Текст книги "Испытание веры"

Она не видела его около двух лет. Столько всего навалилось разом: случайная смерть матери, неудачное сотрудничество со Стасом, много вещей, о которых приходилось жалеть. Но всё уже в прошлом, по крайней мере, Саша на это надеялась. Долгое время она не могла смотреть брату в глаза. Пусть он и не знал, что именно произошло, но ей всё равно невыносимо находиться с ним рядом. Сэм очень любил маму и, узнав о её «отъезде» и оставленной записки со словами: «Я больше не могу так жить. Простите и прощайте!», возненавидел, не сумев простить этой трусости. Брат считал, она оставила детей из-за напоминания о погибшем муже, но всё оказалось совсем не так и, вспоминая случайно произошедшую трагедию, Саша вздрагивала, каждый раз видя перед собой старое заброшенное кладбище, на котором они со Стасом закопали женщину, скрыв убийство, вызванное по неосторожности. Тот день заставил её многое переосмыслить, и это продолжалось до сих пор: борьба с самой собой, где границы фронта частенько сдвигались из стороны в сторону в зависимости от того, насколько сильно девушка сдерживала свои импульсивные порывы, направленные на достижение цели любой ценой.

Знакомая машина въехала на территорию комплекса и мысли о прошлом Саша убрала в дальний ящик, пожелав пожить настоящим. Ей не терпелось увидеть младшего брата, единственного близкого и родного человека на земле. Он – целый мир, где нет места ни для кого, даже для того, ради кого она сделала множество неверных поступков.

– Сашка! – радостно закричал Семён (Сэм) и побежал к сестре.

– Сёма! – нежно протянула она и полетела навстречу.

Белозубый высокий парень крепко обнял девушку, оторвав от земли в своих объятиях.

– Какая ты стала, – тут же оценил он, глядя, как сильно переменилась Саша. Из среднестатистической девушки она превратилась в привлекательную особу, чей внешний вид не мог не оставить на себе постороннего взгляда. Жизнь научила её любить себя, с трепетом относясь к собственной красоте, остававшейся невидимой для большинства людей. В какой-то момент, Саша поняла, необходимо с этим что-то делать, а украденные деньги, лишь подчеркнули скрытую индивидуальность. – Не был бы твоим женатым братом, и я бы на тебя запал!

– Не льсти, – улыбнулась она, продолжив смотреть на него, не отрываясь. – Сам-то, каким стал!

– Каким?

– Короткая стрижка, татуировка на шее, серьга в ухе… Ты похож на какого-то мажора, но очень стильного и красивого. Изменения тебе явно к лицу.

– Просто хотелось что-то нового! – объяснил он. – Ладно, не будем обо мне. Лучше расскажи, как ты здесь оказалась?

– По – моему, ты кое-кого забыл, – напомнила она о выглядывавшей из окна машины жене и ребёнке.

– Точно! – вдруг вспомнил он, состроив виноватую гримасу. – Я сейчас!

Сэм побежал к машине. Открыв дверь Агате и взяв у неё бодрую жизнерадостную малышку, они подошли к Саше уже втроём.

– Здравствуйте, Саша! – скромно и неуверенно произнесла светловолосая кареглазая девушка, чей рост немного не дотягивал до мужа, от чего вместе они смотрелись ещё лучше, подчёркивая друг друга.

– Агата! – с ни меньшим восторгом отреагировала она, испытывая к ней симпатию с первого взгляда. – Наконец, я познакомилась с вами. Не представляете, как я рада!

– Я тоже, – выдохнула она, словно готовилась к опасности, но та миновала, и девушка заметно расслабилась. – Спасибо за приглашение. Здесь очень красиво.

– Кстати, где ты нашла столько денег, чтобы оплатить билеты на самолёт, проживание здесь? Это ведь совсем не дёшево, – поинтересовался парень.

– Давай не будем о деньгах! – не хотела об этом говорить Саша. – Лучше, дай мне посмотреть на племянницу, – попросила она.

