Текст книги "Вопросы ответственности за преступления против порядка управления"

Ольга Соколова
Вопросы ответственности за преступления против порядка управления

Преступления против порядка управления: римское и современное уголовное право

До сих пор остается недостаточно изученным публичное римское право. В основном, учеными анализируется право частное. В литературе можно встретить утверждения, что «настоящим правом Рима было право частное (ius privatum), в то время как публичное право (ius publicum) не было стабильным, – и уж тем менее установлением писанным и твердым11
  Франчози Дж. Институционный курс римского права / перевод с итальянского; отв. ред. Л.Л. Кофанов. М.: Статут, 2004. С. 44.


[Закрыть]». Дженнаро Франчози объясняет данную нестабильность чувствительностью ius publicum к колебаниям в политической жизни и, в конечном счете, эволюционирующим вместе с ней.

В последнее время стали появляться работы, посвященные, например, изучению уголовно-правовых узаконений в римском праве. Но, к сожалению, следует констатировать, что ученые практически не упоминают о наличи положений, устанавливающих ответственность за преступления против порядка управления.

Вопрос о преступлениях против порядка управления в его соотношении с римским правом может быть рассмотрен с разных позиций: 1) существовал ли данный вид преступлений непосредственно в римском праве; 2) какие противоправные деяния могли бы с точки зрения современной терминологии называться «преступлениями против порядка управления»; 3) можно ли проследить историю становления в российском законодательстве норм об уголовной ответственности за преступления против порядка управления, начиная с Законов XII таблиц (Leges XII tabularum). Наибольший интерес вызывает последний из указанных аспектов, поскольку затрагивает вопрос о соотношении, взаимосвязи римского права и российского уголовного права.

Именно в этом ключе и будут проанализированы уголовно-правовые нормы, охраняющие порядок управления.

Но прежде определим, какие из деяний были отнесены некоторыми учеными к преступлениям рассматриваемого вида (заметим, что ими не проводится четкая параллель с российским законодательством, т.е. они, на мой взгляд, изучают данный вопрос со второй позиции, отмеченной выше).

Так, например, Е.А. Скрипилев отмечает, что к преступлениям против порядка управления надо отнести т.н. ambitus, т.е. буквально «происки», «обход». Под этим понималось домогательство и получение какой-либо должности с использованием при этом влияния (в том числе, в позднее время, императорских фаворитов). Ученый упоминает также и закон о подлогах (Lex cornelia de falsis), который был издан при Сулле. Этим законом предусматривались разнообразные деяния, совершаемые в корыстных целях: подкуп судьи, подлог в счетах и документах и пр.22
  См.: Скрипилев Е.А. Основы римского права. Конспект лекций. 2-е изд. М.: ОСЬ-89, 2000. С. 87–88.


[Закрыть]

О.А. Омельченко также пишет «о подделке и вранье с правовыми последствиями». Смысл этой группы преступлений заключается, по его мнению, в наказуемости посягательств на установленный порядок правовых отношений и управления, а также правосудия: подделка завещаний, фальшивомонетничество, подделки в отношении права и закона (ложное истолкование закона судьями или адвокатами и пр.), подделки в отношении мер и весов. Для одних видов преступлений этой группы подразумевался специальный субъект – судейские и юрисконсульты …33
  См.: Омельченко О.А. Римское право: учебник. Изд-е 2, испр. и доп. М.: ТОН-Остожье, 2000. С. 76– 77.


[Закрыть].

Можно предположить, что с точки зрения некоторых ученых именно эти специальные субъекты имеют отношение к установлению порядков, к их охране. Как отметил А.И. Бойко, «попутное овладение азбукой Таута (древнейшая письменность) позволяет перевести разрозненные ритуальные действия во внятные писанные правила. Рядом с земными, … прагматичными нормативами появляется новый слой управленцев, испытывающих пиетет перед jus, а не fas. Это – юристы»44
  Бойко А.И. Римское и современное уголовное право. СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. С. 46.


[Закрыть]. Соответственно, этих лиц, непосредственно связанных с управлением, некоторые ученые называют субъектами преступлений против порядка управления.

