Текст книги "Человек, который «испарился»"

– В течение дня я сообщу вам о своем решении.

– Постарайтесь не размышлять слишком долго.

– До часу я позвоню вам. До свидания.

Рыжий вскочил и побежал вокруг стола. Левой рукой он хлопнул Мартина Бека по спине, а правой пожал ему руку.

– Ну, в таком случае, пока, Мартин. Прояви все, на что ты способен. Это важное дело.

– Да, важное, – сказал секретарь.

– Да, – добавил рыжий, – чтобы у нас на шее не оказалось еще одного дела Валленберга о шпионаже.[1]1
  Рауль Валленберг (1912—1947?) – шведский бизнесмен и дипломат, во время Второй мировой войны спас тысячи венгерских евреев. В 1945 г., после того, как в Будапешт вошла Советская армия, был арестован советскими властями по обвинению в шпионаже и увезен в Москву. Его дальнейшая судьба неизвестна. В 1981 г. Конгресс США избрал его почетным гражданином США; до него такой чести удостаивался только сэр Уинстон Черчилль (здесь и далее, если не указано другое, прим. пер.) .


[Закрыть]

– Это именно те слова, которые здесь нельзя произносить, – заметил секретарь с усталым отчаянием в голосе.

Мартин Бек кивнул и вышел из кабинета.

– Значит, ты хочешь туда отправиться? – сказал Хаммар.

– Еще не знаю. Я не знаю венгерского.

– Его в полиции никто не знает. Это мы тоже учитывали. Но говорят, что там вполне можно объясниться по-немецки и по-английски.

– Это какая-то странная история.

– Дурацкая, – заявил Хаммар. – Но мне известно нечто такое, о чем в министерстве иностранных дел не знают. Он числится в нашей картотеке.

– Матссон?

– Да. В бывшем третьем отделе, в секретном хранилище.

– Контрразведка?

– Вот именно. Отдел безопасности государственной полиции. Три месяца назад они немного присматривали за Матссоном.

Раздался громкий стук в дверь, и в кабинет заглянул Колльберг. Он в изумлении вытаращил глаза на Мартина Бека.

– Что ты здесь делаешь?

– Наслаждаюсь отпуском.

– О чем же в таком случае вы тут шепчетесь? Мне уйти? Так же тихонечко и незаметно, как я пришел?

– Да, – сказал Хаммар. – Вернее, нет. Я этими тайнами уже сыт по горло. Входи и закрой за собой дверь.

Он вытащил из ящика стола толстую папку со скоросшивателем.

– Это была всего лишь обычная проверка, – сказал он, – никаких других мер не предпринимали. Однако для того, кто должен заниматься этим делом, здесь найдется кое-что интересное.

– Черт возьми, чем это вы здесь занимаетесь? – спросил Колльберг. – Вы что, стали тайными агентами?

– Если не замолчишь, придется тебя выставить отсюда, – сказал Мартин Бек. – Почему Матссоном занималась контрразведка?

– У паспортной полиции имеются свои методы. Так, например, в аэропорту Арланда они записывают имена людей, путешествующих в европейские страны, где требуются визы. А какая-то сообразительная голова заглянула в их списки и удивилась тому, что этот Матссон путешествует слишком часто. Варшава, Прага, Будапешт, София, Бухарест, Констанца, Белград. Ему часто требовался паспорт. Поэтому отдел безопасности тихонечко провел маленькое расследование. Например, они отправились в редакцию того еженедельника, где он работает, и задали там кое-какие вопросы.

– И что же в редакции ответили?

– Конечно, в редакции ответили, что все в полном порядке. Альфу Матссону часто требуется паспорт. А почему бы и нет? Это наш эксперт по вопросам Восточной Европы. Таков был результат – ничего, достойного внимания. Однако все же что-то здесь не в порядке. Возьми и прочти это сам. Можешь остаться с этой папкой у меня в кабинете, потому что я ухожу домой. А вечером я иду в кино на фильм о Джеймсе Бонде. Ведите здесь себя хорошо.

Мартин Бек открыл папку и начал читать. Дочитав первую страницу до конца, он подвинул ее к Колльбергу, тот взял лист бумаги кончиками пальцев и развернул его к себе. Мартин Бек вопросительно посмотрел на него.

