Текст книги "У Бога всегда есть работа для тебя. 50 уроков, которые помогут тебе открыть свой уникальный талант"

Урок 12
Иногда работа твоей мечты – это работа, которая у тебя уже есть

В тот день, когда меня наняли на работу в «Бикон Джорнел», я проплакала всю дорогу домой. Час слез. Целое ведро.

Почему? Я только что согласилась быть бизнес-репортером. Я ненавидела бизнес-новости. Что, если я совершила ужасную ошибку? После полугода написания репортажей о продажах и прибыли мне стало скучно, я лишилась покоя. Местный журнал предложил мне работу – писать статьи. Один мудрый человек в нашей новостной редакции советовал мне остаться, чтобы создать себе рабочее резюме, заработать пенсию и жизненный опыт.

– Ты провела здесь всего несколько месяцев, – убеждал мой коллега. – Дай своей журналистской карьере шанс. Дай себе шанс здесь. Ты никогда об этом не пожалеешь.

Он был прав. Что же это за «скучные» задания, которые мне давали? Этакий винегрет из остатков, которые никому не были нужны: фермерство, страхование здоровья и аэростат. И вот как это было скучно:

Итак, поднимаюсь я в воздух на аэростате Goodyear…

Что?!

Ага!

Я предложила сопроводить заметку об аэростате Goodyear фотографиями. Мы поехали на машине из Экрона в Саут-Бенд, штат Индиана, где я должна была подняться в воздух на аэростате, с которого велась съемка футбольного матча на стадионе «Нотр-Дам». Я провела несколько дней, беря интервью у канатной команды – ребят, работавших на земле, которые оказались совершенно замечательными. Им не достается такой славы, как пилотам, зато именно они здороваются с горожанами и позволяют им почувствовать себя как дома, когда те выстраиваются поглазеть на аэростат.

Полет на аэростате – ни с чем не сравнимое ощущение. Оно совершенно не похоже на полет. Скорее, напоминает лодочные гонки. Поднимаешься в небеса и ныряешь там то вверх, то вниз. Здорово поднимает настроение, но шум ужасный. Телесъемочная группа открыла наружную дверцу, чтобы выдвинуть оттуда большую камеру для съемки игры. Было так шумно, что нам пришлось надеть наушники. Мы летели над университетом Нотр-Дам, махая руками статуе «Иисуса, объявляющего тачдаун»[7]7
  «Иисус, объявляющий тачдаун» – ироническое название статуи Иисуса в городе Монро, штат Цинциннати (США), данное ей местными жителями из-за поднятых рук, напоминающих жест футбольного арбитра.


[Закрыть], Золотому Собору, наблюдая за игрой «Файтинг Айриш» против «Мичиган Стейт». На середине полета пилот обернулся ко мне и сказал:

– Садись, порули.

Я? Я буду сидеть за рулями управления «Духа Экрона»?!

Ого…

Как я могла отказаться? Я все еще щипала себя, не в силах поверить даже в то, что действительно лечу на аэростате Goodyear. Это редкое баловство, обычно приберегаемое для корпоративных «шишек», которые являются лучшими клиентами этой компании – производителя шин.

Но управлять дирижаблем? ОГО!

Пилот объяснил мне, как просто это делается, и показал на два измерительных прибора. Альтиметр с цифрами и круговая шкала, поделенная надвое посередине. Верхняя часть была голубой.

– Это – для неба. Удерживай его в небе, – пояснил он. Он имел в виду, не давать стрелке альтиметра подниматься слишком высоко, иначе аэростат полетит вверх, его оболочка нагреется и расширится. Он велел мне также удерживать аэростат в голубом поле. Не давать ему направляться к югу – к земле.

Нет проблем. Неужто это так трудно?

Я справлялась отлично. А потом он оставил меня одну и отправился в туалет. Ага! На аэростате есть туалет. Ну, вроде того. В смысле, не туалет, а просто трубка. Жидкие отходы «рассеиваются» в атмосфере. По крайней мере, так мне сказал пилот. (Добрый совет: никогда не стойте прямо под аэростатами.)

Он пошел по гондоле в заднюю часть аэростата, и я одна осталась за пультом управления. В матче как раз был перерыв. Я наблюдала за выступлением музыкальной команды, когда вдруг, совершенно внезапно, стрелка альтиметра скакнула. Я направила аэростат вниз – совсем капельку. Стрелка поднялась выше, и я направила его еще чуточку вниз. Передняя часть гондолы аэростата целиком стеклянная, так что теперь я смотрела прямо на землю и отчаянно упиралась ногами, чтобы не выпасть сквозь стекло. О Господи! Какой уж там голубой сектор!

