Текст книги "Хранители тайн"

Палата № 6
Хранители тайн

Издательство благодарит Александру Панфилову за предоставленное разрешение использовать шрифт «Прибамбас» в оформлении данной книги.

Автор шрифта «Прибамбас» – Михаил Панфилов mishapanfilov.ru

© Палата № 6, текст и иллюстрации, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2021

* * *

Глава 1

Каждое утро Арк просыпался в своей маленькой квартирке и надеялся, что это все еще сон.

Обычно его будила ругань соседей сверху, но случались исключения, поэтому иногда он просыпался от ругани соседей сбоку или снизу. Просыпался Арк всегда тяжело. Каждый раз ему не хотелось открывать глаза и выныривать из-под одеяла, ибо никогда и ничего хорошего это занятие не сулило. Если все-таки ему удавалось каким-то чудом открыть глаза, то первые десять минут он был занят тем, что пытался выкрасить кипяток многократно использованным пакетиком черного чая. Если вода хотя бы желтела, утро считалось хорошим. Если – нет, утро считалось нормальным. Но чаще всего у Арка даже такого чая не было, и он пил кипяченую воду без сахара, то и дело выплевывая кусочки накипи прямо под ноги.

Позавтракав, если было чем, Арк обыкновенно направлялся в ванную и умывал лицо под тоненькой струей ржавой воды, откручивая кран лишь на парочку сантиметров, чтобы показания счетчика едва-едва сдвинулись с места. Зубы он чистил похожим образом. Процедура эта занимала целых полчаса, ибо первые пятнадцать минут Арк пытался выдавить хоть что-нибудь из исхудавшего тюбика, где когда-то была паста, а оставшееся время он скрупулезно елозил щеткой по каждому зубу, удивляясь, как ему удалось сохранить в целости каждый из них. Зубами он дорожил и гордился ими. То же касалось и его ботинок.

Закончив утренние процедуры, Арк обыкновенно возвращался в комнату, тщательно переступая через тараканов, клопов и даже мышь, которая в последнее время до того осмелела, что совсем перестала прятаться и жила у него в качестве питомца. Мышь он назвал Алисой и всякий раз приносил ей что-нибудь вкусное. Однажды он даже похитил у белки парочку орехов, чтобы накормить Алису, и та каждую ночь будила его аппетитными шорохами. Осматривая комнату на предмет того, что нужно взять с собой в новый день, Арк всегда приходил в уныние. У него не было практически ничего. Посреди комнаты лежал старенький матрас, окруженный книгами, но ни одну из них до конца Арк так и не прочитал. Он нашел их на улице и не смог пройти мимо, посчитав кощунством выбрасывать кем-то написанные истории.

В новый день Арк обычно брал эту сумку и маленький рюкзак, который помещался в районе книг. У изголовья лежала клетчатая сумка, ночью служившая подушкой. Собрав все необходимое, он обычно выходил на улицу и проверял погоду. Делал он это просто так, ибо одежда у Арка была одна на все сезоны: темные брюки, удачно скрывавшие пятна на них, такого же цвета водолазка и серое пальто, одновременно уместившее на себе так много дыр, что спустя какое-то время и само, должно быть, превратится в одну сплошную дыру.

Проверив, что ничто не забыто, Арк обувал тяжелые ботинки, те самые, которыми он гордился, ибо они не имели ни одной дырочки и служили ему верно и долго. Далее он принимался за двери. Сначала он закрывал первую деревянную дверь, поворачивая замок один раз. Дальше – еще одну деревянную дверь, с поворотом замка уже трижды. А уже находясь на лестничной клетке, он закрывал последнюю, железную, дверь, прокручивая один замок трижды и другой – дважды. Ключ прятал во внутренний карман пальто и застегивал карман на молнию, которую сам же и вшил. Лифтом он не пользовался, не желая встречаться с соседями, потому что те часто смотрели косо, а иногда даже позволяли себе не слишком ласковые выражения в его адрес. Впрочем, он постоянно был рад встретить Матильду. Она всегда здоровалась первой, была вежливой, интересовалась его делами, и, собственно говоря, ботинки, которые Арк носил с таким удовольствием, были подарены именно ею. Как-то Арк откликнулся на объявление, приклеенное к стене, где было написано нечто, никого неспособное растрогать: «Отдаются ботинки. Ношеные». К ботинкам она предложила Арку еще и очки с темными круглыми линзами, доставшиеся ей от отчима, но Арк отказался, так как они недостаточно подходили к его стилю.

