Текст книги "Закон Ордена"

Старейшины пусть по-прежнему гнут спины и молчат. Ее месть по крайней мере реальней, чем все их пустые мечты о войне.

Виана тут же укорила себя за несправедливость. Старейшины делают, что могут. Но Алия рассмеялась снова, и Виану перестала грызть совесть.

В душу толкнула отупляющая волна ненависти, жаром разлилась по телу, обратила сомнения в пыль. Все, кроме мести, перестало быть важным.

Шероны проспали день напролет. Они бы проспали еще и ночь, но старший встревожился и проснулся с приходом сумерек. Ему показалось, что над ним стоит кто-то темный – наверное, женщина. Хавараш даже ощутил запах странной пришелицы.

Но, конечно же, никто над ним не стоял. Когда Хавараш пробудился, запаха не было и в помине. Старший потряс братьев. Те вскочили и кинулись к дощечкам.

– Ничего, – объявил старший, когда опять пересмотрели целый лес.

– Может, оно и к лучшему? – рискнул предположить Урахат.

Старший проткнул его взглядом.

– Она такая нежная, что бабочки умирают от зависти, когда она улыбается, – мечтательно произнес Гамрон.

– Таких красивых, наверное, и медведи не едят, – задумчиво заключил средний брат.

Все трое понурились – огромные, мрачные.

– Нужно потрахаться, – наконец решил Хавараш.

Он встал и вышел в коридор, но тут же беззвучно скользнул назад.

В соседнюю комнату входили Алия со связанными руками и Кестель Нетса.

^– Тебе удобно? – спросил он и передвинул ноги Алии.

В ответ послышался приглушенный вздох. Кестель осторожно приподнял ей подбородок.

– Ты симпатично выглядишь.

Алия сидела, уткнув колени в подбородок, на толстом ковре, который для удобства подсунул ей Кестель. Он привязал ей запястья к толстому стальному кольцу, так крепко вмурованному в стену, что оно и не вздрагивало, когда за него тянули изо всех сил. Кестель не имел понятия о том, зачем в гостиничной комнате такое кольцо, но оно оказалось очень кстати. Кестель еще раз проверил узлы на лодыжках и запястьях, затем плотней вдвинул кляп.

– Ты уж прости. Я скоро вернусь, – сказал Кестель.

Он вышел и тщательно запер за собой двери.

Моросило. Он окликнул перебегавшего двор парня с перепачканным мукой лицом, нечистыми руками и буханкой хлеба в них. Парень задержался, опасливо прижал буханку к груди.

– Люди из Театра уже приехали в город? – спросил Кестель.

– Уже неделю как.

– А где их найти?

– Они лагерем стоят за городом, фургоны поставили. Идите вон туда, – он указал на узкую улочку. – Сверните за домом палача, там, где виселица. Но, господин, они утром уже уезжают.

Кестель кивнул и пошел по улочке. Смеркалось. В темноте городишко выглядел еще унылей, чем при свете. В отблесках гаснущих огней дома, казалось, шатались и вздрагивали. Жуткое, больное место.

Улочки вились, сбивали с толку. Неосторожный чужак мог бы с легкостью потеряться, ходить кругами. Кестель долго искал дом палача. Наконец обнаружился обоз ловчих в три лишним десятка фургонов: ярко раскрашенных, с решетками на окнах, со стражей подле них. Большой обоз, и не окинешь взглядом. Фургоны стояли кругом, как крепостная стена, и вход был только один.

Одетый в кожу стражник загородил проход алебардой.

– Ты кто?

Кестель показал ордер. Стражник долго присматривался к куску пергамента.

– Что не так? – наконец спросил потерявший терпение Кестель.

– Господин Туут! – заорал стражник в темноту.

Никто не отреагировал. Стражник стоял и пялился на ордер, и, похоже, второй раз кричать не собирался. Стражник почти и не двигался, будто мертвец, только слегка вздрагивали веки. Кестель плотней запахнулся в плащ. Вода просачивалась под плащ, неприятно холодила кожу. Кестель хотел толкнуть стражника, чтобы тот хоть как-то шевельнулся, но предпочел терпеливо ждать.

Спустя несколько минут из темноты вынырнул низкорослый, нескладно сложенный мужчина. Он на ходу застегивал штаны. Похоже, его оторвали от занятия, не требовавшего присутствия штанов.

– Что такое? – буркнул он. – А, гость. Чего он хочет?

– У него ордер, – ответил стражник.

– И товар, – добавил Кестель.

