Текст книги "Аксиома любви"

Аксиома любви
Ольга Синькова

© Ольга Синькова, 2023

ISBN 978-5-0060-9013-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ОЛЬГА СИНЬКОВА

АКСИОМА ЛЮБВИ
ГЛАВА ПЕРВАЯ

Сегодня море было совсем другим. Мелкие волны наскакивали одна на другую, шлёпая наискосок пенными гребешками, при этом они как будто о чём-то спорили или смеялись. Елена привыкла к большим барханам, что плавно и мощно качали вверх-вниз… а сегодня одна шалунья плескала ей в лицо пенной ладошкой, и тут же следующая заливала солёной водой глаза.

Елена фыркала, барахталась, тёрла веки, поднимала голову повыше, но вскоре поняла, что эта неравная борьба со стихией слишком утомительна.

На берегу она со вздохом опустилась на коврик, подставила лучам стройное тело и закрыла глаза. Тут же примчались мысли о годовалом сыне Васеньке, о матери.

– Нет. Нет и нет! Никаких волнений, никаких сожалений… уж месяц покоя без пелёнок, горшков и прикорма я заслужила… Слушаю грохот волн, плеск убегающей воды, звуки саксофона Папетти со спасательной вышки и думаю… думаю… да я и думать-то не хочу! Отрешаюсь от всего суетного… от всего земного… растворяюсь в атмосфере-еееее…

Растворяться долго не пришлось, чья-то тень заслонила солнце, и низкий мужской голос участливо спросил:

– Девушка! Вы не боитесь перегреться? У вас уже спина покраснела. Вам лучше бы в тень отойти!

Елена лениво подняла голову, прикрыла ладонью глаза, оглядела мужчину с ног до головы спокойно и отрешённо:

– Благодарю вас, я поберегусь.

Припекало. Крики игроков в волейбол и стук мяча. Визги детей и плеск воды. Встревоженные голоса мамаш и одобрительные – папаш: «так, так, давай греби руками…» Сигаретный дым и призывы мороженщика… Шум прилива, яркий свет. Вся эта отпускная расслабленная суета… Да-а-а… море…

Ещё час назад только три кругляша торчали на поверхности воды, а теперь вот набежали, расшумелись, расплескались.

Елена поднялась, достала из сумки часы, глянула, потом накинула тонкий махровый бледно-сиреневый халат до щиколоток, надела розовую шляпу и побрела домой к сестре.

* * *

У Сони и её мужа Николая был просторный кирпичный дом с пятью жилыми комнатами, кухней и большой верандой. Перед домом – двор с пышным развесистым каштаном, клумбами по сторонам и собачьей будкой у ворот. Был ещё навес, заменявший гараж, сарай и погреб; сразу за домом росли фруктовые деревья, а небольшой огород обеспечивал зеленью и овощами. Островки ярких цветочных клумб придавали всему пространству праздничный вид.

Соня была ростом ниже Елены на полголовы, немного полнее, смуглая, подвижная, с короткой стрижкой каштановых волос, всегда слишком шумная.

Увидев сестру, Соня высунулась из окна веранды:

– Ну, матушка, ты сегодня припозднилась! Наверно, увлёк какой-нибудь денди разговорами. Я уж поела. Иди, завтрак на столе.

Елена легко поднялась по ступенькам на веранду, бросила сумку и шляпу на тумбочку и села к столу.

– Ленк, а правда у нас красотища! Скажи! Здорово мне с мужем повезло? Такие хоромы, такие цветы! А всё почему? Потому что мой Коля не только хозяин, но ещё большой нужный человек – пилот от бога!

– Я за тебя, Сонечка, очень рада, – проворковала Елена, целуя сестру в щёку, – у вас тут душа млеет. А вот маме сейчас…

– Да ладно, сколько она о внуках мечтала! У нас только через три года запланировано, а тут – бац… и без плана! Ха-ха-ха! И как ты только это дело провернула? Такая красавица! Стройная, ума – палата, манеры светские… И вот на тебе: без мужа родила!

Елена налила чаю, принюхалась:

– Какой аромат! Листики смородины. Шарлотка! Отлично! Как хорошо, что у тебя отпуск. Сонечка, научи так чай заваривать!

