Текст книги "Рассказы просто так (сборник)"

Редьярд Киплинг
Рассказы просто так

© Познер В.В., 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2015

* * *

Редьярд Киплинг

Редьярд Киплинг родился в Индийском городе Бомбее в семье профессора Джона Локвуда Киплинга и Алисы Киплинг. Имя Редьярд он получил в честь английского озера Редьярд, где познакомились его родители. Ранние годы, полные экзотических видов и звуков Индии, были очень счастливыми для будущего писателя. Любовь к Индии он пронес через всю жизнь. Но в возрасте 5 лет вместе со своей сестрой он отправляется на учёбу в Англию. Закончив обучение, Киплинг возвращается в Индию и становится журналистом. В свободное время он пишет короткие рассказы и стихи, которые затем публикуются в газете вместе с другими его статьями. Самое знаменитое и любимое детьми всего мира – «Книга Джунглей». Это невероятная история о мальчике Маугли, коварном Шер Хане, благородном Акеле и других обитателях джунглей. Всю жизнь Киплинг провел путешествуя по разным странам: он посетил Бирму, Китай, Японию, Африку и многие другие страны. На вершине славы и богатства Киплинг отказался от всех почестей. В 1902 году он поселился в глухой деревне в графстве Суссекс. И написал восхитительную книгу «Сказок или Рассказов просто так» (Just So Stories).

Владимир Познер

Я не помню, когда я впервые прочитал «Рассказы просто так» Киплинга. Возможно, мне прочитала их моя мама. Но я совершенно точно помню, какое они произвели на меня впечатление. Это было что-то трудно описуемое, но, может быть, главное чувство, которое я испытал, – было счастье.

Я потом пытался для себя понять, что так пленило меня? Думаю, то, что это были рассказы о животных, но не отвлечённое описание разных животных, а их представление, как равных мне существ с мыслями и чувствами. Они не просто предстали предо мной совершенно живыми, они предстали равными мне, это были мои друзья и враги, тех, кого я любил и ненавидел.

Кто из великих писателей писал так о животных? Да никто. Да, есть Муму и Артемон, есть «Зов предков» и «Белый клык», есть все рассказы Эрнеста Сетона-Томпсона, есть даже Корней Иванович Чуковский, но это всё не то. Это всё о животных – и точка. А вот Кот, который гулял сам по себе, – это разве только кот? Вы так думаете? Да Вы просто не понимаете ничего. Кот – это человек, понимаете? А Слонёнок?…

Тут мне придётся совершить некоторое отступление. У Киплинга он называется Слон-Ребёнок. Понимаете, в английском языке почти нет приставок и очень мало уменьшительных – в отличие от русского. По-русски можно сказать слоник, слонёнок, слонище. По-английски этого никак не скажешь. Помните чудесный фильм «Lost In Translation»? Это тот самый случай. Так что Слон-Ребёнок превратился в Слонёнка. Но, возвращаясь к вышесказанному, позвольте спросить: разве он только слонёнок? Конечно, нет! Он Слонёнок! Он – вполне человек, только маленький ещё, а потому очень любопытный, всё время спрашивает: «Почему?». А Вы, когда были ребёнком, не спрашивали? И Вас никогда не отшивали? Не говорили: «Потому!». Никогда не наказывали за неутолимое любопытство? Не встречали Вы в жизни таких Крокодилов и Питонов? Нет? Ну, что сказать, мне жаль Вас, потому что я встречал и встречаю. Хотя… если бы мама мне не прочитала (всё-таки это она!) «Рассказы просто так», я бы скорее всего не встретил их.

Вообще, благодаря «Книге Джунглей», рассказу «Рикки-Тикки-Тави» и особенно «Рассказам просто так», я вырос совсем другим человеком. Киплинг научил меня не просто любить животных, нет, он научил меня чувствовать себя частью животного мира.

Почему я перевёл эти три рассказа? Почему не все? Это странная история.