Должно быть, с земли это смотрелось как сцена из фильма-катастрофы, когда аэростат вот-вот грянется о землю на 50-ярдовой линии. Пилоту пришлось хвататься за сиденья, когда он пробирался обратно ко мне и перехватывал управление. Он выровнял аэростат и буркнул:

– Знаешь, этой штукой достаточно сложно пользоваться, даже когда не стоишь на голове.

Он заодно пообещал мне, что я больше никогда в жизни не сяду за рули аэростата.

Вот это приключение – как раз на той самой работе, которую я, как мне казалось, терпеть не могла!

Эта работа предоставила мне множество возможностей, выходивших далеко за рамки бизнес-новостей, как только я решила поднять для себя планку. Я вызвалась лететь в Сальвадор, чтобы написать об окончании войны, увидеть ее глазами мальчика, который лишился ноги и получил протез у нас, в Огайо. Я летала в Северную Ирландию, чтобы писать о тамошних «беспорядках» с точки зрения детей, которые на лето приехали в Америку, чтобы избежать опасности.

Секрет любой работы не в том, чтобы уходить с нее, когда скучаешь, не находишь себе места или раздражаешься, но в том, чтобы остаться и сделать ее лучше. Иногда нужно просто сдержать свой порыв и назвать это место землей обетованной. Одна моя близкая подруга когда-то меняла рабочие места каждые шесть месяцев. И под конец ненавидела каждую свою работу. Ее «лекарство от скуки» было географическим. Единственная проблема – ей всякий раз приходилось брать с собой себя. Все мы знакомы с такими людьми. Их решение для любой сложной ситуации – двигаться дальше. Движение разрешает их супружеские конфликты, проблемы с алкоголем и трудоустройством, финансовые трудности, отсутствие энтузиазма, избыток скуки… Лучшее решение – менять себя, а не работу. Когда меняешься сам, работа меняется автоматически.

Переезд может быть подходящим решением для некоторых людей. Но есть один старый анекдот. Новосел в маленьком городке спрашивает старожила: «А какие люди живут в вашем городе?» Старожил отвечает вопросом: «А какие они были в том городе, где ты жил раньше?» Новосел отвечает: «Злобные и мерзкие». Старожил говорит: «Тогда таких же ты найдешь и здесь». На следующий день еще один новосел приходит в тот же бар и спрашивает, каковы люди в этом городке. Старожил и его спрашивает в ответ: «А какие они были в твоем прежнем городе?» Второй новосел отвечает: «Добросердечные и щедрые». Старожил отвечает: «Значит, и здесь ты найдешь таких же».

Когда меняешься сам, работа меняется автоматически.

Каков ты сам, такое к себе и притягиваешь. Или, как говаривал мистер Брэди, отец бесславной семейки Брэди, «Куда пойдешь, там и окажешься».

Простая идея оседлости еще в древности была превращена монахами в священный обет. У св. Бенедикта возникла мысль: ввести обязательство оставаться в одной и той же общине, чтобы удержать монахов от блужданий в поисках лучшего места для служения Богу – как будто такое место существует. Монах-траппист Томас Мертон испытывал больше трудностей с обетом оседлости, чем с обетом бедности. Он постоянно боролся со своим желанием уйти из монастыря в поисках настоящего одиночества и более глубокого переживания Бога. В конечном итоге он провел всю свою жизнь в одном и том же монастыре в Кентукки, где писал книги о святости самой обычной жизни, которая его окружала.

Необязательно быть монахом, чтобы осознать, что поиски счастья происходят в нашем внутреннем ландшафте, а не состоят в ежегодных переездах. Я никогда не жила за пределами Огайо. Моя охота к перемене мест всегда находила отдушину в перемене декораций моего рабочего места. Я работаю журналисткой почти три десятилетия. Я переживала разные этапы, в том числе и приступы желания уехать, чтобы зарабатывать больше денег, добиться популярности, лучше выразить себя.

Может быть, дело в среднем возрасте, который кричит «Хватит!». Или ежедневных напоминаниях, которые убеждают меня остаться, – как, например, та почтовая открытка с изображением красных туфелек, которую подарил мне муж. Туфельки Дороти напоминают: «Нет места лучше дома» – и советуют искать реализации своего заветного желания не дальше собственного сада.

