Текст книги "Из песен рождаются звезды"

Павел Манжос
Из песен рождаются звезды

100-лихолетие

 
Я родился и вырос в безумной стране,
Рядом с тёткой, сошедшей с ума на войне,
Что – без времени и без огляда.
Говорил мне отец свой чудной афоризм,
Что Россию спасёт от распада фашизм,
Сам-то – жертва нацистского ада.
 
 
Ослеплённая честь, оскорблённая мать,
Из помоечной грязи взращённая знать,
Возведённая в святость облыжность…
Разве этого ты так хотела, страна?
Романтических рифм и мелодий полна
Колдовская твоя чернокнижность.
 
 
Мы из ада вернулись – и снова в аду.
По Каляева[1]1
  Имя российского массового убийцы и террориста начала 20 века: Иван Каляев.


[Закрыть] улице тихо пройду
И на улицу выйду Землячки[2]2
  Имя российского массового убийцы и террориста начала 20 века: Розалия Залкинд (Землячка).


[Закрыть].
Отчего так помпезно безмолвие бездн?
Что за путаник бес, безобразно облезл,
Замутил изуверские скачки?..
 
 
Бродит правда среди неприютных домов,
Бродит правда среди неокрепших умов,
Тёртых кожанок век провожая,
Отражается в блеске лихого значка
В честь 100-летия гипермочни ВЧК…
И была, и осталась – чужая.
 

1 января 2018

Autorequiem

 
Я усну – сомкнётся надо мною
Эта синь задумчивых небес.
Я усну – и сердце успокою
Тишиной, которой дышит лес.
 
 
И пройдут усталые столетья,
Поманят созвездия иных,
Песнь любви, что не успел допеть я,
Допоют: живые – о живых.
 
 
Ну а мне – мне вечно будет сниться
Эта синь задумчивых небес,
Этот край, чьим далям не напиться
Тишины, которой дышит лес…
 

1979

Esse ipse[3]3
  Будь собой (лат.).


[Закрыть]

 
Не смыкай слипающихся век,
Упиваясь призраком бесплотным,
Не смиряйся, гордый человек,
Перед власть имеющим животным!
 
 
Будь собой, себя не потеряй
И не дай над правдой надругаться:
Ты один и ад в себе, и рай,
Ты в себе – бесценное богатство.
 
 
И преодолей, перебори
Мрак богобоязненный старушкин!
Вспомни дней былых календари
И как мог смеяться солнце-Пушкин!
 
 
Даже в бронзе не был он смирён,
Даже мёртвым устрашало тело,
И «смирись», как с битых шестерён,
С мудрых уст некстати так слетело.
 
 
Да, порой пускался в перехлёст,
Жёг стихом порфиру самодержца,
Но среди чиновничьих корост
Сохранил и ум, и честь, и сердце.
 
 
А несмирный памятник собрал
Век спустя – с приветом гордой Праге —
Живших ради света и добра
Восьмерых, от смерти в полушаге.
 
 
До сих пор там горестно молчат
Громче всех словес произносимых:
Рай – для несогласных, для гонимых,
Кроткие да имут вечный ад.
 

11 августа 2019

Sancta simplicitas[4]4
  Святая простота (лат.).


[Закрыть]

 
Толпы золотая участь —
Святая её простота.
Ей надо кого-то мучить —
Вот так и распяли Христа.
 
 
И стало с тех пор традицией,
Рекою, текущей вспять:
Чтоб было кому молиться,
Надо кого-то распять.
 
 
И любит толпа-паскуда
Распятых, как вороньё:
Христа целовал Иуда
От имени её.
 
 
Не снять ей с себя проклятья,
Не вымолить Божий перст,
Покуда на всех распятьях
Она не поставит крест.
 
 
«Распни Его!» – так кричали
С глазами, как маков цвет,
Но тех, кто молчал в Начале,
Страшней и поныне нет.
 

21 декабря 1991

А помнишь?.

 
Война не в снах, не во дворцах —
Война в умах, война в сердцах,
Не просто – в Сирии убит:
То смерти дух, проникший в быт.
 
