Текст книги "Волны любви"

– Боже мой, что-то мне ужасно захотелось спать, – сонным голосом проговорила она.

Троуг затаив дыхание следил за тем, как веки у нее устало смежились, а тело обмякло. Когда он решил, что она уже крепко заснула, он опустился перед ней на колени и принялся ее раздевать. Баджерс был прав: препарат действовал! Энни даже не открыла глаза, лишь что-то тихонько пробормотала. Мягкая и податливая, лежала она в кресле, безвольно отдавшись на милость Троуга, и в то же время чувствовалось, что сознание не совсем покинуло ее.

Несколько минут Троуг жадно пожирал глазами ее обнаженное тело. Он наслаждался переполнявшим его чувством власти до тех пор, пока ждать уже не осталось сил. Тогда он вытащил свой набухший член, символ этой власти, и вонзил его в нежную плоть.

Ощущение обладания беспомощной девушкой оказалось восхитительным, куда лучше, чем в мечтах, и он уже почти достиг того момента, когда переполнявший его экстаз готов был выплеснуться наружу, как вдруг Энни пошевелилась, сначала слегка, потом все сильнее и сильнее и, наконец, вскрикнув, попыталась сбросить своего насильника.

Изумленный Троуг уставился в широко раскрытые голубые глаза, полные страха и отвращения. Выругавшись про себя, Троуг решил позднее разобраться с этим Баджерсом, однако добычу свою не выпустил.

Энни боролась отчаянно, брыкалась под ним, как норовистая кобылка, однако Троуг, возбудившись от этого еще сильнее, лишь крепче прижимал ее к себе.

Страсть била через край, переполняла его, и Троуг в экстазе закрыл глаза, однако тут же открыл их: Энни вцепилась ему зубами в левое запястье, и острая боль пронзила руку.

Это случилось в самый кульминационный момент, и хотя боль была очень сильной, Троуг и на сей раз не выпустил свою жертву. Он выдернул руку и, зарычав, обхватил шею девушки обеими руками. Она тут же впилась в них ногтями – тщетно! Троуг содрогнулся в экстазе и непроизвольно усилил хватку.

Несколько секунд спустя, когда долгожданная страсть была наконец удовлетворена, Троуг, обессиленный, лежал рядом с Энни. Она не шевелилась. Решив, что девушка просто потеряла сознание, и от души надеясь, что она пролежит так подольше и он успеет убраться восвояси, прежде чем она придет в себя, Троуг склонился над ней. Черт бы подрал этого Баджерса! Из-за него все чуть не пошло насмарку. Ну ничего, он еще с ним поговорит!

Но, вглядевшись в лицо девушки, Троуг, к своему ужасу, понял, что Энни вовсе не в обмороке, а мертва. Мысли его лихорадочно закрутились: нужно придумать какую-нибудь правдоподобную историю, и как можно скорее. Например, в дом вломился грабитель, он, Троуг, стал с ним драться, однако тот оказался сильнее и ударил его так, что он потерял сознание. А грабитель пробрался в комнату Энни и изнасиловал ее. Или, допустим, Энни попросила его, Троуга, сходить в аптеку и купить для нее розовой воды для лица или нюхательную соль, и, пока он ходил, в дом проник грабитель и убил ее.

Однако рассказывать ни первую, ни вторую историю Троугу не пришлось – и он до сих пор не знает, поверили бы в нее родители или нет, – поскольку, пока он стоял над телом Энни, соображая, что ему делать, в комнату влетела Сэлли. Она увидела Энни, уже открыла рот, чтобы завизжать, и тут уставилась на Троуга огромными испуганными глазами.

– Чего уставилась, идиотка ты эдакая? – рявкнул Троуг. – Я сам только что вошел и увидел, что бедняжка Энни мертва. Должно быть, кто-то вломился в дом!

Сэлли все так же глядела на него, и во взгляде ее застыл ужас. Почему она так смотрит? С какой стати ей его подозревать? Проследив за ее взглядом, Троуг опустил голову и увидел, что штаны у него не застегнуты и из них выбивается нижнее белье.

Секунду он размышлял, не прикончить ли ему заодно и Сэлли. Грабитель запросто мог убить и ее вместе с Энни. Но в этот момент в коридоре послышались шаги. Кто-то идет!