– Товара нам через крышу, – сказал Туут. – Мы насобирали полный комплект голытьбы. Я тебя не знаю, и не помню, чтобы я давал тебе ордер.

– Может, он украл? – предположил стражник и нервно пошевелил алебардой.

Туут собирал пойманных и всем скопом доставлял в Арголан. Туут слыл заядлым бабником и туповатым грубым мужланом. Он выпускал и свои ордера, копирующие ордера Арголана, но давал их только знакомым ловчим. Выдавать ордера Туут не имел права, но на это все, а прежде всего лорд Арголана, закрывали глаза.

– Болван, у меня ордер не от тебя, а от владыки, – буркнул Кестель.

Туут даже заморгал от неожиданности, но не обиделся. Он вообще не походил на человека, способного обижаться.

– Покажи-ка, – попросил он, взял ордер, осмотрел ос всех сторон и, наконец, кивнул. – Ну да, вправду ордер из Арголана.

– По мне, они все одинаковые, – буркнул стражник.

– Пусть войдет, – приказал Туут, и стражник послушно отошел.

В кругу фургонов ловчие сидели группками у костров. Узники тянули руки сквозь решетки окон. Узники были разномастным народцем: и вояки, и горожане, и странствующие купцы, и шлюхи, и воры, и адвокаты, и убийцы, и местные скотоводы, и лесные люди – и нелюди. В угол одной из открытых повозок втиснулся старый тролль. Он дрожал и трясся.

– А он не слишком старый для Арены? – кивнув в его сторону, осведомился Кестель.

– А мне какая разница? – сказал Туут. – Был ордер, я словил.

Они миновали фургон с женщинами: пара постарше, остальные молоденькие. Они отворачивались. Только одна не отвела взгляда, посмотрела Кестелю в глаза.

– Это горянка, – пояснил Туут. – Предательница, ну как…

Он замялся в поисках подходящего слова.

– Как змея, – подсказал Кестель.

– Ну да. Я тоже хотел сравнить со змеей, но как-то не повернулся язык. Она же гхнор.

Кестель вздрогнул. Он только теперь обратил внимание на расцветку одежды.

– Гхнор, – машинально повторил он.

Туут остановился – видать, захотелось поговорить.

– Надо думать, если ломаешь подписанный кровью договор, беды недолго ждать.

– Недолго, – согласился Кестель.

– И как тут скажешь, что она подлая, как змея, если ее народ и предал змей? Это гхнор забрали самоцветы из змеиных гнезд, ободрали со змей шкуры и обтянули ими острия кинжалов. Никто и никогда не предал так гнусно, как гхнор, и никто не заплатил так страшно за предательство.

– Я слыхал об этом, – нехотя признался Кестель.

– Хотя, может, сама она и не такая уже предательская. Когда это все случилось, она была еще совсем ребенком. Но все-таки она гхнор. Ее хотят и в Арголане, и в ОвнТховн. Я везу ее в Арголан, но если она и переживет Арену, то девку нужно будет выдать в ОвнТховн.

– А что она натворила?

– В общем, ничего существенного. Так, кражи, грабеж. Наверное, помирала с голоду. Но ведь как посмеялась судьба! Еще недавно народ гхнор был дьявольски богатым. А всех перебили. Наверное…

– Но она же выжила, – перебил его Кестель. – Может, пойдем?

Во взгляде горянки виделось только отчаяние. Кестель подумал о том, что ей довелось пережить, а потом – об ОвнТховн и его владыке, которого Кестель видел один раз в жизни и больше видеть не хотел. Владыку Арголана Кестель никогда не видел, хотя слышал о том, что он исключительно толстый. Владыка Арголана заправлял Ареной, и у него были принципы. У хозяина ОвнТховн принципов не было, и он заправлял Спальнями.

Ни то ни другое не сулило ничего хорошего девушке с гор.

Туут провел Кестеля к богато убранному фургону с толстыми грязными коврами на полу. Там даже стояла резная мебель: стол, стулья, небольшой бар, забитый напитками.

– Это с моих скромных заработков, – пояснил Туут.

Он налил гостю коньяку, угостил сигарой.

– А кто товар?

– Ты не прочел ордер? – удивился Кестель. – Ты ж рассматривал его так, будто он из золота.

– Я рассматривал, но не читал. Ну и что с того? Так кто?

– Исключительная особа.

– Мне что, гадать? – осведомился Туут.

– Алия Лов.

Туут окаменел, не донеся сигару до рта.