 
Сердца разрезал зла алмаз:
«Вот ты – за них или за нас?»
Не там – в сердцах посеян ад,
Не там – в сердца подмешан яд.
 
 
Не за Урал, не за Кавказ —
Война… за мир! И за Донбасс!
Дымятся трупы и земля,
И пьяный вопль: «Поджарю, бля!»
 
 
А помнишь, были как один —
Азербайджанец, армянин,
Русак, еврей, грузин, бурят —
Единый Родины отряд?
 
 
Проклятье адовым кругам!
Бросали к прочим всем «врагам»
Эстонцев, финнов, латышей,
Но общих все кормили вшей.
 
 
Пусть не Кантариа – другой
Боец над конской головой
Поставил, после – на рейхстаг —
Победный тот кровавый флаг,
 
 
Пусть славословят свой обман
Трибуна, кафедра, экран —
Мы были Родины сыны,
Меж нами не было войны.
 

10 июня 2018

Адажио Томазо Альбинони

 
Мир, юный и прекрасный,
Мир, радостный и разный,
Там, в солнечной дали,
Там, на краю земли,
Ждёт, радужно лучась,
Не нас.
Мы – только на мгновенье,
Мы – только отраженье,
Он – музыка времён,
Он – вечен и влюблён,
Он – жребий наш земной
Иной.
 
 
Знают его глубину
Глаза мадонн,
Глаза детей, что забыли войну,
И глаза тех солдат,
Что из камня глядят.
 
 
Мир доброго единства,
Мир счастья материнства,
Мир звёздной высоты,
Мир утренней мечты
Льёт к нам сквозь тучи лет
Свой чистый свет.
 

1979

Адвокаты дьявола

 
Благословляющие зло,
Кипящие в фальшивом раже…
В аду б им больше повезло:
Они самих злодеев гаже.
 
 
Соцсети язвами пестрят:
Там весь потенциал психушкин
Всё льёт и льёт словесный яд,
В вас целясь, Лермонтов и Пушкин!
 
 
И тащат грязное бельё —
Измены, проигрыш в картишки
И в вечность мнение своё
Втыкают пальцем, как мартышки.
 
 
У них особый интерес
Пинать и пачкать исполинов,
И вот уж обелён Дантес
И прав обиженный Мартынов!
 
 
Слегка жалеют Анну Керн,
Сушкову жалуют тем паче…
А может ли иначе – чернь?
А разве может грязь – иначе?
 
 
Вороны грают над жнивьём
И шлют сентенции в запале…
Мы без Дантеса проживём,
А вот без Пушкина – едва ли.
 
 
Да, были всякие грешки
И у великих – что за диво!
Позёра вывалят в смешки,
За юбкой ринутся игриво.
 
 
А чернь оправдывает месть,
А чернь орёт убийцам: «Браво!»
У черни подлость – это честь,
У черни трусость – это право.
 
 
Поэт – должник и дуэлист,
Весь в рифмах, в песнях, в письмах, в вёрстах,
Но – не убил, но сердцем – чист,
И помнит небо выстрел в воздух.
 

19 января 2021

Азбука бытия

 
Странное это счастье —
Знать, как цветут цветы,
Видеть земное небо,
Полное высоты.
 
 
Сколько б ни жил на свете,
Трудно привыкнуть мне
К млечно-зелёной роще
В зыбком рассветном сне.
 
 
К нежной купели взгляда,
Где крещена любовь,
К песне в твоей улыбке
Не подберу я слов.
 
 
И, не успев привыкнуть,
Так и сойду во тьму,
Где не доступны звёзды
Гаснущему уму.
 
 
Знаю светло и горько:
Смертна душа моя,
И тороплюсь учиться
Азбуке бытия.
 

1987

Азъ воздамъ!

 
Демагоги были не боги,
Демагоги сделали ноги,
Кое-кто – на «матросский» матрас.
Демократы латают заплаты.
Эх, ребята! Мы все виноваты,
Невиновного нет среди нас.
О зарплате кричим без расплаты,
Все одним заклинаньем закляты,
И один уготован нам час.
 