Несколько лет тому назад случилось так, что я оказался в компании вполне взрослых людей с их маленькими детьми. И, как водится, дети эти были непослушны и порядком всем надоели. Если мне не изменяет память, это было на паруснике, и я предложил детей выбросить за борт, причём предложил так, что можно было поверить в серьёзность моих намерений. Дети слегка испугались, а я, воспользовавшись паузой, подозвал их к себе и сказал: «Сейчас я расскажу вам кое-что. Не будете слушать – выброшу за борт». И рассказал им о Слонёнке. Они слушали, не проронив ни слова, а когда я закончил, потребовали ещё. Тогда я рассказал им о Коте, который гулял сам по себе. «Ещё!», – закричали они, когда история завершилась, и я решился рассказать им о Сулеймане-ибн-Дауде, о Мудрой и Прекрасной Балкис и о Мотыльке, который топнул. И не заметил, как постепенно вокруг нас собрались родители и вместе с детьми молча слушали. А потом, когда всё уже было закончено, одна мамаша сказала мне: «Вы бы не хотели записать эти рассказы на CD?»

И я подумал, почему нет? Вот и перевёл их и записал. А потом – правда, не помню, как именно это произошло – предложили мне издать книжечку с этими тремя рассказами.

Может, следовало бы мне перевести всю книгу? Ну, что теперь делать? Поезд ушёл.

* * *

И последнее: ныне, когда дети с моей точки зрения увлекаются совершенно бессмысленными, никчёмными, пустяшными «героями», мне хочется думать, что эти рассказы станут… ну, не знаю, может быть, противоядием? Может быть, и Слонёнок, и Кот, и Мотылёк, и все-все-все войдут в их души?

Было бы хорошо.

О Слоне-Ребёнке

Действующие лица

Слоненок

Крокодил

Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон

Дядя Жираф

Тетушка Бегемотиха

Дядюшка Павиан

Птичка Колоколо

В стародавние времена у Слона не было хобота.

Вот так-то, Мои Дорогие. У него был нос – такой себе толстоватый нос, размером с кокос, и этим носом он мог дрыгать. Дрыгать, да и только. Ничего он брать этим носом не мог. Но был один Слон – новенький Слон – Слон-Ребёнок, переполненный неуёмным любопытством. А это значит, он без конца задавал вопросы. Он жил в Африке, и вся Африка не знала, куда деваться от его неуёмного любопытства.

Он спросил свою высоченную тётю Страусиху, почему у неё именно так растут на хвосте перья, и высоченная тётя Страусиха надавала ему по заду своим твёрдым-претвёрдым клювом. Он спросил своего долговязого дядю Жирафа, почему у него такая пятнистая шкура, и долговязый дядя Жираф надавал ему по заду своим твёрдым-претвёрдым копытом. Но его продолжало переполнять неуёмное любопытство. Он спросил свою необъятную тётушку Бегемотциху, почему у неё такие красные глаза, и необъятная тётушка Бегемотиха надавала ему по заду своей тяжелой-претяжелой пяткой; и он спросил своего волосатого дядюшку Павиана, почему у дыни именно вот такой вкус, и волосатый дядюшка Павиан надавал ему по заду своей волосатой-преволосатой лапой. И всё равно его переполняло неуёмное любопытство. Он спрашивал обо всём, что видел, слышал, чувствовал, чего касался, что нюхал или трогал, и все его тети и дяди в ответ давали ему по заду. И всё равно его переполняло неуёмное любопытство.

В одно прекрасное утро, как раз тогда, когда стояло Весеннее Равноденствие, этот неуёмный Слон-Ребёнок задал новый, прекрасный вопрос, который никогда прежде не задавал. Он спросил:

– Что ест Крокодил на обед?

И тогда все громко и ужасно зашипели «Тссс!» и немедленно и самым тщательным образом надавали ему по заду.

Когда же с этим было покончено, Слонёнок набрёл на Птичку Колоколо, которая посиживала себе в самой середине колючего непролазного куста, и сказал:

– Мой отец надавал мне по заду, и моя мать надавала мне по заду; все мои тёти и дяди надавали мне по заду за моё неуёмное любопытство; но я всё равно хочу знать, что ест Крокодил на обед!

Тогда Птичка Колоколо печально пропела:

– Отправляйся к берегам великой, серо-зелёной, склизкой Реки Лимпопо, окружённой жар-деревьями, и ты узнаешь.

На следующее утро, когда ничего не осталось от Весеннего Равноденствия, потому что денствие уже было совершенно неравным, этот неуёмный Слон-Ребёнок взял сто фунтов бананов (красного маленького сорта) и сто фунтов сахарного тростника (длинного фиолетового сорта), семнадцать дынь (зелёного хрустящего сорта) и сказал всем своим дорогим родственникам:

– Прощайте. Я отправляюсь к берегам великой, серо-зелёной, склизкой Реки Лимпопо, окружённой жар-деревьями, чтобы узнать, что крокодил ест на обед.

