Текст книги "Жестокая тишина"

– Как дела?

– Нормально. Обычная неразбериха. Как наша дочь?

– Прекрасно. У нее сейчас урок музыки.

Я молила Бога, чтобы он не вспомнил о том, что я выпалила ему. Вот дерьмо! Как я могла быть такой дурой! «Что было, то было. Теперь все кончено, приятель!»

Это прозвучало достаточно ясно.

К счастью, у Алека было много проблем, связанных с картиной. Он начал мне о них рассказывать. Я его почти не слушала. Как я могла быть такой дурой!

– Ты позвонишь в полицию, ладно?

– Конечно. – Я почувствовала, что ему нужно идти. Слава Богу!

– Постараюсь вернуться вечером в пятницу.

– Но в субботу ты должен вернуться обязательно!

– Ты что, назвала гостей?

– Просто хочу, чтобы ты вернулся.

– Я люблю тебя, Дора.

– Я тоже, всем сердцем.

– Что бы ни случилось, я буду любить тебя.

– Скорей возвращайся, – ответила я.

Я лежала в постели. И рассматривала себя. Типично женская точка обзора: вниз через груди до волос на лобке. Я резко ударила себя между ног.

Вот тебе! Никогда не повторяй этого! Мастурбируй, сколько твоей душе угодно. Купи вибратор и шуруй, пока не ошалеешь! Но, ради Христа, никогда больше не повторяй того, что ты сделала. Обещаешь?

«Обещаю», – сказала Пан Доре.

Подмышка перестала кровоточить. Там была всего небольшая царапина. Тогда я задалась вопросом, а не сделала ли я это нарочно? Чтобы причинить себе боль? Наказать Пандору за то, что она сделала.

Обычно я прекрасно сплю, но последующие две ночи не сомкнула глаз. Я читала, не отрываясь, «Темного Ангела», но мне эта книга не нравилась. Слишком уж она была мне близка: женщина ковырялась в своем прошлом. Я поставила «Темного Ангела» на полку рядом с «Голливудом».

У Полетт, как у всех подростков, была привычка: она обожала примерять на себя мою одежду. Я увидела ее перед зеркалом в моем красном платье. Мне следовало выбросить его, но я не сделала этого, потому что оно мне нравилось. Может, сделаю это теперь…

– Оно тебе слишком велико, – сказала я ей.

– Когда-нибудь будет впору, – ответила дочь.

– Я купила его недавно.

– Оно великолепное. Сексуальное.

В этот вечер Полетт мне была нужна гораздо больше, чем я ей. Мы весьма дружны, моя дочь и я. Она ближе мне, чем если бы на ее месте был сын. И она мне дороже любого мужчины. Кроме Алека, конечно. Лучше и дороже их у меня никого нет. Мне чертовски повезло.

Через три дня я снова была на стоянке отеля «Бель Эр». Я договорилась встретиться с Беверли на нашем обычном месте, чтобы позавтракать. Пока мы договаривались о встрече, я чего-то боялась. Но чего? Его там не будет. И если даже будет, ничего такого не случится. Никогда!

Конечно, его там не было. Он останавливался в отеле и сейчас выехал оттуда. Но все время, разговаривая с Беверли, я посматривала на его столик. Я в некотором роде даже гордилась своей храбростью, что смогла снова прийти в этот ресторан. Я почти не слушала, что говорила мне Беверли. Мне везде чудился его запах. «Прекрати! Прекрати это, Пандора!» Беверли обнаружила, что ее голливудский муж Джимбо изменяет ей в Санта-Барбаре с ее кузиной. Ей нужны были участие и совет.

– Такие вещи случаются довольно часто, – заметила я.

– Со мной такого не случалось, – ответила Беверли. – А как бы ты поступила на моем месте?

– Сделала бы вид, что ничего не знаю.

– Если бы Хэммонд изменил тебе, ты бы не стала обращать на это внимания?

– Я предпочла бы ничего не знать.