Сэм протянул дочку. Та повела себя с незнакомым человеком так, словно давно его знала, будто не в первый раз встретилась с членом своей семьи. Почувствовав хрупкое создание, Саша разнервничалась. Она ещё никогда не испытывала ничего подобного. Держать на руках ребёнка – это ни с чем несравнимое чувство. Вцепившись в неё мёртвой хваткой, боясь уронить, девушка вскоре поняла, девочке не комфортно, поэтому ослабила её, не перестав наслаждаться полученному удовольствию.

– Ты ей нравишься! – обратил внимание Сэм. – Обычно, она не любит посторонних… Прости, – тут же поправил себя парень.

– Ничего, – не обиделась она. – Я действительно всё испортила, не отвечая на твои звонки долгое время, но поверь, у меня были на, то причины. Я больше не хочу находиться вдали от своей семьи. Вы единственные, кто у меня есть, и я не могу потерять ещё и вас.

Саша передала малышку матери.

– Главное, теперь вместе. Верно? – приобнял её Сэм.

– Верно, – согласилась Саша. – Ладно, а теперь пойдём в отель. Я сняла нам два отличных номера. Вы поймёте, почему я выбрала именно это место. Оно особенное.

– Ты знаешь владельца? – предположил парень.

– В какой-то степени, – перед глазами пронеслась попытка отравления Лардонова мышьяком, не увенчавшаяся успехом, в чём девушка была благодарна, ничего не имея против него, – у нас с ним своя история.

– Личная? – продолжил догадки он.

– Нет, конечно, нет, – поморщилась она, хлопая ресницами. – Тут другое. Может, как-нибудь расскажу, но позже. А сейчас нам нужно ускориться.

– Это почему?

– Потому что началась гонка открытия на стадионе «Стефания». Я не брала билеты, зная, что Маргарите там не место. Но пропустить такое нельзя.

– Биатлон ты никогда не могла пропустить, – вспомнил Сэм.

– И сейчас ничего не изменилось.

– И всё же я так мало о тебе знаю, – продолжил он. – Кажется, прошло лет десять, а не два.

– Я надеюсь, мы это исправим. У нас много возможности провести время вместе, – понадеялась на это Саша, ведь именно для этого девушка привезла их сюда.

Дорога к отелю прошла незаметно. Девушка разговаривала с Сэмом и Агатой, пытаясь наверстать упущенное, но прогулка не казалась допросом, несмотря на то, что большее количество вопросов задавала именно Саша, ни на секунду не останавливаясь в своём желании узнать ближе брата и его семью. Сэм превратился в по – настоящему привлекательного парня, а ведь раньше, подобного и представить нельзя. Он никак не напоминал сына богатых родителей, каким предстал сейчас, по крайней мере, именно это подумала девушка, когда увидела его. Сэм выглядел скромно, вёл довольно закрытую жизнь, принимая в свой круг лишь семью и парочку друзей. Все остальные его не интересовали, от чего общение с окружающими не всегда проходило гладко. Учился неважно, из-за нежелания находиться среди неинтересных людей часто прогуливал школу, дрался со сверстниками, отстаивая собственные взгляды на жизнь. И Саша не могла не заметить перемены. Парень повзрослел, возмужал, открылся людям. Проходя по аллее, он здоровался с прохожими, не считая, как прежде, это глупостью и нелепостью, улыбался им. Младший брат нашёл своё счастье, переменившее его до неузнаваемости и, глядя на это, она не могла подобрать слов, какими бы охарактеризовала свои эмоции. Саша просто была счастлива, ведь Сэм смог справиться с потерей родителей, чего она сделать не в состоянии. Воспоминания о потере отца и постоянных обвинениях в этом её матери всплывали в памяти день ото дня, не позволяя закрыть главу прошлой жизни и начать новую: смерть родной матери лежало грузом на её руках и забыть подобное почти невозможно.

Войдя в холл отеля, девушка направилась к столу регистрации, как и прежде громко говоря с Сэмом и Агатой, не обратив внимания на остановившегося рядом с ней Давида, впавшего в ступор от до – боли знакомого голоса, исходившего от неё. Повернувшись к ней, прислушиваясь, он стоял и наблюдал за ней, пытаясь вспомнить, чем он ему настолько знаком. Но, не успев понять ничего конкретного, вмешался Цезарь.