Я слышала, как ворчат репортеры (я была одной из них): мол, если бы мы были настоящими писателями, то жили бы в Нью-Йорке и писали романы или статьи для «Нью-Йорк Таймс». Но одна из фотографов, с которыми я работала, Робин Витек, показала мне, что для самореализации нам не нужно ничего, кроме текущего момента.

Ее подход к жизни и фотографии состоял в том, чтобы выбрать место, подождать и позволить жизни происходить. Делая репортаж о баскетбольном матче, она не охотилась за яркими моментами, бегая туда-сюда вдоль игрового поля. Она выбирала себе место и снимала жизнь, происходившую вокруг нее.

Не важно, где ты решаешь пустить корни или отрастить ветви – ты всегда стоишь на Земле Обетованной.

Стоит только выбрать место и закрепиться в жизни, работе или городе – и окружающий ландшафт никогда не перестанет тебя удивлять. Не важно, где ты решаешь пустить корни или отрастить ветви – ты всегда стоишь на Земле обетованной.

Урок 13
Чаще всего единственный, кто стоит у тебя на пути, – это ты сам

Когда-то к экрану моего компьютера была прикреплена записка: «Думай, как мужчина».

Такое впечатление, что мужчины умеют рассчитать, как быстрее нас подняться по карьерной лестнице, на ее вершине зарабатывают больше денег и никогда не жалуются на «стеклянный потолок» или «липкий пол», не дающие им подняться. Я выбросила эту записку после того, как Всемирная христианская организация молодых женщин (YWCA) удостоила меня своей награды. Девизом этой премии была фраза «По карьерной лестнице можно взбираться на каблуках». Не знаю, как мои читательницы, но я даже ходить не могу на высоких каблуках, не то что взбираться на них по лестнице.

И женщины, и мужчины давали мне немало советов, как добиться успеха. Как же взбираться по этой лестнице? Для начала – не надо себе мешать. Некоторые из нас – в том числе и я – выдумывают всевозможные отговорки, только бы избежать необходимости преодолевать – сверху, снизу или в обход – те препятствия, которые швыряет нам под ноги жизнь.

Мы виним своего начальника, папу или учителя в седьмом классе. Мы виним систему, экономику, людей, которые находятся над нами, под нами, вокруг нас. Мы позволяем всем этим препонам стоять на нашем пути. Да, но именно так мы всегда это делали. Да, но босс ни за что этого не позволит. Да, но совет директоров этого не одобрит. Да, но я слишком стара… слишком молода… слишком неопытна… слишком опытна… слишком неумела.

Пора избавиться от этого большого «но».

У меня есть полный каталог отговорок для тех дел, которые мне слишком страшно или не хочется делать. Большинство из них начинается со слов «я не могу».

Я не могу; я слишком занята, слишком устала, слишком ошарашена. Я не умею пользоваться LinkedIn, Facebook, Twitter, программами Excel или PowerPoint; все это слишком путано и трудно. Я не могу; я не умею обращаться с деньгами, статистикой, цифрами, технологией, машинами. Я не могу; я недостаточно умна, чтобы продумать все это самостоятельно, и непременно напортачу.

А еще есть эти таинственные «они». «Они» мне не позволят. О ком же мы говорим?

Кто-то однажды сказал мне: кто не хочет, тот ищет оправданий, кто хочет, находит путь. Все действительно так просто.

Все мы знакомы с людьми, которые тратят по 15 минут на объяснения, что у них нет времени, чтобы выполнить некую задачу. Причем решение самой задачи потребовало бы на 10 минут меньше, чем эти оправдания. Я сама была таким человеком. Я либо не хотела выполнять задачу, либо боялась, что выполню ее неправильно, поэтому не делала ничего. Мой муж любит напоминать мне мое давнее заявление, что я, мол, никогда не буду пользоваться электронной почтой. Я сопротивлялась технологиям, потому что мне ненавистно было ощущение бессилия, когда что-то переставало работать. Муж всегда говорит, что, если ты жалуешься или встаешь в оборонительную позицию, ты уже проиграл. Наконец я перестала жаловаться и защищать свои слабости. Вместо этого я научилась осваивать технологии, увеличивая свои силы. Теперь я обожаю ту свободу, которую дает мне электронная почта, поскольку благодаря ей я могу работать из дома. Когда-то я ненавидела Facebook и Twitter, пока не наняла человека, который научил меня, как ими пользоваться.