И все они ещё раз надавали ему по заду на счастье, хоть он и просил их наивежливейшим образом этого не делать.

И он отправился в путь, чуть вспотевший, но совершенно неудивленный, поедая дыни и роняя корки там и сям, потому что не мог их поднять.

Он шёл от Грехем-Тауна до Кимберлея, и от Кимберлея до Графства Хамы, и от Графства Хамы он шёл на восток и на север, всё время съедая дыни, пока не дошёл он до берегов великой, серо-зелёной, склизкой Реки Лимпопо, окружённой жар-деревьям точно так, как рассказала Птичка Колоколо.

Вам, О Мои Дорогие, следует знать и понимать, что до той самой недели, до того самого дня и часа, до той самой минуты и секунды этот неуёмный Слон-Ребёнок никогда не видел Крокодила и не имел о нём ни малейшего представления. Всё дело было в его неуёмном любопытстве.

Первым, кого он увидел, был Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон, обвившийся, как и положено ему, вокруг скалы.

– Звините меня, – наивежливейшим образом сказал Слон-Ребёнок, – но не видали ли Вы в этих невнятных местах Крокодила?

– Видал ли я Крокодила? – ужасающе надменным образом ответил Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон. – Однако. Больше ничего не хочешь знать?

– Звините, – сказал Слон-Ребёнок, – будьте так добры, скажите мне, что он ест на обед?

И тогда Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон немедленно развернулся и надавал Слонёнку по заду своим чешуйчатым хвостом.

– Это очень странно, – сказал Слон-Ребёнок, – потому что мой отец, и моя мать, и мой дядя, и моя тетя, не говоря о моей тётушке Бегемотихе и о моём дядюшке Павиане, – все понадавали мне по заду за моё неуёмное любопытство; видимо, это в порядке вещей.

Тогда он наивежливейшим образом попрощался с Двухцветным-Скалистым-Змеем-Питоном, но прежде помог ему вновь обвиться вокруг скалы и пошёл дальше, чуть вспотевший, но вовсе неудивлённый, поедая дыни и роняя корки там и сям, потому что не мог их поднять, пока не наступил на нечто такое, что показалось ему бревном, лежащим на самом берегу великой, серо-зелёной, склизкой Реки Лимпопо, окружённой жар-деревьями.

Но это, О Мои Дорогие, было не бревно, это был Крокодил, и Крокодил моргнул одним глазом – вот так!

– Звините, – наивежливейшим образом сказал Слон-Ребёнок, – но не видали ли Вы Крокодила в этих невнятных местах?

Тогда Крокодил моргнул вторым глазом и наполовину приподнял из ила свой хвост; и Слон-Ребёнок наивежливейшим образом сделал шаг назад, потому что не хотел, чтобы ему вновь надавали по заду.

– Подойди сюда, Мой Маленький, – сказал Крокодил. – Почему ты задаёшь такие вопросы?

– Звините, – наивежливейшим образом ответил Слон-Ребёнок, – мне по заду надавали мой отец и моя мать, не говоря о моей высоченной тёте Страусихе и долговязом дяде Жирафе, который лягается больно-пребольно, и о моей необъятной тётушке Бегемотихе и волосатом дядюшке Павиане, включая Двухцветного-Скалистого-Змея-Питона с Чешуйчатым хвостом, который вон там на берегу обвился вокруг скалы и бьёт больнее всех; и поэтому, если Вы не возражаете, я больше не хочу, чтобы мне давали по заду.

– Иди сюда, Мой Маленький, – молвил Крокодил, – ведь я и есть Крокодил, – и он пролил крокодиловы слёзы, чтобы доказать, что это правда.

Слон-Ребёнок заволновался, задышал часто-часто, опустился на колени у самого берега и сказал:

– Так Вы и есть тот самый, которого я ищу столько дней? Пожалуйста, скажите мне, что Вы едите на обед?

– Подойди сюда, Мой Маленький, – молвил Крокодил, – и я шепну тебе на ушко.

И тогда Слон-Ребёнок опустил голову близко-близко к зубастой, клыкастой пасти Крокодила, и Крокодил схватил его за куцый нос, который, до этой самой недели, до этого дня и часа, до этой самой минуты и секунды, был не больше сапожка, хотя и много полезнее.