Елена отпила глоток, закрыла глаза:

«Надо же, как вкусно. Умеет Соня. Ко всяким мелочам с душой… А мне бы побыстрее все дела домашние переделать да убежать куда-нибудь с Лерочкой. А тут младенец…»

– Лен, ну о чём ты опять думаешь? Я же здесь, с тобой, хочу послушать твою историю. А ты всё где-то витаешь… Ну, давай, не молчи!

– Ладно, сейчас – доем только.

Соня выжидательно смотрела на сестру карими, как у отца, глазами. Елена изящным движением поставила тонкую фарфоровую чашку на блюдце и слегка задумалась:

– Даже не знаю, с чего начать… Был в нашем классе некий Толик, герой-любовник школьного разлива… Меня, как ты знаешь, бабушка воспитывала по благородным правилам, поэтому я такая ненормальная и получилась, и о моих страстях и влюблённостях не знал никто, и Толик в частности.

– Лен, а ближе к делу нельзя, ты ведь не книгу читаешь!

– Знаешь, Соня, как умею, так и рассказываю.

– Хорошо, хорошо, всё.

– Так вот. Прошло пятнадцать лет после школы, но судьбы своей я так и не встретила, хотя мужские головы поворачивались в мою сторону как по команде. Ну, думаю, больше ждать нечего – можно остаться без ребёнка. Однажды ловлю такси, а в нём сидит тот самый Толик, да ещё по старой дружбе приглашает на вечеринку к приятелю. Я, как всегда, молчу, как египетский сфинкс, а сама думаю: «Чёрт с ним, будь что будет». Самое смешное, что Толик в этот день с женой поругался и решил, видимо, что ему всё можно и на сегодня он холостой. Приехали мы в гости, а там народу… Я была в белом свитере, помнишь, огромном, до середины бёдер, и в белых вязаных колготах. Вошла. Все так и уставились. И духи у меня чудесные, и волосы живописно рассыпались по плечам… Каких только комплиментов не наслушалась. Молчу и улыбаюсь. Разглядываю народ. Думаю, кто же тут для отцовства подойдёт… Но кто ж лучше нашего красавчика? Увидел, какой эффект я произвела, хвост распушил, остротами сыплет, пьёт мало, глаза горят… Тут я окунулась в прошлое, влюбилась опять без памяти, а потом вышло всё так, как и хотела. Вот и всё, моя дорогая. Больше я его не видела, даже адреса не знаю, да мне и ни к чему.

– Да-а, матушка, ты дала! Я бы так не смогла. Помнишь, как долго Колюньке мозги пудрила: ни бе, ни ме… Цветы, конфеты, ухаживания… Ничего не помогало. Измором взял. Зато теперь не жалею. Вот сегодня вернётся из командировки, ты на него поглядишь, а то ведь и на свадьбу к нам не выбралась из столицы. Смешно всё же, так мы с тобой мало вместе жили, так редко виделись, а всё равно ты такая родная… Ужасно люблю с тобой по Москве рассекать. Вечно нарядимся и как леди, как леди плывём по бульвару, а мужики – зырк да зырк… Ах!

Соня порывисто встала, обежала вокруг стола, обняла сзади Елену за шею и уткнула лицо в её высохшие светлые волосы.

* * *

Елена всю жизнь прожила в Москве. Её бабушка Алина родилась в девятьсот четвёртом году в семье полковника царской армии, вышедшего к тому времени в отставку. И хотя уже в тринадцать лет она была оторвана от семьи навсегда, всё же в ней сохранился дух благородства и чувство собственного достоинства. После потери мужа в тридцать втором году, а затем и сыновей в Отечественную, она осталась с дочерью, которая была одержима стремлением познавать тайны земли, поступила в геологический институт и, выйдя замуж за однокурсника, уехала в Казахстан искать уголь. Через год родилась Елена, и бабушка выпросила ребёнка у родителей.

Девочка росла думающей и мечтательной. Зёрна классического воспитания упали в нужное место. Училась Елена легко и с удовольствием, но в классе её считали высокомерной, часто пытались обидеть еле слышными язвительными репликами – громко выражаться не смели.

После экономического факультета удалось устроиться в плановый отдел на телевидении, где она работала добросовестно, но без особого энтузиазма. Тут её общество любили, делились проблемами, просили совета. Только сама Елена особо не раскрывалась, и самой сладкой загадки никто не разгадал: от кого же появился малыш Васенька.

