Текст книги "Последний свидетель"

Рекс Стаут
Последний свидетель

Глава 1

Мне и раньше приходилось сталкиваться с помощником окружного прокурора Ирвином Мандельбаумом, но я никогда не видел его в зале суда. В то утро, наблюдая, как он трудится, стараясь убедить присяжных жюри взвалить вину за убийство Мэри Виллис на Леонарда Эша, я подумал, что он весьма неплох и мог бы выглядеть даже лучше, если бы чуть-чуть принял спиртного. В его внешности не было ничего примечательного: излишне толстоват и излишне низковат с огромной лысиной и оттопыренными ушами, он не производил особого впечатления. Но зато был деловит и самоуверен без зазнайства. К тому же он изредка прибегал к такому трюку: на секунду замолкал и смотрел на присяжных молящими глазами, как будто ждал, что кто-то из них подскажет ему что-нибудь полезное. При этом он неизменно поворачивался спиной к судье и защитнику, так что тем не было видно его физиономии. Но я-то со своего места в зале его видел прекрасно.

Суд шел уже третий день.

Мандельбаум вызвал своего пятого свидетеля, смертельно перепуганного тщедушного человечка с длинным носом. Его звали Клайд Бэгби. Свидетель пробормотал слова присяги, уселся на свое место и уставился бегающими карими глазками на Мандельбаума, как будто видел в нем свою последнюю надежду.

Мандельбаум спрашивал доброжелательно, стараясь подбодрить свидетеля:

– Род ваших занятий, мистер Бэгби?

Свидетель проглотил слюну:

– Я президент фирмы «Отвечает Бэгби, Объ».

– Под «Объ» вы подразумеваете «Объединенная»?

– Да, сэр.

– Вы владелец фирмы?

– Мне принадлежит половина акций, вторая половина у моей супруги.

– Как давно вы занимаетесь этим делом?

– Тридцать пять лет, даже тридцать пять с половиной.

– Что это за бизнес? Пожалуйста, расскажите об этом присяжным.

Бэгби скосил глаза, бросил мимолетный взгляд на присяжных, но тут же опять уставился на прокурора.

– Ответы на телефонные звонки, только и всего. Вы знаете, что это такое.

– Да, но, возможно, кто-то из присяжных не знаком с таким видом сервиса. Пожалуйста, поподробней.

Свидетель облизал губы.

– Ну, вы – владелец. Или представитель фирмы. Или у вас целая организация. И есть телефон. Но вы же не все время сидите на месте, и, наверное, должны знать о тех, кто звонит в ваше отсутствие. Вот вы и обращаетесь в бюро обслуживания, отвечающее на телефонные звонки. В Нью-Йорке таких контор несколько десятков, они расположены в разных частях города, имеют филиалы и в пригородах. У них огромная клиентура. Мое собственное бюро не такое мощное, потому что я специализировался на обслуживании отдельных клиентов, квартир и частных домов, а не фирм и организаций. У меня имеются четыре офиса в районе действия разных АТС: Граммерси, Плаза, Трафальгар и Райнлендер. Я не могу работать из одного централизованного офиса, потому что…

– Извините меня, мистер Бэгби, но мы не будем вдаваться в технические проблемы. Находится ли одно из ваших бюро в доме 612 по Восточной Шестьдесят девятой улице в Манхэттене?

– Да, сэр.

– Опишите свой офис, находящийся по этому адресу.

– Ну, это мое самое последнее бюро, открытое всего лишь год назад, и самое маленькое, потому что не занимает помещения в каком-либо официальном здании, а расположено в обычном жилом доме. Так пришлось поступить в связи с трудовым законом. Ты не имеешь права задерживать женщин на работе позднее двух часов дня в здании, отведенном под офисы, если только это не государственное предприятие. Ну, а я должен обеспечить своим клиентам круглосуточное обслуживание. Поэтому в бюро на Шестьдесят девятой улице у меня четыре оператора на трех коммутаторах, четыре девицы, и все живут тут же, в этом самом доме. Таким образом одна из них дежурит с восьми утра до двух часов дня, другая… Я не то говорю: с восьми вечера до двух ночи, вторая смена от двух часов и далее. После девяти часов дежурят сразу по три девушки, каждая на своем коммутаторе, потому что днем самая большая нагрузка.

