Текст книги "Август и Джонс"

Глава четвёртая
Август

Я так устал после футбола, что уснул прямо на ковре у обогревателя. Поэтому рука у меня онемела, и я не сразу пришёл в себя, когда открыл глаза. Судя по часам, время уже близилось к вечеру. Похоже, дремал я очень долго.

– Доброе утро, братик, – пошутила Лекси.

Она уютно устроилась на диване и вязала фиолетовую с зелёным шапку, быстро и ритмично щёлкая пластиковыми спицами. Раньше Лекси увлекалась плетением. А ещё до этого вязала крючком. Ей всегда хорошо давалось рукоделие. Я сел на ковре и тяжело вздохнул, разминая затёкшую шею.

– Как футбик? Ну, не считая того, как безупречно Арчер принял мяч и какой изумительный гол он там забил. Про это я уже раз восемь успела послушать.

– Да всё так же.

– Пытки и мучения?

Я кивнул, и она мрачно на меня взглянула.

– И когда ты признаешься папе, что всей душой ненавидишь футбол?

Лекси было уже почти шестнадцать – на четыре с половиной года больше, чем мне. И она никому не позволяла собой командовать. Даже нашим родителям.

– Когда сезон закончится.

– Ты в прошлый раз то же самое говорил.

– Ну да, но сейчас уж точно.

Лекси пожала плечами:

– Ладно, жизнь твоя, братишка. Просто скажу, что на твоём месте не стала бы терпеть больше ни секунды эту беготню за уродливым мячом по грязному полю под крики нашего папы и требования «прилагать больше усилий».

Она бросила в меня клубок шерсти, и тот отскочил от моей головы прямо в руки.

– А сложно это? Научиться вязать? – спросил я, накручивая ярко-зелёную нитку на палец.

– Не особо. Хочешь, покажу?

– А где папа? – встревожился я.

Он бы все мозги мне вынес, если бы увидел, как я занимаюсь вязанием.

– Вырубился и храпит в кабинете.

– Тогда хорошо.

Я сел на диван рядом с Лекси. Она набрала петли и передала мне спицы.

– Сначала вводи в петлю, потом захватывай нитку и вытаскивай, – командовала Лекси, направляя мои пальцы. Они у меня были ещё грязные после футбола, с погрызенными ногтями. – Что хочешь связать?

– Шарфик.

– Отличный выбор. Уже холодает.

Сначала у меня получалось медленно и неуклюже, но несколько рядов и уйму пропущенных петель спустя я начал потихоньку осваивать это искусство.

Я слегка отстранился, оценивая результат. Выглядел он довольно прилично.

– У тебя отлично выходит, – похвалила меня Лекси и улыбнулась.

Мы так увлеклись вязанием, что я не заметил, как папа вошёл в комнату и заглянул мне через плечо.

– Вяжешь, значит?

Я выронил спицы, ощутив острый укол совести, и отодвинул от себя клубок.

– Мне было скучно.

– Раз тебе нечем заняться, пойдём с нами в парк. Будешь практиковаться с Арчером. Бегаешь ты быстро, но в ответственный момент ноги у тебя заплетаются.

Лекси подтолкнула меня локтем, но я не смел возразить отцу. Всё равно он не станет меня слушать и заставит гонять мяч под дождём при свете фонарей в парке. Арчер на моём фоне будет выглядеть как профессионал. Впрочем, я ему для этого и не нужен.

– Надевай ботинки. Ещё успеем час позаниматься до ужина. Или ты предпочёл бы сидеть тут и вязать вместе с сестрой?

Папа вышел из комнаты и крикнул Арчеру, чтобы тот собирался и ждал нас у выхода.

Я всеми фибрами души желал остаться здесь, на диване, в тепле и уюте. Щёлкать себе спицами и работать над своим неказистым шарфиком.

– Скажи ему, – шепнула Лекси.

– Не могу.

– Можешь, Ави.

– Нет, я слабак, – пробормотал я в ответ и поплёлся к себе в комнату, переодеться обратно в спортивную форму.

Да, я слабак, и папа регулярно мне об этом напоминает.

Глава пятая
Джонс

Утром мама продолжила разбирать коробки, а мы с папой пошли на пробежку.