* * *

Лёжа в старом шезлонге под деревом, Елена читала «Обрыв» Гончарова. Душа её была полна событиями и волнениями другой жизни. Её будто вовсе и не было в этом дворе, в этой плетёной люльке, – вся она пребывала где-то в другом мире то Райским, то Марфенькой, то бабушкой, но больше всего она чувствовала себя Верой. Как же она их всех понимала!

Голос Сони вернул к действительности:

– Ленк, а Ленк, ты оторвёшься когда-нибудь? Не желаете ли, мамзель, отведать борща?

Стол был накрыт светлой скатертью с весёлым голубым рисунком, посуда сияла, на Соне был яркий синий передничек с белыми оборками. Свежа. Улыбчива. Елена взглянула на сестру, пошла умылась, собрала свои роскошные волосы в пучок и уселась на привычное место у окна веранды.

– Сонюшка, как у тебя всё ладно, чисто, красиво… Когда ты только успеваешь и кастрюли чистить, и огород поливать, и ногти красить? Идеальная ты моя. Ты уж прости, что я бездельничаю, ладно? Какое же это наслаждение – полениться…

– Брось болтать глупости, ешь давай. Полдня читала… Ну, как борщ?

– Боже мой!

– Вот-вот, муж тоже обожает, может три раза в день один борщ есть. Уж и не знаю, что он любит больше – борщ или меня…

– После этой тарелки я тоже перед проблемой выбора… Ха-ха! Так. Чудесно. Пойду, наведу порядок в своей келье, поглажу, потом схожу поплаваю. А ты со мной?

– Нет уж, я, как верная Пенелопа, жду мужа домой. Желанная встреча – важнейший момент супружеской жизни.

* * *

Елена расстелила полотенце, сбросила халат, пошла к воде. Входила она обычно долго, сначала любовалась прозрачными ботфортами на лодыжках от накатившей волны, потом заходила по пояс и наконец с лёгким ахом бросалась в воду. Волны-шалуньи куда-то делись.

Елена отплыла подальше, легла на спину, закрыла глаза и подумала, что море живое: опять качало, ласкало, баюкало.

Через несколько минут ей было так же хорошо лежать на горячем полотенце, положив руки под голову.

– Ну и как вам «Обрыв»? Впечатляет? Ведь вы от Гончарова этого, наверное, не ожидали? – тот же мужской голос, что и утром.

Елена подняла голову, внимательно посмотрела на сидящего возле неё на корточках мужчину с невероятно мягкой улыбкой и, ничего не ответив, опять легла на песок.

– У вас такие изумрудные глаза, и вы так странно смотрите… Это гипнотизирует, поверьте… А вы всё же согласитесь со мной, что «Обрыв» – чисто женская книга?

– Да, если в наше время только в женщине осталась тяга к настоящим чувствам, а у наших мужчин отношение к женщине и любви такое же, как у Марка Волохова, только в худшем варианте.

Голос звучал слишком сухо помимо её воли.

– Мне кажется, вы слишком разочарованы в мужчинах, – незнакомец задумчиво потёр пальцем висок.

Елена разозлилась на себя, на свой менторский тон, ведь этот человек чем-то очень располагал к себе.

– Вот сразу и видно, что на Волохова вы в большой обиде. Эх, были бы вы Верой, вы бы ему показали…

Елена молчала.

– Всегда вы одна. Всю эту неделю. Даже странно. А вообще-то это правильно: отдыхать так отдыхать… от всего и от всех… Я уж надоел вам, наверное, простите. И до свидания.

Мужчина поднялся, пошёл вдоль пляжа, и Елена чуть приоткрыла глаза, чтобы взглянуть на его загорелую фигуру. Теперь она злилась на себя и за то, что он ей вдруг понравился, и за то, что она так высокомерно с ним обошлась.

«Странный какой-то… Что-то в нём есть… завораживает… Кошмар! С таким недолго и голову потерять… Ничего, в следующий раз я разовью ему тему… в следующий раз я… В какой следующий раз? Зачем? Зачем мне эти треволнения, эти вздохи курортные? Нет, нет и нет. Ни за что».

Елена ещё поплавала, почитала и пошла домой. Соня порхала по дому, от запаха курицы с чесноком трепетали ноздри. Елена села у зеркала в своей комнате и впервые за неделю пристально всмотрелась в своё лицо: сплошной загар, брови заросли.

«Ужас какой! А ведь сейчас Николай приедет».