– Ты чего остановился? – спросил он, заметив замешательство брата.

– Ничего, – неуверенно ответил он, оставив попытки вспомнить, что именно напомнил ему этот голос. – Показалось, – сам себе объяснил он.

– Тогда, пойдём обратно на стадион. Гонка ещё в самом разгаре, – позвал брат.

– Иди один, – махнул рукой Давид. – Вообще не понимаю, зачем ты пошёл за мной после нашей речи на открытии. Мне кажется, я имею право на личную жизнь. К тому же, Армана здесь нет. Я никак не смогу повторить попытку оказаться как можно ближе к нему. Лишь наоборот.

– Слушай, я не хочу, чтобы ты думал… Я не пытаюсь тебя контролировать, – Кабано присел с братом в холле в удобные белые кресла, – но ты ведёшь себя в последнее время странно. Я беспокоюсь. К тому же, мы слишком мало времени проводим вместе.

– Нам уже не по десять, чтобы постоянно быть вместе, – пробурчал Давид, вновь услышав этот знакомый голос, доносившийся от стола регистрации, рядом с которым стояла та девушка, – у меня своя жизнь. Кажется, я тебе об этом уже напоминал и не один раз.

– Помню, но после тех слов ты оказался голым в бане, лёжа на Армане, – вспомнил недавнюю историю Цезарь, о чём сами спортсмены позабыть не смогли, подкалывая друг друга при каждом удобном случае.

– Я тысячу раз говорил, это было не специально! – ненадолго отвлёкся он, вернув свой взгляд на брата.

– Давид, – Кабано положил ладонь ему на бесконечно дрыгавшееся колено, и то успокоилось, – я знаю, тебе тяжело, но мы ведь справимся, как всегда. Правильно?

– С чем справимся?

– Со всем, – не стал уточнять он, заметив, что брат постоянно посматривал на одну и ту же девушку, продолжавшую стоять прямо перед ними. – Она тебе понравилась? – осторожно спросил Цезарь, которому ничего другого в голову не пришло.

– Не говори ерунды, – не ждал с ответом Давид, покосившись.

– Тогда, чем она тебя так заинтересовала, что ты постоянно смотришь на неё, а не на своего родного брата? – не понял он.

– Понятия не имею, – пожал плечами парень, прислонившись к спинке кресла. – Знаешь, мне просто одиноко, – позже сказал он, убрав раннее наигранное высокомерие и равнодушие, – вокруг столько людей, но мне всё равно кажется, что я один, будто никому до меня нет дела.

– Я…

– Знаю, ты всегда рядом, – перебил он брата, – но этого кажется недостаточным. Я чувствую, что стою в толпе людей, где никто не видит меня. Я, будто есть, но в то же время, не существую. Такое ощущение, что исчезну, и никто не обратит внимания на моё отсутствие, будто так и должно быть.

– Может, тебе поговорить с психологом? – предложил Кабано, не зная, что с этим делать, потому, как брат не справлялся с проблемой в одиночку. На его глазах убили Сергея, их мать, а вскоре, он сам отнял жизнь, едва не погибнув от пулевого ранения, шрам от которого по – прежнему можно заметить на шее. От такого нельзя быстро оправиться.

– Я говорил, – вздохнул он, – но это не помогло. К тому же, почему у нас считается нормой говорить с посторонними людьми? Кто сказал, что от них толка больше?

– Просто, как видно, я с этим не справляюсь, – объяснил он, испытывая вину за беспомощность и несостоятельность в подобном деле.

– Справляешься, – уверил Давид, – и поверь, лучше любого другого, – не слишком-то хотел признаться он, но это чистая правда. Без поддержки Кабано, ему пришлось бы туго.

– Я этого не заметил. Ты стал невыносимым!

– Просто, мне нравиться тебя доводить, – нисколько не раздумал над ответом он, сменив своё несчастное выражение лица, ныне подходившее для среднестатистического человека, отдыхавшего в чудесном уголке Франции.