 
Невиновных забили Гулагом,
Невиновные спят по оврагам,
За вины небытьём заплатив.
Мы не верим истлевшим бумагам,
Смотрим в рот иностранным парнягам,
В зарубежный уйдя детектив.
Путь особый знаком бедолагам —
Под трехцветным развёрнутым флагом
Топать в пропасть ускоренным шагом,
Напевая избитый мотив.
 
 
А за мщеньем последует мщенье, —
Никому не воздастся прощенье
За преступность деяний и дум.
За беспамятство, за поношенье,
За холодную ложь отреченья,
За программный и дьявольский ум.
Но святое молю провиденье:
«Палача да постигнет сомненье!
За вселенское самосожженье
Ты прости нас, отец Аввакум!»
 

16 февраля 1992

Анафема неопределённой группе лиц

 
Анафема вам, совкорылым,
Чьи отпрыски сплошь распальцованны,
Вам, ада безумным творилам,
Возведшим себя в Гогенцоллерны;
 
 
Клянущим весь свет и свободу,
Немытым холопством кичащимся,
Живущим владыкам в угоду
И в пропасть на бумерах мчащимся;
 
 
Вам, цену задравшим до края щам,
Играющим силами атома,
Сажающим и убивающим
Во имя сословия ватного;
 
 
Вам, павшим с экрана и сцены,
Погрязшим в чиновном ничтожестве,
Продавшим огонь Мельпомены
За блага, в их блеске и множестве;
 
 
Вам, пеннопузырную мыльность
Пускающим в мозг в телестёбище,
Вам, с возгласами про стабильность
Страну превращающим в стойбище;
 
 
Кликушам проплаченным вашим,
Забившим эфир злыми криками,
Гранит вурдалака устлавшим
Не зеков костьми, а гвоздиками;
Кивающим кланам и мафиям
И ныне и присно – анафема!
 

5 января 2019

Архивная правда

Узнавать правду больно, но необходимо.

Из телепередачи

 
Как твои одежды ни стирай,
Чище ты, страна моя, не станешь:
Чтоб в твоём аду содеять рай,
Не поможет «Тайд», ни даже «Ваниш».
 
 
Правда, как и прежде, не нужна,
Счёта нет надежд опавшим листьям,
И твоя Кремлевская стена —
Кладбище кирпичное для истин.
 
 
Правда! Ею свет наш не обжит,
Нет ей ни ночлега, ни обеда.
Выдаче, как встарь, не подлежит
Пораженье – лишь одна победа.
 
 
А победа – что с неё возьмёшь?
Гром победный – в мамонтовых бивнях.
И в сердцах владычествует ложь —
Правда в крепостях живет архивных.
 
 
Да и там лжепрописи в цене:
«Дал Руси исток воитель Рюрик»,
И неподготовленность к войне
Старый проповедует ханурик.
 
 
«Раньше было лучше», – говорят,
«Раньше было лучше», – вторит эхо.
Значит, не последний пройден ад,
Значит, будет новая потеха.
 

1 августа 2010

Астронавт

 
Астронавт умирал во вселенной.
Какая красивая смерть! —
Вспышка чёрная боли мгновенной —
И вечности звонкая медь.
 
 
Где-то всё ещё призрачно жили
Сапожники, прачки, швеи,
Подбивали, стирали и шили
Усталые души свои.
 
 
Жёлчно-жёлтый неистовый карлик
Пронзал его гаммой лучей,
Был последним синеющий шарик
Из добрых бессильных врачей.
 
 
Астронавт умирал во вселенной,
И звёзд пополнялась семья,
А кого-то в грязи откровенной
Голодная съела свинья.
 
 
Кто-то, лежа на полке чайханной,
Истлел в наркотическом сне,
Исповеданный опийной манной
И истиной в кислом вине.
 
 
Астронавт умирал во вселенной,
А в тёмной в глуши мировой
Кто-то слил свои горести с Сеной
Под гулким мостом Мирабо.
 
 
Студенистое, мокрое тело
Начало разбухать и синеть,
И прохожий вздохнул отупело:
«Какая ужасная смерть!»
 