Мы часто не даем себе двигаться вперед, веря, что нам не дают двигаться вперед. Мой друг Майкл всегда говорил мне, что если достаточно долго продержать осла связанным, то, когда развяжешь его, он так и будет стоять. Настолько привыкаешь стоять в тупике, что не двигаешься, даже когда ты уже свободен.

Если ты жалуешься или встаешь в оборонительную позицию, ты уже проиграл.

Что же держит тебя в тупике? Возможно, это вовсе не «стеклянный потолок» и не «липкий пол». Как правило, это тот человек, который стоит между ними – ты сам. Обычно стояние в тупике влечет за собой некий выигрыш. Если можешь обвинить в своих бедах кого-то другого, тебе не приходится брать ответственность за них на себя. Оборотная сторона этого преимущества – в твоей жизни никогда не происходит перемен к лучшему.

Я неустанно восхищаюсь людьми, которые отказываются выдумывать отговорки, чтобы не давать себе жить. Виктор Ризел был газетным колумнистом, который по сей день не позволяет мне выдумывать для себя оправдания. Я никогда с ним не встречалась, но сохранила его некролог и часто перечитываю его.

Он был профсоюзным колумнистом, писал о коррупции, в которой были замешаны гангстеры и профсоюзные работники. Однажды он вышел из ресторана на Манхэттене, и какой-то человек плеснул кислотой ему в лицо. Виктор ослеп на всю жизнь. Его карьера могла на этом и окончиться – еще в 1956 году. Но тот человек, который желал заставить его замолчать, лишь усилил его голос. Виктор продолжал писать и набирать текст своих колонок. Он просыпался ранним утром, и его жена прочитывала ему газету от корки до корки, прежде чем он ехал в редакцию. До нападения его колонка выходила в 193 газетах. Перед тем как он в 1990 году вышел на пенсию, ее печатали 350 газет.

Да как я могу после этого звонить на работу и сказываться больной? Как могу я ныть о том, что что-то или кто-то мне мешает? Как могу я жаловаться на условия работы?

Я и не могу.

Я знавала родителей, которые исключали слова «не могу» из словаря своих детей. Вычеркни их из своего словаря и ты. Это первый шаг, позволяющий не стоять у себя на пути. А вот некоторые другие:

Сохраняй свою силу. Живи, никого не виня, не ища ни в ком недостатков, не превращая себя в жертву. Никто не может заставить тебя чувствовать, думать или делать то, что ты считаешь неприемлемым для себя.

Если не можешь изменить человека, место, ситуацию или учреждение, измени свои мысли, чувства или реакции на них.

Мой приятель Боб говорил: «Если тебе кажется, что жизнь пованивает, вначале проверь собственный подгузник». Может быть, это не твой начальник или коллега посадил тебя в лужу. Может быть, ты сидишь посреди лужи, которую сам сделал, а может быть, причина в твоем собственном негодном подходе.

Если тебе кажется, что жизнь пованивает, вначале проверь собственный подгузник.

Будь собой – но будь наилучшей версией себя. Нравится тебе это или нет, но люди выносят суждения о твоем возрасте, образовании, надежности и опыте, основываясь на маечках, открывающих пупок, блузках с низким вырезом, мини-юбках, татуировках, кольцах в носу и шлепанцах. Если хочешь, чтобы тебя запомнили, позаботься о том, чтобы тебя запомнили именно так, как ты хочешь.

На свете бесконечно много людей, которые могут научить тебя всему, что нужно знать.

Осуществляй свои решения. Мои друзья по группе поддержки любят рассказывать анекдот о лягушках: на бревне сидят четыре лягушки. Три решили спрыгнуть. Сколько лягушек осталось на бревне? Четыре. Те три только приняли решение. Они не подкрепили его действием. Сделай один маленький шажок, который устремит тебя вперед. Позвони. Напиши электронное письмо. Попроси повышения зарплаты.

Стань обучаемым. Мне трудно усваивать новое, потому что мне недостает смирения, чтобы попросить о помощи. Когда я не знаю, как что-то делается, сразу дает о себе знать скрывающееся во мне зерно детского стыда, который говорит мне, что я глупая. Теперь я научилась давать себе разрешение быть ученицей жизни. На свете бесконечно много людей, которые могут научить тебя всему, что нужно знать. Если необходимо, заплати им.

Каков же наилучший способ не путаться у себя под ногами?