Мы уже устраивали три семейных забега, просто для себя, но я мечтала поучаствовать в настоящем марафоне на сорок два километра или даже сверхмарафоне на все сто. Папе надо будет заняться собой, чтобы ко мне присоединиться. В последнее время он больно много пыхтит и с трудом за мной поспевает.

– Заказник Берри Айленд тут неподалёку, сказал папа. – Хочешь заглянуть?

– Ага, если не будешь отставать, – поддразнила его я.

К заказнику вела улица, круто уходящая вниз, вся в буграх и выбоинах. Я держалась за папой и один раз нечаянно наступила ему на пятки.

– Ой, извини!

– Ай! – вскрикнул папа, потирая лоб. Он врезался в нижнюю ветку дерева, и на нас посыпались мелкие жёлтые листья. Да уж, это скорее походило на бег с препятствиями, чем на приятную пробежку.

В Коттоне мы могли добежать по прямой до окраины города и обратно. Ровно пять километров. Каждую кочку и яму помнили наизусть и никогда не спотыкались. А вот здесь нам всё было незнакомо. В заказнике, к счастью, земля была ровная, поросшая мягкой травой, и меня это, конечно, очень порадовало. Он располагался на небольшом острове, и с материком его соединяла широкая зелёная дорога, проложенная через гавань Сиднея. Тут, на просторе, я бежала более свободно, а не семенила мелкими шажками.

– Нарежем пару кругов и поднимемся обратно по холму? – предложил папа. – А потом сразу в душ.

Он бежал чуть позади, тяжело дыша.

– Можешь чуть медленнее, солнышко? Твой старик не справляется.

Я сбавила темп и побежала дальше, наслаждаясь солёным ветром, бьющим в лицо, и позвякиванием мачт на яхтах. Со всех сторон нас окружал городской и водный пейзаж. Паромы везли своих пассажиров, тяжело пыхтя, лодчонки ловко огибали буйки, блестящие белые катера рассекали молочно-зелёную воду.

– А здесь неплохо, – с удивлением признала я.

– Говорят, это один из самых красивых городов на воде, – сказал папа. – Во всём мире.

Уже на втором кругу мы пробегали мимо игровой площадки, когда там остановился фургончик с мороженым. Из него полилась звонкая музыка, и к нему тут же поспешили дети.

– Возьмём рожок? – попросила я.

– Конечно, – с готовностью согласился папа, весь красный и вспотевший. – Шоколадный, с посыпкой. Мы его заслужили.

* * *

Я оступилась, когда поднималась по лестнице в квартиру, и упала, больно ударив ладони. Перед глазами всё непривычно размывалось, больше обычного. Я несколько раз моргнула, но это не помогло.

Папа помог мне подняться, и я отряхнула руки. Вроде ничего не сломала.

– Ты в порядке? Похоже, сильно ударилась.

– Всё хорошо, пап. Не переживай.

– Знаю, ты это не любишь.

Мы зашли в квартиру и увидели, что она всё ещё заполнена раскрытыми коробками.

– Как погуляли? – крикнула мама из завалов.

– Отлично! Нашли заказник с отличными дорожками для бега и фургончик с мороженым!

Я быстро приняла освежающий душ и переоделась в джинсовый комбинезон и чистую футболку, которые мама уже аккуратно уложила в моём шкафу. Ещё, пока нас не было, она успела украсить подоконник рождественскими фонариками и посадить мне на подушку моего любимого плюшевого друга – ленивца Лентюшу с длинными пушистыми лапами с липучками на ладошках. Я обожаю ленивцев.

Мама зашла ко мне в комнату и устало опустилась на пол.

– Больше нет сил ничего разбирать и собирать. Пойдём пообедаем.

– Спасибо, что постелила мне кровать и нашла Лентюшу.

– Не за что, милая. Знаешь, папа всё ещё не отошёл от вашей пробежки. Боюсь, придётся тебе найти другого напарника.

– Ага, он слишком медленный.

– Кстати, мы с ним тут поговорили и решили дать тебе недельку освоиться в городе, подготовиться к школе.

Я просияла.

– То есть у меня ещё неделю каникулы?!

– Верно.

– Ух ты!

– Подожди радоваться, – осадила меня мама. – Нам ещё надо взять тебе новую форму в школьном секонд-хенде, закупить всякую канцелярию и разобраться с документами. Ты уже записана к зубному, и ещё хорошо бы сходить к офтальмологу на осмотр.