– …Ха, большое дело, – наконец выдохнул он.

– Так возьмешься?

– Посмотрю.

– Я отдам ее со скидкой от цены, какую дают в Арголане, – посулил Кестель. – Хочу семь десятых.

– Почему бы и нет. А где товар?

– Она в гостинице.

– И кто ее сторожит? – спросил Туут.

– Никто. Но сторожить нет надобности. Я знаю толк в узлах.

– Неосторожно. Тебе следовало бы привести ее сюда.

– Я не был уверен в том, что ты захочешь ее выкупить, – заметил Кестель.

– Но за ее голову такая цена…

– Я же сказал: семьдесят процентов. Тебе достанется тридцать. Торговаться я не буду.

– Но до Арголана долгий путь, – задумчиво произнес Туут.

– Мне кто-то об этом уже говорил.

– И опасный

– Нет, если ехать караваном Театра, – указал Кестель.

– Да я не про себя, а про тебя. Что стало бы, если б я не захотел выкупить эту Алию?

Кестель промолчал.

– Эх, не умею я торговаться. Как ребенка меня обводят. Семьдесят – значит, семьдесят.

– Господин Туут, я рад.

– Ох, и я, наверное, тоже. Ну, веди сюда свою кошку, – сказал Туут и задумчиво поскреб в паху.

Кестель встал, подошел к двери, но подле нее задержался и сказал:

– Знаешь, я бы не советовал.

– Чего нет? Ты что, про ту историю с хлыщом, который хотел не по-доброму, и всякое такое… ну…

Туут выставил руки вперед и картинно стиснул ладони.

Кестель пожал плечами.

– Ну, я-то не верю, – сказал Туут. – Байки. Может, она сама это и выдумала, а дурни повторяют. Один болван мне когда-то клялся, что, мол, у нее там внизу зубы. Дескать, рассказали ему в борделе. Ну, я б тебе посоветовал побыстрее возвращаться да проверить, на самом ли деле твои узлы такие надежные.

Кестель вышел. Опять все прошло на диво легко. В последнее время все получалось слишком уж легко.

После ухода гостя Туут задумался – ровно настолько, насколько хватило сигары. Потом он высунул голову наружу и заорал:

– Эй, Круг!

Потом он стянул сапоги, уселся, положил ноги на стол и посмотрел на фургон своей фаворитки, Катии. Туут медленно повторил в памяти все то, что проделывал с ней вчера. По своей шкале Туут дал ей семь баллов из десяти. А еще недавно Катия добиралась до девятки, а иногда и до девятки с половиной. Если так пойдет и дальше, скоро на нее и не встанет.

Появился высокий мужчина с грубым резким лицом, носивший мундир, содранный по весне с полковника, дезертировавшего из княжеского войска. Мужчина отер рукавом лицо. Ржавеющие пряжки оставили на лице бурые полосы.

– Круг, у нас будет Алия Лов, та самая, что слиняла из Ордена, – вполголоса сообщил Туут.

– Однако.

– К нам заходил несуразный человек, который оставил Алию одну в гостинице. Только связал, и все.

– Одну?

– Да, сглупил он. Она-то его прикончит, но от нас не уйдет. Ты ей не позволишь.

Круг сплюнул на пол фургона, Туут в досаде закатил глаза.

– Возьму десятерых, – буркнул Круг.

Глава 5

Он ожидал ее в переулке.

На рыцаре была та самая стеганка, в которой он пил, только прикрытая плащом. Продержавшаяся весь день на голове сине-желтая раскраска уже начала расплываться.

– Отдай, – тихо попросила она.

Издалека доносился собачий лай. Слышались голоса городских стражников – Виана миновала их по пути к месту встречи. Уже давно стемнело. На улице зажглись фонари, но переулка свет не достигал.

– Это ты? – недоверчиво спросил он, и так же тихо, как она.

Она приподняла маску трески, чтобы он увидел плоское лицо. Он раздраженно буркнул что-то неразборчивое, сплюнул под ноги.

– Ладно. Серебро с тобой?

Она кивнула.

– Покажи.

– Ты покажи.

Он откинул полу плаща. За поясом торчал кинжал с белой рукоятью. Виана кинула рыцарю кошель. Рыцарь поймал, взвесил на ладони.

– Мало.

– На столько договаривались, – напомнила Виана.

– Все-таки мало. Он стоит гораздо больше.

– Мы же согласились.

– Жизнь проходит, цены растут. Еще один такой кошель, – сообщил рыцарь.

