Текст книги "Прыжок над пропастью"

23

Она была страшно изуродована. Оборвался ремень безопасности в древней плохонькой русской машине, принадлежавшей ее матери, и девушка на скорости сорок миль в час вылетела из машины головой вперед, пробив последнее на планете Земля ветровое стекло, изготовленное по старым технологиям. «Она бы пострадала меньше, – подумал Росс, – если бы угодила под лопасти косилки».

Ли Филлипс была совсем молоденькой. Она ослепла на один глаз; у нее срезало почти весь нос, губы и подбородок. Лицо, покрытое багровыми шрамами, выглядело так, словно его собрали из осколков. Ли Филлипс сидела в кресле перед столом хирурга и, перед тем как ответить на очередной его вопрос, неизменно оглядывалась на мать, которая устроилась подальше, на диване.

Даже Росса, привыкшего за долгую практику к ужасным зрелищам, при виде этой девушки пробрал озноб. Он изо всех сил старался демонстрировать уверенность и профессиональное хладнокровие – и больше ничего.

Его кабинет также располагал к спокойствию и уверенности. Он был обставлен в том же мужском стиле, что и кабинет у него дома. Обстановка богатая: темное дерево, кожаная мебель, картины с изображением морских сражений, книжные полки, уставленные медицинскими трактатами в кожаных переплетах; на белом дорическом постаменте – мраморный бюст Гиппократа.

– Ли, когда вы родились? – спросил он.

Девушка привычно оглянулась на мать, сжимавшую в руках большой коричневый конверт. Мать ответила за дочь робким, нервным голосом:

– В восемьдесят третьем году.

Росс вписал дату рождения в историю болезни ручкой «Монблан».

– Почему вы решили обратиться именно ко мне?

Ли опять предоставила отвечать матери.

– Наш лечащий врач дал нам целый список с фамилиями пластических хирургов. Муж отыскал сведения о вас в Интернете; по его мнению, вы лучше всего подходите для того, что нужно Ли. – Она ломала руки; на лице застыла жалкая улыбка, отчаянная мольба о помощи.

Росс бросил взгляд на лежащий на столе карманный компьютер. Десять минут четвертого. Исподтишка нажал на кнопку «Органайзер». Ли и ее мать – последние пациенты, которые сегодня записаны на прием; в четыре он должен возвращаться в операционную. Трудно сосредоточиться, когда все его мысли об одном – о Вере. Где она, черт ее побери, шлялась сегодня?

В Лондоне.

Нет, ни в каком ты не Лондоне. Врешь, стерва! Где же ты на самом деле, Вера? Лучше тебе самой признаться, потому что я так или иначе все выясню!

Чтобы сосредоточиться, он перечитал историю болезни.

– Ясно, в Интернете. – Записав ответ, он поднял голову. За долгие годы работы пластическим хирургом он овладел искусством смотреть на любого пациента, вне зависимости от того, насколько тот был изуродован или искалечен, не выдавая своих эмоций. Скрестив руки на груди, он подался вперед. – Итак, Ли, скажите, чего конкретно вы от меня ждете?

Мать кивнула девушке, чтобы та говорила.

– Я хочу выглядеть как раньше.

– Ли была моделью, – пояснила мать, – работала в модельном агентстве высшего класса. В июньском номере журнала «Севентин»[5]5
  «Seventeen» – «Семнадцать» (англ.).


[Закрыть] с ней целый разворот. Все говорят, у нее был… я хотела сказать, есть талант для того, чтобы взобраться на самый верх.

Глаза всех троих на мгновение встретились – словно вспыхнула молния.

Мать встала и протянула Россу конверт, который до того крепко сжимала в руках.

– Вот… ее снимки.

