Текст книги "Последняя пуля"

Последняя пуля
Рашит Равильевич Сайфутдинов

Все персонажи, названия, места действия и события являются вымышленными, а любые совпадения случайны

© Рашит Равильевич Сайфутдинов, 2023

ISBN 978-5-0059-9369-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Последняя пуля

Пролог

Это было странно, непостижимо, нереально. С такими ранами не живут. Не то чтобы долго – вообще не живут… И тем не менее, пульс есть. Да и дыхание, слабое, прерывистое, натужное. Но человек был жив. Цеплялся за жизнь. Не хотел умирать.

Патрульный обнаружил на месте бойни два тела.

Одно – тело красивой молодой девушки. Да, она наверняка была красивой и привлекательной. Сейчас трудно сказать. На мертвенно бледном, неподвижном, залитом запекшейся уже кровью лице застыл непередаваемый ужас. И боль. Ее убивали. Жестоко и бесчеловечно. За что, спрашивается? Ответа нет. И не будет. Потому что это не мог сотворить человек. Только безумная человекообразная скотина.

Сколько же таких вот скотов сейчас бродит по городу?

Сколько из них этой ночью проявили себя, оторвались по полной?

Увы, ответ не утешал.

Но вот второе тело, тело парня, изрешеченное пулями, тоже все в крови… пока еще живое. Бойня была страшной. Бесчеловечной. Кровавой. После такой не выживает никто. А если и выживает, то… слетает с катушек. Это стопроцентно. Нельзя такое пережить. И остаться нормальным. Просто нельзя!

Тем не менее, парня надо спасать. И патрульный сразу, не медля ни секунды, сразу, как только убедился, что тот жив, вызвал скорую. Наряд дежурил неподалеку, так что доберутся быстро. Ведь после сегодняшней ночи работы хватит всем. И медикам, и полиции. И работникам похоронных команд.

Население города к утру резко поубавилось.

Впрочем, так должно быть. Это в порядке вещей.

Не в порядке то, что этот израненный, изрешеченный парень, жив. Что за беспредельщики побывали тут? Зачем они такое сотворили с этой мирной на вид, самой обычной парочкой? Что они делали? Даже подумать страшно…

Но думать и не надо. Надо по возможности оказать первую помощь. Хоть это и практически бессмысленно.

Если парень выживет, это будет чудо.

Если выживет, значит у него есть веские причины цепляться за жизнь, которая отмочила жестокую, отвратительную, мерзкую шутку…

Шесть лет спустя

Эту ночь я переживу.

Все сходят сегодня с ума. Добрый сосед, улыбающийся тебе, сегодня выстрелит тебе же в спину. Вежливый клерк отомстит боссу за унижения – перережет с наслаждением ему глотку. Обиженный на весь мир недоносок возьмет в руки тесак и пойдет мочить первого встретившегося прохожего.

Но есть и другие.

Те, кто убивает не от обиды. Не из-за мести. Не потому, что мир их не понимает. И даже не потому, что псих.

Они убивают ради удовольствия.

Седьмая Ночь Правосудия, которую я встречаю. Шесть лет я мертв. Жизнь закончилась после первой Ночи Правосудия. Тогда, когда сволочи, которым сорвало крышу от жажды крови и вседозволенности, убили Мэри.

Шесть лет я желаю только одного. Найти и отомстить. Я не видел лиц этих ублюдков за масками, но я знаю их голоса и повадки. Я их найду.

А по пути убью как можно больше сволочей, которые каждый год выходят на охоту. Охоту за кровью. Охоту за людьми. Мне похрен, что за причины ими движут. Взял в руки оружие – значит, прольешь кровь. Любой, кто намерен совершить бессмысленное убийство в Ночь Правосудия, должен быть остановлен.

Я убийца убийц. До тех пор, пока не найду именно тех ублюдков, которые жутко и безжалостно убили Мэри. Для них у меня особые планы. Они будут умолять о смерти. Потому что поймут, что это милосердие.

А когда все закончится, я зароюсь в свой подвал и пущу пулю в лоб.

Я хочу покоя.

Эту пулю – последнюю – я берегу уже шесть лет. Каждый день я тренирую себя, чтобы пережить эту ночь. Каждый год я надеюсь, что найду ублюдков именно сегодня. Они выйдут на охоту. Богатенькие сволочи. Которые пользуются так называемым правом убивать в Ночь Правосудия.