– Коммутаторы установлены в одной из комнат жилого дома?

– Да, сэр.

– Расскажите присяжным, как выглядят ваши коммутаторы и как они работают.

Бэгби едва метнул взгляд в сторону присяжных, чтобы тут же обратиться к прокурору.

– По сути дела они ничем не отличаются от коммутаторов в любом крупном учреждении. Шкаф с гнездами для вилок. Конечно, телефонная компания обеспечила их проводной связью с аппаратами моих клиентов. Каждый коммутатор рассчитан на шестьдесят номеров. На всех клиентов заведена карточка с его именем, которое стоит также под небольшой лампочкой и гнездом. Когда кто-то набирает номер клиента, загорается его лампочка и одновременно со звонком аппарата у нас включается зуммер… Сколько звуковых сигналов должна оставить без внимания девушка, прежде чем вставить в гнездо вилку, специально оговаривается клиентом. Одни просят, чтобы она подключалась после трех сигналов, другие требуют, чтобы ждала подольше. У меня есть один клиент, который определил паузу в пятнадцать сигналов! Это своего рода индивидуальное обслуживание, которое обеспечивается нашим клиентам. Огромное бюро с тысячами номеров просто не в состоянии пойти на такие условия. Это обычно коммерческие предприятия, им впору обслужить без проволочек все поступающие звонки. Ну, а для меня каждый клиент – свой, если можно так выразиться. Мы гарантируем качество обслуживания и сохранение тайны.

– Благодарю вас, мистер Бэгби.

Мандельбаум повернулся к присяжным, выражая им сочувствие своей обворожительной улыбкой.

– Я не очень-то разбираюсь в тонкостях вашего бизнеса, поэтому заранее прошу простить меня, профана, если мои вопросы покажутся вам наивными… Когда на щите загорается лампочка вашего клиента и девушка пропускает условленное число сигналов зуммера, она вставляет вилку в гнездо и подключается к линии, верно?

Мне показалось, что легкомысленный тон Мандельбаума неуместен на заседании суда, где речь идет о жизни и смерти обвиняемого, и я повернулся, чтобы посмотреть, как на все это реагирует Ниро Вулф. Однако достаточно было одного взгляда на него, чтобы понять, что он твердо придерживается избранной им роли несчастного мученика, и не желает поэтому обращать внимания на какие-либо действия прокурора.

Пришло время объяснить, как мы с Ниро Вулфом оказались в суде.

В этот утренний час в соответствии с раз и навсегда установленном расписанием Вулфа, он находился бы в теплице, устроенной на крыше старого дома из коричневого кирпича на Западной Тридцать пятой улице, гонял бы Теодора во славу своей знаменитой коллекции орхидей… Возможно, даже запачкал бы собственные руки в земле… В 11 часов, помыв руки, он спустился бы на специальном лифте в свой кабинет на первом этаже, втиснул свое непомерно тучное тело в столь же непомерно огромное кресло за письменным столом, позвонил бы Фрицу, чтобы тот принес пиво, ну и принялся тиранить Арчи Гудвина, то есть меня. Он дал бы мне какие-то указания, которые показались ему своевременными и желательными. Это могло быть все, что угодно – от перепечатки делового письма на машинке и до установления слежки за каким-нибудь типом, в результате чего наверняка увеличился бы вклад Вулфа в местном отделении банка и возросла его слава лучшего частного детектива в Сан-Франциско. А сам он обсуждал бы с Фрицем меню предстоящего ленча.

Но все это не состоялось, потому что Вулф был вызван официальной повесткой в суд для дачи показаний по делу Леонарда Эша.