Выбора не было. Нужно бежать. Оттолкнув служанку, Троуг бросился из комнаты и сбил с ног экономку, которая как раз возвращалась домой.

За его спиной обе женщины принялись истошно вопить, однако Троуг решил, что успеет заскочить в свою комнату, прежде чем они позовут па помощь. В комнате своей он схватил пальто, шляпу и кошелек и кинулся в комнату родителей, к комоду, где, как ему было известно, отец прятал деньги. Через пять минут Троуг уже был далеко от родительского дома. Больше он туда не вернулся.

Лежа в своей хижине на кровати с отломанной спинкой, Иезекииль Троуг потянулся и угрюмо усмехнулся. Вот так началась его жизнь, полная опасностей и приключений, настоящая жизнь.

Понимая, что его будут преследовать, он постарался уехать из Нью-Йорка как можно дальше. Наконец он добрался до Чарлстона, где сошелся с одним человеком, и тот рассказал ему, что есть такой остров Аутер-Бэнкс, где можно неплохо поживиться, сажая корабли с грузом на мель, а потом грабя их. Мужчина этот познакомил его с двумя братьями по фамилии Барт из Нортгемптона, что на Лонг-Айленде. Братья эти владели небольшой корабельной компанией, но честный доход приносил немного, и потому услуги такого человека, как Иезекииль Троуг, были им очень нужны.

Вот так Троуг и попал на Аутер-Бэнкс, где, пустив в ход все свои таланты: хитрость, изворотливость, холодный, острый ум и полное отсутствие совести – быстро сделался вожаком пестрой шайки грабителей морских судов, населявших этот песчаный остров. Он сменил имя и теперь назывался Иезекиилем Троугом – имя ветхозаветного проповедника, как ему казалось, звучало более грозно, – взял себе женщину, которая умерла через несколько лет во время родов. Родившегося сына он назвал Джудом в честь Иуды Искариота.

Только вспомнив про Джуда, Троуг понял, что ночь почти прошла и скоро наступит утро. Нужно немного поспать, а потом увидеть сына и послушать его рассказ о том, как он разобрался с девчонкой и ее любовником. Да, это будет неплохим началом нового дня.

Когда Троуг проснулся, было довольно поздно: обычно он вставал до рассвета. Бетси уже ушла.

Позавтракав остатками вчерашнего ужина, Троуг запил его стаканом крепкого вина.

Вытерев рот рукавом, он вышел из комнаты и направился к Джуду, предвкушая удовольствие. Его сын наверняка неплохо позабавился прошлой ночью!

Но когда Троуг вошел в комнату, он с удивлением обнаружил, что она пуста, а дверь нараспашку. Троуг нахмурился. Куда это они подевались? Когда не было работы, члены банды обычно сидели по домам. Ходить на острове было особенно некуда.

Не заподозрив пока еще ничего дурного, Троуг вышел из дома. У стены в тенечке сидел один из рыбаков (Троуг не помнил его имени) и курил трубку.

– Ты не видел моего сына? – спросил Троуг.

Мужчина взглянул на него, и в его глазах мелькнул страх.

– Нет, мистер Троуг, не видел, – поспешно ответил он. – Ни его самого, ни его бабы. Я уж тут с самого утра сижу.

Троуг хмуро взглянул на него и, не проронив ни слова, направился к следующему дому, где задал тот же вопрос.

Наконец, убедившись, что никто не видел ни Джуда, ни его подружки, он решил, что они все еще в хижине старого Джека, хотя что им там до сих пор делать, он никак не мог понять.

Направляясь к стоявшей в отдалении хижине, Троуг внезапно почувствовал легкое беспокойство. Что-то здесь не так. Не стал бы Джуд торчать в этом Богом забытом месте всю ночь и все утро. В своем доме у него и еда, и выпивка. К тому же ему наверняка не терпится похвалиться своими подвигами перед отцом.

Солнце уже припекало вовсю, несмотря на дувший с моря пронизывающий ветер. Троуг вспотел в своем тяжелом, толстом пальто и скинул его.

