Текст книги "Аллергия на ложь"

Однако Наталья Сергеевна с ней не соглашалась, аргументируя это тем, что по позднему времени транспорт уже не ходил, а значит, вернуться на вокзал мальчишка не смог, поэтому ночевал в парке на скамейке.

Куда он направился потом, обе дамы придумать не могли. Вероятно, заблудился в мегаполисе, поскольку слабоумный. Но его, конечно, найдут.

Затем Людмила Михайловна поделилась с Натальей Сергеевной свежайшей информацией о том, что ее пожилая мама видела, как буквально десять минут назад от особняка юриста отъезжала полицейская машина с двумя некрупными чинами. Похоже, Бобров решил обратиться в органы по поводу исчезновения, а так как дело касается ребенка, то заявление приняли сразу. Да и схвачено у юриста все в районном отделении, иначе и быть не может.

Однако Наталья Сергеевна возразила Людмиле Михайловне, что не прямо сейчас это произошло, а несколько раньше. Ей доподлинно известно, не важно от кого, что чины осмотрели дом, поговорили с хозяином и домработницей, та показала полицейским Ванину визитку, которую нашла в двери его московской квартиры. Сказала – и Бобров подтвердил, – что мальчик изготовил таких визиток штук двадцать, и не на принтере распечатал, а, вырезав из картонной коробки прямоугольники, расписал их цветными фломастерами.

– Это лишний раз подтверждает, что мальчик с отклонениями, – подвела итог Людмила Михайловна, не огорчившись, что ее сведения были не вполне свежи и подробны, тем более что огорчаться глупо, если двоюродная сестра Натальи Сергеевны замужем за сержантом местной ДПС, а при наличии мобильной связи бабий телеграф работает в разы быстрее.

«Сами вы с отклонениями!» – сердито подумала Влада.

Отличный, замечательный человек Иван, очень взрослый в свои тринадцать, серьезный и вдумчивый!

Ему нравится работать руками, в маму пошел. У Влады тоже имелась его визитка, вручил, когда только-только они познакомились. Важный такой был, гордый, визитки у него, видите ли… Целая стопка. Извлек одну из забавного такого чехольчика, сплетенного из бечевки техникой макраме. Пояснил, что чехольчик этот был на самом деле ключницей, в нем его мама ключи носила. Вещь уникальная. Было таких всего две, но вторая, по маминым словам, сгорела в пожаре.

А вы – глупые курицы, уверенные, что использование плодов цивилизации, изобретенных и произведенных, кстати, не вами, есть признак развитой личности, а бестолковая тусня в толпе безликих сверстников – признак подростковой нормальности и залог всех будущих успехов и побед.

Вежливо попрощавшись с Владой, дамы направились к двери, продолжая тарахтеть.

– А что полицейские в результате сказали? – поспешно спросила она, и обе тетеньки, обернувшись, воззрились на нее с удивлением.

– Влада Константиновна, вы не волнуйтесь, все хорошо, – проговорила Людмила Михайловна ласковым тоном, как говорят с больными.

Надо же, они, оказывается, знают ее по отчеству. Но отчего такой тон, интересно?

– Да, да, все кончилось очень удачно, – закивала Наталья Сергеевна. – Дело решили передать в Москву, поскольку следы подростка ведут туда. Наши районные были весьма тому рады. Мы Евгению Петровну по дороге сюда встретили, она нам и дополнила подробности. У несчастной женщины хотя бы вид немножко посвежее стал. Все-таки столичная полиция, если возьмется за поиски, быстро найдет. Фотографии мальчика Бобров предоставил полицейским со своего телефона, скинул на их служебный. А Евгения Петровна смогла вспомнить, что в тот день мальчик был одет в джинсы и белую рубашку в мелкую клетку. И еще добавила, что мобильник был при нем, она совершенно в этом уверена. Сотрудники полиции все зафиксировали и обещали в Москву переслать. Только не уточнили, в какое отделение: может, по адресу его квартиры, а может, прям на Петровку. Хотя, думается, лишнее все это. Мальчик вполне может оказаться в гостях у какого-нибудь своего московского приятеля. Небось заигрался на компьютере и все на свете забыл.

