Текст книги "Корсиканская авантюра"

Питер Мейл
Корсиканская авантюра

Peter Mayle

The CORSICAN Caper

Copyright © 2014 Escargot Productions Ltd.

All rights reserved

© Е. Королева, перевод, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015

Издательство АЗБУКА^®

1

Франсис Ребуль грелся на солнышке, готовясь вкусить завтрак: стопку оливкового масла «экстра вeрджин», которое, по уверениям французов, благотворно воздействует на le transit intestinal[1]1
  Перистальтика кишечника (фр.).


[Закрыть], а вслед за ней – большую чашку café crème[2]2
  Кофе со сливками (фр.).


[Закрыть] и круассан такой исключительной воздушности, что, того и гляди, улетит с тарелки. Ребуль сидел на своей террасе, мерцающее полотнище Средиземного моря, залитое светом раннего утра, разворачивалось до самого горизонта.

Жизнь была хороша. Сегодня днем приезжают из Калифорнии в длительный отпуск Сэм Левитт и Элена Моралес – близкие друзья Ребуля и его товарищи по прошлым приключениям. Они планировали обойти по морю Корсику, потом, возможно, двинутся в Сен-Тропе, немного погостят на лошадиной ферме Ребуля в Камарге и в очередной раз посетят великолепные рестораны Марселя. Прошел уже год с тех пор, как они виделись в последний раз, – хлопотный год для всех – и многое предстояло наверстать.

Ребуль отложил газету, щурясь от яркого света, игравшего на воде. Пара маленьких парусных яхт брала курс на острова Фриуль. Пока Ребуль наблюдал за ними, его внимание привлекло нечто выдвинувшееся из-за мыса. Постепенно оно становилось все зримее и больше. Все больше и больше. Это была, как он позже рассказывал Сэму, матерь всех яхт: триста футов в длину и ни дюймом меньше, гладкая, темно-синяя, четыре палубы, радар, обязательный вертолет, застывший в ожидании на своей площадке на корме, и не одна, а целых две быстроходные «Ривы» по бортам.

Яхта теперь оказалась прямо перед Ребулем, ярдах в трехстах-четырехстах от берега. Она замедлила ход, легла в дрейф и совсем остановилась. На верхней палубе появилась вереница крошечных фигурок, все они, как показалось Ребулю, уставились прямо на него. За многие годы он привык к подобным любопытным взглядам со стороны моря. Его дом, дворец Фаро, построенный по приказу Наполеона III, был самой большой частной резиденцией в Марселе и к тому же самой великолепной. Все корабли, от маленьких одноместных яхточек до битком набитых паромов, время от времени останавливались, чтобы хотя бы издалека, но в подробностях рассмотреть, как оно там, дома у Ребуля. Телескопы, бинокли, фотоаппараты – он перевидал все. Ребуль пожал плечами и спрятался за своей газетой.

На борту яхты Олег Вронский – Оли для друзей и многочисленных собутыльников и Барракуда для международной бизнес-прессы – повернулся к Наташе, молодой женщине с точеной фигуркой. На время этого путешествия Вронский назначил Наташу своим старпомом.

– Вот это больше похоже на правду, – сказал он. – Да. Вот это похоже.

Вронский улыбнулся, отчего глубокий, отдающий сиреневым шрам на щеке сделался глубже. Если бы не эта отметина, он был бы красивым мужчиной. Пусть не очень высокий, но стройный, густые седые волосы подстрижены en brosse[3]3
  Ежиком (фр.).


[Закрыть], а глаза того оттенка голубого льда, какой часто встречается у выходцев с холодного севера.

Последнюю неделю Вронский провел, курсируя вдоль берега Ривьеры, останавливаясь, чтобы взглянуть на недвижимость на мысе Кап-Ферра и мысе Антиб, в Каннах и Сен-Тропе. И испытал разочарование. Он готов был потратить серьезные деньги – пятьдесят миллионов евро и больше, однако не увидел ничего такого, ради чего рука потянулась бы к бумажнику. Конечно, дома там были прекрасные, только располагались они слишком близко друг к другу. Ривьера становится многолюдной, вот в чем беда, а Вронский хотел больше места и максимальной приватности – и никаких русских соседей. Теперь их было так много на Кап-Ферра, что самые предприимчивые из местных уже брали уроки русского языка и учились любить водку.