Пусть горит в аду правительство, которое узаконило право на убийство… Да, их гребаный закон позволяет делать это лишь раз в году, в одну определенную ночь. Да, это помогло снизить уровень преступности в целом. И да, страна делает вид, что все в порядке и настала эра процветания и мира. Потому что ни один отморозок не рискует пойти убивать или совершить насилие в любое другое время года. Все ждут ночи безнаказанности, чтобы оторваться по полной программе.

За это время я много чего выяснил про ублюдков, которых должен найти. Достать их трудно. Очень трудно, даже для меня. Я мог пойти напролом в любой момент, чтобы их достать. Но не мог уйти, не отомстив. Слишком большой риск. А я обязан все сделать четко, расчетливо и жестоко. Без ошибок. Ради Мэри.

Именно поэтому я рассчитываю на Ночь Правосудия. Потому что сегодня ублюдки будут открыты и безжалостны. Они будут убивать и упиваться своей нечеловечностью. Они будут сеять смерть и творить беспредел. Они выпустят монстра. Не потому, что обижены жизнью. Не потому, что мстят каким-то засранцам. Не потому, что окружающие их не понимают. И не потому, что они психи.

Они выпустят монстра ради удовольствия.

И будут уязвимы.

И тогда я их достану. Отправлю в ад и уйду сам. Я обязан все сделать без ошибок.

Близятся сумерки и вечер. Темнеет.

Я точно знаю. Если я не смогу отомстить сегодня, то мне придется продолжать идти этим путем. Продолжать жить ради мести.

Только в одном случае я буду жить дальше. Если не остановлю ублюдков, то эту ночь я переживу.

Городская сирена провыла о начале беспредела. Так граждане были оповещены о начале Ночи Правосудия. Каждый имел право на убийство – так считали те, кто шел сегодня убивать.

Богатые и успешные заперлись в домах-крепостях и следили за новостями. Сытые сволочи обеспечили свою безопасность. Они закрыли глаза на то, что сейчас будет происходить. Большинство из них поддерживают Ночь Правосудия, как ключевой инструмент процветания и благополучия.

Они всерьез считают, что безумие раз в году помогает выпустить пар всем, кому нужно. И верят, что после всего этого они остаются людьми.

Но мне плевать на них.

Я выхожу из укрытия, когда сирена смолкает. Я осторожен, но не чувствую страха.

Пройдя тихий заброшенный дворик, я выхожу на улицу попросторнее. Этот квартал почти безлюден, но я знаю, что в пока что тихой темноте таится смерть.

Вдалеке послышался дикий крик – безумный, полный гнева и бешенства. Нет, так кричит не жертва. Так кричит взбесившаяся скотина, мразь, готовая к беспределу. Крик эхом отдался в ночной тишине, разлетелся по кварталам. На этом тишина треснула и раскололась.

Вот и все. Началось.

Я иду дальше. Под ногами шуршит щебень. Здесь он почти везде. Я становлюсь осторожнее, чтобы не шуметь.

Зарулив за угол, снова слышу крик. На этот раз в крике боль. Это жертва.

Топот ног. Приближается. Жертва бежит. За ней погоня. Судя по топоту, гонятся два человека. Не больше. Чтобы не привлекать внимания, я скрылся в тени, куда не доходил тусклый свет фонаря.

Жертва приближается. Я уже слышу тяжелое дыхание. Пара секунд – и мимо меня пробегает невысокий полноватый человек. Он спотыкается в самом неподходящем месте и падает. Это жесть. Он не группируется и впечатывается лицом об тротуар. Лежит неподвижно. Потом, спустя какое-то время, панически пытается подняться, но снова падает. Видимо, упал реально неудачно. Что-то с ногой.

Погоня настигает его быстро. Два дюжих мужика. У одного в руке бита, у другого – мачете. Распространенное оружие. Удобно для тех, кто любит кровь и не умеет стрелять. Они окружают жертву. Один становится сзади. Другой заходит спереди, чтобы отрезать все возможные пути для побега.

Но жертва больше не может бежать.