Значит, пропал.

Ничего утешительного в последних событиях Влада не находила, в отличие от пухлых медработниц, которым по большому счету никакого дела не было ни до Вани, ни до его опекуна, ни до Евгении Петровны.

А Владе – было.

Судя по контексту только что услышанного, Евгения Петровна сообщила полицейским о звонке незнакомца, из-за чего, собственно, и отправился Ваня в Москву так внезапно. Но вряд ли ей известно, что у господина Шабельникова, правой руки юриста Боброва по бизнесу, у того самого дяди Гены, который настолько ей симпатичен, что она разрешает ему разгуливать по дому из комнаты в комнату в отсутствие хозяина и ожидать прихода Антона Дмитриевича, сидя в его кабинете, могут быть серьезные причины избавиться от Ивана. И это очень тревожно.

А также навряд ли экономка знала и посему до сведения полицейских чинов довести не могла, что Ване по электронке пришло приглашение встретиться на следующее утро, и если бы не треклятый вечерний звонок, Влада с Иваном отправились бы к девяти часам утра в парк Сокольники к третьей скамейке слева по центральной аллее. Кстати, мотивом для встречи тоже была информация про опекуна, но с обратным знаком.

Какие еще компьютерные игры, дамочки, что вы несете! Жив ли Ваня?!

По всему выходит, нужно Владе Лукиановой доложить следствию недостающую информацию. Жаль, что не пересеклась она с ментами из района, когда те посещали бобровский особняк. Видимо, как раз в это время хлеб с сыром в себя впихивала и слушала тетки-Танины рулады.

Нужно ехать в Москву. И она поедет, и найдет к кому обратиться. Даже если это будет Линка Росомахина.

– Вау, – оторопело проговорила Ритуся, пропуская в квартиру вслед за бывшей одноклассницей стройного брюнета лет тридцати в блещущем дороговизной костюме и со скандальным пучком на макушке. – Ты с бойфрендом?

– Артем не бойфренд, – буркнула Влада.

– Да? – в голосе Радовой-Анисимовой тугими волнами билось непонимание, а также панический протест тому, что все может оказаться так, как оно выглядит.

Хотя зачем Маргарите завидовать? Ее Женька – прекрасный муж, и Алешеньке скоро четыре. А каков супружник получится из этого красавца, что рядом с Лукиановой, еще большой вопрос. Да и с детками Лада здорово отстает.

Ритка провела гостей в просторную комнату, усадила рядком на диване, сама устроилась в кресле напротив. Темка тут же вытянул левую руку вдоль велюровой диванной спинки, намекая, что приобнял спутницу. Та неслышно фыркнула, но стерпела, дабы ситуация не сделалась совсем уж комичной.

На низеньком столике уже располагались чайные чашки, чайник под грелкой в виде желто-розового слоника, вазочка с печеньем, коробка шоколадного ассорти. Печенье было домашней выпечки, это Влада определила сразу и оценила Риткино гостеприимство.

Переводя внимательный взгляд с одного на другую, Ритка принялась болтать:

– Мой Анисимов на фирме сейчас, вырваться не смог, заказов много. У него фирма своя, сервис-центр «На все руки». Десять человек в штате, не считая уборщиц, но чего их считать, если они на все здание общие. Он, когда фирму регистрировал, думал ее мастерской назвать, но я воспротивилась. «Сервис-центр» красивше звучит, правда? И солиднее, конечно. У нас сыночек, ну, ты про это, наверно, знаешь. Алешенька спит сейчас в детской, еще часик проспит, поэтому время для разговоров имеется. А потом мы можем вместе на прогулку его сводить, тут недалеко детская площадка есть замечательная. Вы ведь временем располагаете? Ты сможешь с масюсеньким нашим пообщаться. С детками общаться – это такая радость, такая радость, ты не представляешь! Алешенька очень развит для своих лет, так что не удивляйся. Евгений тебе привет шлет. Говорит, надо бы как-нибудь встретиться и тоже пообщаться. Школу вспомнить, то-се… Я ему обязательно расскажу, что у тебя… Артем есть. Вы вместе приходите, будем рады.