– Всё будет в порядке, мам. Не волнуйся.

Она каждый раз переживала, когда мы ходили на приём или сдавали анализы. Я давно привыкла к тому, что врачи постоянно ищут у меня в глазах лишние образования, хотя вот уже много лет ничего не находилось.

– Знаю, но не волноваться не могу, – ответила мама. – И мне очень нужна твоя помощь по дому. Здесь надо как следует прибраться, подключить интернет, наполнить холодильник продуктами. Ах да, и хорошо бы купить тебе новую обувь в школу…

Она накрыла голову подушкой и сделала вид, будто кричит от отчаяния.

– Ладно, это всё потом. А сейчас сходим пообедаем. Закажу там самую большую чашку самого крепкого кофе!

Я заглянула в групповой чат перед выходом. Тейлор и Ханна наконец ответили. Прислали мне кучу смайликов и короткое: «Привет, Джонси! Скучаем!» Хотя моё сообщение о новой квартире и городе было довольно длинное и я даже прикрепила фото своей комнаты. Я немного расстроилась, но постаралась не вешать нос. Всё-таки на школьных каникулах все чем-нибудь заняты, и Тейлор говорила, что поедет в спортивный лагерь на последние пару дней перед началом триместра.

Глава шестая
Август

До перерыва на обед оставалось минут пять, и мои одноклассники изнывали от голода, как львы в зоопарке, которые только и ждут, когда им наконец бросят парочку сырых стейков. После каникул все, похоже, немного озверели.

– Пятый «Е», сидите смирно! – потребовала наша учительница, мисс Финнеган. – У меня для вас важная новость. В понедельник к нам приходит новая ученица.

В классе принялись охать и тараторить наперебой.

– Послушайте меня хоть минуту, и я вам о ней расскажу, – добавила учительница.

Мисс Финнеган сидела на краю учительского стола, и кружка с кофе опасно балансировала у неё на бедре. Я дождался, пока все затихнут, и поднял руку.

– Как её зовут, мисс Фэ?

– Джонс. Она из Коттона. Это город в трёхстах километрах от Сиднея. В нём живёт около четырёх тысяч человек. Кто-нибудь из вас там бывал? Последние несколько лет в тех местах ужасная засуха и непривычная жара. Знаете почему?

– Из-за глобального потепления! – выкрикнула Лейла.

– Именно. В городе дефицит воды, то есть её не хватает на всех.

– Мы ездили на ферму рядом с Коттоном, – вмешался Амал, отвлекая мисс Финнеган от темы окружающей среды.

Меня это слегка расстроило, потому что я хотел узнать подробнее о дефиците воды.

– Кормили там кенгуру, – продолжал Амал, – катались на квадроцикле, жарили маршмеллоу на костре. Мой брат поскользнулся на прогулке и вляпался прямо в коровью лепёшку!

Все рассмеялись. Мисс Фэ возвела глаза к небу и сделала щедрый глоток кофе.

– Ещё вы должны иметь в виду, что Джонс плохо видит. В раннем детстве она заболела раком, и ей удалили глаз, чтобы её спасти.

Я опять задрал руку.

– А что за рак?

– Это редкий вид, называется «ретинобластома». По слогам РЕ-ТИ-НО-БЛАС-ТО-МА.

Все попробовали повторить новое слово.

– Он возникает в сетчатке, – объяснила мисс Фэ. – Той части глаза, которая воспринимает свет. Некоторым детям с таким заболеванием удаляют поражённый глаз, чтобы избавиться от раковой опухоли, если та слишком быстро и сильно разрастается.

– То есть у неё фальшивый глаз? – спросил Тео.

– Да, но правильно говорить «искусственный». Он может случайно выпасть, но это совершенно безопасно и совсем не больно.

Все начали спорить, кто будет с ней сидеть.

Я бы не отказался попасть в другую школу, чтобы тоже стать «новичком» и начать всё с чистого листа. Не быть тем самым Августом, который описался на музейной экскурсии в первом классе и одолжил старые спортивные штаны у одного из родителей. Тем Августом, который плохо играл в футбол. Августом, с которым никто не хочет вставать в пару, и он сверлит взглядом пол, пока его не заметит учительница.