Спустившись по лестнице, стараясь отводить глаза от взглядов встречавшихся ему соседей, Арк поздоровался с пожилой консьержкой. Та не ответила, только проводила его вылезающими из-за толстенных линз глазами, впрочем, довольно дружелюбно, но и задумчиво. Так случалось каждое утро, и каждый раз она успевала его остановить, чтобы задать вопрос:

– Вы же из двенадцатой квартиры? Помню, вы с книгами ходили тут. Подскажите: травянистое растение семейства злаковых.

Арк, не задумываясь, ответил:

– Рис, Марь Ивановна.

Консьержка скрючилась над кроссвордом, освещаемым тусклой лампой, вкрученной в допотопный светильник, вписала подсказанное ей слово, и лицо ее тут же изменилось не в лучшую сторону.

– Сволочь ты! – закричала она. – Кроссворд мне испортил!

Но Арк уже был на улице, где вытряхивал из своей клетчатой сумки остатки вчерашней добычи.

Очутившись снаружи, Арк тут же забывал, откуда вышел. Не в буквальном, конечно, смысле. Дело в том, что у него совершенно отпадали мысли на тему, насколько жалкую жизнь он ведет. Оказываясь на пороге нового дня, он непременно, хоть и неизвестно, откуда, приобретал веру в этот самый новый день. Ни беды, ни обстоятельства все равно не смогли разрушить его веру в чудо, и он выходил из подъезда с твердым намерением вернуться обратно как минимум чуточку счастливее. Получалось это далеко не всегда, но Арк не сдавался.

Выйдя и вдохнув свежего воздуха, он вешал на плечо свою клетчатую сумку и первым делом заглядывал под лавочку, стоящую у подъезда. Обычно он находил там как минимум одну стеклянную бутылку. К осуждению Арк давно привык и не обращал на него никакого внимания, хоть и старался выходить на улицу пораньше, чтобы как можно реже встречать людей. Сначала он прохаживался вдоль своего дома, заглядывая под лавочки и находя там банки, бутылки, окурки и прочий мусор. Окурки он бросал в стоящую рядом урну, а остальное забирал себе. Затем он шел в соседний двор, потом – в следующий и, таким образом, в итоге выходил к первому большому мусорнику. Рыться в них он себе не позволял даже в самые тяжелые времена, но здесь он делал первую передышку и, садясь в кем-то выброшенное кресло, начинал сортировать найденное. То, что нельзя будет сдать на вторсырье, он выбрасывал в контейнер, а алюминиевые банки раздавливал, чтобы они не занимали так много места. Местные обитатели здоровались с ним, но заговаривать не спешили, предпочитая болтать между собой:

– Неплохой урожай, а? – говорил кому-то старик, пытавшийся выудить из контейнера нечто, напоминающее оленьи рога. – И кому только вздумалось это выбрасывать, а?

Проходивший мимо, спеша на работу, мужчина, не глядя, выкинул мусорный пакет, и тот элегантно повис на рогах, которые старик уже почти выволок из контейнера.

– Что за люди, а? – возмутился он, оставил рога и перебрался к другому контейнеру. – Хотя был у меня знакомый, который пришел на зачет с рогами оленя, красным носом и пел преподавателю песенку: «Добрый день, я – Саня-олень! Скоро будет Новый год, ну поставьте мне зачет!». И поставили ведь оленю этому. Большой человек теперь-то! А я тогда завалил экзамен, постеснявшись рога напялить…

Арк тем временем подсчитывал, сколько ему удастся выручить с находки. Получалось негусто, и он, утрамбовав все в сумку, поднялся с кресла и отправился дальше. На прощание он кивнул старику, но тот не ответил, потому как сердился на судьбу.