Внезапно с моря прилетела чайка. Пронзительно крича, она закружилась над ним, и Троуг от неожиданности втянул голову в плечи. Обычно он не верил в дурные приметы, однако сейчас в появлении птицы усмотрел какой-то зловещий знак. Беспокойство его становилось все сильнее и сильнее, и он почти бегом бросился к лачуге.

Внутри царил полумрак – скала бросала тень на хижину, – и Троугу потребовалось несколько минут, чтобы глаза его привыкли к темноте. Наконец он заметил на грязном полу распростертую человеческую фигуру. Сощурив глаза и сжав руки в кулаки, Троуг подошел поближе, в глубине души уже понимая, что это его сын.

Так оно и оказалось... Молча смотрел Троуг в его невидящие глаза, а душа разрывалась от горя. Потом он с трудом проглотил застрявший в горле комок, почувствовав непонятное жжение в глазах.

Джуд мертв! Его единственный сын... Эта потаскушка со своим любовником убили его!

Троуг почувствовал, как душу его наполняет безумная ярость. Застонав от горя и ненависти, он сжал руку в кулак и погрозил невидимому небу.

– Клянусь! – звенящим от гнева голосом проговорил он. – Я, Иезекииль Троуг, в прошлом Джозеф Дартер, клянусь всеми муками ада, что отомщу за убийство своего единственного сына!

Опустив голову, он еще раз взглянул на тело Джуда.

– Я накажу эту суку, сынок! – сказал он, обращаясь к нему. – Я пойду за ней, если потребуется, на край света, но найду ее. И я заставлю ее заплатить за то, что она совершила! Заставлю заплатить их обоих! Я не успокоюсь, пока ты не будешь отомщен! Клянусь тебе в этом!

Глава 4

Здание фермы, маленькое и приземистое, прекрасно вписывалось в окружающий его сельский пейзаж.

Рядом с домом находились деревянный сарай и небольшой загон для скотины, в котором похрюкивали три крупные свиньи. Позади дома виднелся крошечный огородик.

Марианна, прячась за низеньким каменным забором, не отрывала голодного взгляда от цыплят, бегающих по двору. Она замерзла до костей, а промокшая одежда, прилипшая к телу, казалась ледяной.

Клацая зубами и дрожа всем телом, смотрела Марианна, как Филип на четвереньках полз к веревке, на которой, обдуваемое свежим утренним ветерком, трепыхалось белье.

Они высадились на материк час назад. Из последних сил вытащили лодку на берег и спрятали среди скал так, чтобы не было видно с моря.

Марианна слабо представляла себе, в какой стороне находится Чарлстон, но оказалось, что Филип прекрасно умеет ориентироваться. И они пошли на юг. Продрогшие, усталые и голодные, брели беглецы по грязной дороге, петлявшей между густыми кустарниками и одинокими чахлыми деревцами. Упрямо шли они вперед, понимая, что нужно как можно дальше уйти от того места, где высадились, чтобы сбить погоню со следа. Марианна не сомневалась, что они намного опередили ее, и все же каждую секунду испуганно оглядывалась через плечо.

Филип первым заметил домик фермера, и Марианна уговорила его потихоньку подобраться к нему: вдруг удастся найти что-нибудь съестное?

И вот сейчас Филип, вместо того чтобы поймать какого-нибудь цыпленка, пытается стащить одежду! Невероятно! Марианна даже головой замотала от избытка чувств. Одежда ее промокла насквозь, это верно, но день вроде будет солнечным, так что она быстро высохнет. Но когда она попыталась сказать об этом Филипу, он, скорчив гримасу, проговорил:

– Она-то высохнет, но ты все равно будешь выглядеть в ней, как пугало огородное. Мы должны раздобыть тебе что-нибудь приличное. Мы не сможем двигаться дальше, пока на тебе это тряпье!

Марианна окинула взглядом свою старенькую юбку, мужское пальто, тяжелые сапоги и пожала плечами. Она всегда так одевалась, да и другие женщины, жившие на острове, тоже. Ее наряд ничем не хуже других. Но когда она попыталась объяснить это Филипу, он ее и слушать не стал.

И теперь, вне себя от злости, она смотрела, как он крадется к белью, трепетавшему на ветру.