– Я ужасно потею, – сказал Колльберг. – Боюсь испачкать эти их сверхсекретные документы.

Мартин Бек кивнул. Сам он потел только тогда, когда у него был насморк.

В последующие полчаса они молчали.

В общем-то картотека не содержала ничего достойного внимания, но была составлена с необычайной тщательностью. Альф Матссон родился не в Гётеборге и не в 1934 году, а в Мёльндале в 1933 году. Начинал он журналистом в провинциальной газете в 1952 году и работал репортером в разных провинциальных изданиях, пока не попал в Стокгольм в качестве спортивного журналиста в 1955 году. В этом качестве он предпринял ряд поездок за границу, среди прочих на олимпиады в Мельбурне в 1956 году и в Риме в 1960 году. Ряд его бывших шефов подтвердил, что он талантливый журналист «с быстрым и свежим пером». Из ежедневной прессы он ушел в 1961 году в еженедельник, где и работал до последнего времени. В последние четыре года специализировался, главным образом, на зарубежных репортажах с разнообразной тематикой, от политики и экономики до спорта и идолов поп-музыки. Образование среднее, бегло говорит по-английски и по-немецки, кое-как по-испански и немножко знает французский и русский. Заработная плата составляет около сорока тысяч в год. Женат дважды, первый раз в 1954 году, развод в следующем году, вторично в 1961 году. Двое детей, девочка от первого брака, мальчик от второго.

С похвальным старанием автор картотечных данных описал кое-какие теневые стороны жизни герра редактора. Несколько раз тот забывал уплатить алименты на содержание своего старшего ребенка. Первая жена характеризовала его как «пьянчугу и жестокого насильника». Замечание в скобках гласило, что свидетельница не производила впечатления человека, которому вполне можно доверять. Намеков на то, что Матссон пьет, там, впрочем, было много, и среди прочих замечание одного его бывшего коллеги, который заявил, что «он мировой парень, но когда напьется, становится неприятным». Лишь один из этих намеков удалось подтвердить документально. 6 января 1966 года полицейский патруль в Мальмё отвез его в муниципальную больницу с колотой раной в руке. Рану он получил в драке с неким Бенгтом Йёнсоном, к которому случайно зашел в гости. Этим делом занималась также криминальная полиция, однако обвинение предъявлено не было, так как Матссон не захотел писать заявление в полицию. Два полицейских, Кристианссон и Квант, заявили, что Матссона и Йёнсона задержали в пьяном виде, поэтому дело было зарегистрировано в отделе по борьбе с пьянством.

Его нынешний шеф, некий редактор Эриксон, высказывался осторожно. Матссон у них является «специалистом по восточноевропейским проблемам» (зачем еженедельнику такого калибра понадобился подобный специалист, это уже, очевидно, другое дело), и редакция не видит никаких причин, по которым она должна излагать полиции подробности о работе своего отдела репортажей. Матссон, как было написано ниже в отзыве, «очень интересуется восточноевропейскими проблемами и хорошо разбирается в них, часто проявляет инициативу и обращается с собственными предложениями, а несколько раз проявил честолюбивое желание пожертвовать своим свободным временем без требования финансового возмещения и написать репортажи, которые ему кажутся особенно интересными».

Какой-то предыдущий читатель досье тоже проявил честолюбие и последнюю фразу подчеркнул красным карандашом. Вряд ли это сделал Хаммар. Он с уважением относился к тому, что написали другие люди.

Список опубликованных статей Матссона, как оказалось, состоит почти исключительно из интервью с известными спортсменами, спортивных репортажей, заметок о кинозвездах и о самых разнообразных областях индустрии развлечений.

В досье излагались и другие факты в том же духе. Дочитав его до конца, Колльберг сказал:

– На редкость неинтересный человек.

– Если не считать одной странной подробности.

– Ты имеешь в виду то, что он исчез?

– Вот именно, – ответил Мартин Бек.

Он потянулся к телефону, набрал номер министерства иностранных дел, и Колльберг с изумлением услышал, как он говорит:

– Это Мартин? Привет, Мартин, это Мартин.

Мартин Бек долго слушал с выражением невероятного страдания на лице. Потом он сказал:

– Да, я еду.

