных, то найти бы хозяина… Я, правда, не знаю, что это даст, но…

Томин захлопывает «воровскую» папку:

– Никаких зацепок. Только через сбыт краденого… Ну-с, к вашим услугам. Каким это манером ты собираешься найти хозяина «Волги»?

– По-моему, любой владелец скажет, что, например, левая задняя резина у него самая стертая, переднюю правую недавно чуть не пропорол об гвоздь и осталась метка и так далее. Я могу составить подробное описание. А вдруг…

– Ты, оказывается, фантазерка, – усмехается Томин. – Но трудолюбие надо поощрять, Паша. Выдай ей слепки.

* * *

У тех, кого нашим героям так хотелось бы изловить, тоже заседание. В квартире Пузановского собралась уголовная компания. Кроме самого хозяина и автомеханика Молоткова присутствуют Печкин, Тыква и Самородок. По форме главенствует Пузановский, по сути заправляет Печкин. Он минутами звероват, но без ярко выраженной блатной окраски в речи и повадках. Однако ухмылка выдает натуру хитрую, властную и жестокую.

– Это куда ж тебя повело? А, механик? – мрачно, с расстановкой спрашивает он Молоткова.

– Да, куда? – подхватывает Пузановский и подкрепляет фразу энергичным движением руки, в которой зажата надкушенная сосиска. Пузановский почти всегда жует.

Вскакивает Тыква.

– Уж ты падла!.. Себе кусок рвешь, да? В одиночку? – впадает Тыква в блатную истерику. – А знаешь, что за это бывает? – Трепеща от возбуждения, он выхватывает из кармана нож и поигрывает им.

Хотя Тыква наслаждается пока лишь воображаемой расправой, Молотков следит за ним неотрывно. И когда тот, пугая, делает выпад, в руках у автомеханика оказывается стул.

– Уйди, припадочный!

Пузановский перестает жевать. Ему нужен не мордобой, а воспитательное мероприятие в его, так сказать, коллективе.

– Леша… – просительно окликает он Печкина, которому картина потасовки доставляет некоторое удовольствие.

– Ладно, будя ножиком играть, – решает Печкин. – Хотя я лично Тыкву понимаю.

Пузановский вслед за Печкиным принимает суровый вид.

– Вот, Боря, до чего дошло! – укоряет он механика. – Мы тебе разрешили калымить по ремонту. Но если заказчик от тебя идет в милицию…

– Данилыч! Да постыдись! – возмущается Молотков. – Они разрешили! Да что бы вы без меня! Кто вам номера-то перебивает? Кто выучил машины из-под любой страховки брать? Кто вас вывез, когда задним ходом драпали? А Константина кто предоставил? – Автомеханик указывает на сидящего на отшибе Самородка. – И теперь нож сулите?!

Настроение присутствующих смягчается: заслуги Молоткова несомненны.

– Говори, куда продал машину! – требует Печкин.

– Не продавал я ее. Есть по деталям, по железу незаменимый человек. И месяц назад привозит своего «жигуля», как есть в лепешку. Аж стонет и плачет: сделай. А делать там – сдуреешь! Ну и тут подвернулась эта бабенка с машиной. Марка та же, цвет тот же… Глядел-глядел, плюнул и пустил на замену!

– Спиваешься, механик! – припечатывает Печкин. – Раньше ты из любой лепешки обратно вещь слепил бы! Сядешь через водку.

– Ничего они не докажут! Ну был участковый, покрутился-покрутился, с тем и ушел.

– Он срока не тянул, он смелый! – язвит Тыква.

Самородок в своем углу поднимается и прокашливается.

– Будешь говорить? – спрашивает Пузановский. – Слушаем нашего Самородка.

Самородок, поглощенный своим «призванием», органически безнравствен. Всех присутствующих, за исключением Молоткова, он глубоко презирает.

– Я делаю все, что вам требуется, – жидким тенорком начинает он. – Печати, бланки, права, всякие дерьмовые справки – извольте. Но я работаю на четких условиях: вы субсидируете мои научные исследования…

Тыква насмешливо цокает языком.

– Да, мое изобретение мирового масштаба! – взвизгивает Самородок. – За мою универсальную антиржавчину мне простится все! Я еще буду за вас ходатайства писать насчет амнистии! И я предупреждал: не втягивайте меня в ваши подробности. Меня это отвлекает. Я занятый человек, поймите наконец!.. Но должен заявить, что нахожу недопустимым обращение с Борисом Анатольичем. Это мастер , у него в пальцах больше ума, чем во всех ваших мозгах. Я протестую! – срывается он на фальцет и неожиданно садится.