Неуклюжие попытки подняться только смешат их. Этот циничный смех привел бы в ужас меня прежнего. Несмотря на тусклый свет, я замечаю дикий взгляд – взгляд тех, кто готов убивать. Это уже не люди. Я знаю, что сейчас будет.

– Ну все, сука, – говорит тот, что с мачете, – сейчас мы тебя порешим. Добегался.

– П-п-п… пожалуйста! – почти кричит жертва. – Не надо! Не убивайте! Нет!!

Тот, что с битой, резко саданул лежащего по спине. Не особо сильно, но больно.

– Заткнись! – проорал он. Жертва заткнулась и застонала от боли.

– Жирная свинья, – вновь заговорил первый. – Как давно я мечтал об этом. Справедливость! Я весь год ждал, когда смогу прикончить тебя…

– Нет! Прошу!

– … своими руками. Умри, скотина!

Он заносит мачете в рубящем размахе. Тренированный человек так запросто отрубает голову. Если мачете достаточно острое. И удар достаточно сильный.

Мачете острое. Удар – сильный. Произойдет на выдохе.

Когда лезвие было в самой верхней точке замаха, он дико заорал. От боли. Да, это больно, когда метательный нож вонзается в запястье. Глубоко. Наискось.

Метнув нож, я быстро выбрался из тени. Мачете звонко упало и коснулось асфальта. Как раз в этот момент я уже был рядом с убийцей. Не церемонясь, резко обхватил и свернул ему шею. Хруст. Слишком быстрая смерть для такой сволочи. Ну да ладно.

Второй еще не успел толком среагировать. Когда тело его напарника обмякло и грохнулось на землю, он уже понял, что к чему. Встал в боевую стойку и ощетинился битой. Придурок.

Я все-таки пошел напролом. Этот сукин сын херачит с размаха. Бита должна попасть по голове – я уворачиваюсь. Он не теряет даром времени и ударяет снова. Я ставлю блок рукой. Боли не чувствую. Черт, опять накатило. Опять мне на все похуй. Включилась боевая машина. Машина-убийца.

Он снова ударил. Я снова блокирую. Он бьет опять – не уклоняюсь, а блокирую. Удары мощные. Костоломные. Но я умею выдерживать костоломные удары. И вижу панику в глазах горе-убийцы. Похоже, он начал догадываться, с кем столкнулся.

В этот момент игры закончились. Следующий удар я перехватываю, и гребаная дубина уже в моих руках. Я ее отбрасываю, потому что эту сволочь порешу своими руками.

Шаг вперед – удар в кадык ребром ладони. Сволочь резко задыхается. Бью сбоку ногой по коленному суставу. Хруст. Его нога неестественно согнулась набок, но упасть я ему не дал. Обхватил за шею. Снова хруст. И я его отпускаю.

Жертва – тот самый полноватый человек – офигевшими глазами смотрит на меня.

– Вали отсюда, – говорю я ему. Думаю, он понял.

Не знаю, хватит ли у него глупости сказать спасибо. Если хватит – значит, я спас его не напрасно. Но мне плевать на благодарность.

Я сваливаю в темноту так же быстро, как появился.

Появляюсь, когда слышу новый крик. За это время я успел прошагать квартал почти незамеченным. Странно, но это был тихий квартал.

Безумно тихий.

Потому что наполовину пустой. Трущобы.

Это место покинули сегодня все, кто успел. Или просто смог. Остальные остались. Убивать или быть убитыми.

В трущобах нет нейтральных – либо ты убийца, либо жертва. И не потому, что здесь все отморозки и слабаки. Скорее наоборот.

Все потому, что людей здесь некому защитить.

И тогда они становятся теми, кем предназначено – одни убийцами, другие жертвами. У них нет фактической защиты. У них есть только так называемое право на защиту. Но это гребаное право в жизни не работает, если ты не закопал поглубже свою человечность и не взял в руки оружие.

За честного никто не заступится.

На слабого всем насрать.

Те, кто взял в руки оружие, похоронили совесть. Я тоже похоронил. Зачем она мертвецу?

Потому мне не страшно бродить в этой безумной тишине полупустого квартала.

Самые быстрые и, возможно, умные, отсюда свалили задолго до начала. Те, кому вообще некуда валить и больше негде приютиться, забаррикадировались в своих хибарах и ждут ужаса. Я иногда даже начинаю понимать тех, кто не выдержал и сам вышел на охоту. Сидеть в конуре и ждать отморозка в гости – это не просто паника. Это адская паника. Это ломает.