Он подбросил кошель, поймал – развлекался. Но не спускал глаз с Вианы.

– У меня больше нет.

– Значит, и дела нет. А это я заберу за беспокойство.

Он сунул кошель за пояс и осторожно похлопал по нему. Голоса стражников слышались все отчетливей. Наверное, они развернулись и пошли в это сторону.

– Ты из тех, не переписанных, – громко сказал рыцарь. – Беззаконных.

Виана нервно глянула в сторону улицы.

Виана когда-то встретила рыцаря в пивной, похожей на ту, в которой он сегодня хвастался кинжалом. Виана выждала, пока рыцарь остался в одиночестве, и уговорила продать. Но цена была высокой, и потребовалось много времени на сбор денег.

– Ты с самого начала знал, что я из них.

– Потому я с тобой и не собирался иметь дел. Еще чего не хватало! Радуйся еще, что не напустил на тебя солдат.

Старейшины предупреждали о том, что Виана ослепла от ненависти, потеряла осторожность. И ведь были правы. Как же теперь стыдно и жалко! Рыцарь шагнул к улице. Наверное, он посчитал, что стражники уже совсем близко, а Виана испугалась и позволит уйти без помех. А может, он решил выдать ее? Ведь отличный выход – отдать обманутую дуру страже и обезопасить себя от мести.

Плащ из рыбьей чешуи с шелестом упал на брусчатку. Шарф нансее задрожал натянутой струной и молниеносно развернулся в воздухе, тихо свистнул. Мужчина не успел и поднять руки. Стальная лента вошла в его лоб и вышла через затылок. Рыцарь еще секунду держался на ногах, затем пошатнулся. Верхняя раскрашенная часть черепа с тихим чавканьем соскользнула с головы.

Виана успела схватить тело, поддержать, чтобы не наделать шума.

Она свернула ленту, опоясалась ею, подняла и надела плащ, затем склонилась над телом и забрала свой и рыцарский кошели, а заодно и кинжал. Виана выдвинула его на пару пальцев из ножен. Да, рыцарь не солгал. Одна царапина от этого лезвия – и кровь закипит.

Стражники миновали вход на улочку. Скрытая тенью Виана подождала, пока они удалятся.

Кестель вернулся на постоялый двор. Он шел по пустому коридору и думал о том, что слишком уж мрачно и тихо – как при смерти. Кестель остановился у настенной лампы, стукнул ее пальцем. Огонек в ней задрожал.

Хм, а отчего вдруг захотелось это сделать? Кестель и сам не понимал. Может, попросту, чтобы оттянуть возвращение в комнату, к Алие? Но, вроде, нет никакого повода не спешить к ней. Но ведь захотелось же.

Он открыл дверь и ступил внутрь.

Алия лежала там, где он оставил ее. Он огнивом выбил огонь, зажег пять свечей.

– Ну что, будем потихоньку прощаться?

Кестель ощутил тепло на груди.

Шимскар.

Ведь Кестель ощущал его уже от двери, но не обратил внимания. А обратил за мгновение до того, как увидел Шеронов.

Их тени были огромней их самих. Они выгибались на стенах, будто горные великаны из нянькиных сказок. Кестель потянулся за мечом, но верзилы-братья мгновенно оказались рядом. От первого же удара огромного кулака Кестель полетел наземь, перевернув подсвечник. Что-то загорелось, но братья, не обращая внимания, ожесточенно пинали Кестеля. Тот свернулся в клубок. Братья подняли его и принялись молотить кулаками.

Перед тем как потерять сознание, Кестель увидел, как поднимается Алия и стряхивает обрезки веревок.

– Болваны, потушите огонь, – посоветовала она.

Кестель открыл глаза, когда в лицо плеснули водой из кувшина. Он висел, поднятый огромными лапищами двоих Шеронов.

– Кестель, а ты ведь прав, – задумчиво сообщила Алия. – Прощаться мы будем не спеша.

Она посмотрела на него из-под полуприкрытых век и достала из его дорожного мешка свои кривые мечи. Она посмотрела на них, словно увидела впервые в жизни, и они ей понравились. Алия кинула один на кровать, другой вынула из черных ножен, глянула на острие. Лицо Алии сделалось равнодушным, бесстрастным. В нем не осталось ничего теплого и живого.

Кестель подумал, что теперь видит настоящую Алию Лов, о которой ходят легенды. А он оказался в полной власти беглянки из Ама. Завзятой убийцы.