IV

Дом был старый, без лифта. Фамилия «Матссон» значилась в списке жильцов в самом верху, и когда Мартин Бек вскарабкался по крутой лестнице на пятый этаж, он запыхался и у него колотилось сердце. Он минуту подождал и потом позвонил.

Дверь открыла маленькая светловолосая женщина с упрямым ртом. На ней были брюки и шерстяной свитер. По оценке Мартина Бека, ей было около тридцати.

– Входите, – сказала она и придержала дверь. Он узнал ее голос по телефонному разговору, который состоялся у них около часа назад. Из кухни выбежал мальчик лет двух-трех. В руке он держал недоеденный пирожок. Мальчик подошел к Мартину Беку и протянул к нему измазанную маслом пухленькую ручку.

– Привет, – сказал он.

Потом повернулся и убежал в комнату. Женщина пошла вслед за малышом и подняла его из единственного удобного кресла, куда он уже успел усесться и блаженно мурлыкал какую-то песенку. Как только она подняла его, он немедленно начал верещать; она унесла его в соседнюю комнату и закрыла дверь. Потом села на диван и закурила сигарету.

– Вы хотели спросить меня об Альфе. Что-нибудь случилось?

Мартин Бек несколько мгновений колебался, потом сел в кресло.

– Насколько нам известно, нет. Просто дело в том, что вот уже некоторое время он не дает о себе знать. Ни в редакцию, ни вам, если я хорошо вас понял. Вы случайно не знаете, где он может находиться?

– Не имею понятия. В конце концов, в том, что он не позвонил мне, нет ничего странного. В последний раз он был здесь четыре недели назад, а до этого не давал знать о себе целый месяц.

Мартин Бек посмотрел на закрытую дверь.

– А как же малыш? Он не…

– С тех пор как мы разъехались, он не проявляет слишком большого интереса к своему сыну, – с некоторой горечью сказала она. – Ежемесячно высылает нам деньги. Но разве можно требовать от человека большего, не так ли?

– Он прилично зарабатывает?

– Да. Точную сумму я вам не назову, но денег у него всегда хватает. К тому же он вовсе не скряга. Мне никогда не приходилось экономить, хотя сам он тоже тратил кучу денег. На рестораны, автомобили и так далее. Я теперь нашла место, так что сама тоже кое-что зарабатываю.

– Как давно вы находитесь в разводе?

– Мы не разведены. Развод официально еще не оформлен. Но вот уже почти восемь месяцев, как он переехал. Нашел себе квартиру. Впрочем, раньше его тоже так часто не было дома, что особой разницы в этом нет.

– Вам, конечно, известны его привычки. Вы наверняка знаете, с кем он встречается и где обычно бывает.

– Теперь уже нет. Честно говоря, теперь я вообще не знаю, чем он занимается. Раньше он встречался, главным образом, со своими коллегами. С журналистами и так далее. Они часто захаживали в один ресторан, который называется «У кружки». Но теперь я уже не знаю. Может, он нашел что-нибудь другое. Говорят, этот ресторан недавно закрыли или он куда-то переехал.

Она смяла сигарету в пепельнице, подошла к двери и несколько секунд прислушивалась. Потом открыла дверь и вышла в соседнюю комнату. Через минуту она вернулась и так же осторожно снова прикрыла за собой дверь.

– Спит.

– Замечательный мальчуган, – сказал Мартин Бек.

– Ничего, нормальный.

Они немного помолчали, потом она сказала:

– Но ведь Альф уехал в Будапешт, чтобы подготовить какой-то репортаж. По крайней мере я где-то слышала об этом. Он не мог застрять там? Или уехать куда-нибудь в другое место?

– У него была такая привычка? Когда он выезжал в командировки?

– Да нет, – медленно сказала она. – Нет, этого он никогда не делал. Он не очень порядочный и к тому же много пьет, но к работе, по крайней мере тогда, когда мы жили вместе, относился как следует. Например, всегда сдавал рукописи точно в срок. Когда он жил здесь, то часто засиживался до глубокой ночи и писал, чтобы подготовить материал вовремя.

Она посмотрела на Мартина Бека. Впервые за время беседы он заметил в ее глазах некоторое беспокойство.

– Это странно. То, что он не дал знать о себе в редакцию. А что, если с ним в самом деле что-то случилось?