Итак, крик.

Кричит девушка. Что-то неразборчивое на таком расстоянии. Что-то о помощи. Потом мужской голос. Страх, отчаяние. Помощь?

Парочка слишком далеко, я не успею им помочь. Чем они думали раньше? Как оказались на улице?

Стоит ли им помогать?

В ответ дикий визг и смех. Потом выстрел – и крик боли. Скорее всего, банда. Я узнал боевой клич «палачей» – те еще твари. Называют себя красиво, как ни крути – «Вершители справедливости».

Но справедливость официально всегда была на стороне сильных мира сего. А вершили ее кровавые дела обычно палачи.

Потому мне похуй на справедливость. Ноги сами понесли в сторону крика – если гады решили позабавиться, то быстрой смерти не будет. Значит, есть шанс что-то успеть.

Разум говорил – не отвлекайся, иди своим путем. В конце концов, все происходило совсем в другом месте. Совсем не по курсу. Если я выбьюсь из графика, то могу не успеть выполнить свою миссию. Тогда еще один мертвый год…

Но я не слушал разум и бежал на крик.

Это опасно – не слушать разум. Мне нельзя ошибаться. Тогда нахрена?

Да. Я подобрался поближе к месту происшествия. Точнее, казни. И правда – быстрой смерти не ожидается.

Я остался в тени и из-за угла смотрел, что происходит. В небольшом, окруженном многоэтажками дворике, на детской площадке под светом фонарей, столпились отморозки. Они стояли полукругом. В центре – те самые двое. Один лежал и стонал от боли. Расстреляна коленная чашечка. Знаю, больно. По-моему, сейчас будет еще больнее. Один из отморозков достал нож.

Девушка стояла на коленях. Низкорослый хмырь уже начал снимать с нее одежду. Видимо, раненый мужчина пытался помешать ему, за что и был подстрелен. Судя по возрасту, скорее всего это отец. Хотя хрен его разберет…

Отморозков всего шестнадцать. Два годзиллообразных качка, один главарь, один хилый. Тот, что достал нож, похож на новичка. Его сегодня посвятят в банду, так сказать. Я знаю этот обычай. Несчастная парочка как раз попалась в качестве жертвы новоиспеченному «палачу». Вот ведь блин. Нет чтобы такого же отморозка ему в качестве так называемой жертвы. И мне хлопот меньше, и одним грехом на душе новичка не досчитались бы…

Но вот такая эта штука жизнь, чтоб ее.

Отморозок с ножом понтовался и производил впечатление – на жертв нагонял страх, главарю – пытался всем видом показать, какой он беспощадный. Крутанул нож в руке, поднял мужика с земли за волосы. Приставил лезвие к горлу:

– Ща, говнюк, будет весело, – голос неприятный и подбешивающий.

Сейчас начнется цирк: девчонку попытаются изнасиловать, папашу заставят смотреть…

Но вдруг брызнула кровь. Из горла. Лезвие, окровавленное, метнулось в сторону. Мужчина захрипел. Два раза судорожно попытался вдохнуть. Потом застыл. Прощальный взгляд. Превратился в бессмысленный. Обмяк. Упал.

Девушка заорала – я дохрена раз слышал крики смертельного отчаяния, но этот пробрал. Взял прямо за душу. Я думал, такого наяву больше не будет.

Такой крик я слышу каждую ночь, перед самым пробуждением. Вот уже шесть лет подряд. Две тысячи сто девяносто одну ночь. Этот крик меня убивает, рвет сердце на куски, а потом я просыпаюсь. И начинается ад, снова и снова. Каждое пробуждение – это ад. Потому что я не могу жить дальше после предсмертного крика Мэри.

Я вздрогнул, как живой человек. Мне стало страшно, как живому.

Девушка кричала от ужаса и шока. Она не хотела верить в происходящее.

Я тоже. До этой секунды мне было плевать на нее. На том свете ей было бы спокойнее. Но сейчас все по-другому. Мне больно. Я снова живой, и это жутко больно и страшно.

На какой-то миг я действительно верю, что не умер. Потом все проходит. Я действую.