Соглашаясь с мнением Е.А. Скрипилева и О.А. Омельченко, относящих деликты подделки к разряду преступлений против порядка управления, отметим также, что в римском праве встречаются узаконения, направленные на урегулирование отношений, связанных с охраной порядка призыва на воинскую службу и порядка осуществления своего действительного и предполагаемого права. Следует утверждать, что в римском праве можно найти нормы, с которыми будут соприкасаться ст. ст. 328 и 330 УК РФ.

В древнейшее время участие государственной власти в гражданском правосудии было еще неизвестно. Государство того времени – это военный союз, военная организация, которая образовалась, оставив почти неприкосновенной первоначальную общественную организацию55
  См.: Муромцев С.А. Гражданское право Древнего Рима. М., 1883. С. 68.


[Закрыть]. Первые крупные шаги в развитии государственного устройства в VI веке до н.э. представляла реформа Сервия Туллия, которая также была связана и с военной реформой66
  См.: Боголепов Н.П. Учебник истории римского права / под ред. и с предисл. В. А. Томсинова. М.: Зерцало, 2004. С. 30.


[Закрыть]. Речь идет о серьезном увеличении римской военной силы за счет введения воинской обязанности не только для патрициев, но и плебеев (для всех полноправных граждан), что сказалось и на формировании органов управления77
  См.: Токмаков В.Н. Право и воинская дисциплина в Республиканском Риме // Древнее право. М.: Спарк, 2000. №1 (2). С. 136–143.


[Закрыть].

В.Н. Токмаков указывает на наличие случаев уклонения от записи в войско. Но таких лиц нередко брали под защиту плебейские трибуны, пользовавшиеся правом интерцессии, а сам набор часто становился ареной противостояния патрициев и плебеев, инструментом борьбы за власть и господство в римской civitas88
  Кофанов Л.Л., Щеголев А.В. Рецензия на книгу Токмакова В.Н. «Военная организация Рима ранней Республики (VI–IV вв. до н.э.)» // Древнее право. № 1 (4). М.: Спарк, 1999. С. 250–251.


[Закрыть]. О каком либо наказании за уклонение автор не пишет. Подчеркивает, что уклонение от военной службы рассматривалось изначально как нарушение высших законов (fas), что было связано с сакральным смыслом присяги (принимая присягу, воины утрачивали гарантии свободного гражданина и как бы обрекали себя головой милости богов). Добавим, что текст Дигест свидетельствует о том, что «в древности уклонявшиеся от призыва (в ополчение) отдавались в рабство, как предатели свободы»99
  D. 49.16.4.10 // Дигесты Юстиниана / пер. с лат; отв. ред. Л.Л. Кофанов. Т. VII. Полутом 2. М.: Статут, 2005. С. 319.


[Закрыть].

Но с постепенным отделением военной организации от гражданства и превращением войска в орудие государства сакральная основа воинской дисциплины стала уже недостаточной и начала дополняться системой государственного принуждения, публично-правового регулирования1010
  См.: Токмаков В.Н. Указ. соч. С. 143.


[Закрыть].

Уклонение от военной службы, по мнению В.Н. Токмакова, уже воспринималось как измена общине (perduellio). Она каралась не только в силу империя магистрата (смертью), но и государственными мерами принуждения: штрафами, телесными наказаниями, заключением в тюрьму.

Е.А. Скрипилев называет также в качестве наказания за неявку на призыв конфискацию имущества. Так, Ливий неоднократно воспроизводит ситуацию в V– III вв., когда тот или иной консул штрафами и угрозами наказаний приводит военнообязанных граждан к присяге1111
  См.: Скрипилев Е.А. Указ. соч. С. 87–88.


[Закрыть].

Как видим, это деяние обретает статус государственного правонарушения.

Что касается отношения в римском праве к самостоятельному осуществлению кем-либо своего действительного или предполагаемого права, то исследователи отмечают, что первоначально защита частных прав (личных и имущественных) осуществлялась заинтересованным лицом путем расправы с виновным1212
  Римское частное право: учебник / под ред. проф. И.Б. Новицкого и проф. И.С. Перетерского. М.: Юрист, 1994. С. 51.


[Закрыть].