Уже в следующем дворе Арку улыбнулась удача, и он нашел пустую винную бутылку и одну чистую литровую банку, кем-то небрежно оставленную возле подъезда. Какое-то время он ждал, не появится ли хозяин, но тот не объявился, и Арк пошел дальше. Банка была из-под майонеза, кем-то тщательно вымыта, но все равно от одной мысли о еде у Арка скрутило живот. В другом кармане (кстати, тоже с молнией!) он нашел монеты и тщательно их пересчитал. Хватало на полбуханки серого хлеба.

К тому моменту, когда люди уже вовсю высыпали на улицу, направляясь на работу, Арк с полной сумкой шел к пункту приема стеклотары, находившийся недалеко от его дома, где работал его самый близкий друг. Встречные прохожие брезгливо морщились, поэтому он старался обходить остановки и дороги, предпочитая нырять во дворы, где подобных лиц было гораздо меньше. Бутылки мелодично позвякивали в сумке, вырисовывая мелодию, пульсирующий висок отыгрывал барабаны, а желудок урчал, совершенно по-профански не попадая в ритм.

На пункте приема было пусто, лишь большой друг Арка, Тим, славный парень и работяга, невесело выглядывал из маленького окошка. Увидев Арка, он тут же переменился в лице и крикнул:

– Вот бы разбогатеть, скажи? Что мы купим первым делом, брат мой?

Сказав это, он вышел на улицу, чтобы помочь другу с тяжелой сумкой. Вообще природа их дружбы оставалась загадкой и для них самих. Поначалу они перебрасывались лишь несколькими словами, но со временем это были уже длинные, хоть и неловкие предложения, зато сейчас парни говорили часами, причем на совершенно разные темы, оттого Тим так и обрадовался. Ему не терпелось рассказать Арку хотя бы пару историй, услышанных им за время, пока они не виделись. Тим помогал Арку выгружать тару из сумки, расставляя схожие бутылки рядком, а сам рассказывал:

– Представляешь, был тут один тип недавно, в музее биологии. Все как положено: банки, склянки, мерзости всякие. И вот в конце экскурсии работники предлагают местное «развлекалово»: вскрытие. Естественно, потенциальный «отпетый, зашитый и одетый» был под «прикрытием». И вот группа стоит у стола. Тип как первый желающий просит халат, перчатки, маску и инструмент для разделки, так сказать. Подходит к столу и протыкает иголкой палец «агенту под прикрытием». Видит, что тот уже нервничает, но старается играть роль. И тут тип начинает свое шоу фразой «несите ремни», а сам скальпель готовит. Пристегнув ремни, он с инструментом наготове поворачивается к столу, снимает маску, целует «покойника» в лоб и говорит: «На счет “три” этот человек оживет». И все. Шоу в разгаре, Штирлиц раскрылся, крик, шум, паника, седые работники, визг, выходящий на ультразвук, и он, довольный собой и шоу-программой…

Арк искренне рассмеялся, как всегда, когда Тим травил свои байки. Их у него было с миллион, и он мало того что не повторялся, так еще и новые выдумывал, или наблюдал лично, или выслушивал от бесконечного потока самых разных людей, приходивших к нему. А еще у него была такая особенность – вляпаться в историю только ради того, чтобы потом это кому-то рассказать.

Выставив все бутылки и банки, Тим поставил отдельно один странноватый, широкий книзу сосуд с узким длинным горлом, заткнутым пробкой. На одной его стороне виднелись выгравированные буквы и символы, написанные, однако, неизвестным языком. Почесав голову, Тим растерянно сказал:

– Этот взять не могу. Не положено. Да и старый он какой-то, может быть, ценный?

– Это еще почему не можешь взять? – удивился Арк, сам не до конца понимая, откуда в его сумке взялся этот то ли графин, то ли неизвестно что. Он помнил все бутылки, подобранные утром, ибо от каждой почти всецело зависела его дальнейшая судьба.