– У тебя, получается, – немного повеселел Кабано. – И я всегда замечу, если тебя, вдруг не окажется рядом. Кроме тебя…

– Хватит уже говорить об этом, а то я заплачу, – разошёлся парень, почувствовав себя неловко из-за излишней сентиментальности, которую брат крайне редко демонстрировал по отношению к окружающим.

– Просто, не нужно отдаляться. Нам обоим ни к чему становиться чужими друг другу.

– Ладно, ладно, – встал с кресла Давид. – Иди уже на стадион. Может, ещё успеешь увидеть что-нибудь интересное.

– А ты?

– Попытаю удачу. Гостей много. Может, познакомлюсь с кем-нибудь! – ободряюще сказал он, отправляя брата, чтобы тот не мешался под ногами.

– Я помогу, если хочешь! – предложил помощь Кабано, ведь только отыскав подходящую половинку для брата, он сможет спать спокойно, не волнуясь о его состоянии, пугавшем всё сильнее день ото дня.

– Спятил! – побелел Давид. – Только всё испортишь. Давай, иди отсюда. Не путайся под ногами и не отпугивай людей, – наотрез отказался он.

– Хорошо, – не стал спорить Цезарь, но, не успев далеко отойти, вернулся обратно и приобнял брата, чего тот не ожидал, не зная, что на него нашло. – Запомни, я всегда приду на помощь, где бы ты ни был, потому что мы…

– Братья, – прошептал Давид и тоже обнял его, решив, что иногда семейные ценности стимулируют избавиться от время от времени приходившей депрессии. – А теперь иди, а то отпугнёшь всех возможных парней. Подумают ещё, я занят тобой.

Ничего не сказав, Кабано, как погибший возлюбленный брата, почесал его за левым ухом, напомнив тому о лучших моментах жизни, и отправился обратно на стадион, почувствовав, что не всё так плохо, как он себе представлял.

Давид ещё какое-то время стоял с закрытыми глазами, представляя свою вторую половинку, без которой до сих пор не обходился ни один сон. В такие мгновения, он уже не мог заставить себя перестать думать о потерянном. И, не смотря на боль, отдававшую после каждого воспоминания во всём теле, он не жалел, что снова видел перед собой Сергея, говорил с ним, касался, чувствовал, как и прежде, его присутствие, словно он рядом, а не где-то там. Это придавало сил, заставляя двигаться дальше, преодолевая тяготы и лишения новой жизни, в которой уже нет Сергея, и никогда не будет.

Несколько минут Давид стоял у всё тех же кресел, наблюдая за уходом Кабано, продолжая думать о его словах. Со смерти матери и Сергея прошло какое-то время. Совсем немного, чтобы справиться с воспоминаниями, не дававшими покоя и смена обстановки – хорошее решение, но возвращение в Мадрид после похорон – не лучшая затея. Страна, откуда они много лет назад уехали, чересчур холодна и не дала убежище сердцу, испытавшему слишком много утрат. Обещанный покой превратился в ещё одно испытание и Давид не смог его пройти, оставшись там и дальше. Для него всё явилось не тем, и отвлечься не вышло, продолжив страдать и ненавидеть себя за слабость, из-за которой Сергей погиб. В его силах было не допустить той смерти, но он не смог и вместо спасения, получил искорку надежды, погасшую уже в следующее мгновение, когда струя крови потекла из возлюбленного, а после, и из него самого. Воспоминания давили на него, одиночество стало невыносимым. К тому же, лечение брата могло не сработать, и Давид остался бы совсем один против всего мира, ненавидя всех вокруг ещё сильнее прежнего, но худшего не произошло, Кабано поправился и принял предложение переехать во Францию, чтобы начать новую жизнь, переписав всё до неё. Он сделал это не из-за предложенной хорошей должности и высокой зарплаты, а лишь ради брата. Его привлекла идея заняться чем-то новым, не похожим на всё сделанное ранее. Давид никогда не увлекался спортом, не видел себя руководителем, он вообще ни о чём не думал. В голове осталась только любовь и ничего более, но вскоре, парень нашёл в себе необходимые качества, позволившие преуспеть в своём деле и, не смотря на минуты отчаяния, овладевавшие им время от времени, Давид счастлив, не жалея об отъезде из Мадрида и благодарен брату за предоставленный шанс.