Вулф вообще никуда не выходил из дома, а тем более не собирался этого делать, чтобы занять место на скамье для свидетелей. Но он был частным детектив и ему приходилось мириться с подобными вызовами – одним из непременных неприятных сторон его профессии. С ними он не мог не считаться, если хотел получать гонорары от своих клиентов. Но в данном случае и это не оправдывало его явку в суд. Леонард Эш явился в нашу контору примерно пару месяцев назад, чтобы нанять Вулфа, но тот выставил его вон. Так что в перспективе Вулфу не светили ни деньги, ни слава.

Что касается меня, то я тоже был вызван повесткой, но только для подстраховки: меня бы не пригласили, если бы Мандельбаум не решил, что показания Вулфа потребуют подтверждения и дополнения, в чем я сильно сомневался.

На мрачную физиономию Вулфа было неприятно смотреть, поэтому я снова обратил свой взор на участников представления.

Отвечал Бэгби:

– Да, сэр, она вставляет вилку и говорит: «Дом мистера Смита» или «Квартира мистера Джонса» или то, что просил ее отвечать клиент. После этого она сообщает, что мистер Смит отсутствует и справляется, не надо ли ему что-нибудь передать. И далее действует в зависимости от обстоятельств. Я уже говорил, что у нас специализированное обслуживание. Так что очень часто оператор записывает то или иное сообщение для наших клиентов.

Мандельбаум кивнул:

– Я думаю, теперь мы имеем ясное представление о вашей деятельности. Теперь, мистер Бэгби, прошу вас посмотреть на джентльмена в темно-синем костюме, сидящего рядом с офицером. Он – обвиняемый в данном судебном разбирательстве. Вы его знаете?

– Да, сэр. Это Леонард Эш.

– Где и когда вы с ним познакомились?

– Он пришел ко мне в офис на Сорок седьмой улице в июле месяце. Сначала позвонил, потом сам явился.

– Не припомните ли какого числа?

– Двенадцатого июля. В понедельник.

– Что он сказал?

– Спросил, как работает моя служба ответов на телефонные звонки. Я ему все растолковал. Он заказал нам обслуживание его домашнего телефона в квартире на Восточной Семьдесят третьей улице. Уплатил наличными за месяц вперед. Его телефон следовало прослушивать в течение суток.

– Он настаивал на специальном обслуживании?

– Мне он ничего не говорил, но через пару дней предложил 500 долларов Мэри Виллис, если она…

Свидетеля прервали сразу с двух сторон: защитник Джимми Донован, имя которого вот уже десять лет стояло первым в списке адвокатов, специализирующихся по крупным криминальным делам в Нью-Йорке, который даже вскочил со стула, и Мандельбаум, поднявший кверху ладонь, дабы остановить Бэгби.

– Одну минуту, мистер Бэгби. Отвечайте только точно на мои вопросы. Стал ли мистер Леонард Эш вашим клиентом?

– Конечно. У меня не было оснований отказывать ему.

– Какой номер его домашнего телефона?

– Райнлендер 23–838.

– Было ли отведено место для его имени и номера телефона на одном из ваших коммутаторов?

– Да, сэр, на одном из трех, в конторе на Восточной Шестьдесят девятой улице. Это район Райнлендера.

– Кто обслуживал коммутатор, связанный с квартирой Леонарда Эша?

– Мэри Виллис.

В битком набитом зале поднялся шепоток и началось легкое движение. Судья Корбетт повернул голову, грозным взглядом призывая присутствующих к порядку, но тут же возвратился к исполнению своих прямых обязанностей.

Бэгби продолжал:

– Разумеется, по ночам одна девушка обслуживает три коммутатора. Поочередно. Но днем каждая из них, как минимум, пять дней в неделю работает на своем коммутаторе, чтоб лучше запомнить клиентов. Иногда даже шесть дней.

– И номер Леонарда Эша находился на панели Мэри Виллис?

– Да, сэр.

– После того, как Леонард Эш стал вашим клиентом и был определен коммутатор для его обслуживания, не заметили ли вы чего-нибудь особенного, что привлекло бы ваше внимание к нему самому или к номеру его телефона?

