Текст книги "Хакер и Маргарита"

Находиться на том же месте в той же одежде, использовать тот же самый прием – на такой рискованный поступок мог решиться только человек, мало что понимающий в этой жизни. Хотя, наверняка, с его точки зрения, дурными и глупыми лохами были все окружающие.

Я даже не стал удивляться. Преступники подчас бывают способны на самые загадочные действия. Помнится, когда я еще разрабатывал программу для Приятеля, среди уголовных дел, которые мне подбрасывали для пополнения базы данных попадались такие, что просто хоть заноси их в книгу рекордов Гиннеса по части идиотизма.

Например, некие граждане взламывают магазин и крадут оттуда два ящика дорогостоящего коньяка плюс выручку в кассе. Затем они направляются на хату, расположенную в пятидесяти метрах от ограбленного магазина, начинают пить этот коньяк, а бутылки выбрасывают в окно. Надо ли говорить, что они даже не успели прикончить первый ящик, как всю теплую компанию быстренько повязали.

Похоже, «клофелинщик», как я его окрестил, был из подобного же сорта уголовников. Его поведение было на редкость соответствующим его роду занятий. Мужик бродил по перрону, время от времени предлагая редким пассажирам помочь ему разобраться с расписанием.

После этого он что-то доверительно шептал, наклонившись к самому уху предполагаемой жертвы, очевидно, предлагал выпить где-нибудь неподалеку, но никто не клевал на эту наживку.

Я решил помочь этому типу и, остановившись неподалеку, изобразил скучающее ожидание.

Через десять минут возле меня оказался клофелинщик и спросил меня, не расслышал ли я объявление, только что переданное по динамику.

– На Плеханы со второго, – любезно пояснил я. – Нумерация с хвоста.

– А-а, значит не мой, – успокоенно произнес мужик. – С какого на Екатериновку отправляется, не в курсе? Может, с пересадкой быстрее?

– Вроде бы отсюда, но это еще через сорок минут, – ответил я, как бы случайно оглянувшись в сторону привокзального гадюшника.

– Может, того, – щелкнул себя по горлу мужик. – Скоротаем?

– А что? – пожал я плечами. – Почему бы и нет. Заодно и погреемся.

И вот, мы уже стоим, прислонившись к широкому подоконнику за шатким столиком кафе.

Перед нами возвышается бутылка местной водки и мерзкий овощной салатик, к которому с таким подозрением, – и, надо сказать, не без оснований, – отнесся Дмитрий Викторович Лалаев.

Пока мужик разливал водяру в пластмассовые стаканчики, я не спускал глаз с его рук.

Вроде, все чисто.

– Слышь-ка, браток, – толкнул он меня в бок, – я что-то не разгляжу, это пиво, вон там, слева, по четыре или по восемь?

Ага, вот оно.

Я не торопясь обернулся и, всмотревшись в ценник, дал ему время растворить в моем полистироловом стаканчике лекарство.

– По шесть, – ответил я. – У тебя что, со зрением проблемы?

– Во-во, – кивнул мужик. – Вредное производство. Хоть и надбавку платят, все равно болят. А денег все равно не хватает. Ну что, будем?

Он уже протянул руку к посуде, но я мгновенно опередил его и взял стаканчик, стоявший рядом с ним, а ему подвинул свой.

– Будем, – поднял я стаканчик, глядя ошарашенному моими дейставиями клофелинщику прямо в глаза. – Твое здоровье, земляк.

Такого он не ожидал. После минутной заминки он резко дернул локтем, опрокинув посуду. Ручеек водки весело побежал по клеенке.

Отчаянно ругнувшись, мужик прытко устремился якобы к прилавку в поисках тряпки, но я уже цепко ухватил его за рукав.

– Давай-ка ты не будешь так дергаться, – улыбнулся я. – Я ведь вовсе не собираюсь тебе бить морду или там чего похуже.

– Ты чего? – решил тот сыграть в дурочку. – Я что-то не врубился.

– Чего? – переспросил я. – Да то самое. Давно тут промышляешь?

– А-а, ты, значит, из этих… Проценты тебе сдельно или аккордно? – клофелинщик уже полез в карман, решив, что я банальный рэкетир.

Я решил его не разочаровывать. Пусть думает, как хочет, мне же лучше.

– Ни так, ни по другому, – заявил я. – Если договоримся, возьму вещами.