Возьми на себя стопроцентную ответственность за собственное счастье и собственный успех. Перестань верить, что кто-то не дает тебе двигаться вперед. Можно придумывать отговорки – а можно способствовать событиям. Решение всегда остается за тобой.

Урок 14
Бог не перестает говорить

Трудно представить себе человека, готового откликнуться на такое объявление:

Мы не предлагаем никакой зарплаты, никакой компенсации, никаких отпусков, никаких пенсий, зато гарантируем много тяжелой работы, скверное жилье, мало утешений, множество разочарований, частые болезни и насильственную или одинокую смерть.

Что это за работа? Вступить в орден сестер Введения во храм Пресвятой Девы Марии.

Как вы можете догадаться, монахини – крепкие орешки. Доминиканские монахини учили меня на протяжении восьми лет в школе Непорочного зачатия в Равенне, штат Огайо. Я никогда не ценила общественный вклад монахинь по-настоящему, пока не посмотрела национальную музейную выставку «Женщины и дух», которая демонстрировала все, что они сделали для строительства школ, больниц и создания благотворительных организаций.

Католические монахини создали самую крупную систему частных школ в нашей стране. Они заложили основу около 110 университетов. Во время Гражданской войны в США они ухаживали и за ранеными юнионистами, и за ранеными конфедератами. Одна монахиня основала страховую компанию для лесорубов, чтобы у них была медицинская страховка. Другая помогала создавать инкубатор для новорожденных. Третья – основать клинику Майо. Сестра Генриетта Горрис, которая помогала перестраивать бедные районы после расовых волнений в Кливленде в 1966 году, жила согласно девизу, который мог бы сейчас признать своим любой бедный пригород: «Не переезжай – улучшай». Еще одна монахиня помогла основать Общество анонимных алкоголиков в Экроне. Сестра Мария Игнасия Гэвин тайком протаскивала пьяниц на койки в больнице св. Фомы, чтобы помочь им протрезвиться.

И – да, некоторые из них вбивают в наши головы таблицу умножения. У меня до сих пор остались шрамы от линейки на костяшках пальцев. Но даже это они делали с любовью. Над одним экспонатом выставки была табличка: «Воспоминания выпускников о католической школе бывают наполнены как горячими, так и болезненными чувствами». Я специально приглядывалась, но розги в экспозиции не нашла.

При каждом повороте и изгибе истории монахини помогали людям и исцеляли их. На гигантском цилиндре значились названия всех орденов, от Обожательниц Крови Христовой до Сестер Ксавье. Они меняли мир не силой, но молитвой и верностью своей миссии – служить другим, миссии, которая непрестанно менялась.

Монахини, которые преподавали у нас на протяжении всей средней школы, учили меня читать, писать, складывать, вычитать и определять время. Они также научили меня понимать, что у каждого из нас может быть не одна миссия в жизни. Когда-то я гадала, чтó Божья воля предназначила мне, силилась выяснить, что же это за одна-единственная задача, которую Бог выбрал для меня одной. Какова моя личная жизненная миссия? Монахини учили меня примером собственной жизни, что миссия человека может непрерывно меняться.

Сестра Мэри Энн Флэннери когда-то преподавала в колледже. Затем стала директором иезуитского молитвенного приюта в Парме, который я зову своим духовным домом. Она говорила мне, что восхищает ее в статусе монахини: «Ты идешь туда, куда ведет тебя милость Господня. Улицы становятся твоей часовней. Твоя любовь к другим становится твоим обетом». Она не ограничивает себя одним призванием. Она знает, что Бог не перестает говорить с ней, и прислушивается к нему ежедневно, ожидая указаний на текущий день.

Самое трудное в уделе монахини – по крайней мере, по словам тех, с кем я разговаривала, – это вовсе не обет целомудрия. Вряд ли кто слышал скандальные новости о том, как монахини идут вразнос и заводят интрижки направо и налево. Самое трудное – это отказаться от всего, что они любили в своем сестринстве, когда их монастыри сливаются и закрываются. Боюсь, монахини ныне вид, находящийся на грани исчезновения.

Монахини научили меня не позволять прежнему слову Божьему мешать последующему слову Божьему. Бог не перестает говорить. Божья воля может заключаться в чем-то одном, а может и во многих вещах, она может меняться по мере того, как меняется жизнь. Они постоянно заново творят себя – по мере того как разворачивается внутренняя эволюция.