– Спасибо, – деревянно проговорила Влада. – Артем… у меня… тоже постоянно занят. Вряд ли выберется.

– Отчего же, киска? – оживленно возразил негодяй, улыбнувшись во все два зубных ряда. – Я специально время выкрою для твоих друзей. Предчувствую, будет весело.

Бросив взгляд на застывшее Владино лицо, сообразил, что лучше бы ему заткнуться, а еще лучше скрыться с глаз долой.

Растопыренными пальцами правой руки он коснулся ее комбеза в районе желудка, приблизил губы к ее ушку, куснул за мочку и проговорил, интимно гундося:

– Подожду в машине. Поговори с подругой вволю, киска. Но я буду скучать.

Пружинисто встал с места, повернулся в сторону хозяйки, улыбнулся, глядя в пространство над ее макушкой, отчего улыбка сделалась абсолютно пустой и мимо Ритки летящей, но по форме не придерешься, и произнес:

– Рад знакомству, леди. Евгению привет.

Прежде чем подняться с кресла, чтобы проводить гостя, тугодумка Ритка ошарашенно посмотрела на школьную подругу, ища ответы на шквал не успевших сформулироваться вопросов, и наткнулась на ее невозмутимо-спокойный взгляд и каменную улыбку Джоконды.

Двадцатью минутами позже дверь подъезда распахнулась, и на улицу вышла Влада.

Сидящий за рулем Артем втянул голову в плечи.

Сейчас тебе достанется, ухарь. Если, конечно, она мимо не пройдет на ближайшую автобусную остановку.

Но Влада села на пассажирское сиденье и сказала:

– Спасибо.

А Артем вдруг так сразу оживился, смеяться начал: типа всегда к вашим услугам, леди, только намекните.

А она вдруг сжатым кулачком в щеку его ткнула и сказала:

– Нахал.

А он вдруг этот кулачок аккуратно своей рукой перехватил и поцеловал легонько косточки.

А она кулачок вырвала. Но не сразу. Растерялась, наверно.

Посидели молча, отчего-то несчастные.

Потом Влада заговорила:

– Представляешь, Ритка, такая дурочка…

– Дурочка? Разве? Я думал – ума палата, – грубо сострил Артем и сам понял, что получилось грубо. – Извини.

– Ничего. Бывает. Так вот, Ритуся. Ходила на прием к одной дамочке-экстрасенсу. По секрету от мужа причем. Женька в этом отношении человек очень взвешенный, не разрешил бы. У Ритки часто случаются головные боли, таблетки глотать не хочет, чтобы, как выразилась, печень не посадить. А экстрасенс без таблеток пролечит. За деньги, естественно.

– Любопытно, – отозвался Артем, заводя машину. Ему и вправду стало любопытно. – А почему она дурочка? Напрасно денег шарлатанке дала?

– Да не совсем она шарлатанка оказалась. Голова у Ритки вроде болеть перестала. Правда, неизвестно, надолго ли. Две недели всего прошло с процедуры. А дурочка Ритка потому, что легкомысленная. Мало ли чем ее изляпает экстрасенс в процессе? Он же не святой ангел, а обычный человек. Может, он вообще негодяй в душе. Или психически больной, а косит под неординарную личность. Дипломов и лицензий я могу столько на принтере распечатать и в рамочки поместить, что на стенах места не останется. Короче. Сеанс был групповой, шесть человек присутствовало. Целительница распорядилась, чтобы пациенты друг от друга экранировались, и объяснила, как. Чушь собачья. Вообразить нужно было какой-нибудь щит вокруг себя. Какой кому больше по вкусу. И дело в шляпе. Но от нее, от целительницы то есть, никакой защиты ставить нельзя, а даже напротив – нужно максимально открыться. Иначе она не сможет проводить манипуляции с их аурами. Представляешь? Я раскроюсь перед первой встречной теткой, чтобы она своими грязными лапами в моей начинке шуровала? А откуда я знаю, что она все правильно там нашурует? Из ее рекламного объявления и проплаченных отзывов? И откуда я знаю, что она, наоборот, не навредит? Ведь не проверишь и не докажешь, одни субъективные ощущения.