Вронский вынул из кармана мобильник и, нажав кнопку быстрого набора, соединился с Катей, своей личной помощницей. Катя была с ним, когда он еще не нажил миллиардов и был всего лишь начинающим миллионером, и она принадлежала к числу тех редких людей, которым он безоговорочно доверял.

– Скажи Джонни, пусть поднимется ко мне на верхнюю палубу. И еще скажи, пусть готовится к небольшому перелету. Кстати, из Лондона не звонили?

Вронский вел переговоры о покупке английской футбольной команды у арабского синдиката; столковаться с этими людьми было не так-то просто, и он постепенно терял терпение. Несколько ободренный ответом Кати, Вронский развернулся, сдвинул на лоб солнечные очки и настроил окуляры бинокля, чтобы еще раз окинуть взором собственность Ребуля. Без сомнения, дом бесподобный, и вокруг, насколько он мог судить, достаточно земли, уж точно хватит, чтобы устроить вертолетный ангар, скрытый от посторонних взглядов. Вронский ощутил первый укол того, что уже скоро перерастет в полновесную жажду обладания.

– Куда летим, босс? – Джонни с Ямайки одарил Вронского широкой белозубой улыбкой: сверкающая молния прорезала лицо цвета эбенового дерева. За время службы наемником в Ливии он научился управлять вертолетом – полезное дополнение к владению разными видами оружия и навыкам рукопашного боя. Хорошо, когда у тебя под рукой такой человек.

– Короткий вылет, Джонни. Небольшая вылазка. Нужен фотоаппарат и тот, кто умеет им пользоваться.

Вронский взял ямайца под руку и повел в менее людную часть палубы.

Ребуль макнул кончик круассана в кофе и оторвал взгляд от газеты. Яхта до сих пор была здесь. Он различил на корме две фигурки, которые деловито сновали по вертолетной площадке, затем забрались в кабину, и лопасти винта закрутились. Ребуль лениво подумал, куда это они собрались, и снова сосредоточился на новостях от репортеров «La Provence». И почему это журналисты, хотя сезон давно закончился, посвящают столько полос футболистам и их дурацким выходкам? Он вздохнул, отложил «La Provence» и взялся за «Financial Times».

Загрохотало неожиданно и страшно. Вертолет, идя на низкой скорости, летел прямо на него. Замедлил ход, затем завис над террасой, прежде чем сделать пару кругов над домом и садами. Когда машина накренилась, чтобы развернуться, Ребуль увидел, что из бокового окна торчит длинный объектив фотоаппарата. Это было возмутительно. Ребуль вынул телефон и набрал номер друга – шефа марсельской полиции.

– Эрве, это Франсис. Извини за беспокойство, но надо мной тут грохочет какой-то псих на вертолете. Летает низко, фотографирует. Может, напустишь на него «Мираж»[4]4
  Многоцелевой истребитель.


[Закрыть], чтоб охладить его пыл?

Эрве засмеялся:

– Полицейский вертолет не подойдет? Могу хоть сейчас прислать одного из наших парней.

Однако вертолет, после еще одной, финальной, атаки на террасу, уже возвращался на яхту.

– Не трудись, – сказал Ребуль. – Он улетел.

– Ты не рассмотрел его номер?

– Нет, я был слишком занят – увертывался. Но он возвращается на яхту, которая стоит напротив Фаро; скорее всего, она зайдет в Старый порт, такая здоровенная синяя посудина размером с paquebot[5]5
  Пассажирское судно, теплоход (фр.).


[Закрыть].

– Такую трудно не заметить. Загляну на нее, потом к тебе.

– Спасибо, Эрве. С меня ланч.