В наступившей паузе явственно слышна работа челюстей Пузановского.

– Слышь, Пузо, – ворчит Печкин, – хватит жрать одному.

– Разве я жру? – изумляется тот. – Жую по мелочи от нервов. Сейчас будем ужинать, но надо подвести итог.

– Чтоб меж собой никаких тайн, – говорит Печкин.

– Верно, Леша. С кем что случится – немедленно сообщать!

Компания вразброд одобряет резолюцию. Самородок пожимает плечами. Тыква придвигается к Печкину и шепчет:

– Я слыхал, того покупателя… который с юга… вроде водолазы ищут. Пузу сказать?

– Обожрется от нервов – лопнет. Да и нам-то с тобой что? Покупатель тогда просто не пришел… почему-то. Верно?

Тыква мечтательно улыбается, и Печкин отвечает ему мерзкой своей ухмылкой.

* * *

В комиссионном магазине радиотоваров Томин идет вдоль прилавка, рассматривая выставленную аппаратуру.

– О-о! – говорит он с непринужденностью толстосума. – Это у вас «Шарп» с индикаторной шкалой? И что, никто не берет?

– Только вчера поступил, – объясняет продавец.

– Если в порядке, возьму. Выпиши. А там никак «Грюндиг» с приемником? Я чувствую, куплю полмагазина! И мы с тобой все это будем красиво и долго заворачивать… – Понижает голос. – Найди мне еще парочку наушных – «Сони», «Акай», а?

Продавец уважительно склоняет голову.

– Вчера были и сразу проданы…

Забрав чеки, Томин направляется в помещение, где производится прием на комиссию.

– Простите, вчера тоже вы работали? – спрашивает он очкастого и надменного приемщика.

– Да, я, – величественно подтверждает он.

* * *

На допросе у Знаменского он утрачивает, однако, свою величавость…

Пал Палыч читает вслух написанное:

– «Гражданин, принесший вышеупомянутые магнитофоны, мне незнаком и ни на кого из моих друзей не ссылался». Просто некто с улицы?

– Товарищ следователь, к нам все приходят с улицы! И потом: я смотрю и оцениваю вещь. Человека я не замечаю, только его товар. Я товаровед.

– А своего брата заметите?

– Мой бедный брат умер в детстве.

– Зато двоюродный жив, имеет жену и двух дочерей. И здесь, в квитанции, они числятся у вас сдатчиками тех самых магнитофонов.

Чтобы избежать взгляда Пал Палыча, товаровед снимает и протирает очки, бормоча:

– Вы же знаете наше дурацкое правило: от одного человека не принимать двух одинаковых вещей… Потом нужно ждать, пока не продадут…

– А ему срочно требовались деньги, – договаривает Пал Палыч.

– Да, очень просил, и я вошел в бедственное положение…

– Записываем: вы взяли магнитофоны за наличные и оформили их на своих родственников. Так?

– Нельзя ли добавить, что это из сочувствия… и поддавшись на уговоры.

– Смотря сколько он получил по сравнению с продажной ценой.

– Несколько меньше, конечно…

Знаменский ждет.

– Примерно, половину, – договаривает товаровед.

– И расстались взаимно довольные. И не было мысли, что скупаете краденое?

– Нет! Я бы никогда, никогда!.. Человек внушал абсолютное доверие!

– Немножко, значит, посмотрели на него?

– Немножко посмотрел…

– А если он еще раз наведается?

– Зачем? – вздрагивает товаровед.

– За тем же. Вы нас известите?

– Д-да… ах да, непременно! Теперь, когда я узнал… Немедленно!

Прямо-таки взрыв гражданского энтузиазма, – думает Пал Палыч, – но нет, такой вот старый лис помогать милиции не станет.

* * *

Пекле второго безуспешного визита к автомеханику Раиса подала заявление о пропаже «Жигулей» в милицию и теперь регулярно наведывается сюда, домогаясь результатов.

– Ну как? По-прежнему на точке замерзания? Все никаких доказательств? – агрессивно спрашивает она у молодого лейтенанта.

– Объективных доказательств нет, но…

– Да куда же я свою машину дела? – перебивает Раиса. – Или я, по-вашему, сочиняю?!

– Вы послушайте, что я хотел сказать. Материал ваш на Петровку ушел. Туда все нераскрытое сейчас затребовали насчет автомобильных дел. Вызовут вас, успокойтесь!

… И действительно, вызвали и выслушали – с некоторым недоумением.

– Странная история, – говорит Пал Палыч. – Если человек кормится частным ремонтом, зачем ему привлекать внимание милиции?

– Проще на улице угнать, чем у своего же клиента, – добавляет Томин.