– Пожалуй, – сказал Крокодил – и сказал он это, сжав челюсти, вот таким вот образом, – пожалуй, сегодня я начну со Слона-Ребёнка!

Услышав это, О Мои Дорогие, Слон-Ребёнок немало огорчился, и он сказал, говоря в нос, вот таким вот образом:

– Пусдиде! Бде больдо.

И тогда Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон сполз со скалы и прошипел:

– Мой юный друг, если ты сейчас же и немедленно не станешь тянуть изо всех сил, то, как мне представляется, твой знакомый, тот самый, кто одет в тиснёный кожаный лапсердак (так он называл Крокодила), сдёрнет тебя с берега в эти прозрачные воды прежде, чем ты успеешь сказать «Здрасте».

Именно так разговаривают Двухцветные-Скалистые-Змеи-Питоны.

И тогда Слон-Ребёнок присел на свой битый зад и стал тянуть; он тянул, и тянул, и тянул, и нос его стал вытягиваться. И Крокодил барахтался в воде, взбивая пену своим могучим хвостом, и он тоже тянул, и тянул, и тянул.

И нос Слона-Ребёнка продолжал вытягиваться. Слон-Ребёнок упёрся всеми четырьмя ножками, и тянул, и тянул, и тянул, и нос его продолжал вытягиваться; Крокодил работал хвостом, словно веслом, и он тоже тянул, и тянул, и тянул, и нос Слона-Ребёнка всё больше и больше вытягивался – а уж больно было – жжжжжуть!

И тогда Слон-Ребёнок почувствовал, что его ноги начинают скользить, и он сказал в нос, который уже достиг пяти футов длины:

– Нед сил, я больше де могу!

И тогда Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон сполз с берега и завязался двойным морским узлом вокруг задних ног Слона-Ребёнка и сказал:

– О торопливый и малоопытный путник, мы сейчас предадимся высокому напряжению, ибо, если этого не сделать, то мне представляется, этот самоходный броненосец (О Мои Дорогие, это он так называл Крокодила) навсегда лишит будущего твою карьеру.

Так разговаривают все Двухцветные-Скалистые-Змеи-Питоны.

И он стал тянуть, и тянул Слон-Ребёнок, и тянул Крокодил; но Слон-Ребёнок и Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон тянули сильнее; и в конце-концов Крокодил отпустил нос Слона-Ребёнка да с таким громким хлопком, что слышно было по всей Реке Лимпопо.

И тогда Слон-Ребёнок сел с размаху, но только после того, как сказал «Спасибо» Двухцветному-Скалистому-Змею-Питону; а потом он стал ухаживать за своим бедным носом, обернув его в банановые листья и опустив его в прохладные воды серо-зелёного, склизкого Лимпопо.

– А зачем ты делаешь это? – спросил Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон.

– Звините, – ответил Слон-Ребенок, – но мой нос сильно не в форме, и я жду, когда он сядет.

– Тогда придётся тебе долго ждать, – сказал Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон, – есть же такие, которые не понимают собственного счастья!

Слон-Ребёнок просидел так целых три дня, всё ожидая, когда его нос сядет. Но нос не садился. Кроме того, из-за него он щурился. Ибо, О Мои Дорогие, вы увидите и убедитесь в том, что Крокодил превратил его нос-кокос в самый настоящий хобот – такой какой сегодня есть у всех Слонов.

К концу третьего дня прилетела муха и ужалила Слона-Ребёнка в плечо. И не успел он подумать, как взял и хоботом прихлопнул муху.

– Преимущество номер раз! – сказал Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон. – Разве смог бы ты сделать это своим носом-кокосом? А теперь попробуй съесть что-нибудь.

И не успел Слон-Ребёнок подумать, как он вытянул хобот, сорвал пучок травы, отряхнул его от пыли о передние ноги и засунул в рот.

– Преимущество номер два-с, – сказал Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон. – Разве смог бы ты сделать это своим носом-кокосом? А не кажется ли тебе, что очень стало припекать солнце?

– Кажется, – сказал Слон-Ребёнок, – и не успел он подумать, как сгрёб с берега великой, серо-зелёной, склизкой Реки Лимпопо целое ведро илистой жижи и опрокинул себе на голову, где она лёгла прохладной шапкой и потёкла ему за уши.