Артем насторожился:

– А что ты имеешь в виду про «изляпать»? Форма речи такая? Или что-то конкретное?

– Я же объяснила. Все мы морально больные, а значит, заразные. При этом каждый считает себя здоровым, а сам между тем является носителем и распространителем. Но одно дело, если чужой микроб на мою одежду попадет, а совсем другое – в открытую ранку на моей руке. Вот представь ситуацию: лег ты на операционный стол на предмет удаления у тебя аппендицита.

– Не хочу я себе такую ситуацию представлять, – шутливо всполошился Темка. – Давай я другую представлю.

– Давай представим, что некто оказался в такой ситуации. Так пойдет?

– Так пойдет. И что дальше?

– А дальше видит тот самый некто, что инструментарий хирург из помойного ведра извлекает, руки у эскулапа в фекалиях, а резиновых перчаток нет и в помине. Что предпримет наш некто?

Артем хмыкнул, оценив ее смелую терминологию, но возразил:

– Ты слишком плохо думаешь о человечестве, Владислава, причем огульно. Не все же вокруг… в фекалиях. Мне, например, встречались люди порядочные и без дурных наклонностей. Не экстрасенсы, правда, но нам же принцип нужен, не так ли?

– А если принцип, то являться и выглядеть – немного разные вещи, – парировала Влада и тут же добавила, испугавшись, что он о ком-то из близких говорил: – Не обижайся за своих знакомых, Артем. Мы не знаем, что у кого в голове. Мы даже сами себя не знаем.

– Да я что, я не в обиде, – задумчиво произнес он. – Надо же, как все серьезно. Ну а инфекция-то какого толка бывает? И вообще, это все сочинения твоего ума или вычитала где-то?

Влада язвительно спросила:

– Если моего ума, то и всерьез принимать не стоит?

– Отнюдь, – поспешно ответил он. – Твоего ума плоды – они даже ценнее. Особенно если на чужой опыт опираются.

– Виртуоз, – хмыкнула Влада. – И то, и то. А зараза может быть всякая. Например, клептомания. Или обжорство. Или вот тщеславие, как у Ритки. Я про Радову недоговорила. Никогда не замечала за ней тяги к хвастовству. И она, кстати, мне поведала, что целительница в начале сеанса расписывала красочно свои возможности и результаты. В качестве начального психотерапевтического воздействия, я так понимаю. Просто упивалась, когда все расписывала.

– А теперь и твоя Радова что-то такое расписывает?

– Ну ты же слышал…

– Прикольно… – проговорил задумчиво Артем. – Сейчас куда? К другой твоей подруге?

– К другой не надо. Я позвонила ей от Ритки и попросила помочь. Она согласилась. Я отправила Алине по мессенджеру Ванину электронку и его номер телефона. Теперь нужно ждать. Если ее знакомая с Петровки не очень занята, то сразу же выяснит, кто этим делом у них занимается, и эти данные туда передаст. И будет держать нас в курсе. Странно, но Росомахина отнеслась к моей просьбе, как бы это сказать… с сочувствием. Или с пониманием?

– Это ко мне вопрос? Тогда я не знаю.

– Это вопрос ко мне. И я тоже не знаю.

После разговора с Алиной на душе стало немного попросторнее, но саднящее чувство, что больше ничего для Вани сделать Влада не может, сохранилось.

Алина спросила: «Сколько времени прошло?» Влада ответила: «Две ночи и сегодняшнее утро». Алина, помолчав, сказала: «Пока некритично, – и, не дав Владе возразить, добавила: – Поверь моему опыту».

И откуда у нее опыт такой?

Влада уточнять не стала, а поверила.

– Значит, едем домой? – спросил Артем, искоса взглянув на пассажирку. – Мы можем по дороге где-нибудь перекусить.

– Перекусить – это здорово. Обязательно нужно перекусить. Только давай сначала заедем еще в одно место. Хочу кое-что проверить.

И она протянула водителю картонную визитку, расписанную фломастеровыми вензелями.

– Вот по этому адресу.

Иван, в отличие от Влады, не мог сказать точно, сколько прошло времени, зато он знал, где это время проводит.

Отвратительное место и объективно безнадежное.