– Я тоже, но сейчас я все знаю. И что мне делать?

Мне хотелось сказать: «Пойди и заведи себе любовника, постарайся отомстить ему». Но это было глупо, и я это знала. Не могу сказать, почему я даже подумала об этом. О чем это я подумала? О мести?

– Выжди некоторое время. Обычно такие вещи кончаются сами собой.

– Интересно, что бы ты сказала, если бы это был Хэммонд?

– Мне кажется, что ничего нельзя сказать, пока это не случится.

Интересно, что все друзья и сослуживцы Алека называли его Хэммонд. Я звала его Алек. Так было всегда. Впервые я подумала, что в этом случае он похож на меня. У нас обоих было по два имени. Почему это не пришло мне в голову раньше? Может быть, в нем тоже жили два человека? Нет, Алек был постоянен, последователен до безобразия! Кроме тех случаев, когда напивался.

В течение последующих дней я старалась забыть лицо мужчины из бунгало. Мужчины, имени которого я не знала. Теперь я помнила только его тело. Но даже и оно стало стираться в памяти. Оставался только шрам, его я не могла забыть. Но лучше всего я помнила, какие испытывала ощущения: электрический разряд, таинственная тишина, паника чувственной свободы. Да, паника. Я не могла думать об этом слове, не вспоминая, что отец рассказал мне о его происхождении. Это одна из тех историй, которые он рассказывал мне на сон грядущий. Это также повествование, расширяющее кругозор. Пан был сыном Гермеса и греческой богини пастухов и пастушек. Он обожал музыку и изобрел флейту. Он жил в лесу и любил подкрадываться к путешественникам. Он внезапно появлялся перед ними и жутко пугал их. Люди были просто парализованы ужасом и от страха теряли дар речи. И отец сказал мне, что отсюда и пошло слово паника. Оно произошло от имени Пан. Паника – состояние молчаливого ужаса. Молчание и ужас. Пан, конечно, все знал об этих двух вещах.

С трудом я вернулась в покойное состояние, присущее Доре. Скоро домой приедет Алек, и все войдет в нормальное русло. Вспоминая его телефонный звонок, я была поражена тем, что он сказал мне, это врезалось мне в память. После той выходки, когда он хрипло дышал в трубку, после того, как я выдала себя, решив, что это мужчина из «Бель Эр», те слова прозвучали почти в самом конце нашего разговора. Алек сказал: «Что бы ни случилось, я буду любить тебя». А я ему ответила: «Скорее возвращайся».

Что он имел в виду, сказав: «Что бы ни случилось»? Что могло случиться? Может, он говорил о том, что произошло со мной? Нет, он наверняка ничего об этом не знал. Это просто невозможно! Тогда что же он хотел сказать этим своим «что бы ни случилось»? Я чувствовала себя виноватой, и мне никогда бы не пришло в голову, что Алек мог говорить о себе, имея в виду то, что натворил он сам.

Часть вторая

1

Никто на съемочной площадке формально не представлял их друг другу. Хэммонд в качестве художника-декоратора картины часто на многие часы отлучался со съемочной площадки. Он выбирал, покупал и подбирал материалы для постройки декораций и только иногда видел остальных членов съемочной группы. Он заметил Бетти Мей и решил, что она слишком молода и работает курьером или третьим помощником режиссера. У нее была бледная кожа, темные волосы, она носила темные очки, джинсы и рубашку. Ничего особенного.

Однажды во время ленча она села за его столик. Эти столики стояли на козлах в брезентовой палатке, в пустыне к югу от Флегстаффа. Он подумал, что она очень нервничает. Вблизи она выглядела еще моложе и казалась неуверенной в себе. По-видимому, она была новичком в мире кино. Хэммонд представился и спросил, чем она занимается.

– Я, буду дублером и, может быть, выполню какие-нибудь трюки.

– Трюки? Вы храбрая девушка.

– Не думаю, что это будет слишком трудно.