– Заметил, сэр.

– Что и когда? Сначала ответьте когда?

Бэгби на секунду задумался, понимая, что дает показания под присягой и, очевидно, опасаясь допустить какую-либо неточность:

– Это был четверг, через три дня после того, как Эш договорился об обслуживании. Пятнадцатого июля. Мэри позвонила ко мне в офис и сказала, что хочет поговорить со мной наедине об очень важном деле. Я спросил, можно ли отложить нашу беседу до шести часов, когда она освободится от работы, и она согласилась. В самом начале седьмого я поехал на Шестьдесят девятую улицу и зашел к ней в комнату. Она рассказала мне, что Эш накануне позвонил ей и попросил о встрече с тем, чтобы якобы обсудить детали, связанные с обслуживанием его номера. Она ответила, что подобные разговоры следует вести с хозяином, но он настаивал…

Тут свидетеля прервал приятный, но весьма твердый баритон Джимми Донована:

– Считаю уместным напомнить, что свидетель не может давать показания, касающиеся беседы мистера Эша и Мэри Виллис, если сам он при этом не присутствовал.

– Безусловно, – сразу же согласился Мандельбаум. – Он сообщит нам, что услышал от Мэри Виллис в этом разговоре.

Судья Корбетт подтвердил:

– Этого следует твердо придерживаться. Вам понятно, мистер Бэгби?

– Да, сэр… – Бэгби запнулся. – Я хотел сказать, Ваша честь.

– Тогда продолжайте. Что сказала вам Мэри Виллис, и что ответили вы ей?

– Ну, сказала, что согласилась с ним встретиться, потому что Эш театральный режиссер, а она мечтала о карьере актрисы. Правда, тогда я не знал о ее тяге к сцене. Она отправилась в его офис на Сорок пятой улице, как только закончила дежурство на коммутаторе, и после недолгого разговора на общие темы он попросил ее прослушивать все телефонные разговоры по его домашнему телефону в дневное время. Иными словами она должна была подключаться к его линии всякий раз, когда загоралась лампочка на его щитке. Когда лампочка гасла, последнее означало, что кто-то в доме поднял трубку. Ну, а вечером она должна была звонить ему и отчитываться. По ее словам, Эш долго ее упрашивал. Он отсчитал пять стодолларовых купюр и предложил ей. Она долго не соглашалась и он обещал добавить еще тысячу.

Бэгби замолчал.

Мандельбаум сразу же задал вопрос:

– Она еще что-нибудь вам сказала?

– Да, сэр. Сказала, что понимает, что была обязана наотрез ему отказать, но ей не хотелось портить с ним отношения, поэтому она решила поводить его за нос. Ему она заявила, что ей надо день-другой подумать. В разговоре она дала мне понять, что клиента интересовали звонки к его жене, и, помимо всех прочих соображений, она ни за что не согласилась бы за ней шпионить, потому что он женат на Робине Кин, ее кумире. Далее она сказала, что приняла следующее решение. Во-первых, сообщить мне о состоявшемся разговоре, потому что Эш был моим клиентом, а она работала у меня. Во-вторых, предупредить Робину Кин, потому что если не ей, то Эш наверняка поручит кому-то другому шпионить за женой. Мне пришло в голову, что истинной причиной ее намерения встретиться с Робиной Кин могла быть надежда…

Мандельбаум вновь прервал его:

– Ваши личные соображения не имеют значения, мистер Бэгби. Сказала ли вам Мэри, в чем заключалось ее третье намерение?

– Да, сэр. Она собиралась рассказать Эшу о своем намерении сообщить все его жене. Она считала себя обязанной именно так поступить, потому что в начале разговора с Эшем обещала ему сохранить все в тайне, ну и, по ее мнению, было бы нечестно обмануть его доверие.

– Сказала ли она вам, когда собирается осуществить свои намерения?