Вронский нависал над Катей, пока она подсоединяла фотоаппарат к компьютеру и загружала первые фотографии. Как и многие богатые и сильные мира сего, он был весьма поверхностно знаком с тонкостями современных технологий.

– Вот, – сказала Катя, – просто жми на эту кнопку, когда захочешь посмотреть следующую фотографию.

Вронский молча всматривался в экран, сосредоточенно втянув голову в плечи. По мере того как картинки сменяли друг друга – идеальные пропорции постройки, безупречные сады, отсутствие соседей поблизости, – он закивал. Под конец откинулся на стуле и улыбнулся Кате:

– Узнай, кто хозяин. Я хочу этот дом.

2

– Ребуль никогда не продаст. Всем, от Марселя до Ментона, известно, что он любит свой дом. И в деньгах он не нуждается. Désolé[6]6
  Сожалею (фр.).


[Закрыть].

Говоривший пожал плечами и прикурил сигарету от золотой зажигалки. Он стоял с Вронским на верхней палубе «Королевы Каспия», которая пришла с официальным визитом на Каннский кинофестиваль и пришвартовалась в виду берега – отличное место, чтобы оценить сверкающую огнями набережную Круазетт. Вронский решил представить себя Каннам, устроив на борту вечеринку, которую организовала его компания по связям с общественностью, и ни одно приглашение не было отклонено. Получилось самое что ни на есть типичное собрание персонажей, обязательных для любого кинофестиваля: худощавые, злоупотребляющие загаром женщины, толстые мужчины, отличающиеся той особенной бледностью, которая появляется, если слишком долго сидеть в затемненных помещениях с экраном, старлетки и потенциальные старлетки, журналисты и парочка почетных гостей фестиваля, дабы придать легкий налет официальности местному колориту. И конечно же, джентльмен в смокинге белого шелка, который сейчас вел конфиденциальную беседу с Вронским.

Он был, как заверили Вронского, самым успешным агентом по недвижимости на побережье, с самыми большими связями. Когда его карьера только начиналась, его звали Винсент Шварц. Это имя он для пользы дела сменил на виконта де Пертюи – наобум приобретенный титул, никак не связанный с благородным происхождением. За двадцать лет самопровозглашенный аристократ подмял под себя почти весь рынок элитной недвижимости на побережье. Вронский, вынужден был признать виконт, бросает ему вызов. Он уже выказал себя трудным и требовательным клиентом, с презрением отвергнув дома от Монако до Сен-Тропе. Однако виконт, согреваемый мыслью о комиссионных – о щедрых пяти процентах, – не сдавался. И вот теперь, к его старательно скрываемому отчаянию, клиент сам нашел себе подходящий дом, без всякой профессиональной помощи.

Обстоятельства подобного рода требовали от виконта особой тактичности. Едва ли можно рассчитывать на пять процентов за простое сопровождение сделки. Необходимо создать непредвиденные сложности и проблемы, проблемы, которые может разрешить только человек столь опытный и поднаторевший в ведении переговоров, как виконт. Это правило уже не раз оправдывало себя в прошлом, и, руководствуясь им, он дал отрицательный ответ, когда Вронский спросил его о дворце Фаро.

– Откуда вам известно, что он не нуждается в деньгах? – Вронский придерживался убеждения, что нет такого человека, которого нельзя было бы купить, если предложить правильную цену.

– О! – Виконт понизил голос едва ли не до шепота. – В моей профессии важнее всего достоверная информация, и чем она приватнее, тем лучше. – Он выдержал паузу и кивнул, будто соглашаясь с самим собой. – Я потратил многие и многие годы, разрабатывая свои источники. На самом деле бо́льшая часть недвижимости, с которой я имею дело, так и не доходит до открытого рынка. Стоит шепнуть словечко в нужное ухо, et voilà. Сделка совершена, и, как всегда, в условиях полнейшей конфиденциальности. Что предпочтительнее для моих клиентов.

– И вы уверены, что собственник ни за что не продаст?

Снова пожатие плечами.