У Джонс появится так много друзей, что не останется времени на домашку. С ней захотят познакомиться все одновременно.

– Есть идеи, как помочь Джонс влиться в коллектив? – спросила мисс Фэ.

Миллер вскинул руку:

– Могу устроить ей экскурсию по школе!

Он был самым популярным мальчишкой в нашей параллели, и все девчонки были от него без ума. Миллер умел показывать обалденные фокусы и мог собрать кубик Рубика за сорок три секунды. У него даже есть свой канал на Ютьюбе, называется «Минимаг».

Мне мама сказала, что я смогу завести канал только в тринадцать лет, а до этого ещё ой как далеко.

– Вообще я подумывала попросить об этом Августа, – сказала мисс Фэ.

Все уставились на меня, разинув рты, как будто я только что выиграл миллион долларов в лотерее. В принципе ощущения были похожие.

– Составишь Джонс компанию в её первую неделю в новой школе?

– Конечно! – выпалил я, хотя от радости мой голос больше походил на писк.

– Эй, так нечестно, – пожаловался Миллер. – Куда Август её поведёт? В библиотеку?

– Библиотека – это портал в иные миры, – сказала мисс Финнеган. – Самая важная часть школы. Колыбель чудес, магии и приключений. Правда, Август?

Она мне подмигнула, и я улыбнулся.

Если проведу отличную экскурсию и блесну своими лучшими шутками, Джонс вполне может стать моей подругой.

А друга мне отчаянно не хватало.

* * *

После уроков я пошёл на тренировку по футболу, и домой мы возвращались уже в темноте.

Арчер решил, какую радиостанцию будем слушать. Мне папа никогда не давал выбирать. И переднее сиденье тоже всегда доставалось Арчеру – якобы потому, что он старше и у него ноги длиннее. На самом деле папе больше нравилось болтать с моим братом, а мне он просто не знал, что сказать.

Арчер выбрал тяжёлый рок, и салон наполнился гитарной музыкой. В новостях говорили о звезде футбола с травмой подколенного сухожилия, а в рекламе – о газонокосилках и инструментах. Мне больше нравилась «Фокси-ФМ», но я слушал её исключительно в наушниках. Если бы папа с Арчером узнали, обозвали бы эти песни «девчачьей попсой», а меня – «принцессой» и посоветовали «быть мужиком».

– Сегодня ты неплохо подавал, Ави! – крикнул мне Арчер с переднего сиденья. – В следующий раз крути мяч в обратную сторону, чтобы тебе было удобнее, – добавил он, показывая жестами, как это делается.

Я показал ему большой палец в знак благодарности, хотя на самом деле мне было плевать, в одну сторону крутить этот мяч, или в другую, или между ногами, стоя на голове в костюме курицы.

Арчер повернулся к папе, и снова завязался бесконечный разговор о возможности попасть в команду развития талантов (шансы у Арчера неплохие, если он будет продолжать в том же духе) и о победителях премьер-лиги в этом году (у них в фаворитах было восемь лучших команд).

Папа с Арчером болели за «Сидней Суонс», а маме больше нравились «Кошки Джилонг». Я тоже предпочитал «Кошек», но никому об этом не рассказывал.

– У нас в классе будет новенькая, и я помогу ей освоиться! – поделился я, перекрикивая громкую музыку.

– Что?! – переспросил Арчер.

– Мне поручили помогать девчонке, которая переходит к нам в школу, – объяснил я. – Её зовут Джонс, и она из Коттона, небольшого города. Он так и называется, что значит «хлóпок», а между прочим, в Австралии каждый год выращивают достаточно хлопка, чтобы одеть пятьсот миллионов человек по всему миру!

Они пропустили этот любопытный факт мимо ушей. Как обычно.

Я уже собирался им сказать, что хлопчатник – пустынное растение, привыкшее к дефициту воды, но папа выкрутил звук радио на полную, и у меня едва перепонки в ушах не лопнули.

– Е-е! – протянул Арчер, хлопая ладонью по колену в ритм барабанов.

– Ладно, не хотите – не слушайте, – пробормотал я и надел наушники. А потом прислонился к стеклу и стал смотреть, как на дороге собирается пробка. Жалко, что даже на полной громкости Тейлор Свифт[6]6
  Американская певица, автор-исполнитель.