К счастью, во дворе не было собаки, и Филип, благополучно сдернув одежду, все так же пригибаясь, бросился обратно. Раскрасневшийся и запыхавшийся, он протянул добытые вещи Марианне.

– У меня никогда не было сестры, – чуть отдышавшись, сказал он, – и я, к сожалению, мало что смыслю в женской одежде, но уверен, эти вещи получше, чем те, что на тебе.

Марианна ощутила новый прилив злости. Она тут стоит, продрогшая и голодная, а он... Выхватив у него одежду, она раздраженно бросила:

– И где я, по-твоему, должна переодеваться? Может, прямо здесь, черт тебя подери?

Филип указал на густой кустарник, росший неподалеку.

– Вон в тех кустах. А когда оденешься, закопай свою старую одежду или спрячь где-нибудь.

– Ладно, – проворчала Марианна. – А ты пока подумай, чем нам набить желудки, иначе далеко мы не уйдем. По-моему, сейчас гораздо важнее поесть, чем одеваться в какое-то идиотское тряпье!

И она с ненавистью глянула на кипу одежды. Филип поморщился:

– Марианна, почему ты постоянно ругаешься? Приличные женщины так себя не ведут.

– А кто тебе сказал, что я приличная женщина? – выпалила Марианна.

Вздохнув, Филип устало улыбнулся.

– Ну как ты не понимаешь, Марианна! – Он ласково коснулся ее руки, испугавшись возникшей вдруг между ними холодности. – Я вовсе не хочу сказать, что это плохая одежда. Просто она будет неуместно смотреться там, куда мы направляемся. Чарлстон большой город, и люди там одеваются не так, как ты привыкла. По твоей одежде сразу видно, что ты не местная, а мы ведь не хотим привлекать внимание. Ну, теперь поняла?

Марианна кивнула, но тут же упрямо вздернула подбородок.

– Может, я и не знаю, как одеваются и ведут себя всякие там леди, но я вовсе не дура и все понимаю. Я только знаю, что уже умираю с голода, и если сейчас не набью себе желудок, то не смогу пройти ни шагу.

Филип засмеялся и выпустил ее руку.

– Ладно, раздобуду тебе еду. А ты тем временем переоденься. Я скоро вернусь и принесу тебе что-нибудь поесть, обещаю.

– И что-нибудь попить.

– И попить, – кивнул Филип.

– И как ты собираешься все это раздобыть? – поинтересовалась Марианна.

– Не волнуйся, – усмехнулся Филип. – Иди в кусты и переодевайся. Об остальном я позабочусь.

Марианна послушно направилась к кустарнику, который оказался совсем низеньким, по пояс. Присев на корточки, она сбросила с себя тяжелую, мокрую одежду.

Тщательно осмотрев то, что раздобыл для нее Филип, Марианна обнаружила: юбку из грубой шерсти серого цвета, жакет с длинными рукавами из такой же материи, нижнюю юбку из хлопка, такие же панталоны и блузку с короткими рукавами.

Ее-то Марианна прежде всего и надела. Мягкая ткань плотно прилегла к телу, и Марианне сразу стало теплее. Затем она облачилась в нижнюю юбку и завязала ее на поясе. Юбка была длинной, до самой земли, что очень понравилось Марианне.

Потом она надела толстую шерстяную юбку и жакет. Оказалось, что юбка волочится по земле, а жакет слишком длинный в талии и чересчур тесный в груди. Однако в целом вещи сидели не так уж плохо, учитывая обстоятельства, при которых они были добыты.

Облаченная подобным образом, Марианна с сомнением уставилась на панталоны. Она знала, для чего они предназначены. Как-то после кораблекрушения бандиты выловили из моря сундук с одеждой, среди которой обнаружилось и несколько панталон, и мать объяснила Марианне, для чего их надевают. Однако на острове никто из женщин нижнего белья не носил, и Марианне оно казалось совершенно ненужным. Но раз уж Филип украл их для нее, хочешь не хочешь, придется доставить ему удовольствие и надеть их.