Она отошла, и к Кестелю приблизился третий гроблин, старый бородач. Он наклонился, заглянул Кестелю в глаза, словно хотел прочесть мысли, почесал в голове. В руке у бородача был стальной прут.

– Ну и зачем это? – спросил гроблин.

– Я ему обещала.

Хавараш поежился, взвесил прут в ладони, замахнулся и с медвежьей силой ударил в левое колено Кестеля. Хрустнули кости.

Удар оглушил ловчего. Перед глазами побелело, в размозженном колене пульсировала страшная раздирающая боль, накаленная добела, расплывающаяся по телу, отдающаяся в черепе. Кестель ощутил, как в его глотке рождается и рвется наружу нечеловеческий вой. Если бы он вырвался, то испепелил бы и унес с собой рассудок.

Кестель чуть не задохнулся от натуги, но все же выдержал, стиснул зубы и задавил крик, укротил боль, сделал ее пусть не меньшей, но покорной, выносимой – почти так же, как укротил боль от ожога, когда держал запястье над свечой.

Кестель посмотрел на Хавараша.

Тот склонил голову, сопнул носом и раздробил другое колено. Снова взорвалась боль, Кестель содрогнулся всем телом, но совладал с нею без труда. Оба колена уже не держали тело, оно бессильно повисло, поддерживаемое гроблинами. Однако боль сильней не стала.

– Держите его как следует! – приказала Алия.

Она оттолкнула Хавараша и шагнула ближе к Кестелю.

Шерон схватил Кестеля за волосы, приподнял голову. В глазах Алии Кестель заметил недоверие и злость, но они быстро сменились недоумением. Однако недолго продержалось и оно.

Меч мгновенно оказался у шеи, блеснул желтым в свете огня, прильнул к коже. Алия повела мечом плавно и медленно, будто в танце.

Кестель попытался отдернуться – безуспешно.

Рана вышла широкой, глубокой – и смертельной. В рассудок Кестеля ворвалась удушающая волна образов, звуков и запахов. Они обнимали, затопляли, наполняли, а когда не осталось ничего, кроме них – мир погас. Кестель подумал о том, что вокруг уж слишком мрачно и тихо, как в коридоре этой дрянной ночлежки, рванулся еще пару раз, отчаянно пытаясь вдохнуть, но держали его крепко.

Кровь хлынула на груди Алии Лов, потекла между ними.

Когда Кестель перестал дергаться, братья швырнули труп на пол.

– Обыщите его! – приказала Алия.

Братья забрали все: и оружие, и все мелочи, и кошель с серебром. И серебряный медальон с рассеченным ремешком.

Алия взяла медальон, раскрыла его, посмотрела на портрет женщины внутри, на удивление детальный и выразительный, потом разочарованно и зло швырнула его в кучку отобранного у Кестеля.

– Это все? – нервно спросила Алия. – Передвиньте его, я сама поищу.

Через минуту она встала.

– Вот черт, нужно было хорошенько выпотрошить его, прежде чем убивать! Но иногда так трудно сдержаться…

Она еще раз взялась за медальон, снова посмотрела на рисунок внутри и поморщилась.

– Жалкий болван. Так носился с этим медальоном, так лелеял. Я и уверилась, что он – то самое. Холера, если б вы не вмешались, я бы подождала еще!

Младшие братья молчали и, когда думали, что Алия не замечает, жадно глазели на нее. Старший кашлянул – наверное, хотел что-то сказать, но притом неотрывно пялился на окровавленный кожаный нагрудник Алии.

– Ладно. Выкиньте падаль на помойку за изгородью, – велела Алия.

На столике под окном стояла деревянная лоханка с водой, служившая для умывания после сна. Но Алия не собиралась ночевать тут. Она смочила чистое полотенце и принялась вытираться.

Шероны завернули Кестеля в ковер, тут же пропитавшийся кровью.

– Ах, как она его очаровательно прикончила, – шепнул младший Шерон.

– Да обычная мясницкая работа, – столь же тихо возразил старший.

– Давайте оставим труп. С какой стати его тащить?

– Будет неэлегантно и неэстетично. Падали место на помойке.

Алия посмотрела на них и спросила, то ли в самом деле не расслышав, то ли чтобы прекратить разговоры:

– Ребята, вы о чем?

– О похоронах, – буркнул старший.

– Унылое это дело, похороны. Не разговаривайте про них.

Ведь вся выпачкалась в крови! Алия отвернулась и принялась расстегивать нагрудник, служивший заодно и бюстгальтером.