 
Их не помнят. Их жизнь-лихоманка
Ткёт времени зыбкую ткань:
Настоящей планеты изнанка
Есть будущей горькая дань.
 
 
Астронавт – на виду у вселенной,
А петли затем не видны,
Чтобы сияла в красе неизменной
Земля с лицевой стороны…
 

1987

Баснословие

 
Есть такая слепая наука,
От которой земле злая мука:
Всех лишает ума и здоровья,
А зовётся она – баснословие.
 
 
И Европа, Америка, Азия,
Поклоняются до безобразия
Её выводам и положениям
С чувствожаром и умоброжением.
 
 
Вот глаголет подобье ханурика,
Что, мол, Русь происходит от Рюрика,
Что крещенье Владимира – благо
И про необходимость Гулага.
 
 
Врёт какой-то индиец горластый
Про основы деленья на касты,
Тот, в делах и сужденьях неистов,
В личных бедах винит сионистов.
 
 
Врёт в буддийских учениях лоций
Об отказе от чувств и эмоций,
И зовёт вероложец незваный,
В вечный мир внежеланной нирваны.
 
 
Пишет некий пиит петербургский,
Очень гордый, что в принципе – русский:
«Царь был добрый, он спас морехода»,
И… плевать, что забил полнарода.
 
 
Кто-то впавший в витийство и жречество
Врёт, что Сталин – спаситель Отечества…
Как заутреням, как и обедням,
Несть конца баснословия бредням.
 
 
И орут, и визжат до истерики
Про злодейства и козни Америки,
И про выбор Адама греховный,
И про Запад, такой бездуховный.
 
 
Не мирами – да хрен бы и прах с ними —
Правят черти мозгами несчастными!
Всё, что взял ты, и всё, что припас я
Вместо мысли, – коварная басня.
 
 
И, когда призовёт нас Всевышний
На Свой суд… нет, братишка, шалишь, мы
И тогда осознать не сумеем,
Что доверились басням-бредеям.
 

22 ноября 2015

Без Бога

 
Ах, нет души, и Бога нет,
И звёзды… Нет, не аметисты.
Мы знаем всё про белый свет,
С пелёнок самых атеисты.
 
 
И не пьянит нас высота,
И не страшат нас катаклизмы,
И слишком чётко неспроста
В нас бьются биомеханизмы.
 
 
Иной ушёл в водковорот,
Она распущена, растлен он,
Орёт: «За Сталина!» – урод,
Другой смердит: «Вот встал бы Ленин!»
 
 
Церквями полнится страна,
Пред служкой стягивает шапку,
Но нет страшнее веруна,
Что за Христа порвёт, как тряпку.
 
 
Безмозглый быдлоконтингент!
Твоё вместилище – помойка,
Твой президент – Грядущий Мент
И с перепоя перестройка.
 

1986–1992

Бессмертие

 
Когда мы уходим —
Что остаётся от нас?
Неужели одни лишь могилы?
Неужели он так безысходен —
Тот божественный час,
Что познать не смогли мы?
 
 
Неужели и вправду:
На пока, не навек
Мы – на дереве слабые листья?
Ради бога, не надо:
Это низкий навет
На бессмертие истин!
 
 
Удивительность жизни!
Ты мудрей и всесильней смертей,
А в любви – превращений царица.
Вновь в руках меня стисни,
Брось в горнило страстей —
Всё должно повториться!
 
 
Пусть и радость, и горе,
Бренной жизни восход и закат
Возродятся, как Фениксов стая,
И в пьянящем задоре
Златоперстый Слепой Музыкант
Вновь симфонии выдаст блистанье!
 
 
И почую я снова
И красу, и безбрежность полей,
Рек чешуйные блёстки,
Соловьиное слово,
И курлычущий всхлип журавлей,
И предзимья наброски…
Мне не надо спасенья
Опавшей безлико листвы,
 
 
Мне не надо возврата,
Лишь бы ветер осенний
Нёс чистые лики весны
На кобылах крылатых.
Ивы! В плаче-печали
Не свисайте ветвями ко мне —
Ни к чему сожаленья,
Лишь бы ваше молчанье
Проникало в молчанье камней, —
Вы – моё обновленье!
 