– Не положено, – серьезничал Тим. – Лучше домой забери, поставь в нее цветы! А еще лучше – оставь мне, я сам в нее цветы поставлю…

Арк махнул рукой, согласившись с отказом, но сосуд не отдал, а положил его обратно в сумку. Идея с цветами ему понравилась. Если вы мертвы внутри, вам не помешало бы в доме что-нибудь живое. Цветы подойдут. Момент с графином немного смутил довольно мнительного по природе Арка. «Понятное дело, – думал, он, – все ни за что не упомнишь, и невозможно уследить за каждой подобранной винной бутылкой, но такой вот графин разве не должен был запомниться? Возможно, – подумал Арк, – я теряю память от плохого питания». Тим, словно уловив или прочитав мысль на задумчивом лице Арка, спросил:

– Голоден?

– Совру, если скажу, что нет.

– Пойдем внутрь. Там у меня супчик есть.

Они вошли в пункт приема стеклотары, служивший Тиму одновременно и домом, и местом работы. По сути, это был не ларек, а забытый кем-то железнодорожный вагон, из которого вытащили все стенки и койки. Арк всегда удивлялся тому, что вагон был, в километре стоял ржавый локомотив, а рельсов неподалеку никто так и не видел. Арк прихватил с собой графин, еще раз попытавшись вспомнить, откуда он взялся, но ничего не получилось. Внутри что-то плескалось, а гравировка казалась загадочной и величественной. В глаза бросилась еще одна деталь, не замеченная ранее. На пробке виднелся глубокий поперечный разрез наподобие разъема в игровых автоматах для монеток. Арк пытался и выкрутить, и выбить, и даже вырвать зубами пробку, но та не поддавалась, и он оставил затею, решив вернуться к ней после завтрака, неожиданно наступившего в обед. Тем более что Тим уже звал к столу…

• • •

Завтрак, несмотря на то что больше походил на обед, был хорош. К тому же Тим заварил крепкий горячий чай, зная, что Арк ни за что не откажется. Более того, он даже насыпал Арку с собой целый пакет черного рассыпного золота, и тот, поблагодарив, спрятал его в еще один внутренний карман с молнией. Тим ел неохотно, ему больше хотелось накормить друга, а еще сильнее – поболтать. Пока Арк ел, у него был занят рот, но не уши, и Тим мог что-нибудь рассказывать, чем он с удовольствием и пользовался.

– Тут на днях один старик француз приходил, и вот у него фамилия До, представляешь?

– Угу, – отвечал Арк, пытаясь остудить суп в ложке. – И что же?

– А то, что этот чудик назвал своего сына Бро, понимаешь?

– До Бро, что ли?

– Вот именно. И вот теперь в одной из колоний строгого режима сидит человек, осужденный за вооруженный налет, которого зовут До Бро… Интересно, как его дразнят?

В ларьке было тесновато, несмотря на то что снаружи он казался объемнее. Большую часть пространства занимала стеклотара, расфасованная по литражу, цвету и форме. В центре располагалось широкое окно с деревянным подоконником, через которое Тим обычно принимал тару, под ним – длинный деревянный стол со старой скатертью, за которым они и сидели. Несколько ветхих стульев, старенький черно-белый телевизор с дивной антенной, вставшие настенные часы, лишь два раза в день показывавшие правильно время, и, пожалуй, все.

– И все-таки странная вещь. Таких я не видывал. Иностранная, что ли? Но принять не могу, не положено, – говорил Тим, достав из-под стола необычный графин.

Он всматривался в гравировку, но не мог понять ни слова. Тогда Тим потряс сосуд возле одного уха, затем возле второго и заметил, что внутри помимо жидкости болтается что-то еще вроде маленького шарика, какие обычно бывают в баллончиках с краской. Он, как и Арк недавно, попытался вытащить пробку, но та сидела крепко и не поддавалась. Попробовал и зубами, и обмотав горлышко тканью, и зажав бутылку между ног – ничего. Тогда он наконец бросил затею и поставил бутылку на стол… И вот тут-то и произошла первая странность, от которой я и веду отсчет всех дальнейших событий, произошедших с Арком и Тимом.