Задрав юбки, Марианна принялась натягивать на себя этот смешной предмет туалета и тут увидела прорезь между ног. Быстро сообразив, для чего, собственно, она предназначается, Марианна улыбнулась и одобрительно кивнула головой. Если уж так необходимо носить эти чертовы штаны, то дырка в них явно не помешает. Без нее было бы трудно справлять естественные потребности, особенно когда на тебе такие длинные юбки. Не станешь же каждый раз их снимать!

Завязав тесемки у колен и у пояса, Марианна почувствовала, что на ней надето слишком много всего. Одно хорошо – она согрелась и сразу почувствовала себя гораздо лучше. Собрав старую одежду, она закопала ее, как сказал Филип.

Едва она закончила, как появился и он сам. На лице Филипа играла широкая, во весь рот улыбка, а в руках он держал холщовую сумку внушительных размеров, раздувшуюся, несомненно, от добытых припасов.

Остановившись перед Марианной, он горделиво поднял свою добычу высоко вверх.

– Видишь? Я же говорил тебе, что обо всем позабочусь. Сейчас позавтракаем.

Марианна улыбнулась в ответ. Теперь, когда она согрелась и наконец поест, жизнь показалась ей не такой уж и плохой штукой. Марианна на миг забыла все страхи, не дававшие ей покоя с тех пор, как они с Филипом сбежали с острова. Даже Иезекииль Троуг уже не казался ей таким ужасным. Марианна почему-то была уверена, что теперь все будет хорошо.

– А вот и питье, – проговорил Филип, вытащив из сумки кувшин. – Сидр. Самый лучший напиток, чтобы утолить жажду.

Марианна потянулась к сумке, пахнувшей свежим хлебом.

– Где ты это все раздобыл? Украл?

Филип расхохотался и сел рядом с ней на землю, прислонившись спиной к дереву.

– Нет, – ответил он. – Я решил, что с меня хватит украденной женской одежды. Так что провизию я купил.

– Уж лучше бы ты украл цыпленка. Деньги целее бы были, – проворчала Марианна.

Филип, снова засмеялся и потрепал ее по голове. А она уже взялась за сумку, горя нетерпением увидеть, что там внутри.

– Да, я мог бы это сделать, – объяснил Филип, – но меня могли поймать. Кроме того, цыпленка ведь надо как-то приготовить, а мы сейчас не сможем даже костер разжечь. И я решил не искушать судьбу: если один раз повезло, то в другой раз обязательно попадешься. Я рассказал хозяйке дома, что мы с женой путешествуем пешком и сильно проголодались и что я готов щедро заплатить за еду. Лишь один раз у нее, по-видимому, возникли какие-то подозрения, потому что она спросила меня, где моя жена, но я сказал, что ты устала и ждешь меня на дороге. Я был с ней очень вежлив и любезен, и она наконец согласилась продать мне еду и питье для моей несчастной жены, которая к тому же еще и беременна. Это последнее обстоятельство, как мне кажется, окончательно ее убедило. К счастью, она не стала выходить из дома, а потому не заметила, что с веревки исчезло кое-что из ее одежды.

Марианна засмеялась, а Филип добавил:

– Она даже дала мне кувшин молока для будущей мамы.

Они разложили еду: свежий каравай хлеба с хрустящей корочкой и благоухающий, увесистый ломоть сыра, несколько луковиц, кувшин молока и сидра.

Марианна жадно отломила по большому куску хлеба и сыра и принялась жевать. Сыр оказался мягким и слегка солоноватым, а хлеб – невероятно вкусным. Марианне ни разу в жизни не доводилось пробовать ничего более восхитительного.

Филип последовал ее примеру, и некоторое время в кустах слышалось лишь дружное чавканье. Когда они наконец наелись вволю, Филип, удовлетворенно вздохнув, лег на траву.

– Ну вот, совсем другое дело. – Он взглянул на Марианну, и лицо его стало серьезным. – Это только начало. Дальше будет еще труднее. Не жалеешь, что пошла со мной?

Марианна покачала головой:

– Если бы я этого не сделала, меня бы сейчас уже не было в живых. Лежала бы на полу в хижине рядом с Джудом. Я это точно знаю.

– Еще не поздно вернуться...

Марианна вскочила.