Сначала был шок, потом – гнев, задним числом. Потом навалился страх.

Со страхом Иван пробовал бороться путем простых рассуждений: если его не убили, значит, он нужен живым.

Надо ждать, и его отпустят.

Дрожь унялась, и он на ощупь открыл рюкзак, попил воды из бутылки. Подумал, что воду, может, нужно экономить, и бутылку убрал. Потрогал стены. Ни одной щели. Подергал створку. На всякий глупый случай подергал. Он помнил лязг, с которым с наружной стороны была наброшена петля навесного замка.

Еще раз попытался оживить телефон. Мобильник был безнадежно убит. Безнадежно, потому что основательно.

Потом он сделал то, чего стыдиться будет до конца дней, – расплакался. Наплакавшись, уснул. Была поздняя ночь.

Сколько спал, знать он не мог, зато точно мог сказать, что в окружающем тесном пространстве не имеется отхожего места. Это его доконало.

Он снова принялся торопливо ощупывать стены и, проведя пальцами по периметру двери, наткнулся на петли, нащупал шурупы.

Какое-то время ушло на раздумья, каким образом и чем можно их открутить. Нечем. Хотя…

Антон Дмитриевич заставил его носить вкладные супинаторы. Якобы у Вани плоскостопие. И с чего он решил? Однако втемяшилось опекуну, и он свозил мальчика в ортопедический салон, где с обеих его ног сняли мерки и изготовили стельки по спецзаказу. Ходить с ними было противно, потому что давили на свод стопы чем-то твердым, похоже металлическим, но Иван решил терпеть, чтобы не сердить Антона. Все же деньги уплачены, время потрачено, да и забота проявлена.

Если внутри стельки окажется металлическая пластина, он сможет использовать ее как отвертку. Даже если пластина пластмассовая, попробовать стоило, иначе он загнется от собственных нечистот быстрее, чем от голода и жажды.

Глупости, узников должны кормить. Их всегда кормят и поят.

Если они узники, а не смертники.

– Слав, звонют! Ты че, не слышишь? – крикнул напарнику Толик, справлявшийся в одиночку с навесным потолком в дальней комнате. – Наверно, пиццу принесли, пойди, выкупи.

Славик аккуратно уложил на табурет фрагмент кафельной мозаики цвета «морской прибой», обтер об тряпку руки, вышел из ванной, извлек купюру из спецовки, висящей на крюке в прихожей, и отправился за пиццей.

Однако пиццы не было, а стояла перед ним парочка страховых агентов. Ан нет, страшнее. Кто-то из администрации района. Или управы. Чувак сильно смахивал на должностное лицо, причем сильно коррумпированное, а его напарница походила на чиновницу, которая предпочитала не демонстрировать явно свои доходы, но, если судить по прическе и маникюру, средств на себя не жалела. Славик про это знал хорошо, потому как его супруга тоже не жалела на себя средств.

Обреченно вздохнув, он крикнул вглубь квартиры:

– Толян, это не пицца. Это из управы инспекция.

И, развернувшись к «проверяющим», зачастил:

– Мы все нормы соблюдаем. Работаем с обеденным для жильцов перерывом. Сегодня и не сверлили. Почти. С утра немножко. И плитку я еще вчера всю сбил, можете убедиться. А если другие претензии, то это к нашему начальству. Я сейчас вам визиточку ихнюю дам.

Артем спросил Владу:

– Тебе нужна ихняя визитка?

Усмехнувшись тихонько, Влада отрицательно качнула головой.

– Спасибо, это лишнее, – сказала она штукатуру-плиточнику. – У меня к вам просьба. Вот такая визитка вам знакома?

Предъявленную картонку Славик брать не стал. Зачем? И так видно.

– Значит, вы не из управы?

– Выходит, так.

– Покедова, – буркнул он и, ухватившись за дверную ручку, попытался мощным торсом выдавить посетителей на лестничную клетку и захлопнуть дверь.

– Ну так что, милейший, знакома вам эта визитка? – повторил вопрос Артем, плечом удержав створку на месте, а поясницей приняв тычок Славикового кулака, сжимавшего рукоятку.