Первая цель – громила. Тот, что ближе. Он получает нож в бритый загривок. Под основание черепа. Пока он застывает и медленно валится, у меня есть немного времени, чтобы подобраться поближе.

Я подбираюсь. Громила упал – через секунду засекли меня. Но к этому времени с ножом в глазу валится второй громила. Сейчас начнется стрельба, поэтому я заблаговременно ухожу с траектории.

Выстрел – первым выстрелил доходяга. Конечно, промазал – и получил третий нож. В горло.

Ну а сейчас будет реальная пальба. К черту ножи…

Пальба разразилась ураганная – ребята были с арсеналом. У троих серьезное автоматическое оружие. Ныряя в укрытие, за какое-то странное полуразрушенное помещение – гараж? – я заприметил, что автоматы это далеко не предел мечтаний. Чуть поодаль от площадки стоял некрытый джип с пулеметной установкой, приделанной вручную. Если доберутся – зададут шороху…

Поэтому я не дам им добраться до пулемета. Да и не станут они ради одного беспредельщика тратить такие мощные боезапасы. Они же считают себе не палачами, а доблестными, мать их, воинами.

Я достал пистолет с глушителем. Это не понты – не люблю производить шум, вот и все. Когда шумишь не ты, а противник, это делает его уязвимым.

По звуку выделил из канонады ближайшего горе-стрелка, примерно прикинул где он. Быстрый выстрел из-за укрытия – стрелок упал с дырой в голове. Считаю до двух. Потом снова выстрел в ближайшего горе-стрелка. Чуть промазал, попал в плечо. Но похоже, стрелок отстрелялся.

Теперь отморозков всего двенадцать. Снова считаю… Один… Два…

И тут выстрелы стихают. Неожиданно. Раздался хриплый крик:

– Эй, ты, сволочь, как тебя там! Прекрати палить, а то я ей башку отрежу! И повешу как трофей перед воротами!

Этого я реально не ожидал. Почему? Идиота кусок… Ошибка. Нельзя ошибаться.

– Выходи, гад! – повторил другой голос. У меня два варианта: пристрелить засранца, взявшего заложницу. Или выйти. А потом пристрелить засранца.

Я выбираю второй вариант, потому что не могу точно определить местоположение крикуна. А значит, не могу выстрелить быстро и метко. Промахнуться мне точно нельзя.

– Стой! – кричу я в ответ, – Не трогай девчонку, я выхожу.

– Давай быстрее, скотина! – естественно, если я буду медлить, то эти твари прирежут девчонку, а меня пристрелят. Не факт, что они не выстрелят, как только я покажусь полностью. Поэтому надо сделать все разумнее.

С безумным началом – я выхожу из-за укрытия, бросаю пистолет и поднимаю руки.

Тут же раздается выстрел – я вскрикиваю и падаю, держась за бок.

– Джастин! Мазила подстрелил его, гляди! – кто-то провозгласил радостно. Как я понял, это был сам Мазила, потому что стрелял как раз говоривший. Идиотизм.

Двое самых быстрых ринулись в тень, ко мне. Один, добравшись, пнул по ребрам. Я болезненно скорчился. Другой утырок небрежно поднял меня, приставил к уху ствол:

– Шагай вперед.

Я откашлялся и зашагал вперед.

Туда, где ожидала напряженная банда отморозков. И счастливый Мазила. Шел, прихрамывая.

Главарь оживился, глаза засверкали. Да, это именно он держал теперь девушку, приложив лезвие ножа к горлу. Новичок стоял поблизости, как пират из старых комиксов – с ножом в одной руке, с пистолетом в другой.

Я знаю, чего они хотят. Перед ними неизвестно откуда нарисовавшийся урод, который убил четверых бойцов. И ранил, вывел из строя одного. Все это меньше, чем за минуту. Надо с ним поквитаться. Жестко. В пример всем.

Черт, пока я иду, кое-кто из отморозков успел перезарядить оружие…

Меня толкнули вперед, к главарю.

– Вот этот сукин сын, Мазила его зацепил.

Главарь умер без крика – а жаль, в такой шайке главарь наверняка та еще сволочь. Спрятанный в рукаве метательный нож был далеко не последним, а с такого расстояния я никогда не промахиваюсь. Даже раненый.