В древнем римском праве для обозначения данного явления существовало два термина: 1) talio – частное мщение, подразумевавший под собой причинение обидчику того же зла, какое он причинил потерпевшему. Потерпевший имел право на возмездие к правонарушителю за совершенное им бесправие (любое действие противоречащее праву), обозначаемое как iniuria1313
  См.: Бартошек М. Римское право: (Понятия, термины, определения): пер. с чешск. М.: Юрид. лит., 1989. С. 152.


[Закрыть]. 2) иным значением обладал термин vim dicere. Этот термин подразумевал объявление о применении силы при отказе возвратить вещь по доброй воле и тем окончить спор. М. Бартошек замечает, что термин vindicatio – самоуправная отместка за оскорбление, и защита от нападения, и безусловная власть собственника при розыске и возврате спорной вещи, а впоследствии: преследование потерпевшим любого беззакония – происходит исторически именно от термина vim dicere1414
  Там же. С. 308, 327.


[Закрыть].

Только постепенно от самосуда переходят к защите прав через посредство органов государства как организованного аппарата власти. Потерпевший или полагающий, что претерпел нарушение своего права, должен теперь обращаться за помощью к государству и не вправе прибегать к самовольным действиям, которые противоречат допустимым (разрешенным) способам самозащиты. Это правило было отражено в термине vi clam precario (насильственно, тайно, прекарно), который обозначал способы осуществления недозволенного самоуправства при нарушении или лишении владения. Юридические дефиниции каждого из них были в достаточной мере представлены в законах:

Vi factum id videtur esse, qua de re quis cum prohibetur, fecit. – Сделанным насильно считается то, что кто-либо сделал вопреки запрету (Muc.Scaev. Q.D.50. 17. 73. 2). Vis est et tunc, quotiens quis id, quod deberi sibi putat, non per indicem reposcit. – Насилие происходит и тогда, когда кто-либо, полагая, что имеет право требовать что-либо, добывает это без обращения в суд (Coll. D. 4.2.13).

Основываясь на этих правилах, исследователь М. Бартошек небезосновательно пришел к выводу, что термин vis в частном праве означал самоуправное нарушение запрета, налагаемого законом, путем применения силы или принуждения, способное вызвать у противоположной стороны страх, особенно в области владельческих отношений1515
  Бартошек М. Указ. соч. С. 328.


[Закрыть].

Относительно второго способа существовало следующее правило: Clam (factum id videtur esse), quod quisque, cum controversiam haberet habiturumve se putaret, fecit. – Тайно сделанным считается то, что сделал кто-либо, хотя о вещи ведется (или, по мнению действующего лица, будет вестись) судебный спор (D. 50.17.73.2). Здесь подчеркивалось, что действующее лицо поступало вопреки предписаниям судебных органов и воле других частных лиц.

Precario подразуевало порочное владение, при котором земля, полученная «по просьбе» (от preces – просьба), удерживалась прекаристом, несмотря на требование собственника о ее возврате (т.е. possessio precaria)1616
  Там же. С. 377.


[Закрыть], другими словами способ самоуправного поведения считался недозволенным и в том случае, если нарушались законные права противоположной стороны.

Закрепление в римском праве правила vi clam precario свидетельствует о первоначальном вытеснении и дисциплинировании самоуправства и стремлении власти превратить борьбу сторон в процессуально урегулированное рассмотрение споров органами государства. Многочисленные интердикты, например: interdicta retinendae possessionis, interdicta recuperandae possessionis, выступали против самоуправного поведения – vi clam precario, были направлены на удержание существующего владения и воспрепятствование каким-либо нарушениям другой стороны. Так к ним, например, относятся:

• interdictum Unde vi – направлен против того, кто физическим насилием вытеснил другого из владения земельным участком;

• interdictum Uti possidetis (в споре о владении недвижимостью), запрещающий обеим сторонам применять насилие против последнего добросовестного владельца, а ему позволяет силой вернуть себе владение, отнятое у него vi clam precario1717
  Курс римского гражданского права. Общая часть / под ред. А.А. Карпова. М., 1886. С. 167; Бартошек М. Указ. соч. С. 157–158.


[Закрыть].