Свидетель утвердительно кивнул:

– Ну, во-первых, она сообщила о разговоре мне. Упомянула и о том, что позвонила Эшу и пообещала приехать к нему в офис в семь часов. Это было довольно необдуманно с ее стороны, потому что в этот день у нее была вечерняя смена, так что ей следовало вернуться на работу к восьми часам. Кроме того, она лишила меня возможности отговорить ее от подобного поступка. Я поехал вместе с ней на такси до Сорок пятой улицы, где находилась контора Эша, по дороге стараясь ее переубедить, но у меня ничего не вышло.

– Что вы ей сказали?

– Пытался убедить ее отказаться от своих намерений. Если бы она осуществила все то, что хотела, то, возможно, это не принесло бы вреда моему делу, хотя определенно я не мог бы так сказать. Вот я и предложил ей самому переговорить с Эшем. Я б ему сказал, что Мэри передала мне суть его предложения, и поэтому я не желаю его иметь в числе своих клиентов, после чего можно было бы со спокойной совестью забыть обо всем этом. Но Мэри решила во что бы то ни стало предупредить Робину Кин, а чтобы это сделать, ей было необходимо взять обратно данное Эшу слово. Я не отставал от нее, пока она не вошла в лифт, чтобы подняться к Эшу, но мое красноречие на нее не подействовало.

– Вы с ней не поднимались наверх?

– Нет, это ничего бы не изменило. Она вбила себе в голову, что должна поступить непременно таким образом, и я был бессилен что-либо сделать.

Так вот, значит, как оно было, подумал я про себя. Хуже быть не может. Я посмотрел на Вулфа, но у него были закрыты глаза, так что я повернулся в противоположную сторону, чтобы выяснить, как воспринимает происходящее джентльмен в темно-синем костюме. Несомненно, Леонарду Эшу тоже казалось, что хуже быть не может. Глубокие морщины, избороздившие его смуглое лицо и запавшие черные глаза, послужили бы находкой для художника, которому требуется натурщик для изображения человека, приговоренного к смертной казни. Если дело и дальше пойдет таким темпами, то дня через три Мандельбаум вместе с присяжными далеко продвинут его в этом направлении. Смотреть на Эша не доставляло мне удовольствия, поэтому я живехонько отвел глаза, избрав на этот раз объектом для наблюдения его супругу, сидевшую в первом ряду на скамьях для публики.

Лично я никогда не причислял Робину Кин к своим идеалам, но она была хороша в своих шоу. Впервые оказавшись в суде, она держалась превосходно. То ли действительно была верной и преданной женой, то ли безукоризненно играла эту роль. Она была одета неброско и вела себя достаточно скромно, но в то же время не притворялась, будто позабыла о своей молодости и красоте. Можно только строить догадки, каковы были подлинные взаимоотношения между этой куколкой и ее немолодым и некрасивым мужем, и всех присутствовавших, по всей вероятности, как раз и занимал этот вопрос. Высказывались самые разнообразные мнения. По одной версии, Робина боготворила своего супруга, он являлся для нее идеалом, так что с его стороны было безумием подозревать ее в каких-то левых связях. Противоположная точка зрения заключалась в том, что мисс Кин оставила сцену только для того, чтобы развязать себе руки и иметь больше свободного времени для случайных друзей, в отношении которых проявляла полную неразборчивость, и только такой простофиля, как Леонард Эш, не мог этого сразу понять. Существовали и промежуточные мнения. Я не был подготовлен для подобных дебатов. Если судить по внешности Эша, можно только диву дивиться, как это она согласилась связать судьбу со столь невзрачным, жалким типом. Но, конечно, нельзя было скидывать со счета то, что вот уже два месяца он находился под стражей и ему было предъявлено обвинение в убийстве.

Мандельбаум добивался того, чтобы присяжные придали должное значение показаниям свидетеля.

– Значит вы не поднимались в офис Эша с Мэри Виллис?

– Нет, сэр.

– Поднялись ли вы туда позднее, уже после того, как она вошла в лифт?

– Нет, сэр.

– Виделись ли вы с Эшем в тот вечер?