Дело в том, что Тим, по природе своей будучи совершенно неуклюжим, способным сломать неломающееся, поставил графин на край стола, и тот упал на пол. К счастью, сосуд не разбился, но с жалобным звоном цокнулся о пол, несколько раз подпрыгнул и закатился в угол. Ничего необычного, вот только, когда это произошло, и Арк, и Тим одновременно услышали, как кто-то третий глухо, как из колодца, крикнул: «Эй!». В недоумении они оба зависли, как при манекен-челлендже, глядя на сосуд, а голос повторил: «Эй, вы двое!». Еще секунду – и разум обоих, возможно, пошатнулся бы навсегда, но тут Тим додумался оторвать взгляд от графина и посмотрел в окошко, в которое просунулось покрасневшее лицо небритого старичка.

– Вы что тут, ребята, колдырите с утра? – злился старичок, все сильнее всовываясь в ларек, словно надеясь попасть внутрь.

Пока Тим занимался приемом стеклотары, что принес старик, Арк доел суп, вымыл тарелку и сделал наконец первый и такой долгожданный глоток чая. Графин, все это время лежавший на полу, он засунул в бездонный карман своего пальто и на какое-то время забыл о нем. Пока Тим считал, сколько он должен, старичок болтал, не заботясь о том, слушают его или нет:

– Ох и жизнь пошла. И надо же было так впутаться – пообещать человеку, что буду жить ради него.

Арк из вежливости спросил:

– Кому это?

– Еще лет сорок назад. Стою на балконе – я тогда еще в центре жил, своя квартира была, машина – в общем, стою рано утром, а под балконом девушка идет. Красивая – ужас страшный, спешит куда-то, только каблучки цокают. Ну, я ей и кричу: «Девушка! Девушка!». Она подымает голову, и я кричу: «Вы такая красивая, что я бы хотел жить ради вас!». Она улыбнулась и крикнула в ответ: «Живите, пожалуйста!», а сама зацокала дальше. А я вот и живу, хотя давно сгинуть бы хотел… Но не могу: обещал же.

Старичок получил свои заветные двенадцать рублей и сорок пять копеек, поблагодарил и удалился. Тим отдал деньги и Арку, и тот сразу понял, что Тим дал намного больше. Теперь ему хватит не только на буханку хлеба, но и на сахар и даже на сардины. Арк поднялся, положив сверток с чаем в тот же карман, где лежал дивный предмет, пожал Тиму руку и пообещал зайти завтра.

• • •

По пути домой Арк присел на лавочку в парке, любуясь всем, что попадало ему на глаза. Это и белка, ловко прижимавшая к себе орех и глядевшая на Арка так, будто тот собирался украсть у нее это сокровище. Возможно, это была та самая белка, которую он ограбил ранее. Особенно Арку нравилось большое и пышное дерево, возле которого он любил сидеть. Тим рассказывал, что этот карагач был высажен Юрием Гагариным накануне его знаменитого полета. Рядом с ним не было ни памятной таблички, ничего такого, но сама мысль радовала и обдавала теплом. Пока он так сидел, задумавшись и погрузившись в свои мысли, проходивший мимо человек кинул ему под ноги монетку. Опомнился Арк только спустя минуту, но тут же подобрал денежку и побежал за человеком. Как бы он ни нуждался, но просить милостыню считал недостойным занятием. Пока догонял, успел рассмотреть монетку, и она его удивила. На одной стороне была надпись на неизвестном языке, очень напоминающая ту, что они видели с Тимом на странной бутылке. На другой – тоже что-то написано, но немного иначе.

Арк успел запыхаться, пока бежал. Все время он видел спину медленно удалявшегося господина, подавшего милостыню, но, как бы Арк ни старался, у него не получалось его догнать. Он уже покинул пределы парка и продолжал бежать сквозь жилые кварталы, дворы и почти выбился из сил, а человек спокойно шагал и по-прежнему оказывался далеко впереди. Арк крикнул, подняв вверх руку с монеткой:

– Эй! Вы уронили!