– Ну, знакома. Тетка одна пожилая вчера заходила, в нос совала. Говорит, за косяком дверным ее нашла и спрашивала про пацана, который тут прописан. Он, вишь, достучаться не мог, чтобы ему открыли. Потому что звонка не было, кнопку-то сегодня подсоединили. Он и оставил визитку за косяком. Значит, не нашелся пацанчик пока? А кому ж квартира достанется? Я в том смысле интересуюсь, что вот мы тут ее ремонтируем, корячимся, а может, и не надо это никому? Извиняюсь, конечно. Нам главное, чтобы оплата была. Остальное не наше дело, это вы правильно заметили.

Никаких похожих замечаний Влада и Артем не делали, но хотелось. Не успели, плиточник сработал на опережение.

Влада сказала твердым голосом:

– Найдут. Уже ищут. Если он здесь появится или что-то вы узнаете о нем, не сочтите за труд, позвоните мне по этому номеру.

Аккуратным почерком она написала свой мобильный на обратной стороне Ваниной визитки и протянула штукатуру. Тот молча смотрел на картонку, наморщив лоб. Вздохнул:

– Забыть могу за всякими делами.

– А я вам на память бумажку оставлю, – проговорила догадливая Влада, открывая сумочку.

– Мы вам две бумажки оставим, – опередил ее Артем, прикладывая к визитке две тысячные купюры. – На «с двойным сыром» чтобы.

Попетляв между корпусами девятиэтажек, Артем остановил машину в проулке перед выездом на проспект. Взглянул весело на пассажирку. Дурашливо провозгласил:

– Большое дело сделали, товарищи! Даже два дела! Ура!

Тут же обеспокоившись, что говорит не то и не так, продолжил, все еще оживленно, но уже по-деловому:

– Мы намеревались перекусить. Ты не забыла? Варианты такие: ресторанчик под названием «Котлетная». Суперская котлетная, не пожалеешь. Вариант второй, простецкий – в ближний ТЦ набить желудок фастфудом. Вариант третий: закупить там бургеры и схавать по дороге. Не на ходу, подчеркиваю, а по дороге. Устроим пикник на обочине и дадим конечностям отдохнуть.

Влада, прикрыв веки, улыбнулась. Было бы неплохо, совсем неплохо, дать себе отдых.

Она представила себе опушку молодого леса, белую скатерть, подмявшую высокую траву, и расставленные по скатерти сине-белые эмалированные миски с незамысловатыми яствами: черный хлеб, нарезанный толстыми ломтями, картошку в мундире, вареные яйца, скляночку с крупной солью, огурцы в зябких пупырышках и алые помидоры, и снопик петрушки поверх. И светлый деревенский квас в стеклянной бутылке, запечатанной пробкой из туго свернутого газетного листа.

И чтобы на ней был ситцевый сарафан в меленький цветочек и льняная панамка с большими полями, а на нем сатиновые синие шаровары, а майки не было вовсе, и чтобы они были босы, и чтобы…

«Куда тебя несет?!» – с внезапной яростью подумала она.

И проговорила сухо:

– Вариант четвертый, окончательный. Поехали-ка до дому. Не люблю общепита. И тебе не советую.

Лицо Темкино посерьезнело. На малую долю секунды. Потом разгладилось, и он легко сказал:

– Желание дамы – закон. Тем более что у меня прога одна не доведена, а обещал заказчику завтра сдать.

– Артем, спасибо за помощь! Если бы не ты… – опомнившись, поспешила исправиться Влада.

Коза неблагодарная.

– Обращайтесь, леди, – с улыбкой прервал ее Артем, выводя машину на трассу.

До Тимофеевки они больше не проронили ни слова.

После школы Влада окончила гуманитарный колледж, потом – по профилю институт. С замужеством не торопилась. Не была она этой целью озабочена, не беспокоило ее, что передержится в девках и никто ее, старую, замуж не возьмет, когда и если юные нимфы бегают стаями.

По окончании института ей было все еще двадцать три, и на нее положил глаз взрослый, по тем Владиным меркам, тридцатилетний менеджер крупной лизинговой компании, которая не скупилась на проценты от сделок для своих профессионалов. Менеджера звали Федор по фамилии Игнатюк.