– Нет проблем, – искренне обрадовался мой собутыльник. – С какой частотой будем производить расчеты? Чем интересуетесь?

– Это исключительно однократная акция, – заверил его я. – Собственно, меня интересует всего одна вещь. Где портфель, который ты сделал в субботу? Помнишь мужика с баулом, в котором оказалось тряпье?

– Ох, не повезло мне в тот раз, – сокрушенно проговорил мужик. – Предсталяешь, баул с одеялами и чемоданчик с бумажками. И это – за вечер работы. Даже на минималку не тянет.

– Зато тянет на кое-что другое, – осадил я его. – Где чемоданчик?

– В надежном месте, – заверил меня отравитель. – Можем сходить прям сейчас.

– Ну так и пошли, – предложил я, – чего время зря терять?

– А это как же, – кивнул мужик на недопитую водку в бутылке. – Я ведь только в один стакан подсыпал. Чего ж добру пропадать?

По-хозяйски он заткнул горлышко туго свернутой бумажной салфеткой и бережно спрятал поллитровку во внутренний карман.

Мы отправились в привокзальный район, как раз в ту же самую местность, где проживала Марго. Клофелинщик предложил мне подождать его у барака, расположенного почти напротив дома татарки.

Я остался у входа и присел на лавочку в ожидании мужика с дипломатом.

Как я смог убедиться во время первого посещения этой местности, окна у домов выходили только на одну сторону, стены, обращенные к соседней улице, были глухими и не имели дверей. Так что я был вполне уверен, что мой новый знакомец никуда не денется.

И действительно, через минуту послышались шаги, – мужик спускался по лестнице, – и дверь подъезда слегка приоткрылась.

Но тут же снова захлопнулась. Неужели этот тип, увидев меня, испугался? Неужели он рассчитывал, что я его не дождусь?

Что за черт? Я же заметил носки его кедов и кусочек майки с пумой. Почему же он медлит? Нет, тут дело явно нечисто, пора вмешиваться.

Быстро подбежав к подъезду и рванув на себя дверь, я не смог удержаться на ногах под тяжестью тела. Клофелинщик упал прямо на меня, и мы вдвоем рухнули на газон, помяв чахлые красные гладиолусы.

Отшвырнув в сторону мужика в майке, я увидел, что из его широкой спины торчит кривой нож, а человек, прятавшийся в подъезде, со всех ног бежит прочь, держа в руках предназначавшуюся мне добычу – небольшой черный дипломат из кожезаменителя.

– Стой! – истошно завопил я во все горло, уже теряя из глаз черный кейс в руке убегающего убийцы. – Стой, мать твою…

Вскочив на ноги, я уже бросился вперед, как позади меня раздался точно такой же крик.

– Стой! Стой, мать твою!

«Эхо? – пронеслась в моем мозгу дурацкая мысль. – Откуда здесь эхо?»

И почему оно добавило:

– Стрелять буду!

Резонно рассудив, что лучше подчиниться приказу, чем быть подстреленным ни за что ни про что, я поднял руки и позволил себя обыскать.

На мои торопливые объяснения и указания – путем тыкания пальцем в сторону бежавшего преступника – милиционеры сначала не обратили ни малейшего внимания, а потом все же снарядили погоню.

Как и следовало ожидать, результат оказался нулевым, время было упущено.

Глядя в светлые пустые глаза застегивавшего мне наручники сержанта, я понял, что судьба, словно вредная программистка, решила занести в программу этого дня моей жизни дополнительные затруднения – впереди у меня несколько долгих часов объяснений, и это в лучшем случае. В худшем мне грозил срок за убийство.

Как это дельце умудрятся состряпать, я не знал, знал лишь, что если они этого захотят, то приложат все силы, чтобы посадить меня за решетку.

– Аслан! – рванулся я, что пума в прыжке, изображенная на майке клофелинщика, завидев среди ментов своего знакомого – соседа по двору.

Капитан Макаров как раз подъезжал к патрульной машине, собираясь принимать смену.

– Валерка? – удивился он. – Каким ветром тебя занесло в наши руки?

– Ох и недобрым, – ответил я, демонстрируя свои стянутые наручниками запястья.

– Снимите браслеты с товарища, – приказал Аслан сержанту.