– Преимущество номер три-с! – сказал Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон. – Разве ты смог бы сделать это своим носом-кокосом? А теперь скажи, не хочется ли тебе получить по заду?

– Звините, – ответил Слон-Ребёнок, – но мне этого совсем не хочется.

– А как насчёт того, чтобы надавать по заду кому-нибудь? – сказал Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон.

– С превеликим удовольствием, – сказал Слон-Ребёнок.

– Имей в виду, – сказал Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон, – что твой новый нос очень пригодится для этого дела.

– Спасибо, – ответил Слон-Ребёнок, – я запомню это. А теперь я, пожалуй, пойду домой к моим дорогим родственникам и попробую.

И Слон-Ребёнок зашагал домой по Африке, болтая и играя хоботом. Когда он хотел съесть фрукты, он срывал их с дерева, а не ждал, пока они упадут на землю, как бывало прежде. Когда он хотел травы, он срывал её с земли, а не опускался на колени, как бывало прежде. Когда его жалили мухи, он отламывал ветку с дерева и отгонял их; и когда очень припекало солнце, он сооружал себе новенькую, прохладно-илистую шапку. Когда он, прогуливаясь по Африке, чувствовал себя одиноким, он хоботом выдувал себе песни, да так громко, как три духовых оркестра вместе взятые. По пути он разыскал незнакомую необъятную Бегемотиху (которая не была его родственницей) и надавал ей по заду изо всех сил, чтобы убедиться, что Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон сказал правду. Всё остальное время он собирал корки от дынь, которые разбросал, пока шёл к Лимпопо – он хоть и был Толстокожим Животным, но очень Аккуратным.

И вот, одним тёмным вечером он вернулся ко всем своим родственникам и, свернув хобот колечком, сказал «Как поживаете?», и все они обрадовались и поспешно сказали:

– Иди-ка сюда и получи по заду за своё неуёмное любопытство!.

– Фу-фу-фу, – фыркнул Слон-Ребёнок в ответ. – Что вы понимаете в давании по заду? А я вот понимаю и сейчас покажу вам, как это делается.

И он одним махом развернул хобот – и оба его милых брата полетели вверх тормашками.

– Ну и Бананы! – заревели они, – где ты научился этому фокусу и что ты сделал со своим носом?

– Побывал на берегах великой, серо-зелёной, склизкой Реки Лимпопо, и там обменял у Крокодила старый нос на новый, – сказал Слон-Ребёнок. – Я спросил его, что он ест на обед, и он подарил мне вот этот хобот.

– Довольно уродливая штука, – сказал его волосатый дядюшка Павиан.

– Верно, – ответил Слон-Ребёнок, – но очень удобная, – и он схватил своего волосатого дядюшку Павиана за волосатую ногу и засунул в осиное гнездо.

Тогда этот плохой Слон-Ребёнок немедленно и самым тщательным образом надавал по заду всем своим дорогим родственникам, пока им не стало очень жарко и удивительно. Он выдернул перья из хвоста своей тёти Страусихи; он схватил своего дядю Жирафа за ногу и протащил через колющиеся шипастые кусты; своей необъятной тётушке Бегемотихе он протрубил прямо в ухо, пока она предавалась послеобеденному сну; но он никому не позволил и пальчиком тронуть Птичку Колоколо.

Закончилось всё тем, что все его дорогие родственники одним за другим поспешили к берегам великой, серо-зелёной, склизкой Реки Лимпопо, окружённой жар-деревьями, чтобы одолжить у Крокодила новый нос. Когда они вернулись, никто больше никому и никогда не давал по заду; и с этого самого дня, О Мои Дорогие, у всех слонов, которых вы когда-либо увидите, не говоря о тех, которых не увидите вы никогда, есть хобот – точно такой же, как у неуёмного Слона-Ребёнка.

О Коте, который гулял сам по себе

Действующие лица

Кот

Пес

Конь

Женщина

Мужчина

Детеныш

Летучая мышь

Мышка

Внимайте и слушайте, Мои Дорогие, потому что рассказ пойдёт о стародавних временах, когда все животные – абсолютно все – были дикими. Пёс был диким, и Конь был диким, и Корова была дикой, и Овца была дикой, и Свинья была дикой – и гуляли они по Мокрому Дикому Лесу, и гуляли притом совершенно диким образом. Но самым диким среди всех животных был Кот. Он гулял сам по себе, ему все места были безразличны.