– Вы не имеете ни малейшего представления, что могло с ним приключиться?

Она покачала головой.

– Нет. Не имею понятия.

– Вы говорили, что он пьет. Много?

– Да, по крайней мере тогда. В последнее время, перед тем как переехать, он часто приходил домой пьяный. Если вообще приходил домой. В уголках ее рта снова появились горькие складки.

– А на его работу это не влияло?

– Как ни странно, нет. По крайней мере, не очень. Когда он начал работать в этом еженедельнике, ему часто давали особые задания. Репортажи и тому подобное. Но в промежутках у него было немного работы и нередко он вообще ничего не делал. В редакцию ему тоже не нужно было часто ходить. Именно поэтому он и начал пить. Иногда просиживал в ресторане по нескольку дней подряд.

– Понимаю, – сказал Мартин Бек. – Вы не могли бы назвать мне имена тех людей, с которыми он обычно встречался?

Она назвала ему имена трех журналистов. Мартин Бек не знал их и записал имена на квитанции такси, которую нашарил в кармане. Она посмотрела на него и сказала:

– Я всегда думала, что у полицейских есть такие маленькие черные блокнотики и они туда все записывают. Но так бывает, наверное, только в книжках и в кино.

Мартин Бек встал.

– Если он даст вам знать о себе, может, вы будете так любезны и позвоните мне? – сказала она.

Естественно, – ответил Мартин Бек.

В прихожей он спросил:

– Так где, вы сказали, он живет?

– На Флеминггатан. Номер тридцать четвертый. Но я этого не говорила.

– У вас есть ключ от этой квартиры?

– Ну что вы. Я вообще никогда там не была.

На куске картона, прикрепленном к двери, было написано черными чернилами: «Матссон». Замок был обычной конструкции, и Мартину Беку не составило абсолютно никакого труда справиться с ним. На коврике за дверью накопилась куча почты, состоящая из рекламных объявлений, открытки из Мадрида, которую подписала какая-то особа по имени Биббан, английского журнала для автомобилистов и счета за электричество на сумму двадцать восемь крон и двадцать пять эре.

Квартира была из двух комнат, кухни, прихожей и туалета. Ванная отсутствовала, но зато имелись два больших шкафа, встроенные в стену. Воздух был тяжелый и спертый.

В большей комнате, окна которой выходили на улицу, были постель, ночной столик, книжный шкаф, низкий круглый столик со столешницей из матового стекла, несколько кресел, письменный стол и два стула. На ночном столике стоял проигрыватель, а на полке под столиком было множество долгоиграющих пластинок. На конверте первой пластинки Мартин Бек прочел: «Блю Монк». Название ничего ему не говорило. На письменном столе лежала писчая бумага обычного формата, утренняя газета за 20 июля, квитанция такси на шесть крон и пятьдесят эре, датированная восемнадцатым июля, немецко-шведский словарь, увеличительное стекло и отпечатанный на ротаторе устав какого-то молодежного клуба. Кроме того, здесь были телефон, телефонный справочник и две пепельницы. В ящиках стола лежали старые номера газет, репортажные фотоснимки, квитанции, несколько писем и открыток, а также множество копий самых разнообразных рукописей.

В комнате с окнами во двор не было ничего, кроме узкого дивана с выцветшим красным покрывалом, стула и подставки для ног, выполняющей функции ночного столика. Занавески на окнах отсутствовали.

Мартин Бек открыл дверки двух встроенных шкафов. В одном лежал только мешок для грязного белья, а на полках – рубашки и нижнее белье, по большей части еще в пакетах из прачечной. В другом шкафу висели три твидовых пиджака, один темно-коричневый фланелевый костюм, три пары брюк и одно зимнее пальто. Три вешалки были пустые. На полу стояла пара крепких коричневых ботинок с резиновыми подошвами, одна пара легких черных туфель, одна пара сапог и еще одна пара сапог с высокими голенищами. На антресолях шкафа лежал большой чемодан, на антресолях другого шкафа было пусто.

Мартин Бек пошел в кухню. Он не увидел грязной посуды, но в сушилке стояла одна пол-литровая бутылки и два вымытых бокала. В кладовке было пусто, за исключением нескольких пустых винных бутылок и банок консервов. Мартин Бек вспомнил свою собственную кладовку, в которую он, очевидно, убрал все совершенно зря.