– Нет, сэр.

– Разговаривали ли вы с ним по телефону?

– Нет, сэр.

Посмотрев на Бэгби, а мне доводилось видеть множество людей под подобным артобстрелом, я решил, что либо он говорит правду, либо – искусный лжец, но последнему как-то не верилось.

Мандельбаум продолжал:

– Чем вы занимались в тот вечер после того, как Мэри Виллис поднялась в лифте к Эшу?

– Я поехал в ресторан, где условился пообедать с приятелем. Это ресторан Хорнби на Пятьдесят второй улице. А после этого, примерно в половине девятого, отправился в свой Трафальгарский офис на углу Восемьдесят шестой улице и Бродвея. У меня там шесть коммутаторов. В этот день дежурила новенькая девушка, я какое-то время понаблюдал за ее работой, потом сел в такси и поехал через парк домой на Восточную Семнадцатую улицу. Вскоре после возвращения домой мне позвонили из полиции и сообщили, что Мэри Виллис нашли убитой в моем Райнлендерском бюро. Я немедленно поспешил туда. Перед домом стояла толпа, меня провел наверх офицер.

Он замолчал, чтобы проглотить слюну, выдвинул немного вперед подбородок и заговорил громче:

– Они ее не трогали. Распутали и сняли с ее шеи шнур от вилки, а в остальном она так и осталась лежать на выступе коммутатора лицом вниз… Они потребовали, чтобы я ее опознал, и мне пришлось…

Свидетеля не прерывали, но я почувствовал толчок в бок и услышал сказанные мне над ухом слова.

– Мы уходим. Пошли.

Ниро Вулф поднялся, пробрался, задевая колени соседей, и направил свои шаги в конец зала. Несмотря на свой внушительный вес, он мог двигаться куда проворнее и изящнее, чем можно было бы предположить. Может быть, именно поэтому никто не обратил внимания на наше бегство. Я предположил, что какое-то дело, не терпящее отлагательства, побудило Вулфа совершить столь легкомысленный поступок. Мог он, например, позабыть отдать какое-то распоряжение Теодору в отношении своих обожаемых орхидей и теперь рвался к телефону исправлять упущенное. Но я ошибался. Он равнодушно прошел мимо всех автоматов прямиком к лифту и вызвал кабину, чтобы спуститься вниз. Поскольку кругом было полно народу, я не стал задавать вопросов. Мы вышли, и Вулф повернул в направлении к Центральной улице.

Пройдя немного, он прислонился спиной к гранитной стене здания суда и произнес:

– Нам необходимо взять такси, но сперва поговорим.

– Нет, сэр, – заговорил я решительно, – сначала выслушайте меня. Мандельбаум закончит с этим свидетелем с минуты на минуту, перекрестный допрос едва ли продлится долго, Донован вообще может от него отказаться, а вам было сказано, что следующая очередь ваша… Следом за Бэгби. Раз вам понадобилась такси, значит вы возвращаетесь домой, а это…

– Я не поеду домой. Не могу.

– Правильно. Если вы туда поедете, вас все равно заставят вернуться назад, да к тому же оштрафуют за оскорбление суда. Не говоря уже обо мне. Я же тоже получил повестку. Так что я возвращаюсь назад. Куда вы едете?

– В дом 618 по Восточной Шестьдесят девятой улице.

Я фыркнул:

– Всегда этого боялся! Так срочно? Дело не может ждать?

– Не может. По дороге объясню.

– Я возвращаюсь в зал заседаний.

– Нет, ты мне нужен.

Как и любому человеку, мне нравилось чувствовать себя необходимым, поэтому я повернулся, пересек боковую дорожку, знаком попросил проезжающее мимо такси подъехать к тротуару и распахнул дверцу. Вулф сел первым, – я следом. После того, как он с трудом занял максимально удобное для себя положение, откинувшись на сомнительно мягкое сидение, я сообщил водителю адрес и задал вопрос:

– Выкладывайте. Я частенько выслушивал ваши объяснения, но это должно быть очень убедительным!