Мужчина тоже был диким. Он был просто ужасно диким. Он совершенно не хотел одомашниваться, пока не встретил Женщину, и она сказала ему, что не желает больше жить вот таким диким образом. Вместо кучки сырых листьев она выбрала приятную сухую Пещеру; она посыпала пол чистым песочком; она разожгла в глубине Пещеры огонь; и поперёк входа в Пещеру она повесила хвостом вниз конскую шкуру; и она сказала:

– Вытирай ноги, дорогой, когда входишь, и будем теперь вести домашнее хозяйство.

И в тот вечер, Мои Дорогие, они ели дикую баранину, жаренную на раскалённых углях и приправленную диким чесноком и диким перцем; дикую утку, нашпигованную диким рисом, и диким фенхелем, и диким кориандром; мозговые косточки диких быков; и дикую вишню, и дикий гранат. Потом Мужчина, переполненный счастьем, заснул у огня; но Женщина спать не стала, она расчесала волосы, взяла в руки баранью лопаточную кость – большую плоскую кость – и стала рассматривать волшебные знаки и отметины на её поверхности; она подбросила дров в огонь, и она сотворила Волшебство. И это было Первое Певучее Волшебство в мире.

А там, в Мокром Диком Лесу, собрались вместе все дикие животные, собрались там, откуда им вдали было видно пламя огня, и они думали-гадали, что это означает.

Дикий Конь топнул диким копытом и сказал:

– О Друзья мои и О Враги мои, для чего Мужчина и Женщина разожгли это пламя в Пещере, и не навредит ли это нам?

Дикий Пёс поднял свою дикую морду, почуял запах жареной баранины, и он сказал:

– Я пойду, посмотрю и расскажу; потому что, как кажется мне, это дело доброе. Кот, пойдём со мной.

– Нетушки! – ответил Кот. – Я – Кот, который гуляет сам по себе, и мне все места безразличны. Не пойду я.

– Тогда мы больше никогда не будем друзьями, – сказал Дикий Пёс, и он побежал к Пещере.

Но не успел он отойти, как Кот сказал себе: «Мне все места безразличны. Почему бы и мне не пойти, посмотреть и потом уйти, куда мне заблагорассудится». И он тихо, очень-очень тихо прокрался за Диким Псом и спрятался так, чтобы всё подслушать.

Когда Дикий Пёс добежал до входа в Пещеру, он мордой приподнял сухую конскую шкуру и стал вдыхать сладчайший запах жареной баранины, а Женщина, смотревшая на лопаточную кость, услышала это, рассмеялась и сказала:

– Вот и пришёл первый. Дикое Существо из Дикого Леса, что тебе надобно?

Дикий Пёс ответил:

– О Враг мой и Жена Врага моего, что это так сладко пахнет на весь Дикий Лес?

И тогда Женщина взяла жареную баранью косточку, кинула её Дикому Псу и сказала:

– Дикое Существо из Дикого Леса, на, попробуй.

И Дикий Пёс попробовал, и ничего более вкусного он никогда не пробовал, и он попросил:

– О Враг мой и Жена Врага моего, дай мне ещё.

Женщина сказала:

– Дикое Существо из Дикого Леса, если будешь помогать моему Мужчине днём охотиться и ночью сторожить Пещеру, я дам тебе столько жареных костей, сколько захочешь.

– А-а-а-а, – подумал Кот, всё слыша. – Это умная Женщина, но она не так умна, как я.

Дикий Пёс вполз в Пещеру, положил голову Женщине на колени, и сказал:

– О Друг мой и Жена Друга моего, я буду помогать охотиться твоему Мужчине и ночью буду сторожить твою Пещеру.

– А-а-а, – подумал Кот, всё слыша. – Это очень глупый Пёс.

И он отправился назад в Дикий Лес, помахивая диким хвостом и гуляя сам по себе. Но никогда он не рассказал никому ничего.

Когда проснулся Мужчина, он спросил:

– Что здесь делает Дикий Пёс?

И Женщина ответила:

– Его более не зовут Диким Псом, отныне имя ему Первый Друг, потому что он будет нашим другом всегда и на вечные времена. Возьми его с собой, когда пойдёшь на охоту.