Росс вскрыл конверт и вынул оттуда несколько профессионально снятых фотографий потрясающе красивой молодой брюнетки. Несмотря на весь его опыт, даже ему трудно было поверить, что на фотографиях и за его столом – одна и та же девушка; как же ей, бедняжке, не повезло! Видимо, ее кое-как, наспех, зашивали какие-нибудь горе-костоправы в отделении скорой помощи. Того, кто занимался ею сразу после катастрофы, нельзя назвать врачом. Жестянщик, настоящий жестянщик!

Положив фотографии на стол, он посмотрел сначала на мать, а потом на дочь. Как можно мягче он сказал:

– Ли, мне кажется, я смогу вам помочь, но потребуется много времени и несколько операций. Не могу стопроцентно гарантировать результат, и очень важно, чтобы вы обе это понимали.

– Доктор, как она будет выглядеть после операции? – взволнованно спросила мать.

Росс ничего не ответил, но подумал: не слишком. Возможно, он слегка подправит личико девушки, но на ее карьере модели можно ставить крест.

Потом он объяснился с пациенткой и ее матерью, а в голове крутилось: «Вера, дрянь такая, ты и не сознаешь, как тебе повезло! Я сделал тебя красавицей. Я мог бы с таким же успехом превратить тебя в такое вот страшилище».

Когда мать и дочь выходили из кабинета, девушка рыдала. Подросткам ее возраста трудно смириться с тем, что в ближайшие два года придется перенести десять операций. Но важно, чтобы и она, и ее мать знали, как обстоят дела: нужно много мужества, чтобы пройти испытание, которое в скором будущем предстояло Ли. И меньше всего Росс хотел, чтобы пациентка и ее родственники оказались разочарованными и недовольными конечным результатом.

Росс закрыл дверь и попросил секретаршу несколько минут ни с кем его не соединять. Он развернулся к компьютеру, ввел команду, затем пароль. Через несколько секунд он соединился с домашним компьютером, стоящим в его кабинете в Суссексе. Вскоре перед ним на мониторе возник список всех звонков, сделанных и полученных Верой за последние семь дней. Один щелчок мыши – и он может прослушать любой из них.

Ладно, сука этакая, сейчас посмотрим, с кем ты болтала в последнее время!

24

– Мне пора.

Веру терзали угрызения совести: несколько часов, что она провела с Оливером Кэботом, она даже не вспомнила об Алеке. Как будто она мигом сбросила четырнадцать лет и вернулась в то время, когда впереди у нее была вся жизнь.

Когда она допивала капучино, оттаивая после холода, открылась входная дверь. Она настороженно оглянулась, возвращаясь в реальный мир. Парень и девушка лет двадцати. Незнакомые. Она расслабилась.

В кафе слышался бодрый гул голосов; сразу вспомнились студенческие годы. Пластиковые столы, клубы сигаретного дыма, запах густой мясной подливы. Некоторые посетители сдвинули столики и болтают. Всякий раз, как открывается дверь, хлопают газеты в деревянных газетницах.

Пять минут четвертого. На то, чтобы добраться до вокзала Виктория, нужно минут сорок, а то и больше; полчаса на «Гэтвик экспресс» и еще двадцать пять минут езды от станции до дома. По ее прикидкам, дома она окажется не раньше половины шестого. Как раз вовремя, чтобы поужинать с Алеком.

У Оливера, сидевшего напротив, волосы от ветра растрепались еще больше.

– Вы давно проходили полное медицинское обследование? – спросил он.

Вера вспомнила, как он рассматривал ее ладонь в кафе магазина «Дженерал трейдинг компани».

– Вообще-то, недавно.

– Рад слышать. Все нормально?

Она ответила не сразу.

– Пока не знаю… сдала несколько анализов.

– Надеюсь, вы простите мое…

– Да. – В тепле, в облаках сигаретного дыма вернулась тошнота, но она не хотела ему признаваться в том, что ей нехорошо. – Я рада, что прошла обследование. Я… давно уже не проверялась.

– И как? Все в порядке?

Вере не хотелось рассказывать ему о своей депрессии, не хотелось показывать свои изъяны.