– Убирайтесь! – приказала она. – Мне надо умыться.

Братья вынесли труп из комнаты, пошли по коридору, а каждый представлял на свой лад Алию Лов и то, что она сейчас делает.

– Хватит свинских мыслей, – буркнул Хавараш. – Понесли к боковому выходу.

– У меня мысли исключительно платонические, – возразил Гамрон.

– Ты вообще у нас в голову трахнутый.

Хавараш пошел вперед, братья с ковром поплелись за ним, медленно пошли вниз по крутым стальным ступенькам, вышли из боковой двери.

От дерева с другой стороны улицы оторвалась длинная тень. Братья ее не заметили, перебросили ковер через высокий сетчатый забор на помойку. Из темноты выныривала тень за тенью.

– Тяжелый, – пожаловался Урахат.

Хавараш кивнул, посмотрел – и застыл. Со всех сторон подходили с оружием ловчие Театра, укрывшие лица под масками.

Шероны схватились за оружие. Младший оставил свое дома.

Ловчих было одиннадцать. Часть их держала в руках большую сеть с оловянными грузилами по краям. Остальные держались за древки огромных топоров.

– Где Алия Лов? – спросил ловчий.

Оловянные грузила брякнули друг о дружку. Ловчие покачивали сеть. Над помойкой кружили вороны.

Род Шеронов славился твердолобостью и жестокостью.

– Я уже не люблю ее, – сообщил Хавараш.

– И я тоже, – согласился Гамрон.

– А у меня и без того хватает работы, – пояснил Урахат и вежливо рассмеялся.

Круг услышал все, что хотел услышать, и еще многое сверху, добавленное братьями, чтобы показать добрую волю.

Он исподлобья посмотрел на братьев. Отыскать постоялый двор, где Кестель оставил Алию, удалось без труда. Их видели знакомые Круга. Но не успел он подступиться, как объявились Шероны. Они часто крутились поблизости Алии, и Круг решил не упустить возможность.

Он был человеком прагматичным, и охотней всего забрал бы всех троих в обоз и вывез в Театр. Братья умели драться, и их бои наверняка привлекли бы много внимания. Уж во всяком случае они были бы лучше несерьезных драк забавы ради. Их Круг не терпел. Арена – особое, значительное место, и там должны драться только насмерть.

Потому Круг хотел забрать Шеронов в театр и заставить биться за свою жизнь. Но проблема была в том, что на них не выписали ордера. А значит, ничего не получится.

– Кончайте, – приказал своим Круг.

Сеть упала на братьев, цепкая, будто паутина. Ловчие ударами тяжелых сапог заставили братьев успокоиться, сжаться в клубки, а потом долго тыкали мечами. С разбитых дощечек, которые старший носил за пазухой, просыпались алмазы, и ловчие кинулись собирать их. Круг смотрел, опершись о стальную сетку, отделяющую постоялый двор от помойки.

Ковер развернулся. Мертвые глаза Кестеля Нетсы уставились в ночное небо. Несколько минут Круг развлекался тем, что составлял подходящие случаю фразы о жизни и смерти.

Паяц сидел на тротуаре, упершись спиной в стену дома. Паяц крутил в пальцах монету, отобранную у толстого горожанина. Паяц вырезал ему кишки и обмотался ими, чтобы согреться. Горожанин выглядел богатым – по крайней мере настолько, чтобы позволить себе спать на постоялом дворе. Но при себе имел только одну стальную монету, а его кишки быстро остыли. Паяц крутил монету в пальцах, мерз и сожалел о прошлом.

Поблизости, над выгребной ямой, загалдела стая ворон. Паяц не слышал, о чем они, но ему передалось воронье настроение. Жалобное их карканье было уж больно выразительным. Паяц любил чужую печаль.

Он встал, отшвырнул монету, ради которой убил. Делалось холодней, и расхотелось сожалеть о прошлом.

Алия закончила отмываться, и теперь, стоя у окна спиной к двери, натягивала мокрые, но зато чистые кожаные доспехи.

– Вернулись? – не оборачиваясь, завязывая ремешок, спросила она. – И с какой стати вы взялись говорить о похоронах?

– Потому что смерть и похороны – часть жизни, – поделился придуманной фразой Круг.

Алия мгновенно развернулась – и застыла, гневно сощурившись: узнала знаки ловчих Театра. Круг считал себя человеком с принципами и старался не поднимать руку на женщин, но иногда ситуация требовала крайних мер. Он ударил Алию в висок и подхватил, прежде чем она упала.