Но проблема в том, что Мазила реально промазал. Я здоров.

Первому из сопровождающих я долбанул локтем по кадыку. Потом ушел вниз и рубанул подсечкой второго. Пока он падал, первый получил добивающий в основание шеи. Второй – вовремя оказавшимся в руке ножом остановлен. Навсегда.

Минус еще двое.

Уходя вниз, я пропустил над собой несколько выстрелов. Везет мне, однако, сегодня. Дальше – круче. Предпоследний нож впился в лысого хрена с автоматом. Я рванулся вправо, подобрал обломок камня – он костоломно догнал низкорослого хмыря, который рванул к джипу.

Восемь убито, двое ранено. Кто-то все-таки попал в меня – выстрел в грудь, когда поднимался и замешкался, доставая запасной пистолет. Как раз на этот случай я люблю удивить бронежилетом. Вечно его не учитывают.

Пуля в голову – меткий стрелок упал. Мазилу я тоже подстрелил, но не особо удачно – рука дрогнула, пуля попала ниже, чем следовало. Мазила схватился за пятую точку и упал на живот, дико крича.

Почему дрогнула рука, я понял немного позже, когда вытаскивал из плеча нож. Это новичок решил вступить в игру, хоть и опоздал.

Может, из-за этого остальным тоже надоело стрелять – я увернулся от удара металлическим обломком по башке. В обороте рубанул нападавшего под ребра – тот согнулся, и я сбил его с ног. Удар в челюсть ботинком скорее всего выбил лежачему пару зубов. Когда я прижал его шею к земле коленом и резко поднажал, хруст мог означать только одно. Готов.

Еще четверо.

Следующий тут же пошел в атаку – я блокировал тяжелый кулак, перехватил его руку, сначала завернул, вставая, попутно сломал – я уже завелся и включил машину-убийцу. Пока парень орал от открытого перелома, я бросился и коротким, но прошибающим пинком в пах с колена согнул третьего напавшего. Захват за шею – перелом – готов. Следующий выпустил три заряда в меня – один чуть царапнул бронежилет. Выстрел в глаз успокоил его навсегда. Горе-стрелок, раненый в руку, оклемался и теперь двинул в атаку. Только для того, чтобы все-таки получить свою пулю в башку.

Я вдохнул, и понял, что меня что-то раздражает. Крик. Бедняга со сломанной рукой надрывался от боли. Сейчас я его успокою…

– Стой! Не надо! – зачем этот голос меня остановил? Машина-убийца никого не слушает…

– Стой же! Хватит… – ее голос вроде не обладал гипнотическими свойствами. Но я притормозил, и не свернул орущему гаду шею.

А девушка стояла в двух шагах от меня – вся в ужасе, бледная, дрожащая, хрупкая. В больших глазах застыл страх. И маленькая, но решимость.

Я понял, почему страха больше. Наверное, стоило увидеть меня сейчас со стороны. Зверюга со стальной мордой, жестокий и ничем не отличающийся от этих отморозков. А не человек. Но мне и не надо, чтобы она воспринимала меня как героя или спасителя. Я не такой. Я не человек уже давно.

И все равно – хватка ослабла, и я отпустил того, кого хотел убить.

Встал.

Девчонка и в самом деле была небольшого роста, светло-русая. Как назло, слишком похожа на Мэри. Что за издевательство? Я уже давно съехал с катушек, мне глюки не страшны. Но это не глюк. Похоже, надо мной опять решила жестко поржать эта карга с дрянным чувством юмора – реальность.

Машина-убийца выключилась.

Я смотрел девчонке в глаза. Молчал. Она тоже молчала.

Я видел, как она дрожит. Боится. Но тоже смотрит в глаза.

Пересиливая ужас, она говорит:

– Спасибо…

Мне не нужна благодарность. Мне плевать. Но я спас ее точно не напрасно.

– Зачем? – вместо ответа бросаю я. – Зачем ты меня остановила?

Она помолчала. Потом ответила:

– Не надо… Хватит убивать. Хватит… пожалуйста.

Впервые за эти годы что-то живое коснулось моей души, и та ответила. Хотя я думал, что эта пропитанная черной местью пустота, которой место в аду, уже никогда не сможет вести себя, как нормальная человеческая душа.