– По-моему, есть такое выражение: «в добром здравии».

В его глазах она ясно разглядела сомнение – а может, ей так только показалось?

– Хорошо. Я рад. – После долгой паузы он сказал: – Знаете, Вера, я правда очень рад, что вас увидел.

– Спасибо. Мне тоже было очень приятно.

– Мы увидимся снова?

Веру так влекло к нему, что стало страшно; вместе с тем влечение подхлестывало ее. Она понимала, что должна ответить отказом, но, к собственному изумлению, вдруг услышала, как говорит:

– Да… я с удовольствием.

– Сумеете выбраться завтра?

– Сейчас школьные каникулы, и я на целый день везу развлекаться сынишку и двоих его друзей.

– А на той неделе?

– Пожалуй, лучше договориться по телефону, – нехотя ответила Вера. – Надо посмотреть ежедневник… Я состою в разных общественных комитетах… а в среду у Росса день рождения.

Ею овладели дурные предчувствия. Если Росс узнает об их свиданиях, он вышвырнет ее, запретит видеться с Алеком…

Оливер, широко улыбаясь, воздел руки:

– Ладно, когда вам будет угодно. Выкроите немного времени, когда получится, и звоните. Просто знайте: мне очень хочется снова вас увидеть. Ладно?

Когда она вышла, ветер швырнул пряди волос ей в лицо, а потом словно проник внутрь и закружился в животе. Стало так холодно, что она едва не закричала. Тошнота подкатывала к горлу. Казалось, вся улица сорвалась с места, как будто кто-то обрезал невидимые канаты. Качнулся, приближаясь к лицу, тротуар.

Она смутно чувствовала руку Оливера, схватившую ее, – сильную, уверенную руку. Его лицо превратилось в искаженное, размытое пятно. Она услышала его бесплотный голос:

– Вера? Господи. Вера!

Он помог ей встать на ноги; она стояла пошатываясь, опираясь на него, – он поддерживал ее за талию. Она глубоко дышала, чувствуя, как ветер холодит пылающее лицо, и смотрела на него – разглядывала глубокие складки, словно углем нарисованные под глазами.

– Хотите вернуться? – спросил он.

– Нет, мне уже лучше, только… холодно…

– Давайте вернемся в кафе, посидим там еще несколько минут.

– Нет-нет, мне правда лучше. Мне пора домой. Вы не вызовете мне такси? Со мной все будет в порядке, честно.

– В такси я вас не отпущу. Я сам вас довезу.

– Спасибо, не надо. Мне правда лучше.

Ей стало чуточку легче – но вдруг за глазными яблоками взорвалась ослепляющая боль, как будто ее ткнули кинжалом в голову. Веру настиг новый приступ тошноты, и она крепко схватила Оливера за руку. По горлу поднималась желчь. Вокруг все снова стало размытым. Ноги у нее подкосились.

Сиденье в салоне темно-синего джипа Оливера было мягким, как кресло. Вере казалось, будто она покачивается на волнах. Она слушала уверенное рычание дизельного двигателя, жужжание вентилятора, ощущала теплую волну воздуха. Из магнитолы доносится негромкая музыка – Моцарт. Вера сосредоточилась на главном: нельзя допустить, чтобы ее сейчас вырвало.

Нельзя! Нельзя! Нельзя!

Оливер переключил передачу, сбоку замелькали огни.

– Вера, что сказал вам врач?

Звонок. Ее мобильный. В сумке. Что сказал врач? Ничего. Телефон еще звонил. Она нащупала молнию, рванула ее, порылась в сумке, достала телефон, посмотрела на дисплей.

Опять Росс.

Выключила телефон, бросила его в сумку. Речь давалась ей с трудом.

– Я… очевидно, что-то подцепила… в Таиланде… Там много всяких бактерий… В общем, все нормально.

– Нормально?! Черта с два!