– Никогда! Я никогда и ни за что не вернусь обратно! Ноги моей больше не будет на этом проклятом острове! Ты мне не веришь, я знаю. Думаешь, если я скажу им, что это ты убил Джуда, они меня не тронут. Ошибаешься! Ты не знаешь Иезекииля Троуга. Его так просто не проведешь. Он ничего не прощает. Если когда-нибудь он меня найдет, сразу убьет!

– Ну что ты, моя хорошая, успокойся. – Филип встал и заключил Марианну в свои объятия.

Приподняв ей подбородок, заглянул в глаза.

– Прости меня, Марианна. Я лишь хотел убедиться, что ты не жалеешь о том, что сбежала со мной. Мне бы не хотелось тащить тебя с собой, если ты в чем-то сомневаешься.

– Я ни в чем не сомневаюсь. – Марианна уткнулась ему в плечо. – Я знаю: что бы с нами ни случилось, пусть даже самое плохое, это все равно лучше, чем попасться в руки Иезекииля Троуга. Так что назад мне пути нет!

* * *

Они добирались до Чарлстона очень долго, и большую часть времени – пешком. Лишь изредка какой-нибудь сердобольный фермер соглашался подвезти их немного.

Еда, которую они купили в первый раз, закончилась на следующий день, после чего они то покупали, то крали ее, в общем, действовали как придется.

Ночевали они обычно под открытым небом, правда, иногда какой-нибудь добрый человек пускал их на ночь в сарай.

Дорога отнимала у Марианны все силы, и вечером она падала без сил. Но она не унывала, наоборот, была счастлива – Филип рядом, еды всегда в достатке, и к тому же она уже увидела столько интересных мест! Чего еще желать? Одно было плохо: по ночам она часто видела один и тот же сон – Филип убивает Джуда, а потом Иезекииль Троуг расправляется с ней. Когда Марианне снился этот кошмар, она просыпалась от собственного крика и бросалась к Филипу, ища утешения в его объятиях.

Когда они уже почти добрались до Чарлстона, у Филипа кончились деньги. На последнюю монету он купил в деревенской лавчонке хлеб, мясо и несколько яблок. Они вышли на улицу, и Филип показал Марианне пустой кошелек. Лицо у него при этом сделалось скорбное.

– Вот и все, малышка. Слава Богу, мы почти у цели.

Марианна взяла яблоко и вгрызлась зубами в его твердый розовый бок.

– А что мы будем делать в Чарлстоне? – спросила она. – Ты мне об этом никогда не говорил.

Филип тоже взял яблоко и вытер его о рукав.

– У меня там есть один знакомый, корабельный агент. Он когда-то работал у моего отца, и отец оказал ему одну большую услугу, о которой, надеюсь, он не забыл. Я очень рассчитываю, что в благодарность он поможет нам добраться до Бостона.

Справившись с яблоком, Марианна вытерла вымазанный рот рукавом.

– Не нужно этого делать, Марианна, – осторожно, чтобы не обидеть ее, сказал Филип. – Так можно испачкать рукав.

Марианна пожала плечами:

– И чем мне прикажешь вытирать рот?

– Носовым платком, разумеется, если он у тебя есть, – смущенно проговорил Филип. – А если нет, листьями или сеном.

Марианна удивленно взглянула на него:

– А зачем, если рукавом гораздо удобнее?

– И тем не менее, – уже более твердым голосом сказал Филип, – ты должна делать так, как я тебе говорю. Там, куда мы направляемся, порядки совсем другие, чем на твоем острове. И тебе придется многому учиться.

Марианна снова пожала плечами. Все эти разговоры, что ей придется чему-то там учиться, действовали на нервы, однако почему бы не доставить Филипу удовольствие, если ему так хочется.

– Ну ладно, – улыбнулась она. – Я постараюсь исправиться. Правда-правда.

Филип, глядя в ее темные глаза, окаймленные пушистыми ресницами, уже позабыл, что он ей только что втолковывал. Осторожно коснувшись их кончиками пальцев, он спросил:

– У твоей мамы тоже длинные ресницы? И глаза такие же большие?

Марианна, скорчив гримасу, покачала головой:

– Нет. У моей матери глаза блеклые, как у моря в тумане. И она такая же холодная, как море.

– Значит, ты похожа на отца. А какой он?

Улыбка Марианны погасла.