Я решил, что больше не позволю ей бояться. Во что бы то ни стало. Никогда. Сентиментальный кретин…

Как-то рефлекторно я почуял шорох за спиной и обернулся. Четкий выстрел в голову. Тот, кого я пощадил по ее просьбе, упал и выронил оружие. Коварный выстрел в спину ему не удался.

Я повернулся к девчонке.

– Не останавливай меня. И держись от меня подальше, – в первый раз за эти годы я говорил одно, а внутренний голос – совершенно другое. С точностью до наоборот.

Наверно, звериный блеск в глазах снова напугал ее, но она не отвернулась.

Мы молчали. Посреди кучи трупов и поганого побоища, которое начали они – отморозки. А устроил я. Чтобы спасти одну. Ее одну. Мои руки еще напряжены. Они в крови. Странно, но я чувствую это. И почему-то думаю, что это ненормально. Не по-человечески.

Она заговорила. Тихо, но так же испуганно и одновременно смело.

– Ты не должен был меня спасать… Наверно. Я… Я не хочу жить…

Как же я давно не реагировал так на слезы – простые слезы слабой девчонки. Она хотела рыдать в голос от боли и страха, но этого не было. Так бывает, когда человек теряет все. Когда вот так вот внезапно и мучительно гибнет все внутри, а остается оболочка. Глупая, ты же должна жить… Не умирай, как я…

Я подошел к ней ближе, отвел взгляд. И сказал – повторил слова внутреннего голоса:

– Ты должна жить. Идем со мной. Я отведу тебя туда, где безопасно.

Я протянул ей руку и потерял последнюю осторожность. На время.

Но это снова позволило мне стать человеком. Живым человеком.

Мы уже скрылись с места побоища, ушли в темный пустой переулок.

Я понял, что сбился со счета, когда взревел мотор на покинутой нами площадке. Джип. С пулеметной установкой, приделанной вручную.

– Тут тебя никто не найдет.

Я еще раз проверил входную бронированную дверь на прочность. Это было старое подвальное, но надежное помещение в доме среди руинов, оставшихся еще со времен гражданской войны. И так и не восстановленных. Никто не мог догадаться, что тут мог бы кто-нибудь укрыться. Слишком мертвым все тут выглядит вокруг. Слишком зловещим кажется этот пустырь и эти руины.

Слишком тщательно я заметаю следы.

Здесь я хранил кое-какие запасы на непредвиденный случай. И не только. Это моя небольшая база. И здесь все закончится, когда последний подонок, убивший Мэри, сдохнет в муках.

Но я привел ее сюда. Потому что здесь она в безопасности.

– Здесь темно…

Она все еще дрожала. Может, потому, что заметно холоднее, чем на улице.

– Да. Не бойся. Тут безопасно. И намного уютнее, чем кажется.

Я повернулся к ней. Отсветы фонаря, который был у меня в руках, делали из темноты полумрак. Я почувствовал, что она боится. И не темноты. Меня…

– Сейчас будет свет, – конечно, лучше прикинуться, что она боится темноты.

Я подошел к стене и врубил небольшой потолочный светильник. Помещение было не особо мрачным. Серым, на мой взгляд, немного даже уютным. Не особо большим, вполне достаточным для одного-двух человек. На полу в углу была теплая подстилка.

Чтобы не стоять без дела, я пошарил по стене и повернул рубильник. Включилось резервное отопление на малую мощность. Сейчас рядом со мной напуганная беззащитная девушка. Которую я поклялся защищать. Но для начала надо обустроить все, как полагается, и привести убежище в порядок. Чтобы здесь мог жить некоторое время нормальный человек, а не только я.

Потом, чтобы снять напряжение, попытался вести себя подружелюбнее. Побыть немного разговорчивым.

– Светильник – модель военного образца, – я начал нести никому ненужную чушь, вместо того чтобы разрядить обстановку, – работает на долгоиграющих аккумуляторах – не слишком ярко и хватит, чтобы пересидеть тут не одну ночь. Хоть сто лет. Мало ли что. Скоро будет теплее. Почти как дома, только для других целей, – попытаться улыбнуться было еще глупее.

Видимо, что-то слегка развеселило ее в моем выражении лица. Краешками губ, пересиливая шок и усталость, она усмехнулась.

– Для каких целей?