– Таково мое мнение, пока у нас нет более подробной информации.

– А как ее раздобыть?

Это был тот самый вопрос, который надеялся услышать виконт.

– Само собой, собирать сведения необходимо деликатно. В идеале, стоит поручить это человеку, у которого имеется большой опыт в подобных делах. Владельцы крупной недвижимости никогда не действуют напрямую, зачастую они скрытны, а иногда и нечестны. Требуется человек с проницательным взглядом и тонким нюхом, чтобы выяснить правду.

Это был тот самый ответ, который надеялся услышать Вронский.

– Вероятно, кто-нибудь вроде вас?

Виконт скромно отмахнулся от комплимента:

– Сочту за честь.

На том и порешили: виконт все разузнает, соберет для Вронского информацию о дворце Фаро и его владельце. После чего они вдвоем выработают план действий. Договорившись, они присоединились к обществу на главной палубе: Вронский – чтобы играть роль гостеприимного хозяина, а виконт – в очередной раз склонить подвыпившего продюсера из Голливуда к покупке хорошенького маленького пентхауса в Каннах.

В сотне миль дальше по побережью проходила другая, куда более скромная вечеринка по случаю приезда Элены и Сэма. Они прибыли только что, проведя пару дней в Париже. Дворцу Фаро предстояло стать их домом на следующие три недели, и Ребуль пригласил несколько человек, с которыми Сэм и Элена познакомились в предыдущие приезды в Марсель: журналиста Филиппа Давена и его огненно-рыжую подружку Мими; внушающую восхищение Дафну Перкинс, на сей раз без медсестринской униформы, в которой она выглядела столь убедительно; и братьев Фигателли – Фло и Джо, – приехавших с Корсики на один вечер.

После ритуальных объятий и поцелуев, освеживших знакомство, потекли воспоминания. Дафна Перкинс, с бокалом-флюте в руке, изящно отставив мизинец, слушала, как Джо Фигателли описывает последние новости криминального мира Корсики. Затем, воспользовавшись паузой в разговоре, она спросила:

– А что случилось с тем гадким человеком?

Все присутствующие знали, что она имеет в виду лорда Уоппинга, бессовестного, бесчестного олигарха, которому едва не удалось отстранить Ребуля от бизнеса, устроив похищение Элены. Дафна повернулась к Филиппу:

– Я уверена, ты следишь за этим делом. Он уже в тюрьме? Можно надеяться на пожизненное заключение, или это было бы слишком хорошо?

– Он пока не в тюрьме, – ответил Филипп. – Пользуется тем, что называется уголовно-правовой защитой времен войны в Сербии: внезапная, неожиданная болезнь, опасная для жизни, не позволяет подвергнуть его перекрестному допросу. Он до сих пор отлеживается в марсельской клинике, изо всех сил притворяясь полумертвым. Ходят слухи, что он подкупил кого-то из врачей. Но до него все равно доберутся.

Элена вздрогнула, вспомнив о похищении, и Сэм обнял ее:

– Не переживай, милая. Мы больше никогда не увидим этого типа.

Настроение всем подняла Мими, изрядно смутив при этом Филиппа.

– Смотри, – обратилась она к Элене. – Он хочет сделать из меня честную женщину.

Мими захихикала, выставив левую руку, чтобы показать обручальное кольцо, надетое на средний палец. Это послужило сигналом к потоку поздравлений и полным воодушевления объятиям. Ребуль провозгласил тост. Сэм провозгласил тост. Оба брата Фигателли провозгласили по тосту. Они ворвались в ужин на гребне волны шампанского.

Когда все расселись по местам, Ребуль постучал по бокалу, требуя тишины.

– Добро пожаловать, друзья, добро пожаловать в Марсель. Я по-настоящему счастлив видеть вас всех, и на этот раз в куда более спокойной обстановке. – Он окинул стол взглядом, кивая улыбающимся гостям, прежде чем напустить на себя серьезный вид. – Но теперь к делу. Сегодняшний ужин – простенькое мероприятие, однако альтернативный стол можно накрыть для любого, у кого аллергия на фуа-гра, бок систеронского барашка, приправленный розмарином, молодой козий сыр и тарт Татен[7]7
  Яблочный пирог-перевертыш.