Он еще раз прошелся по квартире. Постель была застелена, пепельницы пусты, в ящиках письменного стола никаких ценностей не оказалось – ни паспорта, ни денег, ни сберегательных книжек, ничего. Все это вместе отнюдь не свидетельствовало о том, что Альф Матссон был дома с тех пор, как четырнадцать дней назад вышел из квартиры и уехал в Будапешт.

Мартин Бек вышел из квартиры Матссона и несколько минут ждал на безлюдной остановке такси на Флеминггатан, но, как обычно, в обеденное время не было ни одного свободного такси, и он в конце концов уехал с Санкт-Эриксгатан на трамвае.

Уже был второй час дня, когда он вошел в ресторан «У кружки». Все столики были заняты, а загнанные официантки вообще не обращали на него никакого внимания.

Метрдотеля нигде не было видно. Мартин Бек вышел из обеденного зала и направился в буфет в противоположном конце коридора. В углу у двери как раз вставал из за круглого столика какой-то толстый господин в твидовом пиджаке и складывал газету. Мартин Бек тут же сел за этот столик. Здесь тоже все столики были заняты, но некоторые посетители уже расплачивались.

Он сделал заказ и спросил метрдотеля, нет ли здесь случайно кого-либо из трех журналистов, имена которых ему удалось узнать.

– Вон там сидит герр редактор Молин, а остальных я сегодня еще не видел. Но они наверняка придут.

Мартин Бек посмотрел на стол, на который указал взглядом метрдотель, и увидел пятерых мужчин среднего возраста, которые разговаривали и выпивали.

– А кто из этих господ редактор Молин?

– Вон тот, с усами и бородой, – сказал метрдотель и ушел.

Мартин Бек озабоченно смотрел на компанию за столом. Усы и борода были у троих.

Официантка принесла ему еду и пиво, он воспользовался возможностью и спросил у нее:

– Простите, вы не знаете, кто из этих господ напротив герр редактор Молин?

– Конечно знаю. Вот тот, с усами и бородой.

Она увидела отчаяние в его взгляде и добавила:

– Тот, что у окна.

Мартин Бек ел очень медленно. Мужчина по фамилии Молин заказал еще одно пиво. Мартин Бек ждал. Заведение начало пустеть. Молин вскоре допил пиво и принялся за следующий бокал. Мартин Бек закончил есть, заказал кофе и ждал.

Наконец мужчина с усами и бородой встал со своего места у окна и направился к выходу. Когда он проходил мимо столика Мартина Бека, тот произнес:

– Герр редактор Молии?

Мужчина остановился.

– Момент, – извинился он и вышел из буфета в коридор.

Через минуту он вернулся, тяжело и сыто засопел и спросил Мартина Бека:

– Мы знакомы?

– Нет, еще нет. Но, может, вы не откажетесь немного посидеть здесь и выпить со мной пива. Я бы хотел спросить вас кое о чем.

Он сам понимал, что выразился неудачно, что от его слов за километр несло полицией. Однако это подействовало. Молин сел. У него были светлые редкие волосы, зачесанные на лысину. Усы и борода светло-рыжие, ухоженные. Он выглядел лет на тридцать пять и уже начал толстеть. Редактор помахал официантке.

– Душенька! Принеси мне один особый.

Официантка кивнула и посмотрела на Мартина Бека.

– Мне тоже, – сказал он.

Оказалось, что «особый» – это пузатый бокал, намного больше кружки, из которой Мартин Бек пил за едой.

Молин сделал большой глоток и вытер усы платком.

– Ну? – сказал он. – Так о чем вы хотели поговорить со мной? О том, что у кого-то нечиста совесть?

– Об Альфе Матссоне, – ответил Мартин Бек. – Вы ведь друзья?

Это тоже прозвучало не лучшем образом, он попытался исправиться и сказал:

– Во всяком случае, коллеги?

– Да. А что с ним? Он задолжал вам деньги?

Молин бросил подозрительный и надменный взгляд ни Мартина Бека.

– В таком случае вынужден предупредить вас, что я вовсе не банк, оплачивающий чужие долги.