Человек обернулся и застыл в ожидании. Он был в черном пальто до щиколоток, воротник которого закрывал бо́льшую часть лица. На ногах были черные же хорошо вычищенные ботинки. Наконец Арк догнал его, но сказать ничего не мог, поскольку пытался отдышаться. Тот терпеливо ждал, не выказывая ни недовольства, ни радости. Казалось, его лицо было чистым листом, на котором пока не успели изобразить эмоции. Спустя минуту Арк разогнулся, вытер пот со лба и сказал, протягивая монетку:

– Я не могу ее взять, я ее не заработал.

– У тебя еще будет на это время, – сказал человек, и голос его звучал так странно, что Арку стало не по себе.

Он вдруг четко понял, что находится в месте, в котором никогда раньше не бывал, хотя знал город лучше, чем «Отче наш», правда, эта молитва была ему незнакома. Под ногами лежал белый чистый песок, и не только рядом. Слева и справа, впереди и, вероятно, сзади простирались огромные песчаные курганы. Ветер рушил вдалеке внезапно образовавшиеся замки, но сразу же строил новые. Солнце светило будто через мутное стекло. Вокруг стало тихо, как в вакууме, и человек заговорил:

– Сегодня для тебя все изменится. От твоего выбора зависит, наступят ли перемены только для тебя или для остальных тоже. Если ошибешься, все превратится в песок.

Человек лишь двумя пальцами взял монетку из рук Арка. Его ногти были желтыми от песка.

– Тебе поможет случай, – продолжал незнакомец. – Дай мне что-нибудь из того, что тебе дорого.

Действуя скорее полуосознанно, чем полностью отдавая себе отчет, Арк достал из кармана сверток с чаем, что с полчаса назад вручил ему Тим. Мужчина подбросил монетку, поймал ее и показал Арку.

– Это значит «да», – сказал он и указал на карман, из которого Арк чуть раньше вытащил свой гостинец.

Арк дотронулся до кармана и, не веря собственным ощущениям, извлек из него еще один пакетик. Теперь их было два.

– Но ты должен знать, – сообщил человек, – если бы она упала другой стороной, ты лишился бы и первого свертка.

– Кто ты? – спросил Арк.

– Да так, – отвечал тот, протягивая монетку обратно, – всего лишь выдуманный персонаж, двигающий медленно развивающийся сюжет твоей жалкой истории.

Мужчина сделал шаг назад, отчего земля сначала слегка задрожала. От следующего шага дрожание превратилось в землетрясение. Песок сыпался со всех сторон, постепенно поглощая Арка, и уже вскоре он оказался полностью под ним.

Арк открыл глаза и обнаружил себя спящим на той же лавочке, откуда начал погоню за неизвестным человеком из сна. Белка уже вовсю разгуливала по его телу, и они встретились с ней взглядом. Арк сбросил ее с себя и поднялся, стараясь не обращать внимания на осуждающие взгляды подростков с соседней скамейки. Только он встал, как на землю посыпался песок…

– Приснится же такое, – тихо сказал он, протирая глаза и отряхиваясь от песка.

Рядом находилась песочница, и он был в полной уверенности, что игравшие там детишки решили над ним подшутить. Должно быть, он слышал их разговоры сквозь сон и его мозг построил сюжет исходя из разговоров малолетних шалунов, испачкавших его и без того грязный костюм. Однако никаких детей в песочнице не оказалось. Отряхнувшись, Арк подпрыгнул, чтобы выбить песок из ботинок, но вдруг что-то со звоном упало на асфальт, и он увидел вращающуюся на земле монетку. Ее вид завораживал и привлекал. Она и не думала останавливаться, то усмиряясь до того, что можно было рассмотреть дивную надпись на одной стороне, то снова разгоняясь и продолжая вращаться. Наконец он наступил на нее ногой и прижал к земле, затем взял в руки и стал рассматривать со всех сторон. К его большому сожалению, он не помнил, какая из сторон значила «да», а какая – «нет». Тем не менее, помня отдельные детали сна, он достал сверток с чаем и готов был подбросить монетку, как вдруг услышал голос:

– Молодой человек, ваши документы!