Год длились его ухаживания, и о том, что это ухаживания, Влада узнала лишь после того, как Федор Игнатюк сообщил, что намерен на ней жениться. Он был надежный и рассудительный, словно Ипполит из культового фильма. И совсем не походил на ее отца.

Мамин муж оставил семью, когда Владе шел тринадцатый год. Опасный, сложный возраст. Она очень любила отца. Она не понимала, как это его больше не будет с ними вместе. А будет он с другой какой-то женщиной и с другими, этой чужой женщины, детьми. Она бы возненавидела мать из-за того, что та оказалась такой плохой и такой дурой, отчего папа больше не может с ними находиться. Если бы не одна подробность.

Последний разговор родителей на повышенных тонах был слышен по всей квартире, отец не стеснялся, а мама не могла сдержать почти крика из горла и очень громко говорила, все спрашивала: «Может, ты передумаешь? Может, это просто порыв? Так я все пойму, только уходить не надо».

А он ей сказал спокойно и холодно, что ее не любит и жить с ней не будет. Что надоели ему ее обломанные ногти, немытые волосы и растянутые футболки поверх линялых треников. Ему плевать, что она старается для него и не успевает следить за собой. Успевала бы, если бы хотела. И ушел.

Филиппке, брату, было восемь, и он как-то легче это все пережил. Или делал вид, что все нормально, подумаешь. И даже навещал новую папину семью, пока не вырос. Потом перестал.

А Влада отца не простила. Хуже всего – в душе ее ко всем без исключения представителям мужского пола зародилась неприязнь с сильной примесью презрения и злорадной уверенности в их низости и подлости по природе.

С годами эмоции поутихли, спрятавшись в дальних уголках сознания под напором молодого оптимизма.

Она решила быть мудрой. И мудро рассуждала: «Хватит подросткового максимализма. Жизнь сложнее, она не монохром, она цветная». И позволила себе поверить. И влюбилась.

С первых дней супружества Федя принялся «воспитывать из нее жену», переделывая под себя.

Женщины – народ гуттаперчивый, почти жидкость. В какой сосуд нальешь, такую форму и примет. Особенно любящая женщина. Особенно та, которая страшится мужа потерять, наученная горькими примерами.

Но способы! Они бывают разные. Да и требования… идиотскими.

Муж придирался к пустякам, ища повод устроить ей выволочку. Именно выволочку устроить, а не сделать замечание мягко и без укора. Или, что было бы еще лучше, не высказать пожелания, чтобы жена поступала так-то и так-то.

Замечания касались ее привычек, вкуса, внешности. Он диктовал, в какую одежду она должна одеваться, какого цвета лаком красить ногти, какую прическу носить, какие книги читать, а какие, напротив, читать не сметь категорически. Как подавать на стол, как мыть посуду, как гладить его, Федины, кальсоны и трусы. Как пережевывать пищу, как сморкаться, как сливать воду в унитазе!

Перенеся некую критическую меру унижений, Влада почувствовала, что ей стало трудно обманывать себя. Ее муж – никакой не мудрый воспитатель, а обычный семейный деспот, эгоистичный и мелочный.

Тем не менее Влада послушно и старательно выполняла мужнины повеления, перестраивая себя под его представления о правильном и даже прекрасном, и, получив очередную оплеуху, не теряла оптимизма. Скоро она все в себе исправит, кончится горькая полоса, и жизнь наполнится радостью, как мечталось.

Лишь оптимизм и отчасти пофигизм ее и спасали. Некоторое время. Когда спасать перестали, держалась на гордости.

Ей было стыдно разводиться в первый же год замужества. Она боялась и не хотела толков и перетолков подруг и просто знакомых. И терпела. Где-то вычитала, что первый год бывает одним из самых трудных, а потом притрется, притерпится, полегчает.

Она выдержала два.

Наверно, выдержала бы и дольше. А может, и пообвыклась бы в результате, мозолистой шкурой обросла бы до бесчувствия.

Судьба распорядилась иначе, плеснув в чашу терпения солидную порцию гадости, отчего чаша переполнилась, опрокинулась и развалилась на черепки. Причиной стал подслушанный Владой разговор.