[Закрыть]не могла заглушить грубый, нестройный дуэт папы с Арчером.

* * *

Мы сняли грязные ботинки, помыли руки и бросили школьные рюкзаки в угол комнаты, а уже после этого побежали на кухню.

На тумбе нас ждали коробки с доставкой еды из «Дома карри», а мама валялась на диване и смотрела телевизор. Она проводила перед ним каждый вечер. Глядела не отрываясь, то в экран, то в свой телефон.

В прошлом году закрылся её магазинчик, и мама очень сильно расстроилась. «Зелёная терапия» предлагала смузи, салаты и товары, которые не вредят окружающей среде, – деревянные зубные щётки, многоразовые чашки, алюминиевые трубочки для питья. Все считали, что это настоящая золотая жила. А потом дальше по улице открылся фастфуд «Угольный Чарли». Больше за салатами и трубочками никто не приходил. Все выстраивались в очередь за острой картошкой фри и бургерами с курицей.

– Можешь не вставать, Николь, – проворчал папа, явно недовольный.

– Мы с Лекси уже поели, – ответила мама. – Разогрейте то, что осталось.

– То есть мы за вами доедаем? – возмутился папа.

Первое время после того, как мама потеряла свой бизнес, он относился к ней с пониманием. А теперь начал говорить о том, что пора бы взять себя в руки и найти другую работу. «Ну и что, если её мечты не сбылись? – восклицал он. – Они у большинства не сбываются!» Мне такой подход совсем не нравился.

Мама поднялась с дивана и крепко меня обняла.

– Как дела в школе, Ави?

– Хорошо.

Арчер теперь считал себя слишком взрослым для нежностей, и вся ласка доставалась мне. А я был и не против.

Мама разобрала наши рюкзаки, бросила обкусанные фрукты и корки от хлеба в компост и сполоснула контейнеры для обеда.

– Пора бы вам самим начать всё это делать, – сказала она нам. – Вы уже не маленькие.

Папа покрутил в руках контейнер с карри и отбросил на мраморную столешницу, повсюду разбрызгав густой красный соус.

– Сколько тебе повторять, что я не ем острое, Николь?

Раньше он называл маму «Ники», а теперь только полным именем.

Папа достал из холодильника пиво, а из шкафчика пакет чипсов со вкусом соли и уксуса.

– Это детям на обед, – сказала мама, кивая на чипсы.

– Очень жаль.

– Карри овощное, не слишком острое. Хотя бы попробуй, Хит.

– Нет, спасибо. А ты больше совсем не готовишь?

– Ничего себе! Да я столько всего наготовила для этой семьи, не сосчитаешь! А ты вот уже десять лет на кухню не заходил.

– Вот как? А ты попробуй проводить на работе пятьдесят часов в неделю!

– Да у меня уже тут полная занятость, за вами всё прибирать, – огрызнулась мама.

– А ещё валяться на диване, смотреть бесконечные сериалы и проверять инстаграм, – добавил папа себе под нос.

У меня внутри всё сжималось, когда они ссорились.

Папа открыл упаковку, загрёб горсть чипсов и передал остальное Арчеру. Они сели в гостиной, хрустя и болтая, а мама схватила мобильник и заперлась в своей комнате, хлопнув дверью. Я вздрогнул. Мне было тяжело видеть маму такой грустной.

Я разогрел карри в микроволновке и съел в одиночестве за кухонным столом. Оно оказалось вкусное и ни капли не острое, и я не понимал, зачем папе надо было устраивать сцену.

* * *

Я принял душ, минут двадцать посидел над невыполнимыми задачками по математике и собрался идти спать. Комната Лекси была как раз по пути, и я замешкался. Жалко, что мне до сих пор надо ложиться в половине девятого накануне учебных дней. Был бы я старше, мог бы посидеть подольше. К этому времени ещё даже устать не успеваешь. Я толкнул дверь ногой и заглянул внутрь. В углу стоял обогреватель, наполняя комнату уютным теплом, и на фоне играла тихая, лёгкая мелодия.

– Это ты, Ави? Хочешь зайти? – спросила Лекси.

– Конечно.

Я быстро проскользнул в комнату, и сестра протянула мне весь набор: спицы, начатый шарфик, корзинку разноцветной шерсти. Я решил, что шарф у меня будет радужный. Надену его на следующий матч «Сидней Суонс» вместо того фирменного – колючего, красного с белым.