Он нажал на тормоз, остановившись на красный сигнал светофора в коридорчике между двумя громадными внедорожниками. Вера слышала рев их двигателей, чувствовала, как они вибрируют, сотрясая весь ее мир. Оливер такой сильный, с ним так хорошо. Вдруг ее затопил глубокий, ужасный страх, темнота, как лужа чернил, пропитавшая промокашку. Что с ней? Кроме всего прочего, она боялась гнева Росса. А темно-синий джип, ставший ее временным убежищем, скоро доставит ее на вокзал Виктория, к поезду, который отвезет ее домой.

К поезду в ад.

25

Бензин выплескивался из горлышка канистры неравномерно. Заволновавшись, Росс принялся раскачивать, наклонять канистру в разные стороны, чтобы вылить все до конца. Вонь становилась все сильнее; пары бензина жгли глаза. Он плеснул на диван, ковер, на обеденный стол. Потом, оставив за собой коричневую дорожку, пятясь, вышел в коридор и продолжал лить бензин до самой кухонной двери.

Теперь в спальне возился и сопел мужчина. Росс слышал скрип пружин; мужчина стонал все громче и громче.

Не переставая лить бензин, он вернулся к двери в спальню. Прикинул, как надо расположить канистру, чтобы бензин тонкой струйкой полился через дверную щель. Поставил канистру на бок.

Канистра гулко ударилась об пол; струйка коричневой жидкости полилась под дверь – прямо в спальню. Но удар заглушал шум, производимый мужчиной.

– Да! – кричал он. – Да, да, да!

Росс через кухню отступил к двери. Выждал как можно дольше и попытался достать из кармана спички.

Последнее действие он не отрепетировал. Резиновые перчатки прилипли к подкладке брюк.

Только не это!

Распсиховавшись не на шутку – вокруг ужасно воняло бензином, – он сорвал с руки перчатку, пошарил в кармане и выудил оттуда коробок. Когда он открыл его, несколько спичек упали на пол. Он опустился на колени, чтобы собрать их, – высыпались все остальные.

Вдруг до его ушей донесся удивленный вскрик:

– Эй! Господи, какого черта…

Дверь со стуком распахнулась. Шаги…

Нет времени смотреть, нет времени ничего предпринимать – только чиркнуть спичкой, поджечь…

Пшшшшшш!

Скорость, с какой пламя распространилось по полу, застигла его врасплох. Он поднял голову как раз вовремя – на один короткий миг он увидел в коридоре фигуру голого мужчины. В следующее мгновение, взревев от боли и страха, мужчина превратился в пылающий желто-зеленый огненный шар.

Крики стали еще ужаснее – они превратились в жуткое, отчаянное завывание, исполненное мучительной боли. Внезапно послышался истерический женский визг.

Росс позволил себе одну секунду насладиться – как если бы слушал музыку. Потом он подхватил резиновую перчатку, плотно закрыл за собой дверь, повернул ключ, вынул его из замка и, сжимая в зубах, снова натянул перчатку. Вниз он спустился по пожарной лестнице.

Он перелез через забор за домом, спрыгнул на бетонный фундамент стройплощадки и, согнувшись, пополз вниз по пандусу, туда, где потом соорудят подземную автостоянку. Оранжевого света от уличных фонарей вполне хватало; он видел все.

Велосипед стоял на месте, заботливо спрятанный за бетономешалкой – там, где он его и оставил. Он вскочил в седло, на некоторое время выключил фары и начал бешено накручивать педали. Быстро поднялся по пандусу – и прочь отсюда, на оживленную главную улицу.

Когда Росс решил, что отъехал на безопасное расстояние, он остановился и включил передние фары и задние фонари. Затем поехал дальше в умеренном темпе – обычная фигура велосипедиста, часть ночного пейзажа, которая ни для кого не представляет интереса.

Прошло целых пять минут, прежде чем он услышал завывание первой сирены пожарной машины.

26

– Мистер Рансом, я отказываюсь верить в то, что вы не понимаете очевидных вещей, – заявила леди Джеральдина Рейнс-Райли. – Остальным все ясно с первого взгляда.