На следующий вечер Женщина нарезала зелёной травы, что растёт на заливных лугах, высушила ее перед огнём, чтобы пахла она свежим сеном, и села перед входом в Пещеру; и сплела она сбрую из конской шкуры; и взяла она баранью лопаточную кость – эту большую и широкую кость – и сотворила она Волшебство. И это было Второе Певучее Волшебство в мире.

А там, в Диком Лесу, все животные удивлялись, что могло случиться с Диким Псом, и наконец Дикий Конь топнул диким копытом и сказал:

– Я пойду, посмотрю и расскажу, отчего не вернулся Дикий Пёс. Кот, пойдём со мной.

– Нетушки! – сказал Кот. – Я – Кот, который гуляет сам по себе, и мне все места безразличны. Не пойду я.

Но всё равно он тихо, очень-очень тихо последовал за Конём и спрятался так, чтобы все подслушать.

Когда Женщина услышала Дикого Коня, который шёл, путаясь в своей длинной гриве и спотыкаясь, она рассмеялась и сказала:

– А вот и второй. Дикое Существо из Дикого Леса, что тебе надобно?

Дикий Конь ответил:

– О Враг мой и Жена Врага моего, где Дикий Пёс?

Женщина рассмеялась, взяла в руки лопаточную кость, посмотрела на неё и сказала:

– Дикое Существо из Дикого Леса, не за Диким Псом пришёл ты, а за вкусной травой.

Дикий Конь, всё путаясь в своей гриве и спотыкаясь, сказал:

– Это правда; дай мне съесть травы.

И Женщина сказала:

– Дикое Существо из Дикого Леса, нагни свою дикую голову и надень то, что я дам тебе, и ты будешь есть эту прекрасную траву три раза в день.

– А-а-а, – подумал Кот, всё слыша. – Это хитрая Женщина, но она не так хитра, как я.

Дикий Конь нагнул свою дикую голову, и Женщина накинула на неё сплетённую из шкуры сбрую; и Дикий Конь выдохнул теплом на ноги Женщине и сказал:

– О моя Хозяйка и Жена моего Хозяина, ради вкусной травы я буду твоим слугой.

– А-а-а, – подумал Кот, все слыша. – Это очень глупый Конь.

И он вернулся в Дикий Лес, помахивая своим диким хвостом и гуляя сам по себе. Но никогда он не рассказал никому ничего.

Когда с охоты вернулись Мужчина и Пёс, Мужчина сказал:

– Что здесь делает Дикий Конь?

И женщина сказала:

– Его более не зовут Диким Конём, имя ему Первый Слуга, потому что он будет переносить нас с места на место всегда и на вечные времена. Садись на него верхом, когда отправишься на охоту.

На следующий день к Пещере подошла Дикая Корова, высоко задрав голову, чтобы дикими рогами не зацепиться за дикие деревья, а вслед за ней пришёл Кот, который спрятался так же, как прежде. И всё случилось так, как уже случалось: Кот подумал то, что думал прежде, а когда Дикая Корова пообещала в обмен на вкусную траву каждый день давать Женщине молоко, Кот вновь отправился в Дикий Лес, помахивая своим диким хвостом и гуляя сам по себе. Но никогда он не рассказал никому ничего.

И когда Мужчина, и Конь, и Пёс вернулись с охоты и задали те же вопросы, что и прежде, Женщина ответила:

– Её более не зовут Дикой Коровой, имя ей Дарящая Парное Молоко. И парное белое молоко она будет давать нам всегда и на вечные времена, и я буду ухаживать за ней, пока ты с Первым Другом и Первым Слугой будешь охотиться.

На следующий день Кот стал ждать, отправится ли к Пещере хотя бы ещё одно Дикое Существо, но никто из Дикого Леса не пошёл, и тогда Кот пошёл сам; он увидел Женщину, которая доила Корову, и свет пламени в Пещере, и он учуял запах парного белого молока.

Кот спросил:

– О Враг мой и Жена Врага моего, куда пропала Дикая Корова?

Женщина рассмеялась и сказала:

– Дикое Существо из Дикого Леса, возвращайся в Лес, потому что я заплела волосы, и я убрала волшебную лопаточную кость, и нам в нашей Пещере нет больше надобности ни в друзьях, ни в слугах.

Кот ответил:

– Я не друг и я не слуга. Я Кот, который гуляет сам по себе, и я хочу войти в твою пещеру.