1989

Большая перемена

 
Грязь прикинулась звёздной высью,
Дума чёрная – светлой мыслью,
За нарядность сошло нагое,
И представилась счастьем горе,
 
 
Показалась неволя раем,
Обозначилась тюря – чаем,
Там, где кривда, примстилась правда,
Записалась пером кувалда.
 
 
Притворилось коварство честью,
Тень наветная – доброй вестью,
Обернулась молвой базарность,
От похвал расцвела бездарность.
 
 
Что же с нами случилось, боже,
Если в зеркале уж – не то же,
А в мечтах завелась угрюмость,
Зреет старость и вянет юность?
 
 
В перемен роковой богеме
Затаился недобрый гений.
Стало ясно мне утром этим:
Мы себя, потеряв, не встретим…
 

11 декабря 2010

В Начале

 
Не верю я книге суровой
И хмурю над книгой бровь:
В Начале было не Слово —
В Начале была Любовь.
 
 
Она создала все были
И небыли бытия,
Да дети реки забыли
Об истинности ручья.
 
 
И нам невдомёк, плечистым,
Спешащим за горизонт,
Что прежде ручьём пречистым
Бил шумно-великий Понт
 

1985

В Пятигорске

Памяти Михаила Лермонтова

 
Опять туман на сумрачном Бештау…
Уступы вековечные багря,
Холодная июньская заря
Прошлась росой по сонному каштану.
 
 
Но минул час – и нет уже тумана,
Лишь облака разорванно летят
И небеса ожившие глядят
На пять голов земного великана.
 
 
Долины расплётенная корзина,
Эола арфа, трав зелёный плед…
Но дорог этот край невыразимо
Мне тем, что так любил его поэт.
 
 
Я снова здесь. Нелепая болезнь
Случайно привела меня к Железной,
Но жизнь его, как прерванная песнь,
Давно звала из сумеречной бездны.
 
 
Я рано был бедою ослеплён,
Я в детстве знал недетские печали,
Но вот он, клён – его встречавший клён,
Чьи ветви думы вечные качали!
 
 
Пора свои печали завершать:
Своя утрата – это ли утрата?
Я счастлив тем же воздухом дышать,
Которым он дышал и жил когда-то.
 
 
И для меня особый альпинизм —
Бродить по тропам в утреннюю пору,
Где он лечил проклятый ревматизм
Упрямым восхождением на гору.
 
 
И пусть твердят о нарушенье правил,
Мартынов-де был колкостью задет —
Он ничего России не оставил,
Лишь пулю – ту и тот лишь – пистолет.
 
 
Убит… Ещё один. Нелепый случай —
Прибытие актёра на Кавказ?
Поэты гибнут смертью неминучей
От зависти преследующих глаз.
 
 
Но эта смерть – из тех, когда нельзя
Не думать об искусстве лицедеев.
Спектакль у них на славу удался:
Убит? Убит! Иначе, чем Рылеев.
 
 
И не сокрыться тайному во мраке —
Пусть грудь не выест заговора гарь:
Наёмником убит поэт. «Собаке —
Собачья смерть», – промолвил государь.
 
 
Вот мостовая, знавшая его,
Вот домик, ставший маленьким музеем,
Мы на него отчаянно глазеем,
Не находя такого ничего.
 
 
Но там, внутри, он думал и творил
Большой роман о странном офицере,
Который, не мечтая о карьере,
Героем стал, хоть свет не покорил.
 
 
И то, что вечно, вовсе не старо:
Пусть этот миг не вечен под рукою,
Но белое невечное перо
Всё ищет встречи с вечною строкою…
 

1983

Вавилонская башня

 
Мы строили путь осиянный,
До неба добраться хотели,
Но стали чужими друг другу, —
Так сделал разгневанный Бог.
Понять мы не в силах ни слова
Из тех, что другие глаголят,
Мы только себя понимаем, —
Так сделал разгневанный Бог.
 