Сестра Эванджелина Дойл была моей учительницей в шестом классе. Она старалась изо всех сил, но ей, похоже, не так уж нравилось обучать банду обуреваемых гормонами мальчишек и девчонок. Я выяснила почему, когда она перестала преподавать.

Она была художницей, и ей казалось, что она попросту взорвется, если не будет творить. Она была маленькой и хрупкой, но нападала на глыбу известняка весом 5 тысяч фунтов с молотком и резцом так, как не мог никто другой. Она трудилась в своей мастерской, одетая в пару линялых джинсов и рваный свитер. Долгие годы она была тайным скульптором, создавая свои творения в подвале монастыря. Наконец, она оставила преподавание и посвятила себя целиком своему искусству. Она оставалась монахиней, но подписывала свои работы именем Вандж. Она создала бесчисленное множество картин и скульптур в дереве, известняке и глине, в том числе огромную скульптуру, стоящую перед общественной библиотекой в Экроне. Ее целью было помогать другим ценить красоту во всем, находить во всем Бога.

Божья воля может заключаться в чем-то одном, а может и во многих вещах, она может меняться по мере того, как меняется жизнь.

У меня сохранилась молитвенная карточка с ее похорон. Там была цитата из ее собственных слов: «В камне таится некая тайна жизни, он такой прочный и долговечный! Имея дело с камнем, художник вступает в контакт с тайной Божьего творения».

Мне так и не случилось поблагодарить ее за то, что она показала мне, как сказать «да» своей мечте. Вот почему для меня так важно поблагодарить мою учительницу, преподававшую у нас во втором классе. Сестра Элеонора Уэк учила нас не просто читать; она учила нас читать лик Божий. Она говорила нам, что лик Божий – это не только лицо человека, висящего на кресте, этот лик есть и в природе, в людях, в каждом опыте, который предлагает нам жизнь.

Когда она рассказала классу о своей любви к звездам, один из учеников не спал до позднего вечера, чтобы выяснить, вокруг чего тут столько шума. На следующий день мальчик, задыхаясь от волнения, воскликнул, едва завидев ее: «Сестра, я прошлой ночью видел Орион!»

Сестра Элеонора видела Бога повсюду, особенно в щербатых улыбках шестилетних детей, которым она вытирала носы и завязывала шнурки. Пятьдесят лет она учила сотни ребятишек читать «Дика и Джейн» и сказки доктора Зюсса. Взрослые люди подходили к ней во всех кафе Экрона, чтобы поблагодарить за то, что она внушила им любовь к чтению.

Когда я училась у нее, она начала свой первый учебный день под именем сестры Дисмас. Свой последний день в школе она завершила как сестра Элеонора. Ей было 74 года, и у нее отказывали колени. Я пошла попрощаться с ней и поблагодарить ее.

Она была последней монахиней-доминиканкой из колледжа Богородицы Эльмской в Экроне, которая учительствовала на полную ставку. Одно время в этом ордене было почти 220 сестер, и почти все они были учителями. Она провела свой последний день в школе, обнимая детей, утешая рыдающих матерей и приветствуя бывших учеников. Пришел попрощаться заместитель начальника полиции Экрона. Пришла и я. В табеле, который она выдала мне во втором классе, написано, что она учила меня фонетике, правописанию и арифметике. Там не сказано, что она научила меня любить чтение.

Ты мне не друг, но я вижу в тебе Бога.

В те годы она была облачена в доминиканскую рясу, которая оставляла открытой только лицо и кисти рук. Этого было достаточно. В этих голубых глазах и ласковых руках мы видели, как сильно Бог любит нас.

В табелях, которые ее ученики вклеивали в свои альбомы, не сказано, что она учила их говорить «простите?» вместо «чево?» или проводить хотя бы четыре минуты каждого вечера в молитве – две минуты, говоря с Богом, и две минуты, слушая Его.

– Я стараюсь подготовить их к жизни, чтобы они стали теми, кем Бог предназначил им быть, – говорила она.

После того как дети ушли, она сняла с дверей класса № 109 табличку, на которой было написано «класс сестры Элеоноры».

– Я не плакса, но в сердце своем я плачу, – призналась она.

Перед своим последним звонком она провела еще один, последний урок.

– Что нужно говорить, когда кто-то поступает с вами нехорошо? – спросила она.

Один мальчик встал и произнес:

– Ты мне не друг, но я вижу в тебе Бога.

Сестра улыбнулась и ответила ему:

– Это правило будет поддерживать тебя всю жизнь.

Так и будет. Так и случилось со мной.