Девушка, на которую не прекращал смотреть Давид, обернулась, словно почувствовала сверливший взгляд сзади и, в отличие от него, занервничала, узнав его в тот же миг. Долго сомневаясь, она, всё же, решила подойти. Он мог испортить долгожданный отдых, чего совсем не могла допустить. Встав рядом, она настороженно взглянула на Давида.

– Это ты! – вспомнил парень то, что уже крутилось в голове и, наконец, собралось воедино. Он поверить не мог, увидев вновь девушку, причастную к собственному похищению, но в то же время, спасшую его от подельника и неминуемой смерти.

– Я, – подтвердила она, присев в кресло, поглядев уже на парня снизу-вверх. – Как ты меня нашёл? А главное, зачем? – недружелюбно спросила она, настроившись защищаться, показывая это всем своим видом.

– Я не искал, – сказал он, почувствовав дрожь в теле. Воспоминания последней ночи в подвале ещё ярче пронеслись перед глазами. События так сильно отпечатались в сознании, что прошедших месяцев будто и вовсе не было. Он снова увидел, как угасал Сергей, как от одного единственного удара умерла мама, как после, придя в себя, душил человека, не испытывая никакого страха перед тем, чего раньше никогда не делал и, даже не задумывался. Всё нахлынуло неожиданно и очень болезненно.

– Тогда, – считала Саша, – наша встреча ничего не меняет. Договор всё ещё в силе. Правильно? – пронзительно взглянула на Давида она.

– Это ведь ты, та фанатка, о которой говорил Саша, – продолжил он и то, к чему вёл разговор, совсем не по нраву пришлось девушке, что она и продемонстрировала, – ты причастна к смертям на свадьбе Дмитрия Малышкина, исчезновению его невесты…

– Напоминаю, у нас уговор! – повторила Саша с акцентом на последнее, поглядев на брата, ожидавшего её вместе с семьёй у стола регистрации и искавшей способ всё исправить в случае, если разговор пойдёт совсем не так.

– Я тогда не знал, кто ты и сколько всего натворила, – стоял на своём Давид, так же, не представляя, что делать дальше.

– Если бы не я, ты остался бы в том подвале истекать кровью и сомневаюсь, что тебя обнаружили бы в ближайшее время. Так что, я спасла твою жизнь, выполнив свою часть сделки.

– Мы не квиты, – настоял Давид, приготовившись позвать охрану. Он не мог позволить убийце сбежать, не заплатив за огромное количество преступления. – Знал бы я кто ты…

– Что бы сделал? – не дождалась окончания фразы Саша. – Почти сразу ты потерял сознание. Я могла сделать, что угодно, не выполняя уговор и не оставляя свидетелей во избежание подобных встреч, но поступила по совести, потому что больше не желала походить на Стаса. Ты спас меня, и я благодарна. Мне жаль твоего парня и маму, но ничего уже не изменить. Как ты помнишь, я пыталась помочь им, но…

– Не говори больше ни слова, – повысил голос Давид, не в силах снова и снова вспоминать ту ночь.

– Я знаю, что значит терять любимых, и теперь пытаюсь сохранить остатки семьи. Того же желаю и тебе, – сказав это, она встала и сделала несколько шагов в сторону брата, остановившись за спиной Давида, – ты можешь сообщить обо мне охране, властям и всем, о ком вспомнишь, но поверь, это не принесёт облегчения. Оно не придёт, пока сам себе не позволишь. К тому же, я всё ещё в силах сделать твою жизнь короткой и невыносимой, но не стану. Я начала новую жизнь и не собираюсь сходить с пути лишь потому, что ты всё ещё не можешь смириться с потерей и вновь найти своё место.

Недолго думая, Саша вернулась к брату, вновь примерив на себя жизнерадостную маску, в то время как Давид глядел ей вслед, так ничего не предприняв. Ненадолго окаменев, его взгляд уставился в пол, а вскоре настигло давно узнаваемое горе. Не обратив внимания на полный людей холл, он закричал, упав на колени с заливавшимся слезами лицом.