Она говорила очень четко и медленно, словно по слогам; ее произношение было до боли безупречным. Интонация выдавала презрение, как если бы она распекала нерадивого лакея, который едва владеет английским языком, и как будто разговор с ним крайне утомителен для нее.

За такую фигуру, как у Джеральдины, многие женщины были бы готовы убить: высокая, гибкая; великолепный бюст, над которым отлично потрудился предшественник Росса, другой пластический хирург; потрясающие ноги, за которые ей следовало поблагодарить своих родителей, и длинные белокурые пряди, красотой которых, как безошибочно свидетельствовали ее брови цвета воронова крыла, она была обязана искусству своего парикмахера.

Ее внутренние биологические часы только что протикали пятьдесят два года, хотя репортеры светской хроники давали ей сорок семь. Внешне она выглядела куда моложе: прежний пластический хирург отрезал, отсосал и удалил ей лет двенадцать. И не многие тридцатипятилетние красотки могли бы соперничать с ней. Какая жалость, что нельзя с помощью операции изменить также и ее характер!

Небрежно развалившись в кресле, она продолжала выговаривать Россу. Она была одета так, как одеваются только богатые. Есть что-то в одежде, по-настоящему дорогой, что отделяет ее обладателей от простых смертных. А леди Джеральдину Рейнс-Райли отделяла от простых смертных космическая пропасть – она была существом с иной планеты. Россу хотелось, чтобы Вера переняла такую манеру держаться, но… Сколько бы денег он на нее ни тратил, общая формула, так сказать, ускользала от него.

– Я обратилась к вам, мистер Рансом, потому что все, с кем я советовалась, считают вас лучшим хирургом в нашей стране, – продолжала его посетительница.

Хотя Росс ничего не ответил, он отлично знал, почему леди Джеральдина Рейнс-Райли на самом деле так часто меняет хирургов: его коллега, Николас Паркхаус, настоящий мастер своего дела, счел дамочку настолько невыносимой, что попросту отказался делать ей очередную операцию. Обычно Росс умел справляться с трудными пациентами, но он уже горько сожалел о том, что взвалил на себя новую обузу.

Его соблазнило само имя Рейнс-Райли. Дамочка сделала стремительную карьеру: от обычной шлюшки, о которой писали на третьих страницах желтых газет, до персоны из списка сливок общества. Она взлетела на самый верх благодаря трем следующим друг за другом бракам; каждый ее новый муж был богаче и знатнее предыдущего. Ее теперешний супруг, умный и симпатичный баронет, фигурировал в списке ста самых богатых людей по версии «Санди таймс». Репортажи об этой парочке не сходили с полос светской хроники: то они играют в поло с принцем Уэльским, то посетили Уимблдон вместе с Томом Крузом и Николь Кидман, то отбыли на оперный фестиваль Глайндборн с королем и королевой Норвегии. Леди Джеральдина пожелала сделать подтяжку лица, чтобы лучше выглядеть перед съемками для журнала «Хелло!», запланированными в их громадном особняке, однако осталась недовольна результатом. Росс с досадой осознал: подобный исход был неизбежен. Она не из тех женщин, которым когда-либо и чем-либо можно угодить.

Возможно, есть доля правды в тех слухах, которые Вера когда-то показывала ему в колонке светской хроники в «Дейли мейл»: поговаривали, будто, несмотря на все свое богатство, леди Джеральдина пару-тройку раз отказывалась платить по счетам.

– У меня асимметричное лицо – надеюсь, вы в состоянии это заметить.

– Леди Рейнс-Райли, если вы взглянете на Мону Лизу, то увидите, что у нее лицо тоже асимметричное.

Когда она артикулировала, лошади с пышными султанами, галопирующие на складках ее шелкового шарфа, медленно поднимались и опускались.