– У нас с понедельника появится новая ученица, – рассказывал я, пока мы с Лекси вязали, не следя за временем. – Её зовут Джонс, и она раньше жила за городом. Я буду помогать ей осваиваться.

У неё один глаз искусственный из-за ретинобластомы. Это такой редкий вид рака, обычно возникает у детей до пяти. Один из ранних признаков называется лейкокория. То есть зрачок становится такой мутно-белый.

– Здорово, что тебя выбрали её наставником, Ави, – сказала Лекси. – Это ответственная работа. Значит, твоя учительница тебе доверяет. А откуда она? Ну, новенькая?

– Из Коттона, небольшого городка.

– О, мы же там были. Помнишь, заезжали по пути назад из нашего турпохода? Ты тогда ужасно орал, и мама с папой купили тебе мороженое, чтобы наконец успокоить. Хорошие были времена.

– Расписать тебе всю экскурсию, которую я проведу для Джонс? От самых значительных моментов до менее важных?

– Разумеется!

Глава седьмая
Джонс

Мы целую неделю выполняли дела по маминому громадному списку и обживались потихоньку на новом месте.

В воскресенье вечером, накануне первого учебного дня, я лежала в кровати без сна. Зубы у меня были очень чистые после визита к зубному, а униформа начальной школы «Оквуд» висела на плечиках, постиранная и поглаженная. Я скачала на телефон все нужные приложения, а мама заполнила все бумаги. Единственное, чего я ещё не знала, – это с кем буду сидеть в классе. С кем играть на обеденном перерыве. Сколько вопросов мне зададут про мой искусственный глаз. «Тебе больно?», «Можешь его вынуть?», «А из чего он?». К счастью, ответы я заготовила, и некоторые из них были довольно неожиданные.

Конечно, я не могу смотреть фильмы в 3D, равновесие держу неважно и звездой тенниса никогда не стану, но есть и положительные стороны:

1. Можно напугать кого-нибудь до ужаса, постучав по глазному яблоку.

2. Легко не обращать внимания на тех, кто сидит слева.

3. Глаз можно крутить вверх-вниз.

4. У меня целая коллекция разных глаз.

5. Я часто верчу головой, чтобы всё рассмотреть, так что шея у меня очень гибкая.

Я лежала и слушала лязг поездов и пиканье светофора с пешеходного перехода. Уличный фонарь светил мне в лицо.

На ферме всё было по-другому.

До меня доносились звуки ночных животных – поссумов, коал, вомбатов и валлаби. За окнами было темно, как в погребе, и меня убаюкивала симфония лягушачьего кваканья, стрекотания насекомых, скрипа веток, на которых устраивались на ночь птицы.

Я включила свет и достала флешку из коробки с подписью «Джонс, детское». Вообще мне не полагалось глазеть в экран по ночам, но всё равно же не спалось. Я воткнула флешку в ноутбук и открыла папку с фотографиями. Жалко, что их больше не принято распечатывать на фотобумаге.

На одном кадре я, ещё совсем маленькая, с перевязанным глазом, сидела на больничной койке с капкейком в руке и широко улыбалась, вся измазанная в шоколадном креме. Наверное, это сняли после того, как мне удалили глаз. Операция прошла всего за пару дней до моего второго дня рождения.

Большинство фотографий из моего раннего детства сделаны в больницах. На некоторых у меня лысая голова, потому что из-за химиотерапии выпадали волосы.

Я об этом совсем ничего не помню, но, по маминым словам, врачи делали всё возможное, чтобы сохранить мой правый глаз. Рак был двусторонний и влиял на оба глаза.

От раковых клеток пытались избавиться и химиотерапией, и лучевой, и радиацией, и криотерапией (пробовали заморозить), и лазером. Я была очень болезненным ребёнком, и на лечение ушло несколько лет, но они всё-таки справились. Для меня эти врачи настоящие супергерои.

* * *

Утром мама причесала мне волосы и заплела в тугую косу с ярко-синей лентой в тон школьной форме. Кожу на голове покалывало, но я не стала жаловаться, потому что это был мой первый день в «Оаквуде», а родители считали, что очень важно произвести хорошее впечатление.