«Дамы и господа, это потрясающая по накалу страстей гонка. Только что на наших глазах, прошла заключительная для женщин, четвёртая по счёту стрельба из положения «стоя». И как это уже не раз сегодня происходило, вновь поменялись лидеры. Следя сейчас за выступлением спортсменов можно с уверенностью сказать, что биатлон – непредсказуемый вид спорта и так будет всегда, потому что фаворитов мы не наблюдаем. Дарья Обручева и Эмма Майер в погоне друг за другом сегодня столько раз спотыкались, наступали на лыжи, ломали палки – мне сложно сказать точную цифру, а уж о количестве промахов я вообще молчу, ведь такого и вовсе не припомню. Девушкам можно было даже не останавливаться на огневых рубежах, а, если бы не было дополнительных патронов, их статистика попаданий могла стать мировым рекордом, особенно, если учесть, что Эмма и Дарья – лучшие спортсменки этого сезона. Зрители, не знающие их, если таковы имеются, вообще не могли бы понять, что они делают в биатлоне. Винтовка за спиной им явно мешала. Но, несмотря на это, включив форсаж, обе проигрывают всего пятнадцать секунд Тире Ольсен, идущей сейчас третьей и около двадцати двух Виртанен и Дорин Лубе, вышедших после точной и быстрой стрельбы на первое место. Анализировать, конечно, стрельбу спортсменок сложно. У кого-то она была, а у кого-то… Ладно, не будем о печальном и вернёмся к соревнованию. До передачи эстафеты остаётся всего пара сотен метров. Быстроногая Айла вырвалась вперёд, несясь сломя голову к уже готовому бороться Антону Мипулину. Из личной беседы с тюменским спортсменом я узнал: проведя в комплексе две недели, он перестал видеть в иностранных отлетах соперников, как это было раньше. Время сплотило их и сегодня, выходя на старт, он шёл не сражаться, а просто хорошо провести время. В случае победы он, конечно, обрадуется, особенно тому отличному подарку, ожидающему в конце, но, если ничего не выйдет, настроение российского биатлониста ничуть не изменится. Ну, оно и правильно. Чему огорчаться, главное, в начале следующего сезона вновь вспомнить, что Арман Вилар или Торджер Гьёр не друзья, по крайней мере, на трассе, а хитрые лисы, вырывающие победу из-под носа. К тому же, главный спонсор российской мужской команды по биатлону не тонко намекнул, что хочет больше побед. В случае неудачи, он, конечно, не откажется от финансирования, потому что Дмитрий и Антон его хорошие друзья, но… Что-то будет, а зная его склад ума с оригинальными и в частности странными идеями, можно ожидать чего угодно. Говоря об этом, как вы помните, лично я Александра не знаю, но много слышал и мне самому интересно, к чему невыполнение его желания может привести. Просто в памяти всплыл ролик в интернете, где Дмитрий Малышкин делает предложение… Ладно, вернёмся к гонке, а то я о ней слегка позабыл».

В который раз убитый горем Давид вернулся в номер. Плюхнувшись на кровать лицом вниз, он попытался расслабиться, забыться сном, надеясь на облегчение, всегда приходившее после долгих душевных терзаний, связанных с той ночью, но прошло время и ничего не поменялось. Всё то же жуткое состояние не покинуло. Оно напомнило ноющий ожог, до которого то и дело кто-то дотрагивался, причиняя лишь больше боли. Он не смог уснуть. Закрыв глаза, вместо темноты и обещанного спокойствия увидел образы мамы и Сергея, сводившие с ума. Пытаясь от них избавиться, парень взял бутылку с виски. Открыв её и до краёв налив в стеклянный стакан, Давид поднял его, бессознательно взглянув на себя в зеркало перед собой. Отражение сломленного человека, шедшего на крайние меры, ему не понравилось. Парень никогда не хотел быть тем, кто заливал несчастья, напиваясь до беспамятства. Опомнившись и поставив стакан на стол, он опустил голову, зажав между колен, попытавшись собраться и вспомнить обещание, данное самому себе после смерти Сергея.