Я помолчал. Анализировал только что сказанную чушь.

– Неважно, – отмахнулся, не в силах придумать что-то достойное. – Чтобы выжить, в основном.

– Спасибо, – прошептала она измученно.

Я опустил глаза. Что-то непонятное происходит – я потерял каменное равнодушие, которое поддерживало меня все эти годы. Смутился, сам не знаю почему. Но постарался не подавать виду.

Подошел к закрытому отсеку рядом, ударом выбил заглушку. Небольшая дверца со скрипом отворилась. Внутри стояли ряды провизии – железные консервные банки с тем, что обычно запасают для экстремальных случаев и хранят долго. Я достал пару банок.

Одну кинул ей, она поймала.

– Я не голодна, – сказала она.

– Я тоже. Но тебе нужны силы, чтобы выжить. А судя по твоему виду, ты сейчас грохнешься в обморок.

Она едва заметно улыбнулась.

– Не стоит.

Я решился на еще одну глупость. Пошарился в отсеке и достал стеклянную бутыль с когда-то красивой этикеткой, покрывшейся слоем пыли. Отряхнул, оттер и показал на свет.

– Тогда, пожалуй, это подойдет больше.

– Наверно…

Она не удивилась, откуда в этом дурацком и глухом убежище бутыль старого вина. Как она тут оказалась? Не помню. Она тут давно. Помню, что купил ее в тот последний живой год. На день рождения Мэри. Накануне. У меня были наивные планы на жизнь.

Спустя три года после ее смерти, я в тот день проснулся с адской болью. Физически все было в порядке. Болела мертвая пустота внутри. Как всегда, предсмертный крик все еще стоял в голове. А перед глазами – Мэри. Вся в крови. Этот глюк преследовал весь день, дольше, чем обычно. Глюк был молчалив. Я тоже. Глюк напоминал о мести. Но я и не забывал о ней. Чтобы не сойти с ума, пытался отвлечься, изнурял себя тренировками и глупыми медитациями.

Тренировки держали тело в форме – потому что мне необходим навык убивать и выживать, чтобы отомстить. Медитации помогали быть равнодушным, потому что мне пока нельзя свихнуться от кошмаров и галлюцинаций. Я еще не закончил.

Но они не могли дать покоя. Поэтому ночью я не мог уснуть и бродил по городу. Очнулся в убежище.

Зачем я это вспомнил?

Может, потому, что так подействовало необычное сходство этой девчонки с Мэри? Так приятно видеть ее не ночным кошмаром, а живой и настоящей.

Мы присели прямо на пол, на подстилку. Я откупорил бутылку и отхлебнул. Протянул ей.

Она неуверенно взяла. Ее руки дрожали. От страха или от холода? Я снял куртку и накинул ей на плечи. Она не сопротивлялась. Благодарно посмотрела на меня. Я вроде успокоился. Меня перестало настораживать то, что я отвык видеть в людях.

Простая искренность и доверие.

Некоторое время мы сидели молча.

– Кто ты? – наконец спросила она.

Я усмехнулся. Постепенно удавалось взять себя в руки и довериться ей.

– Убийца, – довериться удалось, а вот найти общий язык, как назло, получалось трудно.

– Нет. Я про другое. Как тебя зовут?

Меня давно об этом не спрашивали.

– А это важно?

– Ты получил пулю из-за меня и убил кучу людей. Думаю, да, это важно.

Я помолчал. Врать не хотелось.

– Алекс, – ответил я. – Когда-то так меня звали.

Я уставился в неопределенную точку на стене.

– Алекс. А зачем ты это сделал, Алекс?

– Сделал что? – переспросил я, потому что не хотел сразу отвечать на вопрос. Речь тут могла быть только об одном. Зачем я убил. Тех людей. НЕлюдей.

– Зачем… спас меня.

Я повернулся к ней. Она – ко мне.

– Если бы знал… Наверно, потому что ты красотка. А?

– Перестань. – Она опять улыбнулась. Печально. – Я же вижу, что это что-то другое. Что-то… гложет тебя.

– Тебя тоже.

Она замолчала. На минуту.

– Он был мне не отец. Отчим. И не из лучших. Он… Я когда-то сама хотела его убить. До того, как умерла мать, и он сильно изменился. Он любил ее. Мне его жалко.