[Закрыть]. Bon appétit![8]8
  Приятного аппетита (фр.).


[Закрыть]

При этих словах появилась домоправительница Ребуля, Клодин, в сопровождении Нану, горничной с Мартиники, и принялась подавать на стол.

Еда была слишком хороша, чтобы торопиться, под стать еде – вина, застольная беседа и в конце – сердечное прощание. Когда Элена с Сэмом поднялись в свои апартаменты на верхнем этаже, было почти два часа ночи.

Пока Элена занималась чем-то в гардеробной, Сэм прошелся по комнате, подошел к мансардному окну, из которого открывался вид на озера огней, растекшиеся по водам Старого порта. Он уже не в первый раз задался вопросом, что заставляет взрослых, в остальном вполне разумных людей втискиваться в крошечные лодочки, терпеть дискомфорт и по временам даже подвергать жизнь опасности на колышущейся, непредсказуемой груди моря. Жажда приключений? Желание спастись от мирских забот? Или же это просто утонченная форма мазохизма?

Его размышления прервало появление Элены, нагруженной дорогими магазинными пакетами, явно скрывавшими еще более дорогое содержимое.

– Хотела показать тебе, что купила в Париже, пока ты даром тратил время с продавцом рубашек у Шарве, – объявила она.

После чего аккуратно разложила на кровати коллекцию нижнего белья, которой хватило бы на небольшой бутик: все, конечно же, из шелка, что-то черное, что-то оттенка бледной лаванды, и все выглядит так, словно может улететь с кровати от малейшего дуновения ветерка.

– На рю де Сен-Пэр есть потрясающий магазинчик, «Сабия Роза». Товары для женщин. – Она отступила на шаг назад и улыбнулась Сэму, наклонив голову. – Что скажешь?

Сэм пробежался пальцами по тонкому шелку чего-то столь эфемерного, что он чуть не принял это за небольшой носовой платок.

– Даже не знаю. – Он покачал головой. – Наверное, нужно сначала посмотреть, как это сидит на фигуре.

– Конечно, – согласилась Элена, сгребла все с кровати и направилась обратно в гардеробную. Обернувшись через плечо, она подмигнула: – Никуда не уходи.

3

Клодин сообщила, что письмо было доставлено рано утром хорошо одетым джентльменом, который приехал на «мерседесе». Нет, своего имени он не назвал.

Ребуль открыл конверт, внутренности которого были цвета шоколада, и вынул одинарный блекло-желтый листок плотной бумаги. Вместо адреса наверху была вытиснена шапка, сообщавшая, что отправитель сего – виконт де Пертюи. Письмо было кратким и деловым.

Я был бы весьма признателен, если бы Вы уделили мне несколько минут, чтобы обсудить одно дело, обещающее обоюдную выгоду. Выбор места и времени я оставляю за Вами. Пожалуйста, позвоните мне по указанному ниже номеру, чтобы уточнить обстоятельства встречи.

Под всем этим стояла подпись из одного слова: Пертюи.

За долгие годы Ребуль, как почти все богатые люди, получал бесчисленное количество предложений увеличить его состояние тем или иным подозрительным способом. Некоторые приводили в изумление, а некоторые просто шокировали полетом воображения. На этот раз он поймал себя на том, что заинтригован сильнее обычного. Возможно, сыграл свою роль титул, хотя, видит бог, аристократия в наши дни насквозь коррумпирована и зациклена на получении прибыли. Но кто знает. Может, это дело и стоит нескольких минут его времени. Он взялся за телефон и набрал номер.

– Пертюи.

– Ребуль.

Тон моментально изменился, сделавшись елейным.

– Месье Ребуль, как любезно с вашей стороны. Я счастлив, что вы позвонили.