 
Тяжка ты, верховная кара!
Ведь нынче – что башня до неба! —
Халупу, и ту не построишь,
На разных крича языках.
О гордости, чести и славе,
О верности и благородстве,
О долге, о правде, о мире
На разных крича языках.
 
 
Все сдвинулись прежние меры,
Все стёрлись былые значенья,
Лишь деньги не вырвала буря,
Но деньги не мерят всего.
Великий хаос в Вавилоне
От грешного столпотворенья,
Великая купля-продажа,
Но деньги не мерят всего.
 
 
Несладко и с золотом нищим.
Мы с грустью теперь вспоминаем:
Был песней, связующей души,
Потерянный общий язык.
Когда-то ещё мы отыщем
Согласья чарующий раем,
Ласкающий грубые уши
Потерянный общий язык!
 

1985, Трускавец

Вдохновение

 
Оно прилетает ко мне
В пурпурно-горячем атласе,
Оно преподносит вина
Хрустально-воздушный бокал.
Я пью вековое вино,
Имея мгновенье в запасе,
Чтоб песни расправить – и в путь,
В страну многомерных зеркал!..
 
 
Без той, без другой, стороны
На этой – ни правды, ни смысла.
И, стало быть, сердцу нужна
Стихов заповедная вязь.
Она из забытых глубин
Достанет волшебные числа,
Чтоб Вед золотистая нить
Меж нами не оборвалась.
 
 
В круженье нездешних планет
Живу, ни к одной не готовясь,
Но знаю, что путь их и свет
Всё явственней день ото дня.
Единое знание Вед
И есть вековечное «совесть» —
И нет меня, если их нет,
И света им нет без меня.
 

1992

Великий эксперимент

(К одноименной картине Ильи Глазунова)

 
Вы шли не туда, и строили вы не то,
Из тёплых квартир выводили вас без пальто
И лгать заставляли во имя святых начал,
А Бог милосердный оглохшим сердцам кричал.
 
 
А Бог милосердный печально глядел с небес,
Как празднует в храмах взбесившийся красный бес,
И плакал от боли за вас оскорблённый Бог,
И слышали стены горящей иконы вздох.
 
 
И ныне вы тщитесь детей своих обмануть:
Ошибки, мол, были, но, в общем-то, верен путь —
Тот путь миллионов, сгоревших в котле войны,
Тот путь миллионов, замученных без вины,
Тот путь миллионов, швырнувших себя в костёр,
Лишь вождь и учитель железную длань простёр.
 
 
Ужасная вера – в божественный сан Иуд,
Ужасная пытка – не помнить про Страшный суд,
И вечным укором вам с фото– и кинолент
Глядит ваш кровавый великий эксперимент.
 

1989

Возвышение хама

 
…А в Смутный год возвысилось хамьё.
Провозгласив всеобщее ничьё,
Оно, свою победу торжествуя
И силу вертухайную почуя,
Воздело свиномордие своё.
И, где сияли храмы, – там гнильё,
Где колосились нивы, – там быльё,
Где расцветали сёла, – строй в ружьё
Да за «колючкой» – зечное рваньё,
Да воровское грает вороньё.
Играя в «классы», наточив копьё,
Всемирный бой затеяло хамьё,
И миллионы нерасцветших жизней,
Забытых, не помянутых на тризне,
Вмиг обратились в пепел и смольё.
Но свои классы есть и у хамья
(Да, собственно, о том и речь моя):
Одно хамьё доносы лихо строчит,
Другое всё великое порочит,
А третье строит «планов громадьё»,
Прекрасно зная: все они – враньё.
Но после возвышения хамья
Нет прежних нот и в песне соловья…
 

2004

Вопросы

 
Хоть верть-круть,
Хоть круть-верть,
Пройдёшь путь —
Придет смерть.
 
 
Взор ям – стыл,
Суров спрос:
«Зачем жил,
Что в мир нёс?
 
 
Какой круг,
Какой стяг?
Кто твой друг,
А кто – враг?
 
 
Весом груз
Твоих дел?
Ты был трус
Иль был смел?
 
 
Летал вскачь?
Рубил вщеп?
Ты был зряч
Иль был слеп?»
 