– Вы не станете прыгать с горящих зданий или что-то в этом роде?

– Господь с вами, нет! Надеюсь, что нет – На лице у нее появилась пугливая улыбка, как у школьницы.

Хэммонд рассказал ей о своей работе. Казалось, что ее это сильно заинтересовало. Но она ничего не знала о том, как снимается кино и потому решила, что он станет рисовать декорации.

Хэммонд больше не вспоминал ее, пока не вернулся поздно ночью из местечка Лейк. Он наблюдал, как там строили пристань. Был одиннадцатый час ночи, и он, усталый, сидел в кафе «Старый Сильвер». Он увидел, что она сидит одна за соседним столиком – воплощение полного одиночества. Почти вся съемочная группа уже закончила ужин. Кафе было яркое освещено и пустынно. Она робко улыбнулась ему, и он жестом пригласил ее подсесть за его столик.

Бетти Мей захватила свою колу и села рядом. На ней были хиповые рваные джинсы, в дырах видны колени. Под белой тонкой хлопковой рубашкой ничего не выдавалось.

– Чем вы сегодня занимались? – спросил он.

– Так, ничем особенным.

– Работы прибавится, когда начнутся съемки. Бетти Мей наблюдала, как Хэммонд ел свой омлет с перцем. Он чувствовал на себе ее пристальный взгляд.

– Вы уже подружились с кем-нибудь?

– Все здесь кажутся слишком занятыми. Хэммонду показалось, что она грустит, словно у нее были неприятности в прошлом. Поев, он посмотрел на часы: почти одиннадцать. Девушка явно не собиралась уходить. Будучи постоянным посетителем «Старого Сильвера», Хэммонд выписал чек и встал. Она тоже встала. Они вышли из кафе и пошли по дороге к домикам мотеля. Ветер катал взад-вперед банку из-под кока-колы.

– Вот мой домик, – сказал Хэммонд, когда они подошли к номеру одиннадцать.

– А мой номер семнадцать, – сказала она.

– Спокойной ночи, Бетти Мэй, приятных сновидений!

Хэммонд наклонился к ней, чтобы поцеловать в щеку. Она обхватила его руками и привлекла к себе. Он почувствовал, как ее тело крепко прижимается к его рубашке. Бетти Мей неожиданно поцеловала его в губы. Хэммонд сразу же возбудился.

– Послушай, здесь совсем не место, – заметил он и оглянулся вокруг. Рано или поздно на съемочной площадке всё все знают друг о друге.

– Можно мне войти к вам? Только на одну минуту!

Он посмотрел на нее. В глазах у нее стояли слезы. Как он мог ей отказать? Хэммонд открыл фанерную дверь, и они вошли в домик. Бетти Мей села на кровать. Он включил лампу, которая осветила жалкую комнату слабым желтоватым светом, и задернул занавески.

– В чем дело? Почему ты плачешь?

Он задал ей вопрос, доставая бутылку водки из маленького холодильника. Она не ответила.

– Хочешь выпить?

Она покачала головой. Он налил себе водки в стакан, решил не добавлять туда лед и присел рядом с ней на постель.

– Где ты живешь? – спросил Хэммонд.

– В Лос-Анджелесе. В Долине.

– Как ты попала на эту работу?

– Так получилось. Мне предложили поработать здесь.

– Такое случилось и со мной, – сказал Хэммонд. – Я работал архитектором. Однажды мне предложили поработать дизайнером и построить декорации для фильма.

– Мне кажется, я просто хотела уйти из дома, – сказала Бетти Мей.

– А в действительности, в чем дело, Бетти Мей?

– В вас!

Хэммонд почувствовал силу ее желания. Дора была такой же, когда он впервые встретил ее: неожиданные вспышки желания. Ему нравилось в ней это. Он вспомнил Дору в ее доме, ее детскую, где она жила, когда была маленькой девочкой. В первый раз они занимались любовью в ее маленькой раскрашенной постельке, в которой было так неудобно. Он вспомнил ее подушки в виде кроликов, и львов. Хэммонду тогда казалось, что он крадет маленького ребенка из колыбельки. В то время Дора была значительно старше этой девушки, но ему она казалась подростком.