– Если хотите знать мое мнение, ваша Мона Лиза – просто старая кошелка. Сравнение с нею нисколько мне не льстит. Кроме того, вы определенно испортили мне нос. Теперь он совершенно прямой, а я, помнится, недвусмысленно высказала вам свои пожелания. Я хотела, чтобы мой нос стал короче. Понимаете – ко-ро-че! Разумеется, и речи не может быть о том, чтобы я оплачивала ваши огрехи, и потому я требую, чтобы вы точно сказали, как вы намерены исправлять брак.

Россу понадобилась вся сила воли, чтобы сдержаться и не нагрубить ей. Дамочка сама не знает, чего хочет! Он отлично потрудился над ней; никакого сравнения с тем, что было. Но в то же время он понимал: если он промолчит или нахамит пациентке, она способна испортить ему много крови.

Решив положиться на свое обаяние, он спросил:

– А как ваш супруг относится к переменам в вашей внешности?

– Мистер Рансом, вряд ли мнение моего мужа имеет отношение к делу. Самое главное – мои ощущения.

– Конечно, конечно, – торопливо согласился Росс.

– Итак, что вы намерены предпринять?

Подняв кверху руки, он воскликнул:

– Вы готовы еще к одной операции?

– Я не трусиха, знаете ли. Неужели я похожа на трусиху? С моим-то асимметричным, как вы выразились, лицом!

– Разумеется, нет.

– Надеюсь, вы сознаете, что повторная операция крайне неприятна и неудобна для меня?

– Да, леди Рейнс-Райли; кроме того, считаю своим долгом напомнить вам, что риск существует при любой операции.

– Я только что говорила, что я не трусиха, – язвительно парировала его клиентка, – но у меня каждый день расписан буквально по минутам. Кроме того, вы должны компенсировать мне все дополнительные убытки, которые я понесу в связи со второй операцией.

– Вы можете хотя бы приблизительно указать размер ваших предполагаемых убытков? – хладнокровно спросил Росс.

– Мои поверенные представят вам список, – ответила его пациентка с улыбкой, способной разъесть нержавеющую сталь.

27

Навес автозаправочной станции развевался, словно аэродинамическая труба. Склонив голову, чтобы защититься от безжалостных струй дождя, Вера стояла у своего «рейнджровера». Как медленно сегодня наливается бензин в бак! Она следила за мелькающими на табло цифрами. Дождь атаковал со всех сторон, стуча по водонепроницаемому дождевику. Джинсы прилипли к ногам; волосы намокли.

Алек, надежно пристегнутый ремнем безопасности на заднем сиденье, помахал ей и состроил смешную рожицу. Она тоже в ответ скорчила гримасу. Он прислонился к стеклу, расплющив нос, и свесил язык, словно ненормальный. Она рассмеялась. «Ты такой славный малыш, – подумала она. – Ты смешной, умный, добрый. Ты ни в чем не виноват. Я хочу забрать тебя от Росса до того, как он сделает тебя надменным, грубым и жестоким – таким, как он сам».

В последние двадцать четыре часа после того, как она едва не умерла в присутствии Оливера Кэбота, ей стало чуть лучше – и физически, и душевно. Вчера ночью к ней вернулся аппетит; утром и в обед она настолько проголодалась, что съела огромный гамбургер и размокшие чипсы, когда была с Алеком и его друзьями в парке развлечений. Она только что развезла детей по домам. Впервые после возвращения из Таиланда ей по-настоящему хотелось есть. Вот и сейчас она ощутила приступ голода. Вот бы чего-нибудь сладенького!

Может быть, доктор Риттерман все-таки прав и инфекция пройдет сама по себе?

Послышался щелчок. Бензин полился быстрее; прошло несколько секунд, и струя перехлестнула через край и полилась по борту машины. Вера повесила пистолет на место, завинтила крышку бензобака и поспешила укрыться от дождя в теплом, уютном магазинчике при автозаправочной станции.