– Но, товарищ капитан… – попытался возражать тот, видя, что мышь ускользает из ловушки. – Ведь налицо преступление Вот труп на газоне валяется, вот подозреваемый в убийстве…

– Это Валерка-то подозреваемый?! – разъярился Аслан. – Да я скорее поверю, что сам пришил этого типа! Исполняйте приказание, товарищ сержант и не рассуждайте, когда с вами говорит начальство.

…Я отделался всего тремя часами. Протокол был довольно скользким местом – я не мог выдавать своего клиента и лишь вкратце очертил ситуацию.

В моей версии она предстала следующим образом: мне было поручено выследить отравителя, и я это сделал, но неизвестный мне человек ликвидировал клофелинщика. В карманах убитого было обнаружено лекарство, на ноже не было моих отпечатков пальцев и, таким образом, мой рассказ был принят на веру.

Хотя я прекрасно понимал, что если бы не Аслан, то вряд ли бы я смог попасть к себе домой сегодня вечером. Мы были с Макаровым в хороших отношениях, нас сближали, кроме места проживания, общие для автомобилистов интересы и я частенько помогал Аслану во время его многочисленных экзаменов на курсах повышения квалификации.

Попав домой, я быстренько сбросил куртку, сполоснул руки и ринулся к Приятелю.

Тот завидев меня, а вернее, заслышав, разразился веселеньким зуммером.

При входе я нажимал миниатюрную кнопочку, очень хитро расположенную снаружи возле косяка; этот контакт давал Приятелю знать, что я пришел один и готов к работе. В противном случае Приятель погасил бы экран и притворился бы спящим. А если кто-то рискнул бы пробраться в святая святах этого дома – комнату, где стоял комп и попробовать врубить машину, то…

То хрен бы у него что получилось, во-первых. А во-вторых, злоумышленнику бы очень повезло, если бы он остался в живых.

Но это уже мои професиональные секреты, которые я не собираюсь раскрывать.

– Ну, что там у нас? – пробормотал я и подключил звуковой анализатор.

– ХАКЕР, ТЕБЕ ГОНЯТ ЛЕВАКА, – медленно произнес Приятель.

– Вот как? – заинтересовался я. – Уточни, пожалуйста, свои обвинения.

– ДМИТРИЙ ВИКТОРОВИЧ ЛАЛАЕВ НЕ РАБОТАЕТ И НЕ РАБОТАЛ КАДРОВИКОМ В «МАРАТЕ», – мерно падали слова. – ТВОЙ КЛИЕНТ – ПРОДАВЕЦ «ПЕПСИ» В ЗАКУТКЕ ПРЕДБАННИКА ГОЛОВНОГО ОФИСА ФИРМЫ.

Хм! «Закуток», «предбанник»… Приятель явно не упускает случая пополнить свой словарный запас. Наверняка рыскал по новым словарям.

– Ах, значит так? – обиделся я. – Ну нет уж, я с собой так шутить не позволю.

Не люблю, когда меня дурят! Ха, Лалаев решил чужими руками жар загребать! Вводить в заблуждение лучшего из частных детективов города! Хрен тебе, Дмитрий Викторович, а не «дипломат» с личными делами.

– Твои версии? – спросил я машину. – Служебные интриги? Или что-то другое?

– СТОПРОЦЕНТНЫЙ ШАНТАЖ, – немедленно отозвался Приятель. – ЧТО КАСАЕТСЯ ЧЕЛОВЕКА, ОГРАБИВШЕГО ЛАЛАЕВА, ТО ЭТО ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО «КОЗЕЛ», МОШЕННИК КРАЙНЕ НИЗКОГО ПОШИБА.ИМЕЕТ ПЯТЬ СУДИМОСТЕЙ, НА СВОБОДЕ БОЛЬШЕ ПОЛУГОДА НЕ ЗАДЕРЖИВАЕТСЯ. СКЛОНЕН К ПРИМИТИВНЫМ ДЕЙСТВИЯМ, ВЫШЕ ГОЛОВЫ НЕ ПРЫГНЕТ.

– Короче, подарок ментам, – заключил я. – Человеку ставку надо платить…

Когда под рукой есть такой кадр, вроде тупого клофелинщика, то раскрываемость преступлений в районе резко идет вверх. До поры до времени мужика не трогают, а потом хватают и предъявляют полный список содеянного. Впрочем, предъявлять уже некому.

Кстати, надо ведь срочно поделиться с Приятелем свежими фактами. Я присупил к делу, подвинул поближе микрофон и, не торопясь, как можно подробнее отчитался о событиях сегодняшнего вечера.