Вообще стиль у меня вовсе не аккуратный и прилизанный, а наоборот. Поэтому, после того как мама вышла из комнаты, я сняла ленту, резинку для волос и четыре невидимки и тряхнула волосами, чтобы они свободно легли на плечи. А потом расстегнула верхние пуговицы на своей рубашке с длинными рукавами. Иначе дышать было невозможно. Ещё сняла колючий свитер и сунула его в рюкзак, а вместо школьных туфель обулась в кроссовки со шнурками, украшенными миниатюрными альпаками.

Мама смерила меня взглядом, когда я вошла на кухню.

– А где косичка и новые туфли?

– Это не в моём духе.

– Что ж, – признала она, – справедливо.

* * *

Папа остановился у «места поцелуев и прощаний», где родители высаживали детей перед школой. Наш пикап странно здесь смотрелся со своим буферным брусом, грязевыми щитками и грязными шинами с налипшей на них соломой. Из обычных, чистых машин выходили ученики с рюкзаками, папками, спортивным инвентарём и музыкальными инструментами и спешили на уроки. Половина учебного года уже прошла, и ощущение у меня было такое, будто я пытаюсь сесть на карусель, которую уже запустили.

В моей старой школе не отводили особый уголок для прощаний. И припарковаться было несложно. Обычно все стояли у ворот и болтали до первого звонка.

– Хорошего тебе дня, – пожелал папа.

За нами просигналила машина, и мама пробормотала себе под нос:

– Можете и подождать!

– А мне обязательно идти сегодня? – спросила я. – Может, вообще буду заниматься из дома? Во время пандемии у меня это неплохо получалось.

– Отличная идея, – согласился папа. – Нам с дядей Питом не помешает хороший подмастерье.

Сегодня мы чиним сломанный туалет. Такой забитый, вонючий. Вот думаю, из твоей лохматой шевелюры вышел бы первосортный ёршик.

Я прижала рюкзак к груди. Сердце вдруг заколотилось как бешеное. Я всю жизнь ходила только в государственную школу Коттона. Вдруг мне не удастся здесь освоиться? И со мной никто даже говорить не станет?

– Пойдём, Джонс. Твоя учительница, мисс Финнеган, выбрала одного ученика из класса, чтобы он помог тебе освоиться в новой школе. Как там его звали? Вроде месяц какой-то… Апрель, май… Точно! Август! Наверное, он тебя уже ждёт.

За нами снова раздался гудок, на этот раз более затяжной и менее вежливый.

– Пора шевелиться, пока нас не оштрафовали за нарушение каких-нибудь правил, – сказал папа.

Я поцеловала его в колючую щёку и осторожно свесила ноги из машины. Мама взяла меня за руку, и мы вместе пошли ко входу. Здание тут было намного крупнее, чем у школы в Коттоне.

– Сначала идём в кабинет регистрации, потом в класс, – скомандовала мама. Прозвенел звонок, и мимо нас хлынул поток учеников.

Мама ласково стиснула мою руку.

– Всё будет хорошо. В первый день всегда непросто.

* * *

Рядом с кабинетом сидел мальчишка, на вид мой ровесник, и читал книжку.

– Август? – позвала мама.

Ей пришлось ещё дважды повторить его имя, прежде чем он встрепенулся и вскочил на ноги. Книга ударилась о пол с громким стуком.

– Ой, извините! Привет! Это я, Август Гентинг.

– Очень приятно, – ответила мама. – Я миссис Кёрби, а это Джонс.

– Меня к вам отправила моя учительница, мисс Финнеган. Я провожу Джонс на урок.

Мальчишка не уступал мне ростом, а для своего возраста я была довольно высокая. И волосы у него походили на мои: каштановые, вьющиеся, относительно длинные. Меня немного удивило, почему Август так нервничает. Это же я здесь новенькая, а не он.

Мы сели рядом, а мама отошла поговорить с регистратором. Между нами повисла тишина, но я не знала, что сказать. Мимо проходили учителя, и один ученик постарше забежал в кабинет, чтобы заполнить бумажку об опоздании.

– Почему учебники математики такие грустные? – неожиданно спросил Август.

Я наморщила лоб.

– Не знаю.

– В них слишком много нерешённых задачек.

– Дурацкая шутка, – честно сказала я, и он ответил:

– Знаю.