Именно подслушанный, потому что сидеть в гостиной на диване, когда муж и его маменька чаевничают на кухне, попросив подождать вне, стало невыносимо.

Было у них такое обыкновение – свекровь приезжала в гости к сыночку, и родственники уединялись поболтать. Сначала Влада робела, чтобы возразить, потом ситуация сделалась хронической, и возражать было поздно.

Но в тот раз ее проняло, и она решила немножко расстроить их вечеринку. Однако решила как-то нерешительно. Взялась за дверную ручку, а толкнуть медлила. Услышав обрывок разговора, не смогла не послушать его окончание.

Муж делился с родительницей интимными подробностями супружеской жизни. Такими, что от стыда и негодования у Влады запылали щеки. А потом он спрашивал маменькиных советов и получал их. Потом свекровь поинтересовалась, не жалеет ли он, что выбрал эту, а не ту, и не звонит ли той, и не встречаются ли по старой дружбе, и он ответил, что эта, конечно, скучновата и простовата, но все-таки есть шанс сделать из нее что-то приемлемое, а та… Та, конечно, классом выше… Но, ты же понимаешь, мам, с ней не сладишь. Она же львица!

И оба понимающе рассмеялись. Тихонечко, чтобы Владе слышно не было.

А ей было слышно все.

Ей очень хотелось убраться отсюда, пока эти двое упиваются чаем и общением, и она совершила совсем уж дикий поступок.

Опасаясь, что кто-то из них прямо сейчас направится размять ноги до клозета, подперла кухонную дверь тумбой из прихожей, а на тумбу взгромоздила галошницу, а потом, выдрав шланги из стиралки, припечатала баррикаду машинкой.

На вопли она внимания не обращала. Несчастная, свирепая, свободная. Уже свободная.

Поначалу жила в съемной квартире. Не хотела ничего рассказывать маме, бабушке, брату. И братовой семье. Филипп женился, его Лизавета родила ему сына, второй был на подходе.

Но правда вскрылась, когда маме позвонила скандалить бывшая свекровь. Она совершенно напрасно звонила: у Влады не имелось никаких претензий – ни квартирных, ни финансовых, у них к Владе тем более не должно было быть ничего такого. Но бывшая лаяла в трубку о неблагодарной простолюдинке, которую подобрал ее сын, и много сделал для нее, и она сама, свекровь то есть бывшая, тоже очень и очень чего для нее, Влады, сделала, а та так поступила, опозорила, и прочее, и прочее.

Мама повесила трубку, а потом набрала номер дочери и сказала: «Приезжай». И они вдвоем плакали потом весь вечер, а после Владе стало легче.

Но цену природного явления под названием «самец человека» Влада усвоила окончательно и бесповоротно.

Забывать ей об этом не надо.

Волнение в душе, неожиданное, глупо-радостное, следует задавить.

Она и задавила. При первом его шевелении задавила, как ядовитую гадину.

Нельзя, Влада. Берегись.

Чтобы снова горя не случилось.

– Высади меня здесь, пожалуйста, – попросила Влада, когда они проезжали мимо бывшего клуба.

– Как скажешь, – сухо проговорил Артем, тоже заметивший возле ступеней библиотеки долговязую фигуру юриста Боброва, а поодаль – сияющую темно-синими боками, стеклами, зеркалами его бешено дорогую тачку. – Но ты собиралась пообедать. Хотя мне плевать.

И высадил, и уехал, рванув с места до визга покрышками.

– Есть новости? – подойдя к Ваниному опекуну, спросила Влада.

– Добрый день, Владислава Константиновна. Если вы спрашиваете про Ивана, то ничего утешительного. Мне позвонили из полиции и сообщили, что проверили, как это у них полагается, морги, больницы, социальные гостиницы – и безрезультатно. Опрос свидетелей ничего не дал за неимением оных по позднему времени. Камерами видеонаблюдения дом Ивана не оснащен, как и близлежащие здания. Посетили его бывшую гувернантку, она ничего не знает. Разместили объявления в интернете, откликов нет. Все глухо и тухло.