Развитое право предполагало, что насильственные действия могли предприниматься заинтересованными лицам в своих интересах лишь в чрезвычайных случаях, когда самоуправство было лишь средством защиты против неправомерного нападения, направленного против лица или его имущества (например, насильственного удаление с земельного участка, D. 43. 16. 1. 28)1818
  Римское частное право: учебник / под ред. И. Б. Новицкого и И.С. Перетерского. М.: Юриспруденция, 1999. С. 47.


[Закрыть], а также, когда произошла бы невозвратимая утрата права (например, допускалось задержание беглого должника и арест захваченных им с собой денежных средств для удовлетворения претензий, D.42.8.16). Разрешалось самоуправство и в случае необходимой обороны1919
  Курс римского гражданского права. С. 168.


[Закрыть]. По этому поводу Ульпиан повторяет записанное еще Кассием правило vim vi repellere licet – насилие дозволено отражать силой, и добавляет, что оно приравнивается к предписаниям естественного права – naturae comparatur (D.43.16.1.27). Далее, еще XII таблицами было дозволено убийство на месте застигнутого вора.

Si quis noctu furem occiderit, non dubitamus, quin lege Aquilia (non) tenebitur (Coll. 7. 3. 3). – Если кто-нибудь убьет ночью вора, то мы не сомневаемся, что (не) будет отвечать по закону Аквилия.

Но одновременно создавалась система и ограничений для разрешенного (правомерного) самоуправства.

… si autem cum posset adprehendere, maluit occidere, magis est ut iniuria fecisse videatur, ergo etiam lege Cornelia tenebitur (Coll. 7.3.3). –…если же он предпочел убить его (вора), когда мог только задержать, есть больше оснований считать его поступившим неправомерно. Следовательно, он будет ответственен также по закону Корнелия (преступление насилия – crimen vis).

Против нападений, направленных на отнятие вещей, допускается их самоуправное возвращение, но только при определенном условии.

Recte possidente ad defendendam possessionem, quam sine vitio tenebat inculpatae tutelae moderatione illatam vim propulsare licet (C.8.4.1). – Правомерному владельцу для защиты владения, которое он беспорочно имел, позволено отражать причиненное насилие в границах осторожной охраны.

Следует согласиться с мнением И.Б. Новицкого, когда он обозначает самозащиту с превышением разрешенных границ как самоуправство в тесном смысле слова2020
  Римское частное право. С. 48.


[Закрыть]. Тогда закономерно, что самоуправство как действие самовластное, с применением принуждения и насилия будет обозначаться как самоуправство в широком смысле слова.

Вообще же действия по самоуправному взысканию были воспрещены декретами 389 г. Кредитор терял свое требование, если он пытался самовольно получить удовлетворение.

Creditores si adversum debitores suos agunt, рer iudicem id, quod deberi sibi putant, reposcere debent: alioquin si in rem debitoris sui intraverint id nullo concedente, divus Marcus decrevit ius crediti eos non habere (D.48.7.7). – Кредиторы, если они выступают против своих должников, должны потребовать через судью то, что считают подлежащим уплате себе; в противном случае, если они овладеют имуществом своего должника, при отсутствии разрешения с чьей-либо стороны, Марк декретировал потерю ими прав требования.

По Юстинианову праву лицо, отнявшее без судебного решения свою собственную вещь, принуждался не только к возврату спорной вещи, но и к потере прав на нее. Отнявший же чужую вещь должен был не только возвратить ее собственнику, но и заплатить штраф в размере ее стоимости (Cod. Just. VIII. 4, 7)2121
  Курс римского гражданского права. С. 168.


[Закрыть].

Интердикт о самоуправстве – unde vi – перешел из кодекса Юстиниана в последующие законы: Эклогу, Прохирон, Василики и Шестикнижие Арменопула, а именно:

Если кто-либо имеет тяжбу с кем-либо, не сказав властям, но самовольно, либо своей властью, либо с приложением силы наложит руку и захватит что-либо, то, если это притязание правильное, он лишится своей вещи и отдаст ее. Если он забрал что-либо чужое, то да будет он избит местным архонтом как сам себя сделавший экдиком, не будучи архонтом, и затем возвратит за это то, что взял (Ecloga priv. а. XVII, 33; Ecloga ad Proch. m., XVIII, 6; Proch. XXXIX, 49; Harm. VI, 7, 5; Bas. 50, 3, 55; Cod. Th. IV, 22, 3)2222
  Эклога. Византийский законодательный свод VIII века. Вступ. ст., перев., коммент. Е. Э. Липшиц, М.: Наука, 1965. С. 68.