В кассу стояла очередь. Перед тем как занять место в конце, она подошла к полкам и позволила себе роскошь на несколько секунд задуматься. Журналы были одной из ее слабостей; особенно она любила страницы, посвященные кулинарии и дизайну интерьера. Наконец она выбрала последние выпуски «Гуд хаускипинг», «Кантри хоумз»[6]6
  «Good Housekeeping», «Country Homes» – «Домоводство», «Загородные дома» (англ.).


[Закрыть] и «Хелло!». Прихватила коробку «Молтезерз» для себя, круглые «Смартиз» для Алека и встала в очередь. За ней тут же пристроился мужчина довольно помятого вида.

Сегодня за кассой сидел парень, которого она недолюбливала: тощий и заносчивый юнец лет двадцати, с сальными светлыми волосами, зачесанными гребнем, с серьгой в ухе, модной трехдневной щетиной на подбородке. У него на губах то и дело мелькала хитрая ухмылка.

Он долго возился с покупателями, стоявшими впереди нее, и Вера задумалась. Когда очередь дошла до нее, ее мысли были очень далеко.

– Какая колонка?

Она непонимающе уставилась на парня, совершенно позабыв, где она находится.

– Какая колонка? – повторил он громче, чем надо.

Она очнулась. Ты прекрасно знаешь, сопляк, у какой колонки я заправляюсь, какой марки у меня бензин и сколько литров я беру. Хам малолетний! Ты знаешь мою машину! Я уже бог знает сколько времени дважды в неделю заправляюсь на одной и той же станции. Все, что тебе нужно сделать, – выглянуть в окно. Она понимала: парень играет свою маленькую игру, используя крошечную возможность применить власть.

Вера выглянула в окно, решив потянуть время. Пусть подождет! За хамство надо платить той же монетой.

– Номер четыре.

Вера выложила на прилавок журналы и конфеты; прочитала рекламный плакат общенациональной лотереи. Как давно она не покупала билетов! Росс не одобрял подобных трат.

– Шестьдесят восемь семнадцать.

Она протянула парню карточку «Мастер-кард» и снова стала изучать плакат. Ее так и подмывало купить лотерейный билет. Время от времени она выигрывала по десять фунтов, и ей часто везло в более мелких розыгрышах. Но ей не хотелось покупать билеты здесь, у противного юнца: наверняка окажутся несчастливыми.

А у парня явно возникли какие-то затруднения. Он уже второй раз прокатывал ее карточку через машинку. Потом, посмотрев на дисплей, внезапно сунул карточку ей в руку:

– Недействительна!

Вера изумленно посмотрела в хитрые глазки:

– Недействительна? Что вы имеете в виду?

– Ваша карта недействительна.

Со злостью схватив карточку, Вера сказала:

– Не глупите! – Сознавая, что за ней стоит много народу, она проверила срок действия карты. Еще пять месяцев! Протянув карту парню, она надменно заявила: – Карта действительна. Видимо, у вас проблемы с компьютером.

Не говоря ни слова, парень взял карту, снял трубку и набрал номер. Кто-то дернул ее за полу плаща. Обернувшись, Вера увидела Алека, который сжимал в руках комикс «Бино».

– Мамочка, можно мне его купить?

– Милый, я же велела тебе оставаться в машине.

Алек скорчил забавную гримаску:

– Знаю, но можно мне его купить? Этого выпуска у меня нет. Ну пожалуйста!

– Недействительна, – заявил кассир достаточно громко, чтобы стало слышно всем. – Наверное, превысили лимит кредита.

Вера задумалась. Невозможно. У ее карточки лимит в десять тысяч, а за последний месяц она потратила не больше нескольких сотен.

– Не может быть, – рассердилась Вера.

Порывшись в сумочке, она вытащила платиновую карту «Американ экспресс», которой пользовалась редко, и протянула ее кассиру. Ее чувство собственного достоинства немного восстановилось.