Немного поразмыслив, Давид сел за стол. Взяв ручку и чистый листок бумаги, он принялся писать письмо. Кто-то сказал, это иногда помогает найти в себе силы и выплеснуть наружу наболевшее, либо признаться в том, чего уже не сможешь сказать получателю своего послания, но сумеешь ещё раз почувствовать, важность дела, и написанные тобой строки всё же прочтут. Не секрет, это отличный способ переосмыслить ситуацию, избавиться от стресса, заставить себя поверить в лучшее, даже если этого нет на самом деле. Кто-то уходил в себя, кто-то смещал внимание с собственной проблемы на окружавших людей, проявляя о них активную заботу, даже против их воли. Кто-то до смерти загружал себя физическими нагрузками, или погружался в сон, стараясь, как можно скорее заставить себя обо всём забыть и убедить, что всё неправда, даже, если после пробуждения всё равно знал о возвращении в реальный мир, а кто-то просто дарил другим позитив, даже, если на собственной душе плохо. Давиду же проще написать, даже зная о том, что раньше он никогда такого не делал.

«Я люблю тебя. Я должен каждый день говорить об этом, зная: никому и никогда не смогу вновь повторить. Эти слова можно произнести лишь единожды и только тому, кого действительно выбрало сердце. В тот день, в школе, оно сделало его, раз и навсегда отыскав любовь всей моей жизни. Я понял это, впервые взглянув на тебя. Мне не пришлось сомневаться в выборе ни единой секунды. Ты тот, с кем я должен был провести десятилетия. А разве могло быть иначе? Нас ждала целая жизнь с её взлётами и падениями, мы строили совместное будущее, ждали каждый день, наслаждаясь прожитыми мгновениями, и знали, впереди вечность, целая вселенная у наших ног. Мы не считали, сколько ещё отведено свыше, не хотели знать, ведь, когда любишь, время движется иначе. И сейчас ничего не поменялось. Я снова и снова готов говорить наши священные слова. Я люблю тебя. Слышишь? Я так сильно тебя люблю. Нет того человека, ради кого я был бы готов пойти на жертву, лишь бы вернуть надежду на сохранение прежнего мира, в котором мы когда-то жили. И всё же, я не справился. Мне не хватило сил защитить тебя. Я позволил умереть самому любимому человеку, когда-либо бывшего у меня, а любые попытки забыть тебя, вычеркнуть из памяти все воспоминания, связанные с нашими счастливыми мгновениями, оказались тщетными. Я слишком слаб, чтобы забыть тебя, слишком слаб, чтобы поверить в то, что самая страшная ночь в моей жизни была на самом деле. Я каждый день гонюсь за призраком в своих снах, ведь ты уходишь, продолжаешь мучить, улетая, словно птица в бесконечный простор неба, куда мне не попасть. Порой, ты будто рядом, и я готов коснуться тебя, обнять, поцеловать, но вскоре глаза открываются, и я оказываюсь в холодной пастели, в которой тебя никогда не было. Так что мне делать? Жизнь в пустоте и одиночестве тяжела и невыносима. Мне не справиться. Помоги отыскать нужную дорогу, иначе я сойду с ума. Мне не известно, что будет дальше, пока дверь к тебе по – прежнему приоткрыта. Я вижу свет, исходящий от неё, но не могу пройти, застряв между сном, в котором ты, и реальностью, с которой должен когда-нибудь смириться. Чтобы ты не сказал, я всё равно буду любить тебя, никогда не отрекусь от слов, произносить которые могу, не переставая. Ты всегда останешься в моём разуме и сердце, другого и быть не может».

Закончив письмо, Давид, несколько раз перечитал его, глядя в зеркало с мокрыми от слёз глазами и оставил на столе, а сам, открыв шкаф, отыскал на самом дне, в лежавшем чёрном чемодане, рубашку Сергея. Ту, что подарил ему на последний день рождения, с разноцветными иероглифами. Парень носил её с особой осторожностью, словно самую важную ценность. Взяв её в руки, Давид вспомнил тот день и попытался улыбнуться, представив перед собой ту радость на лице любимого, увиденную при вручении подарка. Такое мгновение нельзя забыть, оно частенько поднимало настроение, особенно, с момента смерти Сергея. Подойдя к кровати, парень аккуратно положил её и прилёг, слегка коснувшись головой. В глазах вновь возник образ любимого и с «мокрой» улыбкой Давид закрыл глаза.