[Закрыть].

Эклога в первой части статьи полностью следует Юстинианову праву – при наличии действительного права на что-либо не разрешалось самовольно, то есть без предупреждения властей, либо с применением насилия разрешать споры, возникшие по поводу этого права, во второй же части, где отмечается завладение чужой вещью, – сделан акцент на запрете самовольного удовлетворения своих претензий на эту вещь без участия властей, в связи с чем изменено и наказание. Из статьи вытекает, что суд на местах творил архонт (правитель), который и назначал экдиков – судебных исполнителей. Виновник же несет наказание за то, что он присвоил себе власть архонта и функции экдика, не имея на это соответствующих прав. Е.Э. Липшиц делает правильное замечание, что телесному наказанию виновный подлежал именно за присвоение судебных прав, или за осуществление самосуда2323
  Эклога. Византийский законодательный свод VIII века. С. 172.


[Закрыть].

В целом, можно утверждать, что на развитие представлений о самоуправстве, несомненно, повлияло византийское право: статья, защищающая от самоуправства при тяжбе, воспроизводится без каких-либо изменений и в Законе Судном людем, который, по мнению большинства исследователей, представляет собой славянскую компиляцию византийских законов, созданную в эпоху болгарского царя Симеона (888–927 гг.) и повлиявшую затем на содержание Мерила Праведного и Судных грамот2424
  См.: Флоринский Т.Д. Древнейший памятник болгарского права. Киев: тип. С.В. Кульженка, 1904. С. 9; Калачев Н.В. Предварительные юридические сведения для полного объяснения Русской Правды. Вып. 1. 2-е изд., СПб., 1880. С. 25, 44–55, 72– 74.


[Закрыть].

К вопросу уголовно-правовой оценки оскорбительного воздействия, нарушающего телесную неприкосновенность представителя власти

В теории уголовного права термин «насилие» всегда трактовался неоднозначно. Например, на вопрос существует ли насилие «правомерное», некоторые авторы отвечают отрицательно. Так, Л.В. Сердюк определяет данное поведение как «внешнее со стороны других лиц умышленное и противозаконное воздействие на человека (или группу лиц), осуществляемое помимо его воли и способное причинить ему органическую, физиологическую или психическую травму, и ограничить свободу его волеизъявления или действий» [4, с. 22]. С его точки зрения, нельзя назвать насилием причинение вреда при необходимой обороне. Автор приводит определение насилия из толкового словаря В. Даля, где это действие характеризуется как «стеснительное, обидное, незаконное и своевольное [1, с. 468].

Следует заметить, что исследователь русского языка приводит не только эти значения слова, но также трактует его, как принужденье, неволя, нужа, силованье. В свою очередь «нужа», «нужда» – это крайность, потребность, надобность, необходимость [1, с. 558–559]. Тем самым этимология слова насилия предполагает и его некую вынужденность, оправданность, позволяет выделять насилие криминальное и некриминальное [5].

Конечно, методологически неверно опираться лишь на словарь, который к тому же не является юридическим по содержанию, но здесь необходимо было привести аргумент аналогичный по своему источнику с тем, который использовал Л.В. Сердюк.

А.В. Тюменев объясняет такое расширительное толкование насилия развитием науки, техники, юридической мысли, восприятием человека не только как биологического организма, но и социальной единицы с присущими ей правами и обязанностями. Поэтому некриминальное насилие – это правомерный акт применения силы, предусмотренный нормами Общей части УК РФ, как правило, причиняющий вред охраняемым уголовным законом интересам, направленный против или помимо воли человека, ограничивающий его права и свободы, а также причиняющий вред его жизни, здоровью. К такому насилию можно, с точки зрения А.В. Тюменева, отнести обстоятельства, исключающие преступность деяния, принудительные меры медицинского характера и т.д. [5].