По-видимому, нужно выражаться осторожнее и не забывать, что имеешь дело с журналистом, подумал Мартин Бек.

– Ну что вы, вовсе нет, – заверил он Молина.

– Так что же вам нужно от Альфа?

– Мы с Альфом знакомы уже довольно давно. Мы вместе были… когда-то мы вместе работали. И вот несколько недель назад я случайно встретил его и он обещал, что поможет мне найти место, однако с тех пор так и не дал о себе знать. Он очень хорошо отзывался о вас, поэтому я подумал, что вы, вероятно, знаете, где я мог бы найти его.

Немного устав от этого ораторского пассажа, Мартин Бек склонился над своим «особым». Молин последовал его примеру.

– Черт побери! Так ты, значит, старый коллега Альфа! Вот оно что! А я уж было начал ломать себе голову. Наверное, он все еще в Венгрии. В городе его точно нет. Он бы показался здесь.

– В Венгрии? А что он там делает?

– Поехал туда в командировку от своего журнала. Но ему уже, собственно, следовало бы вернуться. Он говорил, что едет дня на три, не больше.

– Ты с ним разговаривал перед отъездом?

– Да. Накануне вечером. Мы целый день просидели здесь, а вечером заглянули еще в парочку заведений.

– Вдвоем?

– С нами были и другие, но я уже точно не помню, кто именно. Думаю, Пелле Кронквист и Стикан Лунд, эти двое наверняка. Мы здорово надрались. Да, Оке и Пиа тоже были с нами. Знаешь Оке?

Мартин Бек подумал, что этот разговор совершенно ничего ему не дает.

Оке… Оке… не знаю. Какой Оке?

Оке Гюннарссон, – сказал Молин и повернулся к столику, за которым сидел раньше. Двое из его бывших соседей но столу воспользовались удобным случаем и исчезли. Теперь там остались только двое, оба сидели молча, каждый со своим пивом.

– Он сидит вон там, напротив, – сказал Молин. – Вон тот, с бородой и усами.

Один из компаньонов с усами и бородой ушел, так что не оставалось сомнений в том, кто из них Гюннарссон. Он выглядел вполне приятно.

– Нет, – сказал Мартин Бек. – По-моему, я его не знаю. Где он работает?

Молин назвал какой-то журнал, о котором Мартин Бек никогда в жизни не слышал, но, по-видимому, этот журнал имел какое-то отношение к автолюбителям.

– Оке – парень что надо. Помню, он в тот вечер тоже порядочно надрался. Но вообще-то он редко напивается, знает меру.

– И с тех пор ты уже больше не видел Альфа?

– Черт возьми, это самый настоящий допрос. Кстати, случайно не хочешь спросить, как я себя чувствую?

– Естественно. Как ты себя чувствуешь?

– Ужасно. Отвратительное похмелье. Нечистая совесть.

Полное лицо Молина нахмурилось. Он влил в себя одним глотком остаток из своего особого бокала, словно хотел покончить со всеми остатками радости на этом свете. Потом вытащил из кармана платок и с хмурым видом тщательно вытер усы, потому что на них остались клочья пены.

– Для усатых им следовало бы завести специальные бокалы, – пробурчал он. – Вот оно, нынешнее обслуживание, человека и в упор не видят.

Через минуту он добавил:

– Нет, с тех пор как Альф уехал, я его не видел. Помню, как в последний вечер он лил виски с содовой на одну красотку в ресторане «Операкелларен». Ну, а утром он уехал в Будапешт, бедняжка. Это не шутки, сидеть в самолете и тащиться через пол-Европы, когда у человека похмелье. Может, ему хоть чуточку повезло и он не летел в самолете авиакомпании САС.

– И с тех пор он не давал о себе знать?

– Мы не имеем привычки писать письма, когда делаем репортаж, – с достоинством ответил Молин. – А ты, собственно, чем занимаешься, где ты работаешь? В Вестнике детских садиков? Ну так как, выпьем еще по одному особому?

Спустя полчаса и после двух особых Мартину Беку удалось вырваться от герра редактора Молина, но перед этим ему пришлось одолжить тому десять крон. Уходи, он услышал за спиной голос:

– Душенька, иди-ка сюда! Принеси мне еще один особый.