«И так, в гонку вступили мужчины, открывая вторую часть соревнования, от которого мы все сегодня получаем всевозможные ощущения, главным образом, положительные. И первым ушёл Антон Мипулин с преимуществом над Лазаром Виларом порядка семи секунд, вырванных на последних метрах дистанции Айлой Виртанен, а вот третьими, благодаря невероятной скорости на протяжении всей гонки, передали эстафету Дарья Обручева и Эмма Майер своим вторым половинкам: Ингвар Эйнару Ронстадлену и Дмитрию Малышкину соответственно. Тира Ольсен пришла пятой, отправив бороться за дом мечты Армана Вилара, который в этом сезоне выглядел просто превосходно и борьба с ним будет как всегда захватывающей. Последними добрались до финиша Ольга Зайчик и сестра Антона Мипулина – Светлана Курлина, которым просто не очень хорошо бежалось, но они оставляют надежду на победу, так как Торджер Гьёр и Эивиндр Ларсен могут сделать невозможное и отыграть почти минуту за следующие двадцать километров. Если Обручева и Майер смогли, то и у них может получиться, особенно, если стрельба будет чистой.

И вы посмотрите! Спортсмены не успели проехать и половины первого круга, как уже кипят страсти. Вы видели это? Две девушки выбежали практически на середину трассы и обнажили перед биатлонистами верхнюю половину тела. Хорошо ещё Антон, идущий пока первым, не задел их и не потерял равновесие на небольшом, но довольно коварном спуске, а то могла быть беда для обеих сторон. Травмы в спорте могут навсегда оставить человека вдали от любимого занятия. И куда вообще смотрит охрана! Подобные события вспоминаются и на других гонках, только уже на Кубке мира, когда фанаты и, заметьте, мужчины, снимали штаны со всеми вытекающими последствиями на мужских и женских масс-стартах. К счастью, никто никуда не смотрел и продолжал двигаться дальше, но подобные случаи бывали. Это говорит лишь о том, что есть странные, на мой взгляд, люди, которым только и подавай острых ощущений, а о культуре поведения они и не вспоминают. Как кто-то говорил: «Ваша совесть спит беспробудным сном». Так и у них. На мой скромный взгляд, в подобном поведении нет ничего увлекательного, но люди разные и за всех говорить не могу».

Девушки отдыхали. Параллельно с дачей интервью многим крупным иностранным каналам, они не забывали следить за своими партнёрами по команде. На лицах каждой сияли улыбки, никому не приходилось скучать. Зрители стадиона сходили с ума от восторга, а это ли не повод для хорошего настроения, ради которого сюда приехали не только болельщики, но и сами спортсмены.

Сказав на камеру несколько слов, Даша подошла к Эмме, согревавшейся чашкой зелёного чая и наблюдавшей за успехами Дмитрия Малышкина.

– Как себя чувствуешь? – спросила она и присела рядом, взяв протянутый стаканчик с бодрящим напитком, который, будто для неё и держали.

– Восторг! – призналась Эмма. – Рада, что поехала, хотя знаешь, после такого, завершение карьеры кажется мне не самой лучшей идеей. Боюсь, не будет хватать адреналина от выхода на дистанцию, от соперничества с тобой.

– Так, может, не уходи? – предложила она, сделав небольшой глоток. – С кем же мне теперь бороться?

– В одном из своих интервью я говорила, твоё имя непроизвольно вызывает у меня внутренний азарт, а иногда и мурашки, потому что знала, ты рвёшься к победе ни меньше меня и уж точно ничего и никогда просто так не отдашь на лыжне. С тобой всегда интересно, так я всегда остаюсь в хорошей форме, чтобы в любой гонке дать отпор по максимуму. И, что самое удивительное, мне и в голову не могло прийти, что когда-нибудь, две заклятые конкурентки будут сидеть друг с другом и пить чай.