Через полчаса она пришла к Соне в белоснежном сарафане, аккуратно причёсанная, со слегка подкрашенным лицом, благоухающая духами «Тайна Роша».

– А я лечу помогать!

– Ну ты даёшь, ну, мадам Рекамье! Ха-ха-ха! Прощай, моя семейная жизнь! И в этом наряде ты собралась возиться на кухне? Хоть фартук надень!

– В конце концов, могу делать салаты. Не испачкаюсь. Как это мило, что у нас сегодня праздник! После моря на душе такое умиротворение, даже петь хочется что-нибудь нежное. Сонечка, золотая моя!

– Ну, матушка, если тебе так хорошо, то можно и сыр потереть, и орехи потолочь, и чеснок намять, давай, давай, шевелись. А ещё открой секрет: как ты умудряешься так одеваться на грошовую зарплату? Бабулька, конечно, кое-что оставила, родичи слегка помогают, но ты просто Марья-искусница! Хотя эта ваша Москва… налагает отпечаток. Правда, юг – тоже. Я вот в своём Казахстане ходила абы как, шаварушкой, и ничего, а у тебя сразу чувствую себя шантрапой. И всё же жить в суетной столице я бы не смогла.

Соня ловко украшала сырный салат веточками петрушки и укропа, а в середину положила маленький помидорчик, вырезанный в виде тюльпана.

– А ты, Ленуська, всегда была москвичкой, и у тебя много от бабушки. Ты как-то умеешь и простенькое подать, хотя с твоей фигурой… И неужели в многомиллионном городе не нашлось того самого?

– Нет, Сонюшка, не нашлось. Были, конечно, всякие: и в ногах валялись, и соблазняли, и суицидом пугали, но хочется единственного, как ты говоришь, «того самого». Ты бабушкину историю слышала?

– Да что-то мелькало в родительских разговорах, но конкретно не знаю. Ну, псина, ну, Гром, брешет и брешет! Да сейчас, сейчас накормлю! Что ж ты разрываешься, сукин ты сын! – закричала Соня и понесла псу миску с едой.

Гром танцевал от нетерпения, крутил хвостом, смотрел с таким восторгом, будто драгоценнее хозяйки на свете никого и не было, но вдруг повернулся к воротам и радостно залаял. Послышался визг тормозов, хлопнула дверца, скрипнула калитка. Елена выглянула из окна веранды и увидела, как Соня повисла на шее рослого худощавого мужчины в лётной форме.

– Сонюха, милая! Вот и я! Погоди, машину поставлю.

Пока Николай ставил «Жигули» во дворе под навесом, пока трепал собаку, а потом обнимал за плечи жену, Елена успела оценить и косую сажень в плечах, и пластику сильного неторопливого зверя. Поджарый, с доброжелательным лицом, лукавым взглядом, непокорной шевелюрой, открытой улыбкой. Этот мужчина знал себе цену.

«Да, отхватила Соня супруга!» – губы сами вытянулись в куриную гузку.

Николай поднялся на веранду, протянул руку Елене:

– Добрый вечер! Вот мы и увиделись! Извините, я грязный – работа.

Он взял в доме полотенце, светлые летние брюки, майку и ушёл в душ.

Вскоре они уже сидели за столом. Красота Елены поразила Николая, и он старался смотреть на неё как можно реже. Никакие фотографии не могли передать это обаяние, эти женские чары.

Николай налил дамам шампанского, а себе коньяку:

– Ну-с, девочки мои, за встречу!

Весь вечер они говорили о всякой всячине и смеялись по любому поводу, как смеются счастливые возбуждённые люди. Николай являл собой образец гостеприимного остроумного хозяина, Соня громко хохотала, переводя взгляд сияющих глаз с одного на другого.

Перед сном Елена сказала:

– Коля, у вас замечательный дом, всё так удобно, везде так уютно. Вы, ребята, просто молодцы!

– Да что ты, Лена, ремонт пора уж делать. Вот будет неделя выходная – займусь. А вы с Соней пока у моих поживёте, если что. Здесь недалеко. Надо же, вы, девчонки, совсем непохожи внешне, хотя что-то такое общее есть…

– Я – в маму, а Соня – в папу.

* * *

Ночью Елена долго не могла заснуть. То ей вспоминался пляжный незнакомец, то русоволосый Николай, но потом пришёл малыш Вася, мама с утюгом, подруга Лерочка, и все они закружились в сонном дурмане.