– ИДЕТ ОБРАБОТКА. ЖДИТЕ ОТВЕТА,

– произнес приятель, подражая голосу телефонистки в последней фразе. Или это мне только показалось?

Пока Приятель думал, я нашел взглядом свою «сотку» и немедленно позвонил Лалаеву.

– Добрый вечер, Валера, – радостно откликнулся Дмитрий Викторович. – Не ждал, что вы свяжетесь со мной так скоро. Я тут один дома, жена с дочкой на даче. Скучаю, прессу просматриваю, а тут ваш звонок. Приятная, так сказать, неожиданность. Как ваши успехи?

– Есть определенные успехи, но есть и определенные трудности, – ответил я. – У меня к вам вопросик возник, Дмитрий Викторович.

– Да-да, пожалуйста, слушаю вас, – с готовностью отозвался Лалаев.

– Почем у вас пепси на лотке? Кстати, вы в разлив торгуете или на вынос?

Молчание плюс сопение.

– Если маленький стаканчик – тысяча, – с угрозой в голосе ответил Лалаев. – Большой – полторы. Гранд с крышечкой – две с половиной.

– Какого черта вы мне наврали, – взял я разгон с места, – зачем вам нужно было говорить, что вы работаете в отделе кадров «Марата»?

– А какая вам разница, Валерочка? – искренне удивился Лалаев. – Да назовись я хоть генеральным директором, вам-то что?

– Я очень не люблю, когда мои же клиенты меня водят за нос, Дмитрий Викторович, – тихо проговорил я, стараясь не сорваться на крик. – Ваша ложь могла бы очень осложнить мою работу…

– Так могла бы осложнить или осложнила? – нахально осведомился Лалаев. – И как работа, кстати, продвигается? Дипломат уже у вас?

– Еще нет, – сухо ответил я. – Дело в том, что огрибивший вас человек…

– Вот вы вместо того, чтобы наводить обо мне справки, лучше бы ногами подвигали и нашли мою вещь, – оборвал меня Лалаев.

– Какие дела были в дипломате? – спросил я, уже понимая, что он не ответит.

– А это не ваше дело, голубчик, – повысил голос Лалаев. – И, знаете, что я думаю? Наверное, я напрасно обратился к вам.

– Похоже на то, – согласился я. – Я приостанавливаю ваше дело. До тех пор, пока вы не перестанете валять дурака. Как надумаете – позвоните.

Обрубив связь, я со спокойным сердцем вернулся к компу, но Приятель продолжал обработку информации, так что я решил вздремнуть.

Снились мне танцующие брэйк-данс химеры с Собора Парижской Богоматери, причем одна из них была точной копией татарки-Маргариты.

Посреди ночи меня разбудил тонюсенький звонок. Сотка, лежащая на столе возле кровати, легонько пищала и содрогалась.

– Да, – хмуро проговорил я. И добавил: – Какого черта?

– Это ваш клиент, – раздался в трубке визгливый голос Дмитрия Викторовича. – Ой, не надо… Зачем же вы так со мной…

– Что не надо? – потер я лоб, вроде бы окончательно просыпаясь. Тело уже бодрствовало, а голова еще нет. – Кстати, господин Лалаев, вы…

– Да это я не вам! – провизжал Лалаев. – Видите ли, меня сейчас убивать будут. Я из дома звоню… Вы бы приехали, а, Валера?

– Это вы серьезно? – удивился я. – Вам не снятся кошмары?

Странное какое-то предупреждение: меня, видите ли, сейчас будут убивать. Допустим. Но, если убийца, скажем, лезет в окно, то к кому обращался Лалаев? А если злодей в уже комнате, то он что – ждет, пока его жертва отзвонит по телефону?

– Абсолютно серьезно. Приезжайте поскорее, Валера-а-а-а-а-… – последняя гласная перешла в крик, затем в трубке послышался звук глухих ударов, сменившихся коротеньким сигналом отбоя.

И что мне теперь делать?

Только я решил отказаться от клиента, оценив его обращение ко мне как недобросовестное поведение, – и вот его уже убивают на дому.

Придется на этот раз поступиться принципами, – иначе плакал мой гонорар, – хотя уж очень не хотелось выползать из теплой нагретой кровати.

«Жигуль» домчал меня до лалаевского дома за полчаса. Если за это время Дмитрия Викторовича укокошили, то выходит, что я зря жег бензин.