– Я не знаю, кто мой отец. Мать никогда мне о нем не рассказывала. Сказала только, что он моряк из какой-то южной страны. Когда я была маленькая, я часто думала о нем, мечтала, что когда-нибудь он приедет ко мне и увезет меня с острова в дальние страны, где люди всегда счастливы. – Она горько улыбнулась. – Но он так никогда и не приехал. Так что у меня есть только мать. – И, поспешно сменив тему разговора, спросила: – Филип, а что мы будем делать в Бостоне?

– У меня там живет тетя, папина сестра. Замечательная женщина! Я отвезу тебя к ней и попрошу ее присматривать за тобой, заботиться о тебе и сделать из тебя настоящую леди. По-моему, это чудесный план! Ты согласна?

По правде говоря, Марианне этот план совсем не понравился, но Филипу так хочется сделать из нее леди. Что ж, не стоит его разочаровывать, решила Марианна и послушно кивнула головой. В конце концов, что бы там ни произошло, важно только одно: она всегда будет с Филипом, с ее чудесным молодым человеком, и никто их не разлучит.

Марианна и представить себе не могла, что Чарлстон такой огромный и шумный. Он буквально оглушил ее. Она была девушкой практичной, мечтать о будущем не любила, жила одним днем. А когда этот новый день наступал, всегда знала, как ей поступить в той или иной ситуации.

Но такое ей и в страшном сне не могло привидеться! Толпы народа на улицах, бесчисленные повозки, запряженные лошадьми, грохот колес по булыжной мостовой, крики продавцов, высокие красивые здания – все это настолько подействовало на Марианну, что ей захотелось забиться в какую-нибудь норку, закрыть глаза и сидеть так до ночи. А люди! Она и представить себе не могла, что в одном месте может быть столько людей.

Стыдясь признаться, что ей страшно, Марианна крепко-накрепко вцепилась Филипу в руку. Множество вопросов теснилось у нее в голове, однако она никак не решалась задать их Филипу, который тоже казался сбитым с толку. Лицо у него было бледным и напряженным. Марианна догадалась, что он думает о предстоящей встрече, и решила не надоедать ему, лишь еще теснее прижалась к нему, боясь даже на секунду выпустить его теплую руку.

Много удивительного увидела Марианна в городе, но больше всего ее поразили женщины. Филип оказался прав, когда говорил ей, что в городе люди ведут себя не так, как на острове, и одеваются совершенно по-другому.

Женщины, на ее взгляд, были одеты великолепно. Облаченные в шикарные наряды, отделанные кружевом и оборками, отчего Марианна казалась себе на их фоне маленькой и худенькой, они проплывали мимо нее, горделивые, как фрегаты, и грациозные, словно клиперы, а страусиные перья, украшавшие их шляпки, были словно раздуваемые ветром паруса. На Марианну они не обращали ни малейшего внимания, смотрели сквозь нее так, словно ее и не было. Нет, никогда ей не стать такой, как они! Никогда! Неужели Филип этого не видит?

– Сюда, – внезапно сказал он и повел ее вниз по узенькой улочке, по обеим сторонам которой располагались магазины.

Теперь они находились где-то вблизи пристани: Марианна явственно ощущала запах моря.

Роскошно одетые дамы исчезли, да и одежда мужчин в этом районе не отличалась изяществом. Правда, время от времени еще можно было встретить хорошо одетого мужчину, однако большинство из них были в простой одежде, и Марианна сразу почувствовала себя увереннее.

Наконец они добрались до цели своего путешествия: огромного деревянного здания, в котором могла бы разместиться по крайней мере половина ее поселка.

– Подожди здесь, – приказал ей Филип. – Стой у дверей, и, если вдруг кто-то станет к тебе приставать, тотчас же заходи в дом. Я постараюсь не задерживаться. Если повезет, то уже сегодня будем плыть в Бостон.

Марианна рассеянно кивнула. Она была настолько поглощена новыми впечатлениями, что ей было все равно, уплывут они в Бостон или нет. Она даже не заметила, как он ушел. Марианна глядела и не могла наглядеться, как мимо идут пешеходы, проезжают красивые экипажи, снуют грязные, оборванные дети, такие же грязные и оборванные, как в родном поселке. И вообще она обнаружила, что Чарлстон во многом похож на Аутер-Бэнкс. И там и там были бедняки, только на острове их больше.