Бетти Мей встала. Ее чистые, с коротко подстриженными ногтями пальцы начали расстегивать пуговицы белой рубашки. Она начала снизу, вытащив рубашку из-за пояса джинсов.

– Я хочу, чтобы вы посмотрели на меня.

Расстегнув пуговицы рубашки, она не сняла ее, потом расстегнула джинсы. Хэммонд хотел сказать ей, чтобы она прекратила. Если он увидит эту девушку обнаженной, ему придется заняться с ней любовью, он был уверен в этом.

Она спустила джинсы. Трусики сползли вниз одновременно с ними. Хэммонд увидел ее нее на лобке светлые волосы.

Его охватила странная чувственная дрожь, хотя он не понял, что у нее крашеные волосы. Вниз от талии она тоже напоминала ему Дору. Он сидел на постели, держа холодный стакан с водкой во влажной руке, и смотрел, как она раздевалась. Бетти Мей не предпринимала никаких попыток соблазнить его. Это было раздевание, но без поддразнивания, стриптиз, но без стараний возбудить.

Она ногой отшвырнула джинсы и встала перед ним, опустив руки. Она стояла совершенно спокойно – статуя из живой плоти.

– Когда мы впервые сидели вместе во время ленча, я хотела, чтобы вы увидели меня именно такой.

Ее спокойствие стало невыносимо.

– Ты очень красива.

Хэммонд почувствовал, как начал возбуждаться его член. Ему стало неловко: он, пожалуй, уже староват для этой девушки, которая всего на несколько лет старше его дочери. Он наклонился и взял ее за руку. Она сделала шаг навстречу и остановилась. Волосы на лобке оказались вровень с его лицом. Она смотрела вниз на его голову. Он наклонился и поцеловал ее чуть выше того места, где были трусики. Она спустила их еще на дюйм, чтобы подбодрить его. Ее тепло и запах майорана поглотили его. Хэммонд начал языком ласкать ее мягкие волосы и почувствовал, как сокращаются мышцы ее живота.

– Я тоже хочу посмотреть на вас. Можно? – Простая просьба выраженная спокойным тоном.

Хэммонд встал. Она отошла на шаг. Он начал искать, куда бы поставить стакан. Она взяла у него стакан и держала, пока он снимал пиджак, а потом вертела холодный стакан между грудей, пока Хэммонд избавлялся от рубашки.

Хэммонд наклонился и поцеловал ее в губы. Ее рот слегка раскрылся: она ждала. Он начал лизать ее губы.

Она прикоснулась языком к его языку. Он протянул руку, чтобы расстегнуть ремень на брюках.

– Позвольте мне, – сказала она, отдала ему стакан с водкой и вытащила ремень. Кожа ремня свистела, когда он проходил сквозь петли серых хлопчатобумажных брюк.

Бетти Мей повесила ремень себе на шею.

Расстегнув молнию на его брюках, Бетти Мей осторожно повернула Хэммонда к себе и спустила его брюки, наклонившись при этом. Хэммонд услышал, как хрустели ее суставы. Может, девушка и молода, подумал он, но опыта ей не занимать: в ее манере чувствовалась уверенность, она, должно быть, спала со многими мужчинами.

Она легонько толкнула его в пахнущую плесенью постель мотеля, сняла с него ботинки и носки и стала массировать ноги.

Желание переполняло Хэммонда. Он пытался сохранить физический контроль над собой, как это бывало с Дорой, но этот случай совершенно отличался от сексуальных игр с женой. Здесь отсутствовало спокойствие и уверенность. Он не знал, чем все это закончится, не было никакой уверенности, что назавтра он снова будет спокоен. Бетти Мей несла с собой неприятное ощущение новизны и неопределенности.