Хотя чутье подсказывало мне, что если имеет место шантаж, то шантажиста убивают (почти всегда убивают, господа), предварительно изъяв у него компрометирующие материалы. А таковых, как вы сами понимаете, на руках у моего клиента не было.

Так что можно считать, что похищение «дипломата» спасло ему жизнь.

Одноэтажный особняк в отдаленном районе, примыкающем к набережной, располагался возле оврага, пересекающего город вдоль. Проскочив мост, я тормознул возле дома и быстро подскочил к двери.

Из-за железного щита, обитого коричневым кожезаменителем, доносились сдавленные крики, перемежающиеся тупыми звуками ударов.

Я несколько раз надавил на кнопку звонка. Мне не открыли.

Более того, человек, находившийся в доме, вел себя настолько нагло и беззастенчиво, что даже удивил меня своим поведением.

Он не нашел ничего лучше, как врубить магнитофон, чтобы звонки в дверь не отвлекали его от истязаний. По округе разнеслись песни из митьковской колекции. Та, что стояла сейчас в кассетнике, как нельзя лучше подходила к теперешней ситуации.

– One, two, three, four, – отщелкал пальцами Борис Борисович Гребенщиков и душевно затянул бернесовскую «Темную ночь».

– Вот сука, – в раздражении пнул я ногой железную дверь.

В ответ лишь прибавили громкость. Судя по шорохам и шелестам, сопрвождавшим звук, это не музыкальный центр, а простенькая магнитола.

– Только пули свистят по степи… – меланхолично мурлыкал БГ.

Я отбежал в сторону и, примерившись, схватил небольшой булыжник и запустил его в окно. Послышался звон разбитого стекла.

– Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались… – мелодия зазвучала еще громче, становясь почти оглушительным ревом.

Нащупав сквозь пробоину шпингалет, я открыл окно и рванул на себя раму. Откинув занавеску, я впрыгнул в комнату и обомлел.

– Я спокоен в смертельном бою… – черт, пора бы избавится от звукового фона.

Я нашарил рукой кпопку и выключил магнитолу, не в силах оторвать взгляд от открывшейся передо мной картины. А посмотреть было на что.

Мой клиент Дмитрий Викторович Лалаев сидел связанный по рукам и ногам в кресле. Его рот был залеплен широкой лентой скотча.

Возле лишенного способности двигаться пожилого человека пританцовывала на роликах одетая в красные кожаные шорты великовозрастная девица.

– Джуси фрут! Три в одном! Каждый раз во время еды! – с каждой фразой она наносила по корпусу Дмитрия Викторовича удары – то скользящие, то очень даже ощутимые. Судя по характеру побоев, было видно, что девица – мучитель отнюдь не профессиональный.

Но дилетантизм с лихвой искупался молодым задором. Девушка металась вокруг беспомощного Лалаева как фурия, царапая роликами паркетный пол, и, исторгая бессмысленные фразы из рекламных роликов, запросто могла при таком напоре выбить душу из моего клиента.

– Полон орехов! Здоровый кот! – голосила она, не обращая на меня никакого внимания, настолько была увлечена своим делом.

Завидев меня, Лалаев замычал, словно корова из рекламы «Милки вэя» и умоляюще задвигал глазами в разные стороны, призывая остановить расправу.

– Все дети любят (удар по почкам)! Все мамы советуют (удар в челюсть)! – по-своему истолковала мычание Дмитрия Викторовича дылда на роликах.

Поймав на лету ее жесткий кулак, занесенный для очередного удара, я спас Лалаева от очередного хука, но при этом едва не вывихнул свою руку.

Во-первых, не следует забывать, что девица была на роликах и безостановочно колесила по квартире, так что я сцапал ее как раз на повороте, чуть не потеряв равновесие. Не ухватись я второй рукой за трубу батареи (оказалась очень горячей), валяться бы мне сейчас на исчерканном ее роликами паркете.

Во-вторых, свою руку я-таки отшиб, ухватив ее кулачок. Дело в том, что на пальцы девахи был надет самодельный кастет, это и увеличило силу удара. Хоть и пластмассовый, но все же кастет.

Исчезновение музыки и появление незнакомца в квартире Лалаева очень неприятно поразили девицу. Быстро вырвав у меня руку с кастетом, она ловко откатилась к коридору и с неприязнью посмотрела на меня своими зеленоватыми русалочьими глазами.