И Женщина ответила:

– Почему же тогда ты не пришёл с Первым Другом тогда в первую ночь?

Кот страшно рассердился и сказал: –Что ещё наболтал обо мне Дикий Пёс?

Тогда Женщина рассмеялась и сказала:

– Ты – Кот, который гуляет сам по себе, и для тебе все места безразличны. Ты и не друг, и не слуга. Ты сам так сказал. Уходи и гуляй себе по всем этим местам, которые тебе безразличны.

Тогда Кот притворился, будто огорчён, и сказал:

– Никогда, значит, мне не побывать в твоей Пещере? Никогда, значит, мне не сидеть у тёплого огня? Никогда, значит, мне не пить парного белого молока? Ты очень умна и очень красива. Тебе не к лицу быть жестокосердной, даже с Котом.

Женщина сказала:

– Я знала, что я умна, но не знала, что красива. Поэтому заключу с тобой договор. Если я когда-нибудь скажу о тебе хоть одно доброе слово, тебе будет позволено входить в Пещеру.

– А если скажешь обо мне два добрых слова? – спросил Кот.

– Этому не бывать, – ответила Женщина, – но если я скажу о тебе два добрых слова, ты сможешь греться у огня в Пещере.

– А если скажешь три слова? – спросил Кот.

– Этому не бывать, – ответила Женщина, – но если скажу о тебе три добрых слова, тебе будет позволено пить парное белое молоко три раза в день всегда и на вечные времена.

Тогда Кот выгнул спину и сказал:

– Пусть Занавес у входа в Пещеру, и Огонь в глубине Пещеры, и Молочные крынки, стоящие у Огня, запомнят то, что сказала ты, мой Враг и Жена Врага моего.

И он отправился в Мокрый Дикий Лес, помахивая своим диким хвостом и гуляя сам по себе.

В тот вечер, когда Мужчина, и Конь, и Пёс вернулись с охоты, Женщина не сказала им о договоре с Котом, потому что боялась, что это может не понравиться им.

Кот отправился далеко-далеко и спрятался в Мокром Диком Лесу так надолго, что Женщина совершенно забыла о нём. Только Летучая Мышь – висящая вверх ногами в Пещере, маленькая Летучая Мышь – знала, где прячется Кот; и каждый вечер Летучая Мышь прилетала к Коту с новостями о том, что происходит.

И вот одним вечером Летучая Мышь сообщила: –В Пещере появился Детеныш. Он совсем новенький розовенький и толстенький, и Женщина его обожает.

– А-а-а, – промурлыкал Кот, услышав это. – А что любит Детеныш?

– Он любит пушистое и то, что щекочет, – ответила Летучая Мышь. – Он любит то, что согревает и усыпляет, чем можно спать в обнимку. Он любит, когда с ним играют. Всё это он любит.

– А-а-а, – промурлыкал Кот, услышав это. – Тогда пришло моё время.

На следующую ночь Кот прошёл через Мокрый Дикий Лес и спрятался вблизи Пещеры, дожидаясь, когда Мужчина, и Пёс, и Конь отправятся на охоту. Женщина в то утро была занята готовкой, и Детеныш заплакал. Она вынесла его из Пещеры и дала ему поиграть пригоршню камешков. Но Детеныш продолжал плакать.

Тогда Кот протянул свою мягкую лапку и погладил его по щеке, и Детеныш заворковал; и Кот потёрся о его толстенькие коленки и пощекотал его хвостом под толстеньким подбородком. И Детеныш засмеялся; Женщина услышала это и улыбнулась.

Тогда Летучая Мышь – маленькая, вверх ногами висящая в Пещере Летучая Мышь – сказала:

– О Хозяйка моя, и Жена Хозяина моего, и Мать Детенышем Хозяина моего, Дикое Существо из Дикого Леса удивительно играет с твоим Малышом.

– Да будет благословенно это Дикое Существо, кем бы оно ни было, – сказала Женщина, выпрямив спину, – потому что я очень занята, и оно мне очень услужило.

И в эту самую минуту и секунду, Мои Дорогие, Занавесь из конской шкуры, что висела хвостом вниз у входа в Пещеру, упала – тррррррах! – потому что помнила о договоре Женщины с Котом, а когда Женщина пошла, чтобы поднять её, то увидела – о чудо из чудес! – Кота, который удобно расположился в Пещере.