Арк поднял голову и увидел перед собой двоих полицейских, заслонивших своими фигурами солнце и отнявших надежду на приятное времяпрепровождение.

– А это еще что такое? – Полицейский, не дождавшись документов, взял с лавочки сверток и развернул его. Рассмотрел, потрогал пальцами и с удивлением заморгал. Захватив щепотку, перетер пальцами, понюхал и сказал: – Кажется, приплыли, молодой человек!

– Это всего лишь чай! – крикнул Арк.

– Расскажешь кому-нибудь другому, – ответил второй страж порядка. – Я тебе по своему опыту скажу, дружок: если в истории фигурирует слово «сверток», значит, ничем хорошим эта история не закончится. Веришь, нет? Вот я – заядлый курильщик еще со школы. Сейчас мне тридцать шесть, привычка по-прежнему со мной. Недавно был у деда в гостях, а тот достал пакет с деньгами, положил передо мной и сказал: «Вот. Это тебе. Когда ты родился, я бросил курить и откладывал каждый день определенную сумму». Мне было приятно, но в то же время и очень стыдно. И я избавился от этой вредной привычки раз и навсегда…

– Так это же хорошая история, – сдержанно заметил Арк.

– Опа, а у нас тут литературный критик, способный с первых абзацев различать художественные настроения! – сказал полицейский и одним движением руки поднял Арка со скамейки.

Следующий эпизод занял меньше секунды, но он был так плотно насыщен событиями, что наверняка запомнится Арку на всю оставшуюся жизнь. Мне до сих пор кажется, словно все происходило с эффектом замедленной съемки. Арк резко поднимается с лавочки, случайно выпуская монетку. Тут же он ловит ее руками и видит, как один полицейский, отшатнувшись, роняет сверток на пол, а другой, отпрыгнув, почему-то тянется за пистолетом… Перед тем как закрыть глаза в ожидании неминуемого, Арк успевает взглянуть на монетку и увидеть, что поймал ее не той стороной, которая во сне приумножила его чайный сверток. Мысленно он разделил стороны на плохую и хорошую.

Он закрыл глаза и врос в землю, ожидая выстрела или как минимум удара резиновой дубинкой по голове. К его удивлению, ничего похожего не последовало ни через минуту, ни через две. Он открыл глаза и убедился, что стоит один, только на соседней лавочке сидят подростки и смотрят ошалевшими глазами, а на земле под его ногами лежит рассыпанный чай… Он опустился и собрал чай обратно в сверток вместе с землей, веточками и пылью, затем еще раз рассмотрел монетку, навсегда запомнив, какая сторона отправляет в небытие, а какая – приумножает.

Через полчаса Арк подошел к своему дому. Он вошел, пытаясь отдышаться и привыкнуть к подъездному мраку, но с левой стороны донесся знакомый голос консьержки:

– Явился! А где сумка-то, клетчатая? Впервые вижу тебя без нее! Меняешь имидж или просто напился да позабыл ее?

Арк не разозлился, но сумки действительно не было, и он подумал, что сегодня сон ему не светит. Хотя, подумал он, на крайний случай можно оторвать твердую обложку из книги и подложить ее под голову. Не получив ответа, консьержка спросила:

– Ну-ка подскажи: древнеримская богиня удачи.

– Фортуна, – ответил Арк и стал подниматься по лестнице.

Когда он был у дверей, открыл первую, затем вторую и принялся за третью, сзади послышалось:

– Подходит!

• • •

Арк долго не мог прийти в себя, поэтому решил заварить чаек. Наконец не прозрачный, не желтый, а почти черный и такого крепкий, что сводит скулы. Он выложил на стол сверток, ключи, монетку, после чего выудил из самого глубокого кармана тот самый графин. Сделав большой глоток чая, взял монетку и снова рассмотрел ее. Под руку попалась старая, согнутая алюминиевая ложка с небольшой трещиной посередине, и Арк, глядя на нее, подбросил монетку, поймал ее и увидел плохую сторону. Ложка оставалась на месте, но, как только Арк дотронулся до нее, рассыпалась на мелкие-мелкие пылинки, которые посыпались на пол, соединились друг с другом и в тот же момент стали горкой песка…