Рано утром Николай тихо постучал в комнату Елены, но, не слыша ответа, осторожно вошёл взять из шкафа чистую рубашку. Он мельком взглянул на кровать и замер. Одеяло прикрывало Елену наполовину, и белая грудь с розовыми сосками ярко выделялась на загорелом фоне. Волосы рассыпались по подушке, а на лице играла нежная улыбка. Николай, очнувшись, взял рубашку и вышел. За дверью он постоял немного, хмыкнул и пошёл во двор умываться.

В реальность Елену вернул прощальный лай собаки. Машина Николая уже отъезжала от дома. От шампанского ныла голова.

«Кажется, вчера ничего не натворила», – с облегчением подумала она и встала.

– Ну, матушка, после вчерашнего всё утреннее купание проспала. А освежиться хорошо бы. Давай ешь, да вместе на пляж махнём!

Елена спустилась во двор, сняла халат, взяла шланг и окатила холодной водой всё тело.

– А-ах! – только и выдохнула.

Соня расхохоталась:

– Ленк, ты своим голым телом всех соседских мужиков с ума сведёшь! Ха-ха-ха, видно, воображаешь себя в Древней Греции этакой гетерою…

Елена отбросила шланг, накинула халат и поднялась на веранду.

* * *

Они шли по тенистой аллее к морю. Листья платанов шевелились от лёгкого ветерка.

– Так вот, Сонюшка, вчера я не успела рассказать бабушкину историю. Если ты помнишь, бабушка рано осталась одна: родители её не могли ни понять революцию, ни оправдать всю последующую кровь, и поэтому в 18-м году уехали в Париж, где им тоже пришлось несладко. Перед самым отъездом бабушка Алина серьёзно заболела. Ситуация сложилась катастрофическая, и её пришлось оставить, чтобы не рисковать судьбой ещё троих детей. Дальняя родственница, к которой девочку пристроили, выдала её замуж в шестнадцать лет за проходимца какого-то, и уже в девятнадцать она стала матерью двоих детей в это ужасное голодное время. Муж её уехал на Север, присылал первые полгода мизерные суммы, но потом исчезли и деньги, и он сам. Навсегда.

– Ну и ну! И как же она?

– Да как? Хоть побирайся. Дети, коммуналка… Да, кстати, коммуналка её и спасла. Соседка баба Даша присматривала за детьми, пока Алина работала в каком-то учреждении – мыла полы. И ещё одинокий сосед помогал ей материально чем мог, продуктами от деревенских родственников. Представляешь, какие люди были! Ну вот. Тут как раз нашего деда Антипа прислали в Москву учиться из Тамбовской глухомани. Она говорила, что он тогда был здоровый 25-летний деревенский увалень с синими-синими глазами. И вот однажды в воскресенье Алина с подружкой гуляли по Тверской, а тут навстречу и иди дед размашистым шагом, да и взгляни на бабушку… Прошли мимо друг друга, оба остановились и оглянулись. Подружка тащит её за руку дальше, а она – как вросла в тротуар. Дед наш не растерялся, подошёл. Так они и познакомились. Вот судьба! Не знаю, что их так сразу прилепило друг к другу, знаю только, что бабушка три дня не ела от волнения, а дед – три ночи не спал. Это потом выяснилось.

– Вот это я понимаю! Вот это да! – Соня тряхнула головой.

– Ты слушай дальше! Стали они встречаться. Баба Даша с радостью её отпускала, сама с детьми сидела. Так вот. Проходит время, дед уже учёбу заканчивает, а о жизни любимой так ничего и не знает. Она мне обо всём так подробно рассказывала, будто всё произошло накануне, а не сто лет назад. Как после всех дневных забот аккуратно гладила единственную батистовую блузочку, как мучилась, плакала, как соседка уговаривала её во всём положиться на господа и открыться деду. Но бабушку Алину пугало, что он воспринимал её как невинную девушку и мог разочароваться… И все эти терзания длились не день, не неделю – много месяцев. Её удивляло, что этот сельский парень дарит ей цветы, переносит через лужи на руках, ну просто герой романа… Такая была любовь. И вдруг всё потерять! Я даже не знаю, что бы делала на её месте. Так вот. Время идёт, дед Антип всё настойчивее упрашивает её поехать с ним, пожениться. Что делать? Взяла она его за руку, привела в свою комнатушку убогую, а там пелёнки, горшки да дети. Одному четыре года, другому – три. Стоит она у косяка и плачет. А он, знаешь, что делает? Берёт её на руки, прижимает к себе и говорит: «Алиночка, если б у тебя было и десять детей, всё равно я бы от тебя не отказался!»