Август болтал ногами и в один момент нечаянно толкнул стеклянный журнальный столик, обрушив стопку школьных журналов. Регистратор бросила на него осуждающий взгляд.

– Почему тебя зовут Джонс?

Меня часто об этом спрашивали. Имя необычное для девчонки.

– Это была мамина фамилия. До того, как она вышла за папу.

– А, ясно. Кстати, можно спросить, какой глаз у тебя искусственный? – спросил Август, складывая журналы обратно в стопку.

Обычно меня спрашивали про глаз в первые же минут пять разговора. Порой я жалела, что не потеряла какую-нибудь менее заметную часть тела. Скажем, мизинец на ноге. А не то, что у меня прямо на лице.

– Левый. Врачи это называют «глазной протез».

Август сощурился.

– Выглядит как настоящий. Из чего он?

– Из органического стекла. Его покрасили вручную, а сосуды изобразили из очень-очень тонких нитей.

Август кивнул и подался ближе. Сложно было сказать, что он чувствует – восторг или омерзение. По моему опыту искусственный глаз вызывал либо одно, либо другое.

– Его можно вынуть?

– Да, но мне редко приходится это делать. Я с ним и сплю, и плаваю, всё такое.

– Он как шарик?

– Нет, он полый внутри и покрывает орбитальный имплантант, который занимает место настоящего глазного яблока. Мне делают новые протезы по мере того, как растёт глазница.

– Круто! И много их у тебя было?

– Очень. Я все сохранила.

– А в Коттоне ты жила на ферме?

– Ага. У нас была своя запруда, отара овец, курятник и две альпаки.

– Ты знала, что альпаки – самые маленькие представители семейства верблюдовых? И они общаются друг с другом невербальными сигналами?

– Нет, не знала.

Мама подошла к нам и улыбнулась.

– Мы закончили. Готова встретиться со своими новыми одноклассниками, Джонс?

Мне было уже не так страшно идти в класс, потому что со мной был Август. Пожалуй, первый день в новой школе будет всё-таки неплохой.

– Да, пойдём.

– Зайти вместе с тобой? – спросила мама, когда мы остановились у двери.

– А можно?

– Конечно.

В моём возрасте уже следовало бы справиться одной, но я пока не готова была отпустить маму. Все смотрели на меня как на инопланетянина с тремя головами, на которых покачивались зелёные антенны. Я крепче сжала мамину руку, слушая, как мисс Финнеган представляет меня классу.

– При-и-иве-е-е-т, Джонс, – нараспев произнесли ученики.

На ферме я бы встала на заре, чтобы покормить кур и проведать Лулу и Лолу на пастбище. Папа развёл бы огонь в камине, подбрасывая туда дрова, и мы с ним позавтракали бы сдобными лепёшками с мёдом. Я бы приехала в школу на велосипеде и ещё успела бы поиграть с друзьями в мяч до звонка.

– Всё в порядке? – прошептала мама.

– Да. Теперь можешь идти.

– Не могу. Ты ещё держишь меня за руку.

– Ой. Извини.

Я её отпустила, и мама наклонилась меня обнять. Её слёзы намочили мне щёку. Наверное, я бы тоже расплакалась, если бы она задержалась ещё на минуту. А такое первое впечатление было бы не из лучших. Я хочу казаться храброй и сильной. Обычно я такая и есть. Только не сегодня.

Мисс Финнеган вышла вслед за мамой, поговорить с ней в коридоре. Я видела в стеклянное окошко на двери, как они смеются и улыбаются друг другу. Похоже, маме понравилась моя учительница. Да и мне тоже. У неё яркое платье с узорами и розовые серьги-кольца. Волосы седые, но с выкрашенными в сиреневый прядями. А из-под рукава виднеется татуировка – чёрное перо.

В классе сразу все заговорили, как только мисс Финнеган вышла. Какой-то мальчишка запустил бумажным самолётиком в лоб Августа. А тот даже не рассердился, молча смял бумагу и выбросил в мусорку. Будто для него это обычное дело.

– Джонс! Садись со мной! – крикнула девчонка с длинным рыжим хвостиком.

– Какой глаз у тебя фальшивый? – спросил мальчишка, который бросил самолётик.

– Он болит? – спросил его приятель.