– Ты чего, дяденька? – удивленно спросила она неожиданным басом.

– Послушай-ка, детка, какого черта ты тут делаешь? – сделал я шаг вперед. – Я очень хотел бы встретиться с твоими родителями.

– На фиг? – продолжала недоумевать дылда на роликовых коньках.

– Ты что, красотка, действительно не в себе? Или, деточка, ты придуряешься? – разозлился я, делая вперед еще один шаг.

Именно на эти слова деваха почему-то не на шутку разозлилась.

– Старый пердун! – прокричала она и изо всей силы высунула язык.

Лалаев стонал, словно глухонемой во время полового акта. Он ерзал в кресле, выпучив глаза и двигая бровями вверх и вниз.

Я оглянулся на связанного Дмитрия Викторовича, полагая, что столь грубое восклицание обращено к нему. Но, как оказалось, я ошибся.

– Ты… ты говно! Говно, понял? – надрывалась девка, потихоньку отступая к двери.

– Это вы мне, сударыня? – я даже не знал, как реагировать на такое.

– Бе-е-е! – снова высунула она язык. Розовый, с желтоватым налетом.

Этого показалось ей мало. Тогда она ловко сымитировала неприличный звук, просунув язычок между губ и юркнула в переднюю.

Я бросился за ней, не обращая внимания на усиливающееся мычание Дмитрия Викторовича, – подождет, но девка оказалось ловчее, чем я предполагал.

Эта современная молодежь на роликовых коньках, небось, часами тренируется, отрабатывая сложные приемы и замысловатые пируэты. Иначе как бы смогла эта мерзавка пропрыгать по лестнице аж шесть ступенек, ни разу не упасть и даже не покачнуться.

А уж на воле дорога шла под уклон и тут никто не мог ее остановить.

Здраво рассудив, что это существо, которое предпочитает передвигаться с помощью механических средств, а не на своих двоих от меня не уйдет и рано или поздно мы сможем с ней подискутировать относительно того, подходят ли моей персоне нелестные эпитеты, которые она исторгала, я вернулся в дом к своему клиенту.

Лалаев продолжал сидеть неподвижно, с надеждой глядя на дверной проем. Завидев меня, он облегченно вздохнул и обратился ко мне с вопросительным взглядом: мол, развяжешь или как?

Для начала я отлепил скотч с его губ. Бедный Лалаев жалобно застонал, потом трижды тщательно облизал посиневшие губы и дважды сплюнул.

– Вот сука эта Кира! – пожаловался он. – Все печенки отбила, блядюга.

– За что же она вас так? – присел я рядом, распутывая петли на веревках.

– Сложно ответить однозначно, – хитро прищурился Лалаев. – В общем, кое-кто оказался мной очень и очень недоволен.

– Можно догадаться, – усмиехнулся я. – Так мы работаем с вами дальше, Дмитрий Викторович, судя по вашему звонку? Я правильно понял?

Лалаев обреченно кивнул.

– Тогда я повторяю свой вопрос, – сразу приступил я к делу.

Мне почему-то казалось, что именно сейчас я непременно должен все выяснить. Непонятное тревожное чувство овладело мной. И было отчего! Сначала эта загадочная уродка на вокзале, теперь эта великовозрастная дуреха на роликах с садистскими наклонностями… Не нравится мне эта команда, ох как не нравится!

– Чьи дела находились в дипломате? – я освободил Лалаева от пут и устроился в кресле напротив, спиной к разбитому мной окну.

– Вас не продует, Валера? – участливо поинтересовался Дмитрий Викторович, разрабатывая отекшую руку. – Окошечко-то того…

– Зубы мне не заговаривайте, – усмехнулся я. – Какая трогательная забота о моем здоровье… Вы что, шантажировали этих людей?

– Очень грубо вы выражаетесь, – обиделся Дмитрий Викторович. – Скажем так: некоторые люди имели неосторожность совершить некоторые поступки. И были готовы поделиться со мной личными сбережениями…

– Фа-ми-лии, – снова вернул я разговор на нужные рельсы.

– В «дипломате» были личные дела Бабенко Владислава Сергеевича, Дикарева Кузьмы Петровича, ного подразделения, – Лалаев загнул второй палец и выпятил третий, – Одинцова Юрия Юрьевича…

– Ну-ну, продолжайте же, Дмитрий Викторович, – заинтересованно проговорил я, делая пометки в блокноте. – Кто еще входил в этот круг?