Голос Елены дрогнул, она замолчала. Соня молчала тоже. Всхлипнула.

– Ты что, солнышко, плачешь? Да что ты, родная, успокойся! Утри глазки – пришли уже. В море, в море, в море!

* * *

Соня плавала как рыба, заплывала далеко минут на двадцать, а потом неспешно возвращалась к берегу.

Песок раскалился, как жаровня, обжигал ступни, зонтов было мало – спасало только покрывало, шляпы и вьетнамки.

– Ба, нашего полку прибыло, – тихо зазвучал голос вчерашнего незнакомца. Елена резко села, посмотрела с испугом ему в глаза. Внимательный глубокий взгляд толкнул её прямо в сердце, она забыла выдохнуть, прикрыла веки и медленно опустилась рядом с Соней. В голове пронеслось: «Кошмар какой-то», она опять ровно задышала и постаралась придать лицу выражение возможного безразличия.

– Это ещё кто там такой? – промычала Соня.

– Разрешите представиться: Михайлов Алексей Андреевич, собачий и кошачий доктор, кандидат биологических наук, русский, 42 года, нынче отпускник. Визитные карточки в Москве оставил, да и в плавках карманов не предусмотрено… ха-ха-ха…

– Ну-ну, будем надеяться, что вы, уважаемый, не какой-нибудь там… искатель приключений, – в тон ему проговорила Соня и наконец села, уставившись на нежданного собеседника. Он тоже разглядывал молодую женщину и тонко улыбался.

– Ленок, тут судьба твоя пришла, а ты и не шевелишься!

– Какая там судьба, – вздохнула, – не собирается же он воспитывать моего годовалого сына…

– Если бы у вас, Лена, было бы десять детей, то и тогда я бы от вас не отказался, – был серьёзный спокойный ответ.

Елена поднялась, потерянно взглянула на сестру, потом на Алексея и медленно побрела к воде. Соня долго молчала, а потом строго сказала:

– Нехорошо говорить всуе такие фразы. Может, ей больно.

– Что вы, что вы, я вовсе не хотел её обидеть. Поверьте, само вырвалось как-то. Простите, ваше имя…

– Соня. Леночкина сестра.

– Вы знаете, Соня, я уже давно наблюдаю за вашей сестрой, но совершенно не знаю, чем привлечь её внимание.

– Теперь-то она о вас долго помнить будет, это точно. Ну ладно, Бог с ним. Да вы не расстраивайтесь…

Алексей сидел на песке, о чём-то размышляя:

– Соня! Расскажите о вашей сестре.

– Ну, даже и не знаю… В душу-то другому не влезешь, хоть и кажется иногда, что знаю её, как себя, но и свои-то поступки порой объяснить не в силах, что уж о других говорить… Она у меня сложная очень. Любит копаться в себе, в отношениях с друзьями, каждое событие анализирует, всё корни отыскивает: почему так сложилось, а не эдак, почему то-то произошло, а другое упущено. Одним словом не скажешь. А иногда вдруг в ней всё вспыхнет, натворит что-нибудь и мучается, хотя о ней так не подумаешь… Вообще она довольно скрытная. Да что это я… Что я вам тут болтаю?! – спохватилась вдруг Соня. – Какой вы, однако, опасный человек!

Алексей расхохотался, и Соня тут же его поддержала. К ним грациозно шла Елена. Руки её поправляли волосы, отчего вся фигура будто тянулась к небу, капли на коже блестели, она была необычайно хороша в этот момент, вся будто светилась.

– Эх, и почему я не Парис! – восхитился Алексей, не отрывая от неё глаз. – За такую женщину и Трои не жалко.

– Нет, жалко Трою. Жалко Трою и каждую человеческую жизнь. Сонечка, нам пора. Пойди, освежись – и домой.

Соня побежала к воде, Елена и Алексей молчали. Елена не отрывала взгляда от сестры. Тогда он легко коснулся её плеча, от чего она вся обомлела, и приглушенно сказал:

– Простите меня, совершенно не хотел вас огорчить. Всего доброго!

Он уходил, она смотрела ему вслед печально, отрешённо.

Прибежала мокрая весёлая Соня.