– Как вы понимаете, я получил вашу записку. Я свободен сегодня днем, около трех, если вас устроит. Полагаю, вам известно, где я живу.

– Конечно, конечно. Значит, в три часа. С огромным нетерпением жду нашей встречи.

Элена и Сэм провели утро, превратившись в туристов. К 2013 году, когда Марсель был объявлен культурной столицей Европы, в городе произошло много перемен. И Элена, жадная до всякого рода советов отправляющимся в путешествие, заранее прочитала обо всем, начиная с реконструкции пришедших в упадок доков (Le Grand Lifting[9]9
  Дословно «Великий подъем».


[Закрыть]) и заканчивая «Замком моей матери»[10]10
  Книга Марселя Паньоля из автобиографической тетралогии.


[Закрыть] Паньоля, в котором теперь разместился Средиземноморский киноцентр. В городе появились новые музеи и выставочные площадки, только что разбитые сады – и гравийные, и водные, даже гламурный стеклянный ombrière[11]11
  Навес от солнца (фр.).


[Закрыть], предназначенный для защиты посетителей рыбного рынка от капризов погоды, если не от смачных выражений. В общем и целом новшеств было достаточно, чтобы даже самые шустрые любители достопримечательностей метались по городу без остановки целый месяц.

Сэм изо всех сил старался не отставать от Элены, но это занятие выматывало его. Он со все возрастающей тоской поглядывал на кафе, мимо которых они проносились, и наконец не выдержал.

– Ланч, – произнес он решительно, и в голосе прозвучали стальные нотки. – Мы должны поесть.

Он остановил такси, запихнул в него Элену и велел водителю отвезти их в Валлон-дез-Офф сразу за Корниш. Элена убрала в сумку свои путевые заметки и театрально вздохнула.

– Культура повержена, а чревоугодие снова одержало победу, – сказала она, – и это в тот момент, когда мне было так весело. Куда мы едем?

– В маленький порт с двумя бесподобными ресторанами: «Фонфон» и «У Жанно». Мне о них рассказал Филипп. «Жанно» славится moules farcies[12]12
  Фаршированные мидии (фр.).


[Закрыть], а «Фонфон» – своей bouillabaisse[13]13
  Буйабес, уха по-марсельски (фр.).


[Закрыть].

Элена окинула взглядом надетые ею сегодня нежно-голубую футболку и кремового цвета льняную юбку.

– Для bouillabaisse я не одета. Как насчет moules?

Валлон-дез-Офф – карманный порт, слишком маленький, чтобы принимать какие-либо суда, кроме самых скромных лодок. Без сомнения, наилучшее место, чтобы оценить миниатюрный, но в высшей степени живописный вид, – это терраса ресторана «У Жанно», и Элена опустилась на свой стул с легким вздохом удовлетворения.

– Как красиво, – отметила она. – Может быть, ты был прав.

– Ну, ты уж меня извини. Больше это не повторится. – Не успела Элена закатить глаза – ее обычная реакция на саркастические реплики Сэма, – как он с головой ушел в винную карту. – Ну-ка, посмотрим. Веселящее молодое rosé? Или, может быть, бодрящее и великолепно сбалансированное белое, всего лишь чуточку дерзкое, из виноградников Кассиса?

За годы совместной жизни Элена привыкла, что Сэм превращается в bon viveur, стоит ему ступить на землю Франции. Это входило в программу путешествия.

– Как ты думаешь, они подают к мидиям картошку фри?

– Pommes frites, моя дорогая, pommes frites.

– Сэм, ты превращаешься в ходячий словарь. Не будь занудой.

– Занудой? Я изнемогаю от жажды, я голоден, у меня болят ноги, но в целом я просто воплощение шарма и благодушного юмора. Так что же мы будем пить? Розовое или белое?

Когда принесли rosé, Сэм поднял бокал, салютуя Элене:

– За наш отпуск. Как тебе снова оказаться здесь?

Элена сделала глоток вина и посмаковала, прежде чем проглотить.