В ст. 20 Конституции РФ зафиксировано – «Каждый имеет право на жизнь». Данная декларация не имеет никаких исключений и соответственно любое лицо имеет вышеуказанное право вне зависимости от его поведения, даже если оно является неправомерным (оговоримся, что здесь мы не будем затрагивать проблему смертной казни). Полагаем, что действия защищающегося при необходимой обороне в отношении нападающего будут восприниматься последним также как насильственные, т.е. совершаемые помимо его воли, ограничивающие его права и причиняющие вред его жизни, здоровью (заметим, что здесь перечислены признаки насилия, называемые большинством исследователей).

В настоящее время отмечается глобальность проблемы насилия, его роль в межличностных и межгосударственных отношениях, отмечается неблагоприятная тенденция в сфере насильственной преступности, подчеркивается актуальность исследований криминального насилия [3, 5].

В главе 32 (ст. ст. 317–330) Уголовного кодекса РФ 1996 года законодатель предусмотрел уголовную ответственность за преступления против порядка управления и в 5 статьях присутствует признак насилия или угрозы применения насилия. При этом лишь три состава преступления по своей юридической природе являются насильственными (ст. ст. 317, 318, 321 УК РФ), а в двух остальных – насилие является квалифицирующим признаком (ч. 2 ст. 322 и ч. 2 ст. 330 УК).

Перечисленные составы являются насильственными с точки зрения законодателя, который оговаривает характер действий различными способами, используя данный термин: 1) в названии статьи, например, ст. 318 УК – «Применение насилия в отношении представителя власти»; 2) в диспозиции основного состава; так, часть 1 статьи 321 (Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества) начинается со слов «Применение насилия, не опасного для жизни или здоровья осужденного…»; в квалифицирующем признаке, например, часть 2 статьи 322 УК звучит как «Незаконное пересечение Государственной границы РФ, совершенное с применением насилия или с угрозой его применения»; либо законодатель использует словосочетание, близкое по содержанию к термину «насилие». Так, в ст. 317 УК говорится об одной из разновидностей насильственных действий – посягательстве на жизнь сотрудника правоохранительного органа.

Таким образом, законодатель указывает на наличие в некоторых преступлениях против порядка управления физического или психического насилия.

Но существует и иная позиция, согласно которой круг насильственных преступлений против порядка управления может быть расширен. Так, Л.В. Сердюк считает, что ограничение психического насилия только угрозами причинения лицу физического вреда представляется неверным, так как оставляет за рамками правовой защиты граждан от множества других способов насильственного причинения им психических травм и незаконного воздействия на волю. Автор разновидностью психического насилия называет оскорбления.

Другие исследователи выделяют так называемое «имущественное» или «косвенное» насилие. А.В. Тюменев указывает, что «косвенное криминальное насилие причиняет вред человеку посредством посягательства на другие охраняемые уголовным законом объекты, т.е. на имущество, достоинство, деловую репутацию человека» [5].

В ст. 319 УК РФ устанавливается уголовная ответственность за оскорбление представителя власти, а именно за публичное оскорбление при исполнении им своих должностных обязанностей или в связи с их исполнением.

По мнению Ю.Г. Чернова, умышленное унижение чести и достоинства представителя власти оказывает негативное воздействие на физическое состояние его организма («стресс»), в результате которого последний начинает испытывать отрицательные эмоции, проявляющиеся в чувстве собственной неполноценности, обеспокоенности, подавленности [6]. А.Ю. Кизилов полагает, что все это приводит к нарушению его психофизиологических функций, угнетает социальную активность. В подобном состоянии пределы психической деятельности лица существенно сужаются, падает концентрация, теряется самообладание, оно уже не способно полноценно исполнять обязанности по занимаемой должности [2, с. 109].

Если ли бы при оскорблении подобным образом характеризовалось психическое состояние каждого из потерпевших, тогда возможно любые действия виновного могли считаться насильственными, т.е. в данном случае подавляющими социальную активность. Но на практике представители власти, чувствуя отрицательные эмоции и воспринимающие это унижение не только лично в отношении себя, но в большей степени в отношении органов власти, обязаны поддерживать авторитет государственных органов и активно реагировать на поведение виновных.