Тот довольно грубо схватил карту и прокатил через машинку. Всем своим видом парень демонстрировал: он-то знает, каков будет результат, но соглашается с упрямой дамочкой только из вежливости.

– Она тоже недействительна, – заявил он.

Вера вспыхнула:

– С вашим аппаратом что-то не так.

Позади нее раздался раздраженный мужской голос:

– Послушайте, я тороплюсь!

Кассир нажал пару кнопок на кассовом аппарате и взял кредитку у стоявшего сзади мужчины. Через секунду аппарат выдал слип-копию чека. Ликующе улыбнувшись, парень вернул мужчине его карточку и протянул чек на подпись. Потом объявил:

– Аппарат в порядке.

Веру охватило беспокойство. Что происходит? Должно быть, где-то произошел компьютерный сбой. Когда она приедет домой, надо будет как следует задать жару компаниям по выпуску кредитных карт. Пусть ей пришлют письменные извинения! Да, кстати, и напыщенному юнцу пусть напишут тоже. Интересно, хватит ли у нее наличных, чтобы расплатиться?

– Сколько, вы сказали, я вам должна?

Его ухмылка стала почти невыносимой.

– Шестьдесят восемь семнадцать. Плюс «Бино», всего вместе…

– Мамочка, не забудь мой комикс, мы должны и за него заплатить! – подал голос Алек.

– Сейчас посмотрим, хватит ли у меня денег, милый.

Она порылась в сумочке, вытащила все банкноты и пересчитала. Ровно шестьдесят фунтов. Она высыпала на прилавок все монеты.

Еще один раздраженный голос сзади произнес:

– Извините, не могли бы вы сначала обслужить нас, а потом заниматься той женщиной?

Вера готова была сквозь землю провалиться от унижения. Алек протянул ручонку:

– Мамочка, у меня есть шестьдесят пенсов, можешь взять.

Она улыбнулась:

– Спасибо, милый. Они мне пригодятся. – Она повернулась к кассиру. – У меня есть еще деньги в машине, только надо за ними сходить.

К своему облегчению, она собрала целых семь фунтов монетами в маленькой сумочке, где хранила мелочь для парковочных автоматов. Она вернулась в магазинчик, расплатилась за бензин и покупки и, подхватив Алека, пошла к машине. Как только она пристегнула сынишку ремнем безопасности, он тут же углубился в комикс.

Вера включила зажигание, вырулила с заправки, потом остановилась и набрала номер, напечатанный на обратной стороне ее золотой карты. Ей ответила сотрудница отдела по работе с клиентами.

– Мою карту не приняли в кассе магазина автозаправочной станции, – сказала Вера.

Сотрудница уточнила номер счета, затем задала ряд обычных проверочных вопросов: нужно было назвать адрес, дату рождения, девичью фамилию матери. Потом она попросила Веру подождать.

Примерно через полминуты сотрудница заявила:

– Извините, но карта заблокирована основным держателем.

– Основным держателем? – изумилась Вера.

– Совершенно верно.

Вера поблагодарила и дала отбой. Потом по очереди набрала номера, напечатанные на обратной стороне двух других карточек.

Росс заблокировал и их тоже.

Вера пришла в ярость. Она позвонила в приемную Росса на Харли-стрит. Трубку сняла его секретарша, как всегда надменная и отстраненная. Люсинда Смарт раздражала Веру несказанно. Сухая, похожая на лошадь разведенка под пятьдесят, чья сестра служила личным секретарем у принцессы Маргарет. С Верой Люсинда всегда держалась высокомерно и равнодушно.

– Люсинда, будьте добры, соедините меня с Россом, – попросила Вера. – По срочному делу.

– Мистера Рансома сейчас нельзя беспокоить, миссис Рансом. У него пациентка.

– Мне необходимо переговорить с ним сразу же, как только он освободится.

– Я передам ему вашу просьбу, миссис Рансом.

– И вот еще что. Прошу вас, передайте ему: если он не перезвонит, ужина сегодня не будет.

Он не перезвонил.