– Это же абсурд! – заявил Вулф.

– Конечно. Давайте вернемся, пока не поздно.

– Я имею в виду версию мистера Мандельбаума. Я соглашусь, что Эш мог убить эту девицу. Соглашусь, что его ревность могла стать манией, поэтому мотив, предложенный свидетелем, мог бы считаться убедительным. Но он же не окончательный идиот. При сложившихся обстоятельствах, – а я сомневаюсь, что мистер Бэгби что-то напутал, – я отказываюсь верить, что Эш был таким ослом, что отправился в это время в их бюро и убил девицу. Ты же присутствовал в тот день, когда он заявился ко мне. Ты веришь в такую возможность?

Я покачал головой:

– Я не берусь судить. Объясняете вы. Однако я тоже читал газеты, а еще болтал с Лоном Коэном из «Газетт» об этой истории. Вовсе не следует утверждать, будто бы Эш поехал туда ухлопать девицу. Версия Коэна такова: какой-то мужчина позвонил Эшу, голос он не узнал. Ему сказали, чтобы он приехал в бюро Бэгби на Шестьдесят девятой улице. Дескать, вместе они сумеют уломать Мэри. Эш туда помчался. Дверь бюро была открыта настежь. Он увидел мертвую девицу, на шее у нее был шнур. Тогда он распахнул окно и стал звать полицию. Конечно, если вам нравится, можно допустить, что Бэгби лгал, уверяя, что не звонил Эшу, и что он такой заядлый бизнесмен, что скорее согласился бы убить своего работника, нежели терять клиента…

– Пф. Дело вовсе не в том, что мне нравится, а в том, что не нравится. Мне не понравилось сидеть на этой проклятой деревянной скамье рядом с женщиной, от которой так сильно пахло. Вскоре меня должны были вызвать для дачи свидетельских показаний, и я вынужден был бы подтвердить показания мистера Бэгби, как тебе хорошо известно. Это было невыносимо. Полагаю, что если Эш будет осужден за убийство на основании версии Мандельбаума, это станет судебной ошибкой, а я не желаю в этом участвовать. Мне было нелегко подняться и уйти. Ведь я не могу вернуться домой. В противном случае они явятся ко мне и потащат назад на свидетельское место.

Я не спускал с него глаз.

– Давайте посмотрим, правильно ли я вас понял. Вам невыносима перспектива содействовать осуждению Эша за убийство, потому что вы сомневаетесь в его виновности. Вот вы и сбежали. Правильно?

Шофер повернул к нам голову и с уверенностью заявил:

– Конечно, он виновен.

Мы не обратили внимания на его слова.

– Кажется, ты близок к истине, – буркнул Вулф.

– Если вы думаете, что я сбегу с вами и буду оштрафован, правда, штраф заплатите вы, то не пытайтесь задурить мне голову. Я знаю, вы скажете, что сомневаетесь в виновности Эша, но предполагаете, что он не будет осужден, потому что мистер Мандельбаум не начнет процесса, не имея бесспорных доказательств. Скажете также, что наш банковский счет нуждается в пополнении, что является чистейшей правдой. Вот вы и решили посмотреть, не сможем ли мы отыскать что-то такое, чтобы ткнуть мистера Мандельбаума, предполагая, что если мистер Эш позднее будет по-настоящему благодарен, какой-то пустяковый штраф за неявку для дачи свидетельских показаний окажется сущей ерундой. Как все это будет осуществлено?.. Вы напридумываете для меня кучу поручений. А сами, при нормальном положении вещей, отправитесь домой и вкусно позавтракаете. Но это исключается, потому что они явятся за вами. И поручения придется выполнять нам обоим. Если дело обстоит так, то будем считать, что сегодня прекрасный день, и я согласен с вами, что от той особы нестерпимо пахло, но чем? «Цветком страсти» по 80 долларов за флакон… Что мы собираемся делать на Шестьдесят девятой улице?

– Не имею понятия.

– Замечательно. Я тоже.