Так, в приговоре Шуйского городского суда Ивановской области от 20 марта 2000 г. в отношении Щ., обвиняемого по ст. 319 УК РФ, указывается, что потерпевший С. – сотрудник ГИБДД ОВД Шуйского района – при исполнении им должностных обязанностей в присвоенной форме сотрудника милиции, на служебной машине ГИБДД с опознавательными знаками осуществлял задержание гражданина М., управляющего автомашиной в состоянии алкогольного опьянения без водительского удостоверения. Посадив М. в служебную машину, С. сел за руль автомобиля, чтобы проследовать в ОВД. При задержании нарушителя собралась группа молодых людей, один из которых – Щ. – стал выкрикивать в адрес С. оскорбления в грубой нецензурной форме. На замечания потерпевшего Щ. не реагировал, продолжал выкрикивать оскорбительные слова. Тогда С. догнал его и доставил в Шуйский ГОВД. При следовании в машине Щ. продолжал вести себя недостойно и пытался узнать адрес потерпевшего, чтобы «наведаться к нему с дружками» (Архив Шуйского городского суда Ивановской области. 2000. Дело № 1– 134).

Думается, что не совсем верно считать насильственными все формы оскорбления, квалифицируемые по ст. 319 УК РФ. Правоприменительная практика показывает, что чаще в отношении представителей власти совершается вербальное оскорбление, т.е. оскорбительные слова и выражения, обидные сравнения, нецензурная брань. Реже поведение виновного облекается в т.н. «оскорбление воздействием». А.Ю. Кизилов выделяет три способа подобных посягательств: 1) оскорбление жестом; 2) оскорбление воздействием, нарушающим телесную неприкосновенность; 3) оскорбления насильственным воздействием [2, с. 120].

К оскорбительному воздействию, нарушающему телесную неприкосновенность представителя власти, следует относить такое поведение, которое хотя и предполагает контакт виновного с потерпевшим, однако не выражается в причинении сколь-нибудь существенных болевых ощущений. Это может быть срывание погон, наград, знаков отличия с форменной одежды, плевки в лицо, обливание помоями, выплескиванием напитка из стакана и т.п.

Так, в приговоре Октябрьского районного суда г. Иванова в отношении К., обвиняемого в совершении преступлений, предусмотренных ст. ст. 318 ч. 1 и 319 УК РФ, указывается, что к К., распивавшему спиртные напитки на микрорынке, расположенном на ул. К. Маркса, обратились с требованием о прекращении указанных действий работники милиции Б. и К., которые несли службу по охране общественного порядка. После того, как К. отказался подчиниться их требованиям, он был доставлен в диспетчерскую ТТУ. В помещении диспетчерской К. в присутствии посторонних (работниц ТТУ) стал оскорблять милиционеров, нецензурно ругался, плевался в их сторону, демонстративно вытер испачканные в побелке руки о форменную одежду одного из сотрудников милиции (Архив Октябрьского районного суда г. Иваново. 1997. Дело № 1– 294).

Оскорбление насилием представляет собой общественно опасное воздействие на организм уполномоченного лица государственной власти, проявляющееся в ударах, толчках, пощечинах, хватании за различные части тела. Необходимо, отграничивать подобные действия от насилия, не опасного для жизни и здоровья, речь о котором идет в ч. 1 ст. 318 УК РФ. Во-первых, одним из разграничительных критериев выступает характер насилия, которое не должно причинять существенную физическую боль, а унижать человека, быть циничными, вульгарными. Во-вторых, умысел виновного должен быть направлен именно на совершение оскорбительных действий, т.е. он должен осознавать, что публично унижает представителя власти и его насильственные действия направлены в первую очередь на честь и достоинство (например, ударом сбивает форменную фуражку с головы). Т.е. это оскорбление, связанное с физическим воздействием на представителя власти против его воли.

Библиографический список

1. Даль В. Толковый словарь. Том 2. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей. 1956.

2. Кизилов А.Ю. Уголовно-правовая охрана управленческой деятельности представителей власти. Ульяновск. 2002.

3. Петин И.А. Криминологические аспекты механизма преступного насилия: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Екатеринбург. 2002.

4. Сердюк Л.В. Насилие: криминологическое и уголовно-правовое исследование. М.: ООО Издательство «Юрлитинформ», 2002.

5. Тюменев А.В. Виды криминального насилия (уголовно-правовой и криминологический аспекты). Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Рязань. 2002.

6. Чернов Ю.Г. Стресс без стресса. М., 1988.