– Хорошо. Нет, лучше, чем просто хорошо. Здесь здорово. Я скучала по Провансу. И я знаю, как ты его любишь. – Она сняла темные очки и подалась вперед, лицо ее вдруг сделалось задумчивым. – Может, купить здесь небольшой домик? Ну такой, только на лето. Чтоб было где оставить сандалии.

Сэм удивленно поднял брови:

– И ты не будешь скучать по лету в Лос-Анджелесе? Когда смог встает во всей своей красе?

– Думаю, я переживу без него. Сэм, я серьезно.

– Ладно, значит, решено. – Он улыбнулся, глядя на ошеломленное лицо Элены, и снова поднял бокал. – Это было просто. На самом деле я собирался предложить то же самое. Я мог бы научиться играть в boules[14]14
  Шары, игра петанк (фр.).


[Закрыть]. А ты могла бы научиться готовить.

Прежде чем Элена успела придумать какой-нибудь достойный ответ, принесли moules pommes frites: мидии, приготовленные с душистыми травами, чесноком и, если верить официанту, beaucoup d’amour[15]15
  С большой любовью (фр.).


[Закрыть]; frites двойной обжарки, с хрустящей корочкой и нежной серединкой. Дополнением к еде послужила волнующая, но так ничем и не завершившаяся беседа о покупке недвижимости в Провансе: преимущества и недостатки побережья и глубинки, деревенского дома в Любероне и квартиры в Марселе. За кофе они решили, что сначала переговорят с какими-нибудь агентами по недвижимости, которые помогут им сориентироваться, а когда принесли счет, Элена настояла, что платит она. Она хотела вставить чек в рамочку – на память о том дне, когда было принято это решение.

Вернувшись ранним вечером в Фаро, они обнаружили Ребуля клокочущим от негодования. У него был посетитель, объяснил он и обозвал гостя торговцем подержанными машинами, который вырядился виконтом и заявил, что нашел для дворца Фаро умопомрачительно богатого покупателя: человека, как выразился он сам, с самыми глубокими из всех глубоких карманов. Ребуль сказал, что дом не продается. Даже за пятьдесят миллионов евро? Вы что, не понимаете, сказал ему Ребуль, дом не продается. Да-да, сказал виконт, но ведь хорошо известно, что у всего есть цена. Вполне вероятно, что я сумею убедить моего клиента запустить руку в карман еще глубже.

– И тут я заорал, чтобы он убирался. У всего есть цена, как же! Quel culot![16]16
  Какая наглость! (фр.)


[Закрыть] Какое нахальство!

– Что ж, – сказал Сэм, – по всей видимости, этого агента по недвижимости мы можем смело исключить из списка.

Ребуль застыл со штопором в руке:

– В смысле?

– Мы тут решили за ланчем. Подумали, что было бы неплохо купить здесь жилье.

Лицо Ребуля засияло.

– Правда? Как чудесно! Вот это действительно стоит отметить. – Он принялся открывать бутылку «Chassagne-Montrachet». – Это самая лучшая новость последних недель. И где вы хотите поселиться? Могу я чем-нибудь помочь?

К чести виконта следует сказать, что он никогда не опускал руки. Кроме того, подобные возражения он выслушивал неоднократно, и в большинстве случаев они улетучивались при виде достаточно солидного чека. Поэтому, докладывая Вронскому на борту «Королевы Каспия» о результатах, он умудрился сделать это со сдержанным оптимизмом.

– Он, разумеется, сказал, что не заинтересован в продаже. Но сначала все они так говорят – старый трюк, чтобы набить цену. Я слышал эти слова десятки раз. – Виконт улыбнулся, кивнул, поблагодарив старшего стюарда за поставленный перед ним бокал шампанского. – Я по опыту знаю: лучше всего оставить клиента в покое на недельку-другую, чтобы подумал, а потом прийти еще раз. Надеюсь, вы не собираетесь никуда уезжать?

– Не люблю незавершенные дела, – покачал головой Вронский. – Этот дом идеально мне подходит, и я не уеду из Марселя, пока он не станет моим.