Под мягким пушком светлых волос он, к своему удивлению, нащупал сильные мышцы. Ее налитые груди были напряжены. Кроме разве что рта, на теле девушки, в отличие от Доры, не было мягких и уютных мест.

«Прекрати их сравнивать! Это не Дора! Это молоденькая девушка. Думай об этом как об эксперименте», – сказал себе Хэммонд, вдыхая ее слегка маслянистый запах, запах лосьона для тела, пахнущий травами и деревом.

Она раскрылась перед ним, раздвинула ноги, все шире и шире. Она не зазывала его войти, скорее приглашала внимательно посмотреть. Ей хотелось, чтобы он вглядывался в нее, изучал, чтобы думал о ней. В этом было что-то от медосмотра, от гинекологии. Она раскрыла для него свои половые губы. Его это просто шокировало. Он почувствовал себя врачом, который не был уверен в том, что он ищет. Она была ребенком с телом женщины, вполне способной рожать детей. Как и груди, ее наружные половые органы были на удивление незрелыми. Он приложил рот к ее набухшему клитору. Он был слишком возбужден, но думал о ней как о медицинском случае. Он никак не мог забыть о том, как она молода, тело ее было таким юным.

Он вспомнил свои студенческие годы, когда учился, чтобы стать архитектором, и ему пришла на ум интерпретация сужающихся изгибов в арочном входе в готический собор. Путь в дом господень был путем в тело женщины. Когда его голова очутилась между ее ног, он вдруг почувствовал, что тонет в ней. Нет, не тонет! Она не была мокрой и влажной. Возникло ощущение, что он не может нормально дышать. Все было так соблазнительно: ты по своей воле отказываешься от права дышать. Она была сделана из разогретого на солнце мыльного камня.

Когда он привстал и вошел в нее, ее ноги медленно сомкнулись. Очень медленно, когда он двигался в ней, она сжимала их все сильнее.

Она так крепко держала его, как если бы сжимала пенис двумя руками. Это было потрясающее ощущение. Она старалась чтобы он забылся. Пусть покинет тебя твое сознание, как бы говорила она, я собираюсь отнять у тебя разум.

Он был напуган, он не желал растворяться в ней. Но что он боялся потерять? Чего опасался? Чью территорию она старалась оккупировать? У него было жуткое ощущение, что Бетти Мей притягивает его к смерти, доводит до такого состояния, когда он перестанет ощущать себя. Он изо всех сил цеплялся за свое самосознание, но в конце концов должен был сдаться. Чем она становилась сильнее, тем больше помрачался его рассудок. Ее руки крепко сжимали его ягодицы. Она держала его, как держат противника в японской борьбе. Во время долгого пульсирующего оргазма он сдался, побежденный, уничтоженный. Некоторое время дрожал в ее руках, а мыслями был далеко и совсем не думал о ней.

Хэммонд чувствовал себя так, будто занимался сексом в первый раз. В армии его обучила этому женщина, которая была старше его. Неприятное чувство. Девушке не было еще и двадцати. Она взяла его левую руку и положила ее на его член. Хэммонд стал неистово тереться об нее, она завопила и кончила. Этот звук напугал его. Она укусила его за плечо, и Хэммонд почувствовал необычайную силу ее сексуальности, она командовала в их отношениях.

Около половины четвертого Бетти Мей покинула его комнату, не сказав даже «До свидания!» Хэммонд тоже молчал. Холодной ночной воздух пустыни ворвался в затхлую комнату, когда она закрывала дверь, и Хэммонд почувствовал сильный запах жасмина. Это напомнило ему запах мыла, которым пользовалась Пандора.