 
Когда в мир
Ты нёс свет,
Ты был сир,
Но он – нет!
 
 
Когда дел
Был благ груз,
Ты был смел,
А враг – трус.
 
 
Когда ж зряч
Ты был в смерч —
Тогда плачь
Твоя смерть!
 

1979

Воронежские памятники

 
Воронеж… Семь улиц Стрелковых
Дивизий, а может быть, восемь.
И мало небес васильковых,
И много – свинцовых, под осень.
 
 
Два Ила возвысились гордо,
На выезде – тридцатьчетвёрка,
Солдат, защищающий город,
Из камня его гимнастёрка.
 
 
Всё ясно с названьями всеми,
Но мысли как в бешеной скачке:
Зачем обозначен на схеме
Кривой закоулок Землячки?
 
 
К чему это? Что за нелепость —
Дать вечность кликухе жиганской!
Была в обиходе свирепость
У дамы той в годы гражданской.
 
 
И улица двадцатилетья
Октябрьского перерасчёта
Стегнёт по глазам будто плетью,
Убийц удостоив почёта.
 
 
Пол-Пушкина – пол-Воронцова,
Никитин, поникший до дрожи.
А в доме поэта Кольцова —
Шалман золотой молодёжи…
 
 
Пусть подлое, в дымке растаяв,
Уйдёт в свои тёмные дали
И бомбометатель Каляев
Исчезнет с лица магистрали!
 
 
Пусть скатится лениноидол
К чертям в окаянную пропасть,
И град, с обновившимся видом,
Сметет с себя красную копоть,
 
 
И вместо отлитого срама —
Там, в парке, где бегают дети, —
Широкий проспект Мандельштама
Появится в городе-свете.
 
 
И съезд воссияет Марины,
И, клёнами жарко алея,
Овеет красою старинной
Алёши святая аллея.
 
 
И набережной Анастасии
Раскроются светлые длани…
Не будет прощенья России,
Не будет спасенья России,
Не будет крещенья России
Без этих высоких названий.
 

2009

Всего Один

 
Страх и дикость правят бал,
Глупость лупит наповал,
И, совсем не зная как,
Я ступил в церковный мрак.
 
 
Свечи льют неяркий свет;
К Божьей Матери пришед,
Недвижим, пред Ней стою,
Думу думаю свою.
 
 
Странно вымолвят уста:
«Ты ещё роди Христа!»
Но ответит Божья Мать:
«Сколько ж вам Христов рожать?
 
 
То распнут, то вознесут,
Грех не грех вам, суд не суд;
Не поймёте ничего,
Если мало Одного».
 

7 июня 2020

Где начинается небо?

 
Нет выше неба ничего,
Но знать мне хочется давно,
Откуда льётся высь его,
Где начинается оно.
 
 
Быть может, там, в разломах тьмы,
Куда не долетает взгляд, —
Краса, какой не знаем мы,
И цвет свободы не измят?
 
 
И, может быть, на том краю,
Где страх падения изжит,
Скорей услышат песнь мою,
Чем тот, кто никнет и дрожит?
 
 
Там, на Планете Добрых Рук,
Дела и помыслы чисты,
Там нет ни горя, ни разлук
И к правде высятся мосты.
 
 
И нет ни лука, ни копья,
И чист огонь, и светел труд,
И там бы встретил я тебя,
Где любят, веруют и ждут.
 
 
Нет выше неба ничего,
Но я узнаю всё равно,
Откуда льётся высь его,
Где начинается оно!
 

1978

Выражение лица

 
Придайте лицу своему выражение,
Пусть даже напоритесь на возражение,
Пусть в голосе властном мелькнёт раздражение,
Пусть в схватке потерпите вы поражение,
Пусть будет печальным у вас положение,
Пусть вам предстоит пережить отторжение —
За честный свой труд и святое служение —
И в спину смешочки, и боль унижения,
Пусть чин потеряете и уважение,
Пусть в мутных умах возбудите брожение,
Но – ясность в душе и нет совести жжения,
Да что и лицо, если – без выражения?!
 

23 апреля 2009