Довольная тем, что пришла к такому выводу, Марианна повернулась к стеклянным двойным дверям здания и заглянула внутрь. Там в глубине комнаты она увидела Филипа. Он разговаривал с высоким, сутулым мужчиной, отчаянно при этом жестикулируя.

Марианна отвернулась. На улице уже темнело. Скорее бы уж Филип закончил свои переговоры. Им ведь еще нужно найти ночлег. А еще было бы очень неплохо, если бы этот его знакомый дал Филипу хоть немного денег. Тогда они купили бы хоть какой-нибудь еды, а то в животе у нее уже урчит от голода.

Людей на узенькой улочке становилось все меньше и меньше, с моря подул холодный, пронизывающий ветер. Марианна зябко поежилась. Ну почему Филип так долго?

И едва она успела о нем подумать, как он возник в дверном проеме: лицо мрачнее тучи, руки сжаты в кулаки.

Марианна сразу же поняла, что случилось, и пожала плечами. Другого она и не ожидала. Это Филип вообразил себе, что его знакомый им поможет. Марианна по опыту знала, что от чужих людей помощи ждать нечего. Помочь тебе могут лишь родные, да и то если у них на то будут время, деньги или желание.

– Не переживай, Филип, – проговорила она, ласково касаясь его руки. – Как-нибудь доберемся до Бостона и без его помощи.

Филип крепко сжал губы: ярость клокотала в нем, грозя выплеснуться наружу.

– Неблагодарная свинья! – Он сглотнул. – Когда этому подонку было совсем худо, мой отец совершенно бескорыстно помог ему. А теперь он и думать забыл об этом!

Марианна взяла его за руку.

– Выбрось это из головы. Мы и сами доберемся до Бостона.

Филип взглянул на нее, и взгляд у него смягчился.

– Как ты узнала, что он отказался мне помочь? Ведь я тебе ничего не говорил.

Марианна пожала плечами:

– Так всегда бывает.

– Так всегда бывает, говоришь? Ну ты даешь! Даже не знаю, смеяться мне или плакать. Ведь ты всю свою жизнь прожила на каком-то Богом забытом острове. В некоторых вопросах ты наивна, как маленький ребенок, но иногда ты так себя ведешь, что кажется, будто ты не юная девушка, а древняя старуха. Ну да ладно, не будем об этом. Ты храбрая девушка, Марианна, и товарищ отличный. Но у нас нет денег, а Бостон находится далеко, за много миль отсюда, пешком туда не дойти. – Он вздохнул и оглянулся! – Сейчас нам нужно найти ночлег, и побыстрее. Здесь лучше по ночам не ходить.

Они тронулись в путь, и Марианна вскоре поняла, что хотел сказать Филип своей последней фразой.

Люди на улицах были уже не те, что днем. По двое, по трое, а иногда и больше шествовали, громко хохоча, подвыпившие искатели приключений. Они разительно отличались от тех щеголеватых денди, которыми Марианна восхищалась днем.

Да и женщины, грубо накрашенные, кричаще одетые, были им под стать: с утонченными леди и не сравнить. В отличие от тех великолепных дам, за которыми Марианна с восторгом наблюдала днем, эти особы не проплывали величественно мимо, а, как пиратские корабли, бросались наперерез и смотрели не сдержанно, а, наоборот, бросали по сторонам страстные, призывные взгляды. И многие весьма откровенно поглядывали на Филипа.

Марианне еще никогда не приходилось видеть уличных женщин, да она и не догадывалась об их существовании, однако тут же почувствовала, что им, собственно, нужно. Она крепко взяла Филипа за руку и гордо вскинула голову, словно говоря: «Руки прочь! Этот мужчина мой!»

Одна из женщин решительно направилась прямо к ним. Марианна хотела отвернуться, но любопытство взяло верх, и она глядела на странную женщину во все глаза.

Волосы этой особы, блестящие и какого-то странного ярко-желтого цвета, торчали, как проволока, из-под отороченной оборками шляпки блекло-синего оттенка.