– А-а…э-э… – Лалаев вдруг неожиданно издал странный звук.

Мой клиент явно был в замешательстве. Я поднял глаза и едва не выронил авторучку.

На лбу Дмитрия Викторовича Лалаева, как раз посередке, быстро расплывалось красное пятно. Обшивка кресла мгновенно намокла от крови, хлынувшей из выходного отверстия на затылке.

В тот момент я даже не подумал, что следующая пуля будет предназначена мне. Нагнувшись к Лалаеву, я грубо схватил его за плечи. Сейчас была как раз такая ситуация, когда помочь уже нельзя, а что-то узнать еще можно. Уставясь в глаза умирающему, я прокричал:

– Фамилии!

Мутнеющий взгляд Лалаева терял четкость за какие-то доли секунды.

Стараясь не подавиться кровью, быстрой струйкой текшей у него изо рта, Дмитрий Викторович еле слышно пробормотал заплетающимся языком:

– Это все…

Еще секунда, и он захрипел и, судорожно дернувшись, навсегда оставил эту землю вместе с ее проблемами на наше попечение.

Последние слова Дмитрия Викторовича, с которыми он покинул этот мир, можно было толковать двояко: «это все, что я хотел сказать, список закончен» и «это все, я умираю, пока, ребята».

И мне очень не хотелось думать, что имелся в виду именно второй вариант. Но, к сожалению, уточнить тонкости агональной стилистики у меня уже не было никакой возможности – передо мной лежал труп.

Зато была возможность изучить траекторию стрельбы. Стрелявший человек явно использовал мою пробоину в стекле. Не думаю, чтобы стекло остановило убийцу, останься оно целым. Но подчас даже такая преграда меняла траекторию пули и неудивительно, что этот человек решил воспользоваться плодами моей деятельности (кстати, я слегка порезался, ладонь кровоточила).

Я не думал, что в Лалаева стреляла Кира. Как-то на нее это было непохоже. Балбеска на роликах могла нанести тебе удар в спину, но скорее своим пластмассовым кастетом или запустить консервной банкой. Выстрел – это уже из другой категории.

Очень мне не хотелось объясняться с милицией. Особенно после сегодняшнего вечера. Два привода по подозрению в убийстве в течение суток – это слишком даже для частного детектива.

Поэтому я принял решение покинуть место происществия, предварительно стерев свои отпечатки с ручки кресла и стены, о которую я опирался рукой.

Улица встретила меня настороженной тишиной. Ни в одном строении не горел свет, хотя я был уверен, что звук разбитого стекла, музыкальный грохот и хлопок выстрела должны были быть слышны в округе.

Просто жители данного района настолько высоко ставили приоритет частной жизни, что предпочитали не вмешиваться в происходящее, что бы ни творилось за их окнами. Наш вариант американского «прайвэси» с поправкой на криминогенную ситуацию.

Дома меня уже ждал Приятель, завершивший аналитическую работу.

– СОВЕТУЮ ПРОЯСНИТЬ СИТУАЦИЮ С КЛИЕНТОМ, – посоветовал мне Приятель, – И В СЛУЧАЕ ПРОДОЛЖЕНИЯ ДЕЛА РАЗРАБАТЫВАТЬ ЛИНИЮ МАРГАРИТЫ.

– С клиентом все и так ясно, его грохнули, – поведал я Приятелю. – Средь бела дня… тьфу ты, среди темной ночи, то есть, в собственном доме.

– ПОДРОБНОСТИ, – запросил Приятель. – И ПО ВОЗМОЖНОСТИ ПОТОЧНЕЕ.

Таковые были, разумеется, немедленно предоставлены с максимальной полнотой.

– ЗАВТРА С УТРА СЛЕДУЕТ УТОЧНИТЬ ВРЕМЯ ПОХОРОН. ПОСТАРАЙСЯ ТАМ БЫТЬ И ПОГОВОРИТЬ В РОДНЫМИ ЛАЛАЕВА. ДАЛЕЕ – ЛОТОК У АПТЕКИ (ИЧП ХАБИБУЛИНА). К ВЕЧЕРУ БУДУТ ДАННЫЕ ПО ФАМИЛИЯМ. СЛЕДУЮЩИЙ ЭТАП – ПОСЕЩЕНИЕ НАБЕРЕЖНОЙ В ЕЕ СЕВЕРНОЙ ЧАСТИ. В СЛУЧАЕ ЛИНЕЙНОГО РАЗВИТИЯ СОБЫТИЙ ПРОДОЛЖИТЬ МАРШРУТ В ГОРОДСКОМ ПАРКЕ. ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ ОБРАТИТЬ НА МАТЬ КИРЫ. – через сорок минут посоветовал Приятель и я отправился досыпать.