Хэммонду казалось, что их связь подобна обычным связям, которые вспыхивают, часто ярким пламенем, во время съемок, но потом тихо затухают к их концу. Это был обычный спасительный клапан, чтобы выпустить пар во время сверхэмоциональных нагрузок, как подростковые романы для людей любого возраста. Но всегда при этом были негласные четкие правила, которые действовали в строго определенное время съемок фильма. Домашние понимали, что такое может случиться и пытались не переживать и не думать об этом. Они прекрасно понимали, что любое расследование будет большой ошибкой, все может принять непредсказуемый оборот. Пандора никогда не расспрашивала его об этом.

В прошлом у Хэммонда были две подобные связи, обе приятные и без всяких осложнений. Но что-то в Бетти Мей затронуло его так, как это не случалось ни с одной девушкой в прошлом. Он никак не мог разобраться, в чем здесь дело. Разумеется, в ее наивности. Естественно, в ее молодости. Тот факт, как она желала его, сама выбрала его также стал неиссякаемым источником ее привлекательности. Она вызывала в нем отцовский инстинкт. Он старался не думать о Полетт, когда был с Бетти Мей.

В сексуальном плане Бетти Мей была гораздо сложнее, чем он мог даже себе представить. После двух ночей, проведенных с ним, она начала требован, от него агрессивности в сексе. Он не привык к нему. Ему нравилось заниматься сексом с Дорой они были равны в проявлении агрессивности и подчинения. Обычно они по очереди старались довести друг друга до оргазма и редко пытались кончить одновременно. Для них это казалось неважным. Во время занятий любовью у них происходил медленный, терпеливый процесс соблазна. Пандора любила его. Именно ее доверие к нему делало ее такой желанной для Хэммонда. И необходимой.

Бетти Мей сильно возбуждала его, потом требовала, чтобы он бил ее по спине и ягодицам. Хэммонд никогда в жизни не проделывал подобных вещей с женщинами, он не понимал подобных извращений. Это было противно его натуре, противоречило его естественным инстинктам. Ему приходилось читать о садизме в сексе, но его это не возбуждало. И вдруг от него ждали именно этого.

Первым побуждением было объяснить Бетти Мей, что это не в его стиле. Но потом он глянул сверху вниз на ее обнаженное и сильное тело. Зад был приподнят, она ждала, когда же он начнет, и он начал нервничать: что она подумает о нем, если он откажется? Он будет выглядеть слабаком, неподходящим мужчиной для молоденькой девчонки. Он был на грани паники. «Давай, Хэммонд, она хочет этого! Тебе-то что?! Прояви немного храбрости. Помимо всего, то, что происходит между, мужчиной и женщиной, которые практически не знают друг друга, в обычной комнате в мотеле, в полночь, абсолютно никого не касается. Никто не узнает об этом».

Он пощекотал ее. Хэммонд не знал, с чего начать. Он шлепнул ее, сначала слегка. Она сразу же захотела еще – и сильнее. Звуки шлепков сначала нервировали его: он жестоко обращался с молоденькой девушкой, – как объяснить такое? После нескольких довольно сильных ударов по ягодицам он увидел, как мышцы Бетти Мей напряглись – ей нравится, приятно. Она лежала на постели ничком, и он не мог видеть выражения ее лица. Издаваемые ею звуки были приглушены подушкой, куда она уткнулась. Он мог судить об эффекте только по ее движениям, по судорогам тела. Он понял, что и сзади может наблюдать ее реакцию так же точно, как если бы видел ее лицо. Когда он понял, что ей это нравится, то и ему понравилось то, что он с ней делал. Происходящее возбудило его. Чувственность высвободила другого человека, который скрывался в нем. Хэммонд вдруг понял, что в его характере есть неприятная черта – насилие. С Бетти Мей он почти потерял контроль над собой. В минуту он кончил ей на бедра. Такого в его жизни никогда не бывало. Потрясающе! Хэммонд был поражен, когда увидел выражение победы на ее лице, когда она дала ему кончить. Но была в ее лице и любовь, и это растрогало его. Хэммонда поразила эта смесь сексуальной распущенности и обожания, и он готов был расплакаться. А Хэммонд никогда не плакал.