Он положил монетку, сел на стол и задумался. Судя по всему, он начинал сходить с ума, и это было не так удивительно, как могло показаться. При таком образе жизни довольно трудно сохранять рассудок, особенно если пользуешься им только для того, чтобы посчитать, сколько денег выручишь на стеклотаре, найденной в мусорном баке. По столу пробежала мышка, но Арк не обратил на это внимания, продолжая вглядываться в стену. Потом перевел взгляд на графин и потянулся, чтобы взять его, но застыл, услышав, что в дверь настойчиво постучали. Первый раз он проигнорировал, но во второй раз постучали так сильно, что в коридоре осыпалась древняя штукатурка. Арк на цыпочках подошел к двери и посмотрел в грязный глазок, который проходил сквозь все двери таким образом, что конечная картинка казалась неприлично маленькой.

В подъезде стояли двое. Несмотря на то что линза уменьшала все размеры, один из стучавших был высокий, крепкий и коренастый, с очень тупым выражением прямоугольного лица. Одет он был в длинный плащ с бордовой подкладкой, из-под плаща в районе груди выглядывала полосатая рубашка. Второй был поменьше, а потому казался главнее. На нем была расстегнутая кожаная куртка, под ней – зеленая олимпийка с бордовым воротником. В руках он держал кожаную папочку, из которой после нескольких минут ожидания достал стопку белых листов. Он постучал еще раз, а затем прокричал:

– Глубоко презираемый должник, мы знаем, что вы дома, поскольку само наличие у вас дома говорит о нашей крайней благородности. Никто вас прессовать не будет, господин должник, давайте просто реально посмотрим на вещи. На размышление я даю вам пять минут, после мой коллега предаст вашу дверь аннигиляции.

Тот, что был покрепче, подошел ближе и тоже попытался заговорить. Казалось, он также хочет выдумать предложение поизысканнее, но получилось только:

– Э, слышь! Вышел!

Ответом им была тишина.

Они сделали еще несколько попыток достучаться до Арка, но, как известно, игнорирование – наиболее эффективное средство борьбы с проблемой. Конечно, если речь идет не о раке гортани. Напоследок тот, что помассивнее, пододвинулся как можно ближе к двери и заговорил в замочную скважину:

– Я говорить не мастер, но игрок из меня хороший. Когда я войду внутрь, мы с тобой сыграем в игру. Кто проиграет, тот зажмурится, уяснил?

Он мощно ударил по двери, та затряслась так сильно, что вибрация передалась даже Арку, из-за чего он отскочил от глазка. Придумывать ничего не потребовалось, поскольку спасение пришло само собой. Послышался звук шаркающих шагов, а потом закричала консьержка:

– Щас ты у меня сам зажмуришься, игрок! А ну пошли вон отсюда, черти!

Арк посмотрел в глазок и увидел консьержку, ловко размахивающую метлой со стальным черенком. Пока один отбивался, защищаясь папочкой, в которой, судя по звуку, лежало что-то металлическое, второй клеил на дверь белый лист. В то время как в подъезде происходила борьба, Арк успел вернуться на кухню, чтобы сделать долгожданный глоток чая. Опять его внимание привлек сосуд. Прежде чем взять его, Арк вымыл руки и обнаружил, что раковина снова забилась. Он открыл шкафчик под ней, достал пластиковую бутылку со средством от засоров, но она была почти пустой. Ценник сообщал, что пробивать засор придется вручную. Только он погрузил руки в грязную воду, как в дверь снова постучали. Но теперь гораздо деликатнее, тем более что постучали, используя специальный стук, «для своих»: три частых удара, пауза и еще три частых стука. Арк, вытерев руки о тряпку, подошел к двери, посмотрел в глазок и открыл дверь.

Прежде чем войти, Тим сорвал с двери лист и протянул его Арку. На листике была напечатана его фотография, а под ней большими буквами было выведено слово «ДАЛЖНИК».

– Завел бы себе собаку, что ли, – сказал Тим, пройдя на кухню. – О, чаечек!