– Ну и мужик! Вот мужик так мужик! Скажешь, нет? Ну, змей-искуситель… А как он выдал нашу фамильную фразу, а? Ты аж сквозь загар побледнела. У нас фамильного серебра нет, зато есть теперь фамильная фраза! Ха-ха-ха!

– Откуда он только взялся? – вскинулась Елена. – Откуда его только чёрт принёс!

«Не видал бы вас, не страдал бы так…» – запела чистым голосом Соня, подхватила с песка покрывало, сумку и пошла домой. Сзади плелась задумчивая Елена и мурлыкала: «Я бы прожил жизнь припеваючи»…

* * *

Два следующих дня штормило. Елена не ходила на пляж, не брала в руки книгу, молчала. Перестирала всё бельё в доме, перемыла окна, двери, полы, ходила за продуктами, часами сидела у зеркала, с трудом заглушая в себе желание плакать, и ничего не ела. Соня и не уговаривала.

– Ленк, а какая фигура… Супер! Загорелый, подтянутый, плечи – во, бёдра – во! – жестикулировала.

– Не тебе, дорогая, жаловаться. У твоего не хуже.

– Да я и не жалуюсь, констатирую факт, ха-ха-ха! А голос-то, голос… Ну, змей… А глаза! Бархатные, нежные и властные – обалдеть! А как смотрел он на тебя… жуть! Если б на меня кто так посмотрел, я бы… я бы просто не знаю, что бы натворила. Да, матушка, увяз коготок – всей птичке пропасть. И пропасть бы… какое блаженство! Счастливая ты, Ленка! Скорее бы шторм кончился. Ты не переживай, это природа специально вам подстроила, чтобы чувства окрепли. Нет, мужик – высший класс. Про улыбку я просто молчу.

Елена купалась в Сониных словах, так бы и слушала. Ей очень хотелось, чтобы сестра была права, но в то же время сердце сжималось от мысли, что всё это может оказаться лишь миражом, что все эти душевные томления и уже начавшиеся муки закончатся острой болью несбывшегося.

Поздно вечером залаял Гром, в ворота постучали. Соня крикнула из спальни, чтобы Елена вышла посмотреть, кого принесло. А та так заволновалась, что чуть не упала со ступенек веранды. Как только она открыла калитку и вышла за ворота, сразу оказалась в сильных объятиях, и ноги подкосились.

– Лена, Леночка, вам плохо? – в тревоге зашептал Алексей, ещё крепче прижимая обмякшее тело.

Тут прибежала Соня, загнала собаку в конуру.

– Что случилось? Алексей Андреевич, вы? Что с Леной? Обморок? Несите её скорее в дом.

Елена очнулась на кровати, увидела Алексея и попросила оставить её одну.

– Ну, как она? Очухалась? Вот и хорошо. – Соня расставляла на столе вазочки с конфетами, печеньем, вареньем. – Как всё это меня напугало! Кошмар. Ну и манеры у вас, скажу я вам… То фразами ошарашиваете, то являетесь почти в полночь… Но мы вам рады. Правда, правда рады. Это у Лены от добровольной голодовки. Но что это с вами? Вы чем-то расстроены?

Алексей сидел за столом какой-то напряжённый, потом, словно решившись, сказал:

– Дело в том, Соня, что я сегодня срочно улетаю.

– Как?

– Да. Что-то с отцом. Вот телеграмма. Через три часа самолёт. Что только с ним могло случиться…

– Не волнуйтесь вы, обойдётся. Мало ли что бывает…

– Да, но как же Лена?

– А она через две недели тоже в Москву полетит. Вы только сразу ей не говорите, хорошо?

– Что «не говорите», – упавшим голосом спросила с порога Елена.

– Да вот, – протянул Алексей телеграмму, – улетаю сегодня.

Елена прочла телеграмму, села за стол и разрыдалась.

– Нет, Лена, так дело не пойдёт, – твёрдо сказал Алексей, – не то мне придётся уйти прямо сейчас, вечно я вас расстраиваю, прямо рок какой-то… А между прочим, у нас есть целый час!

Плач прекратился.

– Всё-всё, больше не буду. Давайте лучше выпьем на прощанье!

– Неси, бутылка стоит в холодильнике, пусть Алексей Андреевич бабахнет в потолок. Вот и фужеры…

После первого тоста все немного успокоились.