На этот раз сон оказался без сновидений – глубокая темная яма, из которой меня, словно рыбу из омута, выдернул под утро запрограммированный на местные утренние новости таймер телевизора.

Я внимательно прослушал блок информации, но ни слова об убийстве Лалаева не было. Что, в общем-то, ничуть не удивительно.

Это в Америках с Европами любой криминал обсасывается на первых полосах ведущих изданий под здоровенными шапками. А здесь же узнать о том, что происходит в городе можно из тщательно просеянной милицейской хроники где-нибудь через неделю-другую.

Но во вчерашнем убийстве был один любопытный аспект – покойник был татарином и работником крупной татарской же фирмы. Татары, как известно, захоранивают своих покойников до заката. Следовательно, можно предположить, что все необходимые процедуры будут исполнены в милиции очень оперативно и уже к вечеру Дмитрий Викторович будет покоиться на мусульманском кладбище.

Так и получилось, причем даже не вечером, а во второй половине дня. Звонок в справочную службу кладбища позволил мне уточнить время и я умудрился опоздать на церемонию, поспев к самому ее окончанию, несмотря на то, что ехал до кладбища на автомобиле.

Мгновенно определив среди толпы вдову, я подошел к ней и, с трудом находя слова, выразил свое соболезновение. Что-то, а эти действия всегда вызывали у меня непреодолимый конфуз. Но я старался держаться в рамках солидности и даже проговорил что-то невнятное, но сердечное о душевной доброте покойного.

Рядом с заплаканной Риммой Павловной стояла маленькая девочка лет шести. Она строго и внимательно посмотрела на меня и вдруг спросила:

– Дяденька, а вы, случайно, не из милиции будете? Только не обманывайте.

«Дожили, блин, – ужаснулся я про себя, – уже на роже написано, что я ищейка. Да еще плюс к тому, становлюсь похож на милиционера. Не навестить ли мне какого-нибудь приличного косметолога?»

– Нет, – коротко ответил я. – Я не из милиции. Я сам по себе.

– Это хорошо, – задумчиво произнесла девочка. – Тогда я вам кое-что скажу.

Одной рукой она держалась за мамину юбку, другой сосредоточенно ковыряла в носу.

Произошла заминка.

Пока присутствующие теснились на пятачке, ожидая, пока автобус развернется, я оказался практически один на один с Риммой Павловной и ее дочкой.

Судя по пристальному взгляду вдовы, мне следовало объясниться.

– Дмитрий Викторович незадолго перед своей смертью обратился ко мне за помощью, – тихо сказал я Римме Павловне. – Это касалось того самого злополучного случая на вокзале, когда ваш супруг должен был привезти на дачу одеяла. И попал в больницу.

Вдова молча кивнула.

– Я не довел работу до конца, – продолжал я, – Покойный, что скрывать, не был со мной достаточно откровенен, а потом его кто-то убрал. Ой, простите, за неуместное выражение, но…

– Да чего уж там! – махнула рукой Римма. – Называйте вещи своими именами. Моего мужа уже не воротишь, каким бы он ни был при жизни… Впрочем, это уже вас не касается. Так продолжайте. Насколько я поняла, он вас нянял. Дима говорил мне, что ему понадобится частник.

Хм, так меня еще, понимтся, никто не называл. Ну да ладно, частник так частник.

– Вы отсутствовали в тот вечер дома, – продолжал я. – Были на даче?

Вдова подтвердила мое предположение. Автобусы, между тем, уже развернулись и теперь суетящиеся родственники подзывали женщину в трауре занять свое почетное место в начале салона.

– Еще один вопрос, – заторопился я, – У меня есть основания полагать, что перед убийством в доме находилась молодая девушка по имени Кира. Вы что нибудь знаете о ней? Что ее связывало с вашим мужем?

Римма Павловна задумалась, но потом отрицательно покачала головой.

– Нет… Среди моих знакомых я не припоминаю человека с таким именем. Извините, мне уже пора идти, – Римма Павловна повернулась ко мне спиной, но тут неожиданно голос подала ее дочь.