– Вы, вероятно, удивлены, что я здесь. Объясняю… – мягко заговорил Алексей. – Когда я впервые увидел Елену на пляже, со мной что-то произошло, не буду пока уточнять, а так как я – человек действия, то в тот же день не преминул выследить её жилище.

– Ой, так я всё это время была под наблюдением? Отлично! Нигде покоя нет! – Елена пыталась изобразить возмущение.

– Это точно. Найти покой практически невозможно. Да и нужен ли он? Мне в данный момент – нет. Так вот. Этот проклятый шторм вместе со злополучной телеграммой решили, видно, разлучить нас, но это вряд ли. Я не намерен выпускать из рук райскую птицу, если она залетела в мой сад. Таким образом я здесь и оказался, – тут Алексей непроизвольно хмыкнул, несколько смутившись от высокопарной фразы. – С вами я становлюсь слишком сентиментальным…

Сестры посмотрели друг на друга и улыбнулись. У Елены закружилась голова от первого же бокала.

– Я совершенно хмельная! – слабым счастливым голосом произнесла она.

– Ещё бы, с голодухи. Сейчас же ешь как следует!

Час пролетел. Алексей заторопился. Елена пошла его провожать. За воротами он привлёк её и стал нежно прикасаться губами к уголкам её губ, а потом поцеловал с такой страстью и упоением, что она задохнулась.

– Прощайте, Леночка, птица райская! До скорого. Телефон я ваш запомнил. Жду!

* * *

– Ну, матушка, у тебя и нервы! Это ж надо грохаться в обморок, как институтка какая!

Всё это Соня выдавала, сидя в спальне на большой кровати, разбирая свой гардероб.

– Лен, ну куда всё это девать?

– Дай-ка, что там у нас… А что, очень приличное платье. Сделаем сюда подплечики, купим малиновый пояс, вот тебе мои бусы, и – всё шикарно. Разве плохо? – Елена порхала по комнате, вертясь перед трельяжем и прикладывая к груди бордовое платье из тонкой шерсти.

– Волшебница!

– А это у нас что? Юбка? Старая. Не пойдёт. На тряпки. Так. Брюки летние. Канареечный цвет. Молодёжно. Почему не носишь? Сейчас только и щеголять…

– Я стесняюсь.

– Так. Я их выбирала, представляла, как ты в них будешь форсить, а ты сунула в шкаф и забыла.

– Но у меня же нет подходящего верха.

– На вот маечку мою лимонную. И не тушуйся, пока возраст позволяет. Мне вот уже не позволяет, а я не сдаюсь.

Она посмотрела на себя в зеркало и кокетливо улыбнулась.

– Сказала тоже… ты моложе меня выглядишь, даром, что разница в семь лет.

– Допустим, не моложе, но стремлюсь к идеалу… возможному…

– А нервишки-то все истрёпаны, Джульетточка ты моя!

– Знаешь, Соня, я за эти три года столько неприятных открытий сделала, так тяжело жила, что чуть старухой не стала. Как начну те события в уме перебирать, так тошно…

– Ты бы мне всё рассказала, сняла бы груз…

– Ладно. Сейчас дела переделаем, схожу поплаваю – вечером.

Но вечером приехал Николай, недовольный, резкий. У него якобы что-то не ладилось на работе, хотя причина была скорее в другом… Соня суетилась больше обычного. Желая рассеять его настроение, она сказала:

– Знаешь, Коля, у нашей матери-одиночки закрутился роман. Такой мужик! Обалдеть!

– Знаю я эти курортные шашни, уж Лена могла бы этим б… не заниматься! – с ожесточением выдал Николай.

– Ты что? Сдурел! Да у неё всё так чисто, по-человечески! Ляпнул тоже… Не знаю, успели хоть поцеловаться… Он улетел уже. В Москву. С отцом неладно…

– Ха-ха, так я и поверил! С отцом… Удрал, небось… Роман… Вас, баб, нельзя и на день одних оставить.

– Да что ты всё мелешь! Что ты на людей кидаешься? Кошмар какой-то! Если у тебя настроение плохое, так другие-то при чём?

Соня побежала поливать цветы.

На столе было уже накрыто, ждали Елену. Тут скрипнула калитка, и весёлый голос пропел:

– Ура! Ура! Приехал Николя!

Елена танцующей походкой прошлась по цементному двору, взлетела на веранду, послала воздушный поцелуй Николаю, помахала шляпой сестре.